Текст книги "Хроники Кадуола"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 85 (всего у книги 99 страниц)

5

Глоуэн и Уэйнесс горестно попрощались, после чего, вернувшись в пансион Клаттоков, Глоуэн занялся последними приготовлениями к отъезду.

Пока он собирал чемодан, Шард молча наблюдал за ним. Несколько раз он явно хотел что-то сказать, но сдерживался.

В конце концов Глоуэн не мог оставить без внимания странное поведение отца: «Тебя что-то беспокоит».

Шард улыбнулся: «Это настолько очевидно?»

«Если бы ты действительно хотел что-нибудь от меня скрыть, у тебя бы это получилось гораздо лучше».

«Да-да, разумеется. Видишь ли, я хотел бы, чтобы ты кое-что для меня сделал. Но в то же время боюсь, что тебе моя просьба покажется старческим капризом. Ты можешь подумать, что я одержим навязчивой идеей».

Глоуэн взял исхудавшего в недавнем заключении отца за плечи и обнял его: «Я сделаю все, чего ты хочешь, даже если это самый невероятный каприз».

«Идея действительно навязчивая. Я живу с ней уже долгие годы и никак не могу от нее избавиться».

«Я слушаю».

«Как тебе известно, твоя мать утонула в лагуне. Два йипа утверждают, что видели происходившее с берега. По их словам, они не умеют плавать и ничем не могли помочь. Кроме того, спасение утопающих, видите ли, не входило в их обязанности».

«Все йипы умеют плавать».

Шард кивнул: «Подозреваю, что они перевернули лодку и удерживали твою мать под водой, пока она не задохнулась. Лодки не переворачиваются сами собой в тихой заводи. С другой стороны, йипы не стали бы ничего предпринимать по своей инициативе. Они выполняли чье-то поручение. Я не успел закончить расследование – Намур отправил обоих мерзавцев обратно в Йиптон. Их звали Кеттерлайн и Селиус. Каждый раз, когда я имею дело с йипами, я спрашиваю, не знают ли они что-нибудь о Кеттерлайне и Селиусе – но до сих пор мне никто ничего не сообщил. Возможно, Намур отправил их на другую планету. Поэтому, если тебе встретятся йипы-переселенцы, не мог бы ты навести справки о местонахождении Кеттерлайна и Селиуса?»

«Уверен, что они выполняли приказ Намура. И это еще одна причина, по которой Намура необходимо найти. Сделаю все, что смогу».

Глоуэн присоединился к Чилке на космическом вокзале. Им уже заказали билеты на звездолет «Мирцейский скиталец», но их нужно было получить. Стоя в очереди у билетной кассы, Глоуэн заметил на удивление долговязую и тощую женщину, сгорбившуюся на скамье в дальнем углу зала ожидания. Она завернулась в просторную черную рясу, а на голове у нее была странная черная шапочка маскаренской евангелистки. Полоса черной марли, закрывавшей нос и рот подобно вуали, отфильтровывала микроорганизмы из вдыхаемого воздуха, тем самым избавляя от уничтожения бесчисленные ничтожные жизни.

В космических портах Ойкумены попадались самые необычные люди в самых причудливых нарядах, но эта фигура казалась здесь, на Кадуоле, особенно неуместной. Евангелистка – женщина неопределенного возраста с длинным клювообразным носом и пунцовыми от румян щеками – подкрасила черные брови так, что они соединялись на переносице.

Чилке подтолкнул Глоуэна локтем: «Ты тоже заметил особу в черном? Маскаренская евангелистка, подумать только! Когда-то одна из них пыталась обратить меня в свою веру. Отчасти из любопытства, а отчасти потому, что она отличалась живым темпераментом и, судя по заметным признакам, молодостью и удачным телосложением, я попросил ее объяснить, каким образом человек становится маскаренским евангелистом. По ее словам, это очень просто: прежде всего необходимо подвергнуться «семи деградациям», после чего «семи унижениям», затем «семи наказаниям» и «семи надругательствам» и, наконец, «семи умерщвлениям», а также еще нескольким процедурам, наименования которых я позабыл. Считается, что психическое состояние аколита, прошедшего такую подготовку, позволяет ему стать правоверным евангелистом, способным обращать в свою веру предрасположенные к этому души и прибирать к рукам их сбережения. Я спросил свою собеседницу: возможно ли прохождение мною всех этих обрядов в тесном сотрудничестве с ней, с проведением консультаций наедине после каждой деградации? На что она ответила, что ее бабушка охотно пожертвует своим временем с этой целью. Мне пришлось признаться, что перспектива обращения в маскаренскую веру заслуживает дальнейшего размышления, и на этом дело кончилось».

