Текст книги "Князья тьмы. Пенталогия"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 81 страниц)

«Кто был тот молодой человек, который вас похитил и привез на Саркой? Насколько мне известно, его звали Виоль Фалюш».

«Ах, этот! – рот Дандины покривился, словно она проглотила что-то гнилое. – Нет, его звали не так».

Герсен вспомнил слова покойного Какарсиса Азма: юноша, продавший ему двух девушек тридцать лет тому назад, пользовался тогда другим именем.

«Нет-нет, – тихо вспоминала Дандина потерянную молодость. – Никакого Фалюша не было. Этого сопливого подонка звали Фогель Фильшнер».

* * *

На протяжении всего полета из Запределья Дандина рассказывала свою историю – сбивчиво, с восклицаниями и вздохами, собирая воедино отрывки воспоминаний и перескакивая с одного на другое; Герсен скоро отказался от попыток заставить ее излагать события последовательно.

Разговорчивая от природы и возбужденная неожиданной свободой, Дандина болтала, как заведенная. Да уж, конечно, она знала Фогеля Фильшнера. Как облупленного! Значит, теперь он скрывается под другим именем? Неудивительно – как должна стыдиться своего сыночка его престарелая мамаша! Мадам Фильшнер, конечно, не пользовалась завидной репутацией, а отца Фогеля Фильшнера никто не знал. Он ходил в ту же школу, что и Дандина, но был на два года старше.

«Где это было?» – спросил Герсен.

«Как то есть где? В Амбейле!» – Дандина искренне удивлялась тому, что Герсен был способен не знать таких простых вещей. Герсен успел побывать в Роттердаме, Гамбурге и Париже, но никогда не посещал Амбейль, пригород Ролингсхавена на западном берегу Европы.

По словам Дандины, Фогель Фильшнер уродился странным мальчиком, замкнутым и мечтательным. «Он был ужасно чувствительный, – призналась она. – Чуть что, устраивал истерику или заливался слезами. Никак нельзя было угадать, что Фогель выкинет и когда!» Дандина немного помолчала, качая головой и вспоминая причуды Фогеля: «А потом, когда ему исполнилось шестнадцать лет – мне тогда еще четырнадцати не было – к нам в школу поступила новая девочка, хорошенькая такая. Джераль Тинзи ее звали. И кто в нее влюбился по уши? Фогель Фильшнер, кто еще!»

Но Фильшнер не умел себя вести и вечно совал руки, куда не следует; Джераль Тинзи, девушка воспитанная и щепетильная, находила его приставания отвратительными. «И кто бы стал ее за это осуждать? – размышляла вслух Дандина. – В Фогеле было что-то зловещее. Как сейчас его помню – высокий для своих лет, но хилый, с выпуклым животиком и круглой задницей, как у плюшевого мишки. Расхаживал, склонив голову набок, и всех разглядывал горящими темными глазами. О, скажу я вам! Эти глаза все видели и ничего не забывали, глаза Фогеля Фильшнера! Честно говоря, Джераль Тинзи бессердечно его дразнила – она вообще была баловница, любила пошутить. Насколько я понимаю, она доводила Фогеля до отчаяния. А тут еще Фогель связался с одним бродячим поэтом – никак не припомню, как его звали! Поэт писал стихи – для чего еще нужны поэты? – но странные какие-то, путаные. Его считали нечестивцем и богохульником – хотя у него водились покровители в высших сферах. Все это было так давно, словно в сказке, и все это так печально! Ах, если бы только я могла начать всю жизнь заново, все было бы по-другому!»

Дандина погрузилась в ностальгические мечты: «Как сейчас помню дыхание моря. Наш старый пригород, Амбейль, на берегу Гааса – самый очаровательный район, хотя, конечно, не самый богатый. Сколько там цветов – вы представить себе не можете! Вы не понимаете: я не видела живых цветов тридцать лет, кроме тех, что вышивала на коврах». И опять Дандина не удержалась и пошла рассматривать и поглаживать свой коврик с танцующими девочками – она повесила его на перегородке салона.

