Текст книги "Хроники Кадуола"
Автор книги: Джек Холбрук Вэнс
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 64 (всего у книги 99 страниц)
Наступил полдень. Уэйнесс стояла у дороги за воротами аллеи, ведущей к Темному Породу, и ждала автобуса, который, если верить расписанию, должен был проезжать мимо каждый час. Автобус, однако, не появлялся; тишину нарушало только жужжание насекомых.
Уэйнесс присела на каменную скамью. Ситуация складывалась примерно так, как она ожидала; тем не менее, она чувствовала опустошение и подавленность.
Что теперь? Уэйнесс заставила себя сосредоточиться. Она рассмотрела несколько возможностей – но все они представлялись практически нецелесообразными, незаконными, безнравственными или слишком опасными. Ни один из вариантов – в том числе предусматривавших похищение одной или нескольких собачек – ее не устраивал.
По проезду из Темного Порода спустилась с двумя набитыми до отказа чемоданами Софи, уволенная горничная. Взглянув на Уэйнесс, она сказала: «А вот и вы! Чем кончилась ваша аудиенция?»
«Ничем».
«Я же вам говорила! Можно было и не терять время, – Софи поставила чемоданы на землю и уселась на скамью рядом с Уэйнесс. – Я тоже с ней покончила – навсегда и бесповоротно. Довольно с меня этой старой змеи, ее ругательств и тумаков!»
«У нее очень непостоянный характер», – уныло подтвердила Уэйнесс.
«О, характер-то у нее вполне постоянный, – возразила Софи. – Он у нее всегда отвратительный. Кроме того, она скряга, каких мало. Платит как можно меньше и хочет, чтобы ее ублажали каждую минуту. Неудивительно, что в Темном Породе прислуга не задерживается».
«У нее много прислуги?»
«Судите сами – господин Ленк и госпожа Ленк, повар и судомойка, четыре горничных, лакей – он же шофер, два садовника и посыльный. Господин Ленк заботится о том, чтобы всех хорошо кормили и никто не надрывался, это невозможно отрицать. Временами он, скажем так, слишком много себе позволяет, но достаточно намекнуть его жене, и та задает ему такую трепку, что на него смотреть жалко. Но Ленк на удивление резвый любезник; приходится постоянно следить за тем, чтобы он не зажал тебя где-нибудь в темном углу, а то потом уже не вырвешься».
«Таким образом, мир и благоденствие в Темном Породе поддерживаются господином Ленком?»
«Он делает все, что может, по крайней мере. С ним достаточно легко иметь дело, он не злопамятен».
«А это правда, что в замке водятся призраки?»
«Сложный вопрос. Каждый, кому казалось, что он их слышал, утверждает, что он их слышал – вы понимаете, что я имею в виду. Лично я ни за что не хотела бы оказаться поблизости от Северной башни в полнолуние».
«А что говорит о призраках графиня Оттилия?»
«По ее словам, именно призраки вытолкнули графа Рауля из окна – вполне возможно. Кому это знать, как не ей!»
«Да уж, больше некому».
Старый двухэтажный автобус наконец приехал, и обе изгнанницы прибыли в Тзем. Уэйнесс сразу направилась к телефонной будке в гостинице «Железная свинья» и позвонила в Темный Пород. На экране появилось холеное и учтивое лицо еще не слишком пожилого человека, пухлощекого, с редкими черными волосами, сонливо полуопущенными веками и щегольскими маленькими усиками.
«Я имею честь говорить с господином Ленком?» – спросила Уэйнесс.
Ленк бросил на собеседницу одобрительный оценивающий взгляд и пригладил усики: «Так точно! Густав Ленк к вашим услугам. Чем могу быть полезен? Будьте уверены, я сделаю все, что от меня зависит!»
«Все очень просто, господин Ленк. Я говорила с Софи, только что уволившейся из Темного Порода».
«К сожалению, нам пришлось с ней расстаться».
«Если вакансия еще открыта, я хотела бы занять ее место».
«Мы еще никого не нашли – и даже не искали. Софи покинула нас, скажем так, скоропалительно, и я до сих пор не успел заняться этим вопросом, – мажордом прокашлялся, рассмотрел Уэйнесс повнимательнее и явно заинтересовался. – У вас есть соответствующий опыт?»
