Текст книги "Хроники Кадуола"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 99 страниц)

2

«Луч Стрельца» вынырнул из гиперпространства, обогнул голубую звезду Блэйз – «Голубоглазого Дьявола» – и стал опускаться на Натрис. Глядя из прогулочной галереи, Глоуэн наблюдал за приближением этого сравнительно небольшого мира, наполовину озаренного голубым сиянием Блэйза, наполовину прячущегося в полумраке. Маленькие полярные шапки горели ослепительно-белыми пятнами; другие аспекты топографии Натриса казались размытыми плотной атмосферой и постоянной дымкой высоких перистых облаков из ледяных кристаллов, отражавших бо́льшую часть опасного излучения Блэйза.

В центральном салоне «Луча Стрельца» стюарды установили большой глобус, изображавший Натрис. Изучая этот глобус, Глоуэн обнаружил, что северное и южное полушария Натриса были примерно симметричны. Узкое экваториальное море, Мирлинг, опоясывало глобус, окаймленное обширными прибрежными равнинами. Далее, на север и на юг, поверхность суши постепенно повышалась и горбилась, превращаясь сначала в нагорье, где преобладал умеренный климат, а затем в крутые горы, за которыми простиралась тундра, переходящая в полярные льды. В северном полушарии полосу нагорья над прибрежной равниной называли Ланкландом, а в южном соответствующие широты именовали Дикими краями. В связи с историческими причинами, Натрис был сравнительно малонаселен. Несколько небольших городов образовались по берегам Мирлинга – в крупнейшем из них, Пуансиане, находился космодром. Почти напротив, на южном берегу Мирлинга, расположился другой город, Гальцион.

Первые постоянные поселенцы появились на Натрисе еще тогда, когда Прядь Мирцеи была Запредельем – то есть выходила за рамки общепризнанного пространства населенной человеком части Млечного пути, Ойкумены. Поселенцами стали решившие удалиться на покой пираты и работорговцы, всевозможные изгнанники и беглецы, объявленные вне закона, а также послужившие здоровой закваской преступники помельче. Всех их объединяло желание пользоваться своими деньгами, награбленными или добытыми иным образом, в мире и спокойствии, не опасаясь преследований со стороны МСБР. С этой целью они построили в поместьях на побережье Мирлинга удобные просторные усадьбы, архитектура которых гармонично сочеталась с ландшафтом и климатом. Обширные приземистые купола из легкого пенобетона создавали большие прохладные, сумрачные пространства, радовавшие глаз приглушенными цветами. Вокруг усадеб непойманные воры и душегубы устроили затененные бассейны и чудесные сады, где изумительная туземная флора сосуществовала с не менее достопримечательными импортированными растениями. Здесь росли пальмы всех разновидностей, желтые зонтичные деревья, черные небоколы, сальматики с плакучими ветвями и сине-зелеными сердцевидными листьями, медовые лаймы с темно-зелеными кронами, вечно цветущие и приносящие изысканные плоды, жасмин, хинано, кагалея, рамифолия на десяти высоких кривых ложных стволах, сливочный мозговик с узловатыми булавами на концах ветвей, радужная трава вдоль садовых дорожек – с розовыми, голубыми, зелеными и фиолетовыми стеблями, серебристый папоротник и черный папоротник, вскрикивающие при взаимном прикосновении, решетчатые дендроны с сотнями свисающих карминовых цветочных гонгов, гибриды роз и глициний, надувные лозы и пламецветы с Кадуола, красные, черные и белые полосатые кактусы-уродцы, бочкообразные, с растрепанными спутанными копнами тычинок.