Громкоговорители системы оповещения пригласили пассажиров, отправляющихся в Соумджиану, пройти на посадку. Маскаренская евангелистка поднялась и, неуклюже сгорбившись, проковыляла к выходу. Глоуэн и Чилке последовали за ней – по взлетному полю к звездолету и вверх по наклонному трапу в небольшой салон, где стюард объяснил, где находятся их каюты. Выходя из салона, евангелистка встретилась блестящими черными глазами с глазами хмуро наблюдавших за ней Глоуэна и Чилке. При этом она моргнула и вздрогнула, после чего, наклонив голову и снова ссутулившись, поторопилась скрыться в коридоре.

«Очень любопытно!» – пробормотал Глоуэн.

«Никогда раньше не замечал за Каткаром наклонность к переодеванию в женское платье», – согласился Чилке.

«Впечатляющее преображение!» – заключил Глоуэн.

Глава 3

1

Глоуэн остановился в коридоре у двери каюты номер 3-22 и тихонько постучал. Примерно минуту не было никакого ответа. Он снова постучал и подождал, почти приложив ухо к двери. В каюте даже не послышалось, а почувствовалось какое-то движение. Дверь чуть приоткрылась.

«Что вам нужно?» – спросил приглушенный низкий голос.

«Откройте. Я хочу с вами поговорить».

«Вы ошиблись, это каюта госпожи Фурман».

«Никакой ошибки не может быть. Я – Глоуэн Клатток, и хочу поговорить с Каткаром».

Молчание длилось несколько секунд, после чего голос поинтересовался: «С вами никого нет?»

«Никого».

Дверь открылась чуть пошире. Блестящий черный глаз оглядел Глоуэна с головы до ног. Дверь отодвинулась еще немного – едва достаточно для того, чтобы Глоуэн мог протиснуться внутрь. Нервно усмехнувшись, мрачный Каткар тут же закрыл дверь. На нем была обычная одежда: свободная черная рубашка, серые брюки и легкие сандалии из ремешков, подчеркивавшие непропорциональную величину мягких белых ступней. Рядом, на вешалке, красовались части маскарадного костюма – длинная черная ряса и шапочка, а на полу стояли узкие сапоги с металлическими застежками и широкими высокими каблуками, несомненно причинявшие владельцу множество неудобств при ходьбе.

«Зачем вы за мной увязались? – резко спросил Каткар. – Что вам нужно? Или все это делается просто для того, чтобы причинить мне как можно больше неприятностей?»

«Мы заказали билеты, не подозревая, что вы станете нашим попутчиком, – возразил Глоуэн. – Кто за кем увязался?»

Каткар крякнул: «Я ни за кем не слежу и не хочу, чтобы за мной следили. Наконец мне удалось избавиться от забот и домогательств. Забудьте о моем существовании – это все, чего я прошу».

«Проще сказать, чем сделать».

«Чепуха! —рявкнул Каткар, возмущенно уставившись на Глоуэна блестящими черными глазами. – Мое решение бесповоротно! Я полностью порвал с прошлым – вам придется поверить мне на слово. Отныне мы незнакомы, у вас не должно остаться даже воспоминаний о Руфо Каткаре. Уходите и не возвращайтесь!»

«Увы, все не так просто. Нам придется многое обсудить».

«Ничего подобного! – отрезал Каткар. – Время для обсуждений прошло! А теперь...»

«Не торопитесь. Помните ваш последний вечер в Строме? Вы сидели за столом с вашим приятелем, Роби Мэйвилом. Почему вы внезапно ушли?»

Каткар сверкнул глазами: «Мэйвил? Никакой он мне не приятель. Он – жук-навозник в человеческом обличье! Вы спрашиваете, почему я ушел? Потому что Мэйвил заявил, что меня срочно желает видеть Дензель Аттабус. Но я знал, что он лжет – я только что расстался с достопочтенным Аттабусом, получив от него недвусмысленные указания. Глядя в лицо Роби Мэйвилу и слыша его вкрадчивый голос, я понял, что мне грозит смертельная опасность. Кто-нибудь другой на моем месте стал бы паниковать, но я просто-напросто поспешно удалился из таверны и улетел на станцию Араминта в аэромобиле Дензеля Аттабуса. Больше мне нечего сказать – и вам больше нечего у меня спрашивать. Теперь вы, наконец, уйдете?»

Глоуэн проигнорировал последний вопрос: «Вам известно, что Дензель Аттабус мертв?»

«Я узнал об этом в гостинице на станции. Это огромная потеря для Кадуола, Аттабус был настоящим патрицием, человеком благородным во всех отношениях. У меня с ним было много общего, и я скорблю о его безвременной кончине, – Каткар резко взмахнул рукой. – Но довольно слов! Слова безжизненны, разговоры – бессмысленная трата эмоциональной энергии. Вы этого никогда не поймете, потому что вам негде и некогда было набраться мудрости».

Глоуэн задумался, но не смог уловить в этом замечании никакого глубокого смысла: «Так или иначе, зачем вы переоделись женщиной?»

