Текст книги "Князья тьмы. Пенталогия"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 81 страниц)

«Понятно». Кодирующие устройства, предотвращавшие двурушничество со стороны недобросовестных наводчиков, нередко использовались спонсорами.

Теперь в голосе Мазенсена звучала невеселая ирония: «Судя по всему, университет продал вам закодированный монитор без дешифратора. На вашем месте я пожаловался бы местным властям в Авенте».

Герсен попытался представить себе последствия полученной информации. Если удовлетворялось одно условие, последствия эти, в самом деле, были далеко идущими.

«Почему вы звонили Споку? Он обещал вам деньги?»

Мазенсен кивнул, как нашкодивший школьник: «Деньги. Кроме того, он угрожал. В молодости я позволил себе безрассудный поступок...» Директор беспомощно развел руками.

«Известно ли Споку, что монитор закодирован?»

«Несомненно. Я упомянул об этом в нашем разговоре, но мое замечание не стало для него новостью».

Герсен кивнул. Условие было удовлетворено. Информация накапливалась. Если можно было верить Хильдемару Дассу, Тихальта убил сам Малагейт. Тристано косвенно подтвердил этот факт – сам того не ведая, он сообщил больше, чем хотел. Но в то же время показания Тристано вносили в ситуацию загадочный элемент. Если Дасс, саркойский токсикант и Тристано прибыли на планету Смейда втроем, как можно было объяснить присутствие на той же планете самого Малагейта? Прибыл ли он одновременно с ними на другом корабле? Возможно, на маловероятно...

Несчастный Мазенсен с тревогой смотрел на опасного посетителя.

«Я ухожу, – успокоил его Герсен. – Намерены ли вы сообщить Споку о моем визите?»

Директор кивнул; от его напыщенной самонадеянности не осталось ни следа: «Что еще мне остается?»

«Вам придется подождать хотя бы час».

Мазенсен не возражал. Он мог выполнить требование Герсена – или позвонить сообщнику, как только Герсен закроет за собой дверь. Наиболее вероятным представлялся второй вариант. Но с этим ничего нельзя было поделать. Герсен отвернулся и вышел из кабинета, оставив в нем директора-контролера, превратившегося в тряпку, как проколотая надувная игрушка.

Проходя по бетонному коридору, Герсен догнал Тристано, каким-то образом умудрившегося занять вертикальное положение, опираясь на ногу и елозя спиной по стене. Теперь землянин прыгал на одной ноге по коридору; вторая, неестественно искривленная нога, волочилась по полу. Обернувшись к Герсену, Тристано все еще вызывающе усмехался, хотя мышцы вокруг его рта туго напряглись. Герсен задержался, разглядывая этого человека. Было бы предусмотрительно – даже желательно – прикончить его на месте, но еще предусмотрительнее было не связываться с местной полицией. Поэтому, ограничившись вежливым кивком, Герсен миновал наемного убийцу и вышел на улицу.

Глава 6

Из предисловия к «Людям Ойкумены» Джана Хольберка Вэнза LXII го:

«Нашей эпохе свойственна подавляющая атмосфера – на это обстоятельство указывали, о нем рассуждали, на него жаловались многие современные антропологи. Странно! Ибо никогда еще у человечества не было столь разнообразных возможностей и такого обширного опыта выживания в постоянно изменяющихся условиях. Полезно заранее рассмотреть эту ситуацию, так как нам еще не раз придется упоминать о ней на страницах этого трактата.

Важнейший факт человеческой жизни заключается в бесконечности космоса: в недостижимости каких-либо границ, в бесчисленности неизведанных миров, ожидающих нашего присутствия – короче говоря, в существовании Запределья. Я считаю, что именно понимание такого пугающего количества возможностей каким-то образом способствует «замыканию в себе» важнейших элементов человеческого сознания и, следовательно, ограничению и даже подавлению человеческой предприимчивости.

