Текст книги "Римская история в лицах"

Автор книги: Лев Остерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 81 страниц)

«Однако хватит домыслов и рассуждений, – воскликнет нетерпеливый читатель, – твоему Цезарю пора действовать!» И будет прав. Вернемся же на землю. Пока что на землю Испании. О деятельности Цезаря там за время квестуры нам ничего существенного не известно. Через год он возвращается в Рим.

Но это уже не тот Цезарь, что год назад, влекомый смутным честолюбием, добивался популярности в народе. Теперь он знает, чего хочет. Право заседать в сенате не кружит ему голову. Он понимает, что ему, племяннику Мария, не получить поддержки сената. Его путь наверх будет опираться на любовь народа! Разве не она, вопреки сенату, вознесла Мария на вершину власти в Риме? Полезно было бы заручиться поддержкой и тех, кто уже пользуется влиянием в народе, обладает реальной силой и не очень ладит с сенатом. Это, конечно же, Помпей и Красс. Как раз сейчас, в 67-м году, трибун Габиний, в пику сенату, призывает народ вручить Помпею чрезвычайные полномочия для борьбы с пиратами. Цезарь открыто выступает в поддержку закона Габиния. Через год он точно так же (вместе с Цицероном) поддержит назначение Гнея Помпея командующим против Митридата (кроме того, сразу после возвращения из Испании он женится на Помпее – дальней родственнице Гнея.)

Когда Помпей убывает из Рима на войну с пиратами, Цезарь старается сблизиться с Крассом. Очевидно, ему это удается. Вскоре Красс его выручит в трудную минуту. Опытный политик, Красс способен разглядеть незаурядные возможности Цезаря и хочет заручиться его поддержкой в своем соперничестве с Помпеем.

Однако главную свою ставку Цезарь делает на народ. Он выдвигает свою кандидатуру на следующую государственную должность и благодаря проявленной ранее щедрости и обходительности избирается эдилом на 65-й год. Для Цезаря это – крайне рискованное, если не сказать авантюрное предприятие. Вспомним, что, помимо забот о порядке и городском хозяйстве, в обязанности эдилов входила организация угощений и праздников для народа. Причем за свой счет – казна на это денег не давала. Успех этих празднеств определял популярность устроителя, а тем самым и его шансы на дальнейшее продвижение по государственной службе. Состязаясь со своими предшественниками, эдилы от года к году увеличивали пышность зрелищ и угощений, а, значит, и свои расходы. Одновременно росли и аппетиты плебса. Обмануть его ожидания означало погубить всю дальнейшую карьеру. Цезарь понимал, что без блестящего эдилата не быть ему претором. А денег не было. Вместо денег – восемь миллионов долгу! Пока что эта общая сумма была известна только ему. Но если она заметно вырастет, терпение кредиторов лопнет и один за другим они предъявят свои претензии – дело кончится судом. Однако другого пути нет. Надо опередить заимодавцев, успеть пройти в преторы, а затем получить в управление доходную провинцию. Это позволит расплатиться с наиболее нетерпеливыми и двинуться дальше, к консульству. Слава богам, чем выше положение, тем лучше и кредит! Тот, кто, рискуя, остановится на полпути, обязательно проиграет. Цезарь умеет рисковать. Размахом устроенных им торжественных церемоний, игр, театральных представлений и обедов он сумел поразить даже избалованный римский народ. Отмечая двадцатилетие со дня смерти своего отца, он вывел на арену цирка триста двадцать пар гладиаторов, все убранство, латы, щиты и даже оружие которых было из серебра. Такое еще не приходило в голову никому! Зато и народ, по свидетельству Плутарха, «...стал настолько расположен к нему, что каждый выискивал новые должности и почести, которыми можно было вознаградить Цезаря».