Каткар поджал губы: «Мое поведение объясняется логическими соображениями – мыслительным процессом, неизвестным на станции Араминта. Короче говоря, таким образом я надеюсь спасти свою жизнь, какой бы ничтожной, презренной и убогой она вам не казалась. Только оставаясь в живых, я могу воспользоваться бесконечными возможностями миров Ойкумены, другого шанса у меня нет. Я делаю все возможное для того, чтобы мерцающая искра моего сознания не погасла – ибо неведомо, что со мной будет, когда она исчезнет».

«Скорее всего то же самое, что с любым другим».

«Ага! Но я не такой, как другие! Я сделан из лучшего материала, мне уготована великая судьба! Вспомните о титанах древности, бросивших вызов Норнам, их безжалостным пророчествам. Неукротимые герои! Я никогда о них не забываю, они наставляют меня на путь истинный!»

«И поэтому вы переоделись евангелисткой?»

«Маскарад сослужил свою службу. Мне удалось безопасно скрыться на борту звездолета, а это что-то значит. Хотя, признаться, эти чертовы сапоги – сущая пытка! – Каткар с подозрением покосился на Глоуэна. – А вы? Вы что тут делаете? Еще какая-нибудь слабоумная затея Бодвина Вука?»

«Не совсем слабоумная. Вы сами рассказали нам о Левине Бардьюсе и о каких-то его сделках с Клайти Вержанс».

Каткар мрачно кивнул: «Ну, рассказал, ну и что?»

«Поэтому мы здесь. Нельзя допустить, чтобы жмоты или йипы пользовались инопланетной поддержкой».

«И вы надеетесь им воспрепятствовать?»

«Не вижу, почему разумные люди не стали бы с нами сотрудничать».

«Многие люди неразумны и глубоко порочны».

«Дензель Аттабус был знаком с Бардьюсом?»

«Они познакомились в доме Клайти Вержанс. Аттабус и Бардьюс не сошлись характерами. За ужином они спорили; достопочтенный Дензель заявил, что Бардьюс – «психический каннибал» и «пожиратель душ», а Бардьюс не остался в долгу и обозвал Аттабуса «чокнутым старым девственником». Тем не менее, они не приняли этот обмен эпитетами близко к сердцу и расстались почти по-дружески. А теперь мне вам больше нечего сказать – можете идти».

«Раз вы настаиваете, мне придется вас покинуть, – уступил Глоуэн. – Прошу прощения за беспокойство».

Глоуэн вернулся в салон на корме. Чилке сидел у иллюминатора и смотрел на скользящие мимо звезды. У него под рукой были поднос с соленой рыбой и пузатый каменный кувшин «Синего пламени».

«Как поживает наш друг Руфо?» – поинтересовался Чилке.

Глоуэн присел за тот же столик: «Он ведет напряженную жизнь, в которой такие люди, как мы, играют несущественную роль мимолетных раздражителей». Глоуэн поднял кувшин и налил бледно-голубую жидкость в широкий стаканчик: «Каткар что-то скрывает. Он много говорил, но не сказал мне ничего, что я хотел услышать. По его словам он, подобно достопочтенному Аттабусу, вращается в высших аристократических кругах. Он выразил сожаление по поводу смерти Аттабуса, но прибавил, что не видит причин объяснять мне свои чувства, так как мне недоступно понимание столь утонченных эмоций. Каткар объяснил, однако, что предпочитает жизнь смерти, в связи с чем сбежал из Стромы и проник в звездолет, переодевшись женщиной».

«Прямолинейный образ мыслей, – заметил Чилке. – Но многое остается неясным. Например, Каткар мог бы сразу подняться на борт «Левкании», направлявшейся к пересадочному терминалу Диогена в секторе Пегаса, и замести следы. Вместо этого он предпочел ждать целый день, чтобы улететь в Соумджиану на «Мирцейском скитальце»».

«Любопытно! Что бы это могло значить?»

«Это значит, что, несмотря на все опасения, Каткар вынужден заняться какими-то делами на Соуме. Дела эти, несомненно, связаны с деньгами. Вопрос: чьи это деньги? Жмотов? Дензеля Аттабуса?»

Глядя в межзвездное пространство, Глоуэн задумчиво произнес: «Нам не давали никаких указаний по поводу Каткара. С другой стороны, Бодвин предупредил, что умение приспосабливаться к обстоятельствам уместно и похвально».

«Не только похвально! – отозвался Чилке. – Без него наше предприятие может закончиться провалом».

«Следует учитывать еще одно обстоятельство. Каткар скрывает какие-то сведения, возможно, жизненно важные. Он оценил эти сведения в двадцать тысяч сольдо. Хотя бы по этой причине я считаю, что мы должны проявить интерес к делам Руфо Каткара. Как ты думаешь?»

«Согласен. Бодвин Вук тоже согласился бы. Каткар может не соглашаться, но он, несомненно, понимает, что наше любопытство в данном случае неизбежно».