Необходимо сразу сделать оговорку. Предприимчивых людей, несомненно, все еще немало, хотя, к сожалению, они главным образом действуют в Запределье, а их предприятия не всегда можно с чистой совестью назвать конструктивными. (Это замечание не следует рассматривать как исключительно саркастическое: жизнедеятельность многих самых тошнотворных организмов приводит к тем или иным полезным побочным эффектам.)

В целом, однако, человеческие амбиции обращены внутрь, а не наружу, не к достижению очевидных целей. Почему? Неужели бесконечность, как объект непосредственного восприятия, а не математическая абстракция, устрашает человеческий ум? Может быть, мы просто успокоились и чувствуем себя в безопасности, сознавая, что сокровища Галактики неистощимы, и что нам стоит только протянуть руку, чтобы ими воспользоваться? Может ли быть, что современная жизнь уже пресытила людей многообразием новизны? Следует ли предположить, что Институт гораздо жестче и успешнее контролирует коллективную психологию человечества, чем мы подозреваем? Или подавленность и ощущение застоя порождены в нас убеждением в том, что все возможные славные победы уже одержаны, что все осмысленные цели уже достигнуты?

Разумеется, на эти вопросы невозможно дать однозначный ответ. Но следует отметить несколько достопримечательных фактов. Во-первых, необходимо учитывать (не вдаваясь в подробности) сложившуюся в Ойкумене необычную ситуацию, в которой наиболее влиятельными и результативными структурами стали частные или, в лучшем случае, лишь частично ответственные перед общественностью ассоциации – МСБР, Институт, корпорация «Джарнелл».

Во-вторых, наблюдается общее снижение уровня образования. В этом отношении продолжает увеличиваться разрыв, превращающийся в пропасть, разделяющую, скажем, мудрецов Института от рабов на плантациях Тертуллиана. Учитывая условия жизни в Запределье, эта полярность становится еще более отчетливой. Упадок объясняется очевидными причинами. Первопроходцев, осваивающих незнакомые, часто неблагоприятные среды обитания, прежде всего беспокоит примитивное выживание. Возможно, однако, что еще более устрашающим фактором стал не поддающийся представлению, необъятный объем накопленных знаний. Тенденция к специализации наблюдалась уже на заре современности, но после прорыва в космос, вызвавшего лавину новой информации, узкая специализация стала повсеместным явлением.

В связи с этим не помешает, пожалуй, рассмотреть характер человека, которого мы условно назовем «новым специалистом». Он живет в материалистическом мире, где абстрактным понятиям уделяется лишь поверхностное внимание. Это обаятельный, остроумный, нередко даже искушенный и утонченный человек, но ему недостает глубины. Его идеалы носят конкретный, а не обобщенный характер. Его устремления, если он считает себя ученым, могут находить удовлетворение в области математики или естественнонаучных дисциплин; гораздо вероятнее, однако, что он предпочитает заниматься тем, что принято называть «гуманитарными науками» – историей, социологией, сравнительными исследованиями, символогией, эстетикой, антропологией, изучением различных культурных и экономических условий, пенологией, образованием, разработкой методов передачи информации, совершенствованием систем административного управления и даже изобретением новых методов принуждения, не говоря уже о загнивающем болоте психологии, где каждая возможная вакансия уже занята погрязшими в невежестве болтунами, или о все еще ожидающем первопроходцев девственном пространстве псионики.

Встречаются также самонадеянные эрудиты, подобные автору этого труда, удобно устроившиеся на вершине головокружительного утеса всеведения и взявшие на себя, под прикрытием неубедительных заверений в своей скромности или при полном отсутствии таковых, неблагодарную обязанность оценивать, поощрять, порицать или обличать современников. В любом случае, зарабатывать на жизнь таким способом, как правило, легче, чем рыть канавы».

