Текст книги "Хроники Кадуола"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 99 страниц)

«Каково, в таком случае, мое задание? Расследовать дело о оргиях на острове Турбен или заниматься лечением умственного расстройства Керди?»

В голосе Бодвина Вука появилась резкая нотка: «Глоуэн, перестань! Твои бесконечные опасения начинают действовать мне на нервы! Как, по-твоему, я должен отвечать на такой вопрос?»

«Очень сожалею о том, что мне приходится действовать вам на нервы, директор, но у меня нет другого выхода. Керди выдали деньги на путевые расходы?»

«Да, существенную сумму».

«Сколько именно?»

«Две тысячи сольдо, если тебе обязательно нужно знать. Это большие деньги, но могут потребоваться взятки».

«Мне выдали только тысячу».

«Этого должно быть достаточно».

«Вы не оставили сомнений в том, что командовать буду я?»

«Ну... скажем так, это более или менее подразумевается».

Глоуэн глубоко вздохнул: «Будьте добры, вручите мне письменный приказ с точным описанием моих полномочий. В частности, укажите, что Керди обязан в точности выполнять все мои распоряжения».

Бодвин Вук беззаботно махнул рукой: «В данном случае необходимо исходить из практических соображений. В вопросе о распределении полномочий я допустил некоторую неопределенность. Ты же понимаешь, что я хочу всеми возможными средствами развить и укрепить в Керди доверие к себе. С этой целью мне, кажется, даже пришлось намекнуть, что он может взять на себя руководство операцией».

Глоуэн бросил документы и деньги на стол: «В таком случае мое присутствие только помешает достижению вашей цели. Усилия Керди, направленные на то, чтобы отправить меня на тот свет, и мои усилия, направленные на то, чтобы избежать смерти, неизбежно приведут к конфликту, который сорвет операцию. С огромным облегчением я безоговорочно отказываюсь от участия в расследовании».

Глаза Бодвина Вука загорелись от гнева: «Развыступался, как лицедей какой-нибудь! Не забывай, что в этом водевиле роли распределяю только я!»

«Значит, мне придется выступать на другой сцене. Всего хорошего!» – Глоуэн поклонился и в ярости направился к двери. Бодвин Вук обиженно позвал его: «Вернись! Ты что, шуток не понимаешь? Я думал, только у Хильды нет чувства юмора. Получишь ты свой письменный приказ».

«Этого совершенно недостаточно. Вы должны недвусмысленно разъяснить Керди мои полномочия и лишить его капитанского звания».

«Но я не могу это сделать! Я уже утвердил назначение».

«Скажите, что вы ошиблись. Кроме того, две тысячи сольдо должны быть переданы мне. Керди получит сто сольдо на карманные расходы. Далее – прикажите ему немедленно переодеться в костюм, не привлекающий внимания».

«Все это невозможно! Звездолет отправляется через час!»

«Время еще есть. Если потребуется, звездолет можно задержать. В любом случае, я не взойду на борт звездолета, если меня не освободят от обязанностей психотерапевта. Мне было бы в тысячу раз легче провести расследование в одиночку».

Бодвин Вук покачал головой: «До чего своенравный, упрямый юнец! Если бы из нахальства можно было делать кирпичи, а из неподчинения начальству – цементный раствор, ты бы уже выстроил себе дворец!»

«Не притворяйтесь, директор! Вы никогда не уступили бы, если бы я не был прав!»

Бодвин Вук рассмеялся: «Никогда не занимайся психоанализом побуждений начальства – нет более тяжкого преступления! Хильда! Где Керди?»

«В приемной».

«Пусть зайдет».

