Текст книги "Хроники Кадуола"
Автор книги: Джек Холбрук Вэнс
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 77 (всего у книги 99 страниц)
Глоуэн направился к гостинице «Луновей» быстрым шагом, временами переходящим в бег. Гостиницу было видно издалека: массивное сооружение из бетона и стекла, более или менее следовавшее архитектурным канонам Найона, отвергавшим плоские поверхности и ровные края и допускавшим вертикальность лишь постольку, поскольку в отсутствие оной здание обвалилось бы. Справа и слева от центральной постройки находились двухэтажные флигели с номерами, а на крыше центрального корпуса была устроена озелененная прогулочная терраса. Там постояльцы ужинали под гирляндами тусклых зеленых и синих бумажных фонарей. Недалеко от входа остановились три коробчатых шарабана кочевников, разрисованных такими же кричащими веселыми узорами, как и те, что Глоуэн уже видел в Танджари. Бродяги-циркачи отдыхали поблизости, потягивая пылесеневое пиво из высоких бесформенных горшков с ручками, а над их кострами что-то громко булькало в железных котелках на треножниках. Завидев Глоуэна, ему навстречу бросилась шайка сорванцов. Глоуэн бежал трусцой, в связи с чем сорванцы решили, что он совершает вечернюю спортивную пробежку, побежали рядом с ним и стали кричать: «Давайте бегать наперегонки за деньги! Смотрите, у нас у всех есть деньги! Мы будем честно соревноваться, вот увидите!»
«Нет, спасибо, – бросил на бегу Глоуэн. – Не сегодня».
«Мы будем бежать задом наперед! Как вы можете проиграть? Вы же быстро бегаете!»
«Я очень медленно бегаю. Вам придется состязаться с вашими дедушками или бабушками».
«Ха, ха! Еще чего! Если мы их обгоним, они нам накостыляют!»
«Очень сожалею», – слегка задыхаясь, посочувствовал Глоуэн.
«Давайте, мы будем бегать наперегонки, а вы заплатите приз победителю!»
«Давайте, мы понесем вашу сумку!» – самый большой из сорванцов попробовал сорвать сумку с плеча Глоуэна.
Глоуэн цепко ухватился за сумку и перешел на шаг: «Мне не нужна ваша помощь – идите играйте сами».
Сорванцы игнорировали его указания. Окружив Глоуэна, они бежали перед ним задом наперед, с воплями и смехом дергая его за рукава: «Трус! Боишься, что мы тебя перегоним? – Да он бегает, как старая толстуха! – У него пальцы на ногах длиннее ступней: потому он и носит дурацкие ботинки! – Ты еще где-нибудь видел такую глупую рожу?»
Крупный усатый субъект вскочил из-за стола, озаренного походным костром, и приблизился: «Пошли прочь, паразиты! Вы что, не видите – господину не до вас!» Обратившись к Глоуэну, он продолжил: «Прошу прощения за беспокойство! У детей нынче нет никаких манер. И все же они обрадуются, если вы им бросите несколько монет – после этого они больше ни за что не обзовут вас скрягой или жмотом».
«Пусть обзываются, сколько влезет, – отозвался Глоуэн. – Простите, я очень спешу». Он направился ко входу в гостиницу. Кочевник пожал плечами, разогнал щалопаев пинками и вернулся к своему пиву.
Вступив в фойе гостиницы «Луновей», Глоуэн оказался в просторном помещении с высоким потолком. За прилавком регистратуры восседал холеный молодой служащий, явно родом с другой планеты. Приподняв брови при виде потертой походной сумки Глоуэна, он брезгливо опустил уголки губ. Тон его голоса, однако, оставался безукоризненно вежливым: «Очень сожалею, глубокоуважаемый, но в том случае, если вы не зарезервировали номер заранее, не могу вам ничего предложить. Все наши номера заняты. Вы могли бы заглянуть в «Танглет» или в «Призрак» – хотя, насколько мне известно, у них тоже нет свободных номеров».
«Номером я займусь позже, – коротко сказал Глоуэн. – Прежде всего мне нужна информация. Ваша помощь может оказаться полезной». Он выложил сольдо на прилавок.
Регистратор сделал вид, что не заметил этого: «Сделаю все, что в моих силах».
«Ведете ли вы записи входящих телефонных вызовов? В частности, меня интересует вызов из Танджари, соединенный утром вчерашнего дня».