«Плохие новости для бедняги Каткара! Теперь, в придачу ко всем его заботам, ему придется иметь дело с двумя бессердечными ищейками из бюро расследований – а он так хотел отдохнуть и успокоиться в полете! Каткар, надо полагать, мечется из угла в угол в своей каюте, осыпая нас самыми ужасными проклятиями всех вероучений Ойкумены – и выбирая самый выгодный для него вариант развития событий».

Чилке опорожнил свой стакан, не отрывая глаз от плывущих мимо звезд Пряди Мирцеи: «Каткар назвался груздем. Теперь ему придется лезть в кузов, ничего не поделаешь. Через несколько минут он сам сюда явится, чтобы снискать наше расположение, притворяясь чистосердечным и добрым малым – и в то же время надувая нас, как уличный фокусник».

«Вероятно. И все же, Каткару нельзя отказать в оригинальности мышления. Например, он мог бы переодеться кем угодно, но предпочел шокирующую внешность маскаренской евангелистки».

«Было бы любопытно узнать, какими стратегическими соображениями он руководствовался».

«А вот и он, легок на помине! – воскликнул Глоуэн. – И даже не удосужился переодеться».

Каткар приблизился и, будучи приглашен Глоуэном, уселся за стол. Чилке наполнил стакан «Синим пламенем» и пододвинул его к сидящему напротив Каткару: «Выпейте! Это зелье вас живо подбодрит!»

«Благодарю вас, – кивнул Каткар. – Я редко употребляю крепкие напитки, настойки и бальзамы – на мой взгляд, они не способствуют внутренней гигиене. Тем не менее…» Бывший член исполнительного комитета партии ЖМО поднял стаканчик и попробовал шипучую жидкость: «Вполне приемлемо».

«Два-три кувшина в день здорово помогают коротать время в полете, – доверительно сообщил Чилке. – Дни уплывают, как звезды за окном!»

Каткар покосился на Чилке с суровым неодобрением: «Я не намерен заниматься подобными экспериментами».

«Куда вы направляетесь, если не секрет?»