Окруженные роскошью, головорезы, гробокопатели, охотники за рабами и мерзавцы всех мастей стали «патрунами» Натриса. Они прилежно подражали нравам и манерам добропорядочных обеспеченных граждан тех планет, куда не могли вернуться, прививая своим детям понятия чести, долга и добродетели. В то же время они всеми возможными средствами пытались держаться подальше от товарищей по ремеслу, то и дело навещавших остепенившихся сообщников, чтобы потребовать денег, вспомнить о старых добрых временах или даже попросить совета по поводу того, как лучше всего совершить то или иное отвратительное преступление. Для того, чтобы избежать подобных эпизодов, патруны культивировали аристократическую недоступность и воспитывали в своих детях замкнутость и отчужденность, предотвращавшие случайные связи и встречи. Прошли века, и патруны действительно стали аристократами натрицианского общества, а их происхождение теперь служило предметом шутливых пересудов или даже своего рода иронической гордости.

Когда Прядь Мирцеи вошла в состав Ойкумены, на Натрис переселилась волна новых иммигрантов, вовсе не приветствовавшихся патрунами. Самыми многочисленными из них были наукологи-санартисты, секта философов-натуропатов, заселившая нагорья Ланкланда. Они прибывали со всех концов Ойкумены непрерывным потоком, что в конце концов заставило патрунов закрыть космодром в Пуансиане, чтобы предотвратить дальнейшую иммиграцию. Наукологи проигнорировали запрет и открыли свой собственный космодром на обширном горном лугу. Приток переселенцев продолжался, и патруны ничего не могли с этим сделать. Наконец число новоприбывших стало резко уменьшаться, и через несколько лет процесс прекратился; по-видимому, все наукологи-санартисты Ойкумены – больше миллиона человек – уже прибыли на Натрис. Они обрабатывали небольшие земельные участки, выплавляли металл и рубили лес в достаточных для удовлетворения их нужд количествах, и в целом держались обособленно, не пытаясь пропагандировать свои убеждения, с их точки зрения представлявшие собой самоочевидную истину, не требующую разъяснения.

В этом допущении они, по-видимому, не ошибаются, так как их философия, «санарт», обезоруживающе проста. По их представлению, человек Ойкумены – естественное существо, состоящее из естественных веществ. Его здоровье и благополучие, физиологические и психические, зависят от согласования его жизненных процессов с процессами окружающей среды или, как их предпочитают называть санартисты, «неторопливыми и благостными гармониями природы». В этих нескольких словах сосредоточена сущность Идеи, на основе которой наукологи-санартисты формулируют дальнейшие, более или менее сложные выводы и следствия. Им доставляют радость стихийные явления: громы и молнии, течение воды, теплота солнечного света, плодородие почвы, смена времен года. Естественные удовольствия и естественные пищевые продукты приветствуются и считаются достойными внимания. Синтетические пищевые продукты, развлечения с помощью искусственного оборудования, неестественные привычки и абстрактные эстетические понятия считаются вредными; их избегают, а в некоторых случаях искореняют. Преданность, сила духа, настойчивость и самоограничение считаются положительными качествами, способствующими торжеству Истины и основополагающей Идеи. Невоздержанность и склонность к излишествам, в том числе чрезмерная терпимость, обжорство, расточительность, острый интерес к чувственным наслаждениям и привычка к роскоши сурово порицаются.

Основополагающая Идея никогда не навязывается и не нуждается в защите. Это концепция стихийной гармонии, постижимой и достижимой человеком в масштабе человеческой жизни и человеческих способностей. Больше всего наукологи-санартисты презирают мистицизм. Они питают отвращение к жрецам и религиям, по мнению наукологов настолько лишенным здравого смысла и оглупляющим человека, что поддержку любой религии они считают деятельностью, граничащей с преступным неблагоразумием.

Почти с таким же суровым неодобрением они относятся к гедонизму и ленивой роскоши патрунов – паразитов, живущих за счет капиталовложений. Как правило, при виде свойственных патрунам излишеств науколог-санартист неприязненно пожимает плечами и отворачивается, иногда с мрачной усмешкой. Пусть патруны предаются своей низости, если это им так нравится! Одно обстоятельство, однако, всегда беспокоило наукологов: легкомысленные развлечения и веселые кутежи патрунов соблазняли впечатлительных молодых людей, по той или иной причине оказывавшихся в городах. Насмотревшись дурных примеров, они возвращались в Ланкланд с головами, полными сумасбродного вздора, никак не согласовавшегося с Идеей. Некоторые из них «портились» и пытались воплотить в жизни свои новые представления. Когда их укоряли или наставляли на путь истинный, иные «испортившиеся» юнцы вели себя вызывающе и покидали Ланкланд безвозвратно. Со временем ситуация не улучшалась – напротив, новые поветрия все чаще заражали молодежь Ланкланда, подобно зловредному заразному вирусу.