«Мы не ведем таких записей, они были бы ни к чему».
Глоуэн поморщился: «Вы не дежурили, случайно, с утра – примерно в двадцать восемь часов?»
«Нет. Я пришел на работу в десять часов пополудни».
«А кто дежурил утром?»
«Насколько я знаю, господин Стенсель».
«Я хотел бы немедленно с ним поговорить. Мое дело не терпит никаких отлагательств».
Служащий подошел к телефону и тихо произнес несколько слов. Прислушавшись к ответу, он вернулся к Глоуэну: «Господин Стенсель заканчивает ужин. Если вы будете так добры и присядете на диван – вон тот, под настенными часами – господин Стенсель выйдет к вам сию минуту».
«Благодарю вас», – Глоуэн прошел к указанному дивану и уселся.
Несмотря на аляповатую конструкцию стен, в фойе было просторно и весело. Полы были закрыты коврами в черную, белую, красную, синюю и зеленую полоску; потолок, в десяти метрах над головой, украсили традиционными орнаментами тенепытов – варварски экстравагантными и экспрессивными, но в то же время отличавшимися какой-то дикой сдержанностью. Над прилавком регистратуры висела большая панель с цветными дисками, схематически изображавшими текущее расположение лун на небе. Диски «восходили» из левого нижнего угла панели, поднимались по дуге, спускались и скрывались в нижнем правом углу.
Прошло три минуты. К Глоуэну подошел пухлый маленький человечек, лысеющий и деловитый, одетый почти так же аристократически, как и высокомерный регистратор гостиницы. «Меня зовут Стенсель, – представился он. – Насколько я понимаю, у вас ко мне есть какие-то вопросы?»
«Есть. Присядьте, пожалуйста».
Господин Стенсель присел на край дивана: «Чем я могу быть полезен?»
«Вы дежурили сегодня утром в двадцать восемь часов?»
«Совершенно верно – как правило, я выхожу на работу несколько раньше».
«Не помните ли вы телефонный звонок из Танджари, примерно в это время?»
«Гм, – господин Стенсель задумался. – Такого рода подробности быстро вылетают из головы».
Глоуэн молча вручил ему два сольдо, и господин Стенсель улыбнулся: «Удивительно, как деньги освежают память! Да, я помню такой звонок. Кроме того, я знаю, кто звонил – господин Мелвиш Киблс. Он часто сюда звонит».
«Правильно. С кем он говорил?»
«С одним из наших давнишних постояльцев, господином Адрианом Монкурио. Он археолог – может быть, вы о нем слышали, он пользуется широкой известностью».
«Вы не знаете, о чем они говорили?»
«Нет. Подслушивать телефонные разговоры нехорошо, в любом случае. Чуть больше часа тому назад другой господин задавал мне те же самые вопросы, и я ответил ему то же самое».
Сердце Глоуэна упало: «Представился ли как-нибудь этот другой господин?»
«Нет».
«Как он выглядел?»
«Он был очень хорошо одет, выглядел тоже неплохо – и выражался самым изысканным образом, как мне показалось».
Глоуэн вынул еще два сольдо: «Ваши сведения мне очень пригодятся. Где я могу найти господина Монкурио?»
«Он занимает двухкомнатный номер «A» с окнами, обращенными к веранде. Выйдя из фойе, поверните направо. Номер «A» – в самом конце. Не знаю, застанете ли вы господина Монкурио; он не придерживается регулярного расписания, а иногда надолго уходит бродить между столбами – когда считает, что сочетание лун ему благоприятствует. Он прекрасно разбирается в сочетаниях лун и умеет точно определять их значение. Что не удивительно – в противном случае ему давно уже перерезали бы глотку».
«В данный момент сочетание лун благоприятно?»
Господин Стенсель бросил взгляд на панель над регистратурой: «Понятия не имею. Никогда не занимался этими вопросами».
«Еще раз благодарю вас», – Глоуэн покинул фойе, повернул направо и добежал до конца веранды, где он быстро нашел номер «А». Из-за штор-жалюзи, закрывавших окна, проблескивал свет. Глоуэна это обстоятельство обнадежило – кто-то был дома. Он нажал на кнопку звонка.
