Текст книги "Князья тьмы. Пенталогия"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 81 страниц)

«Наша экспедиция с каждым часом становится все более невероятной», – заметил Войноткач.

Деттерас нетерпеливо поднялся на ноги: «Почему нужно было привозить сюда этого Дасса? Меня удивляет, что вы его не прикончили».

«Можете считать, что я слишком щепетилен».

Деттерас разразился озлобленным, гавкающим смехом: «Поспешите! Нам не терпится закончить эту поездку как можно скорее».

Герсен провел в салон корабля Робина Рампольда и Паллис Этроуд, после чего переместил платформу под лебедку, поднял платформу вместе с Дассом в трюм и, закрыв трюм, снял с Дасса сферический прозрачный шлем. Тот молча уставился на Герсена.

«На борту ты можешь увидеть знакомое тебе влиятельное лицо, – сказал ему Герсен. – Он не хочет, чтобы его личность стала известна двум его университетским коллегам, так как это помешает осуществлению его планов. Советую тебе держать язык за зубами».

Дасс ничего не ответил. Герсен обеспечил его неподвижность с величайшим вниманием к деталям. Посередине длинного металлического троса он соорудил петлю, тесно обхватившую короткую шею Дасса, и закрепил эту петлю хомутами. Концы троса он так же прочно закрепил с противоположных сторон трюма, туго натянув трос. Теперь Дасс был вынужден оставаться посреди трюма, в трех метрах от обеих стен, правой и левой. Даже высвободив руки, Дасс не мог бы сдвинуться с места или снять с себя петлю. Теперь Герсен разрезал липкую ленту, связывавшую руки и ноги Красавчика. Дасс немедленно нанес удар. Герсен успел увернуться и оглушил Дасса прикладом лучемета. Дасс потерял сознание и повис на тросе. Герсен снял с него защитный костюм и обыскал карманы белых панталон – в них ничего не было. Последний раз проверив путы разбойника, он закрыл дверь трюма на засов и вернулся в салон.

Рампольд уже снял скафандр и тихонько сидел в углу. Деттерас и Келле помогли Паллис Этроуд избавиться от скафандра и одеться в комбинезон из корабельного гардероба. Она присела за столик у стены салона и пила кофе – ее лицо побледнело и осунулось, темные глаза с расширенными зрачками задумчиво смотрели вокруг. Келле устремил на Герсена осуждающий взгляд: «Это мадемуазель Этроуд, секретарша нашего факультета. Каким образом, во имя всего святого, она с вами связалась?»

«Ответ на ваш вопрос неожиданно прост, – отозвался Герсен. – Я встретил ее, когда впервые посетил университет, и пригласил провести со мной вечер. По причинам, известным только ему одному, Хильдемар Дасс огрел меня по голове чем-то тяжелым и похитил мадемуазель Этроуд. Я считал, что обязан был ее вызволить, и я это сделал».

Келле кисло улыбнулся: «Надо полагать, вы не могли поступить иначе».

Войноткач произнес тоном, жгучим, как сухой лед: «Насколько я понимаю, теперь вы могли бы, наконец, приступить к выполнению договорных обязательств?»

«Таково мое намерение».

«В таком случае предлагаю больше не мешкать».

«Да уж! – проворчал Деттерас. – Чем скорее закончится это фантастическое путешествие, тем лучше».

Потухшая звезда и ее тусклый красный компаньон утонули в бездне космоса. В трюме к Хильдемару Дассу вернулось сознание: он монотонно грязно ругался, с бессмысленной яростью атакуя металлический трос. Дасс пытался сломать или разогнуть хомуты петли, стягивавшей его шею, пока не ободрал кожу с пальцев; он пытался разорвать жилы троса, пока не обломал все ногти. Затем он придумал новый способ. Упираясь ногами в пол, он стал резко раскачиваться то направо, то налево, пытаясь выдернуть трос из анкерных гнезд, удерживавших концы троса в стенах. В результате его шея покрылась кровоподтеками. Убедившись наконец в том, что он действительно беспомощен вопреки тому, что его руки и ноги свободны, Дасс внешне успокоился, но тяжело дышал. В его отравленном излишествами мозгу копошились догадки, перемежающиеся яростными взрывами эмоций. Каким образом Герсен нашел погасшую звезду? Кому были известны ее координаты? Никому, кроме него самого – и Аттеля Малагейта. Дасс перебирал в уме все ситуации, в которых он надувал Малагейта, игнорировал приказы Малагейта или не справлялся с поручениями Малагейта, пытаясь понять, какая из этих ситуаций привела к его нынешнему плачевному положению.