Каждые три года делегаты многочисленных районов Ланкланда собирались на съезде Всемирного Синода. На нескольких последних съездах в адрес патрунов произносились гневные речи– их называли источником многих бед. Самые нетерпеливые настаивали на безотлагательных действиях, призванных избавить Натрис от этих «дегенератов, распространяющих порок, как гниющие язвы».

Предложения сторонников решительных мер ставились на голосование и неизменно проваливались, но поддерживавшее их меньшинство неуклонно росло. Во всем Ланкланде установилась тревожная, напряженная атмосфера.

Помимо наукологов-санартистов на Натрисе обосновались и другие, самые разные люди, которые привезли с собой новые навыки, новые таланты, новые предприятия. Разбогатев, такие «выскочки», к негодованию наукологов, пытались подражать образу жизни патрунов – но чем больше усилий они прилагали в этом направлении, тем выше и прочнее становилась стена упорного пренебрежения, отделявшая их от патрунов. В конечном счете им так или иначе приходилось довольствоваться статусом граждан второго сорта.

«Луч Стрельца» приземлился на космодроме Пуансианы. Глоуэн и Керди спустились по трапу непосредственно в открытый самоходный транспортер под навесом, промчавший их по взлетному полю, залитому ослепительным полуденным сиянием Блэйза, к космическому вокзалу. В туристическом справочном бюро им рекомендовали отель «Ролинда».

«Это самый фешенебельный курортный комплекс, – заверил их консультант туристического бюро, благородной внешности молодой человек, модно причесанный, в свободном, тщательно выглаженном белом костюме, подражавшем повседневной одежде патрунов. – «Ролинда» – обустроенный по последнему слову техники отель, где придерживаются высочайших космополитических стандартов».

Керди печально усмехнулся какому-то воспоминанию: «Флоресте размещал «Лицедеев» в пансионе «Панорама Мирлинга»».

«Гораздо более низкопробное заведение – совершенно определенно и по всем статьям! – заявил консультант. – В нем придают особое значение достижению приемлемых результатов с затратой минимальных усилий. Там останавливаются наукологи-санартисты, когда возникает необходимость переночевать в городе. Сами понимаете, какие там условия!»

«В пансионе «Панорама Мирлинга» условия были действительно так себе, – вспоминал Керди. – И тем не менее, чудесное было время! Мне еще предстояло столько узнать, столько пережить...» Он замолчал, подавленный грузом своих мыслей.

«Таким образом, – кивнул консультант, – я не могу со спокойной совестью рекомендовать «Панораму Мирлинга». Разборчивые постояльцы со связями неизменно останавливаются в «Ролинде». Там недешево, это правда, но что с того? Если человек не может расстаться с парой грошей, не испытывая горькие сожаления, ему не следовало покидать родные края и оскорблять своей скупостью работников туристической индустрии. Вы не находите?»

«Полностью разделяю ваше мнение, – улыбнулся Глоуэн. – Я – Клатток, а Керди – Вук! Мы привыкли только к самому лучшему и едим по утрам гренки с маслом и джемом».

«Надо же!»

«Именно так! Как мы доедем до «Ролинды»? Придется идти по жаре?»

«Нет, зачем же? Из отеля к вашим услугам пришлют роскошный экипаж с охлаждением салона и баром, содержащим множество сортов эля и пива».

«В качестве бесплатной услуги для постояльцев?»

Консультант поднял брови: «О чем вы говорите!»

«Значит, за это взимается плата».