Керди зашел в кабинет. Бодвин Вук встал: «Вместо того, чтобы решить проблему, я пытался делать вид, что она не существует. Я ошибся, и теперь должен исправить свою ошибку. Вы оба мне нравитесь. Но командовать операцией может только один человек, и в данном случае этот человек – Глоуэн. Керди, ты будешь подчиняться всем законным распоряжениям Глоуэна. Кроме того, я должен – надеюсь, временно – понизить тебя в ранге; ты останешься сержантом. Ты должен снять парадную форму – это тайное расследование, а не официальный прием. Если у тебя есть какие-нибудь претензии к Глоуэну, откажись от них сию минуту – или откажись от участия в операции. Твой ответ?»

Керди пожал плечами: «Как вам будет угодно».

«Допускаю, что таким образом ты выразил согласие. Передай мне деньги, которые ты получил от Хильды сегодня утром».

Керди побледнел и не двигался, только глаза его бегали, как у заводной куклы. Его правая рука медленно поднялась – он достал пакет из-за пазухи и положил его на стол.

Бодвин Вук сказал: «Не рассматривай это как поражение или неудачу – перед тобой открыты все возможности. Как ты на это смотришь?»

«Я выслушал ваши распоряжения».

«У тебя нет претензий к Глоуэну? Ты будешь оказывать ему содействие?»

«Я буду с ним сотрудничать на благо станции Араминта. То, как я к нему отношусь – мое личное дело».

Глоуэн пожал плечами: «Более неудачный выбор партнеров трудно себе представить, но по причинам, от меня не зависящим, нам так или иначе придется работать вместе. Объяснимся начистоту. Ты выздоравливаешь, но все еще страдаешь психическими нарушениями, о которых ты мне вчера рассказывал. Будут ли эти нарушения препятствовать безусловному сотрудничеству с твоей стороны?»

Керди молчал. Бодвин Вук и Глоуэн – и Хильда, стоявшая у двери – ожидающе смотрели на него, готовые услышать уклончивый ответ или какие-нибудь встречные требования. Настала минута, когда Керди могли окончательно отстранить от участия в расследовании.

Бесцветным голосом Керди произнес: «Нет. Мы будем сотрудничать».

«Тогда переоденься в повседневный костюм и сразу отправляйся на космодром, – сухо сказал Глоуэн. – Встретимся на борту звездолета».

Керди удалился. Глоуэн подождал секунд десять, после чего шагнул к столу и взял пакет с деньгами: «Мы сделаем все, что можем». Он тоже ушел.

Бодвин Вук вздохнул: «Клатток-то он Клатток, но и добротной крови Вуков в нем немало. Помню, как он пешком под стол ходил – а каков вымахал, заносчивый нахал! Он меня иногда просто восхищает. Быстро соображает, умеет за себя постоять. Но в нем есть что-то свежее и наивное, отчего ему хочется все простить. Если бы у меня был такой сын!»

Хильда тихо всхлипнула: «Мне уже давно пора забыть о фантазиях. Но иногда я ловлю себя на том, что замечталась. Если бы в молодости мне повстречался такой вот Глоуэн, вся моя жизнь могла бы пойти по-другому».

Глава 7

1

Поднимаясь по трапу в огромный «Луч Стрельца», Глоуэн чувствовал приятное возбуждение: никогда еще он не был на другой планете! Керди, с другой стороны, далеко и много летал с «Лицедеями» Флоресте, и знал наперечет все населенные миры Пряди Мирцеи. Планеты, которые им предстояло посетить – Натрис, Соум и Тассадеро – не сулили Керди ничего нового; он заходил в звездолет, угрюмо опустив плечи. Несколько раз он задерживал шаг и оборачивался – ему явно приходило в голову, что еще не поздно отказаться от участия во всей этой затее.

Стюард провел двух молодых людей в их каюты. Опустив чемодан в отделение под койкой и повесив плащ на крючок, Глоуэн сразу отправился в прогулочную галерею, откуда открывался вид на смотровую площадку космодрома. Там стояли его отец и Бодвин Вук, провожавшие их в путь с последними наставлениями. Бодвин Вук особо подчеркнул несколько обстоятельств: «Забудь, что ты Клатток, и не задирай нос! Это деликатное поручение, требующее деликатного обращения. Высокомерие и сарказм не вызовут у инопланетной полиции никакого желания оказывать тебе эффективную помощь. У них не было твоих преимуществ – старайся щадить их самолюбие. Соблюдай все местные законы независимо от того, понимаешь ты их или нет! Отдел B получил статус подразделения МСБР, но местная полиция часто пренебрегает такими деталями».

