Текст книги "Хроники Кадуола"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 99 страниц)

10

Сразу после захода солнца Глоуэн вернулся в пансион Клаттоков – и снова Шарда не было дома. Глоуэн пребывал в нерешительности, ощущая неопределенное чувство вины – будто отсутствие Шарда свидетельствовало о том, что Глоуэн что-то сделал не так или чего-то не сделал. Чем занимается отец так поздно вечером? Дело о краже в аэропорте, надо полагать, давно закрыто... Глоуэн позвонил в контору Намура, но там никого не было. Тогда он позвонил в отдел B, в новое здание управления. Там ему сказали, что Шард, по-видимому, все еще в таборе.

Глоуэн решил больше не мешкать. Закрыв за собой дверь квартиры, он вышел на улицу и направился было в табор, как повстречался с отцом. «Я пошел тебя искать, – торопливо объяснил Глоуэн. – Где ты был так долго?»

«Пришлось задержаться, – сказал Шард. – Подожди меня в трапезной. Я только вымоюсь и сразу спущусь».

Через десять минут Шард присоединился за столом к сыну, грызущему соленые сухари с сыром: «А ты где пропадал весь вечер? Тебя искали».

«Прошу прощения. Помогал Сесили готовить костюм. Я и не знал, что могла потребоваться моя помощь».

«Я так и думал, – пожал плечами Шард. – Что ж, надо полагать, Парилья должна идти своим чередом. Тем временем мы справились без тебя – и, скорее всего, спасли жизнь и тебе, и Сесили. Хотя теперь я начинаю понимать, что ты тоже приложил к этому руку».

«Что такое? Что случилось?»

Шард хранил молчание, пока официант-йип подавал им суп. Потом он произнес: «Трудно поверить в такое стечение обстоятельств! Возникает впечатление, что с наступлением Парильи действительно происходят чудеса».

«Так в чем же дело?»

«Если бы не Парилья, Сесили не пришло бы в голову собирать крылья бабочек, не так ли? И ты не пытался бы изображать из себя героя, расстреливая змееголова из незаряженного пистолета. Чилке не взбесился бы, разъяренный пренебрежением к его полномочиям, и не вломился бы в комнату Сиско, где он нашел тайник боеприпасов. Мы не прибыли бы из отдела B, чтобы произвести обыск в общежитиях, где, переходя из комнаты в комнату, обнаружили не только мешки наворованного добра и целые склады компонентов автолетов, но и форменный арсенал! У каждого из йипов, ночующих в таборе, было оружие – ножи, складные арбалеты, проволочные удавки и двадцать восемь пистолетов, ни больше ни меньше! Весь городок наемных работников оказался вооруженным лагерем. Намур заявляет, что совершенно ошеломлен. Он больше не возмущается и даже признал, что Чилке сделал правильные выводы – хотя и на ошибочных основаниях...»

«Но что все это значит?» – спросил Глоуэн.

«Никто на самом деле не знает. Йипы, как всегда, глупо ухмыляются и чешут в затылках, уставившись в пространство расползающимися глазами. Пистолеты, видите ли, им дарили туристы в благодарность за приятно проведенное время. Так они говорят. То есть туристы, посещавшие Йиптон, пользовались услугами островитянок и расплачивались оружием. Вполне вероятно. Эта практика будет пресечена немедленно: с сегодняшнего дня ввоз любого оружия в Йиптон строго запрещен.

Из йипов не удалось вытянуть никаких сведений о том, что именно они замышляли. Но Парилья начинается на следующей неделе. В орт на пароме должны были привезти новую партию йипов – и с ними, надо полагать, новую партию оружия. Всех занимает один вопрос... Представь себе, что вечером в цейн или в инг, когда повсюду гуляли бы и танцевали подвыпившие, беззаботные ряженые, тысячи вооруженных йипов внезапно заполонили бы станцию Араминта и устроили бы кровавую баню. Потом, захватив автолеты, они полетели бы на юг, в Трой, и ракетным обстрелом смели бы Строму на дно фьорда. И дело в шляпе! На этом для таких, как мы, все кончилось бы – Дьюкас переименовали бы в Йипленд, а Титус Помпо стал бы повелителем всего Кадуола. Однако... – Шард поднял указательный палец. – Сесили решила, что ей нужны крылья бабочек, а Чилке не выносит, когда его пытаются ставить на место. Посему мы будем праздновать Парилью, как обычно, и лишь немногие узна́ют, каким чудом их миновал удар судьбы».

