Текст книги "Хроники Кадуола"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 99 страниц)

«Решай: ты хочешь получить информацию, за которой пришел, или нет?» – холодно настаивала Заа.

«Я хочу получить информацию, это не подлежит сомнению. Но о каких услугах вы говорите? Сколько времени потребуется для их предоставления? Придется ли мне куда-нибудь ездить? Если да, то куда? Если вы желаете, чтобы я причинил кому-нибудь ущерб, угрожал кому-нибудь или чем-нибудь рисковал, я безусловно отказываюсь. Короче говоря, я настаиваю на том, чтобы мне подробно разъяснили, в чем заключаются такие услуги, прежде чем я соглашусь их предоставить».

Заа казалась более или менее удовлетворенной: «Быть посему! Ты очень предусмотрителен, что заслуживает похвалы. Я уступаю твоим пожеланиям, и договор будет заключен на твоих условиях».

Заа повернулась и сделала призывный жест рукой. Из темного перехода выступил Мьютис. Заа сухо отдала какой-то приказ – Глоуэн не понял, что она сказала. Мьютис повернулся и исчез в сумраке перехода.

Глоуэну не понравился этот эпизод: «Зачем вы это сделали?»

«Ты настаивал – с полным основанием – на том, чтобы тебе подробно объяснили, что от тебя требуется. В этом отношении совершенно необходимый первый шаг заключается в понимании нашего ордена и его основных заповедей, которые ты найдешь не только исключительно интересными, но и полезными, придающими силы. Я послала за наставницей, которая обучит тебя самым элементарным принципам».

Глоуэн заставил себя говорить тихо и мягко: «Ордина Заа, при всем моем уважении я считаю, что ваша программа нецелесообразна, непрактичная и не соответствует моим пожеланиям. По сути дела, вчера вечером я просмотрел пособие для начинающих по мономантике и разобрался в некоторых ваших идеях – на данный момент для меня этого вполне достаточно».

Заа кивнула и улыбнулась: «Мне известна эта книга. Она служит, скажем так, лишь введением во введение, и никоим образом не соответствует нашей цели».

Глоуэн ответил решительно: «Ордина Заа, у меня нет ни времени, ни возможности изучать вашу философию. Предоставьте мне информацию, после чего объясните, чего вы от меня хотите. Если ваши пожелания практически целесообразны, я их выполню. Но какие-либо лекции или иные затраты моего времени совершенно исключены. Я должен вернуться сегодня вечером в Фексельбург – в противном случае мой коллега решит, что со мной что-то случилось, и известит МСБР».

«Неужели? В таком случае нам позвонят по телефону, и ты сможешь объяснить твоему коллеге, что с тобой ничего не случилось».

«Я надеюсь, что достаточно ясно выразился», – пожал плечами Глоуэн.

Заа проигнорировала его слова: «Обучение имеет большое значение. Без него твое понимание не может быть полным, и таково условие нашего договора».

В помещение вошли Мьютис и еще две фигуры в рясах с капюшонами – одна того же дюжего телосложения, что и Мьютис, а другая – значительно меньше и тоньше, юноша или девушка.

Заа обратилась к этим трем: «Перед вами Глоуэн. Некоторое время он будет проходить курс обучения. Лайла, ты познакомишь его с «Элементариями» и, пожалуй, с первым «Компендиумом»». Ордина повернулась к Глоуэну: «Лайла – превосходная наставница, внимательная и терпеливая. Мьютис и Фьюно – старшие ординаты, а также старосты семинарии. Они опытны и прилежны, ты должен выполнять все их указания».

«Повторяю последний раз! – в гневе закричал Глоуэн. – Мне не нужны ваши лекции по мономантике и какие-либо другие лекции. Так как вы явно не собираетесь сообщить мне сведения, за которыми я приехал, я удаляюсь».

«Не робей! – сказала Заа. – Если ты будешь прилежно заниматься, мы будем знать, что не зря взяли на себя такое бремя. Теперь тебя приготовят к занятиям».

Мьютис и Фьюно подошли ближе. «Пойдем! – сказал Мьютис. – Мы проведем тебя в келью».

Глоуэн взглянул ордине в лицо и снова уловил оттенок веселья. Заа явно наслаждалась его унижением. Он серьезно спросил: «Вы действительно намерены удерживать меня против воли?»

