Текст книги "Хроники Кадуола"
Автор книги: Джек Холбрук Вэнс
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 58 (всего у книги 99 страниц)
До Шиллави Уэйнесс ехала наземным транспортом по сельской местности, усеянной небольшими фермами и деревеньками – здесь ничто не менялось испокон веку. Из Шиллави подземный поезд на магнитной подушке доставил ее за два часа на центральный вокзал Санселада.
Она села в такси и направилась в рекомендованный дядюшкой Пири отель «Марсак», находившийся на окраине престижного района Гульденери, в двух шагах от Киприановой слободы. Отель «Марсак» оказался беспорядочным нагромождением старых флигелей, трех ресторанов и четырех золоченых танцевальных залов на крутом берегу реки Тэйнг. Уэйнесс внезапно очутилась в окружении привычной изысканности, не нарочитой, а воспринимаемой как нечто само собой разумеющееся – что-либо подобное было бы трудно найти на любой другой планете Ойкумены. Ее провели в номер с высоким потолком и стенами, покрытыми бледно-бежевой эмалью. На сером мозаичном полу расстилался мягкий марокканский ковер, оживлявший интерьер черными, темно-красными и сине-фиолетовыми узорами на коричневом фоне; на столиках с обеих сторон кровати красовались букеты свежих цветов.
Уэйнесс переоделась в строгий темно-коричневый костюм, символизировавший деловой характер ее намерений, после чего спустилась в вестибюль. Пользуясь городским справочником, она узнала, что управление фирмы «Мисчап и Дурн» находилось в особняке Флавиев у Аликстрийского сквера, на другом конце Гульденери.
После полудня прошел уже час, и Уэйнесс закусила в гриль-баре на набережной, любуясь на медленно текущий Тэйнг и пытаясь определить наилучший план действий.
В конце концов она решила вести себя просто и решительно – представиться в управлении фирмы «Мисчап и Дурн», попросить провести ее к господину Баффумсу и вежливо задать ему несколько вопросов, ничем не показывая, что они имеют большое значение. «Это почтенная старая фирма, пользующаяся высокой репутацией, – убеждала она себя. – Почему бы они отказали мне в такой мелочи?»
После обеда она прогулялась по Гульденери до Аликстрийского сквера – английского парка, окруженного четырехэтажными зданиями, построенными в строгом соответствии с эстетическими предписаниями Тибальта Пимма.
Фирма «Мисчап и Дурн» занимала второй этаж особняка Флавиев, с северной стороны сквера. Уэйнесс поднялась по лестнице и оказалась на дворике под открытым небом, озелененном папоротниками и пальмами. На настенном табло перечислялись различные конторы и отделы фирмы «Мисчап и Дурн» – управление исполнительного директора, отдел кадров, бухгалтерия, отдел оценки имущества, отдел биржевых операций, отдел инопланетных активов и несколько других. Уэйнесс направилась в управление исполнительного директора. Дверь сдвинулась в сторону, как только она к ней прикоснулась. Уэйнесс зашла в большое помещение, судя по меблировке предназначенное примерно для восьми служащих – но теперь в нем находились только две женщины. Молодая секретарша с продолговатым лицом сидела за столом в центре помещения. На табличке объявлялись ее имя и должность: «Гильджин Лип, помощник исполнительного директора». Гораздо дальше, справа, за большим прилавком, уставленным ящичками, справочниками, инструментами и оптическими приборами, сидела, погрузившись в изучение коллекции каких-то небольших предметов, приземистая седая особа, широкоплечая и грузная.
Гильджин Лип была лет на десять старше Уэйнесс и сантиметра на три выше ее – с привлекательно угловатой, спортивно тонкой фигурой и плоской грудью, лишь намекавшей на принадлежность к прекрасному полу. Ее сине-зеленые, как море, глаза, широко открытые, казались невинными и бесхитростными, но когда она прикрывала веки, ее лицо приобретало комически игривое и лукавое выражение. Тем не менее, ее физиономия под коротко подстриженным ежиком пепельно-белых волос с чем-то вроде шалашика на макушке, скорее располагала к себе. «Странное существо! – подумала Уэйнесс. – С ней придется вести себя осторожно». Гильджин Лип разглядывала Уэйнесс с не меньшим интересом, приподняв брови и будто говоря: «Это еще что такое?» Вслух, однако, она произнесла: «Я вас слушаю? Здесь управление фирмы «Мисчап и Дурн» – вы уверены, что не ошиблись этажом?»