«Не слишком большой, но я уверена, что с вашей помощью как-нибудь справлюсь».
«Как правило, этого было бы достаточно, – осторожно произнес Ленк, – но если Софи поделилась с вами своими впечатлениями...»
«Она не преминула это сделать, и в самых красочных выражениях».
«Тогда вы понимаете, наверное, что основная трудность состоит не в исполнении обязанностей как таковых, а в том, что касается графини Оттилии и ее собак».
«Я это прекрасно понимаю, господин Ленк».
«Должен подчеркнуть также тот факт, что заработная плата невелика. Сначала вы будете получать двадцать сольдо в неделю. Но вам будет выдано форменное платье, и его стоимость, а также расходы на пропитание, из оклада не вычитаются. Я мог бы также отметить, что персонал замка работает в атмосфере взаимопомощи – все мы понимаем, что с графиней трудно иметь дело. Тем не менее, нам приходится иметь с ней дело постоянно, так как графиня обеспечивает наше трудоустройство».
«Разумеется, господин Ленк».
«Вы ничего не имеете против собак?»
«В принципе – ничего», – пожала плечами Уэйнесс.
Ленк кивнул: «В таком случае вы можете приехать сегодня же, и мы познакомим вас с нашим ежедневным распорядком, не теряя лишнего времени. Позвольте узнать, как вас зовут?»
«Мария Шмитт», – после некоторой запинки ответила Уэйнесс.
«У кого вы работали раньше?»
«В данный момент у меня нет никаких рекомендаций, господин Ленк».
«Думаю, что в вашем случае мы можем сделать исключение. До скорой встречи!»
Уэйнесс вернулась к себе в номер. Она зачесала волосы назад и туго связала их черной лентой на затылке, после чего внимательно рассмотрела свое отражение в зеркале. Теперь она выглядела не столь юной и неопытной, в ее внешности появилась определенная компетентность.
Переодевшись и собрав кое-какие пожитки, Уэйнесс вышла из гостиницы и снова поехала на автобусе в Темный Пород. Полная недобрых предчувствий и сомнений, она подошла с чемоданом к парадному входу замка.
Ленк оказался выше и внушительнее, чем она ожидала, и вел себя с достоинством, приличествовавшим его положению. Тем не менее, он встретил новую горничную достаточно дружелюбно и отвел ее в комнату для отдыха прислуги, где она представилась госпоже Ленк – дородной женщине с седеющими черными волосами, подстриженными коротко и без прикрас; у жены мажордома были большие сильные руки и решительные строгие манеры.
Супруги Ленк разъяснили новоприбывшей ее обязанности. В целом она должна была обслуживать графиню Оттилию, выполняя ее пожелания и не обращая внимания на сварливые замечания и вспышки раздражительности; в частности, рекомендовалось вовремя уворачиваться от ударов трости. «У нее это что-то вроде нервного тика, – заметил Ленк. – Тем самым она просто дает понять, что чем-то недовольна».
«Тем не менее, ее привычки заслуживают порицания, – возразила госпожа Ленк. – Как-то раз я подобрала журнал, который она уронила – и вдруг, ни с того ни с сего, она огрела меня тростью по спине! Естественно, меня это неприятно удивило, и я поинтересовалась, чем заслужила неодобрение ее светлости. «В следующий раз не попадайся мне под руку!» – ответила она. Я хотела что-то возразить, но графиня снова замахнулась тростью и приказала мне подготовить список моих проступков, оставшихся безнаказанными, и ставить в этом списке галочку каждый раз, когда ее светлость соблаговолит наградить меня синяком».
«Короче говоря, – заключил мажордом, – не зевайте!»
«Пока мы обсуждаем этот вопрос, – продолжила госпожа Ленк, – я хотела бы заметить, что господин Ленк нередко заигрывает с девушками и в некоторых случаях заходит настолько далеко, что забывает о всяких приличиях».
Ленк отделался галантным жестом: «Дорогая, ты преувеличиваешь. Бедная Мария испугается и будет от меня прятаться».
