Текст книги "Хроники Кадуола"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 93 (всего у книги 99 страниц)

«Если Намур считает, что вы мертвы, скорее всего, он отправился на Кадуол».

Глядя в потолок, Бардьюс произнес голосом, напоминавшим скрежет металла: «Если так, мы очень скоро встретимся».

Глоуэн встрепенулся: «Вы собираетесь на Кадуол?»

«Как только я смогу встать с этой постели и ходить, не падая носом вниз на каждом шагу».

Глоуэн задумался. Бардьюс не стал бы отправляться в такой далекий путь после такого потрясения только для того, чтобы встретиться с Намуром, какое бы удовольствие ему не доставила эта встреча. Наверняка у него были и другие соображения. Глоуэн не хотел задавать лишние вопросы, но спросил все равно: «Зачем вы летите на Кадуол?»

Бардьюс ответил как ни в чем не бывало: «У меня там остались несколько незаконченных дел. И Клайти Вержанс, и Симонетта в частном порядке просили меня оказать им содействие. В настоящий момент они находятся в самых дружественных отношениях. Обе хотят, чтобы я перевез орду йипов на побережье Дьюкаса – с тем, чтобы смести с лица Кадуола станцию Араминта. После чего каждая из них намерена всадить кинжал в спину другой».

«Надеюсь, вы не окажете им такое содействие?»

Бардьюс усмехнулся: «Это маловероятно».

«Так что же вы сделаете?»

«Ничего».

Наступило молчание. Через несколько секунд Бардьюс пробормотал, будто говоря с самим собой: «То есть почти ничего».

«Не могли бы пояснить разницу между «ничем» и «почти ничем»?»

Изможденное лицо магната слегка оживилось: «Все очень просто. Я поговорю с Клайти Вержанс, чтобы она успокоилась на мой счет и у нее не осталось никаких сомнений. Я сделаю то же самое, встретившись с Симонеттой – она этого заслуживает». Бардьюс снова замолчал, после чего тихо добавил: «Может быть, нам следует всем собраться на совещание – кто знает, может быть оно приведет к полезнейшим последствиям».

«Надеюсь, вы пригласите на совещание меня и Чилке – хотя бы в качестве наблюдателей».

«Неплохая мысль», – Левин Бардьюс с беспокойством следил глазами за перемещением медика, явившегося снимать показания терапевтического аппарата: «Сколько еще я буду тут валяться, связанный по рукам и ногам проклятыми бинтами, трубками и электродами?»

«Терпение, терпение! Когда вас привезли, вы были мертвы на девяносто пять процентов. Вам придется провести в постели еще две недели, а после этого считайте каждый свой следующий вздох чудом, которое может не повториться».

Бардьюс вздохнул и посмотрел на Глоуэна: «С докторами не поспоришь, у них все козыри в руках. А как у тебя обстоят дела?»

«Я более или менее в порядке – мне досталось гораздо меньше вашего».

«А Юстес Чилке? Он выглядит молодцом».

«Ему крепко намяли бока. Водяные сбрасывали на него увесистые камни и пытались затащить его подальше от берега гарпунами. Но каким-то чудом он избежал опасного отравления».

«Гм! – буркнул Бардьюс. – Чилке родился под счастливой звездой. Не могу найти другого объяснения его несокрушимому оптимизму».

«Чилке руководствуется здравым смыслом. Он избегает страхов, разочарований и мрачных мыслей потому, что они портят ему настроение».

Бардьюс немного поразмышлял и ответил: «Разумная концепция, хотя, признаться, она отличается неожиданной простотой».

«Чилке – человек, полный неожиданностей. В последнее время Флиц стала вызывать у него нескрываемое восхищение. Он подозревает, что она не оставляет это восхищение без внимания».

Бардьюс болезненно усмехнулся: «Он и вправду оптимист! Осадные кампании такого рода велись неоднократно, но штурмы храбрецов неизменно заканчивались позорным отступлением. Вопрос о существовании души у Флиц остается открытым».

«Но у вас нет возражений?»