«Надеюсь, что не ошиблась. Мне хотелось бы получить некоторую информацию, которую вы, возможно, не откажетесь предоставить».
«Вы что-нибудь продаете или покупаете? – Гильджин Лип протянула брошюру. – Здесь перечислено имущество, предлагаемое нами в настоящее время; может быть, вы найдете что-нибудь, что привлечет ваше внимание».
«Я не покупательница, – сокрушенно вздохнула Уэйнесс. – Я всего лишь пытаюсь проследить судьбу имущества, которым вы занимались примерно сорок лет тому назад».
«Гм. Кажется, вчера мне кто-то звонил по этому поводу?»
«Да. Надо полагать».
«К сожалению, с тех пор ничего не изменилось – кроме того, что я постарела на целый день. А Нельда уже не стареет – тем более, что она красит волосы».
«Ха-ха! – язвительно отозвалась пожилая Нельда. – Если бы я красила волосы, зачем бы я выбрала цвет мыльных помоев?»
Уэйнесс не могла оторвать глаз от удивительного рта Гильджин Лип – тонкого, широкого, розового и находящегося в постоянном движении; она то складывала губы бутоном, то поднимала один уголок рта, одновременно опуская другой и прищуриваясь, то опускала оба уголка рта, широко раскрывая аквамариновые глаза.
«Так или иначе, – заключила Гильджин Лип, – Бабник Баффумс как был бабником, так бабником и остался».
Уэйнесс взглянула на дверь в дальней стене помещения, очевидно служившей входом в персональный кабинет господина Баффумса: «Почему он, как вы выразились, одержим секретностью?»
«А ему больше нечем заняться. Фирма преуспевает сама по себе, и директора строго-настрого запретили Баффумсу вмешиваться. Так что он проводит время, любуясь своей коллекцией произведений искусства…»
«Ты это называешь искусством? – прервала ее Нельда. – Я это называю по-другому».
«Бабник изредка принимает важных посетителей, а иногда даже демонстрирует свою коллекцию, если надеется шокировать покупателя – или покупательницу».
«Как вы думаете, он согласится выполнить мою просьбу, если я ему объясню, что мне нужно и почему?»
«Вряд ли. Но вы можете попробовать, конечно».
«Предупредила бы девушку, что ли», – неприязненно заметила Нельда.
«А о чем тут предупреждать? Баффумс достаточно безвреден, хотя бывает довольно-таки невыносим».
Уэйнесс с сомнением разглядывала дверь кабинета исполнительного директора: «В чем именно проявляется его невыносимость, и как часто она проявляется?»
«Ни для кого не секрет, что Бабник чувствует себя неудобно в обществе красивых девушек. Он их боится и пытается замаскировать страх развязностью. Но иногда на него что-то находит…»
«Когда он съест слишком много сырого мяса», – вставила Нельда.
«Вполне приемлемая гипотеза, – не стала спорить Гильджин. – По сути дела, Бабник Баффумс непредсказуем».
Уэйнесс снова посмотрела на дверь в глубине помещения: «Будьте добры, сообщите ему о моем прибытии. Я постараюсь вести себя очень прилично и, может быть, произведу на него хорошее впечатление».
Гильджин Лип стала воплощением бесстрастности и кивнула: «Как прикажете о вас доложить?»
«Меня зовут Уэйнесс Тамм, я помощница секретаря Общества натуралистов».
Дверь в глубине помещения сдвинулась в сторону – в проеме появился крупный мужчина.
«Гильджин, что тут происходит? – резко спросил он. – Ты не нашла другого времени для того, чтобы развлекать своих подруг?»
Гильджин Лип ответила самым сдержанным тоном: «Это не подруга, а представительница важного клиента, и она желает получить информацию о некоторых сделках».
«Какого клиента она представляет, и о каких сделках идет речь?»