«Умение прятаться ей не помешает», – сухо возразила госпожа Ленк и доверительно обратилась к Уэйнесс: «Если Густав забудется и начнет слишком много себе позволять, шепните ему на ухо пару слов: «ад кромешный»».
«Ад кромешный? Не совсем понимаю…»
«Именно так! А если Ленк не отступится, услышав это предупреждение, я ему подробно объясню, что это значит».
Мажордом неловко усмехнулся: «Госпожа Ленк, конечно, шутит. В Темном Породе мы работаем в атмосфере мира и согласия, стараясь помогать друг другу по мере возможности. Скандалы, которые устраивает графиня, разумеется, нарушают спокойствие. Ни в коем случае не следует ей перечить, какую бы чепуху она не молола, и никогда не пренебрегайте ее собаками – убирайте дерьмо этих маленьких монстров радостно и весело, как будто это доставляет вам удовольствие».
«Постараюсь», – пообещала Уэйнесс.
Госпожа Ленк облачила новую горничную в форменное черное платье с белым передником и белым кружевным чепцом с напоминающими крылышки полями, торчащими над ушами. Посмотрев на себя в зеркало, Уэйнесс слегка успокоилась – теперь графиня Оттилия ни за что не узнала бы в ней беспардонную студентку Уэйнесс Тамм.
Супруга мажордома провела ее по всем помещениям замка, за исключением Северной башни: «Там ничего нет, кроме бестелесных духов – так, по крайней мере, говорят. Сама я никогда не видела никаких призраков, хотя время от времени оттуда действительно доносятся странные звуки; башня давно заброшена, и там, наверное, поселились белки и летучие мыши. Так или иначе, не беспокойтесь по поводу Северной башни, там нечего делать. Здесь у нас библиотека. Двойные двери ведут в бывший кабинет графа Рауля – он иногда еще используется, но редко, и двери обычно закрыты на замок. А вот и графиня. Пойдемте, я вас представлю».
Графиня Оттилия, сидевшая в большом мягком кресле, ограничилась тем, что бросила на новую горничную один презрительный взгляд: «Мария – так, что ли? Очень хорошо! Можешь рассчитывать на мои щедрость и великодушие – пожалуй даже чрезмерные, так как твоей предшественнице я позволила не на шутку распуститься. Мои потребности немногочисленны. Я в преклонном возрасте и не могу сама ходить за своими вещами, тебе придется их приносить и уносить – следовательно, тебе нужно знать, где что лежит. Заведенный порядок у нас практически не меняется, только по субботам я играю в карты, а первого числа каждого месяца езжу в Драцены за покупками. Ты быстро всему научишься, это нетрудно. А теперь познакомься с моими маленькими друзьями, без них я не могу жить. Тут у нас Часк, Портер, Микки и Топ, – графиня поочередно указывала дрожащим кривым пальцем на каждого из питомцев. – А здесь Сэмми, он как раз чешется за ухом, и Димпкин, а также… Фотцель! Противный! Ты же знаешь, что нельзя задирать ногу в комнате! Теперь Марии придется за тобой убирать. И еще Раффис – он спрятался под диваном». Графиня откинулась на спинку кресла: «Мария, повтори их имена – хочу убедиться в том, что ты их запомнила».
«Гм! – сказала Уэйнесс и тоже стала указывать пальцем. – Это Микки, а это Фотцель, напустивший лужу – его я уже не забуду. Раффис под диваном. Пегий сорванец – это, насколько понимаю, Часк, а за ухом все время чешется Сэмми. Других я еще не запомнила».
«Для первого раза неплохо, – одобрила графиня. – Хотя ты не обратила достаточного внимания на Портера, Топа и Димпкина – все они достойны всяческого уважения и отличаются неповторимой индивидуальностью».
«Не сомневаюсь, – заявила Уэйнесс. – Госпожа Ленк, если вы покажете мне, где взять ведро и тряпку, я сейчас же подотру эту лужу».
«В случае мелкой неприятности лучше всего пользоваться губкой, – ответила супруга мажордома. – Все необходимое находится в шкафу».