Вскоре представился серьезный случай. В 63-м году умер Верховный понтифик Метелл. В борьбу за избрание на этот почетный и влиятельный пост вступило два известных сенатора. Цезарь имел дерзость в Народном собрании выставить свою кандидатуру и был избран значительным большинством, несмотря на все заслуги его соперников. Это, естественно, повлияло на настроение кредиторов, а сенат получил серьезное предупреждение об опасности такой популярности одного из своих молодых членов. Впрочем, первое предупреждение он получил раньше. За год до того Цезарь предпринял дерзкую акцию, привлекшую к нему массу простого народа и ветеранов, сохранявших память о Марии – своем былом кумире. По свидетельству Плутарха:

«Цезарь, когда воспоминания о его щедрости в должности эдила были еще свежи, ночью принес на Капитолий и поставил сделанные втайне изображения Мария и богинь Победы, несущих трофеи. На следующее утро вид этих блестевших золотом и сделанных чрезвычайно искусно изображений, надписи на которых повествовали о победах над кимврами, вызвал у смотрящих чувство изумления перед отвагой человека, воздвигнувшего их (имя его, конечно, не осталось неизвестным). Слух об этом вскоре распространился, и римляне сбежались поглядеть на изображения. При этом одни кричали, что Цезарь замышляет тиранию, восстанавливая почести, погребенные законами и постановлениями сената, и что он испытывает народ... Марианцы же, напротив, сразу появившись во множестве, подбодряли друг друга и с рукоплесканиями заполняли Капитолий; у многих из них выступили слезы радости при виде изображения Мария и они превозносили Цезаря величайшими похвалами... По этому поводу было созвано заседание сената, и Лутаций Катул, пользовавшийся тогда наибольшим влиянием у римлян, выступил с обвинением против Цезаря, бросив известную фразу: «Итак, Цезарь покушается на государство уже не путем подкопа, но с осадными машинами». Но Цезарь так умело выступил в свою защиту, что сенат остался удовлетворенным, и сторонники Цезаря еще более осмелели и призывали его ни перед чем не отступать в своих замыслах, ибо поддержка народа обеспечит ему первенство и победу над противниками». (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Цезарь, VI)

Как видим, Цезарь весьма успешно осуществляет свою программу. О его далеко идущих замыслах смутно догадывался, быть может, один только Цицерон. У Светония есть упоминание о не дошедшем до нас письме Цицерона к некоему Аксию, где он замечает, что Цезарь помышлял о царской власти в ту пору, когда был еще только эдилом.

Однако следовало спешить – сумма долгов выросла до чудовищной величины в двадцать пять миллионов денариев. Сразу после избрания Верховным понтификом Цезарь выдвигает свою кандидатуру в преторы на 62-й год и успешно проходит на эту должность. Из событий политической жизни за время его претуры стоит упомянуть следующий эпизод. Читатель, я надеюсь, не забыл, что в конце 63-го года Цицероном в Риме был раскрыт и подавлен заговор Катилины. Его сподвижники были без суда казнены, но сам Катилина успел покинуть город и стал во главе армии мятежников. В самом начале 62-го года один из трибунов, Метелл Непот, выступает с предложением вызвать из Азии Помпея с войском, чтобы он покончил с Катилиной, а заодно наказал оптиматов за самовольную расправу с видными римскими гражданами. Его энергично поддерживает Цезарь. В городе начинается смута, на форуме разыгрывается настоящее сражение. На предложение Метелла Непота другие трибуны накладывают свое вето. Сенат объявляет чрезвычайное положение, приостанавливает полномочия Непота и отстраняет Цезаря от исполнения обязанностей претора. Цезарь пытается не подчиниться, ему грозят насилием, и он вынужден запереться в своем доме.

«Через день, – свидетельствует Светоний, – к его дому сама собой, никем не подстрекаемая, собралась огромная толпа и буйно предлагала свою помощь, чтобы восстановить его в должности, но он сумел ее унять...»

Другой, менее трезвый политик на месте Цезаря, быть может, решился бы использовать момент для восстания против сената. Но Юлий понимал, что без опоры на войско эта попытка, даже в случае первоначального успеха, обречена на провал. Поэтому он, угомонив толпу, извлек из данного эпизода совсем другую выгоду

«Так как этого никто не ожидал, – продолжает Светоний, – то сенат, спешно созванный по поводу этого сборища, выразил ему благодарность через лучших своих представителей; его пригласили в курию, расхвалили в самых лестных выражениях и, отменив прежний указ, полностью восстановили в должности». (Светоний. Божественный Юлий, 16) Этим благоволением сената Цезарь сумел воспользоваться для того, чтобы по окончании претуры получить назначение наместником в хорошо знакомую и расположенную к нему Испанию.