«Существенная сумма, уверяю вас. Туда же ходит омнибус. Им пользуются чрезмерно бережливые и неимущие, а также наукологи-санартисты и лица без определенных занятий. Он дешев, в нем удобно, и он быстро доставит вас в место назначения, но других преимуществ у него нет. Если вы, так же как и я, от природы склонны к капризному безразличию, попробуйте воспользоваться омнибусом – просто ради шутки. Он останавливается прямо перед выходом из космического вокзала».

«Омнибус нам вполне подойдет. Еще один вопрос: где находятся важнейшие туристические агентства?»

«Без всяких колебаний могу назвать, как наиболее престижные, агентство «Флодорик» и «Экскурсии Бусайреса». Вы найдете их представительства в Пассаже отеля «Ролинда» – это очень удобно».

«И местные туристы, отправляющиеся на другие планеты, главным образом пользуются услугами этих агентств?»

«Совершенно верно».

Глоуэн и Керди зашли в омнибус и доехали до отеля «Ролинда» – сложного сочетания четырех взаимно пересекающихся на различных уровнях приплюснутых, почти плоских куполов, окружавших световой колодец диаметром метров восемьдесят. Под световым колодцем был устроен сад, защищенный от пылающих лучей Блэйза высокой оболочкой серого стекла. Справа и слева от куполов возвышались стройные многоэтажные башни из серого стекла, где находились номера постояльцев.

Омнибус остановился у входа отеля, под навесом из серого стекла. Выходя, Глоуэн и Керди сразу почувствовали, что их обдувают струи охлажденного воздуха. Они прошли через завесу мельчайших душистых брызг в сумрачное пространство таких размеров, что оно не поддавалось оценке с первого взгляда. Белый потолок, низкий у окаймляющих пространство стен, постепенно поднимался до высоты десяти метров в центре. С одной стороны вдоль стены тянулась конторка регистратуры; в другой стороны начинался не отделенный от помещения обеденный зал, а за ним зеленел внутренний сад, напоминавший джунгли.

Глоуэн и Керди подошли к регистратору и получили ключи от номеров на девятнадцатом этаже северной башни. Обстановка в номерах оказалась удобной, хотя и не отличалась каким-либо особым стилем или характером; последнее обстоятельство, впрочем, становилось незаметным благодаря виду, открывавшемуся через стены из серого стекла.

Глоуэн стоял и смотрел на пейзаж, отличавшийся от всего, что он видел раньше. Сотни низких белых куполов были неравномерно, даже, казалось бы, случайно разбросаны по поверхности настолько, насколько хватало глаз, и каждый окружали буйные заросли темной листвы. На юге в обе стороны простиралось безмятежное море Мирлинг – шелковая голубая поверхность, открытая яростному сиянию Блэйза. Глоуэну эта панорама показалась любопытной и необычной, хотя и слегка мрачноватой, слепящей и перенасыщенной голубыми и белыми тонами.

Глоуэн оторвался от созерцания чужого мира. Он помылся в ванной из цельного серовато-голубого стекла, каким-то таинственным образом равномерно светившегося – сначала его окатила волна ароматизированной пены, за которой последовали струи душистой воды. Вернувшись в спальню, он нашел приготовленный для него на постели свободный белый костюм в стиле, предпочитаемом жителями Пуансианы. Глоуэн оделся, вышел в коридор и постучал в дверь номера Керди.

Немедленного ответа не последовало. Глоуэн уже собирался уйти, когда дверь распахнулась. Выглянул Керди – его русые волосы были взъерошены, покрасневшее крупное лицо недовольно морщилось: «В чем дело?» Заметив белый костюм Глоуэна, он с подозрением уставился на него: «Ты куда собрался?»

«В вестибюль, чтобы задать несколько вопросов. Когда будешь готов, присоединяйся ко мне, пообедаем вместе».

Керди капризно выпучил губы: «Надо было предупредить меня, что ты собираешься в ресторан. Я хотел поесть в номере».

«Ешь, где хочешь. Спускайся, когда будешь готов. Если сразу меня не найдешь, сядь и подожди – скорее всего, мне не придется выходить из отеля».