К замечаниям директора Шард прибавил практический совет: «На Тассадеро принято носить только местную одежду. У космического вокзала тебя окружит толпа уличных торговцев, настойчиво предлагающих тряпье, наваленное на тележки. Не обращай внимания на их посулы, оскорбления и насмешки – подожди, пока не прибудешь в Фексельбург, а там зайди в магазин, торгующий по объявленным ценам. Иначе тебя надуют. Дух космического грабителя Зеба Зонка еще жив на Тассадеро – и проявляется в самых различных формах».

Бодвин Вук дополнительно предупредил: «Где бы ты ни был, избегай политики! На Натрисе, где ты побываешь в первую очередь, борьба политических фракций особенно безжалостна. Вряд ли тебя в нее вовлекут, но держи ухо востро и не высказывай никаких мнений!»

«Надеюсь, что ничего не забуду, – пообещал Глоуэн. – На Натрисе: никакой политики. На Тассадеро: одевайся по-местному и не позволяй себя надуть. А чего следует опасаться на Соуме?»

«Женитьбы, – сказал Шард. – Перед тем, как переспать с девушкой, настаивай на том, чтобы она подписала недвусмысленный отказ от намерения вступить в брак. Бланки таких отказов продаются в киосках и кондитерских».

«Давай-ка, поднимайся на борт! – забеспокоился Бодвин Вук.– Пока ты тут стоишь и внимаешь полезным наставлениям, звездолет улетит без тебя».

Стоя у большого иллюминатора прогулочной галереи, Глоуэн помахал рукой Шарду и Бодвину Вуку, но те его не заметили. У Глоуэна перехватило дыхание от внезапного ощущения одиночества, но он твердо решил не поддаваться никаким паническим предчувствиям и опасениям.

Торопливой трусцой из здания космического вокзала выбежали несколько опаздывающих пассажиров; поднимаясь по трапу, они облегченно замедлили шаг. Наступила напряженная тишина ожидания. Прозвучал громкий мелодичный сигнал. Глоуэн почувствовал, как вздрогнул пол под ногами – закрылись люки. Возник неприятный подвывающий звук, доносящийся одновременно со всех сторон; он быстро повышался, превращаясь в свист, и скоро исчез за пределами слышимости. Без какого-либо ускорения космический корабль поднялся над поверхностью Кадуола и устремился в небо.

Глоуэн прошелся по прогулочной галерее. Керди не появлялся. Глоуэн вернулся к созерцанию вида, открывшегося в иллюминаторах. Керди пришлось пережить кошмар наяву, и он заслуживал любого сострадания, какое можно было выразить общепринятыми и практически целесообразными средствами.

Кадуол превратился в шар, ярко озаренный лимонно-белым сиянием Сирены. Далеко на юге зеленовато-черным клином выступал Трой. Глоуэн пытался найти тот фьорд, где ютилась Строма, но безуспешно. Тоскливая мысль пришла ему в голову: что, если он больше никогда не увидит Уэйнесс? А если увидит – что она ему скажет?

Ссутулившись, по галерее волочил ноги Керди. Глоуэн понял, что он собирается молча пройти мимо – и, несмотря на недавний приступ симпатии, почувствовал некоторое раздражение. «Керди! – позвал он. – Я здесь, Глоуэн! Посмотри сюда!»

Керди задержался, поразмышлял пару секунд и встал рядом с Глоуэном перед иллюминатором.

«Позволь мне предложить силлогизм, – произнес Глоуэн. – Мир существует. Я – часть этого мира. Следовательно, я существую».