Прошла минута – напряжение Глоуэна росло. Изнутри послышался шорох медленного передвижения. Дверь отодвинулась в сторону: в проеме стояла темноволосая пышная женщина небольшого роста. Несмотря на признаки приближения среднего возраста, она еще отчасти сохранила привлекательность молодости. Ее густые полосы были коротко подстрижены «под горшок» – оставалось только гадать, диктовался ли такой стиль требованиями моды или какой-то практической необходимостью. Женщина разглядывала Глоуэна яркими черными глазами: «Да, в чем дело?»
«Госпожа Монкурио, насколько я понимаю?» – Глоуэн с раздражением отметил едва заметную дрожь в своем голосе.
Женщина покачала головой, и сердце Глоуэна снова упало: «Монкурио на равнине, занимается своей археологией». Слегка наклонившись, женщина выглянула на веранду, чтобы проверить, нет ли вокруг кого-нибудь еще: «Никак не пойму, зачем он вдруг всем понадобился. Ни с того ни с сего каждому нужно срочно встретиться с профессором Монкурио!»
«Где его можно найти? Это очень важно».
«Он на равнине Столбовой Глуши. Луны наконец в благоприятном расположении. Думаю, что он где-то около четырнадцатого ряда. Вы тоже археолог?»
«Нет. Не согласится ли кто-нибудь помочь мне найти его как можно быстрее?»
Женщина горько рассмеялась: «Только не я – с моими-то больными ногами! Но он не мог уйти очень далеко, потому что ему обязательно нужно вернуться до захода Шана, то есть меньше чем через два часа». Женщина указала на бледно-голубую луну: «Когда заходит Шан, тенепыты рыщут во мраке – ищут, кому бы перерезать глотку».
«Где находится четырнадцатый ряд?»
«Это очень просто! Дойдите до пятой череды – там проход между столбами пошире, сверните в проход и отсчитайте четырнадцать рядов. Потом поверните налево и пройдите мимо трех или четырех столбов – Адриан должен быть где-то там. А если его там нет, не ищите вокруг! В столбах легко заблудиться, особенно в лунном свете. Под ними пылесень уже черна от пролитой крови».
«Спасибо, я буду осторожен», – Глоуэн собрался уходить.
Женщина сказала ему вслед: «Если найдете других, напомните им, что пора возвращаться!»
Глоуэн выбежал на равнину и приблизился к Столбовой Глуши. Шестиметровые столбы теснились над головой частоколом теней, в неверном свете множества лун казавшихся грозными, готовыми упасть и раздавить пришельца. Он нашел продольный проход за пятой чередой – ряды столбов, чередуясь с пересекающимися тенями, уходили в темноту с обеих сторон прохода, сходясь и сливаясь в неразборчивом бледном зареве, пропадая далеко во мраке.
Глоуэн пошел быстрым шагом по проходу пятой череды, на ходу отсчитывая ряды. Дойдя до восьмого ряда, он остановился и прислушался. Единственным звуком был шум крови у него в ушах. Он двинулся дальше – тень, бегущая среди теней. У двенадцатого ряда он снова остановился, пытаясь уловить какие-нибудь шорохи, способные подсказать что-нибудь или направить его куда-нибудь.
Показалось ли ему? Или он действительно слышал чей-то голос? Если так, голос был тихим и робким – будто кто-то пытался дать о себе знать, но в то же время боялся, что его услышат. Странно!
Глоуэн повернул в поперечный проход между двенадцатым и тринадцатым рядами и длинными беззвучными шагами прокрался мимо трех столбов, до восьмой череды. Здесь он снова остановился и прислушался. Тишина! Плохое предзнаменование. Если бы Адриана Монкурио встретил друг, можно было бы ожидать разговора или хотя бы обмена какими-то фразами. Глоуэн двинулся вдоль череды столбов – и почти сразу снова услышал чей-то зов, тихий и тревожный. Столбы приглушали и рассеивали звуки; Глоуэн никак не мог определить, откуда раздавался голос и с какого расстояния. Ему казалось, однако, что источник звука находился где-то поблизости.
Глоуэн прокрался поперек до девятой череды и повернул направо. Еще два столба – и он оказался бы у четырнадцатого ряда. Главное – не заблудиться, вести правильный счет! Шаг за шагом Глоуэн продвигался вперед. Он инстинктивно чувствовал, что рядом кто-то есть – кто-то начеку, кто-то сулящий гибель. Что-то беззвучно пробежало в темноте, чтобы наброситься ему на спину – Глоуэн обернулся. Сзади никого не было, его обманывали нервы. Глоуэн стоял, вглядываясь то в одном направлении, то в другом, прислушиваясь к любым шорохам и звукам – к чему угодно, что позволило бы сосредоточить внимание.