«А, ладно, черт с тобой! Тогда подожди меня. Дай мне минут пятнадцать. Где ты взял этот костюм?»

«Мне его принесли, пока я мылся. Но ждать я не буду – мне пора работать. Повторяю: если ты меня сразу не найдешь, посиди, посмотри на проходящих мимо девушек».

«Почему ты всегда все усложняешь? – прорычал Керди. – Почему нельзя делать вещи по-человечески? Научись в конце концов принимать во внимание меня и мои пожелания!»

«Чепуха! – ответил Глоуэн. – Это ты не ведешь себя по-человечески. Мы сюда приехали по серьезному делу».

Горло Керди вдруг начало пульсировать и будто распухло. Он произнес голосом, почти срывающимся от напряжения: «Ты меня совершенно не уважаешь. Тебе нет никакого дела до моих мнений и чувств. Ты презрительно щуришь глаза. Ты не обращаешь внимания на мои слова – так, будто я ничего не говорил – или отделываешься болтливыми отговорками. Ты издеваешься надо мной, над моими важнейшими открытиями. Со мной шутки плохи, как я уже продемонстрировал в нескольких случаях. Смотри, как бы и тебе не пришлось получить от меня урок!»

Глоуэн просто не знал, что ответить – в нем закипала злость. Керди – сумасшедшего или нет – следовало поставить на место. Но уже через секунду Глоуэн передумал. Гнев и раздражение только развлекут Керди и продлят его нынешнее состояние.

«Ты ведешь себя неприемлемо, – холодно сказал Глоуэн. – Совершенно очевидно, что сотрудничать мы не можем. Для нас обоих будет лучше, если ты вернешься на Кадуол. Я продолжу расследование без тебя».

Рот Керди расплылся в кривой улыбке: «Ага, капитан Клатток! Ты этого хотел с самого начала!»

«Можешь думать, что хочешь. Бодвин Вук попросил меня взять тебя с собой – только поэтому ты здесь, потому что он все еще надеется, что ты поправишься».

«И ты возлагаешь на меня вину за мои трудности? И выгоняешь меня? Очень благородно!»

«Неправда. Я обещал Бодвину тебя терпеть и выполню обещание, но только в том случае, если ты сейчас же начнешь вести себя нормально. Это означает, что больше не будет приступов ненависти и мании величия. Я сыт по горло твоими капризами».

Керди стоял с широко раскрытыми глазами, кулаки его сжимались и разжимались. Глоуэн внимательно следил за ним, готовый ко всему: «Возьми себя в руки и решай!»

Керди тянул время. «Все это легче сказать, чем сделать», – проворчал он.

«Подозреваю, что тебе это не так уж трудно. Для Вука приличное поведение – вторая натура. Ты знаешь, что от тебя требуется. Почему бы не взять и не начать вести себя нормально?»

«Повторяю: это легче сказать, чем сделать!»

«Легко это тебе или нелегко, мне все равно. Либо веди себя нормально, либо возвращайся домой».

«Я делаю все, что могу».

«Это означает, что ты делаешь только то, что хочешь, а этого недостаточно. Выбирай: нормальное поведение или первый звездолет до Кадуола».

Керди со стуком захлопнул дверь. Глоуэн повернулся и спустился в вестибюль. Керди разозлился, но – уверял себя Глоуэн – разозлился, как нормальный человек. Через несколько минут он остынет и сможет оценить обстановку заново. Глоуэн представил себе, как Керди стоит перед серой стеклянной стеной, сморщившись от напряжения. Может быть, обрывки его разрушенного сознания соединятся перед лицом необходимости и возьмут верх над подсознанием. А может быть, лукавое подсознание научится подражать нормальному поведению и попробует водить Глоуэна за нос. «Почему бы Бодвину Вуку самому не заниматься решением этой проблемы?» – с досадой подумал Глоуэн.