Заа снова скрыла свои чувства: «Это вполне обоснованное решение. Условия нашего договора недвусмысленны».

Глоуэн направился к переходу в вестибюль: «Я ухожу. Советую не пытаться мне воспрепятствовать».

Мьютис и Фьюно спокойно преградили ему путь – Глоуэн оттолкнул их и прошел в вестибюль. Мьютис и Фьюно не спеша следовали за ним. Глоуэн приблизился к закрытой выходной двери, но на ней не было ни засова, ни ручки. Он толкнул дверь плечом, после чего попытался потянуть ее на себя, но дверь не открывалась.

Мьютис и Фьюно медленно надвигались. Глоуэн встал спиной к двери и приготовился защищаться любой ценой.

Лайла вмешалась: «Не сопротивляйся. Тебя покалечат и заставят смириться, причиняя боль. Не давай им такую возможность!»

«Как отсюда выйти?»

«Это невозможно. Делай, что тебе говорят. Следуй за мной. Уверяю тебя, так будет лучше».

Глоуэн оценил фигуры старост. С одним из них он, может быть, и справился бы, но не с двумя. Зачем ввязываться в драку? Если он не вернется вовремя, Керди свяжется с командором Плоком, и МСБР примет необходимые меры.

«Пойдем, – позвала Лайла. – Тогда тебя не тронут».

«Счастливчик Глоуэн!» – издевательски произнес Мьютис.

«Это возмутительно! – процедил сквозь зубы Глоуэн. – У меня важные дела! Что вы себе позволяете?»

«Дела подождут! – заявил Фьюно неожиданно высоким и резким для столь грузного и мускулистого существа голосом. – Ты слышал приказ ордины. Давай-ка, подсуетись, пока мы не потеряли терпение!»

«Иди!» – угрожающе, нараспев сказал Мьютис, чуть наклонившись вперед; его дряблые розовые губы сжимались и разжимались, как пульсирующий полип.

Глоуэн устало обошел двух нахалов. Лайла взяла его за руку и повела по сумрачному коридору.

3

Молчаливый и озлобленный, Глоуэн поднялся вслед за Лайлой по влажным каменным ступеням на второй этаж, где они снова пошли по коридору. Покачивание бедер его проводницы не оставляло никаких сомнений в ее принадлежности к женскому полу. За спиной, не отставая, шлепал Мьютис.

Лайла остановилась у начала второй лестницы и остановилась. Мьютис прошел вперед и каким-то образом включил тусклые лампы, осветившие лестницу. Лайла сказала Глоуэну: «Теперь мы поднимемся по этим ступеням, но будь осторожен, они очень опасны – особенно когда не горит свет».

«Пусть сам научится, – с сухой усмешкой заметил Мьютис. – Пара синяков ему не повредит».

Глоуэн колебался. На него ожидающе и бесстрастно смотрели белые круглые лица Мьютиса и Фьюно. Глоуэн напрягся, готовый неожиданно броситься на них и каким-нибудь образом сбежать. Но разумные соображения взяли верх. Мьютиса и Фьюно не так просто было застать врасплох и, в любом случае, Керди должен был позвонить в МСБР еще до наступления ночи.

Лайла снова позвала: «Пойдем, Глоуэн».

Глоуэн резко повернулся спиной к старостам и стал угрюмо подниматься по лестнице, отставая от Лайлы на две ступени. «Странная лестница для столь массивного сооружения!» – подумал он. Крутая, неровная лестница без поручней дважды круто поворачивала под неожиданными углами. Лайла предупредила, что лестница опасна, особенно в темноте. Надо полагать, так оно и было.

Лайло завела его в третий длинный, сумрачный коридор, а оттуда – в помещение, уставленное ящиками и стеллажами. «Это простая, но важная предварительная процедура. Ты должен очиститься и облачиться в подобающие одежды, чтобы все было по правилам. Теперь сними и выброси свои чужеродные покровы, их нельзя носить в семинарии. Они тебе больше не пригодятся».

«Пригодятся, и еще как! – процедил Глоуэн, сжимая зубы. – Это какое-то безумие! Вы что, все спятили? Я не желаю здесь находиться и не собираюсь здесь оставаться!»

