Текст книги "Князья тьмы. Пенталогия"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 81 страниц)

Глава 6

Выдержка из раздела III, «Виоль Фалюш», монографии «Князья тьмы» Кароля Карфена, опубликованной издательством «Просвещение» в Новом Вексфорде на планете Алоизий в системе Веги:

«Каждому из князей тьмы приходится иметь дело с проблемой известности. Каждый из них (за исключением, пожалуй, Аттеля Малагейта) достаточно тщеславен, чтобы стремиться к демонстрации своей колоритной личности и навязывать свои вкусы и пристрастия как можно большему количеству людей. Практические соображения, однако, принуждают их к анонимности и скрытности – особенно тогда, когда они наслаждаются властью и богатством в мирах Ойкумены, к чему стремятся все князья тьмы. Виоль Фалюш – не исключение. Подобно Аттелю Малагейту, Кокору Хеккусу, Ленсу Ларку и Ховарду Алану Трисонгу, он ревностно охраняет свою конфиденциальность; даже постояльцы его Дворца Любви не знают, как он выглядит.

В некоторых отношениях Виоль Фалюш – самый человечный из пяти князей тьмы; это не значит, конечно, что масштабы его преступлений поддаются человеческому пониманию. Кошмарная жестокость, рептильная бесчувственность, мания величия и фатальная клоунада, свойственные, соответственно, Хеккусу, Малагейту, Ларку и Трисонгу, в Фалюше полностью отсутствуют. Зло, характерное для Виоля Фалюша, можно сравнить с терпеливой кровожадностью паука, наделенного в то же время инфантильной сентиментальностью и чудовищной самовлюбленностью.

Если забыть на минуту о его пороках, у Фалюша наблюдаются некоторые странно привлекательные черты – в том числе идеализм и энтузиазм; этого не отрицают даже самые неуступчивые моралисты. Прислушайтесь к словам самого Виоля Фалюша, выступившего с докладом (разумеется, только в виде звукозаписи) перед студентами Университета имени Сервантеса:

«Я – несчастный человек. Меня преследует неспособность выразить невыразимое, сорвать покров с неизвестности. Жажда познания красоты, конечно же – один из основных психологических стимулов. Это стремление проявляется в различных формах – в том числе в желании достигнуть совершенства, в тоске по слиянию с вечностью, в ненасытном любопытстве исследователя, в реализации абсолюта, сформулированного самим человеком, но превосходящего все его возможности. Вероятно, таково важнейшее из человеческих побуждений.

Меня терзает эта жажда. Я делаю все, что могу, я созидаю – и в то же время, парадоксально, страдаю от убеждения в том, что достижение моих незаурядных целей не приведет к удовлетворению. В данном случае само соревнование с невозможностью, созидательный процесс как таковой важнее победы. Не стану посвящать вас в подробности моей борьбы, моих горьких сожалений, моих полночных бдений, моих мучительных разочарований. Вам они покажутся непостижимыми или, что еще хуже, смехотворными.

Обо мне нередко отзываются как об исчадии зла – не стану спорить с этим определением, меня не трогает даже самая суровая критика. Зло – понятие со сложной размерностью, оперирующее лишь в направлении единичного вектора, и нередко поступки, вызывающие наибольшее возмущение, не наносят никакого существенного ущерба и даже полезны тем, к кому они непосредственно относятся.

Меня часто спрашивают о Дворце Любви, но я не намерен удовлетворять похотливое любопытство, сопровождающее такие расспросы. Достаточно сказать, что я способствую расширению сферы восприятия и не нахожу ничего достойного порицания в чувственных наслаждениях – хотя вы, несомненно, удивились бы аскетизму моей личной жизни. Дворец Любви занимает значительную территорию и ни в коем случае не является одиночным сооружением; это, скорее, комплекс парков, павильонов, залов, куполов, башен, прогулочных аллей и живописных панорам. Обитатели Дворца молоды, прекрасны и не знают другого существования; поистине, они – счастливейшие из смертных.»

Так сказал Виоль Фалюш. Слухи о его привычках не соответствуют тому возвышенному представлению, какое он пытается создать. Говорят, он одержим эротическими извращениями и способами достижения оргазма. Одна из его излюбленных игр (опять же, по слухам) заключается в том, чтобы терпеливо выращивать, с детства, красивую девушку в изолированной келье. Девушку воспитывают в убеждении, что в один прекрасный день она встретит чудесного богочеловека, который будет ее любить, а затем умертвит ее. После чего, в один ужасный день, девушку выпускают на небольшой остров, где ее ждет Виоль Фалюш».

