355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Остерман » Римская история в лицах » Текст книги (страница 44)
Римская история в лицах
  • Текст добавлен: 13 сентября 2016, 20:05

Текст книги "Римская история в лицах"


Автор книги: Лев Остерман


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 81 страниц)

«Его триумф и лавры достойнее триумфа и лавров полководца, ибо расширивший пределы римского духа предпочтителен тому, кто расширил пределы римского господства». (Цитирую по книге С. Л. Утченко «Цицерон и его время» «Мысль», 1986, с. 335) Но почему «ненавистный постой»? Да потому, что ревностному защитнику сенатской республики Цицерону уже совершенно ясны автократические намерения его собеседника.

Первые два месяца 44-го года Цезарь со всей своей энергией отдается работе по переустройству римского государства. Но жить ему остается считанные недели. Откладывать дальше некуда – мы должны подвести итоги реформаторской деятельности Юлия Цезаря, его фактически единоличного правления, к которому он шел таким долгим и трудным путем. Но, помилуй Бог, какие итоги? Ведь этой мирной деятельности Цезарь успел посвятить лишь один год и то урывками: два месяца перед началом Африканской войны, четыре с небольшим месяца во второй половине 46-го года после окончания Африканской войны и менее шести месяцев после возвращения в Рим из Испании. Для задуманной им ломки многовековой республиканской традиции и изменения всего государственного строя срок смехотворно малый. Так что придется говорить не об итогах, а о тенденциях начатых им преобразований. Попытаюсь их как-то сгруппировать.

В первой группе отметим меры, направленные к распространению римского гражданства на все территории, фактически вошедшие в орбиту римской государственности. Наделяя участками земли своих ветеранов, Цезарь только в немногих известных нам случаях воспользовался остатками государственных земель в Италии. Основная часть легионеров, по-видимому, получила землю в поселениях – римских колониях, во множестве учрежденных на территориях подвластных провинций и зависимых от Рима государств: в Сицилии, Галлии, Испании, Африке, Греции и Малой Азии. С этой целью, в частности, были восстановлены разрушенные некогда римлянами города Карфаген и Коринф. Колонии создавались по распоряжению Цезаря, а не по решению Народного собрания, как было принято ранее. В колонии добровольно переселялись и неимущие граждане Рима – число таких переселенцев достигло 80 тысяч. Тому способствовало резкое сокращение бесплатных раздач хлеба в Риме (с 320 до 150 тысяч человек). Колонисты, разумеется, не участвовали в Народных собраниях и выборах магистратов в Риме, но в остальном пользовались всеми правами римского гражданства и оставались в сфере действия римских законов. Эти колонии должны были сыграть роль центров романизации на всех подвластных Риму территориях. Кроме того, целые провинции, области и отдельные провинциальные города в знак признания их заслуг перед Римом (то есть перед Цезарем) получили права полного римского или несколько урезанного – латинского гражданства. Например, Цизальпинская Галлия, испанские города Гадес, Гиспал, Улия и Генетива. Близки к этому были Сицилия и Нарбонская Галлия. Большинство провинций еще управлялось на основании римских военных законов, но военные и гражданские судебные процессы практически мало отличались друг от друга.

Важную роль в подготовке провинций к переходу в римское гражданство должен был сыграть муниципальный закон Юлия Цезаря. Он заметно увеличивал свободу действия городских общин: предусматривал самостоятельный выбор должностных лиц города, в том числе несменяемого главы муниципалитета (декуриона), и определенную самостоятельность суда по гражданским и уголовным делам. Действие этого закона распространялось не только на италийские, но и провинциальные города. С другой стороны, Цезарь ограничил полномочия преторов и других избираемых в Риме магистратов сугубо городскими делами. Он хотел, чтобы Вечный Город стал одним из городов римского государства – пусть самым крупным и богатым, пусть резиденцией правителя, но не господствующим и паразитирующим за счет остальной Италии и провинций. Все это были лишь первые шаги, но за ними угадывается план создания огромного многонационального государства, объединенного равенством прав и обязанностей его граждан, действием единых законов на всей его территории.