В конце того года, что Цезарь был претором, в его доме случился скандал, впрочем, не нанесший ему никакого существенного урона (скорее наоборот), но имевший иные, весьма серьезные последствия. Женщины высшего общества собирались ежегодно в доме консула или претора для того, чтобы отметить «праздник Доброй богини», как его тогда официально называли. Что это за богиня, каково ее имя, чем она помогала женщинам и в чем состоял ритуал самого празднества, держалось в тайне и осталось тайной до наших дней. Женщины во все времена обожали секреты, знатные римлянки были в этом деле удивительно солидарны – никто не разболтал! Во время празднества в доме не мог находиться ни один мужчина, мальчик, даже раб. В тот год Добрую богиню чествовали в доме Цезаря. А у его жены Помпеи то ли был роман с красивым, знатным и богатым, но легкомысленным и испорченным молодым аристократом по имени Клодий Пульхр, то ли она была лишь невинным предметом его преступных вожделений. Так или иначе, но Клодий, переодетый в женское платье, с помощью служанки Помпеи проник в дом во время таинств и был обнаружен. Светский скандал неожиданно принял политическую окраску. Римский Дон Жуан принадлежал к числу открытых противников сената и пользовался популярностью у простонародья. Он уже был избран квестором на следующий год. Сенаторы решили на его примере продемонстрировать свою власть. В начале января 61-го года сенат рассматривал это дело на специальном заседании. Было запрошено мнение коллегии понтификов, она квалифицировала происшедшее как святотатство. Консулы назначили чрезвычайный трибунал для суда над Клодием. Он собрался лишь в мае того же года. Пока все это тянулось, Цезарь с Помпеей развелся, но на суде решительно заявил, что ему по существу дела ничего не известно и претензий к Клодию у него нет! А на вопрос о причине развода ответил, что жена Цезаря должна быть недоступна даже для подозрений (в общеизвестном изречении «Жена Цезаря – выше подозрений» смысл его ответа несколько искажен).

На форуме во время суда собралась большая толпа народа, выражавшая, и весьма решительно, свое сочувствие Клодию. Часть судей даже потребовала от консула вооруженной охраны. Однако, к вящему негодованию сенатской партии, Клодий большинством голосов членов жюри (31 против 25) был оправдан. Давление ли толпы было тому причиной, или сочувствие любви, или же, как утверждали некоторые, подкуп судей – не столь важно. Упоминание о сем банальном происшествии здесь оправданно ввиду немаловажных его последствий. Во-первых, популярность Клодия выросла. Во-вторых, в лице этого беспутного кумира римского плебса Цезарь имел теперь не соперника, а благодарного и ревностного союзника. И, в-третьих, злополучный суд стал отправным моментом лютой ненависти, которую Клодий до конца своих дней питал к Цицерону. Случилось это так. За давностью происшедшего Клодий поначалу пытался уверить суд, что в день праздника его вовсе не было в Риме. Но Цицерон, который до того времени был дружен с Клодием, неожиданно опроверг это утверждение, заявив, что тем же утром Клодий заходил к нему домой. Трудно сказать, что побудило Цицерона выступить с разоблачением – принципиальность ли поборника древнеримской нравственности или какие-то личные мотивы. Но расплачиваться за это Цицерону предстояло долго и тяжело.

В связи с процессом Клодия Цезарь отбыл в Испанию лишь в середине 61-го года. Кстати, отбытие это едва вообще не сорвалось. Некоторые из кредиторов Цезаря потребовали возврата ссуды. Дело могло кончиться серьезными неприятностями. Спасла дружба Цезаря с Крассом. Самый богатый человек в Риме предоставил наиболее агрессивным заимодавцам гарантию в общей сложности на пять миллионов денариев, и тучи, скопившиеся над головой Цезаря, рассеялись.

В качестве наместника Юлий Цезарь действовал в Испании успешно и умно. Он покорил племена лузитанцев и каллаиков и таким образом расширил сферу влияния Рима на Пиренейском полуострове до берегов Атлантики. Далее, ему удалось уладить споры между испанскими кредиторами и должниками так, что это получило всеобщее одобрение. Кроме того, он добился у сената отмены некоторых податей, наложенных на местное население. Наконец, летом 60-го года Цезарь отбыл из Испании, «где, – как пишет Плутарх, – он и сам разбогател, и дал возможность обогатиться своим воинам, которые провозгласили его императором». (Плутарх. Цезарь, XII)

За словами «сам разбогател» кроется некая загадка. Каким образом разбогател? Нареканий или даже намеков на мздоимство, вымогательство или иные, обычные в провинциях, злоупотребления мы не встречаем ни у кого из древних авторов. Светоний, ссылаясь на воспоминания некоторых анонимных современников Цезаря, роняет не слишком лестное замечание: «Он, как нищий, выпрашивал у союзников деньги на уплату своих долгов». Но это – не преступление. Более того, известно, что испанцы и впоследствии относились к Цезарю дружелюбно. То ли военные трофеи, отобранные у покоренных племен, были очень значительными, то ли благодарность испанцев за хлопоты по их гражданскому устройству была столь ощутима, то ли они «спонсировали» его будущую карьеру (могло быть и такое!), но в Рим Цезарь возвращается богатым человеком.