* * *

Отель «Принц Франц-Людвиг» слыл самым элегантным местом встреч и свиданий в Ролингсхавене. Размеры его главного фойе были невероятны: больше шестидесяти метров в ширину и тридцать метров в высоту. Двенадцать огромных люстр излучали золотистый свет; пол покрывал мягкий золотисто-коричневый ковер, украшенный орнаментальными вариациями основного оттенка. Стены были обиты бледно-голубым и желтым шелком, потолок оживляли росписи, изображавшие средневековые придворные церемонии. Мебель отеля, изящная, но прочная, искусно подражала стилю, ценившемуся в древности – с розовыми и желтыми атласными подушками и резными деревянными ножками и спинками, покрытыми матово-золотым лаком. На мраморных столешницах возвышались вазы высотой в полтора человеческих роста, изливавшие лавины цветов; рядом с каждой такой вазой дежурил застывший паж в роскошной ливрее. Здесь преобладала изощренная роскошь незапамятных времен, которую нельзя было найти нигде, кроме старинной Европы. Герсен никогда еще не видел столь великолепного интерьера.

Наварт выбрал софу рядом с альковом, где струнный квартет исполнял сюиту каприсов. Поэт подозвал пажа и заказал шампанское.

«Здесь следует искать Виоля Фалюша?» – поинтересовался Герсен.

«Я несколько раз встречал его именно здесь, – отозвался Наварт. – Не теряйте бдительность».

Они пили шампанское, сидя в наполненном бормочущим эхо и золотистым светом фойе. Черные юбка и блуза девушки, ее голые загорелые ноги и сандалии каким-то парадоксальным образом – или благодаря необычности сопоставления – не казались здесь безвкусными или непристойными. Герсен был озадачен этим обстоятельством. Как ей удалось такое превращение?

Наварт говорил о самых разных вещах; девушка почти ничего не говорила. Герсена вполне устраивала возможность наблюдать за развитием событий, не вмешиваясь. По сути дела, ему нравилось такое времяпровождение. Девушка выпила довольно много вина, но это ни в чем не проявлялось. Судя по всему, ее интересовали люди, ходившие по огромному фойе, но только с точки зрения отстраненной наблюдательницы. В конце концов Герсен спросил: «Как тебя зовут? Я даже не знаю, как к тебе обращаться».

Девушка не ответила сразу. Наварт заметил: «Называйте ее, как хотите. Таков мой обычай. Сегодня она – Зан-Зу из города Эриду».

Девушка на мгновение улыбнулась – первый раз ее что-то позабавило. Герсен решил, что все-таки она, скорее всего, не идиотка.

«Зан-Зу? Так тебя зовут?»

«Чем такое имя хуже других?»

«Шампанское кончилось – а жаль, оно было отличного урожая! Теперь пора ужинать!» Наварт поднялся на ноги и предложил девушке взять его под руку. Они пересекли фойе и спустились по четырем широким лестничным пролетам в ресторан отеля, не менее великолепный, чем фойе.

Наварт заказал ужин с энтузиазмом и со вкусом знатока; никогда еще Герсен не ел ничего вкуснее – сожалеть оставалось только о том, что в желудке больше не оставалось места. Наварт ел с жадным наслаждением. Зан-Зу из города Эриду, как ее теперь следовало называть, ела деликатно и без особого интереса. Герсен искоса наблюдал за ней. Может быть, она больна? Или недавно пережила какую-то трагедию, какое-то потрясение? Девушка хорошо умела держать себя в руках – даже слишком хорошо, учитывая количество выпитого ею вина: мускателя, шампанского и различных вин, заказанных Навартом к ужину... «Что ж, мне, в сущности, все равно, – говорил себе Герсен. – Меня волнует только Виоль Фалюш». Тем не менее, в отеле «Принц Франц-Людвиг», в компании Наварта и Зан-Зу, Виоль Фалюш казался нереальным. Герсену пришлось сделать усилие, чтобы снова сосредоточиться на своей задаче. Как легко его соблазнили роскошь, элегантность, изысканные блюда, золотистый свет люстр и канделябров! Герсен спросил: «Если Фалюша здесь нет, где, по-вашему, его следует искать?»