«Разумеется нет! Какие могут быть возражения? Он спас мою жизнь – не без твоей помощи, конечно. Так или иначе, Флиц может делать все, что ей заблагорассудится».

3

Глоуэн, в инвалидной коляске, и Чилке, хромающий и опирающийся на костыль, решили подышать свежим воздухом на террасе. Утро веяло прохладой, но сильного ветра не было. Балюстрада и пара чугунных фонарей слева и справа обрамляли вид на юг так, что он казался наброском гениального рисовальщика-пейзажиста, обходившегося черной тушью и сепией.

Травмированные офицеры бюро расследований сидели, моргая в лучах восходящего солнца. Глоуэн размышлял о недавней беседе с Бардьюсом: «Это значит, что по меньшей мере мы вернемся на станцию Араминта и сможем заявить, что успешно выполнили задание».

Чилке согласился, но с одной оговоркой: «Человек, настаивающий на буквальном истолковании полученных нами указаний – например, Бодвин Вук – мог бы упомянуть о Намуре. Нам не удалось его задержать».

«Неважно. Все это дело уже передано в другие руки и в другую юрисдикцию».

«По приказу Бардьюса?»

Глоуэн кивнул: «Бардьюсу очень не понравилось, что Намур позаимствовал его любимый звездолет – не говоря уже о покушении на его жизнь. Этого достаточно, чтобы ответить на любые критические замечания Бодвина Вука».

«Особенно учитывая тот факт, что мы передадим «Фортунатус» в распоряжение бюро расследований, и Бодвин сможет разъезжать на нем, нанося официальные визиты не менее разборчивым коллегам на других планетах».

Глоуэн поморщился: «Должен быть какой-то способ избежать такой невосполнимой потери! Но сколько я об этом не думаю, не могу найти никакого законного выхода из положения».

«Я тоже».

«Бардьюсу не позволят встать с постели еще недели две. Я начну ходить уже через неделю».

«Не перенапрягайся ради меня, – посоветовал Чилке. – Я тоже только начинаю выздоравливать. Флиц выразила беспокойство по поводу моего состояния. Мы оба озадачены тем обстоятельством, что невыносимая боль в моей ноге успокаивается только тогда, когда массаж делает она».

«Не каждому присущ дар исцеления», – философски заметил Глоуэн.

«Но он присущ Фелиции Стронси! У нее много других достойных восхищения даров, и связь между нами постепенно укрепляется благодаря взаимному дополнению наших талантов и преимуществ».

«Любопытно! Постепенно, говоришь?»

«М-да. Весьма постепенно. В таких делах нельзя торопиться. На самом деле она все еще несколько уклончива и труднодоступна».

«Надо полагать, Флиц понимает твои намерения и считает, что не мешает заглянуть в замочную скважину прежде, чем заходить в комнату».

«Чепуха! – возмутился Чилке. – Женщину завораживает сладостный холодок опасности, даже если опасность существует только у нее в воображении. Она начинает приписывать себе таинственное предназначение; возможность манипулировать опасным человеком притягивает ее, как горгонзола – крысу».

«Что такое горгонзола?»

«Есть такой сыр – его делают на Древней Земле. А что такое крыса, тебе должно быть известно».

«Ага! Тогда все ясно. Ты думаешь, Флиц вот-вот попадется на приманку?»

Чилке решительно кивнул: «Она будет есть у меня из рук уже через три дня, плюс-минус четыре часа».

Глоуэн с сомнением покачал головой: «Бедная Флиц! Подозревает ли она, в какую переделку попала?»

«Надеюсь, что нет. Ее и так слишком легко спугнуть».

Уже в тот же день Чилке нашел возможность проверить инстинкты Флиц. Он подозвал ее, когда она проходила через главную гостиную: «А, Флиц! Как это кстати! Настало время декламировать стихи!»

Флиц остановилась. На ней были бледно-голубые брюки и белый пуловер из матовой тонкой ткани; глянцевые волосы были перетянуты черной лентой, не позволявшей им закрывать лицо. Чилке не мог обнаружить в ее внешности никаких изъянов. Она спросила: «Кто декламирует стихи, и кому?»