«И что теперь?»

«Окончательное решение будет принято после Парильи. В настоящий момент все йипы, кроме домашней прислуги, содержатся под арестом в таборе. Чилке хочет выслать их на планету Розалию с тем условием, чтобы они оплатили трудом задолженность за перелет. По-видимому, Намур уже устроил там какое-то сельскохозяйственное предприятие».

«Вполне разумный выход из положения».

«Решения такого рода могут принимать только в Строме, а там всегда найдутся желающие вставить палки в колеса. Судя по всему, новая политическая партия, называющая себя «Обществом свободы, мира и братской любви» – точно не помню – не позволяет никому шагу ступить, если от этого пострадают интересы Умфо. Что ж, посмотрим! Кстати, у меня для тебя хорошие новости».

Глоуэн насторожился: «Да? И в чем они заключаются?»

«Тебе поручили выполнять важные официальные обязанности во время фестиваля».

Сердце Глоуэна упало: «Меня заставят охранять табор йипов!»

«Именно так! До чего ты догадлив! Кроме того, тебе предстоит исключительно престижная дипломатическая миссия. Нового консерватора зовут Эгон Тамм. Во время Парильи он будет жить в пансионе Клаттоков – пока бывший консерватор не выехал из Прибрежной усадьбы. Эгон Тамм привезет с собой семью, в том числе двух детей – сына Майло, примерно твоего возраста, и дочь Уэйнесс, помоложе. Очень приятные, воспитанные и сообразительные молодые люди. Тебе поручается взять их под свою опеку и сделать все возможное для того, чтобы они на славу развлеклись на фестивале. Почему выбрали именно тебя? Приготовься к комплименту. Потому что тебя тоже считают приятным, воспитанным и сообразительным молодым человеком».

Глоуэн обмяк на стуле: «Я предпочел бы меньше комплиментов и больше свободного времени».

«О свободном времени придется забыть».

«Это нарушает все мои планы!»

«Настоящий Клатток не только отважен и дерзок, настоящий Клатток находчив и умеет ждать своего часа. По меньшей мере, так любили говорить наши предки».

«Ничего не поделаешь! – раздраженно сказал Глоуэн. – Когда начнется вся эта суета?»

«Как только Таммы прибудут из Стромы. Скорее всего, они достаточно разумные люди, склонные к умеренности. Но не позволяй отпрыскам консерватора напиваться и выставлять себя на посмешище – Эгону Тамму это не понравится, и он составит о тебе самое нелестное мнение».

«Ладно, ладно, – пробормотал Глоуэн. – Предположим, однако, что они – капризные, избалованные шалопаи. Что я с ними буду делать?»

Шард рассмеялся: «Настоящий Клатток остается джентльменом в любых обстоятельствах».

Глава 2

1

Утром в верд сатир Латуюн вскочил на пилястр у лицея, взмахнул узловатыми темными руками, потоптался на козлиных ногах и сыграл на свирели пронзительный переливчатый пассаж, тем самым знаменуя начало Парильи. Спрыгнув на Приречную дорогу и продолжая наигрывать щебечущий напев, прерываемый хрюкающими низкими нотами, сатир повел за собой праздничную процессию, дрыгая волосатыми ногами, высоко подскакивая и отбивая дробь копытами, как молодой драчливый бычок. За сатиром теснилась толпа ряженых, пританцовывающих и кривляющихся в такт настойчивому ритму свирели. Парадное шествие продолжали две дюжины разукрашенных фургонов, механические чудища, роскошные кареты с дамами в напудренных париках и джентльменами во фраках. Рассевшись на фургонах или маршируя рядом, процессию сопровождали многочисленные музыканты; восемь «бесстрашных львов» в костюмах с гривами из темно-рыжей шерсти выстроились фалангой, вздымая когтистые лапы и с рычанием набрасываясь на неосторожно приближавшихся прелестниц. Стайки радостно возбужденных детей в нарядах Пьеро и Пульчинеллы сновали вокруг, то и дело забегая вперед и разбрасывая пригоршни лепестков под самыми копытами скачущего сатира. Кто же был неутомимый танцор в зловеще смеющейся маске? Личность Латуюна полагалось хранить в глубокой тайне, но козлоногий распутник и человек, его изображавший, настолько очевидно сходились характерами, что, по всеобщему мнению, роль эту брал на себя не кто иной, как галантный повеса Намур.