У конторки регистратора Глоуэн поинтересовался местонахождением туристических агентств «Флодорик» и «Экскурсии Бусайреса». Служащий указал на широкий переход, огибавший центральный сад, с вереницей рекламных вывесок: «Вы найдете представительства обоих агентств в Пассаже. Оба пользуются высокой репутацией и часто обслуживают клиентов с важными связями, в том числе, разумеется, патрунов. Агентством «Флодорик» у нас заведует Сирра Кербз, а «Экскурсиями Бусайрес» не менее успешно руководит Сирра Федар».

В первую очередь Глоуэн посетил агентство «Флодорик». Он представился Сирре Кербзу, и тот поспешно провел его во внутренний кабинет, чтобы какого-нибудь «клиента с важными связями» не отпугнуло присутствие следователя.

Дородный господин лет тридцати пяти, безукоризненно одетый, причесанный, надушенный, побритый и обутый, Сирра Кербз оказал Глоуэну официально вежливый, хотя и слегка чопорный прием: «Естественно, я хотел бы поинтересоваться причиной вашего визита».

«Я ее охотно объясню, но прежде всего разрешите задать вам один вопрос: приходилось ли вам иметь дело с концерном «Огмо»?»

«С концерном «Огмо»? Что-то не припомню. Но зачем же полагаться на память?»

Сирра Кербз прикоснулся к нескольким клавишам своего компьютера, но не нашел никаких записей, относившихся к фирме с названием «Огмо»: «Увы, ничем не могу вам помочь».

«А как насчет экскурсий на Кадуол под наименованием «Верх блаженства»?»

Сирра Кербз насмешливо покачал головой: «Тот же результат».

«Благодарю вас», – Глоуэн откланялся.

Сирра Федар из агентства «Экскурсии Бусайреса» предоставил не больше сведений, чем Сирра Кербз. Глоуэн вернулся в вестибюль, где обнаружил сидящего в уголке Керди, аккуратно одетого и, судя по всему, вполне владеющего собой.

Когда Глоуэн подошел, Керди вскочил: «Где ты был?» Голос его, немного напряженный, не выражал никаких особых эмоций. Вопрос? Такой вопрос мог в равной степени объясняться как болезненным самолюбием, так и вполне приемлемым любопытством. Глоуэн решил повременить с критическими замечаниями.

«Я заглянул в два туристических агентства. Ни одно из них не заключало сделок с концерном «Огмо» и не заказывало экскурсии «Верх блаженства». Судя по всему, оба заведующих отвечали без утайки».

«И что же нам делать?»

«Это мы сможем обсудить за обедом».

Ресторан под куполом из серого стекла, рядом с садом-джунглями, занимал участок не меньше семидесяти метров в диаметре. Тысячи разновидностей растительности, верхнего и нижнего ярусов, демонстрировали листья всевозможных форм, рисунков и оттенков. В центре «джунглей» возвышалась на двадцать метров полузаросшая скала черного базальта. Из расщелины у самой вершины скалы вырывалась струя воды, с приятным шумом ниспадавшая по уступам и разлетавшаяся в воздухе прохладными брызгами. Дорожки, отходящие от ресторана, углублялись в «джунгли» и вели к столикам, спрятанным за листвой.

Глоуэн и Керди сели за стол у самой окраины «джунглей» и отменно пообедали. Просматривая цены в меню, Керди покачал головой, снова предаваясь меланхолическим воспоминаниям: «Флоресте кормил бы всех «Лицедеев» целую неделю на те деньги, которые мы здесь потратим. Но тогда мы не подозревали о существовании такой разницы – или нам просто было все равно. Бесшабашная была компания! Мы весело проводили время, вечно устраивали всякие забавы и проделки... Не знаю, смог бы я теперь вернуться к такой жизни. В ней есть свои привлекательные стороны, конечно. Столько было красивых девушек, они были так близко – и совершенно недоступны, Флоресте об этом всегда заботился. Он не давал никаких поблажек; даже влюбленным парочкам приходилось ждать до конца поездки. Вернувшись домой, они, разумеется, могли делать что угодно – если к тому времени уже не было поздно. В целом и в общем, славные были времена!»