«У меня нет никаких определенных планов, – пояснил Наварт. – Нужно следовать влечениям души. Не забывайте, что Фогель Фильшнер когда-то рассматривал меня как пример для подражания. Разве не целесообразно предположить, что его образ действий совпадет с нашим?»

«Вполне может быть».

«А тогда – проверим справедливость моей теории».

Пиршество закончилось черным кофе, маленькими ароматными пирожными и стопками кристаллека, после чего Герсен уплатил за ужин больше 200 СЕРСов, и они покинули отель «Принц Франц-Людвиг».

«Куда теперь?» – спросил Герсен.

Наварт размышлял: «Еще даже не стемнело. Тем не менее, в кабаре Микмака всегда устраивают что-нибудь забавное, а даже если нет, наблюдать за тем, как добропорядочные обыватели позволяют себе распускаться, в любом случае забавно».

Из кабаре Микмака они перешли в салун Парю, в трактир «Летучий голландец», а оттуда – в таверну «Голубая жемчужина». Каждое следующее заведение было несколько менее благопристойным, нежели предыдущее – по крайней мере возникало такое впечатление. Из «Голубой жемчужины» Наварт повел их в кафе «Закат» на бульваре Кастель-Виванс в Амбейле, а затем в несколько разносортных рюмочных, пивных и танцевальных залов на набережной. В заведении под наименованием «Всеобщее рандеву Задиэля» Герсен позволил себе прервать очередное разглагольствование Наварта: «Значит, здесь тоже следует ожидать появления Виоля Фалюша?»

«Где, как не здесь? – вопросил сумасшедший поэт, уже порядочно нализавшийся. – Здесь соль Земли, здесь кровь течет гуще и жарче! Густая, багровая, пахнущая суслом, как кровь крокодила, как кровь мертвого льва! Не беспокойтесь – кто ищет, тот найдет! О чем я говорил? О моей молодости, о моей пропащей молодости! Когда-то я работал на компанию «Теллур-транзит», изучая содержимое забытых чемоданов. Именно тогда, пожалуй, я глубже всего заглянул в бездну человеческой природы...»

Герсен поудобнее устроился на стуле. В сложившихся обстоятельствах оптимальной стратегией была пассивная бдительность. К своему удивлению, он обнаружил, что слегка опьянел, хотя пытался соблюдать умеренность. Разноцветные огни, музыка и дикие рассуждения Наварта, вероятно, способствовали этому не меньше, чем спиртное. Зан-Зу держалась так же отстраненно, как прежде. Весь вечер Герсен наблюдал за ней уголком глаза и спрашивал себя: «О чем думает это непроницаемое создание? Что она надеется получить от жизни? У нее вообще есть какие-нибудь мечты? Тоскует ли она по красавцу-любовнику? Или хочет путешествовать, видеть далекие миры?»

С башни древнего собора на Фламандских высотах послышались двенадцать гулких ударов басового колокола. «Уже полночь!» – крякнул Наварт. Пошатываясь, он поднялся на ноги и перевел взгляд с Герсена на Зан-Зу из города Эриду: «Пора идти».

«Куда теперь?» – поинтересовался Герсен.

Наварт указал на другую сторону улицы, где в гирляндах зеленых огней темнел длинный низкий павильон с экстравагантной крышей: «Предлагаю посетить кафе «Небесная гармония», место свидания путешественников, астронавтов, инопланетных странников и заблудившихся бродяг – таких, как мы».

Пока они шли в кафе «Небесная гармония», Наварт сокрушался по поводу ухудшения качества жизни в нынешнем Ролингсхавене: «Всюду застой, тягостное разложение! Где наша жизненная сила? Утекла, улетучилась, высосанная инопланетными колониями! Мы истощены, мы увяли! На Земле остались только болезненные, развращенные любители рассуждать выше облака ходячего, блуждающие в лучах заката по илистым отмелям, оставшимся после отлива, параноидные носители заумной заразы, жадные до чувственных наслаждений, не смеющие мечтать и копающиеся в трухлявой древности!»

«Вы когда-нибудь бывали на других планетах?» – поинтересовался Герсен.

«Никогда нога моя не ступала на неземную почву!»

«К какой из перечисленных вами категорий носителей разложения вы относите себя?»