Так начались долгожданные три дня и три ночи попоек и кутежей, пышных представлений и пиршеств, бесшабашного флирта и амурных похождений. По вечерам в верд и мильден «Лицедеи» маэстро Флоресте обещали исполнять эпизодические фарсы, которые Флоресте именовал «Каламбурами», а после захода солнца в смоллен должна была состояться более продолжительная «Фантасмагория». А потом – кульминация празднества, Большой Маскарад до полуночи, когда навевающая сладостные сожаления торжественная музыка паваны оповещала об окончании Парильи, когда ряженые срывали маски, рыдая от нервного напряжения, переполненные ощущением трагического великолепия жизни, ее чудесного зарождения, ее неисповедимого конца.

Таково было ежегодное празднование Парильи – ее обряды устоялись за тысячу лет и приобрели уже оттенок массовой литургии.

2

Праздничные планы Глоуэна нарушились двумя не относившимися к Парилье обстоятельствами, одинаково неожиданными и досадными: обнаружением арсенала йипов и прибытием в пансион Клаттоков нового консерватора с семьей.

Первое обстоятельство заставило Глоуэна, зачисленного кадетом отдела B, совершать еженощный трехчасовой обход ограды, окружавшей табор йипов. Считалось, что патрулирование поможет предотвратить всякие попытки вооруженного нападения со стороны йипов – после всех обысков и допросов не было уверенности в том, что у них не осталось других тайников. По мнению Глоуэна, однако, теперь восстание островитян было бы чрезвычайно маловероятным.

Шард целиком и полностью поддержал его точку зрения: «Совершенно верно! В ближайшее время йипы вряд ли решатся захватить станцию; в каждый отдельно взятый день у них нет почти никаких шансов – может быть, один из десяти тысяч. То есть пройдут двадцать или двадцать пять лет, прежде чем всем нам перережут глотки кровожадно ухмыляющиеся йипы!»

«Ну вот, даже ты надо мной смеешься, – ворчал Глоуэн. – И что хуже всего, придется выходить в патруль с Керди Вуком!»

«В чем проблема? У меня было впечатление, что у тебя с Керди неплохие отношения».

«Никаких проблем – только на всей станции нет собеседника зануднее Керди».

На первый взгляд, йипы отреагировали на превращение их табора, по сути дела, в охраняемый концентрационный лагерь, с некоторым любопытством и замешательством, не более того. Но опытный наблюдатель не мог не заметить, что под личиной привычного беспечного дружелюбия скрывалось горькое разочарование.

Не все признавали существование даже малейшей опасности погрома. Намур, холодный и язвительный, во всеуслышание заявил: «Хорошо, что в управлении со мной не считаются. Не хотел бы оказаться на месте тех, кого с позором выгонят за смехотворное малодушие».

Это замечание не прошло мимо ушей Чилке, поинтересовавшегося: «И тебя нисколько не удивляет груда конфискованного оружия под окнами управления?»

«Конечно, удивляет».

«И в кого, по-твоему, они собирались стрелять? В туристов?»

Намур пожал плечами: «Я давно оставил всякие попытки разобраться в побуждениях йипов. Одно не подлежит сомнению: никто из йипов не смог бы организовать даже матч бойцовых лягушек, не свалившись с дерева и не расквасив себе нос».

«Может быть, кто-то помогал им организоваться?»

«Может быть. Но прежде чем переворачивать вверх дном весь распорядок жизни на станции, я хотел бы заручиться вещественными доказательствами такого сговора».

Старшим патрульным назначили Керди Вука – он был старше Глоуэна. Крупный светловолосый молодой человек с грубоватым лицом и круглыми глазами, темно-голубыми, как китайский фарфор, Керди жалел о каждой секунде, потраченной на трехчасовой обход. «Необходимость в чрезвычайных мерах уже отпала... если они вообще требовались, в чем я сомневаюсь! – заявил он отрывистым, не допускающим возражений тоном. – Зачем же мы бродим туда-сюда в темноте?»

«В моем случае все объясняется просто, – ответствовал Глоуэн. – Я брожу туда-сюда, потому что так приказал Бодвин Вук».

Керди недовольно хмыкнул: «Я тоже не напрашивался в патруль. Но даже в осторожности следует знать меру! Да, йипы могли взбунтоваться. Да, двух-трех человек могли пырнуть ножом. Но и только. Говорить о чем-либо еще, на мой взгляд, совершенно излишне».

«Разве опасности бунта и поножовщины недостаточно? О чем еще говорить?».

Керди раздраженно выругался: «Почему все нужно объяснять на пальцах? Йипы никогда раньше ничего подобного не затевали, разве не так?»

«Именно поэтому мы бродим в темноте и болтаем».

«Не понял», – признался Керди.

«Если бы йипы в свое время перерезали наших бабушек, мы бы не родились на свет».

«А, брехня! – Керди сплюнул. – Когда на тебя находит, с тобой невозможно иметь дело».

Глоуэну вспомнились слова Ютера Оффо, заметившего как-то по поводу странностей Керди: «Здесь нет никакой тайны – Керди смолоду состарился, вот и все». На что Арлес отозвался с некоторым недоумением: «С чего ты взял? Керди – ревностный лицедей и пылкий бесстрашный лев!» Ютер пожал плечами: «Может быть, он просто стесняется».

Керди продолжал брюзжать: «И сколько мы будем мерить шагами эту ограду, хотел бы я знать?»

«Судя по тому, что говорит мой отец – по меньшей мере до окончания Парильи».

Керди прикинул в уме: «Значит, в смоллен вечером нам опять в обход. А знаешь ли ты, чем это пахнет? Мы пропустим и «Фантасмагорию», и маскарад!»

У Глоуэна сердце упало – до него внезапно дошло, что Керди совершенно прав, и что ему, Глоуэну, так и не приведется увидеть Сесили на сцене в костюме бабочки.

«Что поделаешь? – уныло пробормотал он. – Остается делать хорошую мину при плохой игре».

Керди крякнул: «Почему-то я никогда не замечал, чтобы начальники делали ночной обход – самые неприятные обязанности всегда поручают кадетам и младшим офицерам».

«Такова природа вещей. Не нужно быть семи пядей по лбу, чтобы это понимать».

«Так-то оно так, только не нравится мне такая природа вещей... Ладно, осталось еще двадцать минут. Скоро можно будет пойти домой и выспаться».

На следующее утро начиналась неделя Парильи. За завтраком Шард сообщил Глоуэну: «Сегодня в дом Клаттоков вселяется новый консерватор. Не забудь хорошенько помыться и причесаться. И научись произносить без запинки: «Как вам будет угодно, госпожа Уэйнесс!» и «Так точно, господин Майло!»».

Глоуэн в ужасе выпучил глаза, но тут же понял, что отец шутит: «Тем не менее, я предпочел бы знать, чего мне следует ожидать. У них есть какие-нибудь особые наклонности, причуды? Придется ли рассуждать об экологии Кадуола? Или наоборот, лучше не затрагивать эту тему? И заставят ли меня танцевать с дочкой консерватора?»

Шард расплылся в улыбке: «Разумеется! Где твоя галантность? А ты предпочел бы танцевать с сыном консерватора?»

«Гм! Не могу ничего сказать, пока не увижу, какая она из себя».

Шард воздел руки к небу: «Перед лицом такой предусмотрительности отступают любые нравоучения!»

После завтрака Глоуэн позвонил в пансион Ведеров и рассказал Сесили о своих разнообразных злоключениях.

Сесили проявила надлежащее сочувствие: «Обходы в обществе Керди? Что может быть скучнее!»

«Увы! Даже когда он в самом дружелюбном расположении духа, от него тошно становится. Но это еще не все. По графику, мы обязаны патрулировать вечером в смоллен – как раз когда начнется представление. И я не увижу тебя с крыльями!»

«Ха! Может быть, это к лучшему. Кто знает? Крылья возьмут и отвалятся на сцене».

«Вдобавок ко всему сегодня из Стромы приезжает консерватор с детьми, и мне поручили кормить, развлекать и ублажать этих детей, пока не кончится Парилья!»