Чилке поднял над головой томик в мягком кожаном переплете: «Вот «Почкования» Наварта! Вы можете прочесть одно из ваших любимых стихотворений, после чего я выразительно продекламирую какое-нибудь по своему выбору. Не помешает предварительно захватить флягу «Старого громилы» и пару кружек пообъемистее».

Флиц холодно улыбнулась: «В настоящий момент я не в настроении читать стихи, господин Чилке. Но ничто не мешает вам декламировать их вслух в одиночку, настолько выразительно, насколько это в ваших силах. Я только закрою дверь – и никто не станет протестовать».

Чилке отложил книгу в кожаном переплете: «Декламация в одиночку лишает поэзию всякого очарования. Так или иначе, пора устраивать пикник».

Несмотря на всю свою сдержанность, Флиц удивилась: «Какой пикник?»

«Я подумал, что было бы неплохо, если бы мы захватили корзину с вином и закусками и вдвоем посидели бы где-нибудь на траве».

На лице Флиц появился намек на улыбку: «О чем вы говорите? Ваша нога причиняет вам такие страдания – тревожить ее непредусмотрительно».

Чилке заверил ее галантным жестом, что страдания ему нипочем: «Мне бояться нечего! Первый приступ послужит сигналом для применения вашего волшебного массажа. Боль успокоится, и мы продолжим нашу беседу – или какое-нибудь другое занятие, в зависимости от того, чем мы будем заниматься».

«Господин Чилке, вы забываетесь!»

«Ни в коем случае! И зовите меня Юстесом».

«Как вам угодно. Но сейчас...»

«Сейчас – именно сейчас, подумать только! – я вдруг почувствовал резкую боль».

«Очень сожалею», – отозвалась Флиц.

«И вы не примените ваш чудесный массаж?»

«Не сейчас!» – Флиц вышла, в последний момент бросив на Чилке ничего не выражающий взгляд через плечо.

На следующий день, часа через два после восхода солнца, Чилке тихонько проник в гостиную. Устроившись на софе, он погрузился в размышления, глядя на пейзаж, открывающийся в окне.

Через некоторое время дверь на другом конце гостиной открыла Флиц. Заметив Чилке, она замедлила шаг, остановилась, повернулась и вышла туда, откуда пришла.

Еще через час Флиц снова открыла дверь в гостиную. Чилке, полностью поглощенный наблюдением за полетом далекой птицы, казалось, ее не замечал. Флиц задержалась неподалеку, с любопытством выглянула в окно, окинула Чилке оценивающим взглядом и пошла по своим делам.

Уже через несколько минут Флиц пересекала гостиную в обратном направлении. Как прежде, Чилке сидел, пытаясь найти смысл жизни в туманных далях. Флиц медленно приблизилась к софе. Подняв голову, Чилке обнаружил, что она изучает его с клиническим любопытством. Флиц спросила: «Вам нехорошо? Вы сидите здесь в полном ступоре все утро».

Чилке мрачно рассмеялся: «В ступоре? О нет! Я мечтал, мне приходили в голову прекрасные мысли. По крайней мере некоторые из них были прекрасны – другие были скорее загадочны».

Флиц отвернулась: «Продолжайте мечтать, господин Чилке. Сожалею о том, что прервала ваши восторженные размышления».

«Не спешите! Размышления могут подождать! – с внезапной энергией воскликнул Чилке. – Присядьте на минуту. Я хочу вам что-то сказать».

Флиц поколебалась, после чего осторожно присела на край софы с противоположного конца: «В чем проблема?»

«Нет никакой проблемы. Я хотел бы скорее прокомментировать результаты анализа».

«Анализа – чего?»

«Анализа меня».

Флиц не могла удержаться от смеха: «Это слишком сложная и обширная тема, господин Чилке! Сегодня у нас на это не хватит времени».