«Я – помощница секретаря Общества натуралистов. Я навожу справки по поводу операции, осуществленной много лет тому назад бывшим секретарем нашего общества».
Господин Баффумс выступил вперед размашистыми шагами – высокий полный человек, еще не пожилой, с круглым, легко краснеющим лицом и слишком длинными пепельно-серыми волосами, разделенными пробором посередине и спускавшимися на уши в стиле так называемого «вьючного седла».
«Очень любопытно! – сказал он. – Десять лет тому назад или даже двадцать, точно не помню – к нам в управление приходила другая женщина, интересовавшаяся тем же самым вопросом».
«Неужели? – огорчилась Уэйнесс. – Как она представилась?»
«Я забыл – это было давно».
«И вы предоставили ей информацию?»
Господин Баффумс поднял темные брови, резко контрастировавшие с пепельно-серой шевелюрой, и принялся задумчиво рассматривать Уэйнесс круглыми, почти бесцветными глазами. Наконец он ответил – несколько педантично и гнусаво: «Любая информация, относящаяся к нашим сделкам, конфиденциальна. Это полезное правило, способствующее коммерческому успеху. Но если вы желаете обсудить этот вопрос подробнее, мы могли бы продолжить нашу беседу в моем кабинете». Баффумс повернулся на каблуках и направился в кабинет. Уэйнесс покосилась на Гильджин Лип; скорбное пожатие плеч секретарши не слишком ее ободрило. Слегка ссутулившись и неохотно переставляя ноги, как осужденный на казнь, бредущий на эшафот, Уэйнесс последовала за исполнительным директором.
Господин Баффумс задвинул дверь за спиной Уэйнесс и, выбрав один из множества тонких металлических ключей в связке, закрыл ее на замок.
«Нет ничего надежнее старого доброго замка, как вы считаете?» – весело спросил Баффумс.
«Надо полагать, – неохотно согласилась Уэйнесс. – Если в нем есть необходимость, конечно».
«А! Вполне вас понимаю! Что ж, может быть, я слишком придирчив. Не хочу, чтобы мне мешали, когда я провожу деловое совещание. Думаю, что вам тоже не понравилось бы, если бы вас постоянно прерывали и отвлекали. Не так ли?»
Уэйнесс напомнила себе о необходимости вести себя как можно обходительнее, чтобы господин Баффумс, паче чаяния, не почувствовал себя неудобно. Она вежливо улыбнулась: «У вас гораздо больше опыта, чем у меня, господин Баффумс – вам лучше знать».
Баффумс кивнул: «Вам не откажешь в сообразительности. Не сомневаюсь, что вы добьетесь большого успеха в жизни».
«Благодарю вас, господин Баффумс, очень рада это слышать – и была бы чрезвычайно признательна, если бы вы мне помогли в розысках».
Баффумс щедро развел руками: «Разумеется! Почему нет?» Он прислонился к краю стола, опираясь на него руками. «Директор вовсе не производит впечатление человека растерянного или неуверенного в себе, – подумала Уэйнесс. – Следует ли рассматривать это обстоятельство, как хорошее предзнаменование?» Очевидно, Баффумс отличался сложным и непостоянным характером; приступы вздорной сварливости боролись в нем с игривым желанием понравиться. Уэйнесс оценила обстановку в кабинете: слева часть помещения была отделена сдвигающейся в сторону ширмой-перегородкой; справа находились письменный стол, кресла, чайный столик, видеотелефон, стеллажи, шкафчики с картотеками и прочие конторские принадлежности. Четыре узких окна выходили на внутренний дворик с пальмами.
«Вы меня застали в момент относительной бездеятельности, – признался Баффумс. – Могу сказать без лишней скромности, что я способный администратор – служащие нашей фирмы выполняют свои обязанности, не нуждаясь в постоянном контроле с моей стороны. В каком-то смысле это очень удобно, потому что у меня остается время на то, чтобы заниматься своими частными делами. Вы, случайно, не изучали эстетическую философию?»
«Нет – боюсь, мои представления в этой области весьма поверхностны».
«А я уже давно интересуюсь, помимо других вещей, вопросами эстетики. Особое значение я придаю одному из ее самых глубоких и универсальных аспектов, который, по той или иной причине, не привлекает серьезного внимания в академических кругах. Речь идет, конечно же, об эротическом искусстве».