В салоне Герсен сидел на диване и предавался мрачным размышлениям. Три университетских администратора, один из которых не был человеком, стояли поодаль, у носового иллюминатора. Любезный, брезгливый, приземистый Келле. Астенический, язвительный Войноткач. Большой, нескладный, беспокойный и капризный Деттерас. Герсен следил за каждым поступком, за каждым словом, за каждым жестом главного подозреваемого в поисках подтверждения, способного придать ему стопроцентную уверенность. Паллис Этроуд молча сидела рядом, погруженная в какие-то мечты или воспоминания. Время от времени ее лицо подергивалось, кулаки сжимались. Хильдемар Дасс заслуживал смерти, ни о каких сожалениях не могло быть речи! Робин Рампольд переминался с ноги на ногу у стеллажа библиотеки микрофильмов и поглаживал длинный тощий подбородок.

Повернувшись, он покосился на Герсена и пересек салон походкой крадущегося волка. Настолько вежливо, что его тон казался раболепным, Рампольд спросил: «Он – он еще жив?»

«Пока что».

Поколебавшись, Рампольд открыл было рот, снова закрыл его. Наконец он смущенно поинтересовался: «Что вы хотите с ним сделать?»

«Еще не знаю, – ответил Герсен. – Я хотел бы извлечь из него какую-нибудь пользу».

Лицо Рампольда стало очень серьезным. Он заговорил, понизив голос – так, словно опасался, что его услышат другие пассажиры: «Почему бы не отдать его мне? Тогда вам не пришлось бы охранять его, кормить его и поить».

«Нет, – сказал Герсен. – Не получится».

Физиономия Рампольда стала еще более отчаянной и несчастной: «Но... но я должен!»

«Вы должны?»

Рампольд кивнул: «Вы не понимаете, вы не можете понять. Семнадцать лет он был...» Рампольд не мог подыскать правильные слова. Наконец он продолжил: «Он был средоточием моего существования. Он был моим личным богом. Он приносил мне еду, он приносил мне питье, он приносил мне страдания. Однажды он принес мне котенка – красивого черного котенка. Он смотрел на то, как я гладил котенка, улыбался, словно это ему нравилось. Но на этот раз я сорвал его планы. Я свернул котенку шею, сразу. Потому что я знал, в чем заключался его план. Он хотел подождать, пока я не привяжусь к пушистой твари, после чего он собирался убить котенка – пытать его у меня на глазах... Конечно, мне пришлось дорого заплатить за его унижение».

Герсен смог только покачать головой: «Мы поговорим об этом позже».

Рампольд многозначительно кивнул и вернулся к стеллажу. Герсен взглянул на Деттераса, Келле и Войноткача, время от времени продолжавших отрывочную беседу у носового иллюминатора. Судя по всему, они согласились – молчаливо или нет – игнорировать новых пассажиров настолько, насколько позволяли обстоятельства. Герсен мрачно усмехнулся. Тот из них, кто был Малагейтом, не хотел встречаться лицом к лицу с Хильдемаром Дассом. Дасс был человек вульгарный и примитивный – того и глядишь, выболтает что-нибудь чреватое неприятнейшими последствиями. Разумеется, Малагейт приветствовал бы возможность перемолвиться с Дассом парой тихих слов, чтобы предупредить и ободрить его – или, что в равной мере согласовалось с характером Палача – возможность незаметно прикончить Дасса.

Сложилась неустойчивая, напряженная ситуация: рано или поздно она должна была разрядиться и привести к формированию более откровенных отношений. Герсен оценил возможности намеренного ускорения развязки – он мог бы, например, привести Дасса в салон или, наоборот, пригласить трех администраторов в трюм... Герсен решил ждать. Никто не возразил против того факта, что он все еще был вооружен. Руководители факультета галактической морфологии, судя по всему, убедились в том, что у Герсена не было преступных намерений, и не требовали, чтобы он вернул лучемет в корабельный сейф. «Поразительно!» – думал Герсен. Даже теперь у Малагейта не было оснований подозревать, что Герсен на него охотился. Значит, он все еще уверен в том, что полностью контролирует положение вещей, и мог бы, сославшись на любопытство, попробовать свидеться с Дассом.