Из книги «Десять исследователей: анализ характера первопроходцев» Оскара Андерсона:

«Каждый мир отличается неповторимым психическим ароматом: эта истина подтверждается каждым из десяти исследователей. Айзек Канадэй готов был заключать пари, утверждая, что, если ему завяжут глаза и отвезут на любую планету Ойкумены или Ближнего Запределья, он правильно назовет мир, на который его привезли, как только с него снимут повязку. Как ему удавался этот трюк? С первого взгляда он кажется непостижимым. Сам Канадэй признавался, что ему не был известен источник его интуиции: «Я просто втягиваю носом воздух, поднимаю лицо, гляжу на небо, прыгаю пару раз – и мне в голову приходит правильное название».

Конечно же, объяснение Канадэя притворно; он нарочно придает ему причудливый характер. Восприятие наших органов чувств, несомненно, точнее, чем мы подозреваем. Состав воздуха, оттенок солнечных лучей и цвет неба, кривизна горизонта и приблизительное расстояние до него, сила притяжения – надо полагать, все эти признаки истолковываются и обрабатываются мозгом, определяющим индивидуальность планеты так же, как цвет глаз, нос, волосы, рот и уши позволяют нам распознавать индивидуальность лица.

При этом мы даже не упомянули такие отличительные характеристики, как флора и фауна, изделия или строения аборигенов или людей и характерный облик солнца или солнц...»

Из тома III энциклопедического труда «Жизнь» барона Бодиссея Невыразимого:

«По мере того, как общество развивается, приоритеты в процессе борьбы за выживание мало-помалу, практически незаметно изменяются, и в конечном счете этот процесс становится ничем иным, как погоней за наслаждениями. Это весьма обобщенное наблюдение, причем далеко не новое. Тем не менее, мой абстрактный тезис чреват богатым многообразием конкретных выводов. Автор предлагает, в качестве увлекательной темы для научной диссертации, обзорный анализ специализированных типов целевых наслаждений, проистекающих из этого принципа. Если задуматься на минуту, представляется возможным, что любой конкретный дефицит, любое конкретное принуждение и любая конкретная опасность вызывают соответствующее психическое напряжение, требующее конкретного удовлетворения».

Герсен вернулся в подземный вокзал Сансонтианы. Он извлек монитор из камеры хранения и тут же попробовал открыть его ключом. К его удовлетворению, замок сработал, и крышка корпуса отодвинулась.

В приборе не было ни взрывчатки, ни кислоты. Герсен вынул маленький цилиндр, содержавший записывающее волокно, и взвесил его в руке. Подойдя к почтовому киоску, он отправил посылку с цилиндром самому себе в отель «Креденца» в Авенте на Альфаноре. Вернувшись на подземном поезде в космопорт Киндьюна и не встретив дальнейших препятствий, он вылетел в космос.

Вскоре голубой полумесяц Альфанора, озаренный ослепительным Ригелем, уже занимал львиную долю неба. Когда семь континентов начали появляться из ночного мрака, Герсен загрузил в автопилот программу посадки в Авенте, и корабль опустился в космопорте. Кран поднял корабль и перенес его в отсек стоянки; Герсен спустился по трапу и осторожно оценил обстановку. Не обнаружив никаких признаков своих врагов, он прошел по стоянке мимо вереницы кораблей в здание космического вокзала. Здесь он позавтракал, размышляя о дальнейших планах. Он решил придерживаться самой прямолинейной программы, основанной на логической последовательности выводов, в которой он не усматривал никаких изъянов.

а) Официальным владельцем монитора Луго Тихальта был Университет Морской провинции.

б) Информация, записанная на волокне монитора, закодирована, и доступ к ней становился возможным только с использованием магнитного дешифратора.

в) Дешифратор находился в распоряжении Университета Морской провинции в Авенте.

г)

1) По словам Луго Тихальта, Аттель Малагейт был его первоначальным спонсором (каковой факт Тихальт, по-видимому, впервые осознал, будучи в Крайгороде. Проболтался Хильдемар Дасс? Учитывая все обстоятельства, Малагейт, скорее всего, еще не беспокоился о том, что его инкогнито может быть раскрыто).