Вторую группу мероприятий Цезаря объединяет нацеленность на разрушение традиционной республиканской системы государственной власти. В первую очередь это относится к превращению сената из сугубо аристократического коллективного органа управления государством в орган совещательный при единовластном правителе. Он должен формироваться по принципу «компетентности» его членов и представительства различных народов, попавших под юрисдикцию Рима. Избегая чересчур резких, насильственных действий, Цезарь не распустил республиканский сенат, а, исключив некоторых особенно одиозных его членов, даже восстановил в звании сенаторов тех, кто был изгнан Суллой и Помпеем. Вместе с тем, воспользовавшись цензорскими полномочиями, врученными ему тем же сенатом, он дважды пополнял его состав так, что к 45-му году число сенаторов увеличилось с 300 до 900 человек. Разумеется, пополнение состояло в основном из приверженцев Цезаря – независимо от их происхождения. Среди них были даже вольноотпущенники, войсковые командиры и провинциалы, лишь недавно получившие римское гражданство. «Разбавление» такого масштаба и качества в корне изменяло характер и роль сената. Цезарь позаботился и о дальнейшем законном и регулярном пополнении сената верными людьми. Оставив в силе введенный еще Суллой порядок автоматического вступления в сенат бывших магистратов, он резко увеличил их число (квесторов – с 20 до 40, преторов – с 5 до 14, эдилов – с 2 до 6). По меньшей мере половина этих магистратур предоставлялась угодным ему людям, о чем я расскажу немного позже. Этот резерв, по-видимому, был достаточен для восполнения ежегодной естественной убыли расширенного сената.

Весьма чувствительный удар по влиянию сената и процветанию сенатского сословия был нанесен фактическим отнятием у него права назначения наместников провинций. Сенат по-прежнему принимал по этому поводу постановления, но обсуждал только кандидатуры, предложенные Цезарем. Кроме того, самим наместникам были оставлены лишь функции военного командования. Взыскание контрибуций и налогов в государственную казну осуществляли доверенные люди Цезаря, а закон, карающий мздоимство и вымогательство, применялся со всей строгостью. Откупы прямых налогов были запрещены, публиканы из провинций – изгнаны. Провинциальная кормушка для сенаторов и всадников закрылась, а сами провинции вздохнули с облегчением.

По отношению к комициям римского народа Цезарь также проводил линию на постепенное свертывание их роли в управлении государством. В сущности, они давно утратили всякий смысл, превратившись в буйные собрания насквозь продажной городской черни. Но многовековая традиция не умирает в одночасье, и Цезарь должен был с этим считаться. Хотя некоторые свои решения (например, о выводе колоний) он принимал единолично, но большинство других «оформлял» в виде законов, утвержденных Собранием народа. Цезарь отлично понимал, что обращаться с законами следует осторожно. Уважение к ним легко разрушить, но трудно восстановить! Он хотел построить не самодержавное, а основанное на законах автократическое государство, о чем подробнее речь пойдет ниже.

Выборы магистратов он оставил за комициями, но половину кандидатов предлагал сам, рассылая списки их по трибам. Эти предложения были равносильны приказу (за спиной Цезаря стояла неодолимая военная сила). Фактически он навязывал комициям и кандидатуры будущих консулов. Преднамеренно нарушая традицию, Цезарь дважды, слагая с себя более высокие полномочия, проводил выборы консулов сроком на три месяца. А в феврале 44-го года, собираясь отбыть на войну с Парфией, заставил Народное собрание утвердить кандидатуры назначенных им наперед консулов на 43-й и 42-й годы. И уже совсем насмешкой над торжественным актом народного волеизъявления выглядел эпизод, когда по приказу Цезаря было проведено избрание консула на... один день! Насколько оскорбительным выглядел этот «пустяковый» эпизод для республиканского правосознания, видно из нижеследующего письма Цицерона. Но сначала – необходимые пояснения. В начале октября 45-го года, возвратившись из Испании, Цезарь, как я уже упоминал, провел выборы консулов на оставшиеся три месяца. А на последний день того же года были назначены выборы квесторов. Эти выборы полагалось производить на трибутских комициях, им предшествовали соответствующие этому случаю птицегадания. На комициях должны были присутствовать оба консула. «Вдруг» обнаружилось, что один из них, Квинт Максим, умер. К сожалению, неизвестно, умер ли он в тот день или роль новоизбранных консулов была столь ничтожна, что смерть одного из них какое-то время оставалась незамеченной. «Ничтоже сумняшеся» Цезарь распорядился считать собравшиеся комиции не трибутскими, а центуриатскими и выбрать на них консула (Каниния) взамен умершего на оставшийся срок, то есть на один день. Формально это соответствовало закону – умерший консул должен быть заменен. Но по существу было чистой воды издевательством. Вот что пишет по этому поводу Цицерон в письме, отправленном в январе 44-го года:

«...Трудно поверить, как позорно я, мне кажется, поступаю, присутствуя при этом. Право, ты, кажется, гораздо раньше предвидел, что угрожает, – тогда, когда ты бежал отсюда. Хотя это и горько, даже когда о нем слышишь, все-таки менее невыносимо, чем видеть. Во всяком случае, тебя не было на поле, когда во втором часу, после открытия квесторских комиций, было поставлено кресло Квинта Максима, которого они называли консулом (Цицерон не признает избрания на три месяца. – Л.О.). После извещения о его смерти кресло было удалено. А тот, кто совершил гадание для трибутских комиций, руководил центуриатскими. В седьмом часу он объявил о выборе консула на срок до январских календ, которые должны были наступить на другой день утром. Таким образом, знай, что при консуле Канинии никто не позавтракал... Это кажется тебе смешным, ведь тебя здесь нет. Если бы ты видел это, ты не сдержал бы слез. Что, если я напишу о прочем? Ведь оно неисчислимо и в том же роде. Я не перенес бы этого, если бы не направился в гавань философии и если бы участником моих занятий не был наш Аттик». (Письма... Т. 3, № 696)

В качестве верховного жреца Цезарь распустил разрешенные ранее Клодием религиозные коллегии (кроме самых древних), запретил квартальные союзы ремесленников и «уличные клубы». Наконец, он поднял руку на святая святых римского плебса – неприкосновенность народных трибунов. Поводом для этого послужили аресты трибунами Марулом и Цезетием людей, приветствовавших Цезаря как царя. Первый такой инцидент он оставил без внимания. Но когда арест по этому же поводу повторился, Цезарь в своем выступлении перед сенатом заявил, что трибуны стараются навлечь на него подозрение в стремлении к тирании. Он сказал, что считает их провокаторами, заслуживающими смерти, но ограничится отрешением от должности и изгнанием из сената. Напомню, что, согласно древнему закону, власть трибунов считалась священной – никто в Риме не смел на нее посягнуть. Цезарь, конечно же, понимал, что нарушение этого закона вызовет недовольство римского народа, но такова была его стратегия. До поры до времени он не ликвидировал республиканские институты: сенат, все магистратуры, выборы в комициях и полномочия трибунов формально оставались без изменения. Но каждый из этих институтов он сознательно «дискредитировал» так, что они утрачивали свое прежнее значение, уступая свою власть и влияние ему – единовластному правителю государства. Это была рискованная игра. Нужно было «не перегнуть палку», не допустить, чтобы все, так или иначе обиженные им слои и сословия римлян, объединились против него в своем недовольстве. К сожалению, он вынужден был торопиться. Ведь для решения грандиозной задачи переустройства римского государства у него оставалось не так много лет (на самом деле – дней!). Преемник Юлия Цезаря, император Август, в течение своего чуть ли не полувекового правления покончит со всеми республиканскими учреждениями, но так постепенно и незаметно, что современники будут искренне восхвалять его как защитника и продолжателя республиканских традиций (традиция – великая вещь! Она уступает без боя лишь осторожному и длительному давлению).