«По этому поводу, Глоуэн, я не могу ничего сказать. Я выполняю указания ордины, только и всего. Ты увидишь, что проще всего ее слушаться и не спорить».

«Но я не желаю подчиняться вашей ордине!»

«Может быть и так, но правила семинарии непреложны. И кто знает? Может быть, ты откроешь для себя превосходство синтораксиса, и твое отношение изменится. Подумай об этом!»

«Маловероятно. Все, что я до сих пор у вас видел, вызывает отвращение».

«А теперь, – холодно сказала Лайла, – если стесняешься, можешь воспользоваться ширмой».

Глоуэн зашел за ширму, снял верхнюю одежду и вышел. Его ожидал Мьютис.

Мьютис указал на табурет: «Сядь!»

«Зачем?»

«Чтобы я мог удалить с твоей головы вонючий рассадник вшей. Мы цивилизованные люди, поддерживаем чистоту».

«Никаких стрижек! – отказался Глоуэн. – Я не хочу выглядеть, как последний дурак, когда отсюда выйду».

«Сядь». Мьютис и Фьюно схватили его за руки и заставили опуститься на табурет. «А теперь сиди тихо! – приказал Мьютис. – Без всяких яких, или посадим тебя в совиное гнездо, там из тебя за одну ночь всю дурь выморозит!»

«Слушайся его, – бесцветным голосом посоветовала Лайла. – Так будет лучше».

Обещая себе отомстить мерзавцам десятками различных способов, Глоуэн сидел как каменный, пока Мьютис грубо, но эффективно, брил его наголо.

«А теперь снимай трусы, или что это у тебя – и марш в душевую!» – гаркнул Мьютис.

Глоуэна заставили мыться едкой «обеззараживающей» жидкостью и стоять под холодным душем; наконец ему позволили выбрать в ящике и надеть стандартную семинаристскую рясу.

Мьютис ушел по своим делам. Лайла сказала: «Теперь я проведу тебя в келью, чтобы ты поразмышлял на досуге».

«Одну минуту!» – Глоуэн свернул рулоном свою старую одежду и засунул ее под мышку. Лайла наблюдала за ним, но промолчала: «Пойдем».

Она повела его по коридору, по пути мягко наставляя Глоуэна на путь истинный: «Некоторое время тебе следует воздержаться от посещения городка и не бродить по степи. Откажись от таких намерений – они строго порицаются».

«Надеюсь, я не проведу здесь столько времени, что мне захочется бродить по степи».

Лайла торопливо ответила: «В таком случае тебе не придется спускаться по лестнице – она чрезвычайно опасна!»

«Ты уже не в первый раз меня о ней предупреждаешь», – заметил Глоуэн.

«Ты очень внимателен! Не забывай мое предупреждение! Помни: прилежному послушнику легче живется, чем тому, кто беспокоится и отлынивает. Ты ведь не лентяй и не озорник, правда?»

«Я – Клатток из рода Клаттоков! Такого ответа достаточно?»

Лайла покосилась на него: «Что такое Клатток?»

«Скоро узнаешь. Надеюсь, достаточно скоро».

Лайла немного помолчала, после чего тоскливо спросила: «Ты путешествовал по Ойкумене, бывал в далеких мирах?»

«Не в таких далеких, как хотелось бы. По сути дела, я побывал только на нескольких планетах Пряди Мирцеи».

«Путешествовать, наверное, интересно! – вздохнула Лайла. – Ясли в Штроке – все, что я помню, и то смутно. А потом меня отдали в семинарию». Она остановилась перед дверью: «Вот твоя келья». Она открыла дверь и ждала. Глоуэн упрямо не желал заходить. Лайла сказала: «Поверь мне, сопротивление не поможет. Мьютис только этого и ждет, он обожает наказывать».

Глоуэн вздохнул и зашел внутрь. Лайла пообещала: «Мы еще поговорим. Я рада, что ордина выбрала меня твоей наставницей; обычно она поручает такие вещи Байанту или Хайласу. Тем временем, для того, чтобы тебе никто не мешал – и ради твоей безопасности – я закрою дверь».

«Безопасности? Чего я должен опасаться?»