Звук раздался – совсем рядом, в двух шагах – внезапный хохот, скорее похожий на отвратительный рев, издевательский и торжествующий. За хохотом последовал неразборчивый всплеск нескольких фраз, произнесенных одновременно двумя голосами, оборвавшийся зловещим глухим стуком. На несколько мгновений наступила тишина – но она прервалась яростным воплем.
Глоуэн отбросил всякую осторожность и устремился к источнику звуков. Сделав несколько шагов, он задержался, чтобы сориентироваться. Послышались поспешные шаги – в проходе между столбами появилась человеческая фигура. Она приближалась странными рывками – маленькими прыжками или шажками. Внезапно, отчаянно всхлипнув, она остановилась, нагнулась и что-то поспешно развязала или сорвала. Освободившись от пут, она пустилась бегом вперед – и на всем ходу столкнулась с Глоуэном. Девять из девятнадцати лун озарили искаженное лицо. Оглушенный невозможностью происходящего, Глоуэн воскликнул: «Уэйнесс!»
Уэйнесс смотрела на него – сначала с полным недоумением, потом с радостью ребенка, увидевшего чудесный подарок: «Глоуэн! Этого не может быть! Как ты здесь оказался?» Она обернулась через плечо, протянула руку: «Там Баро – он убийца! Он сбросил Монкурио в могилу и оставил его на расправу тенепытам. Он меня поймал и сказал, что я ему интереснее живая, чем мертвая, и стал меня раздевать. Я трахнула его лопатой, и он упал. Я побежала, но никак не могла убежать, потому что у меня в ногах запутались трусы». Она продолжала со страхом оборачиваться: «Нам лучше вернуться в гостиницу! Этот Баро – исчадие ада!»
Из теней между столбами в лунное зарево выдвинулась тень чернее ночи. Глоуэн узнал человека, которого встретил в переулке Криппета и в кафе у гостиницы «Кансаспара».
Уэйнесс тихо охнула от отчаяния: «Слишком поздно!»
Человек медленно приблизился и остановился метрах в трех. Какая-то манера двигаться или заметная даже во мраке горделивая ухмылка вызвали в уме Глоуэна вихрь воспоминаний – он знал этого человека: «Бенджами! Шпион Бенджами! Предатель-йип!»
Бенджами рассмеялся: «Он самый! А ты – высокородный и чистокровный Глоуэн Клатток! Это я увез твоего отца на Шатторак. Надо полагать, тебе это не понравилось».
«Ты за это ответишь».
Бенджами приблизился еще на шаг. Глоуэн пытался угадать, что он держал за спиной.
«Значит, так! – произнес Бенджами. – Теперь мы увидим, кто из нас настоящий мужчина – добряк и честняга Глоуэн или исчадие ада Бен Барр! А хорошенькая Уэйнесс насладится ласками того, кто останется в живых».
Глоуэн мрачно изучал противника – йип был на три пальца выше и килограммов на десять тяжелее. Кроме того, Бенджами был проворен, ловок и чрезвычайно уверен в себе.
Повернувшись к Уэйнесс, Глоуэн сказал: «Беги в гостиницу! Как только ты будешь на безопасном расстоянии, я избавлюсь от этого субъекта и догоню тебя».
«Но Глоуэн! Что, если...» – она не смогла закончить.
«Если ты поторопишься, у нас еще будет время помочь Монкурио до захода Шана. А Бенджами не уйдет от судьбы».
Бенджами презрительно рассмеялся. «Стой! – приказал он девушке. – Побежишь – я тебя все равно поймаю». Он снова шагнул вперед.
Теперь Глоуэн видел, что у йипа в руке была лопата с короткой ручкой.