«Подумать только! – нашлась Уэйнесс. – Любопытно было бы узнать, насколько близко вы знакомы с деятельностью Общества натуралистов».
Баффумс, казалось, ее не слышал: «Разумеется, мою коллекцию эротических редкостей нельзя назвать исчерпывающей, но я утешаю себя надеждой на то, что мне удалось собрать экспонаты исключительного качества. Иногда я их показываю интеллектуально развитым людям, не отказывающимся расширить свой эстетический кругозор. Как вы к этому относитесь?» Он напряженно ждал ответа.
Уэйнесс тщательно выбирала слова: «Я никогда не занималась этим вопросом и, по существу, практически ничего не знаю…»
Господин Баффумс прервал ее взмахом руки: «Неважно! Будем считать, что вы заинтересованы в развитии своих потенциальных возможностей, несмотря на относительную новизну предмета».
«Да, разумеется, но…»
«Смотрите!» – Баффумс прикоснулся к переключателю; складная ширма-перегородка, разделявшая кабинет, раздвинулась и спряталась в углублениях стен. За ней открылось неожиданно обширное пространство, превращенное исполнительным директором в своего рода музей эротического искусства – символов, артефактов, принадлежностей, изображений, статуй и статуэток, миниатюр и не поддающихся классификации поделок. Поблизости возвышалась мраморная статуя обнаженного героя в состоянии гипертрофированного приапизма. Напротив другая статуя изображала женщину, экстатически увлеченную ласками демона.
Уэйнесс осмотрела коллекцию, время от времени испытывая поползновения к тошноте, но главным образом едва сдерживая смех. Взрыв хохота в сложившейся ситуации, несомненно, оскорбил бы господина Баффумса в лучших чувствах, и Уэйнесс старательно сохраняла нейтральное выражение лица, демонстрируя лишь вежливую заинтересованность.
По-видимому, этого было недостаточно. Баффумс внимательно следил за ней из-под полуприкрытых век и разочарованно хмурился. Уэйнесс не совсем понимала, что именно она делает неправильно. «Конечно же! Он эксгибиционист! – неожиданно подумала она. – Он ждет каких-нибудь признаков того, что я шокирована или смущена, они его стимулируют. Стоит только поморщиться или облизать губы...» Уэйнесс помрачнела: «Разумеется, было бы полезно оправдать ожидания господина Баффумса и исправить его настроение». Но притворство такого рода было ниже ее достоинства.
Баффумс произнес довольно напыщенным тоном: «В великом храме искусства много отделов, больших и малых – одни ослепляют радужными переливами, другие радуют глаз более тонкими, приглушенными, богатыми оттенками, а третьи таят красоты, доступные лишь искушенному взгляду знатока. Я – один из последних, меня издавна привлекают прелести эротики. Я изучил историю и традиции эротического искусства в мельчайших деталях, мне известны все его причудливые воплощения и вариации».
«Ваша коллекция производит глубокое впечатление. Но я хотела бы вернуться к интересующему меня вопросу...»
Баффумс ничего не слышал: «Как видите, мне не хватает места; я могу уделять лишь поверхностное внимание любовным песнопениям, анакреонтическим представлениям мимов и стимулирующим ароматам». Господин Баффумс покосился на молодую посетительницу и артистически поправил спустившийся на лоб пепельно-серый локон, драматически контрастировавший с темной, почти черной бровью: «Тем не менее, если вы не против, я могу умастить вас каплей легендарного эликсира «Амуйи», известного также под поэтическим наименованием «Призывный клич охотничьего рога»».
«Не думаю, что сегодня это было бы целесообразно», – отказалась Уэйнесс. Она надеялась, что ее уклончивость не слишком обижает исполнительного директора: «Может быть, как-нибудь в другой раз».
Баффумс сухо кивнул: «Может быть. Так что вы на самом деле думаете о моей коллекции?»
Уэйнесс ответила очень осторожно: «Мне, с моим ограниченным опытом в этой области, она представляется исчерпывающей».