Так Уэйнесс начала карьеру горничной. Несмотря на однообразие ежедневного расписания, каждый день происходило что-нибудь новое. Утром, в восемь часов, Уэйнесс заходила в спальню графини Оттилии, чтобы разжечь огонь в камине – несмотря на то, что отопление замка достаточно эффективно обеспечивалось эрготермическими системами. Графиня спала в огромной старой кровати, окруженная дюжиной больших пуховых подушек в розовых, голубых и желтых шелковых наволочках. Собаки спали на мягких матрасиках в коробках, установленных вдоль стены, причем то одна, то другая время от времени решала попробовать, не будет ли удобнее устроиться на чужом месте, что неизменно приводило к шумным конфликтам.
Затем Уэйнесс должна была раздвинуть шторы – графиня требовала, чтобы на ночь их плотно закрывали, не допуская никакого проникновения света в спальню снаружи; ее особенно раздражали проблески лунных лучей. После этого Уэйнесс помогала графине занять сидячее положение, опираясь на подушки – этот процесс сопровождался проклятиями, бранью и громкими жалобами: «Мария! Разве нельзя быть осторожнее? Таскаешь меня туда-сюда, так что у меня теперь все болит! Я не железная и даже не деревянная! Что ты делаешь? Ты же знаешь, мне так неудобно! Подвинь эту желтую подушку пониже мне под спину. А! Наконец ты догадалась. Принеси мне чаю. С собаками все в порядке?»
«Собаки здоровы и процветают, ваша светлость. Димпкин, как обычно, мочится в углу. Кажется, Часк поссорился с Портером».
«Это пройдет. Так принеси мне чаю – что ты стоишь, как чучело?»
«Сию минуту, ваша светлость».
Разместив поднос с чаем на постельной подставке и сообщив графине, какая нынче погода, Уэйнесс вызывала звонком лакея Фоско, уводившего собак на задний двор, где их кормили и где они могли опорожнить мочевые пузыри и кишки.
Мало-помалу Уэйнесс помогала графине мыться и одеваться – опять же под непрерывный аккомпанемент жалоб, угроз и обвинений, которые Уэйнесс практически игнорировала. Когда графиня садилась, наконец, за стол, Уэйнесс оповещала звонком о необходимости подать завтрак, доставляемый кухонным лифтом.
Пока графиня поглощала завтрак, она диктовала расписание предстоящего дня.
В десять часов утра графиня Оттилия спускалась, пользуясь лифтом, на первый этаж и обычно направлялась в библиотеку. Там она просматривала почту и пару журналов, а также выслушивала отчет Фоско, к тому времени уже покормившему и причесавшему собак. Фоско вынужден был предоставлять подробнейшую информацию о состоянии собачьего здоровья и собачьей психики, останавливаясь на последних причудах и предпочтениях каждого зубастого любимчика; обсуждение собак часто затягивалось. Фоско никогда не проявлял нетерпения, что вполне понятно, так как его обязанности ограничивались кормлением и выгуливанием собак – если не считать вождения автомобиля в редких случаях, когда графиня отправлялась в ближайший город.
В это время, пока графиня ее не вызывала, Уэйнесс могла устроить перерыв. Как правило она проводила время в комнате для отдыха прислуги, сплетничая и закусывая с другими горничными и госпожой Ленк; иногда в этих посиделках участвовал и мажордом.
Графиня обычно вызывала ее звонком примерно в одиннадцать часов. Если снаружи было прохладно, ветрено или дождливо, графиня оставалась у камина в библиотеке. Если был ясный погожий день, графиня приказывала открыть остекленные двери библиотеки, выходила на террасу и спускалась на лужайку.
В зависимости от настроения – а Уэйнесс скоро поняла, что настроение хозяйки замка было гораздо изменчивее погоды – графиня могла направиться к столику, стоявшему метрах в пятидесяти от террасы, и устроиться в кресле, изобразив из себя нечто вроде островка из розовых оборок, белых кружев и лавандовых шалей, окруженного зеленым океаном аккуратно подстриженной травы. В другие дни она садилась на самоходную электрическую тележку и разъезжала по обширной лужайке в сопровождении вереницы собак. Самые резвые собаки бежали впереди, а самые толстые и старые пыхтели в арьергарде. Затем Уэйнесс должна была погрузить складной столик, стул и солнцезащитный зонт на другую тележку, установить их в месте, выбранном графиней, и подать туда чай.