Наварт возвел руки к небу: «Разве я не осудил их всех, до единого? А вот и «Небесная гармония»! Мы прибыли вовремя, в час пик!»

Они зашли в кафе и пробрались через плотную толпу к свободному столику; Наварт заказал двухлитровую бутыль шампанского. Гвалт громких разговоров, звон посуды и шум передвигающихся стульев соревновались с шумом, который производил оркестр из дудки, гармони, тубы и банджо. Многие танцевали, кружась, подпрыгивая, размахивая руками и выделывая кренделя ногами – кто как умел или не умел. Вдоль всего помещения, на небольшом возвышении, тянулась стойка. На фоне оранжевых и зеленых огней бара мужчины, стоявшие у стойки, казались темными силуэтами. За столами кафе сидели мужчины и женщины всевозможных возрастов, рас, социальных рангов и степеней трезвости. Большинство носило одежду европейского покроя, хотя попадались и костюмы, характерные для других регионов Земли и других планет. Всюду сновали, разнося и предлагая выпивку, отзываясь смехом и дерзкими шутками на замечания посетителей и договариваясь о встречах в условленных местах, девушки-официантки – как работавшие в кафе, так и самозваные. Через некоторое время музыканты взяли другие инструменты – баритоновую лютню, виолу, флейту и тимпан – и принялись аккомпанировать труппе акробатов. Наварт поглощал шампанское так, словно страдал неутолимой жаждой.

Зан-Зу из города Эриду оглядывалась то в одну, то в другую сторону, словно ее снедало любопытство, беспокойство или желание выйти на свежий воздух – Герсен не мог понять, чтó именно. Когда она взяла бокал, суставы ее пальцев побелели. Она повернулась и внезапно встретилась с ним глазами; ее губы подернулись едва уловимым намеком на улыбку – или это был намек на гримасу смущения? Девушка подняла бокал и пригубила шампанское.

Наварт веселился вовсю. Он подпевал музыкантам, стучал пальцами по столу и попытался обнять за талию проходившую мимо официантку, отступившую в сторону со скучающим видом.

Неожиданно, словно ему пришла в голову новая мысль, старый поэт внимательно посмотрел на Зан-Зу, после чего обратил вопросительный взгляд на Герсена, явно говоривший: «Почему ты ничего не предпринимаешь?» Герсен не удержался и снова взглянул на девушку; может быть, на него так подействовали вино, цветные огни, шум и общая атмосфера этого вечера, но беспризорная бродяжка, бросавшая камешки с причала, исчезла. Герсен изумленно уставился на Зан-Зу: поразительное преображение! Она превратилась в волшебное существо, неотразимо очаровательное.

Наварт настороженно наблюдал, в нем вдруг не осталось ни следа пьяной развязности. Герсен повернулся к нему; Наварт тут же отвел глаза в сторону. «Чем я занимаюсь? – спрашивал себя Герсен. – Чем занимается Наварт?» Герсен неохотно отверг догадки, промелькнувшие в его воображении, и снова откинулся на спинку стула.

Зан-Зу, девушка из города Эриду, угрюмо разглядывала бокал. С облегчением? Печально? Изнывая от скуки? Герсен ничего не мог понять. Но побуждения и поведение этой девушки, несомненно, имели большое значение. «Что мне навязывают, и зачем?» – снова спросил себя Герсен, почувствовав болезненный укол раздражения. Он посмотрел в упор на старого поэта; тот невозмутимо встретил его взгляд. Зан-Зу потягивала шампанское.

«На лозе жизни зреет единственный плод, – нараспев произнес Наварт. – Какого цвета его мякоть? Мы не узнаем, пока не лопнет кожура».

Герсен обозревал публику за столами кафе. Наварт снова наполнил бокалы; Герсен выпил. Наварт был прав. Для того, чтобы ощущать необузданное, восхитительное волшебство жизни, необходимо было изначально раскрепоститься, сжечь все мосты. Как насчет Виоля Фалюша? Неужели он забыл о своей основной цели? Словно отвечая на мысли Герсена, Наварт схватил его за локоть: «Он здесь!»

Хмельные размышления немедленно испарились из головы Герсена: «Где?»

«Там. У стойки бара».