Третья группа мероприятий Цезаря относится к организации новой государственной власти – в первую очередь его собственной. Кем он себя видел в будущем? Диктатором? Царем? Попытаемся ответить. Начну с диктатуры. Напомню, что в римском законодательстве пост диктатора был чрезвычайной и временной (на полгода) магистратурой. Диктатора назначал один из консулов по решению сената в случае опасных волнений в государстве или непосредственной военной угрозы Риму. Сулла впервые в римской истории вынудил сенат предоставить ему диктаторские полномочия на неопределенный срок. И хотя через три года он добровольно сложил с себя эти полномочия, время правления Суллы осталось в памяти римлян как эпоха кровавых проскрипций и казней. Слово диктатура стало восприниматься как синоним понятия тирания.

Светоний приводит будто бы сказанную Цезарем фразу: «Сулла не знал и азов, если отказался от диктаторской власти».

Тем не менее, у нас достаточно оснований считать, что бессрочная или даже длительная диктатура была для Юлия Цезаря неприемлема. С 49-го по 44-й год между ним и сенатом идет своеобразная «игра в поддавки» вокруг диктатуры. Читатель уже имел возможность проследить за разными этапами этой игры, но мне кажется интересным представить их еще раз – в одном месте и в хронологическом порядке. Из ранее упомянутых «пакетов» прав и привилегий, которые римский сенат раз за разом преподносил Цезарю, я буду выписывать только акты предоставления диктатуры вместе с сопутствовавшими этим актам обстоятельствами.

Август 49 года. После победы над помпеянцами в первой Испанской кампании Цезарь находится под стенами осажденной Массалии. В Риме, по инициативе сената, претор Лепид заочно провозглашает его диктатором. Срок диктатуры не оговаривается – можно думать, что это обычные полгода.

Ноябрь 49 года. Цезарь возвращается в Рим. Урегулировав острую проблему долгов и проведя через комиции свое избрание одним из двух консулов на 48-й год, Цезарь через 11 дней после прибытия слагает с себя полномочия диктатора.

Октябрь 48 года. Цезарь находится в Александрии. Сенаторы, узнав о его победе под Фарсалой и о смерти Помпея, помимо прочих чрезвычайных полномочий и почестей провозглашают Цезаря (опять заочно) диктатором на неопределенный срок.

Октябрь 47 года. После девятимесячной Александрийской эпопеи и разгрома Фарнака в Азии Цезарь возвращается в Рим. Он немедленно отказывается от диктатуры, проводит выборы консулов на оставшиеся три месяца. В конце года перед отплытием на Африканскую войну его вновь избирают консулом на следующий 46-й год.

Август 46 года. Цезарь только что вернулся в Рим после разгрома помпеянцев в Африке. Сенат провозглашает его диктатором на 10-летний срок. Цезарь это звание не отвергает, но, готовясь во второй раз отправиться на войну в Испанию, использует его только для того, чтобы назначить своего помощника (начальника конницы) Марка Лепида распорядителем всех дел в Риме.

Декабрь 46 года. Лепид (разумеется, следуя оставленным ему инструкциям) проводит заочное избрание Цезаря консулом (без коллеги) на 45-й год, что автоматически означает прекращение диктаторских полномочий.

Лето 45 года. Одержана победа при Мунде. Цезарь еще в Испании. Сенат спешит, помимо фантастических почестей и титулов, вопреки всем законам и обычаям, объявить Цезаря консулом на срок в 10 лет.

Октябрь 45 года. Цезарь возвращается в Рим. Он отказывается от десятилетнего консульства и даже слагает с себя (досрочно) полномочия консула без коллеги. Затем, так же, как в 48-м году, проводит избрание новых консулов на оставшиеся три месяца 45-го года, а себя и Марка Антония – консулами на 44-й год.

Начало 44 года. Сенат вновь провозглашает Цезаря диктатором. На этот раз – пожизненным. И верно, сложить с себя это звание Цезарь уже не успеет. Его убийцы смогут громогласно заявлять, что их кинжалы поразили тирана.