Как правило, Оттилия де Фламанж предпочитала пить чай в обществе собак, а Уэйнесс возвращалась в библиотеку и ждала вызова графини, о котором ее оповещало жужжание зуммера в наручном браслете.
Однажды, когда графиня отпустила ее в библиотеку, Уэйнесс прошлась в сторону Северной башни – там она еще ни разу не бывала. За темно-зеленой изгородью из подстриженного тиса она увидела небольшое кладбище с двадцатью или тридцатью маленькими могильными плитами. На некоторых плитах красовались глубоко вырезанные надписи; на других были закреплены бронзовые дощечки, выполнявшие ту же функцию. В пяти-шести случаях на могилах были установлены мраморные статуи собачек, а в промежутках между могилами росли лилии и лиловые пучки гелиотропов. Уэйнесс сразу потеряла всякий интерес к этому уголку парка и быстро вернулась в библиотеку, чтобы ждать вызова графини. Проходя мимо, она всегда проверяла, закрыты ли двери в кабинет графа – но они всегда были закрыты, и Уэйнесс каждый раз ощущала укол нетерпения. Время шло, но она никак не могла контролировать события.
Уэйнесс скоро узнала, где хранились ключи от кабинета. Один висел в связке, принадлежавшей Ленку, а другой – в такой же связке, находившейся в распоряжении графини. Уэйнесс внимательно следила за местонахождением ключей. Днем графиня обычно брала связку с собой, но иногда забывала их там, где сидела. В таких случаях ключи считались потерянными, и графиня разражалась хриплыми возгласами до тех пор, пока их не приносили.
По ночам ключи графини хранились в ящике секретера, рядом с кроватью.
Однажды, когда уже наступила ночь и графиня храпела среди нагромождения пуховых подушек, Уэйнесс тихонько прокралась в ее спальню и приблизилась к секретеру, едва заметному в тусклом зареве ночника. Она уже начала открывать ящик секретера, когда раздраженно проснулся и начал тявкать несносный пес по имени Топ; к нему тут же присоединились хвостатые обитатели остальных коробок. Уэйнесс успела выбежать из спальни, прежде чем графиня приподнялась, чтобы узнать, почему собаки устроили шум. Остановившись перевести дыхание в соседней комнате, Уэйнесс слышала хриплый голос графини: «Тихо, паразиты брехливые! У одного забурчит в животе, и все устраивают концерт! Спать, всем спать!»
Не осмеливаясь повторить свою попытку, Уэйнесс тоже пошла спать.
Через два дня лакей Фоско уволился по собственному желанию. Мажордом попробовал взвалить его обязанности на Уэйнесс, но она заявила, что у нее и так едва хватает времени; тогда господин Ленк предложил уход за собаками горничной Филлис, но столкнулся с еще более энергичными возражениями: «По мне, так пусть они обрастают шерстью, пока не задохнутся! Занимайтесь этим сами, уважаемый господин Ленк!»
Ленк с отвращением кормил и причесывал собак пару дней, после чего нашел нового лакея – смазливого юношу по имени Баро, приступившего к работе без всякого энтузиазма.
В первое время Ленк вел себя по отношению к Уэйнесс безукоризненно, хотя выражался несколько напыщенно, с преувеличенной вежливостью. Но с каждым днем он становился все вальяжнее и в конце концов решил проверить реакцию новой служанки, игриво похлопав ее сзади пониже пояса – естественно, с таким видом, как будто он не более чем выражает начальственное одобрение. Уэйнесс понимала, что замыслы мажордома следовало пресечь в зародыше. Она отскочила: «Что вы, господин Ленк! Какие шалости вы себе позволяете!»
«Как же без них, без шалостей? – весело отозвался мажордом. – У тебя такая восхитительная округлая попка, что моя рука не могла не подчиниться естественному порыву».
«В следующий раз следите за руками и не позволяйте им двигаться бесконтрольно».
Ленк вздохнул и пробормотал: «Увы, не только руки, но и весь мой организм бессилен сопротивляться таким порывам. В конечном счете, почему бы сослуживцам не развлекаться понемножку – ведь это никому не мешает. Разве не так?»