2) Малагейт прилагал всевозможные усилия с тем, чтобы заполучить монитор и содержащееся в нем волокно – следовательно, у него должен быть доступ к дешифратору.

д) Поэтому Герсен должен действовать в следующем порядке.

1) Установить личность тех, у кого был доступ к дешифратору.

2) Узнать, кто из этих людей удовлетворял ряду критериев, соответствовавших характеру и деятельности Малагейта. Кто, например, отсутствовал достаточно долго, чтобы прилететь на планету Смейда и вернуться?

Прямолинейный и логичный план нападения, несомненно. Герсен понимал, однако, что последствия самой логичной последовательности действий могли быть чреваты осложнениями. Он не хотел спугнуть Малагейта, вызвав у того подозрения. Тот факт, что записывающее волокно Тихальта находилось в руках Герсена, обеспечивало ему относительную безопасность; тем не менее, если Малагейт почувствует, что возникает ситуация, угрожающая ему лично, он может беспрепятственно – и без сожалений – организовать наемное убийство. До сих пор у Малагейта не было оснований опасаться разоблачения, и было бы глупо разубеждать его в этом. В данный момент у Герсена было преимущество инициативы, и спешка только подвергла бы его излишнему риску... Его внимание отвлеклось. По другую сторону прохода между перегородками отделения ресторана сидели две хорошенькие девушки, приехавшие в космопорт, чтобы встретить подругу или попрощаться. Герсен тоскливо поглядывал на них; не в первый раз он остро ощущал пустоту своей жизни, неудовлетворенность, стремление к освобождению от какого-то бремени – нечто подобное он испытывал, глядя на черный океан планеты Смейда. Легкомыслие... девушки явно любили поболтать о пустяках. У одной волосы были выкрашены в приглушенный зеленый цвет тенистой лесной листвы, а коже она придала нежно-зеленый капустный оттенок. На другой был парик из лавандовой металлической фольги; у нее была мертвенно-белая крашеная кожа; она слегка надвинула на лоб маленькую колоколообразную шляпку из серебристых листьев, со спускающимися вдоль висков, почти до подбородка, серебряными нитями.

Герсен порывисто вздохнул. Конечно, его образ жизни можно было назвать безрадостным, даже мрачным. В уме проносились картины давнего прошлого, посвященные одной и той же навязчивой теме: другие дети без задних мыслей предавались играм, пока он, одинокий худощавый паренек с серьезной физиономией, наблюдал за ними издали. Насколько он помнил, их беззаботное веселье вызывало у него не более чем любопытство – он никогда не рассматривал себя как возможного участника этих развлечений. Его дед не допустил бы такой возможности...

Одна из девушек заметила его внимание и что-то прошептала подруге. Обе взглянули на Герсена, после чего принялись демонстративно его не замечать. Герсен печально усмехнулся. Когда он имел дело с женщинами, уверенность в себе покидала его; ему редко приходилось вступать с ними в интимные отношения. Герсен нахмурился и тревожно покосился на щебечущих девушек. Возможно ли, что Малагейт подослал их, чтобы его соблазнили? Смехотворная гипотеза! Почему бы он подослал сразу двух? Девушки поднялись и вышли из ресторана; уходя, каждая украдкой обернулась и бросила взгляд на Герсена.

Герсен смотрел им вслед, сопротивляясь внезапному побуждению броситься вдогонку, представиться и подружиться с ними... Опять же, смехотворное, дважды смехотворное побуждение! Что он может им сказать? Он представил себе два привлекательных лица, сначала озадаченных, затем смущенных и насмешливых – и себя, пытающегося снискать их расположение жалкими ужимками... Девушки растворились в толпе. «Ну и ладно! – думал Герсен, посмеиваясь над собой и злясь на себя. – И все же, зачем себя обманывать?» Он вел трудную жизнь одержимого фанатика, постоянно заставлявшую его сдерживать естественные инстинкты.

