Текст книги "Хроники Кадуола"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 99 страниц)

8

Прошло три дня. Ближе к вечеру, выполняя указания доктора Оливано, Уэйнесс позвонила ему – он жил в окрестностях Монтальво, километрах в пятидесяти от Помбареалеса. На экране появилось лицо миловидной блондинки: «Суфи Джиру вас слушает».

«Вас беспокоит Уэйнесс Тамм; я хотела бы поговорить с доктором Оливано».

«Одну минуту».

Оливано подошел к телефону и приветствовал Уэйнесс без удивления: «Вы только что познакомились с моей женой. Она музыкантша, и психические расстройства ее совершенно не интересуют. Вернемся, однако, к психическим расстройствам – как идут дела у обитателей виллы «Лукаста»?»

Уэйнесс собралась с мыслями: «Это зависит от точки зрения. Ирена сказала бы вам, что дела идут плохо, хуже некуда. Госпожа Клара заявила бы, что все идет, как обычно – она делает все, что от нее требуется, и ненавидит это каждую минуту. Что касается меня, то я еще ничего не обнаружила – не знаю даже, где искать. Никаких откровений со стороны Ирены я не жду; она со мной почти не разговаривает и всем своим видом показывает, что терпеть меня не может».

«Этого следовало ожидать. А как себя ведут дети?»

«В этом отношении до сих пор все идет хорошо. По-видимому, я им понравилась, хотя Мирон держится особняком. Лидия, может быть, не так талантлива, но подвижна и не столь замкнута. Кроме того, у нее есть чувство юмора, хотя оно всегда проявляется неожиданно. Ее смешат вещи, которые кажутся мне самыми обычными – скомканный клочок бумаги, птица в небе или один из песочных замков Мирона. Она прыгает от радости, когда я щекочу ухо Мирона травинкой – по ее мнению, это самая лучшая шутка, и даже Мирон снисходит до того, чтобы улыбнуться».

Оливано слегка усмехнулся: «Вижу, что вы с ними не скучаете».

«Нет, что вы! Но не могу сказать, что мне нравится вилла «Лукаста». В глубине души я боюсь этого дома. Боюсь Ирены и госпожи Клары – вылитые ведьмы в темной пещере!»

«Вы очень красочно выражаетесь», – сухо заметил Оливано.

Из-за спины доктора послышался задумчивый голос Суфи: «Жизнь – не что иное, как череда красочных мгновений». Доктор обернулся: «Суфи? Ты не могла бы пояснить свое наблюдение?»

«Не обращай внимания. Я просто подумала, что красочные выражения правильно отражают сущность бытия, но это не новая мысль, и она не служит ключом к разгадке каких-нибудь тайн».

«А жаль! – отозвалась Уэйнесс. – Вилла «Лукаста» полна тайн, хотя все они могут быть составными частями одной головоломки».

«О каких тайнах вы говорите?»

«Например, о поведении Ирены Портильс. Утром она выходит из дома собранная, аккуратная и холодная, как ледышка. После работы она возвращается в ужасном настроении, с осунувшимся, покрытым розовыми пятнами лицом».

«Я заметил нечто в этом роде. В сложившихся обстоятельствах не хотел бы высказывать догадки. Возможно, имеет место незначительная проблема медицинского характера».

«А дети? Меня просто поражает, насколько они изменились за те несколько дней, что я с ними провела. Не могу сказать с уверенностью, но мне кажется, что теперь они гораздо лучше понимают, что вокруг них происходит, быстрее реагируют, внимательнее слушают. Лидия много говорит, когда на нее находит особое настроение, и я ее понимаю – в какой-то степени. По меньшей мере, она сама хорошо понимает, о чем говорит. Сегодня – и это был настоящий триумф – она ответила на несколько моих вопросов, вполне разумно. Мирон притворяется, что ничего не замечает, но он наблюдателен и все время думает. В целом он предпочитает безмятежную отстраненность и свободу воображаемых внутренних миров. Иногда, однако, он интересуется тем, чем я занимаюсь с его сестрой – надеюсь, что рано или поздно он к нам присоединится».

«А что обо всем этом думает Ирена?»

«Я говорила с ней сегодня и поделилась примерно теми же соображениями. Она только пожала плечами и ответила, что у детей часто меняется настроение, и что их не следует слишком возбуждать. Иногда у меня возникает такое ощущение, что она хочет, чтобы они оставались молчаливыми, лишенными всякой энергии и неспособными жаловаться».

«Весьма распространенное явление».

«Вчера я принесла детям бумагу, картинки и карандаши, чтобы учить их читать. Мирон сразу уяснил себе суть процесса, но быстро соскучился и перестал реагировать. Лидия написала слово «КОТ», когда я показала ей картинку с изображением кошки, после чего Мирон, уступив моим настояниям, сделал то же самое с выражением презрительного безразличия. Ирена считает, что я теряю время зря, так как дети никогда не проявляли желания читать.

Мы изготовили воздушного змея и запустили его, что развеселило и сестру, и брата. А потом змей упал и сломался, что их очень огорчило. Я обещала им скоро сделать еще одного змея, но только после того, как они научатся читать. Мирон недовольно хмыкнул – это был первый звук, который он издал в моем присутствии. Когда Ирена вернулась с работы, я хотела, чтобы Лидия прочла ей несколько слов, но Лидия будто перестала меня слышать. Вот тогда Ирена и сказала, что я теряю время. А потом она сказала, что завтра, в воскресенье, госпожа Клара должна уехать по каким-то делам, а Ирена будет заниматься детьми весь день – купать их, готовить им воскресный обед и так далее. Она считает, что мое присутствие ей помешает, и попросила меня не приходить».

Оливано удивился: «Купать? Готовить обед? На это не уйдет весь день – два-три часа, не больше. А все остальное время Ирена проведет с детьми наедине, и никакая Марина не будет знать, что происходит». Психиатр погладил подбородок: «Никаких особых посетителей у нее не может быть – об этом бы знал весь городок. Скорее всего, она просто хочет от вас избавиться».

«Я ей не доверяю. Сомневаюсь, что это ее родные дети – они на нее совершенно не похожи».

«Любопытное наблюдение! Истину, между прочим, установить нетрудно». Оливано снова погладил подбородок: «Мы брали у детей анализы крови, чтобы проверить, нет ли у них каких-нибудь генетических нарушений. Разумеется, никаких нарушений мы не нашли – их поведение остается одной из тайн виллы «Лукаста». Вы звоните из гостиницы?»

«Да».

«Я перезвоню вам через несколько минут».

Экран погас. Уэйнесс подошла к окну и выглянула на площадь. В субботу вечером все население Помбареалеса, независимо от общественного положения, наряжалось в самые лучшие костюмы и отправлялось на прогулку. Подчиняясь строгим предписаниям местной моды, молодые люди носили черные брюки в обтяжку и рубашки сочных темных тонов – красновато-коричневые с полосами цвета глубокой морской воды и темно-желтые с темно-синими полосами, причем их кушаки обязательно были того же цвета, что и полосы рубашки. Самые галантные головорезы носили широкополые черные шляпы с низкой тульей, залихватски сдвинутые на лоб, набекрень или назад, в зависимости от настроения владельца. Девушки носили доходившие до колен платья с короткими рукавами и прикалывали к волосам цветы. Откуда-то доносились звуки веселой музыки. «Жизнь кипит ключом посреди пампы!» – подумала Уэйнесс.

Звонок заставил ее поспешить к телефону. На экране снова появился Оливано, теперь несколько озабоченный: «Я поговорил с Иреной. Она не смогла назвать никаких убедительных причин, по которым вам не следовало бы приходить к детям завтра. Я объяснил ей, что вы сможете посещать виллу «Лукаста» лишь на протяжении ограниченного срока, и что детям было бы полезно проводить с вами как можно больше времени. Она ответила, что не может ничего возразить, если таково мое профессиональное мнение. Таким образом, вы можете продолжать ежедневные посещения».

Утром Уэйнесс явилась к детям в обычное время. Дверь открыла Ирена.

«Доброе утро, госпожа Портильс!» – приветствовала ее Уэйнесс.

«Доброе утро, – холодно и отчетливо отозвалась Ирена. – Дети еще в постели, сегодня они неважно себя чувствуют».

«Как же так? Что случилось?»

«По-моему, они съели что-то несвежее. Вы, случайно, не давали им конфеты или какое-нибудь печенье?»

«Я принесла им несколько маленьких кексов с кокосовым жмыхом, это правда. Но я их тоже ела, и у меня они не вызвали никакого расстройства».

Ирена только кивнула, будто убедившись в справедливости своих подозрений: «Боюсь, что сегодня они не смогут ни заниматься, ни играть. Очень сожалею».

«Не следует ли мне все-таки провести с ними какое-то время?»

«Не вижу, каким образом ваше посещение могло бы принести им пользу. Они плохо спали всю ночь, и теперь их лучше не тревожить».

«Я понимаю».

Ирена приготовилась закрыть входную дверь: «Доктор Оливано упомянул, что его эксперимент не затянется надолго. Когда именно он закончится?»

«Определенная дата еще не назначена, – вежливо ответила Уэйнесс. – Все зависит от результатов моей работы».

«Вам ненормальные дети, наверное, здорово надоели, – предположила Ирена. – Мне-то уж точно все это надоело. Что ж, можете идти. Пусть дети слегка поправятся, и завтра вы сможете продолжить свои занятия».

Ирена отступила в тень прихожей, и дверь закрылась. Уэйнесс медленно повернулась и пошла обратно в гостиницу.

Полчаса она сидела в фойе, хмуро оглядываясь по сторонам; ей хотелось позвонить доктору Оливано, но ее останавливали несколько соображений. Во-первых, в воскресенье утром Оливано лучше было не беспокоить по пустякам. Во-вторых... были и другие причины.

Несмотря ни на что, в конце концов Уэйнесс решила позвонить психиатру, но ей ответил бесстрастный голос, сообщивший, что доктора нет дома. Уэйнесс отвернулась от телефона, испытывая смешанное чувство разочарования и облегчения – и в то же время горячий прилив необъяснимого гнева. Ее необычайно раздражала Ирена Портильс.

Вечером следующего дня Уэйнесс снова позвонила доктору Оливано. Рассказав о своем воскресном разговоре с Иреной, она перешла к событиям понедельника: «Когда я пришла туда утром, я не знала, чего ожидать – но то, что я увидела, меня очень удивило. Дети уже встали, оделись и завтракали. Они были какие-то вялые, почти коматозные, и почти не обратили на меня никакого внимания, когда я их поприветствовала. Ирена наблюдала за мной из кухни. Я притворилась, что не замечаю ничего необычного, и продолжала сидеть с детьми, пока они не кончили есть. Как правило, после завтрака им всегда не терпелось выйти на улицу, но в этот раз им было явно все равно.

Так или иначе, мы вышли на улицу. Я попробовала заговорить с Лидией, но она только на меня взглянула и отвернулась. Мирон сидел на бортике песочницы и что-то чертил палкой на песке. Короче говоря, все улучшения исчезли – их состояние даже ухудшилось, и я не понимаю, в чем дело.

Когда Ирена вернулась с работы, она ожидала, что я буду ее расспрашивать о состоянии детей, но я только отметила, что Мирон и Лидия, по-видимому, еще не совсем поправились. Ирена с этим согласилась и прибавила: «На них всегда что-нибудь находит, я уже привыкла». Вот такие дела».

«Черт побери! – выругался Оливано. – Вам следовало позвонить мне вчера утром».

«Я звонила, но вас не было».

«Разумеется – я уехал в институт! А Суфи занималась с учениками».

«Прошу прощения. Кроме того, я боялась вас потревожить утром в воскресенье».

«Сегодня вы меня достаточно встревожили. Тем не менее, нам удалось кое-что узнать. Что именно, я еще толком не понял». Психиатр помолчал несколько секунд: «В среду я туда приеду, как обычно. Продолжайте посещения и позвоните мне завтра вечером, если произойдет что-нибудь заслуживающее внимания. По сути дела, позвоните в любом случае».

«Хорошо, я так и сделаю».

Во вторник день прошел без особых происшествий. Уэйнесс показалось, что дети стали не такими вялыми и унылыми, но качества, которые она начинала в них замечать раньше – живость, непосредственность восприятия – были все еще подавлены.

После полудня стало прохладно – Солнце скрылось за плотной серой пеленой, с гор подул пронизывающий ветер. Дети сидели на диване в гостиной. Лидия вертела тряпичную куклу, а Мирон теребил обрывок бечевки. Госпожа Клара вышла в пристройку с корзиной грязного белья – приготовления к стирке должны были занять у нее не меньше пяти минут. Уэйнесс вскочила и беззвучно взбежала вверх по лестнице. Дверь в комнату Ирены была закрыта. Сердце Уэйнесс часто билось – она открыла дверь и заглянула внутрь. В обстановке комнаты не было ничего особенного – кровать, сундук с несколькими ящиками, письменный стол. Уэйнесс сразу бросилась к столу. Открыв один ящик, она стала просматривать содержимое, но торопилась – время шло слишком быстро. С каждой секундой напряжение росло и уже становилось невыносимым. Шипя от досады, Уэйнесс закрыла ящик и бегом вернулась в гостиную. Мирон и Лидия наблюдали за ней без любопытства – невозможно было понять, о чем они думали; возможно, мир представлялся им не более чем туманным сочетанием цветных пятен. Уэйнесс присела на диван и раскрыла книжку с картинками; сердце ее все еще тяжело стучало, все еще существо дышало огорчением и гневом. Она осмелилась сделать вылазку на вражескую территорию – и все закончилось ничем.

Через пятнадцать секунд госпожа Клара вернулась и заглянула в гостиную. Уэйнесс даже не повернула голову. Скривив рот в своей вечной подозрительной усмешке, старуха зорко обвела глазами помещение и ушла по своим делам. Уэйнесс глубоко вздохнула. Неужели Клара что-то услышала? Или она просто нутром почувствовала непорядок? Одно было совершенно ясно – в присутствии госпожи Клары плодотворные поиски в этом доме были невозможны.

Вечером Уэйнесс позвонила доктору Оливано. Она сообщила, что состояние Мирона и Лидии, все еще апатичное, несколько улучшилось: «То, что с ними случилось в воскресенье, как будто рассеивается, но очень медленно».

«Мне будет любопытно взглянуть на них завтра».

9

В среду, в одиннадцать часов утра, доктор Оливано нанес регулярный визит обитателям виллы «Лукаста». Он нашел Уэйнесс и Мирона с Лидией на площадке у дома. Дети были заняты лепкой, изготовляя из пластилина животных, изображенных в книжке, раскрытой перед ними на столе.

Оливано приблизился. Дети взглянули на него и продолжали свое занятие. Лидия лепила лошадь, а Мирон – черную пантеру. По мнению Оливано, оба они достигли определенных успехов в своем начинании, хотя не проявляли особого энтузиазма.

Уэйнесс приветствовала психиатра: «Как видите, Лидия и Мирон старательно работают. Думаю, что сегодня они чувствуют себя лучше. Разве не так, Лидия?»

Девочка подняла глаза и едва заметно улыбнулась, но сразу же сосредоточилась на пластилиновой фигурке. Уэйнесс продолжала: «Я могла бы задать тот же вопрос Мирону, но сейчас он слишком занят и не ответит. Тем не менее, мне кажется, что он тоже поправляется».

«У них хорошо получается!» – похвалил Оливано.

«Да. Но не так хорошо, как раньше. Теперь они главным образом разминают пластилин и начинают все заново. Вот когда они действительно будут чувствовать себя хорошо, мы увидим самые любопытные вещи. Мирон и Лидия твердо решили больше не предаваться сонным фантазиям...» Уэйнесс замолчала и вздохнула: «У меня такое чувство, будто я делаю им искусственное дыхание».

«Гм! – с иронией отозвался Оливано. – Вы бы посмотрели, с какими субъектами мне приходится иметь дело по десять раз в день. Эти детишки показались бы вам свежими и веселыми, как весенние цветы». Психиатр обернулся к дому: «Насколько я понимаю, Ирена сегодня не пошла на работу?»

Уэйнесс кивнула: «Она здесь. Более того, она следит за нами из окна».

«Хорошо. То, что она сейчас увидит, ее несомненно заинтересует». Психиатр открыл свой чемоданчик и вынул пару небольших прозрачных конвертов. После этого доктор вырвал волосок из шевелюры Лидии, чем вызвал ее немалое удивление, и повторил ту же операцию с шевелюрой Мирона, не проявившего никакой реакции. Оливано положил волоски в конверты, наклеил на конверты ярлыки и надписал их.

«Зачем вы мучаете детей?» – спросила Уэйнесс.

«Я их не мучаю, я занимаюсь научным исследованием», – возразил Оливано.

«Разве это не одно и то же?»

«Нет, по меньшей мере в данном случае. Волосы растут кольцевыми слоями, как деревья, впитывая при этом различные вещества, содержащиеся в крови, и становятся своего рода стратиграфическими записями. Мы эти волосы проанализируем».

«Вы ожидаете обнаружить что-то определенное?»

«Не обязательно. Некоторые наркотики не поглощаются волосами или не накапливаются в отдельных слоях. Тем не менее, попытка – не пытка». Оливано повернулся и посмотрел на виллу «Лукаста». Силуэт Ирены отступил от окна, будто она хотела остаться незамеченной.

Психиатр сказал: «Пора побеседовать с Иреной».

«Мне пойти с вами?» – спросила Уэйнесс.

«Думаю, ваше присутствие окажется полезным».

Они подошли к входной двери, и Оливано нажал кнопку звонка. Через некоторое время Ирена открыла дверь: «Да?»

«Можно войти?»

Ирена молча повернулась и провела их в гостиную. Там она остановилась и продолжала стоять: «Почему вы выдергиваете волосы у детей?»

Оливано объяснил процесс анализа и причины его проведения. Ирена была явно недовольна: «Разве это необходимо?»

«Не могу сказать с уверенностью, пока не узнаю результаты анализа».

«Вы уклоняетесь от прямого ответа».

Оливано рассмеялся и огорченно покачал головой: «Если бы у меня были точные данные, я оповестил бы вас об этом в первую очередь. А теперь я хотел бы затронуть другой вопрос, касающийся общей гигиены. Может быть, вам уже говорили, что в Помбареалесе на прошлой неделе обнаружили поливирус XAX-29. Он не слишком опасен, но может вызывать неприятные симптомы у людей, лишенных соответствующих антител. Я могу быстро определить, есть ли у вас иммунитет к этой инфекции». Оливано вынул из кармана небольшой прибор: «Требуется лишь простой анализ крови. Позвольте...» Он сделал шаг вперед и, прежде чем Ирена успела возразить или отступить, прижал прибор к ее предплечью: «Вот и хорошо! Результаты будут получены завтра. Тем временем не беспокойтесь – вероятность заражения очень невелика, хотя предосторожность никогда не помешает».

Ирена стояла, потирая предплечье; ее черные глаза блестели на морщинистом лице.

«Пожалуй, на сегодня это все, – вежливо поклонился доктор Оливано. – Марина уже получила указания – по существу те же, что и раньше».

Ирена презрительно фыркнула: «Она день-деньской играет с детьми и больше ничего не делает».

«Это именно то, что им нужно – детям нельзя позволять надолго погружаться в сны наяву и жить только в мире фантазии. Похоже на то, что в воскресенье у них начался новый приступ апатии, но теперь он проходит, и я хотел бы сделать все возможное, чтобы такие приступы больше не повторялись».

Ирена не смогла ничего возразить, и Оливано удалился.

Прошла неделя. В пятницу вечером Оливано позвонил в гостиничный номер Уэйнесс: «Какие у вас новости? Что происходит у Ирены Портильс?»

«Ничего особенного – хотя дети уже почти оживились. Лидия снова разговаривает, а Мирон ограничивается какими-то необъяснимыми жестами. Они оба читают: Лидия не хуже других детей, а Мирон запоминает всю страницу с первого взгляда».

«Такие случаи известны».

«Я заметила еще кое-что – в высшей степени любопытное обстоятельство. Мы пошли прогуляться по пампе, и Лидия нашла красивый белый камешек. Сегодня утром она не могла его найти – потому что я по ошибке положила его в коробку с точилками для карандашей. Лидия повсюду искала свой камешек, его потеря ее явно огорчала. В конце концов она пожаловалась Мирону: «Мой белый камень пропал!» Мирон посмотрел по сторонам, направился прямо к коробке с точилками, открыл ее и бросил камешек Лидии в руки. Это Лидию нисколько не удивило. Я спросила ее: «Как Мирон узнал, что камешек в коробке?» Но она только пожала плечами и пошла рассматривать книжку с картинками. Позже, когда дети пошли в столовую обедать, я спрятала красный карандаш Мирона в песке, в углу песочницы. После обеда дети вышли на двор. Мирон начал рисовать, но его красный карандаш исчез. Мирон посмотрел по сторонам, направился прямо к песочнице и сразу вынул карандаш из песка. А потом он посмотрел на меня с очень странным выражением, как будто, по его мнению, я глупо пошутила или потеряла рассудок. Я чуть не рассмеялась. Но на самом деле в этом нет ничего смешного. Получается, что Мирон, способный делать разные удивительные вещи, к довершение ко всему еще и ясновидец!»

«Нечто подобное упоминается в литературе, – с сомнением ответил Оливано, – но авторы, как правило, остерегаются делать окончательные выводы. Способности такого рода проявляются очень редко; говорят, они достигают максимума в период полового созревания, а затем идут на убыль». Психиатр задумался и прибавил: «Я не хотел бы заниматься этим вопросом профессионально, и вам посоветовал бы держать свои мысли по этому поводу при себе. Не следует подчеркивать обстоятельства, на основании которых можно было бы заключить, что Мирон еще ненормальнее, чем мы думали раньше».

Несмотря на уравновешенность и бесстрастность замечаний психиатра – а может быть именно потому, что они были чрезмерно уравновешены и бесстрастны – Уэйнесс не могла не возразить: «Но Мирон не сумасшедший! Да, у него есть свои странности, а его попытки сохранять достоинство могут кому-то показаться смешными, но в конечном счете он чувствительный, послушный и во всех отношениях милый мальчуган!»

«Ага! Еще неизвестно, кто из вас кого обвел вокруг пальца!»

«Я к нему привязалась – боюсь, что вы правы».

«Тогда, может быть, вам будет небезынтересно узнать, что Мирон и Лидия, будучи несомненно братом и сестрой, детьми Ирены Портильс ни в коем случае быть не могут. Их генетический материал с ней несовместим».

«Я ничего другого и не ожидала, – отозвалась Уэйнесс. – А что вам поведали кольцевые слои волос?»

«Результатов анализа еще нет, но я должен их получить к среде. Не знаю, удалось ли мне обмануть Ирену рассказом о вирусе, но придется, по-видимому, продолжать в том же духе и заверить ее, что она вне опасности и может не делать прививки. Кроме того, я ей скажу, что в воскресенье вы должны будете помогать мне в институте, и если в следующий понедельник у детей снова будет заметна апатия, даже если рецидив окажется не столь интенсивным, вы должны будете немедленно меня вызвать – я не хочу повторения их психологического срыва».

Выходные дни прошли без особых происшествий. Как обычно, в среду утром доктор Оливано подъехал на автомобиле к вилле «Лукаста». Начинался еще один прохладный день – бледный солнечный свет едва пробивался сквозь высокую дымку, и со склонов Анд дул настойчивый порывистый ветер. Уэйнесс и дети, привыкшие к прихотям местной погоды, сидели за столом на дворе. Сегодня Мирон и Лидия сидели вместе, рассматривая картинки в книжке, изображавшей всевозможных диких животных, земных и неземных.

«Всем привет! – энергично воскликнул Оливано. – Чем мы сегодня занимаемся?»

«Изучаем Вселенную снизу доверху, – доверительно сообщила Уэйнесс. – Мы разглядываем картинки и разговариваем. Лидия иногда читает, что написано в книжке, а Мирон рисует иллюстрации – когда он не ленится, у него хорошо получается».

«Мирон все может», – коротко сказала Лидия.

«Нисколько не сомневаюсь! – отозвался Оливано. – Тебе тоже не откажешь в сообразительности».

«Лидия уже хорошо читает», – заметила Уэйнесс и показала пальцем на картинку: «Это кто, Лидия?»

Девочка удивленно посмотрела на нее: «Здесь написано «лев»».

Уэйнесс взяла книжку, повернула страницу, закрыла картинку ладонью и спросила: «А на этой странице кто?»

«Не знаю. Здесь написано «тигр», но я не могу сказать, кто на картинке».

«Ты совершенно права! Авторы могли ошибиться и написать «тигр» под картинкой, изображающей зайца. Но в этот раз они не соврали – на картинке действительно тигр».

«А как насчет Мирона? – спросил психиатр. – Он тоже читает?»

«Еще как – лучше нас с вами! Мирон, будь хорошим мальчиком, прочти нам что-нибудь».

Мирон с сомнением наклонил голову и ничего не сказал.

«В таком случае покажи мне зверя, который тебе нравится».

Сначала Мирон, казалось, пропустил просьбу мимо ушей, но через несколько секунд стал внезапно листать страницы и показал картинку, изображавшую оленя на фоне заснеженных гор.

«Красивый зверь, спору нет!» – похвалил Оливано. Уэйнесс обняла худые плечи Мирона: «Ты у нас самый умный!»

Уголки рта Мирона чуть приподнялись.

Лидия взглянула на картинку: «Это «олень»».

«Правильно! Что еще ты можешь прочесть?»

«Что угодно».

«Неужели?»

Лидия раскрыла книгу и стала прочла заголовок:

«Негодник Родни»

«Очень хорошо, – кивнула Уэйнесс. – А теперь прочти нам эту историю».

Лидия наклонилась над книгой и стала быстро читать:

«Жил-был мальчик по имени Родни. У него была плохая привычка. Он рисовал прямо в книжках с картинками. Однажды он зачеркнул черными загогулинами красивую морду саблезубого тигра. Сам того не зная, он совершил большую ошибку, потому что книжка принадлежала волшебнице. Волшебница сказала: «Ты испачкал мою книжку, Родни! Теперь у тебя будут клыки, как у этого бедного тигра, которому ты зачеркнул морду».

У Родни изо рта тут же выросли два больших клыка. Клыки были такие длинные и кривые, что, когда Родни опускал голову, они упирались ему в грудь. Родители Родни очень огорчились, но зубной врач сказал, что у мальчика здоровые клыки без единого дупла, и что ему уже не потребуется мост для их выпрямления. Он посоветовал Родни хорошо чистить клыки каждый день и аккуратно вытирать их салфеткой после еды».

Лидия отложила книгу: «Я больше не хочу это читать».

«Интересная история, – заметила Уэйнесс. – Надо полагать, Родни с тех пор больше не зачеркивал картинки в книжках».

Лидия кивнула и вернулась к разглядыванию картинок.

«Потрясающе! – сказал психиатр, с искренним удивлением глядя на Уэйнесс. – Как вам это удалось?»

«Мне не пришлось ничего делать, по сути дела. Они всему сами научились. Я просто их хвалила и обнимала, им это явно нравится».

«Да-да, – пробормотал Оливано. – Кому бы это не понравилось?»

«Подозреваю, что они уже давно умели читать. Мирон, ты все это время читал, но так, чтобы никто не догадывался, правда?»

Мирон что-то рисовал на листе цветной бумаги. Он покосился на Уэйнесс, но промолчал и продолжал рисовать.

«Если не хочешь говорить, может быть, ты напишешь что-нибудь на зеленой бумаге?» – Уэйнесс положила перед ним бумагу.

И снова Мирон покосился на нее. Увидев, что Уэйнесс улыбается, он взял карандаш и быстро написал: «Нет, раньше мы не умели читать. Это проще шахмат. Но я еще не знаю многих слов».

«Этот пробел мы устраним – может быть, даже сегодня. А теперь покажи доктору Оливано, как ты умеешь рисовать».

Мирон начал рисовать без всякого энтузиазма, пользуясь разноцветными карандашами. Потом он взял фломастеры и нанес несколько мазков – то в одном месте, то в другом. На бумаге появилось изображение гордого оленя с великолепной парой рогов, на фоне пейзажа, напоминавшего пейзаж из книжки, но отличавшегося многими деталями. Рисунок был более уверенным, а цвета – более живыми, чем в книжке.

«Невероятно, поразительно! – Оливано был потрясен. – Мирон, ты гений».

«Я тоже умею рисовать», – обиделась Лидия.

«Конечно, умеешь! – откликнулась Уэйнесс. – Ты у нас чудесное маленькое создание!»

Краем глаза Уэйнесс заметила, что Ирена наблюдала за ними из окна.

«За нами следят», – сообщила она психиатру.

«Знаю. Все это необходимо с ней обсудить».

Плечи Лидии опустились: «Я не хочу больше принимать лекарство».

«Какое лекарство?» – живо осведомился Оливано.

Лидия смотрела на угрожающе высокую горную цепь: «Иногда, когда дует ветер, я хочу убежать, и тогда они дают нам лекарство, и везде становится темно, и мы от всего устаем».

«Мы позаботимся о том, чтобы вам больше не давали это лекарство, – мрачно сказал Оливано. – Не следует, однако, далеко бегать, когда дует ветер».

«Ветер гонит облака, и птицы летают боком. Перекати-поле бежит по дороге, а потом скачет по кочкам в пампе».

«Лидия считает, что она должна присоединиться к облакам, птицам и перекати-полю», – пояснила Уэйнесс.

Лидию это замечание рассмешило: «Нет, Марина! Ты говоришь глупости».

«А тогда зачем ты бежишь?»

Лидия ответила медленно, с трудом: «Сперва дует ветер, и я знаю, что все начинается. Я слышу далекие голоса. Они зовут. Они говорят...» – тут голос девочки стал низким и гулким: «Уиирууу! Уиирууу! Где ты? Уиирууу!» Они зовут – из-за гор, с неба. Мне становится хорошо и страшно, и я бегу в темноту».

«А ты знаешь, кто тебя зовет?» – спросила Уэйнесс.

«Может быть, старые, старые люди с желтыми глазами?» – неуверенно предположила Лидия.

«А Мирон тоже их слышит?»

«Мирон от них злится».

«Бегать в темноте нехорошо, с этой привычкой придется расстаться, – строго сказал Оливано. – Темной ночью, когда с гор дует холодный сильный ветер, ты можешь потеряться и упасть в каменистую ложбину, заросшую колючками, и сломать себе шею. И больше не будет Лидии, и каждый, кто тебя любит, ужасно расстроится».

«Я тоже ужасно расстроюсь», – пообещала Лидия.

«Несомненно. Так что ты обещаешь больше не бегать в темноте?»

Лидия взволновалась: «Но они все равно будут звать!»

«Я, например, не бегу каждый раз, когда меня кто-нибудь зовет», – возразила Уэйнесс.

«Правильно! – похвалил Оливано. – И ты тоже должна держать себя в руках».

Лидия медленно кивнула, будто соглашаясь рассмотреть сложное и сомнительное предложение.

Психиатр повернулся к Уэйнесс: «Настало время побеседовать с Иреной. Сегодня придется обсудить очень серьезные вопросы».

«По поводу волос?»

Оливано кивнул: «Похоже на то, что мне скоро придется принимать неприятные решения. Это всегда трудно».

Уэйнесс встревожилась: «Какого рода решения?»

«Еще не знаю наверняка. Я жду отчета о результатах некоторых анализов», – психиатр направился к входной двери. Ирена молча впустила их в дом.

Доктор Оливано напустил на себя профессионально-заботливый вид: «Рад вам сообщить, что вирус больше не опасен – новых случаев заражения не было».

Ирена сухо кивнула: «Я сегодня очень занята, и если это все...»

«Не все, – прервал ее Оливано. – По сути дела, необходимо обсудить еще несколько вещей. Присядем, если вы не против?»

Ирена молча отвернулась и прошла в гостиную. Оливано и Уэйнесс последовали за ней и осторожно присели на край дивана. Ирена продолжала стоять.

Оливано тщательно выбирал слова: «По поводу детей. Прогресс, который они демонстрируют в последнее время, можно назвать только феноменальным. Трудно сказать, чья именно это заслуга, но детям несомненно нравится общество Марины, и ей удалось вывести их из состояния постоянной замкнутости».

«Может быть, это полезно, – резко ответила Ирена. – Но меня предупреждали, что у них маниакальные наклонности, и что их не следует перевозбуждать».