Через некоторое время Дандина вернулась к обсуждению Фогеля Фильшнера: «Самый болезненно чувствительный и обидчивый юноша из всех, каких я знала! Причем приятель-поэт только подогревал в нем эту извращенность. При этом невозможно отрицать, что Джераль Тинзи страшно унижала Фогеля, это само собой. Как бы то ни было, что бы ни послужило этому причиной, Фогель решился на жуткую авантюру. Мы пели в хоре, нас там было двадцать девять девочек. Мы собирались репетировать по вечерам, каждую пятницу. Фогель умел управлять звездолетом – у нас все мальчики этому учились. Так вот, Фогель украл маленький космический корабль – из тех, какими пользуются наводчики. Когда мы вышли после репетиции и сели в автобус, Фогель занял место водителя, отвез нас к краденому звездолету и заставил всех подняться по трапу. Но именно в этот вечер Джераль Тинзи пропустила репетицию! Фогель об этом не знал, пока последняя девочка не вышла из автобуса – а когда он это понял, просто окаменел. Но было слишком поздно, ему оставалось только улепетывать, – Дандина вздохнула. – Двадцать восемь девочек, чистых и свежих, как бутоны! Что он с нами делал! Мы знали, что у него не все дома, но представить себе не могли такой кошмар! Кто из нас, неопытных девчонок, мог вообразить такие зверства? Но по каким-то причинам, известным только ему самому, он никого из нас не тащил в постель. Инга считала, что он злился, потому что не сумел поймать Джераль Тинзи. Годелия Парвитц и Розамонда – не помню ее фамилию – пытались оглушить его какой-то металлической палкой, хотя никто из нас не знал, как управлять звездолетом, и мы, наверное, погибли бы, оставшись одни. Он ужасно с ними расправился – они всю дорогу всхлипывали и вскрикивали. Инга и я, мы сказали ему после этого, что он – подлое чудовище. А Фогель только расхохотался: «Подлое чудовище, я? Я покажу вам подлое чудовище!» И он отвез нас на Саркой и продал нас колдуну Азму.

Но перед этим он приземлился еще на какой-то планете и продал десять девочек, самых непривлекательных. Ингу, меня и еще шестерых – тех, кто ненавидел его от всей души – он продал на Саркое. А других, самых красивых, увез с собой, о них я ничего не знаю. По меньшей мере я осталась в живых – и за то слава Кальцибаху!»

* * *

Дандина хотела вернуться на Землю. В Новом Вексфорде Герсен купил ей целый гардероб одежды и билет на Землю, а также снабдил ее деньгами, достаточными для того, чтобы она могла жить, не зная горя, до конца своих дней. В космопорте она поставила его в чрезвычайно неловкое положение, когда опустилась на колени и принялась целовать ему руки: «Я уже думала, что умру, и прах мой рассеется в холодных волнах далекой планеты! За что мне такая удача? Почему из всех жертв безжалостной судьбы Кальцибах выбрал меня своей любимицей?»

Тот же вопрос, сформулированный несколько иначе, беспокоил самого Герсена. Располагая несметным богатством, он мог купить и снести фабрику Квалага, «Можжевеловку» и прочие потогонные барачные зоны в окрестностях Сабры, устроив так, чтобы несчастные рабыни вернулись домой, к родным и близким... «И что потóм?» – спрашивал он себя. Ковры из Сабры пользовались спросом. Предприниматели Запределья построили бы новые фабрики, импортировали бы новых рабов. Уже через год все вернулось бы на круги своя.

И все же... Герсен тяжело вздохнул. Вселенная кишела злом. Ни одному человеку не суждено справиться со всем злом во Вселенной. Тем временем Дандина протирала платком покрасневшие глаза, явно собираясь снова грохнуться на колени.

«Я хотел бы попросить тебя об одной вещи», – поспешно сказал Герсен.

«Просите о чем угодно, я все сделаю!»