«Боюсь, я недостаточно понимаю ход ваших мыслей, – ответила Уэйнесс. – Может быть, нам следует посоветоваться с госпожой Ленк?»
«Вы могли бы обойтись без таких безвкусных замечаний», – Ленк снова вздохнул и отвернулся.
Время от времени, обычно вскоре после полудня, на графиню находила одна из ее «причуд». Лицо ее будто удлинялось и становилось неподвижным; она отказывалась с кем-либо говорить. Когда это случилось в первый раз, в ответ на удивленный взгляд Уэйнесс госпожа Ленк пояснила: «Графиня недовольна устройством Вселенной и размышляет о том, как ее можно было бы исправить».
Нередко, когда случался такой приступ, графиня усаживалась за столиком на лужайке, не обращая внимания на погоду, доставала особую колоду карт и начинала раскладывать нечто вроде хитроумного пасьянса. Снова и снова графиня открывала одну карту за другой, сжимая костлявые кулаки и диковато жестикулируя, с внезапной подозрительностью приглядываясь к уже выложенным комбинациям, шипя и бормоча, оскаливая зубы в ухмылке, выражавшей не то ярость, не то ликование, и не прекращая это занятие до тех пор, пока карты не подчинялись ее воле – или до тех пор, когда она уже не могла ничего разглядеть, потому что лужайка погружалась в сумерки.
Когда в присутствии Уэйнесс у графини начался второй такой приступ, дул холодный ветер, и Уэйнесс вышла на лужайку, чтобы предложить старухе теплый халат – но та отослала ее назад взмахом руки.
Наконец, уже в последних лучах заходящего Солнца, графиня замерла, уставившись на карты; у Уэйнесс не было никакой возможности понять, чем это объяснялось – победой или поражением. Графиня тяжело поднялась на ноги, и связка ключей со звоном упала на траву. Но старуха уже куда-то шагала и ничего не заметила. Уэйнесс подобрала ключи и засунула их в карман юбки. Затем она собрала карты и последовала за графиней.
Оттилия де Фламанж направилась не к жилой части замка, а к Северной башне. Уэйнесс держалась позади, шагах в десяти. Графиня не обращала на нее никакого внимания.
В окружавшем замок саду становилось темно, холодный ветер шумел в кронах высоких сосен на склонах холмов. Становилось ясно, что графиня решила посетить небольшое кладбище у Северной башни. Она прошла через просвет в живой изгороди и стала бродить среди собачьих могил, то и дело останавливаясь и произнося ласковые или подбадривающие фразы. Уэйнесс, ждавшая за изгородью, слышала ее голос: «Давно это было, ох как давно! Но не отчаивайся, мой добрый Сноярд, твоя верность, твоя преданность будут вознаграждены! И твои, Пеппин, в не меньшей степени! Как ты резвился, как ты весело гавкал в свое время! А ты, маленький мой Корли, с мягкой сопливой мордочкой? Я скорблю по тебе каждый день! Но настанет время, и мы снова встретимся! Мирдаль, не скули – я знаю, в могиле темно…»
В полумраке, за стеной подстриженного тиса, Уэйнесс поежилась – ей казалось, что она видит странный сон. Повернувшись, она побежала по темному газону к библиотеке, прижимая рукой карман юбки, чтобы не звенели ключи. Остановившись на террасе, она снова стала ждать.
Через несколько минут она увидела приближающуюся бледную фигуру графини, опиравшейся на трость и шагавшей тяжело и медленно. Графиня проковыляла мимо так, будто горничная была пустым местом, и зашла в библиотеку. Уэйнесс последовала за ней.
Вечер тянулся бесконечно. Пока графиня ужинала, Уэйнесс успела украдкой рассмотреть ключи и к своему облегчению обнаружила, что каждый помечен биркой. Среди них был и ключ с биркой «Кабинет» – тот самый, который она так долго хотела заполучить! Поразмышляв пару секунд, она направилась в кладовую, где на старом верстаке хранились кое-какие инструменты и утварь – там она раньше заметила ящик со старыми ключами. Порывшись в ящике, она нашла ключ, во многом походивший на ключ от кабинета, и засунула его в карман.