Ну и что? Зато у него была определенная цель в жизни, и он был прекрасно подготовлен к ее достижению. У него не было сомнений, он точно знал, что делает и зачем. Неожиданная мысль вмешалась в его внутренние попытки самоутверждения. Кем бы он стал, если бы у него не было четко определенной задачи? Если бы он не руководствовался внушенными с детства побуждениями, он вряд ли мог бы конкурировать с другими окружавшими его мужчинами, с их приятными манерами и любезным красноречием... Рассматривая эту мысль с разных сторон, снова и снова, Герсен начинал ощущать духовную недостаточность. Жизнь его продолжалась в заранее установленном порядке, у него не было свободы выбора. Его преданность своему делу слегка поколебалась – разумеется, он не собирался отказываться от обязательств. Но теперь он считал, что не следовало навязывать молодому человеку цели, пока он не накопит жизненный опыт, достаточный для того, чтобы самостоятельно принимать решения. Ему не предоставили такую возможность. Решение было принято за него, и он с этим смирился... В конце концов, разве это так уж важно? Важнее, пожалуй, понять, чтó он будет делать после того, как осуществит свою задачу, если это ему удастся. Герсен признавался себе в том, что шансов у него было очень мало. Однако – допуская, что пять преступников будут казнены – какой станет его дальнейшая жизнь? В прошлом он уже пару раз доходил до этой точки в размышлениях, но никогда не продвигался дальше. И на сей раз он остановился, не переходя эту границу. Герсен покончил с завтраком; девушки, вызвавшие приступ неприятного самокопания, давно ушли. Невозможно было представить себе, что они работали на Палача Малагейта.

Герсен посидел еще несколько минут, сравнивая возможные варианты решения первоочередной задачи, и снова предпочел прямолинейный подход.

Он зашел в телефонную будку и связался со справочным бюро Университета Морской провинции, находившегося в Ремо, пригороде Авенты, километрах в пятнадцати от космопорта.

На экране появилась эмблема университета, сменившаяся обычной схемой расположения корпусов и факультетов учреждения с надписью: «Пожалуйста, говорите отчетливо!» Одновременно прозвучал вопрос автоответчика: «Чем мы могли бы вам помочь?»

Герсен обратился ко все еще невидимому собеседнику: «Я хотел бы получить некоторые сведения об университетской программе исследований. Какой отдел непосредственно координирует эту программу?»

Схема университета растворилась в декоративном прозрачном орнаменте, и на экране появилось выкрашенное в золотистые тона лицо молодой блондинки с пышными начесами над ушами: «Это зависит от того, какие исследования вас интересуют».

«Исследования, финансируемые благотворительной дотацией № 291».

«Одну минуту, я спрошу». Экран снова покрылся орнаментом, превратившимся в схему.

Через некоторое время золотистая физиономия девушки вернулась: «Я соединю вас с факультетом галактической морфологии».

Теперь на Герсена смотрело другое, бледное женское лицо со слегка надменным, но пикантным выражением, украшенное узорами, нанесенными серебром с перламутровым отливом; ее волосы парили над головой наподобие нимба из бесчисленных тончайших лакированных спиц: «Галактическая морфология».

«Меня интересует благотворительная дотация № 291», – повторил Герсен.

Девушка слегка задумалась: «Вы имеете в виду дотацию как таковую?»

«Я имею в виду программу, ее организационную структуру и лиц, ее координирующих».

Молодая ассистентка с сомнением поджала губы: «Не могу сказать ничего определенного. Этим благотворительным фондом финансируется наша программа космических исследований».

«Меня интересует, в частности, наводчик по имени Луго Тихальт. Его работа и его корабль оплачивались за счет этого фонда».

Девушка покачала головой: «Ничего о нем не знаю. Господин Деттерас мог бы вам помочь, но сегодня он занят».

«Наводчиков нанимает господин Деттерас?»