Керди задумался: «Не уверен в том, что логика этого построения безукоризненна. Исходное условие следовало бы сформулировать следующим образом: «Мир состоит из существующих частей». Или: «Каждая часть мира существует». А затем: «Одна из частей этого мира – я». В последнем случае остается нерешенным вопрос о том, обязательно ли совокупность существующих частей образует мир как одно реальное целое».

«Над этим сто́ит подумать, – согласился Глоуэн. – Тем временем, и ты, и я находимся на борту звездолета. Мы не можем избегать друг друга – по меньшей мере не все время. Таковы факты».

Керди пожал плечами, глядя куда-то в сторону.

Глоуэн спросил самым вежливым тоном: «Тебе нравится смотреть на Кадуол из космоса? Или тебе уже неинтересно?»

Керди мельком взглянул в иллюминатор – так, будто только что заметил уменьшающуюся планету: «Как тебе известно, я все это уже видел. Картина почти не меняется. Иногда Лорка и Синг висят в черном небе, как пара хищных птиц, высматривающих падаль. Иногда их нет. Флоресте не нравится их видеть – он говорит, что Лорка и Синг сулят неудачу. У него десятки таких суеверий и необъяснимых фантазий, но игнорировать их рискованно».

«Сколько времени ты провел с «Лицедеями»?» – спросил Глоуэн.

«Семь лет. Начинал еще в третьем классе – одним из первых «жуков-перевертышей»».

«Межпланетные турне, путешествия и приключения! Наверное, это было увлекательно».

Керди хмыкнул: «Флоресте заставлял нас тяжело работать. Столько было репетиций и закулисной суеты, что частенько мы даже не знали, где находимся. Хотя в большинстве случаев мы ездили по одному и тому же маршруту: Натрис и Соум, иногда Протань, Тассадеро, Новая Голгофа или даже Синяя планета Милдреда. Но дальше мы не летали – возвращались вдоль Пряди Мирцеи на Древний Лумас и пару раз приземлялись на планете Каффина. Вот и все».

«Почему вы не летали дальше?»

«Мы выступали только там, куда Флоресте мог достать дешевые билеты. Он скупой старый черт, бережет денежки – не для себя, разумеется, а ради нового Орфеума».

«И какая из этих планет тебе больше всего понравилась?»

Керди отвечал монотонно, будто бубнил заученный урок: «Кормили нас лучше всего на Соуме. На Натрисе скучно, у них все такие высоконравственные, понимаешь, особенно в Ланкланде – там и еда самая паршивая. Подают вегетарианские котлеты из чего-то вроде измельченной крапивы и кислый черный суп из ящериц. А на сладкое только маленькие козявки вроде изюма, только это не изюм, а сушеные насекомые. Флоресте тоже не любил давать представления в Ланкланде, и туда мы ездили только в том случае, если не было ангажементов в Пуансиане, Гальционе или Летнем Городе. Там, где живут наукологи-санартисты, запрещены карнавальные представления с участием обоих полов – женщины могут выступать только перед мужчинами, а мужчины только перед женщинами, но Флоресте игнорировал это правило. И его не трогали, потому что у нас выступали в основном дети, да и представления, особенно для санартистской публики, носили самый невинный характер».

«Наукологи-санартисты? Вот что означает сокращение «Н.-С.» перед фамилиями!» – догадался Глоуэн.

«Ну да, у них мужики все величают себя «Н.-С. такой-то». Это что-то вроде почетного звания, без него фамилию произносить неприлично».

«У женщин тоже есть почетное звание?»

«А как иначе? Само собой. Только у них приставка «С.», а не «Н.-С.» – «С. такая», «С. сякая»».

«И что означает просто «С.»?»

Керди пожал плечами: «Флоресте как-то сказал, что это от слова «сосуд», но он, скорее всего, пошутил – его никогда не поймешь. Санартистки носят длинные черные платья и смешные черные шляпы. Флоресте говорит, что их заставляют ходить в черном, потому что женщины от природы легкомысленны. Никогда в жизни не видел более безутешных и жалких созданий, чем эти санартистки. Каждое утро на рассвете каждая из них обязана окунаться с головой в холодную воду».