«Что было, то прошло, – сказал Глоуэн. – Давай обсудим нынешнюю ситуацию. Совершенно очевидно, что...»

«Я хорошенько об этом подумал, – прервал его Керди. – Я понимаю твою точку зрения. Для того, чтобы расследование продолжалось, наши взаимоотношения не должны мешать нашей работе – это очевидно. Необязательно, чтобы ты мне нравился, или чтобы я тебе нравился. Совершенно необходимо, однако, согласовать систему, позволяющую нам сотрудничать».

«Совершенно верно, – кивнул Глоуэн. – Мы будем применять общепринятую традиционную систему: я командую, ты мне помогаешь. В этой системе нет места припадкам и капризам. Я не желаю больше выслушивать эмоциональные возгласы и угрозы, они мешают мне работать. Таким вот образом. Старая добрая дисциплина – или никакой, то есть я занимаюсь своими делами, а ты возвращаешься на Кадуол».

«Понимаю. Согласен».

Глоуэн вспомнил свои опасения по поводу лукавого подсознания, имитирующего нормальное поведение. Тоном, не выражающим ничего, кроме желания поддержать разговор, он спросил: «Сейчас ты похож на того Керди, которого я знал в старые добрые времена. Тебе удалось собрать воедино обрывки сознания, если можно так выразиться? Или твое подсознание адаптировалось к действительности?»

Керди презрительно усмехнулся: «Действительность? Весьма расплывчатое понятие, даже забавное – с точки зрения одного из моих сознаний. Честно говоря, у меня было что-то вроде прозрения. Все это время моя гипотеза заключалась в том, что до событий в Йиптоне я руководствовался в своем поведении тем, что можно назвать «сознанием А», а после Йиптона – «сознанием Б». Сегодня я понял, что это не совсем так. На самом деле «сознание Б» преобладало уже давно, а «сознание А» служило посредником между «сознанием Б» и тем, что ты называешь «действительностью». Думаю, что так обстоит дело в уме каждого – у тебя, у меня, у Бодвина Вука, у Арлеса, у Намура, у всех. Сознание Б – осажденная крепость, а сознание А – толмач, выбегающий к воротам, чтобы передавать сообщения и, время от времени, приносить в крепость новости из окружающего мира».

«Не могу об этом судить, – пожал плечами Глоуэн. – Вполне возможно, что ты прав. В данный момент мне нужно твое безусловное сотрудничество – без угроз, без обиженного молчания, без капризных жалоб. Можешь ли ты взять себя в руки?»

«Конечно! – холодно ответил Керди. – Я могу все, что захочу».

«И ты это сделаешь?»

Лицо Керди напряглось – признак, встревоживший Глоуэна.

«Сделаю все, что могу», – буркнул Керди.

«Прошу прощения, – возразил Глоуэн, – но, как я уже упоминал, этого недостаточно. Я хочу, чтобы ты окончательно ответил «да» или «нет», без отговорок и не оставляя себе никаких путей отступления».

«В таком случае – да», – Керди снова говорил, как безжизненный автомат. Глоуэн тяжело вздохнул. Что еще можно было сделать? Оставалось только надеяться на скорейшее завершение расследования и возвращение на станцию Араминта.

Обед закончился в молчании. Глоуэн встал из-за стола: «Я должен задать еще несколько вопросов в туристических агентствах. Ты можешь пойти со мной или подождать в вестибюле – как хочешь».

«Я пойду с тобой».

Они направились по Пассажу к агентству «Флодорик». Сирра Кербз сидел за компьютером; как только он заметил двух посетителей, лицо его вытянулось. Он встал и принужденно поклонился: «Чем могу служить?»

«Прошу прощения за то, что злоупотребляю вашим терпением. Это мой коллега, сержант Керди Вук. Мы хотели бы задать еще несколько вопросов».

«Постараюсь на них ответить – в пределах ограничений, установленных законом. У меня нет права разглашать некоторые сведения».

«Не беспокойтесь. Все, что вы сообщите, будет храниться в строжайшей тайне».

«Спрашивайте».