Дверной проем заслонила тень! Уэйнесс испуганно обернулась. Перед ней был Баро, новый лакей – крепко сложенный юноша, черноволосый, с выразительными золотисто-карими глазами и совершенно правильными чертами лица. Он вел себя уверенно, но в разговорах ограничивался полушутливыми малозначительными замечаниями. Уэйнесс не могла не признать исключительную красоту его внешности, но считала его тщеславным и скользким субъектом, стараясь держаться от него подальше. Баро не преминул заметить ее отношение и, по-видимому, считал его вызовом своему самолюбию. Поэтому он стал предпринимать ненавязчивые, как бы случайные попытки сближения с ней, которых Уэйнесс так же ненавязчиво и как бы случайно избегала. Но теперь Баро стоял лицом к лицу с ней в тесной кладовой. «Мария, принцесса радости и красоты! – сказал он. – Почему ты прячешься в чулане?»
Уэйнесс удержалась от язвительного ответа, готового сорваться с языка, и ограничилась простым объяснением: «Мне нужно найти бечевку».
«Вот он, моток бечевки, на полке», – протянув руку мимо нее, Баро опустил другую руку ей на плечо и прижался к ней всем телом так, что она почувствовала его животную теплоту. Уэйнесс заметила, что от лакея исходил приятный свежий запах, нечто вроде смеси ароматов папоротника, фиалки и каких-то незнакомых инопланетных эссенций.
«Ты приятно пахнешь, но я тороплюсь», – скороговоркой выпалила Уэйнесс, проскользнула под рукой лакея и выскочила из кладовой в кухню. Баро последовал за ней, спокойно улыбаясь.
Уэйнесс вернулась в комнату для отдыха прислуги и присела, раздраженная и взволнованная. Соприкосновение с телом Баро вызвало в ней ответное влечение – но в то же время невидимые щупальца подсознания сжимали ей сердце страхом и отвращением. В помещение зашел Баро. Уэйнесс встревожилась и взяла журнал. Баро уселся рядом с ней – Уэйнесс даже голову не повернула.
«Я тебе нравлюсь?» – мягко спросил Баро.
Уэйнесс смерила его безразличным взглядом, помолчала несколько секунд и сказала: «Этот вопрос меня до сих пор не интересовал, господин Баро. Думаю, он меня не будет интересовать и в дальнейшем».
«Ух! – Баро издал такой звук, будто его ударили в солнечное сплетение. – Черт возьми, ты умеешь себя держать!»
Перелистывая журнал, Уэйнесс не удостоила его ответом.
Баро тихо рассмеялся: «Если бы ты хоть немного расслабилась, ты поняла бы, что я не такой уж плохой парень».
Уэйнесс снова смерила его безразличным взглядом, встала и пересела на свободное место рядом с госпожой Ленк, но в этот момент прожужжал зуммер ее браслета. «Вам пора идти, – заметила супруга мажордома. – Ее светлость желает играть в мяч… Ого! Ливень расшумелся не на шутку! Нужно сказать Густаву, чтобы подложил дров в камины».
Графиня оставалась в библиотеке, вместе с собаками. Снаружи ливень, гонимый ветром, обрушивался на террасу и лужайку – когда сверкали молнии, на мгновение можно было заметить завесы капель воды, блестящие на фоне черного неба.
Игра в мяч заключалась в том, что графиня бросала мяч, а собаки бросались за ним вдогонку, повизгивая, рыча и огрызаясь. Уэйнесс должна была извлекать мяч из пасти животного, схватившего игрушку или отнявшего ее у соперников, и возвращать этот слюнявый приз графине.
Минут через десять графиня устала бросать мяч, но настояла на том, чтобы Уэйнесс продолжала игру самостоятельно.
Наконец внимание графини отвлеклось, она задремала. Уэйнесс, стоявшая за креслом старухи, воспользовалась этой возможностью, чтобы отделить от связки ключ к замку кабинета и заменить его ключом, найденным в кладовой. Она не забыла повесить на ключ из кладовой бирку с надписью «Кабинет». Связку ключей она спрятала в большом горшке комнатного растения, в углу гостиной. После этого она направилась в кухню, чтобы приготовить зелье, которое Оттилия де Фламанж каждый вечер принимала перед сном: пренеприятнейшую смесь сырого яйца, пахты и вишневой настойки с добавлением лечебных порошков.