Девушка пошевелила бровями и слегка прищурилась; у нее было очень живое лицо – в особенности подвижен был широкий рот с весело приподнятыми уголками: «Меня обычно не посвящают в такие подробности. Разумеется, наш факультет принимает участие в основной исследовательской программе. Но она финансируется и другими источниками. Господин Деттерас – директор отдела космических исследований. Он сможет ответить на любые ваши вопросы».

«Работает ли в вашем отделе кто-нибудь еще, кто мог бы нанять наводчика, пользуясь дотацией № 291?»

Ассистентка задумчиво взглянула на Герсена искоса, явно пытаясь угадать причину его настойчивого любопытства. «Вы, случайно, не из полиции?» – робко спросила она.

Герсен рассмеялся: «Нет. Я – друг господина Тихальта, мне поручено закончить от его имени некоторые дела».

«О! Что ж, у нас работает господин Келле, он – председатель комитета по планированию исследований. Еще есть господин Войноткач, почетный ректор. Кстати, благотворительная дотация № 291 – его деньги. Господин Келле приходил утром, но отлучился – у его дочери готовится свадьба, он страшно занят».

«Как насчет Войноткача? Не мог бы я с ним встретиться?»

«Посмотрим... – девушка снова поджала губы и наклонилась над панелью с расписанием. – До трех часов он занят, после чего у него освободится час. В перерыве он принимает студентов и посетителей по очереди, без предварительного назначения времени приема».

«Если это возможно, я хотел бы встретиться с ним сегодня же».

«Если вы позаботитесь сообщить, как вас зовут, – скромно прибавила его собеседница, – я запишу вас первым посетителем. Тогда вам не придется ждать, если выстроится очередь студентов».

Герсен удивился такой предупредительности. Он внимательно рассмотрел лицо девушки – и снова удивился, потому что она улыбалась.

«Очень любезно с вашей стороны. Меня зовут Кёрт Герсен».

Он наблюдал за тем, как она записывала его имя. Судя по всему, блондинка не торопилась заканчивать разговор. Герсен спросил: «Чем занимается почетный ректор? Какие у него обязанности?»

Девушка пожала плечами: «Честное слово, не знаю. Он приходит и уходит. Мне кажется, он делает все, что ему хочется. Богачи всегда делают то, что им хочется. Я тоже не прочь разбогатеть».

«Еще один вопрос, – вспомнил Герсен. – Вы хорошо знакомы с распределением обязанностей в вашем отделе?»

«Можно сказать и так! – ассистентка рассмеялась. – В той мере, в какой здесь вообще есть какой-нибудь распорядок».

«Записывающее волокно монитора в корабле наводчика зашифровано. Вам это известно?»

«Мне об этом рассказывали». Девушка несомненно говорила с Герсеном как с человеком, а не как с лицом на экране. Несмотря на весьма экстравагантную прическу, она казалась Герсену восхитительно привлекательной. «Черт возьми, я провел в космосе слишком много времени!» – подумал он. С трудом сдерживая волнение, он спросил: «Кто занимается расшифровкой волокон? Кому известны соответствующие коды?»

И снова брюнетка ответила неуверенно: «Господин Деттерас, скорее всего. Хотя, может быть, у господина Келле тоже есть допуск».

«Вы не могли бы узнать точнее?»

Девушка колебалась, изучая лицо собеседника. Предусмотрительнее было бы не отвечать на вопросы человека, побуждения которого она не понимала. И все же – чему это могло повредить? Незнакомец, задававший вопросы, вызывал у нее интерес – по ее мнению, у него было мечтательное грустное лицо, в какой-то мере таинственное; кроме того, его никак нельзя было назвать непривлекательным, несмотря на появлявшееся то и дело жестковато-упрямое выражение.

«Я спрошу у секретарши господина Деттераса, – с готовностью ответила она. – Вы подождете?»

Экран потемнел, но через пару минут снова загорелся. Девушка улыбнулась Герсену: «Все правильно! Дешифраторами могут пользоваться только три человека – господа Деттерас, Келли и Войноткач».