«Вам знаком достопочтенный Матор Борф?»

«Разумеется. Патрун Борф – один из наших влиятельнейших клиентов».

«А достопочтенный Лонас Медлин?»

«Я его знаю. Он, пожалуй, несколько уступает высокородностью семье Борфов».

«Насколько мне известно, и господин Борф, и господин Медлин недавно совершили межпланетное путешествие. Надо полагать, организацией этой поездки занимались вы?»

«Сударь, обсуждение личных дел наших клиентов выходит за рамки моих полномочий».

«Боюсь, что в какой-то степени вам придется поступиться формальными ограничениями, – возразил Глоуэн. – Это официальное полицейское расследование. Мы выполняем свой долг, и в интересах вашей фирмы было бы оказывать нам всяческое содействие. Кроме того, любая предоставленная вами информация будет рассматриваться как конфиденциальная».

«Гм. Каким образом моя непредусмотрительная болтливость может послужить интересам моей фирмы?»

«Нет необходимости упоминать о возможностях принуждения, которыми располагает МСБР. Тем не менее, совершенно очевидно, что агентство «Флодорик» окажется на мели, если транспортные компании откажутся принимать проданные вами билеты».

«Гм. Не могли бы вы показать ваши удостоверения?»

«Пожалуйста, – Глоуэн вынул документы, и Керди последовал его примеру. – Прошу заметить, что наш отдел является подразделением МСБР».

Сирра Кербз пожал плечами и вернул документы: «На Натрисе не испытывают особого почтения к МСБР – что, несомненно, пережиток мировоззрения первопоселенцев. На нашей планете нет даже постоянного представительства МСБР. Не суть важно. Так или иначе, я могу ответить на любые разумные вопросы».

«Благодарю вас. По-видимому, именно вы продали билеты достопочтенным Борфу и Медлину?»

«Это не такой уж секрет. Несколько месяцев тому назад патруны Борф и Медлин совершили поездку на Кадуол, воспользовавшись звездолетом «Заколдованный меч Аль-Фекки» компании «Персейские трассы»».

Глоуэн кивнул: «Это соответствует нашим записям. А как насчет шести наукологов-санартистов? Их зовут...»

Сирра Кербз приподнял ладонь: «Я знаю, о ком вы говорите. Меня удивило, что они решили участвовать в экскурсии столь... легкомысленного характера. Как вы знаете, эти сектанты часто придерживаются очень строгих правил».

«Они тоже приобрели билеты у вас?»

«Не у меня лично. Я продал шесть билетов, выписанных на их имена, барышне, назвавшейся их представительницей».

«Эта барышня сообщила вам свое имя?»

«Она не позаботилась это сделать. Насколько я могу судить, она с другой планеты, и никаких влиятельных связей у нее нет. Совершенно определенно не санартистка».

«Она останавливалась здесь, в отеле?»

«Думаю, что нет. Она хотела получить билеты сразу, чтобы ей не пришлось снова за ними заезжать».

«Таким образом, вы не заметили ничего, что позволило бы установить ее личность?»

«Ничего. Она уплатила наличными, и я забыл обо всем этом деле. Хотя меня немного позабавило то обстоятельство, что наукологи и патруны вместе летят на одну и ту же планету. Они же никогда друг с другом даже не разговаривают!»

«Действительно, любопытное обстоятельство», – заметил Глоуэн.

«В нашем деле приходится наблюдать и не такое. Но в моей профессии не пристало слишком часто задумываться о том, кто куда едет, с кем и зачем. Вы же понимаете».

«Прекрасно вас понимаю».

«Не могу больше ничего сообщить. Если вам потребуется дальнейшая информация, рекомендую обратиться к самим пассажирам».

«Очень удачная мысль! – отозвался Глоуэн. – Почему это не пришло мне в голову? Где бы я мог встретиться с патруном Борфом и патруном Медлином?»

Сирра Кербз слегка поморщился: «Я имел в виду наукологов. Патруны не могут предоставить вам никакой важной информации – они платили только за свои билеты».