«Ты собираешься вернуться в Ролингсхавен?»

«Я хочу домой, да».

«Держи язык за зубами. Не обмолвись ни словом, даже случайно, даже во сне, о том, кто и как привез тебя из Сабры. Не говори никому! Придумай какую-нибудь небылицу, но ни в коем случае не упоминай обо мне. И никому не говори, что тебя расспрашивали о Виоле Фалюше – это опасно».

«Поверьте мне! Пусть черти в аду пытают меня раскаленными клещами, я даже им ничего не скажу!»

«Тогда прощай!» – Герсен поторопился уйти, прежде чем Дандина снова принялась бы демонстрировать свою благодарность.

Воспользовавшись телефонной будкой, Герсен позвонил в инвестиционную компанию «Бреймар»: «Генри Лукас хотел бы поговорить с господином Аддельсом».

«Одну минуту».

Аддельс появился на экране: «Господин Лукас?»

Герсен включил камеру видеофона, чтобы собеседник мог видеть, с кем разговаривает: «Как идут дела?»

«Настолько хорошо, насколько можно ожидать. Проблемы возникают только в связи с неповоротливостью нашего громоздкого капитала. Точнее говоря, вашего капитала, – финансист позволил себе улыбнуться. – Но я постепенно наращиваю организационную структуру. Кстати, издательство «Радиан» приобретено. Причем оно обошлось очень дешево, по известным причинам».

«Никто не задавал по этому поводу никаких вопросов? Не распускались какие-нибудь слухи?»

«Насколько мне известно, нет. «Радиан» продан другой издательской фирме, под наименованием «Зейн». «Зейн» принадлежит компании «Ирвин и Джедда». Владельцем «Ирвина и Джедды» является банк в Понтефракте, служащий доверенным посредником конечного бенефициара, владельца безымянного номерного счета. Кто открыл номерной счет? Инвестиционная компания «Бреймар» – то есть, по существу, ваш покорный слуга».

«Замечательно! – отозвался Герсен. – Вы прекрасно справились с этой задачей».

Аддельс отреагировал на похвалу сухим кивком: «Должен еще раз повторить, что покупка издательства «Радиан» – не самое выгодное капиталовложение. По меньшей мере, такой вывод позволяют сделать его балансовые отчеты за последние годы».

«Почему они теряли деньги? Насколько я могу судить, «Космополис» популярен. Он продается в каждом газетном киоске».

«Возможно, так оно и есть. Тем не менее, число постоянных подписчиков давно и неуклонно уменьшается. Кроме того, что еще важнее, типичный читатель «Космополиса» больше не представляет деловые и политические круги, принимающие важнейшие решения. Редакция журнала пыталась угодить всем и каждому, в том числе рекламодателям; в результате журнал потерял свой особый шарм – и, в какой-то мере, свой интеллектуальный вес».

«Надо полагать, эта ситуация поправима? – предположил Герсен. – Наймите нового главного редактора – человека умного, наделенного воображением. Поручите ему возрождение журнала. Разрешите ему не уделять на первых порах особое внимание рекламе или числу подписчиков, предоставьте редакции достаточные средства – в разумных пределах, разумеется. Когда престиж журнала снова повысится, число подписчиков тоже возрастет, и рекламодатели вернутся».

«Хорошо, что вы не преминули ограничить концепцию достаточных средств разумными пределами, – напоминающим прикосновение к сухому льду тоном ответил Аддельс. – Я все еще не привык жонглировать миллионами так, будто это сотенные бумажки».

«Я тоже не привык, – признался Герсен. – Деньги для меня ничего не значат – помимо того, что я нахожу их чрезвычайно полезными. Еще один вопрос. Сообщите в главное управление редакции «Космополиса» – насколько я помню, оно находится в Лондоне – что редакцию навестит человек по имени Генри Лукас. Представьте его как работника издательской фирмы «Зейн», если это удобно. Редакция должна зачислить его в штат как специального корреспондента, время от времени публикующего заметки по своему усмотрению, без какого-либо вмешательства».