Чилке не сдавался: «Когда я был маленьким мальчиком, я жил в Айдоле, на Древней Земле. У меня были три сестры – они были популярны и приводили домой своих подруг, так что, к моему вящему сожалению, мне пришлось провести детство в кругу хорошеньких девочек. Вы знаете, их выпускают самых разных сортов и размеров. Одни высокие, другие коротенькие, а некоторые очень быстро бегают – так быстро, что от них трудно удрать. Я рос в безжалостных джунглях красивых платьев, милого смеха и очаровательных ужимок».

Вопреки своим намерениям, Флиц заинтересовалась: «Почему вы об этом сожалеете?»

«Будучи романтически настроенным юношей, я не мог все это переварить – классический случай чрезмерного и преждевременного изобилия впечатлений».

«Каких впечатлений?»

Чилке неопределенно махнул рукой: «Как это называется? Разочарование? Прекрасный пол потерял всякую таинственность и притягательность. К шестнадцати годам я был пресыщенным эпикурейцем. Там, где обычный парень видел что-то воздушное, прелестное и внушающее сладостные мечты, я замечал лишь вздорную воображулю, к тому же еще и гунявую».

Чилке выпрямился, голос его приобрел суровость: «При всем моем уважении должен признаться, что, когда я впервые вас встретил, я сказал себе: «Ага! Еще одна очаровашка, такая же, как все остальные – скрывает за миловидной внешностью пресную посредственность». Вас, наверное, удивляла моя холодность, за которую теперь я вынужден принести извинения. Что вы на это скажете?»

Флиц покачала головой в некотором замешательстве: «Не могу решить, следует ли мне вас поблагодарить или потихоньку оставить вас в одиночестве, чтобы вы могли продолжать наблюдение за механикой птичьего полета».

«Каково бы ни было ваше решение, меня оно полностью устраивает! – великодушно заявил Чилке. – Я пришел в себя и осознал свою ошибку. Несмотря на вашу непревзойденную красоту, мне доставляет огромное удовольствие проводить время в вашем обществе – и в той мере, в какой я способен понимать происходящее, я хотел бы вас поцеловать».

«Здесь? Сейчас?»

«Где угодно и когда вам будет угодно!» – галантно разрешил Чилке.

Флиц смотрела на него искоса: что на уме у этого видавшего виды человека? С ее точки зрения он выглядел неплохо; грубоватое и неправильное, лицо его отличалось иронической живостью и вызывало интерес. В Юстесе Чилке было что-то веселящее, наполняющее жизнь энергией и юмором.

«И что будет, если я назначу вам свидание?»

«Я хотел бы, чтобы вы рассмотрели мое предложение».

«Какое предложение?» – поинтересовалась Флиц.

«Не хотел бы объяснять его во всех подробностях до тех пор, пока вы не назначите мне свидание».

«Нет, вы должны объясниться сейчас. Во-первых, мне интересно. А во-вторых, мы можем быть заняты, и на свидание не хватит времени».

Чилке тщательно выбирал слова: «Я задумал один проект, и ваша квалификация, на мой взгляд, вполне достаточна – более чем достаточна – для того, чтобы вы могли стать моей сообщницей».

«Не совсем понимаю, почему вы меня так высоко цените».

«Все очень просто! Я видел вас в действии. Если мы попадем в потасовку – скажем, в каком-нибудь заплеванном салуне за пределами Запределья – я знаю, что вы меня не оставите в беде, что вы будете пинаться, кусаться, ругаться, визжать и лупить по головам кружками, наводя ужас на заматерелых бандитов и наполняя меня гордостью».

«Не наполняйтесь гордостью слишком рано. К тому времени я могу быть где-нибудь в другом месте. Видите ли, я стараюсь не посещать заплеванные салуны».

Чилке пожал плечами: «Если в окрестностях только один салун, выбор невелик».

«Верно. Но почему я там окажусь в первую очередь? С кем я буду драться, и зачем?»

«Причины драк часто непредсказуемы. Например, человек может тихо сидеть, никому не мешать и размышлять о своих делах. Но к нему на колени приседает слишком дружелюбная дамочка, непременно желающая поболтать. Естественно, манеры дамочки достойны негодования, и человек дергает ее за волосы, чтобы она слезла и оставила его в покое. И начинается мордобой».