Герсен рассмотрел вереницу силуэтов, тянувшуюся вдоль стойки. Силуэты были почти одинаковы – один смотрел перед собой, другой в сторону; у одних в руках были кружки, другие наливали вино из бутылок в стаканы; некоторые облокотились на стойку, опустив головы.

«Кто из них – Виоль Фалюш?»

«Разве ты не видишь? Он смотрит на девушку. Он не видит ничего другого. Он заворожен».

Герсен искал глазами среди фигур, загородивших бар. На его взгляд, никто из них не обращал особого внимания на их стол. Наварт хрипло прошептал: «Она знает! Она чувствует его острее, чем я!»

Герсен обратил внимание на девушку – та явно тревожилась, играя пальцами с ножкой бокала. Пока он на нее смотрел, Зан-Зу смотрела на одну из фигур у стойки бара. Как она догадалась о том, что именно этот человек за ней наблюдал? Герсен не мог ответить на этот вопрос.

К девушке подошла официантка и что-то прошептала ей на ухо – Герсен не смог ничего расслышать. Зан-Зу смотрела вниз, в бокал с шампанским, и вертела ножку бокала пальцами то направо, то налево... Она приняла какое-то решение и, опираясь ладонями на стол, встала. Герсена охватил страстный порыв. Унизительно было смирно сидеть и не вмешиваться. Его оскорбили! У него грабительски похищали нечто, никогда раньше ему не принадлежавшее, но, тем не менее, приобретенное им сегодня. Герсен лихорадочно пытался понять: не опоздал ли он? Может быть, уже слишком поздно? Рванувшись вперед, он схватил девушку за талию и посадил ее себе на колени. Она изумленно взглянула ему в лицо, словно только что проснувшись: «Что вы делаете?»

«Я не хочу, чтобы ты ушла».

«Почему нет?»

Герсен не мог говорить, у него перехватило дыхание. Зан-Зу продолжала смирно, хотя и несколько напряженно, сидеть у него на коленях. Герсен заметил, что она плачет – у нее на щеках появились мокрые следы. Герсен поцеловал ее в щеку. Наварт взорвался истерическим, безудержным хохотом: «Никогда, никогда этому не будет конца!»

Герсен посадил девушку обратно на ее стул, но продолжал удерживать за руку. «Чему не будет конца?» – спросил он нарочито сдержанным тоном.

«Я тоже любил. Что с того? Время любви прошло. А теперь готовься к неприятностям. Неужели ты не понимаешь, насколько обидчив Виоль Фалюш? Он чувствует каждое дуновение, как деликатно скрученный усик папоротника. Поражение для него невыносимо – он скрипит зубами, он болен!»

«Это не пришло мне в голову».

«Ты совершил большую ошибку! – выговаривал ему Наварт. – Он был полностью сосредоточен на девушке. Тебе оставалось только последовать за ней, и ты встретился бы с тем, кого искал, лицом к лицу».

«Да, – пробормотал Герсен. – Верно – верно! Теперь я понимаю». Нахмурившись, он взглянул в бокал с вином и снова поднял глаза к веренице силуэтов за стойкой бара. Кто-то за ним наблюдал – Герсен инстинктивно чувствовал напряженное внимание. Да, следовало ожидать неприятностей. Герсен не был в лучшей форме, он не упражнялся несколько недель. Кроме того, он изрядно захмелел.

Проходивший мимо субъект словно ненароком поскользнулся, навалился на стол и выплеснул вино Герсену на колени. Взглянув в лицо Герсену глазами, белыми, как кость, он возмутился: «Ты почему подножки ставишь, сукин сын? Сейчас отшлепаю тебя, как младенца, будешь знать!»

Герсен изучал хулигана. У него была бульдожья физиономия с обвисшими щеками, он коротко стриг желтоватые волосы, а короткая шея была чуть ли не шире головы. Мускулистый и приземистый, он напоминал жителя одной из массивных планет, где сила тяжести значительно превышала земную. «Насколько я помню, я не ставил никаких подножек, – ответил ему Герсен. – Но присаживайтесь. Выпейте с нами. И попросите своего патрона тоже к нам присоединиться».

Несколько секунд белоглазый субъект озадаченно молчал. Наконец он придумал: «Ты должен извиниться!»

«Охотно! – отозвался Герсен. – Прошу прощения за любые действия, которые могли причинить вам беспокойство».