«На их месте я тоже выглядел бы жалким и безутешным», – заметил Глоуэн.

Керди рассеянно кивнул: «Нам рассказывали самые странные истории про наукологов-санартистов».

«Самая странная из всех историй заключается в том, что шестеро наукологов-санартистов ездили на остров Турбен, вместе с достопочтенными Матором Борфом и Лонасом Медлином».

«Последние двое – патруны, то есть аристократы. Как правило, они терпеть не могут наукологов-санартистов, но на острове Турбен, надо полагать, все кошки серы. О чем это я? Это не наше дело, в конце концов».

Глоуэн с удивлением посмотрел на напарника: «Конечно, это наше дело – если это поможет нам установить личность Огмо».

«Неужели ты не понимаешь, что все это – потеря времени и сил? Это всего лишь один из знаменитых приступов бурной деятельности Бодвина Вука. Старый бабуин боится, что его перестанут замечать, если он не будет время от времени устраивать переполох. Пикникам на острове Турбен положен конец – что еще ему нужно?»

«Он хочет задержать ответственных негодяев-организаторов, чтобы они больше этим не занимались. Очень удачная мысль, на мой взгляд».

«Но не на мой взгляд, – возразил Керди. – Ну, избавится он от одного негодяя, а его место сразу займут два других. Все это расследование «Огмо» – бред сивой кобылы, клубок высосанных из пальца гипотез и сумасбродных амбиций. И кто, в конечном счете, должен трудиться в поте лица своего, копаться в грязи, гоняться за призраками по ночам и терпеть всевозможные неудобства? Бодвин Вук? Держи карман шире! Парочка молокососов-подхалимов, Глоуэн Клатток и Керди Вук».

«Такова наша участь в этой жизни», – скорбно отозвался Глоуэн.

«А! – махнул рукой Керди. – К чему стараться? То же самое делается в Йиптоне, если кто-то согласен раскошелиться».

«Подозреваю, что ты прав», – ответил Глоуэн. Из динамиков галереи послышался тихий голос, объявивший о начале обеда. «В любом случае, нам дали задание, и я предпочитаю выполнить его наилучшим образом. Как насчет тебя?»

Керди ограничился каменным взглядом, и Глоуэн не стал переспрашивать.

Они отправились в обеденный зал на корме и уселись за стол. На выдвижном экране появился прейскурант. Керди взглянул на него и отвернулся.

И снова Глоуэн поднял брови – Керди не переставал его удивлять: «Что ты будешь есть?»

«Мне все равно. Закажи мне то же, что и себе».

Глоуэн не хотел нести ответственность за выбор блюд для Керди: «Будет лучше, если ты закажешь сам. Не хотел бы выслушивать твои претензии в том случае, если тебя не устроит мой выбор».

«Что-нибудь с тушеным мясом и хлеб, с меня хватит».

«Это несложно – например, здесь предлагают рагу».

«Как бы это ни называлось».

Глоуэн ввел заказ. Когда подали рагу, Керди его попробовал, но ему не понравилось: «Я хотел просто тушеного мяса. А они полили его каким-то непонятным внегалактическим соусом. Почему ты не заказал тушеное мясо, как я тебя просил?»

«Впредь сам будешь заказывать все, что тебе заблагорассудится. Почему я обязан это делать за тебя?»

Керди пожал плечами, но ничего не сказал. Глоуэн украдкой наблюдал за ним, и в конце концов осторожно спросил: «Как поживают клочки и обрывки твоего сознания? Начинают соединяться?»

«Не думаю».

«Плохо. Бодвин Вук надеется, что эта поездка, перемена мест и новые впечатления, помогут тебе привести себя в порядок. Что ты об этом думаешь?»

«Он ошибается. Но приказы приходится выполнять, а приказы отдает он».