Итак, мы видим, что сенат упорно навязывает Цезарю диктатуру, а тот так же упорно от нее отказывается. Что движет сенатом? Скорее всего – страх и угодничество. Хотя не исключено, что и коварный расчет. Ведь римский народ питает ненависть к диктатуре. Но чего хочет сам Цезарь? Десятилетнее консульство он отверг так же, как диктатуру. Быть может, он хочет стать царем? Римские историки свидетельствуют, что Цезаря в этом многие подозревали. Рассмотрим, какие тому были основания.

Впервые предложение возложить на Цезаря царский венец прозвучало в римском сенате в июле 45-го года, еще до его возвращения в Рим из Испании. Это предложение внес жрец и сенатор Луций Котта, ссылаясь на обнаруженное им в Сивиллиных книгах пророчество, согласно которому Парфия может быть покорена только царем. А грядущая война с парфянами считалась в это время делом решенным. Предложение Котты тогда принято не было, но перед самым началом парфянского похода оно возникает вновь в варианте присвоения Цезарю титула царя лишь по отношению к провинциям и союзным государствам. Предложение намечено обсудить на заседании сената, назначенном на 15 марта. Перед началом этого заседания Цезарь будет убит.

Между июлем 45-го и мартом 44-го года слухи о том, что Цезарь намерен объявить себя царем, непрерывно будоражили Рим, хотя ни одно высказывание или действие Цезаря не давало к тому оснований. Более всего эти слухи питались воистину царскими почестями, которые после каждой победы в гражданской войне изыскивал для него сенат. Опять встает вопрос: из угодничества или с провокационной целью? Плутарх по этому поводу замечает:

«Ненавистники Цезаря, как думают, не меньше его льстецов помогали принимать эти решения, чтобы было как можно больше предлогов к недовольству и чтобы их обвинения казались вполне обоснованными». (Плутарх... Цезарь, VII)

Вот еще не полный список этих чрезвычайных прав и почестей. Цезарю дано право объявления войны и заключения мира без санкции сената и Народного собрания. Магистраты при вступлении в должность присягают не противодействовать ничему, что постановит Цезарь. Клятва его именем считается юридически действенной. Статуя Цезаря воздвигнута на Капитолии среди статуй древних римских царей. В сенате и суде ему ставят кресло из позолоченной слоновой кости. Во время занятий государственными делами он имеет право носить красные сапоги, какие некогда носили цари Альбы-Лонги, и надевать царское облачение. На игры и празднества – являться в пурпурном плаще триумфатора с лавровым венком на голове. Его статую из слоновой кости в торжественной процессии перед началом игр жрецы несут на священных носилках. Цезарю определена почетная стража из сенаторов (которой он не воспользовался). Месяц квинтилий переименован в июль. Все дни побед Цезаря постановлено отмечать ежегодно как праздники. В святилищах по всей Италии и в провинциях совершаются жертвоприношения в его честь, возводятся храмы, устраиваются игры.

Воистину такого почета не знали и римские цари. Но был ли сам Цезарь в том повинен? Да, конечно, в той мере, в какой не отвергал этот почет. Но от почета, даже столь неумеренного, до посягательства на царскую корону еще далеко. О том, что некоторые из римлян открыто приветствовали Юлия Цезаря как царя, я уже упоминал в связи с отрешением от должности двух трибунов. Цезарь обвинил трибунов в провокации. Но можно было заподозрить и его самого в недовольстве энергичными мерами, предпринятыми против сторонников царской власти. Еще один неясный эпизод произошел в феврале 44-го года во время праздника Луперкалий. В разгар праздника Марк Антоний неожиданно попытался возложить на голову Цезаря царскую диадему. Была ли эта попытка испытанием намерений Цезаря или согласованным с ним зондажем общественного мнения – остается неясным. Быть может, читатель составит об этом свое суждение, познакомившись с рассказом Аппиана:

«Испытания его, однако, в отношении склонности к царской власти нисколько не прекратились, и однажды, когда Цезарь сидел на форуме на золотом кресле перед рострами, чтобы смотреть оттуда на Луперкалий, Антоний, товарищ его по консульству, подбежал, обнаженный и умащенный маслом, как обычно ходят жрецы на этом празднестве, к рострам и увенчал голову Цезаря диадемой. При этом со стороны немногих зрителей этой сцены раздались рукоплескания, но большинство застонало. Тогда Цезарь сбросил диадему. Антоний снова ее возложил, и Цезарь опять ее сбросил. И в то время, как Цезарь и Антоний между собой как будто спорили, народ оставался еще спокойным, наблюдая, чем кончится все происходящее. Но когда взял верх Цезарь, народ радостно закричал и одобрил его за отказ». (Аппиан. Гражданские войны. II, 109)

Особенное подозрение римлян относительно претензий на царство вызвал еще один эпизод, в котором Цезарь, по мнению Светония, «безмерно оскорбил сенат своим открытым презрением». Вот как описывает римский историк этот эпизод

«Но величайшую, смертельную ненависть навлек он на себя вот каким поступком. Сенаторов, явившихся в полном составе поднести ему многие высокопочтеннейшие постановления, он принял перед храмом Венеры-Прародительницы, сидя. Некоторые пишут, будто он пытался подняться, но его удержал Корнелий Бальб. Другие, напротив, будто он не только не пытался, но даже взглянул сурово на Гая Требация, когда тот предложил ему встать, Это показалось особенно возмутительным оттого, что сам он, проезжая в триумфе мимо трибунских мест и увидев, что перед ним не встал один из трибунов по имени Понтий Аквила, пришел тогда в такое негодование, что воскликнул: «Не вернуть ли тебе и республику, Аквила, народный трибун?» И еще много дней, давая кому-нибудь какое-нибудь обещание, он непременно оговаривал: «если Понтию Аквиле это будет благоугодно»». (Светоний. Божественный Юлий, 78)

Я согласен с тем, что Цезарь выказал сенаторам свое презрение. Но их угодливость (или коварство?), быть может, не заслуживала лучшего отношения. Можно бы попенять Цезарю за чересчур неосторожную откровенность. Но в свете его постоянного стремления «дезавуировать» сенат в глазах народа эта откровенность вполне понятна. Усматривать в ней стремление к царской власти, на мой взгляд, нет оснований. И все-таки желал Цезарь стать царем в Риме или нет? Скорее – нет! Он был слишком умен и высок духом, чтобы просто соблазниться пышным титулом царя. Если бы Цезарь стремился к бесконтрольной и неограниченной по времени власти, то она была ему предложена в виде пожизненной диктатуры. Цезарь от нее отказался.

Впрочем, я не исключаю возможности, что Цезарь взвешивал аргументы за и против возрождения монархической формы правления (с ограничениями, о которых речь пойдет ниже). Традиционное отношение к царской власти в римском народе было двояким: и резко отрицательным – его питали предания о тирании Тарквиния Гордого, и уважительно-благодарным, связанным с памятью о правлении «отца отечества» Нумы Помпилия. Недаром народ, низвергнувший было статуи Суллы и Помпея (кстати сказать, Цезарь приказал их восстановить), не поднял руку на скульптурные изображения римских царей, воздвигнутых на Капитолии.

Но, может, тут вообще не о чем рассуждать, так как пожалованный Цезарю еще в 48-м году пожизненный титул императора был равносилен титулу царя и подразумевал всю полноту царской власти? Нет, это не так. В последующей истории два этих титула, действительно, стали в равной мере обозначать самодержавную монархическую власть. И если подразумевались какие-то различия, то не в характере самой власти, а в размерах, этническом составе или истории образования подвластных государств. Но во времена Цезаря республиканский по своему происхождению титул императора обозначал только победоносного полководца, командующего войсками. Из его пожизненности вытекало лишь сохранение за Цезарем поста верховного главнокомандующего всеми римскими армиями не только в военное, но и в мирное время.