Настолько ли богатым, чтобы сразу расплатиться со всеми долгами? Мы не знаем. Быть может, добытого богатства хватило на погашение лишь самых неотложных. Это уже неважно. Вскоре Цезаря изберут консулом, а затем он отправится воевать в Галлию. Оттуда богатство потечет к нему такой рекой, что несколько миллионов долга окажутся пустяком. Юлий Цезарь выиграл свою азартную игру!

Избрания в консулы Цезарь добился в значительной мере благодаря поддержке его кандидатуры Помпеем и Крассом. Для того, чтобы понять, почему они оба, отложив на время свое соперничество, решили выступить на форуме с рекомендацией ничем не замечательного сенатора, нам придется вернуться немного назад и посмотреть, в какой ситуации они сами оказались летом 60-го года, когда Цезарь возвратился из Испании.

Как мы уже знаем, в конце 62-го года Помпей с войском вернулся в Италию. Вот уж у кого были вполне реальные, не худшие, чем некогда у Сципиона, возможности взять безраздельную власть в Риме. После побед над пиратами и Митридатом популярность Помпея в народе приобрела прямо-таки легендарный характер, а сплотившееся в трудных кавказских походах (и отменно за них вознагражденное) войско было беззаветно предано своему полководцу. Но Помпей был далек от столь честолюбивых устремлений. Для них у него не хватает фантазии. Его мировоззрение вполне традиционно, а законопослушание, как большинству римлян, привычно с ранних лет. Он честолюбив и даже очень, но... в рамках римской республиканской традиции – ни в коем случае не за ее пределами. Сейчас он мог бы, пусть и без всякого повода, двинуть свои войска по пути Суллы – с юга Италии на Рим. Кое-кто этого весьма серьезно опасался. Красс, например, после высадки Помпея, забрав свои капиталы, уехал из Рима и увез всю свою семью.

Но эти опасения напрасны. Сразу по прибытии в порт Брундизий, что на юге Италии, Помпей созвал воинов на общую сходку, в прочувствованных словах поблагодарил за верную службу и приказал разойтись по домам до того момента, когда он призовет их в Рим для участия в триумфе. В своей речи Помпей, конечно же, обещал добиться у сената наделения их земельными участками. Он не сомневался в том, что Рим его встретит восторженно. После покорения Азии и Кавказа даже великие полководцы прошлого – не только Сулла, но и сам победитель Ганнибала – должны уступить ему первенство. А то, что он подойдет к воротам Рима не под звуки труб и не во главе могучего войска, покажет всем его скромность. Он... как бы скажет: «Я такой же римлянин, как вы». Поначалу все выглядело именно так, как ожидал Помпей:

«После того, как войско таким образом разошлось и все узнали об этом, – пишет не без почтительного изумления Плутарх, – случилось нечто совершенно неожиданное. Жители городов видели, как Помпей Магн без оружия, в сопровождении небольшой свиты, возвращается, как будто из обычного путешествия. И вот из любви к нему они толпами устремлялись навстречу и провожали его до Рима, так что он шел во главе большей силы, чем та, которую он только что распустил. Если бы он задумал совершить государственный переворот, для этого ему вовсе не нужно было бы войска». (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Помпей, XLIII)

Но подобного замысла у Помпея не было, и провожающие мирно вернулись в свои города и селения. В самом же Риме победителя Митридата ждала далеко не столь восторженная встреча. Конечно, плебс на улицах и форуме приветствовал его громкими кликами. Но сенаторы приняли Помпея холодно. Сенат боялся его, как до того боялся Лукулла, а впоследствии, с куда большим основанием – Цезаря. Вообще в ту пору, предчувствуя свое падение, сенат действовал нерешительно и даже глупо, опасаясь доверить свою защиту хоть кому-нибудь из тех, за кем стояла реальная военная сила. Опасаться Помпея не было причин, тем не менее, сенат старается натравить на него Лукулла. Тому, как мы помним, уже надоели столичные интриги, но верность слову заставляет попытаться восстановить сделанные им некогда в Азии и отмененные Помпеем распоряжения. Он требует обсудить их пункт за пунктом. Лукулла немедленно поддерживают Красс и Катон. Понимая, что это привело бы к бесконечной дискуссии, Помпей требует утверждения сенатом всех своих установлений в Азии разом, одним решением. Под предлогом занятости расследованием дела Клодия сенат откладывает рассмотрение этого требования. Победителя Митридата опять водят за нос.