Лайла ответила неопределенным жестом: «Иногда, закончив занятия, послушники хотят посплетничать с другими, когда им полагается размышлять на досуге. Закрывая дверь на замок, я не позволю никому тебя беспокоить».

Дверь захлопнулась. Глоуэн осмотрел келью, кипя от злости, отравленной пониманием того, что его провели на мякине, оставили в дураках, буквально раздели и объегорили! Места было достаточно – метров шесть от входной двери до окна в противоположной стене, метра четыре от одной боковой стены до другой. Холодный каменный пол покрывала циновка из плетеной соломы; стены были побелены сероватой известковой краской. У дальней стены под высоким окном стояли деревянные стол и стул. Слева находилась грубо сколоченная койка, справа – высокий платяной шкаф и комод. За дверью в правой стене оказался аскетический тесный туалет.

Глоуэн бросил скомканную одежду на койку и опустился на стул.

В келье было прохладно, а Глоуэн все еще ежился после ледяного душа. У него начали постукивать зубы, что привело его в еще большее раздражение. Глоуэн встал, размялся, походил туда-сюда, сделал несколько приседаний и прыжков. Стало теплее.

Глоуэн изучил окно. Центральный металлический столбик разделял оконный проем на две половины, слишком узкие для того, чтобы в одну из них можно было пролезть. Каждый из сегментов стекла открывался по отдельности, что позволяло проветривать келью по мере надобности; теперь оба узких сегмента плотно прижимались к столбику.

Взобравшись на стол, Глоуэн выглянул из окна. Перед ним открывался вид на степь и на восточную окраину городка – несколько обветшалых хижин. Звезду Зонка не было видно, но, судя по тусклому свету и длинным черным теням, до заката оставалось недолго. Автобус, наверное, уже уехал в Фексельбург – увы, без него.

Приподнявшись на цыпочки, Глоуэн посмотрел прямо вниз. Отвесная стена продолжалась метров тридцать, после чего начинался скалистый склон. Глоуэн открыл одну из половин окна и проверил надежность центрального столбика. Он надавил на столбик плечом, потянул его на себя – столбик даже не задрожал. Из окна дул холодный ветер; Глоуэн закрыл его. Что сказал Мьютис? Что-то насчет «совиного гнезда»? Глоуэн задрожал от одной мысли о необходимости провести ночь на таком ветру. Спрыгнув со стола, он снова опустился на стул. Допуская, что Керди выполнит инструкции неукоснительно и безотлагательно, Глоуэн мог ожидать, что его вызволят уже сегодня вечером – хотя, наверное, лучше было рассчитывать на утро.

Вытянув ноги, Глоуэн попытался посмотреть на вещи уравновешенно, со стороны. Такое приключение он, конечно, никогда не забудет. Он даже язвительно усмехнулся. Наглость ордины Заа и ее пособников выходила за рамки общераспространенных представлений о логике и реальности. Они применяли методы психического контроля: прежде всего подрывалась уверенность жертвы в том, что жертва считала нормальным порядком вещей; затем этот порядок вещей подменялся отлаженным годами семинаристского безумия альтернативным порядком. Сознательно или нет, Заа руководствовалась именно такой тактикой. «Мне будет чем гордиться, когда я закончу это расследование!» – подумал Глоуэн.

Ему пришла в голову еще одна мысль. Если ордине можно было верить – почему нет? – ее кто-то предупредил по телефону о его приезде. Кому было известно о его планах? Керди, инспекторам Барчу и Танаквилю, командору Плоку. Почему бы любой из этих людей решил его предать? Великая тайна!

Глоуэн погладил подбородок, пытаясь подстегнуть свой ум. Заа обошлась с ним, офицером полиции, так, как если бы не опасалась никаких последствий. Очевидно, она не боялась фексельбургской полиции. Юрисдикция фексельбургской полиции не распространялась на округ Лютвайлер – или, точнее говоря, фексели не желали вмешиваться в дела семинарии.

Глоуэн внезапно осознал, что попал в ловушку, не подвергаясь никакому явному насилию. Его заставили подчиниться в основном намеками и угрозами, только один раз схватили за руки – и вот, теперь он сидел, запертый в келье и обритый наголо. Глоуэн выпрямился на стуле, дрожа от стыда.

Глоуэн сжал зубы. «Что сделано, то сделано! Меня хорошенько проучили, и этот я урок не забуду», – сказал он себе.

Но один нерешенный вопрос был важнее всех остальных, вместе взятых: почему?

Глоуэн заметил, что в келье становится темно. Забравшись на стул, он выглянул в окно. Ночь спускалась на степи округа Лютвайлер. Наклонным туманным росчерком в небе уже виднелась Прядь Мирцеи. Глоуэн снова сел. Он не заметил в келье никаких выключателей или осветительных приборов. Оставалось только ждать.

Прошло минут десять. В коридоре послышались какие-то звуки – дверь открылась, и в проеме появился тонкий силуэт Лайлы.

Глоуэн холодно произнес: «У вас нет ни света, ни отопления?»

«Свет у нас, конечно, есть», – Лайла прикоснулась к неприметной кнопке у двери, и на потолке зажглись флуоресцирующие полосы. Глоуэн увидел, что «наставница» принесла полдюжины книг. Она подошла и положила книги на стол, все еще двигаясь рассеянно, по привычке. Глоуэн молча наблюдал за тем, как она аккуратно раскладывала книги вдоль края стола. Почувствовав, что-то необычное, Лайла обернулась и внимательно посмотрела Глоуэну в лицо: «Это учебники, они тебе потребуются. Как ты знаешь, я буду твоей наставницей, по меньшей мере какое-то время. Конечно, важнейшую работу тебе придется выполнять самому – только таким образом возможно настоящее постижение. Тексты сложные, но, если прилежно заниматься, они становятся понятнее».

«Меня совершенно не интересует мономантика», – глухо сказал Глоуэн.

Лайла серьезно возразила: «Любопытство в тебе проснется, когда ты откроешь для себя преимущества прилежания. Ну что же! Пора начинать, а то подумают, что мы лентяи».

Лайла выбрала одну из книг и с кошачьей деликатностью устроилась на койке: «Это «Перечень элементариев». Их необходимо выучить наизусть, даже если их значение не сразу становится ясным. Я их тебе прочту, и ты должен слушать очень внимательно, чтобы усвоить их силу и звучание, хотя, конечно, сегодня ты их еще не поймешь. Элементарий первый: «Двойственность – причина износа и трения; ей надлежит слиться в Единстве». Элементарий второй...» Глоуэн слушал ее с полузакрытыми глазами, пытаясь представить себе, какие злоключения привели ее в семинарию на Поганом мысу. Лайла казалась вполне искренним, доброжелательным существом, и по природе своей испытывала к окружающим, пожалуй, больше теплоты и симпатии, чем это требовалось в ее положении. Она бросила на него быстрый взгляд: «Ты слушаешь?»

«Конечно! У тебя очень успокоительный голос – самое приятное из всего, что я встретил в этой кошмарной семинарии».

Лайла отвернулась. «Ты не должен мыслить в таких терминах», – строго сказала она. Но Глоуэн заметил, что на самом деле она не сердится. Лайла продолжала: «Ты прослушал «Перечень», который мы будем повторять ежедневно до тех пор, пока ты не запомнишь его дословно. Теперь перейдем к общему обзору наших занятий. Здесь, напечатанные зеленым шрифтом – «Заповеди, побочные указания и производные». В том же томе, но красным шрифтом и вверх ногами – «Полезные разграничения». Они имеют огромное значение, но сперва тебе лучше заняться «Фактами и началами», они позволяют заложить осмысленную основу для дальнейшего. И, конечно же, нельзя забывать о «Первичных концепциях»». Она передала Глоуэну книгу: «Это прежде всего».

Глоуэн пролистал несколько страниц: «Довольно сложный текст... Я бы сказал, выходящий не только за рамки моих интересов, но и превосходящий мои возможности».

«Интерес придет! Синтораксис, по существу – последовательность аксиом, каждая из которых является следствием так называемой «фундаментальной правды». Грубо говоря, правда объединяет все сущее. Фундаментальная правда – средоточие силы интеллектуального воздействия, известной под наименованием «штурре». Полное овладение этой силой труднодостижимо, но возможно. Ничто не должно замутнять ясность нашего видения. Здесь, на Поганом мысу округа Лютвайлер, созданы оптимальные условия. Здесь ничто не препятствует нашему развитию. В семинарии ничто не отвлекает, здесь нет ни особых неудобств, ни особых радостей...»

«Только холодно у вас тут».

Лайла пропустила это замечание мимо ушей: «...Мы не позволяем ничему мешать нашему сосредоточению – особенно глупому потворству склонности к преходящим развлечениям. Боль можно игнорировать; удовольствие гораздо коварнее».

«Удовольствие гораздо приятнее боли, ты не находишь?»

Лайла поджала губы: «Это непоследовательная, не заслуживающая внимания идея».

«Для Мьютиса и ордины Заа – возможно. Но не для меня. Я сожалею об упущенных удовольствиях, но знать ничего не хочу о боли, которую мне не пришлось испытать».

Лайла строго произнесла: «Ты должен отказаться от привычки болтать пустяки! Такие рассуждения расслабляют и нарушают логический ход мыслей. Как гласит один из элементариев, случайные импульсы эволюции привели к возникновению аномалий, которые мы пытаемся исправить. Наша цель – навести порядок в хаосе. А третий элементарий? Помнишь? «В Единстве – чистота! В энергии – направление! Двойственность – столкновение, беспорядок и застой!»

Почти забавляясь, Глоуэн разглядывал тонкие черты Лайлы – так же, как у ордины Заа, у нее было правильное, изящное лицо с большими темными глазами. Лайла спросила: «Ты хорошо усвоил эти концепции?»

«Безошибочно!»

«Двойственность относится к логическому единству, как смерть к жизни. Этот вопрос анализируется в главе «Противоположности и соответствия» – в общих чертах, конечно, но для начинающего этого достаточно».

«Что ты называешь «двойственностью»?»

«Это должно быть ясно даже тебе! Двойственность – источник Великой Схизмы, отделившей нас от полимантиков. В любом случае, среди них преобладали философы мужского пола, что, опять же, приводило к образованию противоположностей. В рамках «прогрессивной формулы», которой мы придерживаемся, половые противоположности игнорируются или избегаются».

«А что ты сама думаешь по этому поводу?»

«А почему я должна что-то думать? Мономантический символ логики не нуждается в поправках».

«Но что ты чувствуешь? Вам же не запрещены личные ощущения?»

Лайла снова поджала губы: «Мне никогда не приходило в голову анализировать этот вопрос. Интроспекция непродуктивна».

«Понятно».

Лайла украдкой покосилась на Глоуэна: «А ты что думаешь?»

«Мне нравится Двойственность».

Лайла неодобрительно покачала головой, хотя казалось, что она вот-вот рассмеется: «Так я и подозревала. Ты должен принять Единство». Она снова бросила на него быстрый взгляд: «Почему ты на меня так смотришь?»

«Я пытаюсь представить себе, кем ты себя представляешь. Девушкой? Неким бесполым воплощением Единства? Существом неизвестного рода? Кем?»

Лайла задумчиво смотрела в пространство: «Считается, что такие концепции обсуждать не подобает. Иррациональность эволюции навязывает нам дуализм. Мы отвергаем дуализм – в этом суть и сила нашей философии!»

«Ты не ответила на мой вопрос».

Лайла опустила глаза к раскрытым страницам «Перечня»: «А ты как меня представляешь?»

«По всем статьям ты, несомненно, девушка».

Лайла кивнула – медленно, неохотно: «Физиологически я – женского пола, это так».

«Если бы ты отрастила волосы подлиннее, ты выглядела бы даже привлекательно».

«Какие странные вещи ты говоришь! Это означало бы сознательную двойственность!»

Движимый в равной степени озорством, злорадным желанием насолить семинарии и бесшабашной галантностью истинного Клаттока, Глоуэн сел на койку рядом с Лайлой. Та испуганно на него воззрилась: «Зачем ты это сделал?»

«Чтобы мы могли вместе заняться изучением Двойственности и понять, зачем она нужна. Это гораздо интереснее мономантики».

Лайла пересела на стул: «Это самое необычное предложение из всего, что я когда-либо слышала!»

«Разве тебе не интересно?»

«Конечно, нет. Мы обязаны безраздельно сосредоточивать внимание на установленном порядке проведения занятий». Прозвучал похожий на удар колокола сигнал. «Пора ужинать, – сказала Лайла. – Мы пойдем вместе».