Но к какой-то форме единовластия Цезарь все-таки явно стремился. Мне кажется, я привел тому достаточно доказательств. И «надменное высказывание», которое приписывает ему Светоний: «Республика – ничто, пустое имя без тела и облика», представляется вполне возможным. Так в каком же обличий мыслил Цезарь свое (и преемников) единовластие? Может быть, просто в обличий консула? Припомним, что каждый раз, слагая с себя диктаторские полномочия, он добивался избрания в консулы на ближайший год. Но тогда почему отверг пожалованное ему сенатом десятилетнее консульство? А если именно потому, что оно было десятилетнее и определено не свободным выбором народа, а постановлением сената, правомочность которого Цезарь не признавал? Быть может, он действительно стремился к установлению в Риме авторитарно-демократического правления, подобного тому, какое существовало в Афинах при Перикле? Когда полновластного правителя народ избирает на один год, затем требует его отчета и в зависимости от оценки результатов правления, опираясь на непреложный закон, переизбирает на новый срок или заменяет другим, более достойным.

Перикл, в качестве такого правителя, пятнадцать лет подряд переизбирался на должность стратега-автократора (и это была пора наивысшего расцвета Афинского государства). В Риме такому положению вполне могла отвечать должность консула без коллеги – благо ее уже занимали сначала Помпей, потом и сам Цезарь. Закон, предписывавший десятилетний интервал между двумя избраниями в консулы, был фактически отменен еще в 48-м году, когда сенат предоставил Цезарю право в течение пяти лет ежегодно выставлять свою кандидатуру на консульских выборах. И он этим правом неуклонно пользовался. За пять лет Цезарь избирался консулом четыре раза (кроме 47-го года, который он почти целиком провел вне Рима – в Египте и Азии).

Однако нам придется ответить на нелегкий вопрос: каким образом Цезарь мог представлять себе всенародное избрание и переизбрание консула-правителя? Для Перикла в крошечной Аттике эта проблема не стояла, а вот в огромном римском государстве... Но, быть может, Цезарю уже виделся какой-то вариант народного представительства, общенациональной ассамблеи? Быть может, увеличение втрое численности римского сената, да еще путем включения в его состав граждан из всех сословий и провинциалов, было пробным шагом в этом направлении? Никаких прямых данных в пользу такой гипотезы у меня нет. Но общее впечатление от того, как начинал Цезарь свою государственную деятельность, а также уважение к его уму и личному достоинству делают, как мне кажется, эту гипотезу не бессмысленной.

Принято считать, что древние римляне не смогли додуматься до представительной системы. Построить водопроводы, Большой цирк и Колизей смогли, а вот хотя бы до двухступенчатой системы выборов их политическое мышление не дотянуло! А ведь опыт представительной власти уже существовал и был в Риме хорошо известен – хотя бы по греческим комедиям. В Афинах V века до Р.Х. правящий Совет пятисот избирался путем равного представительства десяти фил, на которые была разбита Аттика. Масштаб, конечно, не тот, но римляне умели справляться с делами в своем масштабе: раз в пять лет проводили перепись населения, собирали налоги, призывали новобранцев в армию. Создать эффективно работающий парламент до появления многотиражной печати в государстве такого размера, конечно, было невозможно, да Цезарю он был и не нужен. А вот созывать в Риме раз в году вместо толпы городских люмпенов общегосударственную представительную ассамблею для перевыборов правителя было вполне возможно. В такой ассамблее могли бы быть представлены избиратели всех территорий, городов и колоний римских граждан. До Юлия Цезаря никто об этом, естественно, не помышлял. После него, в течение сорокапятилетнего правления Августа (сменилось целое поколение!) был учрежден и детально разработан вариант достаточно эффективной для своего времени системы чисто автократического правления – Римская империя. Ее опыт и пример определили весь дальнейший ход истории Западной Европы. Кто знает, быть может, убийцы Цезаря отсекли совсем иное, тогда еще возможное направление развития истории и всей цивилизации? Развитие на базе политической системы, которую я бы условно назвал автократической демократией (или демократической диктатурой). А если еще пофантазировать, то можно предположить, что в ходе прогресса цивилизации и общественного сознания переход от такой промежуточной системы к полноценной демократии парламентского типа мог бы совершиться постепенно, без кровавых революций.