«Бдительность прежде всего!» – повторял себе Герсен. Ему пришло в голову, что в возникшей ситуации Робин Рампольд мог бы оказаться полезным союзником. Какие бы психические искажения и подсознательные мотивы ни вызвала семнадцатилетняя пытка, в том, что касалось Хильдемара Дасса, Рампольд не уступал в бдительности самому Герсену.

Герсен поднялся на ноги и прошел на корму, через двигательный отсек и в трюм. Дасс не изображал стоическую покорность – глаза его впились в Герсена с неизбывной ненавистью. Герсен заметил кровоточащие пальцы Красавчика. Отложив лучемет на полку, чтобы упредить попытку Дасса как-нибудь завладеть оружием, Герсен подошел ближе, чтобы проверить состояние хомутов. Дасс немедленно начал бешено пинаться. Герсен ударил его по шее ребром ладони, и Дасс обмяк. Убедившись в надежности хомутов многожильного троса, Герсен отступил так, чтобы Дасс больше не мог его достать.

«Возникает впечатление, что твои прегрешения не остались незамеченными», – заметил Герсен.

Дасс плюнул в него. Герсен отскочил: «На твоем месте я не стал бы оскорблять тех, от кого зависит твоя судьба».

«Фа! Что еще ты можешь со мной сделать? Думаешь, я боюсь смерти? Я живу только ради ненависти».

«Рампольд просил передать тебя на его попечение».

Дасс фыркнул: «От одного моего вида его прошибает вонючий пот, он начинает лебезить и пресмыкаться. Он мягче меда. Мне даже не доставляет удовольствия причинять ему боль».

«Интересно будет посмотреть, сколько времени потребуется, чтобы сделать из тебя такую же тряпку».

Дасс снова сплюнул. Помолчав, он рявкнул: «Как ты нашел мою звезду? Говори!»

«Мне предоставили информацию».

«Кто?»

«Какое это имеет значение?» – пожал плечами Герсен. Он стремился закрепить в уме Дасса необходимое подозрение: «Тебе никогда не представится возможность с ним рассчитаться».

Дасс оскалился отталкивающей ухмылкой: «Он здесь, на корабле?»

Герсен не ответил. Стоя поодаль, в тени, он наблюдал за Дассом. Конечно, Дасс должен подозревать – должен быть практически уверен – в том, что Малагейт находится на корабле. Он мог быть уверен в этом не меньше самого Малагейта.

Герсен сформулировал и отбросил несколько вопросов, рассчитанных выудить из Дасса имя Малагейта. В лучшем случае такие вопросы были слишком очевидны или, наоборот, слишком коварны; в худшем случае Дасс мог понять, что Герсен нуждается в сведениях, и стал бы еще осторожнее.

Дасс сделал неуклюжую попытку подольститься: «Слушай! Ты же сам говоришь, что у меня не осталось никаких шансов, что я в твоих руках – чего ты боишься? Почему не скажешь, кто меня предал?»

«А кто, по-твоему, мог тебя предать?»

Дасс неискренне усмехнулся: «У меня много врагов. Например, саркойский кочевник. Это он?»

«Токсикант мертв»

«Мертв?»

«Он помог тебе похитить девушку. Я его отравил».

«Фа! – фыркнул Дасс. – Женщин, как собак нерезаных. К чему устраивать истерику по поводу одной? Освободи меня. Я богат – заплачу половину всего, что у меня есть, чтобы узнать, кто меня предал».

«Это не был Суфиро».

«Тристано? Тристано не мог рассказать. Он ничего не знает».

«Когда мы встретились, Тристано не был расположен к длительной беседе».

«Тогда кто?»

Герсен уступил: «Хорошо, я тебе скажу – почему нет? Информацию мне предоставил один из администраторов университета Морской провинции».

Дасс инстинктивно приложил ладонь ко рту и почесал подбородок, искоса поглядывая на Герсена, преисполненный сомнениями и подозрениями. «Почему бы он меня выдал? – пробормотал Красавчик. – Ничего не понимаю».

Герсен надеялся вызвать у Дасса непроизвольное восклицание: «Ты же знаешь, о ком я говорю?»

Дасс упрямо молчал. Герсен взял с полки лучемет и вышел из трюма.

В салоне ситуация не изменилась. Герсен подозвал Рампольда и пригласил его пройти вместе с ним в двигательный отсек: «Вы просили меня передать Дасса на ваше попечение».

«Да!» – глаза Рампольда возбужденно загорелись.

«Я не могу это сделать – но мне нужна помощь. Дасса нужно охранять».