«Ты что думаешь, этим дело кончится? Каждая макака вроде тебя будет позволять себе все, что угодно, а потом мямлить несколько слов, усмехаться и думать, что все обошлось – как бы не так! Презираю макак!»

«Если вам так угодно, презирайте любую разновидность обезьян, воля ваша, – согласился Герсен. – Но почему вы не позовете босса? У нас было бы о чем поговорить. Вы с какой планеты?» Герсен поднес бокал к губам.

Белоглазый тип вырвал бокал у него из руки и со стуком поставил на стол: «Довольно оскорблений! Убирайся отсюда!»

Герсен заглянул за спину обидчика: «Ага! Несмотря на твое ослиное упрямство, босс все равно решил нас навестить!»

Белоглазый субъект обернулся. Герсен пнул его под колено и в то же время ударил ребром ладони по шее. Схватив субъекта за руку, Герсен развернул его и с силой толкнул в спину ногой. Тот упал и проехался на брюхе по паркету, но тут же вскочил, как ванька-встанька, и, пригнувшись, побежал обратно. Герсен ткнул стулом ему в лицо; белоглазый тип отмахнул стул, как щепку – в тот же момент Герсен ударил его кулаком в живот, бронированный мышцами, как ребристыми дубовыми досками. Чуть сгорбившись, белоглазый тип бросился на Герсена, но уже подоспели четверо вышибал. Двое оттащили Герсена к заднему входу в заведение и вытолкнули вон; два других вывели белоглазого субъекта через главный вход.

Герсен безутешно стоял на набережной. Весь вечер – коту под хвост! Какая муха его укусила?

Белоглазый субъект, скорее всего, уже обходил павильон, чтобы найти его. Герсен отступил в тень. Через некоторое время он стал осторожно продвигаться вдоль павильона, чтобы выйти на улицу. Белоглазый тип ждал за углом: «Подлый пес! Ты меня пнул, ты меня ударил! Теперь моя очередь».

«Для вас будет лучше, если вы пойдете домой, – успокоительно сказал Герсен. – Я – опасный человек».

«А я что, по-твоему, плюшевый зайчик?» – белоглазый тип приближался. Герсен отступал – у него не было ни малейшего желания устраивать потасовку. Конечно, он был вооружен, но на Земле на убийство не смотрели сквозь пальцы. Белоглазый тип подбирался бочком, с кулаками наготове. Шагнув назад, Герсен наткнулся на какое-то ведро. Подобрав его, он швырнул ведро в лицо противнику и быстро шмыгнул за угол. Подручный Фалюша погнался за ним. Герсен развернулся и продемонстрировал лучемет: «Ты хочешь смерти?»

Противник отступил, с презрением поблескивая белыми глазами.

Герсен направился к главному входу кафе «Небесная гармония»; белоглазый громила следовал за ним в тридцати шагах.

Стол, за которым сидели Наварт и девушка, опустел. Силуэт, облокотившийся на стойку бара? Слился с остальными.

Белоглазый бандит все еще ждал у стены павильона. Поразмышляв немного, Герсен медленно, словно погруженный в свои мысли, прошелся по бульвару и свернул в темный переулок.

Здесь он остановился и стал ждать. Прошла минута. Герсен тихо отступил еще на двадцать шагов, на более выгодную позицию, продолжая непрерывно следить за перекрестком переулка и бульвара. Никто не появился, его никто не преследовал.

Герсен подождал еще минут десять, прижавшись спиной к стене, наблюдая за происходящим с обеих сторон и даже выгнув шею, чтобы взглянуть наверх – на тот случай, если противник решил наброситься с крыши. Наконец Герсен вернулся на бульвар. Провал был полным и окончательным. Белоглазый тип – единственное звено, непосредственно связывавшее Герсена с Виолем Фалюшем – не позаботился продолжать знакомство.

Кипя от досады, Герсен проехал по бульвару Кастель-Виванс обратно к Фитлингассе. Буксирного судна уже не было; водолазы починили корпус баржи Наварта – темная и молчаливая, она слегка покачивалась на воде. Герсен вылез из такси и подошел к причалу. Тишина. Огни Дуррая отражались в ряби широкого устья реки.

Герсен скорбно, иронически покачал головой. Чего еще можно было ожидать от вечера, проведенного в компании сумасшедшего поэта и девушки из города Эриду?

Герсен поймал такси и вернулся в гостиницу «Рембрандт».