Баффумс посмотрел на нее с упреком: «И не более того? У вас нет других впечатлений? Позвольте мне показать вам дополнительные экспонаты – у людей с воображением они часто вызывают настоящее волнение, даже потрясение».
Уэйнесс с улыбкой покачала головой: «Не хотела бы злоупотреблять вашим временем».
«Кто говорит о злоупотреблениях? Я с трудом сдерживаю энтузиазм!» Баффумс подошел к остекленному столу: «Например, взгляните на эти статуэтки – на первый взгляд они ничем не примечательны, но как часто их неправильно истолковывают!»
Опустив глаза, Уэйнесс пыталась сказать что-нибудь осмысленное – от нее явно ожидалось проявление наблюдательности: «Не совсем понимаю, как их можно было бы неправильно истолковать. Их выразительность вполне однозначна».
«Да, пожалуй. Их отличает нарочитая прямолинейность, отсутствие утонченности. Возможно, именно поэтому они так привлекательны... Простите, вы что-то сказали?»
«Ничего особенного».
«Их можно было бы назвать произведениями народного искусства, – продолжал господин Баффумс. – Они сопровождают каждую эпоху, проникают во все слои общества и выполняют множество функций: с помощью одних совершаются обряды, знаменующие достижение половой зрелости, другие помогают наводить порчу или, напротив, придавать особую значимость заклинаниям, призванным исцелять бесплодие, ими пользуются паяцы и шуты, они даже находят различные практические применения в быту. Лучше всех, конечно, резные статуэтки из дерева. Встречаются изделия всевозможных цветов и размеров, отражающие самые различные степени эрекции».
Баффумс замолчал, ожидая реакции. Уэйнесс робко произнесла: «Я все-таки не стала бы называть их народным искусством».
«Даже так? И как бы вы их назвали?»
Уэйнесс колебалась: «Пожалуй, в конечном счете, «народное искусство» – достаточно подходящий термин».
«Вот именно. Такие вульгарные маленькие поделки безупречно выполняют свою функцию в руках людей, эстетические представления которых принято называть «низменными». Ремешки или бечева продеваются через эти отверстия и подгоняются по размеру...» Господин Баффумс взял один из экспонатов и, скромно улыбаясь, примерил его на себе: «Вот таким образом. Как вы думаете?»
Уэйнесс критически оценила внешность исполнительного директора: «Он не совсем подходит к вашей комплекции. Вон тот, розовый, выглядел бы на вас гораздо лучше. Этот крупнее и заметнее, но если вас больше интересует эстетическая сторона дела...»
Нахмурившись, Баффумс отложил изделие в сторону и отвернулся. Уэйнесс поняла, что, несмотря на все попытки вести себя тактично, она вызвала у директора раздражение.
Баффумс сделал несколько быстрых шагов к письменному столу, остановился и повернулся на каблуках: «Так что же, мадемуазель... как вас зовут, я запамятовал?»
«Уэйнесс Тамм. Я представляю Общество натуралистов».
Исполнительный директор высоко поднял темные брови: «Вы шутите? Насколько мне известно, Общество натуралистов давно прекратило существование».
«Местное отделение практически бездействует, – признала Уэйнесс. – Но готовятся планы возрождения Общества. По этой причине мы пытаемся проследить судьбу некоторых бумаг, проданных при посредничестве фирмы «Мисчап и Дурн» бывшим секретарем Общества, Фронсом Нисфитом. Если бы вы могли сообщить нам о местонахождении этих документов, мы были бы чрезвычайно благодарны».
Господин Баффумс снова присел на край стола: «Так-так. Все это очень хорошо, но на протяжении семи поколений мы тщательно поддерживали репутацию фирмы, хранящей в строгой тайне сведения, относящиеся к любой операции, существенной или незначительной. Не вижу, почему бы мы отказались от этого правила сегодня. Мы не можем рисковать, разглашая информацию, которая может быть использована в качестве основания для возбуждения иска».
«Но для таких опасений нет никаких оснований! Нисфит был уполномочен распоряжаться активами Общества, и никто не предъявляет фирме «Мисчап и Дурн» никаких претензий».
«Очень рад это слышать», – сухо отозвался Баффумс.