«Тебе не придется долго ждать, красавица», – пообещал Бенджами. Сделав обманное движение, он рассек воздух лопатой, намереваясь полоснуть Глоуэна по горлу. Глоуэн отскочил в сторону, прижавшись спиной к высокому каменному столбу. Бенджами ткнул лопатой вперед – Глоуэн снова отскочил, и лезвие со звоном ударилось в кварцит. Глоуэн схватил ручку лопаты обеими руками; противники боролись за обладание оружием, пытаясь вывернуть лопату то в одну, то в другую сторону. Глоуэн понял, что Бенджами готовит сюрприз. Йип потянул лопату на себя, чтобы Глоуэн занял уязвимое положение. Глоуэн притворился, что поддался на уловку. Тут же последовал сюрприз – внезапный пинок в пах. Но Глоуэн вовремя повернулся на каблуках, и ботинок противника проскользнул по бедру. Схватив Бенджами за ногу, Глоуэн сразу же резко шагнул вперед – йип отскочил на одной ноге назад, едва сохранив равновесие. Глоуэн вырвал лопату у него из рук и с силой ударил лезвием по плечу йипа. Тот зашипел от боли, бросился вперед, как разъяренный бык, схватил Глоуэна за предплечья и толкнул его, со стуком ударив затылком о столб. У Глоуэна помутнело в глазах, его затошнило. Бенджами ударил Глоуэна кулаком в челюсть; Глоуэн ударил йипа в солнечное сплетение – с таким же успехом он мог стукнуть кулаком деревянную доску.
На несколько секунд возникло полное замешательство – крякающие и сопящие тела противников переплелись, руки хватались за руки, лица исказились от напряжения. Оба забыли о боли и страхе, каждый думал только об уничтожении соперника. Бенджами снова попробовал пнуть Глоуэна ниже живота – Глоуэн снова схватил его за ногу; на этот раз он заломил ее и резко повернул. Раздался хруст, Бенджами упал на спину со сломанной лодыжкой. Медленно поднявшись на пальцах рук и ног, йип сделал бросок вперед, обхватив руками ноги Глоуэна и дернув их на себя. Глоуэн тоже упал. Мгновенно оказавшись за спиной Глоуэна, не успевшего встать, Бенджами сжал шею Глоуэна борцовским захватом. Торжествующе ухмыляясь, йип напряг мышцы – глаза Глоуэна выпучились, его грудная клетка тщетно колыхалась, пытаясь набрать воздух.
Выставив назад правую руку, Глоуэн схватил Бенджами за волосы и потянул вниз, приложив все оставшиеся силы. Бенджами беспокойно заскулил, пытаясь освободиться рывками головы. На какое-то мгновение мышцы его руки ослабли. Глоуэн, уже оттянувший голову йипа назад и вниз, резко сдвинул ее направо и ударил ребром левой руки по шее противника там, где находился особо чувствительный нерв. Хватка Бенджами разжалась. Глоуэн вырвался; тяжело и громко дыша, он повернулся и изо всех сил ударил йипа костяшками пальцев в гортань. Он почувствовал, как рушится хрящ – хрипя и повизгивая, Бенджами отпрянул и с размаху уселся под каменным столбом, уставившись на Глоуэна с тупым недоумением.
Все еще пытаясь отдышаться, Глоуэн подобрал лопату. Повернувшись к Бенджами, он сказал: «Помнишь Шатторак?»
Бенджами обмяк, прислонившись спиной к столбу. Глоуэн понял, что йип теряет сознание.
Уэйнесс подошла ближе, глядя на Бенджами с испуганным любопытством: «Он умер?»
«Еще нет. Скорее всего, он в шоке».
«Он выживет?»
«Не думаю. Если бы я думал, что он выживет, я отрубил бы ему голову лопатой. Пожалуй, это следует сделать – на всякий случай».
Уэйнесс схватила его за руку: «Нет, Глоуэн, не надо!» Но она тут же поправилась: «Я не хотела это сказать. Его нельзя оставлять в живых».
«Он умирает. Так или иначе, он не может встать, а тенепыты скоро придут и своего не упустят. Где Монкурио?»
«Рядом, – Уэйнесс привела его к яме, закрытой каменной плитой. – Монкурио под плитой. Она очень тяжелая».
Пользуясь лопатой, как рычагом, и навалившись на нее изо всех сил, Глоуэн сумел отодвинуть плиту на несколько сантиметров. Наклонившись к образовавшейся щели, он позвал: «Монкурио?»
«Я здесь, здесь! Выпустите меня отсюда! Я думал, вы – тенепыты».
«Еще не время».