«Понятно. Деттерас – директор отдела исследований. Келли – председатель комитета по планированию исследований. А Войноткач?»

«Почетный ректор. Ему присвоили это звание, когда он предоставил университету дотацию № 291. Он жутко богат и очень интересуется космическими исследованиями. Нередко летает в Запределье... А вы когда-нибудь были в Запределье?»

«Только что оттуда вернулся».

Девушка наклонилась вперед, ее глаза зажглись любопытством: «Говорят, там живут дикие и опасные люди. Это правда?»

Герсен отбросил всякую осторожность и, удивляясь собственной смелости, выпалил: «Вы могли бы все увидеть своими глазами – если полетите со мной!»

Девушку это предложение не обидело. Но она покачала головой: «Я боюсь. Меня всегда предупреждали не доверять незнакомым людям из Запределья. Кто знает? Вдруг вы – работорговец? А я не хочу, чтобы меня продали».

«Такое случается, – кивнул несколько остывший Герсен. – Для вас, пожалуй, безопаснее всего оставаться в университете».

«Но в безопасности так скучно!» – кокетливо возразила секретарша.

Герсен колебался – начал было говорить, но придержал язык. Девушка наблюдала за ним с провокационным выражением невинности. «Почему нет? – спрашивал себя Герсен. – Дед был стар и уже не интересовался женщинами...»

«В таком случае – если вы не прочь рискнуть – может быть, вы проведете со мной вечер?»

«А зачем? – девушка внезапно стала олицетворением скромности. – Вы хотите продать меня в рабство?»

«Нет. Просто... вы же понимаете. Я хотел бы вас развлечь – а вы сами выбирайте то, что вам нравится».

«Все это очень неожиданно. Я даже не встречалась с вами лицом к лицу».

«Верно, вы правы, – Герсен снова смутился. – Я не умею быть обходительным».

«С другой стороны, если мы проведем вместе вечер, это никому и ничему не помешает, правда? Я часто поддаюсь внезапным порывам – по меньшей мере, так говорят у меня за спиной».

«В жизни многое зависит от случайных обстоятельств – почему бы ими не пользоваться?»

«Вы только что прилетели из Запределья, – великодушно заявила блондинка. – На этом основании вам многое прощается».

«Значит, вы согласны?»

Она притворилась, что задумалась: «Ладно. Волка бояться – в лес не ходить. Где мы встретимся?»

«Я приду в три часа, чтобы задать пару вопросов Войноткачу. После этого я освобожусь».

«А я ухожу с работы в четыре... Значит, вы в самом деле не работорговец?»

«Даже не пират».

«Хм! Может быть, вам не хватает предприимчивости... Но меня это вполне устраивает. В любом случае, нельзя судить о человеке, пока не узнаешь его получше».

Обширный песчаный пляж простирался на полтораста километров к югу от Авенты, вдоль всей вогнутой береговой полосы Серповидного залива. До самого Ремо и на насколько километров дальше на гребнях крутых песчаных откосов выстроились обращенные к морю виллы из слепящего глаза белого ракушечника.

Герсен арендовал небольшую машину, скользящую по воздуху над поверхностью земли, и полетел на юг над широкой, усыпанной мелким белым песком дорогой, поднимая за собой неизбежные облака пыли. Некоторое время дорога тянулась вдоль берега. Песок пылал под сверкающими лучами Ригеля, синее море искрилось за пенистой полосой прибоя, спокойно и равномерно набегая волнами на песок с шумом, одинаковым на любой планете любой галактики там, где море встречается с сушей. Вскоре дорога перевалила за гребни прибрежных откосов; слева обнажились песчаные дюны, поросшие черным и темно-малиновым кустарником-железняком, изредка перемежавшимся торчащими белыми цветами-дирижаблями – наполненными газом пушистыми стручками, парящими на концах длинных стеблей. Белые загородные виллы выглядывали из рощ тенистых зеленых деодаров, туземных перистолистов и гибридных пальм.