«Очень хорошо, будет сделано».

Глава 4

Из сборника «Важнейшие сведения о Древней Земле» Ференца Санто:

«Землерадство: таинственное, глубоко волнующее чувство, сопровождающееся расширением кровеносных сосудов, прохладной дрожью, пробегающей по подкожным нервным окончаниям, а также припадками тревожных предчувствий и возбуждения, подобными ощущениям девушки-дебютантки, собирающейся на первый бал. Как правило, приступ землерадства испытывают уроженцы колонизированных людьми планет, впервые приближающиеся к Земле. Только косные и бесчувственные личности не подвержены этому эмоциональному недомоганию. С другой стороны, известны случаи, когда особо чувствительные посетители колыбели человечества падали в обморок или нуждались в госпитализации в связи с опасным для жизни учащением сердцебиения.

Специалисты продолжают спорить по поводу причин, вызывающих такие приступы. Неврологи рассматривают это состояние как инстинктивную упреждающую адаптацию организма к абсолютной нормальности всех видов сенсорного восприятия, в том числе зрительного (гаммы цветов), слухового (палитры звуков) и кинестетического (силы Кориолиса и равновесия в условиях земного притяжения). Психологи возражают. С их точки зрения, землерадство – поток бесчисленных реминисценций и ретроспекций, заложенных в генетической памяти и всплывающих под воздействием внешних стимулов на почти сознательный уровень. Генетики пытаются обнаружить вместилище такой врожденной памяти, анализируя ДНК; метафизики возвращаются к концепции «души»; парапсихологи ограничиваются тем наблюдением – возможно, не относящимся непосредственно к феномену землерадства как таковому – что жилища, в которых водятся призраки, встречаются только на Древней Земле».

* * *

«Вся так называемая «история» – вранье и вздор».

– Генри Форд

* * *

Герсен провел на Земле девять лет; тем не менее, он тоже ощущал нечто вроде легкого возбуждения, свойственного прибывающим на Землю уроженцам других планет, ожидая на орбите огромного голубого шара разрешения на посадку от Службы космической безопасности. Через некоторое время разрешение поступило, вместе с точными инструкциями, и звездолет Герсена опустился на взлетно-посадочное поле Западноевропейского космопорта в Тарне. Герсен прошел медицинское обследование и дезинфекционные процедуры (самые строгие во всей Ойкумене) и нажал надлежащие клавиши на пульте автоматизированного иммиграционного контроля, после чего ему позволили, наконец, заниматься своими делами.

Герсен прибыл в Лондон подземным скоростным поездом и остановился в отеле «Королевский дуб», в одном квартале от Стрэнда. В северном полушарии наступила ранняя осень; Солнце пробивалось через тонкую завесу перистых облаков. Старый Лондон, проникнутый эманациями древности, блестел, как редкостная серая жемчужина.

Герсен прилетел в одежде, купленной на Альфаноре – более роскошного покроя и более яркой расцветки, чем было принято в Лондоне. На Стрэнде он зашел к портному, выбрал ткань, после чего разделся до белья и позволил измерить себя лазерными сканерами. Уже через пять минут ему выдали новый костюм: черные брюки, темно-коричневый пиджак с бежевыми отворотами, белую рубашку и черный галстук. Неотличимый от множества других прохожих, Герсен продолжил прогулку по Стрэнду.