«Очень хорошо! – сказала Флиц. – Теперь я знаю, зачем я вам нужна в качестве сообщницы. Но в чем, собственно, заключается ваш проект?»

Чилке нахмурился, глядя на блестевшую за окном реку: «Ладно, я все объясню. Несколько лет тому назад мой образ жизни можно было назвать бродяжническим – я часто переезжал с места на место и, как я теперь понимаю, набирался ума-разума. В ту пору мне привелось повстречаться с десятками других скитальцев – разведчиков, первопроходцев и беглецов, бежавших по причинам, которых никто уже не помнил, в том числе они сами. Даже люди, предпочитающие одиночество, однако, время от времени нуждаются в общении и становятся многословными, особенно за кружкой пива, и я выслушал десятки необыкновенных историй. Через некоторое время я стал делать заметки. В конце концов у меня накопилась примерно дюжина описаний самых чудесных мест и невероятных вещей. Существуют ли они на самом деле? Или все это легенды, пьяные измышления? Думаю, что в этих рассказах была какая-то правда, приправленная, разумеется, красочным вымыслом. И эта правда все еще ждет меня там, в далеких мирах – ждет, чтобы я пришел и увидел ее своими глазами!»

«И вы хотите, чтобы я отправилась с вами проверять, насколько соответствуют действительности небылицы, рассказанные вам случайными нетрезвыми собеседниками в заплеванных салунах за пределами Запределья?»

«Мы могли бы вместе просмотреть список и выбрать несколько самых перспективных маршрутов. Думаю, Глоуэн разрешит мне взять «Фортунатус» – все равно он ему больше не пригодится».

Флиц продолжала говорить очень сдержанно: «Таким образом, по сути дела вы предлагаете мне вести вместе с вами безответственную жизнь на борту краденого звездолета, блуждая в погоне за призраками из одной богом забытой дыры в другую».

«Ну да, – развел руками Чилке. – В общих чертах в этом и состоит мой проект».

Флиц глубоко вздохнула: «Юстес, вы не думаете, что у меня и так уже достаточно забот? Теперь, в довершение ко всему, мне придется беспокоиться о вашем очевидном помешательстве».

«Уверяю вас, я в своем уме!»

«А! Это хуже всего!»

«Один-ноль», – пробормотал себе под нос Чилке.

Флиц встала с софы. Подчинившись внезапному порыву, она наклонилась и поцеловала Чилке в щеку: «Юстес, ваши доблестные усилия заслуживают хотя бы такой награды».

«Одну минуту! – вскричал Чилке, хватаясь за костыль и пытаясь подняться на ноги. – А как насчет свидания?»

«Не сейчас, Юстес, не сейчас».

Флиц вышла из гостиной. Чилке провожал ее глазами, ухмыляясь во весь рот.

4

Прошло три дня. Чилке почти не видел Фелицию, а если видел, то в обществе других людей. Он не искал случая застать ее где-нибудь в одиночестве, опасаясь, что она сочтет его докучливым, но через некоторое время его мысли стали омрачаться сомнениями: не может ли его сдержанность быть истолкована как самодовольная удовлетворенность достигнутым результатом?

Чилке начинал терять терпение – он злился на себя и на возникшую проблему. Довольно ходить вокруг да около! Лес рубят – щепки летят!

Тем не менее, ему пришлось повременить с решительными действиями. Прибыли главный инженер-архитектор северного проекта, Баньоли, и с ним три высокопоставленных инженера из компании «ЛБ». Они работали в усадьбе Стронси; тем временем у развалин замка Бэйнси возник временный городок строительных рабочих. Флиц наняла прислугу из Порт-Тванга, но даже после этого у нее было больше обязанностей, чем когда-либо – так, по меньшей мере, казалось Юстесу Чилке.