Впереди начиналась возвышенность – прибрежные склоны превратились в гряду невысоких холмов, обрывисто спускавшихся к океану. Городок Ремо расположился в плоской долине у основания одного из этих холмов. Пара длинных дугообразных причалов заканчивалась высокими куполами казино, образуя гавань, заполненную небольшими катерами и яхтами. Университет гнездился на гребне холма: вереница низких сооружений с плоскими крышами, соединенных сводчатыми галереями.

По прибытии на стоянку университетского городка Герсен опустил на нее аэромобиль и вышел из него. Движущаяся дорожка привела его к мемориальной арке посреди большого центрального двора, где Герсен спросил одного из студентов, как пройти в колледж галактической морфологии.

«Это в следующем квадранте, сударь – здание в дальнем углу».

Мрачно размышляя о том, что юноша всего лишь лет на семь младше его уже почтительно называл его «сударем», Герсен прошел по открытому внутреннему двору, заполненному многоголосой оравой цветасто разодетых студентов, пересек следующий квадратный двор поменьше и приблизился к зданию в дальнем углу. Под портиком у входа он задержался, охваченный странным чувством, похожим на растерянность или робость, постепенно нараставшим по пути в университет. Герсен усмехнулся: перспектива провести вечер с незнакомой девушкой вызывала у него трепет, как у неискушенного юнца. Что удивительнее всего, необъяснимое смущение, казалось, становилось важнее основной цели его существования! Герсен пожал плечами и зашел в вестибюль в раздраженно-насмешливом настроении.

Девушка, сидевшая за столом в вестибюле, подняла глаза с неуверенностью, явно свидетельствовавшей о примерно таких же внутренних колебаниях. Она была меньше и стройнее, чем он ее себе представлял, но это нисколько не уменьшало ее привлекательность: «Господин Герсен?»

Герсен заставил себя улыбнуться, изображая доброжелательную самоуверенность: «Мне только что пришло в голову, что я не знаю, как вас зовут».

Ее поза стала не столь напряженной: «Паллис – Паллис Этроуд».

«С формальностями покончено! – заявил Герсен. – Надеюсь, наша договоренность остается в силе?»

Она кивнула: «Если вы не передумали».

«Нет, я не передумал».

«На самом деле я не такая смелая, как может показаться, – со смущенным смешком сказала Паллис Этроуд. – Я просто решила игнорировать свое воспитание. Моя мать придерживается очень строгих правил. Может быть, именно поэтому мне хочется их нарушить».

«Вы меня пугаете, – иронически отозвался Герсен. – Я тоже не отличаюсь особой храбростью, а теперь мне придется иметь дело с молодой особой, решившейся порвать со всеми запретами...»

«Нет уж, не подумайте, что я собралась переступить границы дозволенного! Я не намерена напиваться в стельку, ввязываться в драку или...» – она запнулась.

«Или?»

«Просто «или» – ничего больше».

Герсен взглянул на часы: «Мне пора нанести визит Войноткачу».

«Его кабинет в конце коридора. Послушайте, господин Герсен...»

Герсен чуть наклонился и взглянул в поднявшееся навстречу лицо: «Да?»

«Сегодня я проболталась, чего мне делать не следовало. По поводу допуска к кодам мониторов. Оказывается, эти сведения хранятся в тайне. Пожалуйста, не упоминайте о моей неосторожности, когда будете говорить с Войноткачем? Мне здорово влетит».

«Ничего об этом не скажу».

«Благодарю вас».

Герсен повернулся и прошел по коридору туда, куда указала секретарша, по упругому мозаичному покрытию пола, черного с серыми орнаментами. На беленых гипсовых стенах не было никаких украшений или архитектурных деталей, кроме опознавательных надписей на дверях, выкрашенных в различные приглушенные тона – каштановый, розоватый темно-лиловый, темно-зеленый, индиго.