Графиня скоро проснулась в самом брюзгливом расположении. Нахмурившись, она с подозрением уставилась на Уэйнесс: «Где ты была? Ты не должна уходить! Я собиралась тебя вызвать!»
«Готовила микстуру, ваша светлость».
«Хм. Ладно, давай ее сюда. Удивительно, как ты умеешь порхать туда-сюда, за тобой не уследишь! – графиня залпом выпила снадобье, но ее настроение не исправилось. – Ну вот, опять пора спать. Сегодня я снова преодолела все препятствия, несмотря ни на что! Старость – не радость, особенно если ты в своем уме, все помнишь, замечаешь и понимаешь».
«Да, ваша светлость».
«Отовсюду тянутся алчные руки, лезут воровские пальчики! Со всех сторон сверкают хищные глаза, как у зверей, окруживших костер одинокого путника! Я веду жестокую, беспощадную войну; жадность и соблазн – мои вечные враги!»
«Ваша светлость отличается исключительной силой характера».
«Так оно и есть!» – хватаясь за ручки кресла, старуха пыталась подняться на ноги. Уэйнесс подбежала, чтобы помочь, но графиня сердито отмахнулась и плюхнулась обратно в кресло: «Отстань! Я еще не инвалид, что бы ни говорили у меня за спиной!»
«Я никогда так не говорила, ваша светлость».
«Так или иначе, когда-нибудь я умру – и что потом? Кто знает?» Графиня проницательно взглянула на Уэйнесс: «Ты слышала призраков Северной башни?»
Уэйнесс покачала головой: «Мне лучше ничего не знать о таких вещах, ваша светлость».
«Даже так? Что ж, больше мне нечего сказать. Пора в постель. Так помоги же мне подняться и побереги мою бедную спину! Когда меня дергают то туда, то сюда, я ужасно страдаю».
Во время выполнения сложного ритуала отхода ко сну графиня обнаружила отсутствие ключей: «А! Тысяча чертей, чтоб вас всех выворотило наизнанку! Почему на мою голову валятся все беды этого прогнившего мира? Мария, где мои ключи?»
«Там, где ваша светлость их хранит, надо полагать».
«Нет, нет! Я их потеряла! Они остались на лужайке, где любой вор может придти и взять их ночью! Сейчас же позови Ленка!»
Мажордому сообщили о пропаже ключей. «Подозреваю, что оставила их на газоне, – сказала ему графиня. – Сию минуту принесите их сюда!»
«В темноте? Под дождем? Там льет, как из ведра! Ваша светлость, давайте будем практичны».
Оттилия де Фламанж затряслась от ярости и принялась колотить тростью по полу: «Кто решает, что практично в Темном Породе, а что нет? Я – больше никто! Не заблуждайтесь на этот счет! Я преподала эту истину многим персонам поважнее вас!»
Ленк внезапно наклонил голову набок и прислушался, одновременно подняв руку.
«Что такое? Что вы слышите?» – вскричала графиня.
«Не знаю, ваша светлость. Может быть, это завывают души умерших».
«Призраки? Мария, ты что-нибудь слышала?»
«Что-то слышала. Но это могла быть одна из собак».
«Конечно! Так и есть! Теперь я тоже слышу – это бедняга Портер, он простудился».
Ленк поклонился: «Вам лучше судить, ваша светлость».
«А мои ключи?»
«Мы найдем их утром – когда их легко будет найти». Мажордом снова отвесил поклон и удалился. Графиня долго ворчала, но в конце концов легла в постель. Сегодня она была необычно придирчива, и Уэйнесс пришлось менять и переставлять пуховые подушки раз двенадцать, прежде чем графиня устала наконец играть в эту игру и заснула.
Уэйнесс вернулась в свою комнату. Она сняла белый передник и надела шлепанцы с мягкими подошвами вместо обычных туфель. В карман она засунула карандаш, бумагу и миниатюрный электрический фонарик.