Новоприбывшие ежедневно совещались с Бардьюсом и часто совершали поездки на объект. Глоуэн, присутствовавший на некоторых совещаниях, информировал Чилке: «Это лучшие инженеры компании «ЛБ». Бардьюс начинает свой проект у Разлива, не теряя времени. Я видел эскизы. Они собираются построить низкое несимметричное здание с одной стороны утеса – так, чтобы оно выглядело, как продолжение утеса. Массивное и впечатляющее сооружение, но сливающееся с ландшафтом. Штормовые волны могут бомбардировать его сколько угодно – эта крепость не пошелохнется. По вечерам постояльцы смогут любоваться на Разлив и на водяных, скачущих по лужам. А в штормовой сезон, когда ревущие волны будут откатываться кипящей пеной по каменной пустоши, постояльцы, наверное, даже будут немного поеживаться перед тем, как приступить к ужину в зале с гигантским камином».

«Свободных номеров в этой гостинице долго не будет», – заметил Чилке.

«Не сомневаюсь. Но я заметил нечто любопытное. Флиц этот проект нисколько не привлекает. Как только в комнату заходит Баньоли или кто-нибудь из других инженеров, она скрывается».

«В этом отчасти виноват я», – признался Чилке.

Глоуэн поднял брови: «Как так?»

«Мне показалось, что Фелиция слишком часто грустит, и я стал развлекать ее небылицами галактических скитальцев – про императора Шульца, правившего мирами Большой Туманности в секторе Андромеды, про Пита Питтаконга, говорившего на нечеловеческом языке, про Фарлока, которого я встретил на краю Ойкумены в месте под наименованием Орвиль. Фарлок рассказывал множество невероятных вещей, но в отличие от большинства искателей планет, всегда умудрялся документировать свои истории, указывая точные координаты. Я упомянул о некоторых его находках в разговоре с Флиц и заметил, что было бы неплохо, если бы мы с ней тоже стали скитальцами и проверили справедливость этих фантастических отчетов».

«И что же?»

«Она сказала, что это чрезвычайно увлекательная перспектива, но что ей нужно еще немного подумать».

«Невероятно! – развел руками Глоуэн. – И при всем при том она ведет себя так, как будто вы едва знакомы».

«Опять же, в этом моя вина, – скромно потупил глаза Чилке. – Я решил на некоторое время оставить ее в покое, чтобы у нее была возможность разобраться в своих мыслях».

«Тогда все понятно», – успокоился Глоуэн.

На следующий день Баньоли и другие инженеры переехали на север, в строительный городок, возведенный у замка Бэйнси персоналом компании «ЛБ».

Еще через два дня Флиц подошла к Чилке, сидевшему на террасе и заносившему какие-то заметки в записную книжку.

«Что вы записываете?» – с любопытством спросила Флиц.

«О! Всякие наблюдения и воспоминания, ничего особенного».

«Не могли бы вы мне помочь?»

Чилке захлопнул записную книжку и вскочил на ноги: «Я к вашим услугам. Чего вы хотите?»

«Левин попросил меня отвезти на север, в Бэйнси, образцы нескольких материалов. Он хотел бы, чтобы вы меня сопровождали».

«Очень предусмотрительно. Когда мы вылетаем?»

«Сейчас же».

«Дайте мне пять минут».

Поднявшись в воздух на аэромобиле семьи Стронси, они полетели на север. На Флиц были бежевые брюки, кожаные полусапожки и темно-синяя рубашка. Она казалась немного бледной, как будто она от чего-то устала, и говорила очень мало. Чилке не пытался прерывать ход ее мыслей. Через некоторое время Флиц повернулась к нему и чуть наклонила голову набок: «Почему вы молчите? Вы всегда такой необщительный?»

Чилке отпрянул от неожиданности: «Я думал, что вы, может быть, предпочитаете посидеть в тишине…»

«Полная тишина меня нервирует».

«Что ж, на самом деле я хотел бы кое-что обсудить».

«Да? Что именно?»

«Вас».

Флиц улыбнулась: «Это не такая уж интересная тема для разговора».