«Разумеется!»

«Дасс – хитрая сволочь. Вы не должны заходить в трюм – ни в коем случае».

Рампольд разочарованно поморщился.

«Важнее не позволять никому приближаться к трюму. В салоне – враги Дасса. Они могут его убить!»

«Нет-нет! – воскликнул Рампольд. – Ему рано умирать!»

Герсену пришла в голову еще одна мысль. Малагейт приказал умертвить Паллис Этроуд, опасаясь того, что она могла, сама того не зная, способствовать установлению его личности. В ее нынешнем состоянии она не представляла опасности; тем не менее, со временем она могла полностью придти в себя. Поэтому Малагейт, скорее всего, не отказался от намерения ее уничтожить и ожидал случая это сделать, не подвергая себя дополнительному риску.

Герсен сказал: «Кроме того, постарайтесь охранять Паллис Этроуд. Ее никто не должен беспокоить».

Это поручение интересовало Рампольда гораздо меньше: «Хорошо, постараюсь».

Глава 11

Выдержка из апокрифа «Ученик аватара» в «Рукописи из девятого измерения».

«Разум? – спросил Мармадьюк, находясь в присутствии Его Преосвященства на Парапете, когда наступил один из дозволенных перерывов. – Что есть разум?»

«Нет ничего проще, – ответствовал Его Преосвященство. – Это всего лишь то, что делают люди. Человек применяет мозг так же, как лягушка дрыгает ногами, когда плавает. Разум – стандарт, посредством которого люди, одержимые самомнением, сравнивают себя с другими, возможно, более благородными существами, тем самым приводя последних в замешательство».

«Значит ли это, о Серый Кардинал, что ни одно живое существо, помимо человека, не наделено разумом?»

«Забавно! Почему бы, в таком случае, не спросить, кого следует считать живыми существами? Что есть жизнь, как не болезнь первородной слизи, нагноение на бесхитростной исконной грязи, поэтапно разраставшееся, циклически прорывавшееся и заражавшее все вокруг своими выделениями, своей отстойной накипью, и кульминировавшее наконец в форме человека?»

«Однако, Ваше Преподобие, общеизвестно, что в других мирах имеются фактические свидетельства существования разумных проявлений жизни. Можно указать, например, на оламские геммы или на обитателей Хтонической Трясины».

«Неразумный! Как далеко ты уклонился от безупречной кривизны Сущности!»

«Молю Ваше Преподобие о снисхождении».

«Тот, чьи ступни направлены только вперед, не может обойти Парапет».

«Молю Ваше Преподобие наставить меня на путь истинный».

«Прозвучали восемь ударов гонга. На сегодня довольно поучений – пойди, принеси мне утреннее вино».

Данные, записанные на волокне монитора Луго Тихальта, загрузили в корабельный компьютер. Компьютер переработал информацию с учетом системы уравнений, описывающих предшествовавшее местонахождение звездолета, и отдал команды автопилоту, повернувшему корабль и взявшему курс, примерно параллельный линии, соединявшей Альфанор и планету Смейда. Тянулось время. Жизнь на борту звездолета превратилась в своего рода рутину. Герсен, с помощью Робина Рампольда, охранял трюм, хотя Герсен запретил Рампольду заходить туда. На протяжении первых нескольких дней Хильдемар Дасс позволял себе наглые шуточки, перемежавшиеся серьезными угрозами возмездия, но отказываясь пояснить, кто именно должен был послужить проводником такого возмездия.

«Спроси Рампольда, что он думает по этому поводу, – советовал Дасс, издевательски поблескивая ярко-голубыми, вечно открытыми глазами. – Разве ты хочешь, чтобы это случилось с тобой?»

«Нет, – отзывался Герсен. – Но я не думаю, что со мной это случится».

Время от времени Дасс требовал, чтобы Герсен отвечал на его вопросы. «Куда ты меня везешь? – спрашивал он. – Обратно на Альфанор?»

«Нет».

«Куда же?»

«Увидишь».

«Отвечай, или... – тут Хильдемар Дасс разражался многоэтажными ругательствами. – Или тебе придется вытерпеть такое, что ты себе даже вообразить не можешь!»

«Нам приходится рисковать», – пожимал плечами Герсен.

«Вам? – тихо переспрашивал Дасс. – Кому это, «вам»?»

«Разве ты не знаешь?»

«А почему тогда он не придет сюда? Скажи ему, что я хочу с ним поговорить».

«Он может придти сюда в любое время, когда пожелает».

После этого Дасс погружался в молчание. К каким бы уловкам ни прибегал Герсен, чтобы заставить Дасса проболтаться, Красавчик упрямо хранил в тайне имя Малагейта. Причем ни один из трех университетских начальников не проявлял к Дассу никакого интереса. Паллис Этроуд поначалу пребывала в состоянии глубокого созерцательного отчуждения. Она сидела часами, провожая глазами проплывавшие мимо звезды. Она ела – понемногу и неохотно, без аппетита. Она спала очень долго, свернувшись калачиком как можно плотнее. Постепенно, однако, к ней стало возвращаться прежнее отношение к жизни, и временами она казалась такой же беззаботной, как некогда.

Перенаселенность звездолета практически не позволяла Герсену говорить с ней наедине – что его, по сути дела, вполне устраивало. Дасс прозябал в трюме, тогда как Аттель Малагейт занимал одну из кают – ситуация и так уже была напряжена почти до предела.

Прошло еще много времени. Звездолет пересекал, одну за другой, области Галактики, где еще никогда не бывал человек – кроме одного человека, Луго Тихальта. Со всех сторон мерцали тысячи звезд, миллионы звезд: они струились, они клубились, зажигаясь впереди и пропадая за кормой – слепящие и тлеющие, беззвучно обгоняющие одна другую, потом еще одну, и еще: бесконечно разнообразные миры, населенные неведомо кем. Каждая привлекала взор, возбуждая воображение, заставляя задумываться о неизвестных возможностях; каждый мир звал, искушал, нашептывал тайны, обещая невиданное, неслыханное, необнаруженные сокровища знаний, непознанную красоту.

В конечном счете прямо по курсу показалась звезда теплого золотисто-белого оттенка. На панели монитора загорались и гасли, чередуясь, зеленые и красные индикаторы. Автопилот сократил выход энергии; гиперпространство начало коллапсировать. Звездолет подвергался необъяснимым инфразвуковым сотрясениям по мере того, как материалы испытывали воздействие завихрений, возмущений и противотечений чего-то, что можно было назвать только «пространством-временем».

Корабль вздрогнул в последний раз с хлопком, от которого заложило уши, и беззвучно заскользил в пустоте как лодка, дрейфующая по зеркальному озеру. Золотисто-белое солнце пылало вблизи; вокруг него обращались три планеты. Первая, ближайшая к светилу, оказалась небольшим оранжевым шаром, дымящимся тлеющей окалиной. Другая – угрюмый газовый гигант цвета замутненной слезы – кружилась очень далеко от солнца. Третья, средняя планета – искрящийся голубой шар с зелеными континентами и белыми кудрявыми облаками – медленно вращалась прямо под кораблем.

Герсен, Войноткач, Деттерас и Келле, временно позабыв о взаимной неприязни, обступили макроскоп. Перед ними был, несомненно, прекрасный мир с плотной влажной атмосферой, обширными океанами и разнообразной топографией.

Первым от экрана отошел Герсен. Настало время подмечать каждую деталь и молниеносно реагировать. Вторым отступил от макроскопа Войноткач: «Я полностью удовлетворен. Несравненная планета. Господин Герсен не вводил нас в заблуждение».

Келле взглянул на него с удивлением: «Вы считаете, что приземляться нет необходимости?»

«Необходимости нет. Но я не прочь приземлиться», – Войноткач прошелся по салону и задержался рядом с полкой, под которой Суфиро закрепил переключатель. Герсен напрягся. Неужели Малагейт – Войноткач? Но Войноткач прошел дальше. Герсен с облегчением выдохнул. Конечно же, решающий момент еще не наступил. Для того, чтобы усыпляющий газ был ему полезен, Малагейту нужно было как-то предохранить себя от воздействия газа.

Келле сказал: «На мой взгляд, следует приземлиться – как минимум необходимо снять биометрические показания. Несмотря на прекрасный внешний вид, биосфера может оказаться неблагоприятной».

«Это было бы исключительно неудобно, с пленником в трюме и двумя помешанными в салоне, – с сомнением проворчал Деттерас. – Чем скорее мы вернемся на Альфанор, тем лучше».

Келле откликнулся настолько резко, что Герсен удивился – он никогда не слышал, чтобы председатель комитета по планированию исследований говорил таким тоном: «Деттерас, вы ведете себя, как последний болван! Проделать такой путь – и сбежать домой, поджав хвост? Мы должны приземлиться, в этом не может быть сомнений – хотя бы только для того, чтобы прогуляться по этой планете пять минут!»