Легко вообразить, с каким презрением отнесутся к такому предположению ученые политологи и экономисты. Но я и не собираюсь утверждать возможность реализации стабильной «демократической диктатуры» в исторических условиях древнего Рима, а хочу лишь изложить здесь мое субъективное видение личности Цезаря. Мне представляется, что он стремился именно к такому устройству римского государства. Впрочем, в какой-то степени я могу воспользоваться для подкрепления своей точки зрения общепризнанным авторитетом классика исторической мысли Теодора Моммзена. Назвав правление Цезаря, без обиняков, монархией, он в своей «Истории Рима» пишет: «...его монархия так мало расходилась с демократией, что казалось, будто последняя получила свое осуществление и завершение именно благодаря первой. В самом деле, эта монархия не была восточной деспотией милостью божьей, а такой монархией, какую хотел основать Гай Гракх и какую основали Перикл и Кромвель, то есть представительством народа в лице его доверенного, облеченного высшей и неограниченной властью». (Т. Моммзен. История Рима. Т. 3, с. 392. М., 1936 г.)

Под этим углом зрения любопытно взглянуть на те изменения структуры управления, которые Цезарь успел осуществить. В первую очередь необходимо было обеспечить оперативное и квалифицированное руководство всеми сферами политической жизни и экономики огромного государства. Для этой цели Юлий Цезарь создал то, что ныне обозначили бы популярным спортивным термином «команда» – небольшой круг энергичных, компетентных и преданных ему людей. Они, как правило, не занимали официальных постов в администрации, но имели свободный доступ к Цезарю. С ними он советовался, им поручал наиболее ответственные задания, а иногда доверял и замещать себя. Большинство членов команды были его давними соратниками и друзьями (Оппий, Гиртий, Панса, Бальб, Матий и другие). На последнем этапе правления Цезаря в состав его ближайшего окружения вошли Брут и Кассий. Кроме того, Цезарь широко привлекал к сотрудничеству толковых людей из числа новых граждан и провинциалов. Например, один из его ближайших помощников, Луций Бальб из Гадеса, был финикийским купцом. Решением Народного собрания Цезарю было предоставлено право пожалования в патриции. Он пользовался им для создания новой аристократии – в противовес старой, республиканской. Ею, впрочем, он тоже не пренебрегал, если находил в ее рядах дельных и надежных людей. Наиболее способные из этого смешанного аристократического круга составляли новую руководящую элиту государства – что-то вроде Государственного Совета. Наконец, из собственных клиентов, вольноотпущенников и рабов Цезарь создал весьма квалифицированный управленческий «аппарат». Исключительная память, работоспособность и энергия позволяли ему держать все нити руководства государством в своих руках. Его помощники и сотрудники получали неизменно четкие и конкретные задания, исполнение которых неуклонно контролировалось. Таким образом, была создана и отлажена весьма совершенная структура общегосударственного управления. Исполнителями ее распоряжений на местах были назначенные Цезарем наместники провинций, муниципальные власти в городах, а в самом Риме – оставшаяся пока без изменений иерархия магистратов, компетенция которых, однако, не выходила за пределы Вечного Города. Кроме того, наряду с прежними специализированными судами присяжных (в них под руководством преторов заседали только всадники и сенаторы), Цезарь создал и свой личный суд, где судил особо тяжкие преступления и дела о государственной измене. Впрочем, составленное им уложение о политических преступлениях было довольно либеральным. Оно запрещало преследовать за убеждения и в качестве высшей меры наказания предусматривало не казнь, а изгнание. Фактически на всей территории государства вводилось некое общее право, касающееся имущественных отношений собственности и торговли. Оно вводилось через издаваемые ежегодно наставления для судей на базе сочетания древнеримского городского права и местных установлений. Цезарь начал разработку общегосударственного кодекса римских законов, но закончить его не успел. Намечалась также унификация монетной системы, мер и весов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю