Текст книги "Князья тьмы. Пенталогия"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 81 страниц)

Глава 15

Выдержка из апокрифа «Ученик аватара» в «Рукописи из девятого измерения»:

«В тот судьбоносный день сами небеса знаменовали недоброе: на востоке разгорелось мрачное зарево, а над трясиной Иммира, на западе, нависла туча угрожающих очертаний.

С тех пор, как вершины Яра озарились первыми лучами рассвета, Мармадьюк беспокойно расхаживал по Парапету, поглядывая на орду, заполонившую равнину Манингеса. Всюду колыхалось постоянное зловещее шевеление. По Шадимской дороге семинаристы-экономы гнали истребительные фургоны; гладь реки Чам сплошь усеяли баржи, груженые катапультами, дыбами и виселицами. По склонам Яра, от подножий до крутых утесов, толпились вооруженные отряды – их сигнальные огни перемигивались от южных до северных отрогов.

Наконец преосвященный Берниссус, полный достоинства в торжественном облачении, поднялся на Парапет. Он высоко воздел руки в милостивом приветствии, но полчища отозвались ненавидящим ревом – рев доносился со всех сторон, то усиливаясь, то ниспадая подобно шуму штормового прибоя.

Берниссус скорбно покачал головой и немного отступил от ограждения. Некоторое время он молчал, обозревая равнину и поглаживая бороду.

Мармадьюк почтительно приблизился: «Ваше преосвященство! Возникает впечатление, что мы вдвоем противостоим огромной и мстительной человеческой массе!»

Берниссус изрек: «И это хорошо».

Мармадьюк в замешательстве отступил на шаг: «Наипревосходнейший! Будьте добры, просветите мое невежество! Каким образом мы могли бы найти удовлетворение в столь беззащитном одиночестве?»

Берниссус изрек: «В свое время тайное станет явным».

«Благодарю вас за своевременную поддержку, – сказал Мармадьюк. – Откровенно говоря, это гнусное полчище вызывает у меня немалые опасения».

«Фельфо не посмеет восторжествовать, – заявил преосвященник, – невзирая на то, что давно замышляет нанести мне огромный ущерб и готовил мятеж, не покладая рук!»

«Непогрешимый Апподекс! Позвольте перечислить послушных жертв его злобной ереси! Почти вся орда, заполонившая равнину перед вашим взором, состоит из девариантов и облатиков, не считая десяти тысяч катаров. Многим из них известны морфемы Непроизносимого Имени. Смотрите! Вот выстроились пурпурные мирмидоны, слева – гипогроты из Лиссама, справа – глеймы; по меньшей мере, эти последние соблюдают этикет, повернувшись к нам грудью, тогда как в бою они наступают обнаженными задами вперед. Лебедины из Порвинга скучились вокруг своих магнатов – и угрожают нам, высоко помавая штандартами! Я вижу знакомые лица: Обуса ван Тро, Вильниссера, Пунцового Василиска, Плейборна, Флинча и Хуттского Пескотворца. Не прошло и десяти дней с тех пор, как они воскуряли синий фимиам на Воеводье!»

И вновь Берниссус воздвиг свою величественную фигуру на краю Парапета – его облачения, его длинная седая борода развевались на ветру. Воздев руки к небесам, преосвященник провозгласил лозунг, пронесшийся вихрем по равнине Манингеса и разбившийся разрядами молний о подножия Яра. Враги в ужасе дрогнули, но вскоре собрались с духом и опять принялись размахивать вымпелами. Они вопили: «Внесем поправки в декреталии! Да взойдет Фельфо на престол Остóлпола! Долой Берниссуса, лживейшего из лживых!»

Берниссус мягко изрек: «Не все они преисполнены злом. В данном случае, однако, добродетель увлечена порочным примером».

«И у благочестивых, и у исчадий порока длинные острые мечи! – заметил Мармадьюк. – Боюсь, что древний Парапет рухнет, охваченный пламенем – кроме нас, здесь никого нет. Где правоверные? Где Хельгеборт и неутомимые блюстители? Где Ниш и Нессо, где Мышонок? Где живоборцы?»

«Их судьбы свершатся не здесь, – изрек преосвященник. – Они – кадровые пропагандисты; им предстоит поучать и просвещать. Возвысив глас свой, они опровергнут приснопения и уготовят пришествие Второго Царства. Быть посему!»

«Благословенный Берниссус! Какая же роль уготована мне в грядущей катастрофе?»

«Каждый вносит посильный вклад. Я уединюсь теперь в Оратории, дабы сформулировать неотразимый лозунг, способный повергнуть в прах поганых вероотступников. Раз тебе больше нечего делать, патрулируй Парапет. Высоко водрузи наши гордые стяги, скидывай лестницы, отвращай вылазки врага!»

«Сделаю все, что потребуется, – непоколебимо отозвался Мармадьюк. – Тем не менее, милосерднейший благодетель, поторопитесь! Враг нетерпеливо ждет сигнала».

«Все будет хорошо!» – Берниссус решительно спустился по ступеням в Неприкосновенные Палаты.

Знамение свершилось: легионы разразились оглушительным кличем и двинулись к Парапету.

Подбежав к проходу в Палаты, Мармадьюк закричал: «Возлюбленный Берниссус! Поступил сигнал с Ахернара – легионы наступают! У них мечи из трижды заточенной стали, у них копья, катапульты и алебарды, они уже поднимают лестницы, чтобы взобраться на Парапет! Я водрузил стяги; мои лозунги привели врагов в смятение, но я – один против почти восьмисот тысяч! Совершенно очевидно, что меня изрубят в куски, ибо каждый боец жаждет окропить кровью свой меч, а другой крови, кроме моей, здесь не предвидится! Настало время для Неизреченного!»

Мармадьюк напряженно прислушивался: ответа не было. Поспешно спустившись, он призвал Апподекса по имени, но только его собственный голос отозвался эхом в опустевших Палатах. Все ниже и ниже, к самому фундаменту вели ступени, и наконец он вылез на зыбкий простор трясины через сточное отверстие. Мармадьюк побежал на север и вскоре обогнал Берниссуса – высоко подобрав полы мантии и энергично работая мускулистыми ногами, шлепавшими по топкому мху, преосвященник медленно, но верно продвигался в направлении Воррамского леса».

Герсен спустился из своего номера в вестибюль отеля и выглянул из окна на улицу. У обочины перед входом стояли три машины такси, очевидно ожидавшие клиентов. В первой, с облупленной белой каймой вдоль нижнего края корпуса, прохлаждался смуглый плосколицый субъект с копной черных кудрей и остроконечными обрезанными снизу ушами. Герсен присел там, где он мог наблюдать за происходящим снаружи.

Из отеля вышли двое – мужчина и женщина. Они приблизились к первой машине, но водитель отказал им в обслуживании. Такая же неудача постигла их, когда они попытались нанять второе и третье такси. В конце концов им пришлось подозвать машину, проезжавшую мимо по Аллее.

Три такси подряд, и в каждом – баллон с наркотическим газом? «Возможно, – подумал Герсен. – Нет причин, по которым это не может быть именно так».

Выйдя из отеля, он немного постоял, словно задумавшись, перед парадным входом. Уголком глаза он заметил, что все три водителя встрепенулись. Герсен сделал вид, что не обращает на них никакого внимания. Он пересек Аллею и направился в парк. Спрятавшись за густой порослью понюшника, он продолжал наблюдать за таксистами. Первая машина оставалась на месте; вторая и третья поспешно выехали на Аллею, чтобы обогнуть парк.

Герсен вернулся на Аллею метрах в тридцати к западу от отеля и подозвал проезжавшее мимо такси, предварительно убедившись в том, что это не была одна из машин, подстерегавших его у отеля.

«Отвезите меня в «Черный хлев»», – попросил водителя Герсен.

Машина развернулась и, вместо того, чтобы подниматься в холмы Льяларкно, направилась на юг, в сельскую местность за окраиной Тваниша.

«Черный хлев» темнел посреди поля примерно в километре от города: круглое дощатое строение, приземистое, но с непропорционально высокой конической крышей, увенчанной чугунным флюгером в форме кричащего петуха. Лалли Инкельстафф еще не прибыла.

Солнце садилось за далекие холмы, озаряя небо красновато-оранжевыми лучами с золотистыми отсветами по краям облаков. Наконец появилась секретарша Жаркова в черном с белым орнаментом платье; ее светлые локоны были уложены в узел на затылке, перевязанный ярко-красной сеткой, напоминавшей большой язык пламени. Она приветствовала Герсена веселым взмахом руки: «Кажется, я не слишком опоздала – всего на несколько минут, что для меня не так уж плохо. Вы уже были внутри?»

«Нет. Я решил вас подождать у входа».

«Ну и хорошо! Здесь очень просто друг друга потерять – к сожалению, это происходит слишком часто. Причем, должна признаться, виновата в этом обычно я сама. Зайдем? Думаю, вас «Черный хлев» позабавит. Здесь все веселятся, даже метлены. Как правило, их тут много. Подождите – вы еще увидите, как они странно танцуют! Так пойдемте же!» Лалли взяла Герсена под руку с дружелюбной непосредственностью, почти ласково – словно они знали друг друга многие годы: «Если нам повезет, мой любимый столик еще не заняли».

Они прошли через двойные дощатые двери, окованные чугуном, в фойе, декорированное старыми сельскохозяйственными орудиями; справа и слева темнели стойла, откуда торчали головы чучел коров и лошадей.

Пологий подъем между двумя ветхими телегами провел их в главный зал. Сотни столов окружали центральную танцевальную площадку, в глубине которой, на небольшом возвышении, сидели два музыканта в костюмах быка и осла: осел играл на гобое, бык – на тамбурине.

Лалли провела Герсена к столику, на его взгляд такому же, как все остальные – но девушка уселась за него с радостно удовлетворенным восклицанием: «Смейтесь, если хотите, но этот столик приносит мне удачу. Я столько раз тут веселилась на славу! Сегодня мы проведем чудесный вечер!»

«Вы заставляете меня нервничать, – признался Герсен. – Что, если я не оправдаю ваши ожидания? Тогда вы обидитесь и на меня, и на свой столик».

«Ничего такого не будет! – уверенно заявила Лалли. – Я твердо решила веселиться, и столику придется следить за своими манерами».

«Проворная и решительная молодая особа! – подумал Герсен. – Мне тоже придется следить за своими манерами».

Наклонив голову набок, Лалли наблюдала за Герсеном – по-видимому, в какой-то степени догадываясь об одолевавших его опасениях: «С другой стороны, нас может подстерегать трагедия – чего только не бывает? Мы можем споткнуться и упасть, когда будем танцевать...»

«Танцевать?» – с тревогой спросил Герсен.

Девушка, казалось, его не слышала: «Но в таком случае мне просто придется поискать другой столик, пока этот не поймет, что с его стороны нехорошо подводить старых знакомых... Вы голодны?»

«Ужасно!»

«Я тоже. Позвольте мне заказывать – я точно знаю, чтó тут готовят лучше всего».

«Разумеется, – развел руками Герсен. – Заказывайте все, что хотите».

«Сперва мы попробуем закуски ассорти с приправами и немного маринованной корюшки, потом чайпов под черным соусом и блюдо горячительных соленостей и пряностей на двоих, а под конец – знаменитые котлетки Коттрелла. Как по-вашему?»

«Звучит превосходно!»

«Здесь подают замечательный чиррет – но, может быть, вы предпочитаете пиво?»

«Что такое чиррет»?

«Очень приятный сидр из чернослива, и не слишком крепкий. Некоторые посетители валяют дурака, пытаясь танцевать после нескольких кружек чернохлевного пива...»

«Тогда, конечно, давайте выпьем чиррета, хотя по поводу танцев...»

Лалли не слушала – она уже подзывала официантку. Так же, как все остальные официанты «Черного хлева», эта женщина носила праздничный деревенский костюм: свободную черную блузу, расшитую зелеными узорами, синюю юбку, длинные красные чулки и блестящие черные гамаши. Лалли оформляла заказ со знанием дела, точно указывая, как следовало готовить и подавать различные блюда. Официантка почти немедленно принесла кувшин чиррета и закуски: орехи, соленые морские хлопья и маринованную корюшку.

«Мы пришли слишком рано, – заметила Лалли. – Толпа соберется через час – скоро тут придется кричать, чтобы друг друга расслышать, а на танцевальной площадке не протолкнешься. Но мы сначала закусим и поговорим. Расскажите мне о себе и о разных местах, в которых вы побывали».

Герсен смущенно рассмеялся: «Не знаю даже, с чего начать».

«А с чего угодно! В последнее время я интересуюсь эйдолологией, но никак не могу разобраться в ваших скарматиках. Они противоречивы; судя по всему, вы – необычный человек».

«Напротив, я самый обычный человек; кроме того, я неуклюж и не умею поддерживать любезный разговор».

«Не верю ни одному слову! Кстати, вы решили остаться в Тванише? Надеюсь, вам у нас понравилось!»

Герсен задумчиво улыбнулся, вспомнив о покупке Мшистого Аль-Руна: «Иногда мне кажется, что я хотел бы здесь остаться».

Лалли вздохнула: «Как чудесно, наверное, летать от одной звезды к другой! Я никогда нигде не была. На скольких планетах вы побывали?»

«Точно не помню. Никогда не считал. По меньшей мере, на нескольких десятках планет».

«Говорят, что ни одна планета не похожа на другую, и что опытным астронавтам, даже если они не знают, где очутились, достаточно взглянуть на небо и понюхать воздух, чтобы сразу назвать планету. У вас так получается?»

«Иногда. Но в доброй половине случаев я, наверное, ошибся бы. Расскажите мне что-нибудь о себе. У вас есть братья, сестры?»

«Три брата и три сестры! Я – старшая, и первая начала работать. Но никогда еще не подумывала о том, чтобы выйти замуж. Мне так нравится веселиться по вечерам, что теперь, наверное, трудно будет отказаться от привычного образа жизни».

Герсен инстинктивно напрягся – он чувствовал западню и стал выражаться еще осторожнее: «Я тоже намерен не сковывать себя брачными узами в обозримом будущем. У вас интересная работа?»

Лалли поморщила нос: «Все было гораздо лучше, пока не начался этот проект «Котцаша». Старый хозяин фирмы, Лемюэль Жарков, был приятный, воспитанный господин. А его наследник, Свят Жарков, позволяет себе лишние фамильярности».

«Его в последнее время часто навещают дарши?»

«Нет, не часто – даже, можно сказать, очень редко».

«К нему случайно не заходил высокий грузный дарш – вместе с Оттилем Паншо?»

Лалли поджала губы и повела плечами: «Не помню. Разве это важно?»

«Я где-то раньше встречался с господином Паншо. Кажется, на Дар-Сае».

«Вполне вероятно. Корпорацию «Котцаш» первоначально учредили на Дар-Сае. Вы задаете таинственные вопросы. Вообще, вы таинственный человек. Не удивлюсь, если вы работаете на МСБР. Вы занимаетесь в Тванише расследованием какого-то дела?»

«Конечно, нет. В любом случае, даже если бы я работал на МСБР, я вряд ли стал бы об этом докладываться первой красивой девушке, которая решила меня об этом спросить».

«Разумеется. Но вы не производите впечатление техника-телефониста».

«В нерабочее время я становлюсь другим человеком», – не слишком удачно пошутил Герсен.

Лалли смотрела на него с напряженным вниманием: «Почему вы не женаты? Неужели вы никогда не встречали подходящую спутницу жизни?»

Герсен покачал головой: «Моя жизнь слишком беспорядочна – я не хотел бы никого обременять своими заботами».

Задумчиво помолчав, Лалли Инкельстафф произнесла: «В Тванише принято, чтобы женщина выбирала мужчину и предлагала ему брак – таков местный этикет. Я слышала, что в других местах вещи делаются по-другому».

«Да, совершенно верно, – Герсен отчаянно пытался сменить тему разговора. – Я заметил, что у входа появились дарши. Они тоже развлекаются в «Черном хлеву»?»

«Конечно! Правда, их просят сидеть за особыми столами, под вытяжным вентилятором, чтобы их запах не оскорблял обоняние метленов». Лалли проводила глазами двух даршей, пробиравшихся бочком между столиками: «Дарши – почти дикари. Они никогда не танцуют – только сидят, сгорбившись за столом, и уплетают все, что им подают».

«А где сидят метлены?»

«Вокруг эстрады. Обычно они приходят в карнавальных костюмах – у них такая мода, глуповатая на мой взгляд... Странный народ! Вечно играют в какие-то игры, исполняют какие-то роли, притворяются и лоботрясничают. Хотя, может быть, я тоже устраивала бы из своей жизни сплошную забаву, если бы у меня было столько денег и если бы я жила в старинной усадьбе в Льяларкно».

«Надо полагать. Вы хотели бы выйти замуж за метлена?»

«Это невозможно! По сути дела, я никогда не посмела бы сделать предложение метлену – они такие привередливые снобы! Вы не находите?»

«К сожалению, это так».

«У них, конечно, свои обычаи, но о настоящих приличиях они не имеют представления. Вы согласились бы жениться на девушке-метленке, если бы она вам это предложила?»

«Это зависело бы от того, какая именно девушка решила бы сделать мне такое предложение», – рассеянно отозвался Герсен, вспомнив о Джердиане. Он тут же поспешно прибавил: «Само собой, я не собираюсь ни на ком жениться».

Лалли похлопала его по руке с выражением дружеского упрека: «У вас теперь хорошая работа – пора устроиться, остепениться».

Герсен с улыбкой покачал головой: «Мой темперамент не подходит к семейной жизни... Смотрите, появился целый оркестр!»

Лалли взглянула на музыкантов: «А! Это Дензель и «Семь амбарных ласточек». Странное название для ансамбля из пяти человек, как вы считаете? Мне не нравится, когда вещи не называют своими именами... И все же, они свое дело знают; им особенно удаются прыгучие танцы – «наступалочки» и «выпендрежки»... А вам какие танцы больше нравятся?»

«Я вообще не умею танцевать».

«Как странно! Вас никогда не учили плясать? Вы даже джигу или галоп станцевать не сможете?»

«Я не смог бы даже маршировать в ногу на похоронах».

«Придется восполнить такое упущение! Это никуда не годится! Ни за что не предложу вам на мне жениться, пока вы не научитесь танцевать! – Лалли расхохоталась. – С другой стороны, если я сломаю ногу и буду хромать, что я буду делать с мужем, вечно пляшущим джиги? А вот и наши соленья с пряностями – вы же не хотите думать о женитьбе на пустой желудок?»

Оркестр, состоявший из плоскогота, басовой трубы, гитары, бородавчатого рога и тимпаниллы, заиграл веселую мелодию, и народ стал собираться на центральной площадке. Разнообразие танцевальных приемов, известных завсегдатаям «Черного хлева», поразило Герсена. Сначала они кружились вихрем, брыкаясь и высоко подпрыгивая в такт сложному ритму. Как только оркестр заиграл следующую мелодию, танцоры стали скользить по площадке вприсядку, пружинисто выбрасывая ноги в стороны и часто меняя направление движения. Третий танец напоминал последовательность акробатических упражнений, возможных только с помощью партнеров, и закончился тем, что четверо танцоров, прижавшись друг к другу спинами и вытянув над головой переплетенные руки, исполнили на цыпочках нечто вроде бега на месте, высоко подкидывая колени и кружась всей четверкой.

Герсен не преминул выразить восхищение мастерством танцоров. Лалли широко раскрыла глаза, изображая преувеличенное удивление: «Я и забыла – вы действительно ничего не понимаете в танцах! Да, у нас каждый знает десятки всевозможных па, причем под разную музыку принято танцевать по-разному – иначе на тебя посмотрят, как на деревенщину. Вы не хотите что-нибудь станцевать? Хотя бы простую коротенькую польку?»

«Нет уж, увольте. Как-нибудь в другой раз».

«Кёрт Герсен, вы скромник, каких мало! Вас давно пора взять в умелые руки. Думаю, вам придется регулярно посещать со мной уроки танцев – начиная с завтрашнего дня».

Герсен пытался придумать подходящий ответ, но его внимание отвлеклось прибытием группы метленов. Как предупреждала Лалли, почти все они надели карнавальные костюмы пьеро, с помпонами на белых шляпах, и мягкие тапочки с длинными, загнутыми вверх носками. Метлены сразу направились веселой гурьбой к зарезервированным для них столикам у эстрады.

Через некоторое время метлены стали появляться на танцевальной площадке, хотя они подчеркнуто держались поодаль от полукровок. Им тоже были известны разнообразные па – они танцевали парами и, по сравнению с гораздо более энергичными полукровками, казались почти вялыми.

Внимательно разглядывая метленов, Герсен не заметил среди них никаких знакомых лиц. Тем временем Лалли болтала о пустяках, указывая Герсену на своих подруг и приятелей, объясняя особо примечательные танцевальные приемы, похваливая деликатную свежесть чайпов и советуя не пренебрегать маринованной корюшкой. Попытки Герсена снова завести разговор о событиях в управлении Жаркова не увенчались успехом.

Наконец они покончили с едой – оркестр продолжал играть какую-то задорную мелодию, танцоры исполняли сложный пересекающийся хоровод, быстро перемещаясь бочком вприпрыжку. Лалли явно не находила себе места. Устремив на Герсена горящий взор, она заявила: «Завтра же вечером научу вас танцевать этот хоровод!»

Герсен покачал головой: «Завтра вечером я буду занят».

«Вы назначили свидание другой девушке?» – с упреком спросила Лалли.

«Ни в коем случае! – возмутился Герсен. – Завтра мне предстоит важная деловая встреча».

«Тогда послезавтра! Я приготовлю скромный ужин, и мы сможем начать занятия».

«Из меня не получится способный ученик, – возразил Герсен. – По сути дела, у меня часто кружится голова. Поэтому я боюсь танцевать».

«Вы надо мной насмехаетесь, – печально сказала Лалли. – Вы встречаетесь с другой женщиной – в этом не может быть никаких сомнений».

Герсен пытался найти какие-нибудь другие оправдания, но к нему на выручку явился один из приятелей Лалли – молодой человек в модном желтовато-коричневом костюме с черными отворотами.

«Почему ты не танцуешь? – спросил он Лалли. – Оркестр разыгрался вовсю!»

«Мой спутник не умеет танцевать», – объяснила секретарша.

«Как так? В любом случае он, наверное, не хочет, чтобы ты потеряла вечер зря. Пойдем, начинают исполнять «Панический бег табуна голливогов»!»

«Вы не возражаете?» – спросила Лалли у Герсена.

«Почему бы я возражал?»

Взявшись за руки, Лалли и ее приятель поспешили к танцевальной площадке и вскоре стали прилежно принимать участие в изощренной хореографии «Панического бега». Герсен наблюдал за ними без особого интереса. Его мысли были заняты другими вещами; он откинулся на спинку стула, задумавшись о тупиковом состоянии своих дел. Сомнения, нерешительность, неудачи преследовали его на каждом шагу. Он упустил инициативу – в то время как Ленс Ларк, конечно же, не терял времени и уже держал Герсена на прицеле. Опасность становилась неминуемой. До сих пор Герсену удавалось ускользнуть от не слишком изобретательных попыток его похитить; теперь следовало ожидать прямого и грубого нападения. Если Ленс Ларк окончательно потеряет терпение, стеклянная игла, бесшумно выпущенная с другой стороны улицы, могла мгновенно положить конец всем неприятностям, причиненным вмешательством Герсена. Пока что Ленс Ларк, раздраженный и злопамятный, хотел позабавиться и проучить обидчика, не сознавая масштаба своих неприятностей, и у Герсена все еще оставалось какое-то время – может быть, еще один день. А затем, когда «князь тьмы» разозлится не на шутку...

Размышления Герсена прервались в связи с прибытием еще одной компании метленов. Может быть, Джердиана уже вернулась в Льяларкно, и он ее здесь увидит? Как только ему в голову пришла эта мысль, одна из девушек-метленок обернулась, и Герсен узнал Джердиану. На ней, как и на всех ее друзьях и подругах, был карнавальный костюм – нечто вроде облегающего белого комбинезона от шеи до ступней, с голубыми помпонами вместо пуговиц; на ногах у нее были причудливые тапочки, на голове – коническая белая шапка, увенчанная голубым помпоном и натянутая набекрень на ее темные курчавые локоны. Она выглядела такой свежей и привлекательной, такой невинно веселой, что у Герсена перехватило дыхание.

Ни о чем не думая, он поднялся на ноги и направился к ней. Джердиана оглянулась и заметила его; на какое-то мгновение они встретились глазами. Ее приятели уже рассаживались за столиками у эстрады; Джердиана нерешительно задержалась, бросила быстрый взгляд в сторону друзей, торопливо подошла к Герсену, стоявшему в тени и хриплым шепотом спросила: «Что ты здесь делаешь?»

«Помимо прочего, я надеялся тебя встретить», – Герсен взял ее за предплечья, привлек к себе и поцеловал. Через несколько секунд она отстранилась: «Я думала, что больше никогда тебя не увижу!»

Герсен рассмеялся: «А я знал, что мы снова встретимся! Ты меня еще любишь?»

«Да, конечно... Не знаю, что тебе сказать».

«Ты можешь избавиться от друзей и уйти со мной?»

«Сейчас? Нет, это невозможно. Начнется скандал». Она тревожно смотрела на метленов, сидевших вокруг эстрады: «Мой партнер скоро начнет меня искать».

«Он подумает, что ты ушла в туалет».

«Может быть. Какой, однако, недостойный предлог для встречи с тайным любовником!»

«Смогу ли я встретиться с тобой позже, сегодня вечером, когда ты уйдешь из этого заведения?»

Джердиана покачала головой: «Сегодня у нас устраивают праздничный полночный ужин. Пригласили гостей – я должна присутствовать».

«Тогда завтра, в полдень».

«Хорошо, но где? Ты же не можешь явиться в Старую Рощу. Моему отцу это не понравится».

«Около усадьбы Мшистого Аль-Руна, с той стороны, что обращена к озеру».

Джердиана удивилась: «Как ты можешь назначать там свидание? Это поместье – частная собственность!»

«Тем не менее, поместье пустует, и нам никто не помешает».

«Хорошо, я приду, – она оглянулась. – А теперь мне пора». Снова обернувшись, она прошептала: «Скорее!» Прижавшись к нему вплотную, она подняла лицо; они обнялись. Герсен поцеловал ее, отпустил, поцеловал снова; задыхаясь и почти смеясь, Джердиана высвободилась: «Завтра в полдень!» Девушка быстро удалилась туда, где ее ждали друзья.

Герсен тоже обернулся – и встретился глазами с потрясенным и недружелюбным взглядом Лалли Инкельстафф, только что появившейся из прохода, ведущего в дамский туалет. Не говоря ни слова, секретарша Жаркова вихрем промчалась к столику, за которым сидела с Герсеном, схватила сумочку и плащ и промаршировала туда, где собрались ее знакомые.

Герсен удрученно пожал плечами. «По меньшей мере, – сказал он себе, – мне не придется брать уроки танцев».