«Ну, это даже забавно!»

«Забавно? Я бы употребил другое выражение. Представь себе пару румяных здоровяков-натуралистов, долговязых и громогласных! От них, наверное, разит рыбой, вощеной кожей и скипидаром».

«Ну что ты! Я видела натуралистов, они совсем не такие».

«Вот увидишь, мне попадется как раз такая парочка».

«В таком случае корми их почаще и побольше, простой и здоровой пищей. И совершай с ними длительные прогулки по пляжу. Но я уверена, что все будет не так плохо, как ты воображаешь. Как их зовут?»

«Майло Тамм и Уэйнесс Тамм».

«А вдруг они – интересные и смышленые собеседники, и тебе понравится в их компании? Все может быть. На твоем месте я на стала бы огорчаться заранее».

«Гмм, – промычал Глоуэн. – Когда речь идет о моих неприятностях, ты проявляешь завидное присутствие духа».

«У меня своих неприятностей хоть отбавляй. Флоресте просто невыносим. Требует, чтобы я делала все сразу, ко всему придирается, меняет программу каждые десять минут. Теперь мне придется играть в составе трио два вечера подряд, а я еще не выучила мелодии. Кроме того, Флоресте только что переставил местами все номера в вечерней программе мильдена – просто по какому-то капризу. Впрочем, это даже хорошо, потому что теперь у меня будет хоть какой-то перерыв. Флоресте решил вставить короткое комическое попурри: шесть нимф дразнят сатира Латуюна. Сатира исполняет, разумеется, Намур».

«Я не знал, что Намур имеет какое-то отношение к «Лицедеям»!»

«На самом деле не имеет. Но ему нравится лапать девушек, то бишь «нимф», а роль сатира допускает всякие дерзости. Честно говоря, Намур ко мне лезет и даже нашептывал на ухо предложения. Я сказала Флоресте, что не могу играть в трио и танцевать нимфу одновременно. Ему пришлось уступить. Так что вместо меня с Намуром будет танцевать Друзилла».

«Друзилла?»

«Друзилла ко-Лаверти. Она постарше нас, работает в гостинице».

«А, эта Друзилла! Какая же из нее танцовщица? Она же... как бы это выразиться... в теле».

«Ну и что? Подумаешь! У всех свои проблемы. Я, например, никак не могу научиться махать четырьмя крыльями в такт музыке. У меня даже появилось какое-то уважение к насекомым – у них это так здорово получается, и без всяких репетиций!»

3

Вечером Глоуэн снова позвонил Сесили: «Алло, это я!»

«О! Я весь день о тебе беспокоилась. Что происходит?»

Глоуэну показалось, что он угадывает в голосе Сесили усталость и какое-то разочарование. Он ответил: «Ничего особенного. Выполняю обязанности».

«И при этом тон у тебя подозрительно самодовольный».

«А это потому, что мне невероятно повезло! Меня освободили от патрулирования, чтобы я мог уделить все свое просвещенное внимание приему гостей. И ты не догадаешься, кого назначили мне на замену!»

«Намура? Чилке? Флоресте?»

«Если бы! Нет, нет и нет. Счастливый жребий выпал Арлесу. Ты бы послушала, как он взревел, когда узнал приятную новость! Лучше всякого спектакля. Спанчетта тоже не преминула высказаться».

«Могу себе представить! Арлес, наверное, уперся всеми четырьмя ногами?»

«Это не помогло. Сегодня Арлесу и Керди предстоит мотаться в темноте вдоль ограды, развлекая друг друга историями о похождениях бесстрашных львов».

«В костюмах тех же «львов», надо полагать?»

«Еще чего! Что сделают йипы, когда заметят, что по ночам за оградой рыскает пара бесстрашных львов?»

«Бросятся защищать своих женщин?»

«Ха! В любом случае, патрульные обязаны быть в форме служащих отдела B».

«Что ж, тебе и вправду повезло. Ты уже познакомился с гостями?»

«Наши отношения все еще носят несколько официальный характер, хотя я уже перестал их бояться», – с дипломатической осторожностью отвечал Глоуэн.

«Значит, Уэйнесс не трехметрового роста, и от нее не воняет рыбой?»