Совместными усилиями Глоуэн и Уэйнесс мало-помалу сдвинули плиту настолько, что Монкурио смог наконец протиснуться и выкарабкаться из ямы: «А! Воздух! Пространство! Свобода! Какое чудесное ощущение! Я думал, мне пришел конец». Монкурио нервно стряхивал грязь с одежды. При лунном свете Глоуэн увидел высокого, крепко сложенного человека, уже пожилого, но только начинающего полнеть. Его усы, похожие на щетку, вполне соответствовали густым и жестким серебристо-серым волосам. Широкий лоб, длинный прямой нос и благородно-решительный подбородок придавали его лицу оттенок врожденного достоинства; глаза его, однако, темные и влажные, смотрели из-под полуопущенных век с робостью спаниеля.
Монкурио смирился с невозможностью стряхнуть все следы земли с одежды и с чувством произнес: «Поистине, это какое-то чудо! Я уже распростился с жизнью; у меня перед глазами проплывали лучшие – и не самые лучшие – воспоминания. Вы подвернулись в самый удачный момент».
«Мы не подвернулись», – сказал Глоуэн.
Монкурио не понял и вопросительно заглянул ему в лицо.
Уэйнесс объяснила: «Я пришла, чтобы вас найти. Я видела, как Бенджами сбросил вас в яму. Потом он на меня напал, но Глоуэн меня спас. Бенджами сидит у столба – наверное, он уже умер».
«Это очень хорошо! – страстно заявил Монкурио. – Ему нужна была информация; я рассказал ему все, что знаю, а он за это столкнул меня в яму. С его стороны это очень невежливо».
«Вежливости ему недостает, это вы верно подметили».
Монкурио тревожно посмотрел на небо: «Шан скоро зайдет!» Он взглянул на часы: «Остается двадцать четыре минуты». С внезапной энергией он повернулся к своим спасителям: «Скорее! Помогите мне закрыть гробницу! Иначе тенепыты разозлятся, и всех нас отравят».
Они принялись за работу втроем. В конце концов Монкурио более или менее успокоился: «Придется оставить так, как есть – Шан уже над самым горизонтом, а Рес ниже Падана. Тенепыты знают, чем я тут занимаюсь, и уже вне себя от ярости. До гостиницы семь минут ходьбы. До захода Шана осталось девять минут».
Они стали быстро возвращаться по проходу между столбами и скоро вышли на открытую равнину.
«Останавливаться нельзя! – предупредил Монкурио. – Шан скроется за горизонтом через пять минут, но какой-нибудь не в меру резвый юнец может поставить все на карту ради того, чтобы мгновенно прославиться, и перережет нам глотки здесь и сейчас в надежде как-нибудь ублажить луны впоследствии».
«Вы живете в опасном месте», – заметил Глоуэн.
«Во многих отношениях вы правы, – согласился Монкурио. – Но настоящий археолог пренебрегает опасностями и лишениями. Он обязан жертвовать собой ради науки!»
Гостиница была уже близко. Монкурио продолжал: «Не все мои дни полны романтики и славы, уверяю вас! Нет более неблагодарной профессии! Одна ошибка – и репутация, старательно заслуженная за долгие годы, разлетается в прах! Тем временем, финансовые преимущества минимальны».
«Успешные гробокопатели живут неплохо», – задумчиво произнесла Уэйнесс.
«По этому поводу у меня нет определенного мнения», – с достоинством отозвался Монкурио.
Наконец они достигли безопасной территории, окружавшей гостиничный комплекс. Далеко на западе бледно-голубая луна Шан скрылась за краем равнины – дна высохшего древнего океана.
Прошло секунд десять. Из Столбовой Глуши послышался дикий вопль, полный мстительного торжества.
«Они нашли Бенджами – или Бена Барра, как бы его не звали, – прокомментировал Монкурио. – Если он еще не умер, когда вы его там оставили, теперь-то он точно мертв». Монкурио подошел к двери номера «A», остановился и обернулся: «Позвольте снова поблагодарить вас за помощь. Возможно, завтра вы не откажетесь выпить со мной чаю на веранде. А теперь – спокойной ночи!»
«Одну минуту, – возразила Уэйнесс. – Нам тоже нужно задать вам пару вопросов».
«Я очень устал, – чопорно сказал Монкурио. – Разве с вопросами нельзя подождать?»
«Что, если вас убьют сегодня ночью?»
Монкурио невесело рассмеялся: «Тогда мне уж точно не будет никакого дела до ваших вопросов».
«Мы не отнимем у вас много времени, – настаивала Уэйнесс. – Кроме того, пока мы будем говорить, вы можете отдыхать».
«Пожалуй, я могу уделить вам несколько минут», – неохотно уступил Монкурио. Он открыл дверь, и все они зашли в гостиную его двухкомнатного номера. Из спальни послышался женский голос: «Адриан? Это ты?»
«Да, дорогая! Два друга пришли ко мне по делу; тебе не нужно выходить».
Голос, теперь несколько озабоченный, спросил: «Может быть, заварить чай?»
«Спасибо, дорогая, не нужно. Наши дела не займут много времени».
«Тебе лучше знать».
Монкурио повернулся к Глоуэну и Уэйнесс: «Вам, несомненно, известно, что я – Адриан Монкурио, археолог и историк-обществовед. Боюсь, однако, что я не успел познакомиться с вами как следует».
«Меня зовут Глоуэн Клатток».
«А меня – Уэйнесс Тамм. Думаю, вы хорошо знакомы с моим дядей, Пири Таммом. Он живет в усадьбе «Попутные ветры» в районе Шиллави».
Монкурио слегка опешил – дело принимало несколько неожиданный оборот. Покосившись на Уэйнесс так, будто он пытался угадать, какими соображениями она руководствуется, Монкурио воскликнул: «Да-да, конечно! Я хорошо знаком с Пири Таммом. Но какого рода вопросы вы хотели мне задать?»
Глоуэн спросил: «Вы вчера говорили с Мелвишем Киблсом?»
Монкурио нахмурился: «А зачем вам это знать?»
«Киблс мог упомянуть о Бенджами – или о Бене Барре, как вы его назвали».
Монкурио поморщился: «Киблс звонил и оставил мне сообщение, но я был занят раскопками. Когда я получил сообщение и попытался с ним связаться, он не отвечал на звонки». Монкурио устало опустился в кресло: «Может быть, вы соблаговолите наконец объяснить, в чем дело?»
«Охотно. Много лет тому назад Киблс продал вам коллекцию документов Общества натуралистов. Он сказал, что эти бумаги могут все еще находиться в вашем распоряжении».
Красивые серые брови Монкурио взметнулись: «Киблс ошибается. Я продал эту партию документов Ксантифу в Триесте».
«Вы просмотрели документы прежде, чем их продавать?»
«Разумеется! Я очень внимательно отношусь ко всему, что продаю!»
«И вы не сохранили никаких бумаг?»
«Ничего – ни одного листочка».
«А Киблс? У него ничего не осталось?»
Монкурио покачал головой: «Киблс никогда не занимался древними документами. Он получил эти бумаги от некоего Флойда Суэйнера, ныне покойного. В обмен Киблс передал Суэйнеру набор танглетов». Монкурио осторожно снял с полки зеленую нефритовую заколку и любовно погладил ее: «Перед вами танглет – украшение, некогда подтверждавшее славу чемпионов-тенепытов. В наши дни танглеты пользуются большой популярностью среди коллекционеров». Монкурио положил танглет обратно на полку: «К сожалению, их все труднее находить».
Глоуэн продолжал расспросы: «И вы ничего не знаете о судьбе документов Общества натуралистов – например, где они могут быть теперь?»
«Ничего не знаю кроме того, что уже вам рассказал».
Наступило кратковременное молчание. Уэйнесс вздохнула: «Я спускалась по лестнице ступенька за ступенькой, из «Галерей Гохуна» я поехала в музей «Фунусти», оттуда в Темный Пород и в Триест, оттуда – к вилле «Лукаста» и, наконец, в Луновей».
«А я поднимался по той же лестнице, отправившись из Айдолы посреди Большой Прерии в Город Раздела, потом в Танджари и, наконец, тоже в Луновей», – откликнулся Глоуэн.
«Луновей – средняя ступенька лестницы, здесь мы должны найти то, что ищем – но в Луновее тоже ничего нет!»
«Что вы ищете? – спросил Монкурио. – Неужели Хартию Кадуола и бессрочный договор?»
Уэйнесс печально кивнула: «Они приобрели огромное значение – даже решающее значение. Без них Заповедник на Кадуоле не сможет существовать».
«Вы знали, что эти документы пропали?» – спросил Глоуэн.
«Когда я впервые просматривал партию документов Общества натуралистов, я заметил, что в ней недоставало Хартии и бессрочного договора. Киблс никогда их не видел, в этом я совершенно уверен. Что это означает? Только одно – он никогда не получал их от Флойда Суэйнера».
