Текст книги "Князья тьмы. Пенталогия"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 77 (всего у книги 81 страниц)

О соблюдении запретов, относившихся к полетам в воздушном пространстве кантона Мониш, явно никто не беспокоился – перестал о нем беспокоиться и Герсен. Примерно через час после полудня «Трепетнокрылый Фантамик» спустился из низко нависшей тучи на опушку леса за фермой семьи Хардоа. Памятуя о затруднениях, с которыми ему пришлось столкнуться раньше, Герсен тщательно вооружился, после чего задраил люк звездолета и вышел из леса на открытое пространство. Справа блестел большой пруд, слева простиралось поле, когда-то обрабатывавшееся родителями Нимпи Клидхо. По мере того, как Герсен приближался к Помещичьей Ферме, Ледезмус Хардоа вышел из амбара с ведром птичьего корма; вытряхнув корм в курятник, он вернулся в амбар.

Герсен подошел к двери фермерского дома и постучал.

Дверь сдвинулась в сторону; в проеме появилась высокая тощая фигура Ребы Хардоа. Она смерила Герсена с головы до ног непонимающим взглядом.

Герсен вежливо поздоровался и сказал: «Сегодня я осмелился потревожить вас в связи с профессиональным поручением. Мне нужны кое-какие дополнительные сведения. Само собой, я готов заплатить за время, которое вы могли бы мне уделить».

Реба Хардоа нервно выпалила: «Сейчас господина Хардоа нет дома. Он уехал в поселок».

Ледезмус снова вышел из амбара и заметил Герсена. Поставив ведро на землю, он проковылял по заднему двору к крыльцу: «Так вы вернулись, а? Вы слышали, что наделал Ховард?»

«Нет. Что случилось?»

Ледезмус хохотнул и вытер рот тыльной стороной руки: «Может быть, мне не следует смеяться, но Ховард окончательно спятил – завалился на встречу бывших одноклассников с бандой головорезов и заставил всех плясать под свою дудку. Свел старые счеты, как говорится».

«Ужасно, просто ужасно! – взвыла Реба Хардоа. – Он оскорбил ван Буйеров, унизил Блоя Садальфлури и устроил неимоверные пакости! Нам стыдно за непристойные проделки нашего сына – что еще я могу сказать?»

«Не унывай по этому поводу, мама, – успокоил ее Ледезмус, – ничего страшного. По правде говоря, я только усмехаюсь, когда мне рассказывают, как Ховард накуролесил в школе. Кто бы мог подумать, что мой братец окажется таким злопамятным прохвостом?»

«Он нас опозорил! – воскликнула Реба. – Твой отец до сих пор пытается как-то уладить отношения с лучшими семьями кантона».

«Отцу не в чем себя обвинить, – возразил Ледезмус. – Ховард давно не имеет к нам никакого отношения».

«Я тоже так считаю, – согласился Герсен. – Очень жаль, что он навлек на вас незаслуженные порицания».

«Приходя в Храм Наставлений, я не знаю, куда спрятаться – все на меня смотрят и судачат», – пожаловалась Реба.

«А ты их не бойся, – посоветовал Ледезмус. – Пригрози, что в случае чего позовешь Ховарда, и он их снова проучит. Они живо заткнутся и станут паиньками».

«Ты с ума сошел! Тебе бы все шутки шутить. Лучше предоставь этому господину нужные ему сведения – он готов за них заплатить».

«Неужели? Что вас интересует на этот раз?»

«Ничего особенного. Вы упомянули об одном приятеле Ховарда, по имени Нимпи Клидхо».

«Было дело. Что с того?»

«Что случилось с Нимпи? Где он теперь?»

Ледезмус нахмурился и посмотрел на унылый маленький дом под двумя чахлыми джинсоками, за заброшенным соседним полем: «Клидхо... Странная у них была семья, инопланетного племени. А старик Клидхо, тот был самый чудной из всех – что не удивительно, конечно, ведь это он служил мармелизатором в приходе Флютера. Уж не помню точно, как все это было, но им очень не понравилось, что Ховард поколотил Нимпи и обвинял его в краже своей драгоценной книжонки. Мамаша Нимпи, госпожа Клидхо, даже пришла к отцу жаловаться, после чего отец устроил Ховарду головомойку. А тот сбежал в космос, чтобы сделать карьеру – и добился успеха, как мы теперь видим».

«Ледезмус, как ты можешь так говорить? Его кошмарное хулиганство навлекло на нас позор!»

Ледезмус только рассмеялся: «Жаль, что я не побывал на вечеринке в лицее! Только представьте себе Мэддо Страббинса, сидящего голой задницей на льду! Такой редкостной картиной я не прочь был бы полюбоваться».

«Так что же случилось с Нимпи?» – напомнил Герсен.

«Семья Клидхо уехала, и мы больше их не видели».

«Куда они уехали?»

«Мне они ничего не говорили», – Ледезмус повернулся к матери: «А тебе?»

«Они вернулись туда, откуда прилетели, – Реба Хардоа ткнула большим пальцем вверх. – Когда прежние владельцы фермы Клидхо умерли, кто-то связался с их инопланетной родней, и сюда прибыли родители Нимпи. Это было еще до того, как ты родился. Мы с ними редко общались, в чем нас трудно упрекнуть, учитывая род занятий старого Клидхо».

«Городской потрошильщик и мармелизатор», – с отвращением обронил Ледезмус.

Реба Хардоа содрогнулась и повела костлявыми плечами: «Все там будем – нарушай Наставления или соблюдай, смерти все равно. И все же, кто возьмется быть мармелизатором, кроме человека низкого происхождения или с другой планеты?»

Из города вернулся Адриан Хардоа. Увидев Герсена, он остановился, с подозрением переводя взгляд с одного лица на другое: «Что тут происходит? Ховард опять что-нибудь натворил?»

«Еще не успел, – отозвался Герсен. – Мы обсуждаем ваших соседей, семью Клидхо».

Адриан крякнул, жестом пригласил всех зайти в дом и бросил шляпу на софу: «Неважнецкие были людишки, безродные. Все у них из рук валилось, да и сынок ростом не вышел. Мелкота, короче говоря. Хорошо, что они уехали».

«А куда они уехали?»

«Кто знает? Куда-то к черту на кулички, на другую планету».

«Разве ты не помнишь? – вмешалась Реба. – Старый Ото говорил, что возвращается в родные места».

«Что-то такое припоминаю».

«А где его родные места, откуда он родом?» – спросил Герсен.

Адриан Хардоа недружелюбно покосился на гостя: «Семья Хардоа – прямые потомки дидрама Флютера. Я – работал инструктором в колледже, моя мать – из рода Биствайдеров, а отец моей матери был Двинт в девятнадцатом поколении! Ото Клидхо зарабатывал на жизнь потрошением трупов и слышать не хотел ни о каких Наставлениях. Следует ли, на этих основаниях, считать меня его закадычным приятелем?»

«Ни в коем случае!» – поспешил признать Герсен.

Адриан угрюмо кивнул: «Пойдите, полюбуйтесь на мармели. Старший Клидхо – тот, чью землю унаследовал Ото – все еще красуется на кладбище. Там, на табличке, сказано, откуда он родом».

«Вот, правильно! – воскликнул Ледезмус. – У отца всегда найдется ответ, он не подведет!»

Ледезмус и Герсен отправились в город на старом автофургоне семьи Хардоа. По дороге Ледезмус распространялся по поводу безобразных проделок Ховарда на встрече одноклассников. Жестокости брата явно не вызывали у него ни стыда, ни сожаления – он то и дело фыркал от смеха.

Остановив фургон у церкви, Ледезмус провел Герсена на кладбище, пробираясь в толпе застывших мертвецов с беззаботными прибаутками старого знакомого: «Тут собрались покойники из рода Хардоа и прочие потомки дидрамов. А там, в сторонке – всякие инородцы и субъекты с сомнительной репутацией».

Начинало смеркаться. Ледезмусу и Герсену приходилось нагибаться, чтобы прочесть надписи на пьедесталах застывших мумий. Таблички напоминали забывчивым представителям будущих поколений об именах усопших, упорно не желавших раствориться в бездне безвестности: «Кассиде... Хорнблат... Дадендорф... Люп... Клидхо...».

Герсен протянул руку: «Вот кто-то из семьи Клидхо».

«Это, кажется, мать старого Ото Клидхо, точно не помню. Ага! Здесь у нас имеется Люк Клидхо, он-то и был первым владельцем их фермы. А вот и ответ на ваш вопрос: «Родился на далекой планете Заповедный Бетюн в созвездии Вóрона – в мире, лишенном благодати Наставлений. Уже в молодости отличился в качестве гида, сопровождавшего экскурсии, и прилежным трудом заслужил пост инспектора заболеваний диких животных, а затем и должность первого заместителя таксидермиста. По прибытии в Блаженный Приют с тем же похвальным прилежанием обрабатывал землю, благодаря чему содержал семью из нескольких человек, хотя, к величайшему сожалению, никто из них не прислушался к Наставлениям дидрамов». Как раз то, что вы искали!» – торжествующе заявил Ледезмус.

Возвращаясь по кладбищу к церкви, Герсен случайно заметил мармель девушки – почти еще девочки. Она стояла, настороженно выпрямившись и чуть наклонив голову набок, словно прислушивалась к далекому звуку, голосу или птичьему пению. Статую-мумию, босую и простоволосую, одели в скромное длинное платье. На табличке пьедестала было написано: «Зейда Мемар, несчастное дитя, покинувшее этот мир и любящих родителей в пору первого цветения. Увы! Что может быть печальнее судьбы этой бедной девушки?»

Герсен привлек внимание Ледезмуса к мармелю Зейды: «Вы что-нибудь помните об этой истории?»

«Помню, как же! Во время школьного пикника она ушла в лес, а потом ее нашли в Хурмяном озере. Красавица, каких мало – никто так и не понял, с чего она утопилась».

Солнце уже скрылось за вереницей деодаров; молчаливые мармели белели в полумраке.

Ледезмус спохватился: «Пора идти! Здесь лучше не оставаться в темноте».

Глава 15

Выдержка из апокрифа «Ученик аватара» в «Рукописи из девятого измерения»:

«Пьедестал окружало нечто вроде низкой насыпи из накопившихся за десять тысяч лет обломков поверженных памятников лжепророкам. Последний опрокинутый монумент, изображавший Берниссуса, валялся сверху, величественно протянув к небу единственную оставшуюся ногу. Мармадьюк, державшийся поодаль в душной и колючей бурой рясе, прослезился, охваченный сожалением о прошлом.

Но вот уже принесли и воздвигли статую Святейшего Мунгола, дабы толпа восхваляла его.

Воедержец Гортландский взобрался на постамент, воздел руки и воззвал звенящим голосом: «Победа! Наконец и навсегда – победа! Святейший Мунгол, истинный хранитель и защитник земли нашей, возвысился! Так тому и быть, во веки веков! Возрадуемся!»

Ликующая, пляшущая хороводами орда отозвалась гортанными возгласами. Повелители ветров звонко ударяли в щиты сверкающими кольчугой кулаками, брахи-волынщики, раздувая щеки, затянули пронзительные древние псалмы. Нравоблюстительницы в мерцающих полупрозрачных накидках звенели колокольчиками и осеняли себя знамениями, карлики-вефкины прыгали от радости.

Вновь заговорил воедержец: «Свершилось! Парапет охраняют непобедимые венцедоры. Отныне Берниссус – меньше, чем ничто: воспоминание о вонючем нужнике в кошмаре прокаженного!

Но ни слова больше о прошлом! С высоты пьедестала Святейший Мунгол устремил вдохновенный взор в бескрайние просторы вечности. Пусть каждый возьмет свою долю трофеев и прошествует, торжествуя, в родные селения – синее племя на восток, зеленое на запад – а я, с моими кантатурками, вернусь на север!»

Воинство разразилось последним победным кличем и рассеялось – каждый ушел своим путем. Лишь одна группа из семи человек отправилась на юг по Слезоточивой пустоши к Сессету: курносый плечистый увалень и сквернослов Катрес, три ординарных лигона – Шальмар, Бахук и Амаретто, Имплиссимус, кавалер ордена Голубого Керланта, обжора Рорбак и Мармадьюк.

По дороге, посреди пустоши, им повстречался караван из трех фургонов, груженых доверху добром, награбленным в Моландерском аббатстве. Командовал караваном одноглазый проходимец Хорман. Расправа с Хорманом и его подручными была короткой, и банда занялась дележом добычи.

В первом фургоне Мармадьюк обнаружил прелестную Суфрит, некогда мучительно пленившую его сердце на Большом Маскараде. К ужасу и отчаянию Мармадьюка, Катрес настоял на том, чтобы Суфрит считали частью его доли награбленного, и никто другой не посмел ему возражать.

Движимый лукавой предусмотрительностью, Катрес сообщил Мармадьюку: «Так как ты выразил неудовлетворение решением большинства, раздели добычу по своему усмотрению на семь частей, и пусть каждый выберет ту долю, какая ему приглянется».

«В каком порядке будет производиться выбор?»

«По жребию».

Мармадьюк занялся дележом. Суфрит прошептала ему на ухо: «Тебя надули. Тебе не дадут выбирать раньше других на том основании, что ты занимался дележом и мог припасти для себя все самое ценное: тебе достанется то, чем пренебрегут остальные».

Мармадьюк застонал от раздражения. Суфрит продолжала: «Слушай! Сделай меня – только меня – одной долей, остальные сокровища раздели на пять частей, а в последнюю долю отложи три железных ключа Хормана, его сапоги, барабан и прочую рухлядь. Само собой, хлам достанется тебе. Не забудь взять три ключа, остальное выбрось».

Мармадьюк последовал ее совету. Опять же прибегнув к надувательству, похотливый Катрес приобрел право первого выбора и с напускным торжеством объявил Суфрит своей собственностью. Другие выбрали доли, содержавшие золото и драгоценные камни, а Мармадьюку досталось барахло Хормана.

По окончании дележа неожиданно обнаружилось, что тягловые твари сбежали; хуже того, кто-то надрезал ножом бурдюки с водой – в них не осталось ни капли.

Разъяренные сообщники принялись обмениваться обвинениями. «Как мы доберемся до Сессета по выжженной пустоши? Туда еще пять дней пути!» – восклицал Катрес.

«Не беспокойтесь! – заявила Суфрит. – Неподалеку, к югу от дороги, есть родник. Мы дойдем до него еще до захода солнца».

Ворча, уже страдавшие от жажды разбойники взвалили на плечи мешки с награбленным добром и поплелись на юг. В сумерках они пришли к цветущему саду, окруженному высокой чугунной оградой с отравленными острыми навершиями. Единственный вход загораживала чугунная дверь, закрытая на замок, и к этому замку подходил один из ключей Мармадьюка.

«Невероятная удача! – обрадовался Катрес. – Прозорливость Мармадьюка пойдет всем на пользу!»

«Все не так просто, – отозвался Мармадьюк. – Я требую, чтобы мне заплатили за использование ключа. У каждого из вас я возьму лучший из самоцветов».

«Но у меня нет самоцветов! – возмутился Катрес. – Что же, теперь мне придется ночевать снаружи и стать добычей для диких зверей?»

«А что ты можешь предложить?»

«У меня есть только меч, та одежда, что на мне, и рабыня-наложница. Наложницу я не отдам, а с мечом ни один уважающий себя рыцарь с большой дороги никогда не расстается».

«Тогда отдай мне одежду – все до последней нитки».

Катрес разделся и зашел в сад в чем мать родила, чем вызвал насмешки спутников.

«Вас хлебом не корми, дай зубы поскалить! – огрызался Катрес. – Кто будет ночевать сегодня с наложницей? Хорошо смеется тот, кто смеется последний».

Разбойники поужинали фруктами, сорванными с садовых деревьев, и вдоволь напились чистой холодной воды. Затем Катрес отвел Суфрит в кусты, чтобы дать волю сладострастию. Но священная роща была заколдована, и каждый раз, когда Катрес пытался удовлетворить свою похоть, огромная белая летучая мышь, пролетая мимо, отвешивала ему крылом болезненный подзатыльник. В конечном счете Катресу пришлось отказаться от своих намерений, и Суфрит смогла спать спокойно. Голый Катрес, однако, изрядно озяб под прохладным ветром, налетавшим из ночной пустыни.

На следующий день разбойники не смогли найти никаких емкостей, позволявших взять с собой запас воды, но решили продолжить путь на юг. По дороге Катреса донимали палящие лучи солнца, а также острые камни и колючки, впивавшиеся в его незащищенные ступни.

Перед заходом солнца Суфрит привела разбойников к заброшенному монастырю – и здесь один из ключей Мармадьюка снова позволил им проникнуть внутрь.

На этот раз Катресу пришлось расстаться с мечом прежде, чем Мармадьюк позволил ему зайти в монастырь.

Ночью Катрес снова пытался использовать Суфрит в своих непотребных целях, но призрак, выступивший из древней каменной стены, уселся ему на спину и тем самым отвлек Катреса от выполнения его замысла.

Наутро отряд отправился дальше на юг. Катрес страдал – его израненные ступни кровоточили, его искусали насекомые, на его обгоревшей под солнцем спине пузырились волдыри. Тем не менее, Катрес ни на мгновение не отпускал веревку, опоясавшую талию Суфрит.

За час до захода солнца банда спустилась в лощину, быстро становившуюся все глубже и теснее, пока она не превратилась в узкое ущелье, перегороженное каменной лестницей. Ступени поднимались к двери, запертой на замок. Поворот третьего ключа Мармадьюка открыл эту дверь, и снова все входящие отдавали Мармадьюку свои лучшие драгоценности – все, кроме Катреса, который передал Мармадьюку веревку, привязанную к талии Суфрит: «Бери, она твоя! Бери все, что у меня осталось – только дай пройти!»

Мармадьюк тут же отвязал веревку: «Суфрит, ты свободна! Всей душой надеюсь, что ты меня полюбишь, но мечты не сбываются благодаря принуждению».

«Твои мечты сбудутся», – ответила Суфрит, и они взялись за руки.

Разбойники продолжали идти вдоль ущелья. Из пещеры выскочил каменный бес: «Как вы смеете идти по моей тропе? Это частная собственность!»

«Успокойся, – сказала ему Суфрит. – Мы заплатим».

За себя и за Мармадьюка она заплатила мечом и одеждой Катреса. Все остальные расплатились драгоценными камнями – все, кроме Катреса, который закричал: «Взгляни на меня – я гол как сокол! У меня ничего нет, мне нечем платить!»

«В таком случае, – сказал бес, – тебе придется зайти в пещеру».

Другие поспешили вперед, чтобы не слышать леденящие кровь вопли Катреса.

Наконец ущелье вывело их на радующую глаз зеленую равнину. Здесь тропы расходились в нескольких направлениях. Спутники попрощались друг с другом, и каждый пошел своим путем.

Мармадьюк и Суфрит стояли, держась за руки, и раздумывали: куда податься? Одна из троп спускалась в долину, поднималась на пологий холм, а оттуда устремлялась наискось к далекой, знакомой с детства колокольне посреди родного селения... Мармадьюк не верил глазам своим. «Я предпочел бы пойти этой дорогой, – сказал он Суфрит, указывая на колокольню. – Ты не против?»

Суфрит смотрела туда, где скрывалась за горизонтом другая тропа – она вела в хорошо известные ей места, но там ее ничто не привлекало: «Нет, Мармадьюк, я не против».

«Поспешим же, чтобы вернуться до наступления темноты!»

Сказано – сделано. Они радостно побежали домой, догоняя тени, становившиеся все длиннее. За чаем только Пиннаси задавала неудобные вопросы, но Мармадьюк и Суфрит наврали, что прекрасно провели время на праздничном карнавале, и больше ничего объяснять не пришлось».

Впоследствии события этих дней смешались в памяти Герсена, словно затянутые смутной пеленой – сказывались усталость и необходимость непрерывно строить новые планы на развалинах прежних. Ховард Алан Трисонг превратился в недостижимый призрак, издевательски манящий впереди, но вечно ускользающий из рук.

Снова оказавшись в космосе, Герсен подавил в себе стремление направиться в Понтефракт, где он мог бы спокойно размышлять о дальнейших возможностях и, тем временем, сделать знакомство с Алисой Роук удовлетворительно близким.

Вместо этого он достал «Справочник небожителя». Заповедный Бетюн был единственной планетой желтого карлика, звезды 892 сектора Ворона, входившей в группу из дюжины подобных светил. В общей сложности в этом небольшом звездном скоплении находились четырнадцать планет, бесчисленные луны, астероиды и обломки космического мусора, но только на Заповедном Бетюне возникли условия, способствовавшие развитию жизни.

Заповедный Бетюн открыла наводчица Труди Селланд. Ее сенсационное повествование о феноменальных флоре и фауне этой планеты побудило Общество натуралистов немедленно начать переговоры, каковые в конечном счете привели к приобретению Обществом бессрочного права собственности на весь этот мир. Прошли века, на протяжении которых Заповедный Бетюн стал чем-то вроде вивария глобального масштаба.

В «Справочнике небожителя» говорилось:

«В настоящее время Заповедный Бетюн представляет собой любопытное сочетание закрытого для посетителей заповедника, составляющего половину сухопутной территории планеты, в два раза меньшей туристической резервации и занимающей примерно 15% суши так называемой «базы» Общества натуралистов и дюжины других смежных организаций, таких, как «Друзья природы», «Дай покой!», «Взыскательные виталисты», «Церковь жизнеутверждающего Бога», «Сьерра-клуб», «Биофаланга» и «Женщины за естественное размножение». Посещающим заповедник представителям этих групп, а также специалистам, студентам и научным сотрудникам отведены несколько жилых районов. Практически каждому, кого привлекают или устраивают условия существования на Заповедном Бетюне, предоставляется возможность временного проживания, причем срок пребывания на планете, как правило, беспрепятственно продлевается.

Сегодня на Заповедном Бетюне насчитываются более шестисот ревностно охраняемых экологических регионов и охотничьих заказников, пребывающих в девственном состоянии; крупнейшая заповедная зона занимает целый континент, а ограда наименьшей окружает единственное в своем роде дерево лиллоу, самого загадочного происхождения.

Нынешние исполнительные попечители Заповедного Бетюна не уступают усердием и строгостью своим предшественникам – кое-кто называет их «своевольными капризными педантами, мстительными и строптивыми». Они правят планетой так, как если бы она была их собственным частным естественно-историческим музеем – каковым она, в сущности, и является».

Соблюдая местные правила, Герсен медленно подлетел к одной из десяти орбитальных карантинных станций. К нему в звездолет явились четверо служащих в синих с зелеными нашивками униформах. «Трепетнокрылый Фантамик» обыскали. Герсена допросили на предмет контрабанды инопланетных живых организмов, а затем подробно проинструктировали. Чиновники удалились; на борту остался лоцман, опустивший «Фантамик» на площадку в лагере для особых посетителей, в окрестностях города Танаквиль. Здесь от Герсена потребовали внести залог на случай нарушения запрета интродуцировать, секвестровать, травмировать, ловить, модифицировать, беспокоить и экспортировать какие-либо живые организмы. После этого ему позволили идти по своим делам.

От космодрома до Танаквиля Герсен ехал в омнибусе через рощу огромных черноствольных деревьев, отягощенных массой матово-красных цветов и кишащих маленькими щебечущими существами – они прыгали, раскачивались и устраивали юркую возню в ярких пятнах солнечного света. Омнибус, судя по всему, был их застарелым супостатом: чирикающее полчище следовало за машиной, бомбардируя ее сверху фруктовыми стручками.

Танаквиль оказался неожиданно причудливым городком, словно построенным из детских кубиков яркой спектральной расцветки. Действительно, первоначальный проект города был подготовлен председательницей архитектурно-строительной комиссии, вдохновленной иллюстрациями из детской книжки. Именно ей принадлежала идея приведения архитектурных параметров Танаквиля в соответствие с принципом «согласования».[72]72
  Согласование: фундаментальная концепция функционирования бетюнского общества. Попечители управляют Заповедником в «согласовании» с древними постановлениями.
  Попечителей избирают так называемые «существенные организации», членство в которых передается по наследству. Эти некогда естествоиспытательские общества с течением веков выродились в местную аристократию.
  Кастовые различия бетюнцев, умеренные и не слишком обременительные по своему характеру, тем не менее, весьма ощутимы. Туристы считаются «изгоями» и не вхожи в круги местной элиты.


[Закрыть]

Герсен остановился в туристическом отеле «Трицератопс», знаменитом семиметровым чучелом ящера с шестью растопыренными слоновьими ногами и парой рогов – в просторечии известного, вопреки отсутствию третьего рога, под наименованием «шанарского трицератопса».[73]73
  Бетюнской научной классификации организмов, несмотря на ее точность, не хватает изобретательности. Популярные прозвища дают гораздо лучшее представление о характере местных животных и растений. Шанар – один из континентов Заповедного Бетюна.


[Закрыть]

Герсен обратился к швейцару в приемной: «Я хотел бы найти старого знакомого, но не знаю, где он живет».

«Нет проблем! Зайдите в Регистратуру. Нас не так уж много на этой планете – говорят, меньше пяти миллионов. Но в данный момент вы там никого не найдете – все ушли на обед».

В ресторанном зале, украшенном декорациями, создававшими впечатление одиночества в первобытном лесу, Герсену предложили питательные, но стандартные космополитические блюда, несмотря на то, что им были присвоены колоритные местные наименования. Он выпил пива из бутылки с надписью «Свирепый терзатель» на ярлыке, изображавшем кошмарную бестию, хищно следящую издали за шарабаном, набитым туристами.

В танаквильской Регистратуре Герсену с готовностью предоставили адреса двух бетюнцев по фамилии Клидхо – оба жили на континенте Реас, в лагере под наименованием Синяя Дубрава, в пределах заповедного угодья Большой Трист.

Выходя на улицу, Герсен заметил на соседнем здании вывеску туристического агентства «Безмятежная перспектива», но оно уже закрылось до завтрашнего утра; судя по всему, коммерческие предприятия Танаквиля работали по расписанию, удобному скорее для их персонала, нежели для клиентов.

Вернувшись в отель, Герсен провел оставшуюся часть дня на тенистой веранде, разглядывая туристов, местных жителей и громадных плавающих в воздухе насекомых – эфемерных созданий из пены, полупрозрачной пленки и длинных усиков, тянувшихся за наполненным газом летательным пузырем. Раздумывая о дальнейших планах, Герсен успел выпить несколько охлажденных фруктовых коктейлей с джином.

Обратившись к представителям клана Клидхо, он мог встретить содействие или сопротивление; невозможно было также исключить возможность того, что взаимодействие с ними приведет к полной катастрофе. Герсен перебирал в уме сотни возможностей. Наконец, когда солнце уже скрывалось за лесом, он развел руками: невозможно было строить какие-либо планы, не познакомившись предварительно с семьей Клидхо.

Утром Герсен зашел в туристическое агентство «Безмятежная перспектива», где служащий с улыбкой поведал ему, что летательные аппараты предоставляются в аренду только квалифицированным научным специалистам, участвующим в особо утвержденных экспедициях.

«В противном случае неприятностям не было бы конца, – пояснил служащий. – Подумайте сами! Туристы стали бы устраивать веселые семейные пикники посреди Прогалины Гандерсона, после чего обнаружилось бы, что младенца приезжих сожрал трехрукий болотный примат, а егерь утащил в кусты и изнасиловал их невинную дочь».

«В таком случае как я попаду туда, куда мне нужно попасть?»

«Туристам рекомендуют резервировать места в одном из сафари-мобилей – машин для наблюдения за дикими животными. Они совершенно безопасны, и в них установлены кондиционеры воздуха. Это простейший и наилучший способ посещения заповедных угодий. Но куда вы хотите ехать? Следует учитывать, что многие зоны недоступны для туристов».

«Я хотел бы посетить Синюю Дубраву в заповеднике Большой Трист».

Работник агентства покачал головой: «Этот район еще не подготовлен к приему туристов, сударь».

«Допустим, вы сами хотели бы поехать в Синюю Дубраву – как бы вы туда добрались?»

«Но я не турист».

«Тем не менее, что бы вы сделали для того, чтобы туда попасть?»

«Само собой, я купил бы билет на самолет – из Танаквиля на станцию в устье реки Монди регулярно доставляют грузы и персонал. Оттуда местный воздушный транспорт ежедневно совершает рейсы в лесные лагеря».

Герсен выложил на прилавок банкноту достоинством в пятьдесят СЕРСов: «Я не турист, а коммивояжер. Я продаю репеллент, отпугивающий насекомых. Достаньте мне билеты. Кстати, я тороплюсь».

Служащий улыбнулся, пожал плечами и положил деньги в ящик конторки: «Торопиться на Заповедном Бетюне бессмысленно. По сути дела, это может быть даже незаконно».

Синяя Дубрава напоминала скорее лесистую саванну, нежели сплошную чащу, и занимала весь водосборный бассейн реки Великий Бальдьюк – то есть территорию площадью примерно 1,3 миллиона квадратных километров. Действительно, здесь преобладала синяя древесная листва, однако трех различных оттенков: ультрамаринового, яркого небесно-голубого и белесого известково-голубого. Кроме того, у некоторых деревьев была зеленая листва, блестящая, как надкрылья жуков, а у других, редко попадавшихся – глухого серого оттенка. Гигантские мягкокрылые мотыли, парившие в чересполосице солнечных лучей, создавали в воздухе гипнотическое мерцание темно-красных и черных сполохов. Животных здесь водилось бесчисленное множество. Травоядных защищали размеры, вес и броня, проворство и ловкость, вонь, молотящие во все стороны лапы, выставленные во все стороны рога или ядовитые железы. Хищники демонстрировали всевозможные способы преодоления этих оборонительных средств. В тенях ожидали своей очереди причудливые падальщики.

Там, где река Привидение впадала в Малый Бальдьюк, образовалось обширное сплетение соединенных протоками трясин и топей, населенных невообразимо разнообразными тварями, большими и малыми, устрашающими и мирными, с ярко-желтыми бородками и гребешками или без них, с зияющими лиловыми глотками – или без них. К северу от болот поднималось невысокое плато, а на нем обосновался лагерь Синяя Дубрава.

Герсен прошел из аэропорта в поселок по грунтовой дороге, окаймленной парой трехметровых оград, сдерживавших распространение буйной растительности и преграждавших путь хищникам, но нисколько не препятствовавших перемещению кровососущих насекомых. Жаркий и влажный воздух, наполненный десятками различных запахов – растительности, почвы и выделений животного происхождения – производил подавляющее действие.

Ограды поворачивали направо и налево под прямым углом, окружая поселок. Герсен направился в гостиницу для персонала бетюнской Корпорации и зашел в полутемный прохладный вестибюль. Хмурая молодая особа без лишних слов взяла у него деньги и ткнула большим пальцем в сторону коридора: «Номер четвертый». Назначение ключей здесь, по-видимому, не понимали.

Меблировка в чистом и прохладном номере была аскетической, но жалюзи позволяли отгородиться от посторонних взглядов. На столе лежал потрепанный справочник. Перелистывая страницы, Герсен нашел следующие записи:

Клидхо, Ото;

адрес: периметр, № 20;

место работы: станционная мастерская.

Клидхо, Тьюти;

адрес: периметр, № 20;

место работы: хозяйственно-продовольственный магазин.

Герсен вышел на небольшую центральную площадь. В городке было тихо; прохожие появлялись лишь изредка. Напротив находилось мрачноватое продолговатое строение с вывеской «ХОЗПРОДМАГ».

Приоткрыв входную дверь, Герсен заглянул внутрь. Он увидел пожилого мужчину и дородную черноволосую женщину с густыми черными бровями, мясистым носом и бесцеремонными манерами. Она была целиком и полностью занята обслуживанием покупателя. Герсен отвернулся; магазин не был удачным местом для первой встречи с Тьюти Клидхо.

В киоске посреди площади торговали охлажденными напитками и шербетами. Герсен приобрел полулитровую банку холодного фруктового пунша и уселся на скамью.

Примерно час он ждал, пока обитатели Синей Дубравы занимались своими делами. По пути из школы мимо прошла стайка детей; люди заходили в магазин и выходили из него. Солнце склонялось к западу.

Наконец Тьюти Клидхо вышла из хозпродмага и быстрым шагом направилась к южной окраине поселка.

Герсен последовал за ней по переулку, затененному развесистыми кронами высоких деревьев. Тьюти Клидхо зашла в дом, почти прилегавший к ограде периметра поселка.

Герсен подождал минут десять, после чего нажал кнопку дверного звонка. Дверь открылась внутрь; выглянула Тьюти Клидхо: «Что вам угодно?»