То же самое происходит и с ходатайством Помпея о наделении землей ветеранов азиатских войн. Свободных земель в Италии почти нет. Помпей предлагает покупать земли для ветеранов в течение ближайших пяти лет за счет доходов от завоеванных им провинций. Но лидеры «демократов» из верхушки сословия всадников имеют свои виды на эти доходы. Они торопятся откупить у государства сбор контрибуций и налогов, которыми обложены азиатские провинции, и отнюдь не склонны упускать часть, предназначенную для пополнения собственных сундуков. Положение Помпея становится все более шатким. Народные восторги недолговечны и, если их вовремя не использовать, ничего реального принести не могут. А расхождение с сенатом все усиливается.

Триумф, который Помпей получает лишь осенью 61-го года, через девять месяцев после возвращения, великолепен, длится два дня и убедительно показывает его заслуги. Только чеканной монеты, серебряных и золотых сосудов он внес в государственную казну на 120 миллионов денариев. Доходы от податей в завоеванных провинциях составят ежегодно 85 миллионов. Взято почти девятьсот крепостей и городов. В триумфальной процессии ведут главарей пиратов, сына Тиграна, альбанских и иберийских князей, царя Иудеи Аристобула, детей Митридата. За ними в окружении блестящей свиты, на изукрашенной жемчугом колеснице едет сам триумфатор. После двух триумфов за победы над Африкой и Испанией, этот – за Азию – как бы завершает впечатление о покорении Помпеем всего обитаемого мира. Народ восторженно рукоплещет. Но... отгремели триумфальные дни. Ветераны в весьма сомнительном ожидании обещанных земель покидают Рим, и Помпей вновь остается в одиночестве, мучительно ощущая, что почва уходит у него из-под ног.

В то же самое время становится затруднительным и положение Красса, примкнувшего было к сенатской обороне против Помпея. Поспешив противостоять попытке обратить доходы из Азии на покупку земель для ветеранов, всадники и публиканы согласились на слишком высокую цену откупа налогов из новообретенных провинций. Это делает сомнительной прибыльность заключенной сделки. Красс должен поставить в сенате вопрос о пересмотре условий откупа, но понимает, что шансы на успех у него ничтожны.

В таком безрезультатном противостоянии проходит еще полгода. И вот в июне 60-го года из Испании возвращается Цезарь. Он предлагает Помпею и Крассу поддержать его избрание в консулы, обещая взамен провести в жизнь решения, которых они оба, порознь и противодействуя друг другу, безуспешно добиваются от сената. Ни Помпею, ни Крассу, утверждает Цезарь, не приходится рассчитывать на уступки сенаторов. Но все, чего они добиваются, можно получить от Народного собрания. Сенат следует просто отодвинуть в сторону, и он готов это сделать, если будет облечен полномочиями консула. Цезарь знает,, что ни Красс, ни Помпей, воспитанные в аристократически-республиканских традициях, сами на это не решились бы. Но и отвергнуть его предложение они не захотят. Между тем до выборов остаются считанные дни. Цезарь готов отказаться от полагающегося ему триумфа (до него он не вправе появиться в Риме и потому не успеет выставить свою кандидатуру). Он предлагает Крассу и Помпею заключить мир и совместными усилиями обеспечить его, Цезаря, победу на выборах. Тогда и он выполнит свои обязательства перед ними. Сделка состоялась. В истории она получила название «первого триумвирата».