Чилке сделал широкий жест рукой, будто охватывая окружающий простор: «Взгляните туда! На сотни километров во все стороны текут реки, расстилаются степи, высятся горы – и все это принадлежит Фелиции Стронси. Разве это не делает вас интересной и важной темой для разговора?»

«Пожалуй, что так. Никогда раньше об этом не думала. Но вы совершенно правы». Флиц показала пальцем вниз: «Видите этот великолепный куст мастики с желтыми цветами? Если бы я захотела, я могла бы приземлиться и сжечь этот куст – и никто не посмел бы усомниться в моем праве это сделать!»

«Власть опьяняет! Но прежде, чем Фелиция спалит куст мастики, она должна что-то предпринять по поводу водяных, заполонивших ее владения. Они ломали ребра бедняге Юстесу Чилке и наслаждались каждой минутой этого процесса!»

«По-видимому, они намеревались преподать господину Чилке хороший урок».

«Возможно, хотя педагогические приемы водяных могут причинить неприятности и Фелиции собственной персоной. Когда построят ее новую гостиницу и полные достоинства пожилые дамы пойдут прогуляться на Разлив, чтобы полюбоваться видом, кто может поручиться, что им тоже не переломают ребра?»

«Прежде всего, это не ее гостиница. Гостиницу строит Левин Бардьюс. Он может строить что угодно где угодно – с тем условием, что к Фелиции это не имеет никакого отношения».

«Тогда больше не о чем говорить. Когда пожилые дамы вернутся с переломанными ребрами, пусть жалуются Бардьюсу».

Аэромобиль летел на север. Флиц показала рукой на облака над восточным горизонтом: «Снова собирается шторм. Строительные рабочие скоро познакомятся с отвратительным нравом Разлива».

Зеленовато-серые воды океана постепенно приближались с востока, и наконец перед ними открылась блестящая черная плоскость Разлива.

Машина приземлилась среди дюжины временных построек – общежития, столовой, склада и навесов для различного оборудования. Чилке и Флиц сошли на землю, после чего Чилке вытащил из багажного отделения два тяжелых футляра. Вложив два пальца в рот, Чилке издал пронзительный свист. Его услышал один из рабочих, подъехавший на погрузчике и забравший футляры. Из столовой вышел Баньоли, махнувший рукой в знак подтверждения доставки – поручение было выполнено.

Чилке снова повернулся к машине. Флиц стояла в стороне, глядя на развалины старого замка, где теперь работали бульдозеры и экскаваторы. Ее лицо хмурилось и нервно подрагивало; прохладный влажный ветер трепал ее волосы. Тучи неслись низко над головой, начинали падать первые капли дождя. Голос Флиц, казалось, донесся издалека: «Я знаю – она все еще там, под камнями, замызганная грязью, испачканная в крови. Я слышу, как она скулит – или, может быть, это ее призрак». Флиц отвернулась. Каким-то образом так получилось, что Чилке обнял ее за плечи, после чего стал гладить по голове, приговаривая что-то успокоительное: «Бедная маленькая Флиц! Теперь все по-другому, я о тебе позабочусь. Подумаешь, куча камней! Это всего лишь куча камней, и ничего больше. Никаких там призраков нет. Почему? Очень просто. Потому что если там никто не умер, значит, там не может быть призрака. Фелицию спасли – теперь она выросла и стала самой красивой, самой умной девушкой по имени Флиц, совершенно определенно живой и на вид, и на ощупь, что я могу лично засвидетельствовать. Даже под этим проклятым дождем с ней тепло и уютно».

Флиц засмеялась, не предпринимая попыток освободиться. Она сказала: «Юстес, ты превращаешься в привычку. Не знаю, что это значит, потому что я в таком же замешательстве, как ты».

Наклонив голову, Чилке поцеловал ее – к некоторому его удивлению, она ответила без всякой робости. Чилке повторил этот в высшей степени удовлетворительный процесс, пробормотав: «В любом случае, это успокаивает нервы».

Дождь становился проливным. Чилке и Флиц забрались в машину и полетели на юг.