«Как я уже упомянула, наша цель заключается только в том, чтобы найти и выкупить некоторые памятные документы, отражающие историю Общества».
Исполнительный директор медленно покачал головой: «Прошло столько лет! Эти документы давно затерялись в разных концах Ойкумены, многократно переходя из рук в руки. По меньшей мере таково мое мнение».
«В худшем случае вы правы, – согласилась Уэйнесс. – Но существует вероятность того, что все эти бумаги были приобретены одним коллекционером».
«Можно сделать такое предположение», – уступил Баффумс.
Уэйнесс не смогла сдержать волнение, вызванное приливом оптимизма: «Надеюсь, что это так! Очень надеюсь!»
Едва заметно усмехнувшись, господин Баффумс закинул голову, глядя в потолок: «Хотел бы я знать, насколько важно для вас получение этой информации».
Сердце Уэйнесс упало. Напряженно глядя на иронически-насмешливое лицо директора, она тихо сказала: «Я приехала в Санселад издалека только для того, чтобы поговорить с вами. Судите сами».
«Позвольте мне выразиться точнее. Если я предоставлю вам услугу, с моей стороны было бы естественно ожидать, что вы не откажетесь сделать услугу мне. Разве это не справедливо?»
«Не знаю. Какого рода услугу вы имеете в виду?»
«Должен сказать, что, в дополнение ко всему прочему, я пробую свои силы в области драматургии и – опять же скажу без лишней скромности – не лишен таланта в этом отношении. В моем послужном списке уже несколько небольших интересных спектаклей».
«И что же?»
«В настоящее время я занимаюсь режиссурой нескольких разнообразных номеров, которые, получив надлежащее музыкальное сопровождение и составив непрерывное представление, могли бы вызывать самые изысканные эмоции. Постановка одного короткого эпизода, однако, до сих пор меня не удовлетворяет, и я думаю, что вы могли бы мне в этом помочь»
«Каким образом?»
«Все очень просто. Темой для эпизода служит древний миф о нимфе Эллионе, полюбившей статую героя Леосаласа и стремившейся оживить мраморное изваяние страстными ласками. В моем маленьком музее вы заметили, наверное, статую, вполне подходящую для прослушивания. Приапическое состояние можно игнорировать. В идеальном варианте Леосалас должен сперва казаться расслабленным и лишь постепенно возбуждаться благодаря пылкому вниманию Эллионы. Думаю, мне удастся так или иначе решить эту сценическую проблему. В конце концов герой отвечает нимфе взаимностью – но в ходе репетиции окончание эпизода можно опустить. Мы начнем с первой мимической последовательности. Если у вас нет возражений, разденьтесь на возвышении рядом со статуей, а я приготовлю камеру».
Уэйнесс пыталась что-то сказать. но Баффумс не обращал на нее внимания. Протянув руку, он указал на статую: «Поднимитесь на возвышение и постепенно раздевайтесь. Вы быстро привыкнете к присутствию камеры. После того, как вы обнажитесь, я дам дальнейшие указания. Камера уже готова – начнем прослушивание».
Уэйнесс оцепенела, у нее на мгновение отнялся язык. Она давно понимала, что ее розыски могут привести к ситуации такого рода или даже к необходимости выслушивать более прямолинейные предложения, но никогда в точности не представляла себе, насколько далеко она позволит зайти подобным домогательствам, прежде чем вынуждена будет отступить. В данном случае она находила требования Баффумса оскорбительными и больше не видела ничего смешного в его эстетических претензиях. Ответ последовал незамедлительно: «Очень сожалею, господин Баффумс. Я очень хотела бы стать знаменитой актрисой и танцевать на сцене в обнаженном виде, но мои родители не одобрили бы такое поведение, и здесь больше не о чем говорить».
Исполнительный директор встряхнул головой, не сдержав раздраженный возглас, напоминавший громкое шипение; его длинные бледные волосы взлетели и улеглись: «Подумать только, какое высокомерие! Что ж, так тому и быть! Желаю вам всего наилучшего – терпеть не могу банальность и безвкусицу! Будьте добры, оставьте меня в покое, вы только отнимаете у меня время!» Директор промаршировал к выходу из кабинета, открыл замок и резко отодвинул дверь: «Мадемуазель Лип вас проводит». Выглянув наружу, он громко сказал: «Мадемуазель Лип! Наша юная посетительница уходит, и я не намерен видеть ее снова ни сегодня, ни завтра, ни через десять лет!»