Цезарь был избран консулом на 59-й год. Немалую роль в этом сыграли остававшиеся в городе ветераны Помпея. Поддержали кандидатуру Цезаря и демократы, надеявшиеся обрести в его лице своего лидера (и свое войско). Вот что пишет по этому поводу Плутарх:

«Ему удалось примирить Помпея и Красса, двух людей, пользовавшихся наибольшим влиянием в Риме. Тем, что Цезарь взамен прежней вражды соединил их дружбой, он поставил могущество обоих на службу себе самому и под прикрытием этого человеколюбивого поступка произвел незаметно для всех настоящий государственный переворот». (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Цезарь, XIII) Суть переворота в том, что Цезарь, став консулом, но в тот момент еще ни в чем особенном не отличившись, сумел, опираясь на своих уже прославленных союзников, подвигнуть Народное собрание на принятие решений «в пику» сенату и тем добился его изоляции, что отвечало далеко идущим «стратегическим» планам Юлия (мы далее убедимся, что именно с этого времени сенат навсегда утратит свою власть в Риме). Вот как, согласно Плутарху, произошел этот «тихий переворот»:

«Итак, Цезарь, поддерживаемый с двух сторон, благодаря дружбе с Помпеем и Крассом, добился успеха на выборах и с почетом был провозглашен консулом вместе с Кальпурнием Бибулом. Едва лишь он вступил в должность, как из желания угодить черни внес законопроекты, более приличествовавшие какому-нибудь дерзкому народному трибуну, нежели консулу...»

Внес, как полагалось, в сенат, но...

«...В сенате все лучшие граждане высказались против этого, и Цезарь, который давно уже искал к тому повода, поклялся громогласно, что черствость и высокомерие сенаторов вынуждают его против его воли обратиться к народу для совместных действий. С этими словами он вышел на форум. Здесь, поставив рядом с собой с одной стороны Помпея, с другой – Красса, он спросил, одобряют ли они предложенные законы. Когда они ответили утвердительно, Цезарь обратился к ним с просьбой помочь ему против тех, кто грозится противодействовать этим законопроектам с мечом в руке. Оба обещали ему свою поддержку, а Помпей прибавил, что против поднявших мечи он выйдет не только с мечом, но и со щитом. Эти слова огорчили аристократов, которые сочли это выступление сумасбродной, ребяческой речью, не приличествующей достоинству самого Помпея и роняющей уважение к сенату, зато народу они очень понравились». (Там же. XIV)

В первую очередь был внесен аграрный закон. Он предписывал комиссии из двадцати человек (ее потом возглавят Красс и Помпей) наделить участками земли ветеранов, а заодно – для обеспечения популярности закона – еще и двадцать тысяч отцов, имеющих троих детей. Землю для этой цели можно было покупать за счет доходов в Азии, но по цене, объявленной ее владельцами при цензовой переписи. Однако большую часть наделов Цезарь предложил нарезать из обширного Кампанского поля (близ Капуи), объявленного еще в старину неприкосновенной собственностью государства. Фактически эту землю незаконно поделили между собою аристократы из сенатского окружения.

Сенат пытался сопротивляться. Собраться официально сенаторы не могли, так как на это требовалось согласие обоих консулов. Цезарь же, идя ва-банк, в течение всего срока своего правления созывать сенат отказывался. Лидеры сената собирались в доме Бибула, который по их совету пробовал помешать созыву Народного собрания, объявив на форуме, что небесные знамения указывают неблагоприятность всех дней текущего года для собраний. Цезарь, естественно, с этим не посчитался и комиции созвал. Явившегося было с тем же запретом на форум Бибула ветераны Помпея попросту прогнали, переломав фаски у его ликторов (Плутарх утверждает, что ему еще и высыпали на голову корзину с навозом. Но откуда бы оказаться этой корзине на форуме среди народа?). С тех пор и до конца консульского срока Бибул отсиживался дома. Аграрный закон был принят, а вслед за ним и еще два закона, обещанные Цезарем своим партнерам по триумвирату: об утверждении всех распоряжений Помпея на Востоке и о снижении на одну треть суммы откупов налогов с Азии. По поводу этого последнего закона Аппиан пишет:

«Так называемые всадники по своему положению занимали среднее место между сенатом и народом. Они пользовались большой силой и влиянием благодаря своему богатству и откупу налогов и податей, уплачиваемых провинциями, и владели массой надежнейших в этом отношении рабов. Эти всадники давно уже просили сенат о снятии с них части откупной суммы. Сенат медлил, а Цезарь, который тогда не нуждался в сенате, но имел дело только с народом, простил им треть откупной суммы. Всадники, получив эту неожиданную милость – даже больше того, что они просили, – начали боготворить Цезаря. Таким образом у него, благодаря ловкому политическому ходу, прибавилась новая группа сторонников, более сильная, чем народ». (Аппиан. Гражданские войны. II, 13)

Так же откровенно против сената был направлен проведенный Цезарем позднее тщательно разработанный (101 пункт!) закон о вымогательствах, где была точно определена и ограничена власть наместников, а также записаны строгие наказания за взяточничество и другие злоупотребления в провинциях.