Уже смеркалось. «На каждой планете свои сумерки», – подумал Герсен. Сумерки на Альфаноре, например, знаменовались ярко-голубым закатом, постепенно сгущавшимся до глубочайших ультрамариновых тонов. На Саркое сумеречное небо было подавляющего мертвенно-серого оттенка, с рыжеватыми проблесками. Сумерки в Сабре окружали город глухим золотисто-коричневым полумраком с подцвеченными ореолами вокруг ближайших звезд скопления. Земные сумерки были такими, какими должны быть сумерки – мягкими, лиловато-серыми, успокаивающими предвозвестниками конца и начала... Герсен поужинал в ресторане, открытом в одном и том же месте под одним и тем же наименованием тысячу семьсот лет. Старые дубовые брусья под потолком, закопченные и навощенные, упрямо выполняли свою функцию, но гипсовое покрытие потолка и стен недавно очистили от нескольких десятков слоев побелки и покрасили заново – эта процедура повторялась каждые несколько веков. Мысли Герсена вернулись к дням его ранней молодости. Он посещал Лондон дважды в сопровождении деда, хотя бóльшую часть времени они жили в Амстердаме. Они никогда не ужинали в таких респектабельных заведениях, никогда не отдыхали без дела, никогда не развлекались. Герсен печально покачал головой, вспоминая бесконечные упражнения, которые дед безжалостно заставлял его повторять снова и снова. Удивительно, что Кёрт умудрился ни разу не нарушить дисциплину!

Герсен купил последний выпуск «Космополиса» и вернулся в отель. Присев за столиком в баре, он заказал пинту эля «Уортингтон», который все еще варили в Бертоне-на-Тренте, где секрет его изготовления изобрели чуть меньше двух тысяч лет тому назад. Просмотрев «Космополис», было нетрудно понять, почему журнал пришел в упадок. В нем содержались три многословные статьи под заголовками «Правда ли, что земляне становятся женственными?», «Патриция Пуатрин: в центре внимания нуворишей» и «Духовное возрождение: рекомендации для священнослужителей». Герсен прочел несколько страниц и отложил журнал. Осушив кружку эля, он поднялся к себе в номер.

Наутро он нанес визит в управление редакции «Космополиса» и попросил провести его к начальнику отдела кадров. Таковым начальником оказалась госпожа Нейтра – хрупкая черноволосая женщина, увешанная невероятным количеством нелепых украшений и драгоценностей. Она не проявила ни малейшего намерения говорить с Герсеном: «Тысячу раз прошу прощения! В данный момент не могу отвлекаться ни на кого и ни на что. Я в цейтноте. Все в цейтноте. Перетряска руководства, сами понимаете – никто не может поручиться, что нас всех не выкинут на улицу сегодня же...»

«Может быть, в таком случае мне лучше поговорить с главным редактором, – сказал Герсен. – Вы должны были получить относящееся ко мне письмо из издательства «Зейн»».

Начальница отдела кадров раздраженно махнула рукой: «Какое еще такое издательство «Зейн»?»

«Новые владельцы», – вежливо пояснил Герсен.

«О! – хрупкая мегера в ожерельях и браслетах торопливо порылась в бумагах, заваливших ее стол. – Может быть, вот оно». Она прочла письмо: «Ага, теперь я вижу – вы господин Лукас?»

«Он самый».

«Гмм... ффф... шшш... Вас надлежит, видите ли, устроить специальным корреспондентом. В такое время! Нам еще специальных корреспондентов не хватало! Но кто я такая? Всего лишь начальница отдела кадров. Ладно, чем черт не шутит? Заполните заявку, пусть вам назначат расписание психиатрических обследований. Если вы их пройдете и вас допустят к работе – что очень маловероятно! – на следующий день вы сможете начать прохождение ознакомительного инструктажа».

Герсен покачал головой: «У меня нет времени на формальности. Сомневаюсь, что новым владельцам понравятся подобные бюрократические препоны».

«Ничего не могу поделать, господин Лукас. Наш внутренний распорядок установлен раз и навсегда».

«Что говорится в письме?»

«Что господина Генри Лукаса надлежит зачислить в штат на должность специального корреспондента».

«Будьте добры, выполняйте указания владельцев издательства».

«О, будь они четырежды прокляты! Если так теперь будут делаться дела, какого дьявола им нужна начальница отдела кадров? Зачем тогда нужны психиатрические обследования и обязательный инструктаж? Почему не поручить уборщикам издание нашей бездарной макулатуры?»

Мегера схватила бланк и заполнила его быстрыми росчерками фальшивого гусиного пера, разукрашенного во все цвета радуги: «Вот, отнесите это к главному редактору, он найдет для вас какое-нибудь занятие».

Тучный главный редактор тревожно поджал пухлые губы: «Да-да, господин Лукас... Госпожа Нейтра уже мне позвонила. Насколько я понимаю, вас к нам прислало новое руководство».

«Я уже давно сотрудничаю с владельцами издательства «Зейн», – соврал Герсен. – В данный момент, однако, все, что мне от вас нужно – одно из удостоверений, которые вы выдаете специальным корреспондентам, чтобы я мог предъявлять его по мере надобности, подтверждая, что работаю на «Космополис»».

Редактор наклонился к микрофону и дал указания конторскому служащему, после чего недовольно откинулся на спинку кресла и снова обратился к Герсену «На пути к выходу зайдите в отдел 2А – там вы получите удостоверение. Насколько я понимаю, вы станете выездным репортером и не обязаны ни перед кем отчитываться. Завидная должность, нечего сказать. О чем вы собираетесь писать?»

«О разных вещах, – пояснил Герсен. – Обо всем, что привлечет мое внимание».

Челюсть главного редактора отвисла: «Вы не можете просто так взять и публиковать в «Космополисе» все, что вам взбредет в голову! Наши выпуски планируются за несколько месяцев! Мы проводим опросы общественности, определяя, какие темы больше всего интересуют читателей».

«Как вы можете знать, интересуются ли они тем, чего не читали и не прочтут? – возразил Герсен. – Новые владельцы намерены покончить с зависимостью от опросов».

Редактор скорбно покачал головой: «Каким образом, в таком случае, мы узнáем, о чем следует писать?»

«У меня есть несколько идей на этот счет. Например, Институту давно пора задать трепку. В чем заключаются его нынешние цели? Кто именно занимает 101 й, 102 й и 103 й уровни? Они подавляют распространение информации – какой именно информации? Почему мы больше ничего не слышим о Трайоне Руссе и его антигравитационном аппарате? Институт заслуживает всестороннего расследования. Вы могли бы посвятить целый выпуск этой злободневной проблеме».

Редактор коротко кивнул: «А вы не думаете, что в таком случае мы в какой-то степени... зашли бы слишком далеко? Кроме того, почему вы так уверены, что читатели на самом деле интересуются Институтом?»

«Даже если это не так, им следовало бы им интересоваться».

«Легко сказать! Но таким образом издавать журнал невозможно. На самом деле люди не хотят ни в чем разбираться, они хотят думать, что уже всему научились, не прилагая ни малейших усилий. В наши «серьезные» статьи мы стараемся вставлять наводящие намеки и ссылки – по меньшей мере для того, чтобы им было о чем посудачить на вечеринках. Но продолжайте – что еще вы могли бы предложить?»

«У меня вызывают любопытство личность Виоля Фалюша и его Дворец Любви. Что, в сущности, происходит в этом небезызвестном заведении? Как Виоль Фалюш представляется своим клиентам? Под каким именем он скрывается, когда прилетает из Запределья? Кто гостит в его Дворце Любви? Как гости туда попадают? Возвращаются ли они оттуда и, если да, по своему желанию или по желанию Фалюша?»

«Интересная тема, – согласился редактор. – Пожалуй, несколько щекотливая. Мы предпочитаем не увлекаться сенсациями и – если можно так выразиться – неприглядными сторонами жизни. Тем не менее, я сам нередко задумывался о Дворце Любви. Что, в самом деле, там скрывается? Обычные пороки, надо полагать. Но никто в этом не уверен, никто не знает наверняка. Что еще?»

«На сегодня хватит, – Герсен поднялся на ноги. – Кстати, над отчетом о Фалюше и Дворце Любви я собираюсь работать сам».

Главный редактор пожал плечами: «Воля ваша – вам предоставлена полная свобода действий».