Сжав зубы, Уэйнесс вышла, и Баффумс со стуком закрыл дверь за ее спиной. Проходя мимо стола Гильджин Лип, Уэйнесс остановилась, обернулась, начала было что-то говорить, но решила промолчать.
Гильджин беззаботно махнула рукой: «Высказывайтесь от души, нас вы ничем не удивите. Каждый, кто знаком с Бабником Баффумсом, мечтает надавать ему пинков по меньшей мере три раза в день».
«Я в такой ярости, что даже не могу ничего сказать».
Гильджин Лип напустила на себя выражение мудрой озабоченности: «Совещание закончилось безрезультатно?»
Уэйнесс покачала головой: «Мягко говоря. Он показал мне коллекцию и намекнул, что мог бы предоставить интересующую меня информацию, если я соглашусь плясать перед ним в голом виде. Надо полагать, я все делала неправильно. Как только я возразила, сославшись на отсутствие необходимых навыков, он обиделся и прогнал меня в шею».
«Каждое совещание с Бабником Баффумсом неповторимо, – прокомментировала Гильджин Лип. – И каждый раз остается только удивляться его поведению».
С другого конца помещения послышался голос Нельды: «Он почти несомненно импотент».
«Разумеется, ни одна из нас не может предъявить какое-либо вещественное доказательство этого факта», – пояснила Гильджин.
Уэйнесс глубоко вздохнула и уныло посмотрела на дверь директорского кабинета: «Наверное, я совершила серьезную ошибку. Я не могу позволить себе брезгливость. И все же... не знаю, смогла бы я раздеться перед этим человеком? Меня тошнит от одного его вида».
Гильджин Лип с любопытством наблюдала за собеседницей большими блестящими глазами: «Но если бы не было никакого другого способа добыть эту информацию, вы разделись бы?»
«Наверное, – пробормотала Уэйнесс. – В конце концов, никто еще не умер от того, что попрыгал несколько минут голышом». Она помолчала: «Но я не уверена, что этим дело закончится. Подозреваю, что Баффумс хотел, чтобы я... как бы это выразиться... переспала со статуей».
«И на это вы уже не согласились бы?»
Уэйнесс поежилась: «Не знаю. Пять минут? Десять минут? Кошмар, да и только! Должен же быть какой-то другой способ!»
«Я знакома с этой статуей, – сказала Гильджин Лип. – Ничего так себе статуя, неплохо сделана. Если бы я хотела взглянуть на нее снова, я могла бы это сделать в любой момент». Секретарша выдвинула верхний ящик своего стола: «Здесь лежит ключ от кабинета Бабника. Он думает, что его потерял. Заметьте, у этого ключа черная метка на конце! Хотя вам, конечно, это неинтересно». Гильджин взглянула на часы: «Мы с Нельдой уходим через полчаса. После этого Бабник обычно тоже не задерживается».
Уэйнесс кивнула: «Конечно, почему бы я интересовалась такими вещами?»
«Ни в коем случае. Что вы хотели узнать у Бабника?»
Уэйнесс объяснила, какие записи она ищет.
«Сорок лет тому назад? В компьютерном архиве старых контрактов, под заголовком «кон а», несколько папок помечены сокращением «зс» – «закрытые счета». Поройтесь в папке на букву «Н», там должны быть записи, относящиеся к Обществу натуралистов. А теперь...» Секретарша встала: «Я зайду в туалет, а Нельда, как видите, сидит к нам спиной, смотрит в увеличительное стекло и не может отвлечься от работы. Когда я вернусь, с моей точки зрения вы уже уйдете – хотя, если вы встанете в тени за стеллажом, я ничего не замечу. Так что желаю вам удачи – и прощайте».
«Спасибо за совет, – улыбнулась Уэйнесс. – Нельда, спасибо и вам!»
«Если для начала вы пройдете к выходу, я всегда смогу сказать Бабнику, что видела, как вы уходили».