«Можно рассматривать ситуацию и с такой точки зрения», – согласился Глоуэн.

Керди продолжал тоном занятого человека, которому докучают по пустякам: «Учитывая все обстоятельства вместе взятые, я предпочел бы остаться дома. Ничего не знаю и знать не хочу про этого Огмо. Может быть, его нужно найти, а может быть и нет. Мне насильно навязали твое общество. Каждый раз, когда ты начинаешь говорить, у меня кулаки сжимаются – будь моя воля, я бы тебе все зубы повыбивал. Это было бы приятно и правильно, но я человек осторожный и сдерживаюсь, потому что без тебя я останусь один среди всех этих незнакомых людей и странных звуков. Я останусь один. Один во всей Вселенной, хватаясь за воздух во мраке».

Глоуэн попытался выдавить улыбку: «Твои предпосылки неверны, но результат твоего анализа приемлем. Если бы ты попытался выбить мне зубы, я не только отдубасил бы тебя как следует, но и не захотел бы иметь с тобой дело. Так что продолжай сдерживаться». Помолчав, Глоуэн добавил: «Тем более, что приказы отдаю я, а их приходится выполнять».

Керди сложил губы трубочкой: «Верно! С этим невозможно спорить».

По мере того, как полет продолжался, Керди становился все более беспомощным, а Глоуэна все больше раздражала нелепость происходящего. Больше всего Керди любил говорить о старых добрых временах, когда и он, и Глоуэн еще были детьми. В мельчайших подробностях он обсуждал давно забытые Глоуэном происшествия, истолковывая их как предзнаменования своих дальнейших неудач и связанных с ними претензий. Глоуэн находил его выводы ошибочными и притянутыми за уши.

После нескольких таких разговоров Глоуэн стал намеренно отвлекать внимание Керди от событий давнего прошлого и переходить к обсуждению более актуальных вопросов. Однажды утром, когда они сидели за завтраком, Керди наконец стал рассказывать о том, что с ним случилось в Йиптоне: «Я сам себе удивляюсь. Они думали, что я – послушный болван, тряпичная кукла, мямля с птичьим дерьмом вместо мозгов».

Керди задумчиво помолчал и озадачил сидящих за соседним столом туристов обращенной в пространство горькой иронической усмешкой, которую те приняли на свой счет:

«Так что они засунули мне в глотку первую дозу этой дряни, и даже позаботились предупредить меня о ее действии. «А теперь попробуй немножко нийена», – скрипит маленький толстенький йип, жабочка такая прыгучая. Наверное, сам Титус Помпо, кто его знает? «Нийен позволит тебе узреть истину лицом к лицу, как в зеркале, познать сущность бытия одновременно изнутри и с высоты птичьего полета, – квакает жаба. – Как мне рассказывали – я сам, конечно, не пробовал – это прелюбопытнейшее зрелище!»

И тут-то они узнали, из чего я сделан! Одному я пинком сломал челюсть. Другому проломил голову кулаком – так, что у него глаза закатились, как у ваньки-встаньки. Я повернулся к Титусу Помпо – думаю, что это был он. Но жаба прыгнула и спряталась за столом. Я перевернул на него стол и стал прыгать на перевернутом столе, чтобы раздавить жабу. Этого мне показалось мало, так что я отбросил стол, чтобы оторвать сукиному сыну руки-ноги, но тут ворвались еще несколько умпов, и я бросился из окна в канал.