В трапезной Глоуэну и Лайле выдали по куску хлеба, а также вареные бобы и пареные овощи из больших чугунных котлов. Они сели на скамью за длинным столом. За тем же столом уже сгорбились над мисками примерно тридцать семинаристов. Глоуэн спросил Лайлу: «У тебя есть среди них близкий друг?»

«Мы любим друг друга и все человечество глубокой, страстной любовью. Ты должен испытывать такие же чувства».

«Мне было бы трудно любить Мьютиса».

«Время от времени Мьютис проявляет склонность к деспотическому обращению».

«Но ты все равно его любишь?»

Задержавшись на секунду, Лайла ответила: «Все мы обязаны относиться друг к другу с одинаковой вселенской любовью».

«Зачем тратить любовь на таких, как Мьютис?»

«Ш-ш! Тихо! Ты слишком много и громко говоришь. В трапезной должна быть тишина, таково правило. Многие из нас уделяют время трапезы размышлению, внутреннему разъяснению какого-либо очевидного парадокса. Никто не хочет, чтобы ему мешали».

«Прошу прощения».

Лайла взглянула на миску Глоуэна: «Почему ты не ешь?»

«Это отвратительная еда. Бобы уже испортились, а овощи подгорели».

«Если ты не будешь есть, ты проголодаешься».

«Лучше голодать, чем болеть».

«Тогда пойдем – незачем тут бездельничать».

Вернувшись с Глоуэном в келью, Лайла чопорно уселась на стул, а Глоуэну ничего не осталось, как присесть на койку. Лайла сказала: «Теперь мы обсудим «Начала»».

«Давай-ка обсудим нечто гораздо более любопытное, – предложил Глоуэн. – Каких услуг от меня ожидает ордина Заа?»

Лайла нервно отмахнулась: «Мне не подобает высказывать мнения».

«Кто предупредил ее по телефону о моем приезде?»

«Не знаю. Теперь, насчет книг. Я оставлю их в твоем распоряжении. Так как это ценные экземпляры, мне приказано получить от тебя расписку». Лайла встала и протянула Глоуэну лист бумаги: «Ты должен проставить здесь свою подпись и разборчиво написать свое имя».

Глоуэн отвел в сторону руку, протягивающую лист: «Забери книги. Мне они не нужны».

«Но они совершенно необходимы для твоих занятий!»

«Пора положить конец всей этой несуразной белиберде, Лайла. И лучше сделать это как можно раньше. Я работаю в полиции в чине капитана – капитан Глоуэн Клатток, понимаешь? Я веду расследование. Когда я наведу необходимые справки, я собираюсь отсюда уйти или сбежать – как получится».

Нахмурившись, Лайла стояла и смотрела на лист бумаги: «И все же, ты должен расписаться – таковы указания ордины Заа».

«Прочти мне, что там написано».

Неуверенным голосом Лайла прочла текст документа: «Я, Глоуэн, подтверждаю получение шести книг с перечисленными ниже наименованиями». Лайла огласила список книг: «Я обязуюсь пользоваться ими осторожно и аккуратно в той мере, в какой это требуется в процессе моего обучения. Я обязуюсь уплатить Мономантическому институту сумму, обычно взимаемую за пользование такими материалами, а также возместить стоимость моего пропитания и все остальные расходы, связанные с моим проживанием в семинарии во время обучения».

«Дай мне авторучку», – потребовал Глоуэн. В нижней, незаполненной части листа он написал: «Я, Глоуэн Клатток из пансиона Клаттоков станции Араминта на планете Кадуол, капитан полиции и, по совместительству, агент МСБР, ничего платить не буду. Я нахожусь здесь в качестве офицера полиции, проводящего расследование, и покину семинарию тогда, когда сочту нужным. С любыми претензиями, относящимися к возмещению расходов, обращайтесь в отделение МСБР в Фексельбурге».

Глоуэн вернул документ Лайле: «Забери книги. Я не намерен ими пользоваться».

Лайла собрала книги и подошла к двери. Глоуэн вскочил и последовал за ней: «Не вздумай закрывать дверь на замок. Так как философией я не занимаюсь, опасность отвлечься от размышлений мне не грозит».