«Насколько я понимаю, наша первая остановка – на Соуме. Я не прочь провести там некоторое время, отдохнуть в сельской местности. По сути дела я хотел бы, хотя бы в общих чертах, разобраться в Гнозисе,[41]41
  Гнозис – псевдорелигиозная философская система, лишенная формальной организационной структуры и жреческой иерархии. Бережливые обитатели Соума считали, что достаточно просвещенное вероисповедание должно беспрепятственно поддаваться пониманию; если для истолкования фундаментальных истин требовались дорогостоящие специалисты, такое вероучение следовало рассматривать как неподходящее для практичных и предусмотрительных людей. Один из старейшин, которым поручили выбор оптимальной доктрины, выразился без обиняков: «только последний дурак позволяет навязывать себе религию, позволяющую жрецам присваивать его честно заработанные деньги».
  Нельзя сказать, что Гнозис сам по себе не заслуживает внимания – в этой системе используется ряд необычных концепций. Пространство-время – то есть Вселенная, весь космос, известный и неизвестный, познаваемый и непознаваемый – содержит в себе все обеспечивающие его существование элементы и механизмы и не нуждается в дополнительной помощи или вмешательстве со стороны божества или «первопричины»; тем самым устраняется необходимость в использовании разорительных услуг класса посредников, священников или каких-либо иных истолкователей воли божества.
  Пространство-время пребывает в форме четырехмерного тора, неторопливое вращение которого обеспечивает постоянное слияние первых и последних моментов бытия, благодаря чему каждое человеческое существо проживает свою жизнь снова и снова в одном и том же теле, каждый раз совершенствуя себя посредством тщательного соблюдения процедур достижения нравственного превосходства, так называемых «амелиораций», и в конечном счете добиваясь успеха и продвигаясь на следующий, более высокий уровень («ксому»), или проваливая нравственный экзамен, после чего человек вынужден опять прожить свою жизнь – столько раз, сколько требуется для возникновения удовлетворительных улучшений. Достигнув более совершенной «ксомы», человек снова обязан был строго соблюдать принципы совершенствования. В целом Гнозис считался внушающей бодрость и оптимизм доксологией, так как нарушитель правил рисковал, в худшем случае, снижением нравственной репутации на одну или две «ксомы».
  Детям преподавали «амелиорации» вместе с другими школьными предметами, чтобы с ранних лет они учились учтивости, поддержанию чистоты и порядка, предприимчивости, бережливости и уважению к старшим.
  Время от времени тот или иной индивидуум проявлял странные или необычные характеристики; таких называли «дичками» – их достойные сожаления слова и поступки нередко заставляли родственников и друзей скорбно качать головой. «Дички», как правило, предпочитали селиться в особом районе Соумджианы, Лемурии. На улицах и площадях Соумджианы сотни торговцев жарили колбаски на решетках и продавали их прохожим – за редкими исключениями такие торговцы, а также уличные музыканты, жонглеры и фокусники были «дичками» из Лемурии.
  В частной жизни обитатель Соума придерживался строгих правил и отличался брезгливостью; его основным пороком было, пожалуй, чревоугодие. Сексуальные предпочтения населения этой планеты оставались малоизвестными, хотя откровенно непристойное поведение, разумеется, не одобрялось, а также вызывало оживленный обмен сплетнями. Провинившиеся быстро приобретали подмоченную репутацию и с удвоенным рвением погружались в повседневную деятельность, притворяясь, что постыдная оплошность не имела места.
  С точки зрения инопланетного наблюдателя богатых на Соуме трудно было отличить от людей со скромными доходами, так как здесь каждый делал все возможное для того, чтобы покупать только «самое лучшее», то есть долговечную, высококачественно изготовленную продукцию, находившую полезное практическое применение. Обладатели большого состояния отличались исключительно малозаметными признаками – от них требовалось труднодостижимое умение демонстрировать свое общественное положение и в то же время тщательно избегать «показухи».
  «Показуха» (на самом деле местные жители применяли другой, не поддающийся точному переводу термин), эквивалентная «непристойной вульгарности» или «явно нелепому и неуместному эксгибиционизму», могла заключаться, например, в ношении дорогих, бросающихся в глаза драгоценностей или предметов одежды в обстоятельствах, требовавших умеренности и такта.
  Все обитатели Соума, независимо от касты и «ксомы», считали себя благородными людьми. Для их поведения было характерно парадоксальное сочетание безоговорочной приверженности идее равенства и столь же безоговорочного признания существования не менее чем двадцати иерархических уровней общественного положения. Эти уровни не определялись официально и не находили отражения в званиях или формах обращения; тем не менее, каждый ощущал их злободневную реальность и постоянно сравнивал свой статус со статусом всех уроженцев Соума, находившихся в поле зрения. Напряжения такого рода создавали динамические стимулы к улучшению собственного положения и соблюдению стандартов «благородного» поведения; поэтому на Соуме особенно любили заниматься распространением скандальных слухов – ведь такие слухи способствовали подрыву статуса обсуждаемых лиц, а это, благодаря своего рода трансцендентальному осмосу, повышало статус всех остальных.
  Функционирование этой таинственной системы завораживало посторонних наблюдателей. Достаточно было поместить в одну комнату дюжину незнакомых друг с другом обитателей Соума, и уже через несколько минут в их группе образовывалась четкая кастовая иерархия. Каким образом? Никто этого не знал – в том числе сами подопытные участники эксперимента.
  Несмотря на отсутствие званий и точной номенклатуры форм обращения, кастовый уровень индивидуума безошибочно обозначался тонким и точным выбором выражений, построением фразы или применением тех или иных терминов; ухо уроженца Соума мгновенно различало такие нюансы. И тем не менее, общепризнанный основной принцип общественного устройства на этой планете формулировался почти агрессивно – лозунгом, который местным жителям внушали с детства, в школе и дома: «Все люди равны! Каждый человек – такой же субъект процесса самоусовершенствования, как и любой другой! Благородство изначально свойственно всем людям!»


[Закрыть] основанном на поэтапных «амелиорациях». Покойный Дензель Аттабус был хорошо знаком с этой системой».

«Увлекательная перспектива, – кивнул Чилке. – А после этого что вы собираетесь делать?»

«У меня нет определенных планов, – по-волчьи оскалился Каткар, обнажив длинные редкие зубы. – Моим врагам, следовательно, придется иметь дело с такой же неопределенностью, что меня устраивает».

«Ваша жизнь полна опасностей и приключений, – заметил Чилке. – Чем вы заслужили такое внимание мстительных супостатов?»

«Опасность связана не с тем, что уже сделано, а с тем, что я собираюсь сделать».

«Как это понимать? Вы не могли бы выразиться определеннее?»

Каткар нахмурился. Изображая из себя храбреца, он наговорил лишнего. Опрокинув в глотку остатки «Синего пламени», он со стуком опустил стакан на стол: «Приятный напиток! Он стимулирует ротовую полость и прочищает синусы, наполняя их бодрящим теплом. Мягкий, но пикантный аромат, не оставляющий прогорклого или жгучего привкуса. С вашего разрешения, я хотел бы попробовать еще толику».

Чилке снова наполнил стаканчики и подозвал рукой стюарда.

«Я вас слушаю?»

«Еще кувшин «Синего пламени»! Предстоит серьезная выпивка – только успевайте пробки вынимать! – Чилке откинулся на спинку кресла. – О чем мы говорили?»

«Каткар упомянул, что собирается посетить пасторальные просторы Соума».

«В наряде евангелистки?» – поднял брови Чилке.