«Симонетта Клатток тоже так считала, – заметил Глоуэн. – Она взламывала сарай мамаши Чилке несколько раз и даже распотрошила старое чучело лося, но так ничего и не нашла».
«Что же могло случиться с Хартией и договором?» – спросил Монкурио.
«Эту тайну мы и пытаемся раскрыть», – сказала Уэйнесс.
«Дед Суэйнер завещал весь свой хлам внуку, Юстесу Чилке, – пояснил Глоуэн. – Симонетта пыталась завладеть этим наследством всеми способами – в том числе она даже пыталась женить на себе Юстеса Чилке, но ему посчастливилось избежать этой судьбы. «Жизнь слишком коротка», – кажется, так он обосновал свой отказ. И теперь возникает впечатление, что никто – ни Чилке, ни Симонетта, ни вы, ни я, ни Уэйнесс – никто не знает, что случилось с Хартией и бессрочным договором».
«Интересная задача! – Монкурио погладил подбородок. – Увы, не могу предложить вам ключ к ее решению». Он потянул себя за ус и обернулся через плечо, взглянув на дверь, ведущую в спальню. Дверь эта была слегка приоткрыта. Монкурио встал, тихо подошел к двери, плотно ее закрыл и вернулся в кресло: «Не следует беспокоить Карлотту нашими разговорами. Да уж… гм. Похоже на то, что в ходе ваших поисков вам пришлось преодолеть множество препятствий». Он вопросительно взглянул на Уэйнесс: «Вы, кажется, упомянули о вилле «Лукаста»?»
«Упомянула».
Монкурио тщательно выбирал слова: «Очень любопытно! Мы говорим о вилле «Лукаста», находящейся в… не припомню, как назывался этот городок?»
«Помбареалес».
«Именно так! Как идут дела в этом странном закоулке Древней Земли?»
Уэйнесс подумала, прежде чем отвечать: «Жители Помбареалеса злопамятны. Они все еще ищут археолога, называвшего себя «профессором Соломоном»».
«Даже так! – Монкурио смущенно рассмеялся. – Вы, конечно, говорите о рекламной кампании, которая кончилась провалом. Идея заключалась в том, чтобы организовать строительство нового туристического комплекса, но в последний момент вкладчики капитала отказались от участия в проекте, и я оказался в самом неудобном положении. Это дела давно минувших дней, превратившие меня из идеалиста в циника, уверяю вас!»
Уэйнесс рассмеялась, не веря своим ушам: «Туристический комплекс в пампе, где ветер гоняет перекати-поле среди камней?»
Монкурио с достоинством кивнул: «Я рекомендовал отказаться от этого предприятия, но когда проект провалился, все шишки свалились именно на мою голову. В состоянии коллективной истерии местные жители обвинили меня в мошенничестве, в жульничестве, в подделке – в чем только меня не обвиняли! Просто невероятно!»
«С точки зрения всех и каждого в Помбареалесе эти обвинения более чем обоснованы», – заметила Уэйнесс.
Монкурио пропустил ее замечание мимо ушей: «Так вы посещали виллу «Лукаста»?»
«Неоднократно».
«Как поживает Ирена?»
«Она мертва».
Лицо Монкурио осунулось, он был явно раздосадован: «Что с ней случилось?»
«Она покончила с собой после того, как пыталась убить двух детей».
Монкурио поморщился: «А дети – что с ними?»
«Они в безопасности. Госпожа Клара утверждает, что Ирена и вы отравляли их наркотиками».
«Злонамеренная клевета! Я сделал этим детям огромную услугу, освободив их из подземелья гангрилов! На Найоне жизнь ничего не стоит».
«И все же – зачем было отуплять их наркотиками на Земле? Это не похоже на услугу».
«Вы не понимаете! Мой замысел должен был принести пользу всем его исполнителям! Я могу все объяснить, хотя это не так просто, как может показаться с первого взгляда. Слушайте же! Я кое-что узнал о препаратах гангрилов – немного, самую малость. Они умеют развивать и усиливать некоторые функции мозга и подавлять другие. Ясновидение относится к числу функций, которые они развивают. Учтите! Я – археолог, пользующийся высокой репутацией! – Монкурио придал своей физиономии строгое выражение несгибаемой преданности идеалам просвещения. – Моя первоочередная цель – научные исследования, в этом отношении меня ничто не может остановить! И тем не менее, время от времени мне удается находить неведомые другим сокровища и тем самым финансировать свои исследования».