Они не могли меня найти, потому что я затаился, по горло в илистой грязи, между сваями. Там я и сидел, и никто не посмел туда заглядывать». Керди усмехнулся; у него из горла донесся низкий булькающий звук, от которого у Глоуэна все внутри перевернулось: «Там я был свободен – один в царстве йутов! А, вот было времечко! Никакими словами не опишешь! Вокруг – вонь и грязь. Йуты устроили там себе целый город. Сверху Йиптон, а снизу – Йут-тон. Хе-хе. И как с ними быть, с йутами? Взывать к милосердию, увещевать их, проповедовать им? Какое значение имеют нравственность и логика под сваями Йиптона? Как бы не так! Я стал страшнее йутов, я наводил на них такой ужас, что они разбегались врассыпную. Я ловил и жрал их детенышей, я отбирал у них пойманную рыбу, и ее тоже жрал. В том-то и дело! Здесь-то и зарыта собака! Никто этого не знает, это мое великое открытие! Большая рыба, которую ловят йуты, ест мелкую рыбешку, так называемых «глоталок». Глоталки ядовиты, из них-то йипы и добывают нийен. Ну, а рыба, которая их ест, вырабатывает противоядие. Йуты называют это противоядие «глеммой». Да-да, у них свой язык, они только и делают, что болтают без умолку!

Как только я стал питаться рыбой, на меня стала действовать глемма. Постепенно безумие стало проходить, я начинал понимать, где нахожусь. А йуты расхрабрились и уже ко мне подобрались. Они боятся вида собственных кишок, так что я выпотрошил нескольких и разложил вокруг себя внутренности. Но все равно они не давали мне покоя. Поэтому я решил пробраться ночью вдоль канала, украсть лодку и плыть к Мармиону. Так я и сделал, но меня поймали и снова привели к Титусу Помпо – если это был он, конечно.

На этот раз они приняли все меры предосторожности и связали меня так, что я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. «А теперь мы посмотрим! – говорит Титус Помпо. – Скушай еще ложечку-другую нийена, вот молодец!»

Накормили они меня этой дрянью, но она не подействовала. Я притворился сумасшедшим, и меня решили вернуть на станцию Араминта. Так я вернулся. А потом – мои представления изменились. Я поставил перед собой новые цели». Керди вдруг замолчал.

«Какие новые цели?» – поинтересовался Глоуэн.

Керди хитро покосился на собеседника: «Никому нельзя верить! Этому меня жизнь хорошо научила. Из всех реальностей одна не подлежит сомнению – чистая, как родниковая вода, единственная в своем роде истина. Я – это я! Все остальное – вонь, грязь и мрак, кишащий паразитами».

На это Глоуэн не смог ответить сразу. В конце концов он сказал: «Если твои цели достойны уважения, почему ты не хочешь о них говорить?»

«Неважно. Сейчас не имеет смысла об этом думать. В один прекрасный день тебе придется познакомиться с моей концепцией во всех ее деталях».

«Боюсь, что в дальнейшем у меня не будет времени заниматься твоими концепциями», – неприязненно заметил Глоуэн.

Керди остановил на нем взгляд небесно-голубых глаз, некогда казавшихся невинными и кроткими, а теперь холодных и мутных: «Я бы на твоем месте не говорил с такой уверенностью. Все течет, все изменяется. Даже в себе я замечаю изменения. С некоторых пор я тверд и непроницаем. Я вижу вещи глубже и яснее, чем когда-либо. Я обнаруживаю обман под личиной каждого притворства. Я вижу людей такими, какие они есть – коварными хищными животными, напялившими расфуфыренное тряпье. Раньше подобные мысли прятались в моем подсознании, щадившем меня, не позволявшем им проникать в поверхностные разделы мозга. Но теперь подсознание заменило отказавшие разделы мозга, и ясность восприятия ничем не ограничивается. Все ясно, все понятно! Даже ты, Глоуэн! Сколько ни притворяйся, ты ничего не можешь утаить!»

Глоуэн сухо рассмеялся: «Если ты считаешь, что я тебя в чем-то обманываю, предлагаю тебе вернуться на станцию Араминта первым звездолетом, отбывающим из Пуансианы. Справлюсь без твоей помощи. Я достаточно непритворно выражаюсь, или ты нуждаешься в дополнительных разъяснениях?»

«Нет необходимости продолжать этот разговор».

«Так что же ты сделаешь? Вернешься на Кадуол?»

«Я рассмотрю такую возможность».