Каткар снова нахмурился: «Дальнейшие переодевания, пожалуй, ни к чему. Хотя, конечно, я буду соблюдать осторожность».

«Но прежде всего вам нужно выполнить последние указания Дензеля Аттабуса?»

Лицо Каткара приобрело строгое выражение: «Это конфиденциальное дело, не подлежащее обсуждению».

«Вы все еще боитесь ваших врагов – даже на Соуме?»

«Конечно! У них было три дня – за это время можно было нанять космическую яхту и прибыть в Соумджиану раньше меня».

«Неужели они на это способны?»

«Они способны на все. Мне приходится ожидать самого худшего и принимать все меры предосторожности».

«По-видимому, наибольшая опасность будет вам угрожать по пути в банк».

Каткар высоко поднял черные брови: «Я ничего не говорил о банке! Откуда вы знаете?»

«Неважно. Не беспокойтесь, однако – мы будем вас сопровождать и позаботимся о вашей безопасности».

«Можете отказаться от своих намерений, – холодно ответил Каткар. – Я не хочу вашего вмешательства и не нуждаюсь в нем!»

«Рассматривайте наше вмешательство как часть официального расследования», – посоветовал Глоуэн.

«Я не желаю в нем участвовать! Если вы от меня не отвяжетесь, я донесу на вас местным властям. Мои права защищены основным законодательством Ойкумены, в рамках которого крючкотворство вашего бюро расследований не имеет никакой юридической силы!»

«Мы можем возбудить иск, руководствуясь как законами Ойкумены, так и Хартией Заповедника, не говоря уже о местном регламенте станции Араминта. Для этого потребуется лишь продемонстрировать, что вы совершали неправомочные действия».

«Ничего подобного вы продемонстрировать не сможете, потому что никаких неправомочных действий я не совершал!»

«Если достопочтенный Дензель Аттабус финансировал правонарушения партии ЖМО или содействовал им, он виновен в подстрекательстве к вооруженному мятежу, в преступном сговоре и черт знает в чем еще – невзирая на то, насколько идеалистическими были его побуждения. Будучи его пособником, вы сами находитесь в весьма рискованном положении. Вас могут обвинить в уголовных преступлениях – и не в последнюю очередь потому, что вы утаили существенную информацию от Бодвина Вука, мстительность и злопамятность которого в таких ситуациях просто невероятна! Вы мне не верите?»

«Охотно верю тому, что вы говорите о Бодвине. Ядовитый сморчок! Неотвязная пиявка!»

«Как только мы приземлимся в Соумджиане – если вы все еще сомневаетесь в моих словах – мы направимся в управление МСБР, где вам посоветуют, что делать дальше. Вполне вероятно, что межпланетная служба безопасности заинтересуется вашим делом, и вам придется отвечать на множество вопросов. Разрешите вам напомнить, что агенты МСБР, хотя и не отличаются мстительностью или злопамятностью, отправляют правосудие без проволочек и не принимают во внимание выдающиеся личные качества правонарушителя, даже если он руководствовался самыми лучшими побуждениями».

«В этом нет необходимости, – помрачнев, тихо сказал Каткар. – Достопочтенный Дензель и я... Возможно, мы чрезмерно увлеклись альтруистическими соображениями. Теперь я понимаю, что нашим доверием злоупотребили».

«Какую информацию вы хотели продать нам в Строме?»

Каткар махнул рукой, показывая, что этот вопрос потерял всякое значение: «Что было, то прошло! Обстоятельства изменились».

«Почему бы не объясниться начистоту и не позволить нам самостоятельно судить о ситуации?»

Каткар покачал головой: «С этим придется подождать. Мне нужно подумать о том, в каком положении я оказался».

«Как вам будет угодно».

2

На полпути вдоль Пряди Мирцеи желтая звезда Мазда опекала семью из четырех планет – трех громадин из камня и льда, кувыркавшихся по внешним орбитам, и единственной внутренней планеты, Соума, финансового и коммерческого центра всей Пряди.

Так же, как согревавшая ее материнским теплом Мазда, планета Соум вступила в старческий период существования. Физическая география Соума отличается отсутствием драматических контрастов. Тектоническая активность прекратилась еще в незапамятные времена; безмятежная погода так же предсказуема, как смена времен года. Мировой океан окружает четыре почти одинаковых континента, где преобладают пологие холмы, переходящие в равнины, усеянные бесчисленными озерами и прудами, в спокойной глади которых отражаются прибрежные «шале» – летние дачи горожан. Сельские угодья Соума, прилежно обрабатываемые помещиками-фермерами, позволяют производить огромное количество в высшей степени съедобной продукции, с должной почтительностью поглощаемой местным населением, славящимся своей разборчивостью.