Цицерон был глубоко возмущен самоуправством триумвиров. В апреле 59-го года он пишет своему ближайшему другу Аттику:

«...если власть сената была ненавистна, то что, по-твоему, будет теперь, когда она передана не народу, а троим людям, не знающим меры? Ведь они, пожалуй, будут делать, кого захотят, консулами и народными трибунами...» (Письма Марка Туллия Цицерона, т. 1, № 36) В другом письме тому же адресату (месяцем позже) уже не возмущение, а апатия:

«Бессмертные боги! Меня утешает не столько добрая надежда, как раньше, сколько безразличие, которого я ни к чему не испытываю в такой степени, как к этим общественным и государственным делам...» (Цицерон. Письма... т. 1, № 44)

Между тем, Цезарь вел с сенатом бескомпромиссную войну. Он заставил всех сенаторов поклясться в соблюдении принятых законов. Некоторые отказывались поначалу, но Цезарь провел в Народном собрании решение о том, что каждый, кто не даст клятву, подлежит смерти. Почтенные сенаторы поняли, что угроза нешуточная, и, затаив ненависть, покорились. Кстати, Цезарь был первым, кто оценил силу «средств массовой информации». Он учредил Acta populi («правительственный вестник») – первую газету, где регулярно публиковались изложения всех прений в сенате и Народном собрании.

Наконец, все обязательства Цезаря по отношению к коллегам по триумвирату были выполнены. Наступил его черед с их помощью получить под свое командование войско. Желательно в таком районе, где боевые действия, а следовательно, и сплочение войска вокруг полководца, были бы вероятны. Случай представился. Умер наместник Цизальпинской Галлии (по эту сторону Альп) и Иллирии (югославское побережье Адриатики). Народное собрание по предложению одного из трибунов-цезарианцев назначило эти провинции в управление Юлию Цезарю сроком сразу на пять лет и с правом набора трех легионов. (Решение было принято 1 марта 59-го года и вступило в силу немедленно. Это означало, что до конца того же года Цезарь лишь номинально числился наместником Галлии, а срок его наместничества должен был окончиться 1 марта 54-го года. Такое уточнение необходимо для понимания некоторых последующих обстоятельств и событий). Право набора означало содержание этих легионов за счет казны. С кислой миной сенаторы вынуждены были согласиться – повторять унижение, связанное с принесением клятвы, не хотелось. То ли по настоянию Красса и Помпея, то ли в надежде на то, что Цезарь в прямом и переносном смысле свернет там себе шею, но сенат неожиданно назначил Цезарю в управление еще и Нарбонскую Галлию – то есть весь юг нынешней Франции, где в то время было очень неспокойно. С правом набора еще одного легиона. Лучшего подарка сенаторы сделать Цезарю не могли!

Прежде чем покинуть Рим, Юлий принял меры, обеспечивающие его интересы в столице во время долгого отсутствия. Во-первых, он женил Помпея на своей дочери Юлии. Во-вторых, сам женился на Кальпурнии – дочери Луция Кальпурния Пизона, которого провел в консулы на 58-й год вместе с Авлом Габинием, адъютантом Помпея. Как ни странно, но оба «брака по расчету» оказались удачными. Сорокасемилетний Гней Помпей горячо полюбил Юлию, которая была вдвое его моложе. Но и она вплоть до своей ранней кончины отвечала ему взаимностью. Брак Цезаря с Кальпурнией тоже прервала лишь смерть – на этот раз смерть мужа. Судя по отзывам современников, Кальпурния оказалась верным другом Цезаря. Свою связь с Крассом Цезарь закрепил тем, что пригласил с собой его сына в качестве легата – командующего легионом. Забегая вперед, могу сказать, что молодой Красс оказался превосходным полководцем. Четвертая вперед оплаченная «страховка» Юлия Цезаря была связана с именем Клодия – героя известного нам скандала в его доме. В качестве верховного понтифика Цезарь оформил переход Клодия путем усыновления в плебеи (такая процедура нам уже встречалась). Затем, уже в качестве консула, он добился избрания Клодия трибуном на 58-й год.