«Такое описание было бы явным преувеличением. Она нормального роста, и от нее почти не пахнет».

«Значит, она – ослепительная красотка? И по сравнению с ней я буду казаться старой, никому не нужной вешалкой для тряпья?»

«Глупости! Ты – самая привлекательная вешалка для тряпья во всей Галактике!»

«Глоуэн! Следует ли понимать твои слова, как попытку сделать комплимент? Ты выражаешься как-то двусмысленно».

«Несомненно. То есть да, как комплимент. Чем ты занимаешься?»

«Спроси лучше, чем я должна заниматься. В данный момент я должна разучивать мою партию трио. Но расскажи лучше про гостей. Они высокомерны, капризничают?»

«Нет, ничего такого не заметил. Напротив, дружелюбны и хорошо воспитаны».

«Гмм. Натуралисты, с которыми я сталкивалась в заповедных «приютах», все были немножко «с приветом». То есть возникало впечатление, что они думают как-то по-другому».

Глоуэн бросил взгляд через плечо в направлении библиотеки, где Майло и Уэйнесс стояли у стола, перелистывая инопланетные журналы: «Не замечаю в них ничего особенного... хотя я понимаю, о чем ты говоришь».

«А как они выглядят?»

И снова Глоуэну пришлось тщательно выбирать слова: «Их нельзя назвать уродами или неряхами».

«Поразительно! Опиши-ка их поподробнее».

«У них черные волосы, а кожа, наоборот, светлая, даже бледная, с оливковым оттенком. Майло очень хорошо сложен».

«А Уэйнесс? Тоже хорошо сложена?»

«В некотором роде. У нее легкая, тонкая, как бы это выразиться... мальчишеская фигура. Майло немного выше меня. У него, если можно так выразиться, импозантная внешность и аристократические манеры».

«А Уэйнесс? У нее тоже аристократические манеры?»

«В этом отношении они похожи. Оба умеют себя держать».

«А как они одеты?»

«Я не заметил. Одну минутку, дай посмотреть».

«Смотри скорей – меня уже зовут примерять концертное платье!»

«Уэйнесс в серой юбке, черных гольфах ниже колен и черной кофте. У нее на голове серая лента, что-то вроде повязки с двумя кисточками, темно-красной и темно-синей, висящими сзади на уровне шеи. Майло...»

«Забудь про Майло. Не сомневаюсь, что он прилично одет».

«Очень прилично. Они просматривают журналы мод... А теперь они смеются – почему, не имею представления...»

«Прибежала Ябеда – то есть Миранда. Мама требует, чтобы я срочно спустилась. Мне пора».

Глоуэн отвернулся от телефона. Некоторое время он изучал гостей издали, после чего медленно приблизился к библиотечному столу: «По-видимому, вы прекрасно умеете развлекаться без меня. Я теряю уверенность в своей незаменимости».

«Дурацкие фотографии не дают нам соскучиться, – отозвался Майло. – Взгляни на это абсурдное сооружение из тряпок! Неужели кто-то способен так одеваться?»

«К сожалению, под тряпками угадывается особа женского пола, которой, судя по выражению лица, не до шуток».

«Гм. Кстати, на меня произвела большое впечатление прическа вашей тетки Спанчетты».

«Мы все гордимся этой местной достопримечательностью. Увы, помимо журналов мод и шевелюры Спанчетты, в нашем пансионе мало любопытного». Глоуэн подошел к серванту и наполнил бокалы: ««Зеленый зокель», марочное вино дома Клаттоков. Если верить легенде, именно из-за него началась первая Парилья».

Все трое присели на диван. Кроме них, в библиотеке никого не было. Глоуэн сказал: «Сегодня тихо. Все заняты приготовлением костюмов. А вы в чем пойдете на маскарад? Придется подыскать для вас костюмы».

«А костюм надевать обязательно?» – спросила Уэйнесс.

«Наряжаются практически все – с завтрашнего дня и до полночи в смоллен. Не беспокойтесь, в гардеробе «Лицедеев» всегда что-нибудь найдется. Завтра с утра первым делом туда и отправимся».

«Наряды и маски провоцируют поведение, в иных обстоятельствах сдерживаемое, – заметил Майло. – Не спрашивайте, где я это прочитал. Просто приходят в голову всякие... мысли».