Предпринимавшиеся в течение многих веков попытки описать характер обитателей Соума приводили к употреблению разнообразных эпитетов, каждый из которых выражал какую-то долю истины, но, как правило, в чем-то противоречил следующему: их называли любезными, предприимчивыми, скучными, самодовольными, проницательными, щедрыми, бережливыми, педантичными, снисходительными, заботливыми и даже инфантильными. Все наблюдатели сходились, однако, в том, что жители этой мирной планеты по существу являются квинтэссенцией так называемого «среднего класса» – им не чуждо робкое тщеславие, но они соблюдают все приличия и подчиняются условностям, диктуемым потребностями общества. На Соуме каждый стремится совершенствовать себя и других, руководствуясь системой «амелиораций», предусмотренной «Гнозисом».

«Мирцейский скиталец» приблизился к Соуму и опустился из космоса на поле космопорта в Соумджиане. Перед Глоуэном и Чилке, стоявшими на нижней обзорной палубе, открылся широкий вид. К западу и северу пестрели, как лоскутное покрывало, городские кварталы – рыжевато-бежевые, горчично-охряные и янтарные в бледно-медовых лучах Мазды, причем каждый сегмент подчеркивался сзади густой черной тенью.

Трап выдвинулся; пассажиры стали переходить в здание космического вокзала. Оглядываясь в поисках Каткара, Глоуэн и Чилке наконец заметили нелепую долговязую фигуру маскаренской евангелистки: болезненно сгорбившись, как жертва застарелой травмы позвоночника, она ковыляла вниз по трапу звездолета. Черная шапочка и длинные волосы того же цвета позволяли видеть только нарумяненные щеки, хищный нос и яркие черные глаза. Все тело послушницы было закутано в обширную черную ризу, из-под которой выглядывали большие белые ладони и пара узких черных сапог с металлическими застежками.

Следуя за облаченной в черное фигурой, Глоуэн и Чилке пересекли вокзал и вышли на улицу. Злобно поглядывая через плечо на преследователей, Каткар ковылял прочь по тротуару. Глоуэн и Чилке не спеша шли за Каткаром, полностью игнорируя его недовольство.

С трудом преодолев метров сто, Каткар яростно взмахнул рукой и, хромая, добрался до скамьи в тени киоска, торговавшего газетами. Там он остановился и опустился на скамью – видимо, чтобы передохнуть. Не обращая внимания на угрожающие взгляды искоса, Глоуэн приблизился к нему, а Чилке направился к веренице ожидавших неподалеку такси.

«Неужели у вас нет никакого представления об осмотрительности? – громко прошипел Каткар. – Из-за вас рушатся все мои планы! Убирайтесь немедленно!»

«В чем состоят ваши планы?»

«Я направляюсь в банк – каждая минута на счету! Кроме того, я хотел бы, по возможности, остаться в живых».

Глоуэн посмотрел по сторонам, но обнаружил лишь нескольких горожан, идущих по своим делам непреклонно-безмятежной походкой, выводившей из себя уроженцев других планет: «Может быть, вы преувеличиваете угрожающую вам опасность?»

«Может быть, – прошептал Каткар. – Не сомневаюсь, что вы задали бы такой же вопрос достопочтенному Аттабусу».

Губы Глоуэна слегка покривились; он еще внимательнее изучил происходившее на улице, после чего повернулся к Каткару: «Чилке наймет такси, и мы поедем в банк, принимая все меры предосторожности. В банке вы будете в безопасности».

Каткар презрительно фыркнул: «Почему вы так уверены?»

«Как только мы окажемся в банке, игра закончится, и больше не будет никакого смысла вас убивать».

«Вы так думаете? – язвительно пожал плечами Каткар. – Какое это имеет значение для Торка Тампа и Фаргангера? Эти черти окаянные прикончат меня хотя бы для того, чтобы свести старые счеты. Но я готов ко всему! У меня в сумочке пистолет – застрелю их, как только увижу!»

Глоуэн нервно рассмеялся: «Прежде чем спускать курок, будьте добры, убедитесь в том, что убиваете того, кого надо! Если вы ошибетесь, никакие извинения вам не помогут».

Каткар хрюкнул, но прыти у него поубавилось: «Не такой уж я дурак, чтобы палить куда попало».

«Вот подъезжает такси. Когда мы тронемся с места, снимите маскарадный костюм. Иначе банковские служащие подумают, что вы чокнутый».

Каткар хрипло расхохотался: «Покуда дело пахнет деньгами, меня там встретят с распростертыми объятьями! Тем не менее, как бы то ни было, эти проклятые сапоги – форменные орудия пытки! Хватит, маскарад сослужил свою службу».

«Согласен. Садитесь в такси. План такой: подъедем к боковому входу банка. Мы сопроводим вас внутрь. А когда мы закончим дела в этом достойном учреждении, нам придется посоветоваться с вами по самому важному вопросу, а именно: где находится Бардьюс?»

Каткар помрачнел: «Все это очень хорошо, но в план необходимо внести изменение. Я буду разговаривать с работниками банка наедине – это позволит значительно сократить затраты времени».