Лайла медленно вышла в коридор, остановилась и обернулась с явным беспокойством. Помолчав, она наконец сказала: «Будет лучше, если я закрою дверь на замок».

«Мне это не нравится. Я чувствую себя, как в тюрьме».

«Это делается для твоей же безопасности, для твоего спокойствия».

«Я беру риск на себя».

Лайла отвернулась и удалилась по коридору. Глоуэн следил за ней, пока она не исчезла, спускаясь по пресловутой «небезопасной» лестнице. Ему хотелось последовать за «наставницей» и спуститься, но он решил не напрашиваться на конфронтацию. Пусть командор Плок разбирается с этим бредовым народцем.

С другой стороны, не мешало принять меры предосторожности. Глоуэн убедился в том, что в коридоре никого нет, и пробежал в кладовку с душевой, где его обрил Мьютис. Там он взял с полки шесть чистых простынь и, вернувшись к двери, снова проверил, пуст ли коридор. В коридоре никого не было. Вернувшись к себе в келью как можно быстрее, Глоуэн пододвинул стул к платяному шкафу, забрался на стул и спрятал простыни сверху на шкафу – так, чтобы их не было видно. Подумав пару секунд, он спрятал там же рулон своей старой одежды.

Прошло полчаса. Мьютис открыл дверь и заглянул в келью: «Следуй за мной».

«Где тебя учили манерам? – холодно спросил Глоуэн. – Нужно хотя бы стучать, прежде чем открываешь дверь».

Мьютис уставился на него с полным непониманием и сделал призывный жест мясистой рукой: «Пошли».

«Куда?»

Мьютис нахмурился и шагнул вперед: «Я что, тебе повторять должен? Сказано было – пошли!»

Глоуэн медленно поднялся на ноги. Мьютис был явно не в духе. «Быстро! – прорычал Мьютис. – Не заставляй меня ждать. До сих пор тебе везло».

Глоуэн вышел из кельи на негнущихся ногах. Мьютис дышал ему в затылок. «Тебе же сказали – быстро!» – староста толкнул Глоуэна ладонью в затылок. Глоуэн изо всех сил двинул его локтем в шею. Обернувшись, он увидел исказившееся, сморщенное лицо, на котором рот превратился в маленький розовый кружок. Мьютис рванулся вперед. Глоуэн попытался встретить его ударом в голову и отскочить, но опоздал – Мьютис уцепился за него и повалил на пол. Глоуэн быстро откатился и пнул старосту в ухо. Вскочив на ноги, Глоуэн тяжело дышал и пытался сообразить, что делать дальше. Но к тому времени коридор уже наполнился суматохой – всюду бегали фигуры в капюшонах и развевающихся серых рясах. Чьи-то руки схватили Глоуэна сзади и натянули ему на голову капюшон – так, чтобы он ничего не видел. Он слышал, как Мьютис что-то яростно бормотал; зашелестели рясы – Мьютис рвался к обидчику, но его не пускали.

Подхватив Глоуэна под локти, многочисленные руки наполовину провели, наполовину пронесли его вниз по лестнице – Глоуэн насчитал два пролета ступеней. Снова наступило замешательство – какие-то возгласы, какие-то вопросы. Наконец, Мьютис мрачно приказал: «В старое место его! Таковы указания».

Глоуэн расслышал неуверенное, почти нечленораздельное бормотание, перешептывание, тихие возгласы. Он попытался сбросить державшие его руки, чтобы поднять капюшон и увидеть, что происходит, но безуспешно.

Заговорил Мьютис: «Теперь я сам им займусь. Он смирился – мне больше не нужна помощь».

«Он ловок и силен, – возразил кто-то у самого уха Глоуэна. – Мы тоже пойдем – не должно быть никакого насилия».

«А, что с ним нянчиться!» – Мьютис разочарованно крякнул.

Глоуэна повели по коридору, пахнувшему сырым камнем, нашатырем и чем-то ароматическим, похожим на раздавленные свежие грибы. Он услышал скрип, что-то звякнуло. Глоуэна толкнули вперед.

Руки отпустили его – он был свободен. Снова Глоуэн услышал скрип и звякающий звук, потом стук захлопнувшейся двери. Наступила тишина.