«Мне всегда казалось, что люди выбирают костюмы, подобающие той роли, которую они на самом деле хотели бы играть в жизни», – сказала Уэйнесс.

«Нередко такая роль и подспудные желания совпадают, – отозвался Глоуэн. – Поэтому на праздники в Квадратном парке всегда больше демонов и полуголых менад, чем элегантных птиц и скромниц с фруктовыми корзинами».

«А ты кем нарядишься? – шаловливо спросила Уэйнесс. – Элегантной птицей?»

«О нет. Я стану черным демоном, временами невидимым – то есть, когда выключат свет».

«А я напялю холщовый мешок с вырезами для глаз! – заявил Майло. – Что позволит мне избежать всяких попыток доморощенного психоанализа. Или, по крайней мере, заведет их в тупик».

«В костюме Пьеро тебе будет гораздо удобнее, – возразила Уэйнесс. – Кроме того, он не привлекает столько внимания». Она повернулась к Глоуэну: «Майло считает, что только вульгарные люди выставляют себя напоказ».

«Не только. Об этом еще придется подумать, – заметил Майло. – А теперь попрошу меня извинить – кажется, мне пора спать».

«И мне тоже, – сказала Уэйнесс. – Спокойной ночи, Глоуэн».

«Спокойной ночи».

Глоуэн вернулся к себе в квартиру. Шард встретил его оценивающим взглядом: «Никак не скажешь, что ты истощен тяжкими трудами».

«Все не так плохо, как могло быть, – с напускным равнодушием отозвался Глоуэн. – Особенно утешает мысль об Арлесе, марширующем вокруг табора».

«Обстоятельство, внушающее злорадный оптимизм, – согласился Шард. – И что же ты думаешь о своих трехметровых натуралистах?»

«Они... не слишком обременительны».

«Рад слышать!»

«Сначала, конечно, мы друг друга немножко не поняли. Я думал, что они начнут с жаром обсуждать экологию и сравнительные преимущества различных сортов рыбьего жира. Но их эти предметы мало интересуют. В конце концов я откупорил бутылку «Зеленого зокеля», и мы разговорились. Тем не менее, они все еще держатся слегка натянуто».

«Может быть, они просто смущены и чувствуют себя не в своей тарелке – далеко от дома, в непривычной обстановке...»

Глоуэн с сомнением покачал головой: «Отчего бы они смущались? Они хорошо воспитаны и добротно одеты, хотя и неброско. Вполне располагающие к себе молодые люди. Хотя девица, скажем так... достаточно невзрачна».

«Невзрачна? – вскинул брови Шард. – У меня возникло другое впечатление. Ее не назовешь полногрудой валькирией, но у нее умное лицо, приятно посмотреть... Так о чем же вы, в конце концов, разговорились?»

«Я рассказал им про Сиско и про то, как йипы растаскивали оборудование. Это их заинтересовало – гораздо больше, чем я ожидал. Надо полагать, в Строме вопрос о йипах вызывает сильнейшие политические разногласия».

«Надо полагать, – кивнул Шард. – Одна партия отвергает всякую возможность применения силы и заявляет о своей готовности к изменению устава Заповедника. Им противостоят традиционно настроенные натуралисты. Эти особой щепетильностью не отличаются. Они хотят, чтобы йипы перестали размножаться или покинули Кадуол. А консерватору приходится сохранять нейтральность – хотя говорят, что неофициально он сочувствует сторонникам Хартии».

«Его сын сформулировал свои симпатии весьма недвусмысленно – особенно после того, как я изложил гипотезу Чилке».

«Ты что-то знаешь, чего я не знаю, – насторожился Шард. – В чем заключается гипотеза Чилке?»

«Чилке считает, что йипы годами крали компоненты, чтобы собирать из них свои автолеты. Он пришел к такому выводу, сравнивая фактический инвентарь с документацией – хотя при прежнем начальстве записи вели из рук вон плохо, и многое остается неясным».

«Любопытное наблюдение!»

«Майло выразился так: если йипы крали для того, чтобы собирать автолеты, значит, они планировали куда-то лететь. А кражи оружия свидетельствуют о том, что они намеревались в кого-то стрелять».

Шард нервно погладил подбородок: «И все это из-за того, что ты не зарядил пистолет!»