«Ни в коем случае! – улыбнулся Глоуэн. – Вы не поверите тому, как ускорит события наше участие в переговорах».

Машина уже подъехала; несколько секунд Каткар упорствовал, но затем, приглушенно выругавшись, нырнул в пассажирский салон. Такси спокойно покатило по упорядоченным проспектам Соумджианы. Они пересекли Урседес – полупромышленный пригородный район, проехали мимо Гастрономического института, занимавшего холм над озером, после чего свернули на широкий бульвар Провозглашенных, окаймленный рядами монументальных чугунных статуй, каждая из которых была воздвигнута в честь той или иной почтенной персоны, нажившей крупное состояние и заслужившей самую высокую репутацию. Через некоторое время они миновали университет имени Тайдора Баунта – обширный комплекс аудиторий и флигелей, построенных из одного и того же искусственного пористого камня оттенка неочищенного сахара в почти чрезмерно декоративном стиле, по мотивам древней спанобарсильской архитектуры. Студенты со всех концов Соума и из всех обитаемых миров Пряди Мирцеи сидели на скамьях под деревьями или спешили по дорожкам, пересекавшим скверы.

Такси выехало на площадь Парса Панкратора и остановилось у «Банка Соумджианы». К тому времени Каткар уже избавился от маскаренского наряда; теперь на нем были черные брюки в трубочку, сандалии, белая куртка «повседневного» покроя и низко нахлобученная на длинную черную шевелюру белая шляпа с мягкими полями – вроде тех, которые предпочитают любители летнего спорта.

Глоуэн и Чилке вышли из машины. Осматривая площадь вдоль и поперек, они не смогли заметить ничего, что вызвало бы подозрения. Каткар выскочил из такси и тремя быстрыми размашистыми шагами скрылся в фойе банка, оказавшись в относительной безопасности. Глоуэн и Чилке последовали за ним не столь поспешно. И снова Каткар заявил, что должен проконсультироваться с банковскими служащими с глазу на глаз, так как порученные ему дела покойного Дензеля Аттабуса строго конфиденциальны. И снова Глоуэн отказался выслушивать какие-либо возражения: «Не вижу ничего необычного в том, что вы желаете обеспечить свое будущее, но в основе своей это дело касается будущего Заповедника, и я не могу позволить вам распоряжаться счетами Аттабуса».

«Ваши заявления оскорбительны и беспочвенны! – бушевал Каткар. – Вы подвергаете сомнению мою незапятнанную репутацию!»

«Мы с Чилке работаем в бюро расследований; скептицизм – наша профессиональная черта».

«Тем не менее, я не могу не защищать свои интересы – вполне законные интересы!»

«Посмотрим, – кивнул Глоуэн. – Кто тут самый главный?»

«Насколько мне известно, счетами все еще заведует Лотар Вамбольд».

Глоуэн подозвал стоявшего неподалеку портье: «Немедленно проведите нас к г-ну Вамбольду. У нас срочное дело, не терпящее отлагательств».

Портье взглянул на Каткара, приподнял брови, отступил на полшага и подтвердил холодным кивком, что ему понятны пожелания Глоуэна: «Уважаемый, согласно нашим правилам дела каждого клиента рассматриваются безотлагательно, но в установленном порядке. В связи с чем...»

«В данном случае вам придется нарушить установленный порядок. Проведите нас к г-ну Вамбольду».

Портье отступил еще на полшага и проговорил с нарочито усиленным местным акцентом: «Упомянутое вами должностное лицо – главный администратор счетов. Он никогда не принимает посетителей без рекомендаций и предварительного обсуждения с подчиненными должностными лицами, которые, как правило, способны удовлетворить все запросы клиентов. Я посоветовал бы вам встать в очередь к турникету, и в свое время вами займутся».

«Мной займется лично г-н Вамбольд, и сейчас же. Сообщите, что его желают видеть командор Глоуэн Клатток и командор Юстес Чилке из полиции Кадуола. Поспешите, или я арестую вас за сопротивление полиции!»

«Вы на Соуме, а не на Кадуоле, где бы ни находилась ваша планета, – высокомерно отозвался портье. – Вам не кажется, что вы превышаете свои полномочия?»

«Нам присвоен эквивалентный ранг офицеров МСБР».

Портье коротко поклонился: «Одну минуту – я передам ваше сообщение. Возможно, его превосходительство Вамбольд согласится назначить вам время приема».

«Прием должен быть назначен сию минуту, – настаивал Глоуэн. – Имеет место чрезвычайная ситуация, и задержки недопустимы».

Портье снова отвесил самый официальный поклон, предусмотренный правилами банка, и удалился. Нахмурившись, Каткар тут же повернулся к Глоуэну: «Должен отметить, что ваше поведение неуместно и граничит с нахальством. На Соуме высоко ценят хорошие манеры; воспитанность – одна из важнейших местных добродетелей».