«Будь по-вашему, – угрюмо уступил Деттерас. – Ничего не могу возразить».

«Прекрасно! – заключил Войноткач. – Значит – вниз!»

Герсен молча включил посадочную программу автопилота. Горизонты распахнулись, подробности ландшафта стали четко различимыми: леса, перемежавшиеся пойменными лугами и прогалинами, невысокие округлые холмы, цепочка озер на севере, усыпанные снегами горные утесы на юге. Корабль опустился на луг; рев реактивных двигателей смолкнул. Теперь под ногами была надежная твердь. Наступила полная тишина, нарушаемая лишь тихим пощелкиванием автоматического анализатора; через некоторое время зажглись три зеленых индикатора – условия снаружи были оптимальными.

Пришлось еще немного подождать, пока не уравнялось давление. Герсен и три университетских администратора надели защитные костюмы, натерли руки, лица и шеи ингибитором аллергенов, отрегулировали респираторы с фильтрами, не пропускавшими бактерии и споры.

Паллис Этроуд с детским восхищением смотрела на открывшийся из иллюминатора вид; Робин Рампольд потихоньку перемещался вдоль перегородки салона, как старая, тощая серая крыса, пытаясь робкими жестами выразить желание сойти на поверхность планеты, но в то же время не решаясь покинуть безопасный салон.

Благодаря монитору они приземлились примерно в ста метрах от места первоначальной высадки Луго Тихальта. По мнению Герсена, фотографии не давали достаточного представления о волшебной красоте местного пейзажа. В прохладном воздухе чувствовалась свежесть с незнакомым, но приятным привкусом растительности. С другой стороны долины, за рощей высоких темных деревьев, поднимались холмы, не слишком крутые, но высокие, с серыми обнажениями скал и ложбинами, заполненными мягко-зеленой листвой. Над холмами парило огромное, напоминающее воздушный замок кучевое облако, ярко освещенное полуденным солнцем.

Вдали, на лугу за рекой, Герсен заметил нечто вроде поросли цветущего кустарника и сразу понял, что это дриады. Они стояли на краю леса, покачиваясь на гибких серых конечностях, иногда передвигаясь с места на место, легко и грациозно. «Великолепные создания, вне всякого сомнения! – думал Герсен. – Но в них есть что-то... какое-то несоответствие». Капризное ощущение диссонанса не покидало его. На собственной планете дриады казались не на своем месте – казались чужеродными вкраплениями в картине, вызывавшей драгоценное ощущение возвращения на полузабытую родину – куда? На Землю? Герсен не испытывал никакой врожденной привязанности к Древней Земле. И все же, больше всего на эту планету походила Земля – или, точнее, некоторые районы Земли, чудом избежавшие застройки и приспособления к себе бесчисленными поколениями людей. Красота планеты Тихальта была свежей, естественной, неиспорченной. За исключением дриад, словно вносивших фальшивую ноту в созвучный аккорд, это действительно могла быть Древняя Земля, мир Золотого века, Земля людей, живущих в гармонии с природой...

Герсен ощутил кратковременную радостную дрожь озарения. Вот чем объяснялось особое очарование этого мира – его внешней тождественностью условиям, в которых развился человек! На Древней Земле, скорее всего, было немало таких приятных, гостеприимных долин; воспоминание об именно таких ландшафтах заложено в самой основе человеческого подсознания, его генетической памяти. В Ойкумене были другие приятные и удобные для обитания миры, но ни один не мог сравниться с Древней Землей, ни один из них не был колыбелью... «Действительно, – размышлял Герсен, – я не прочь был бы построить тут небольшой коттедж со старомодным цветником, с фруктовым садом на лугу, привязать весельную лодку к деревянному причалу на берегу реки...» Мечты, бесплодная тоска по недостижимому! Но жажда невозможного и неосуществимые надежды присущи каждому человеку... Новая мысль заставила Герсена моргнуть. Мгновенно насторожившись, он стал следить за другими.

Войноткач стоял на берегу реки и мрачно смотрел в воду. Словно почувствовав взгляд спиной, он повернулся и с подозрением покосился на Герсена.

Келле прогуливался рядом с порослью папоротника высотой чуть ниже его самого и разглядывал то огромную белоснежную наковальню облака в верховьях долины, то расстилавшиеся в низовьях луга и рощи. Лес по обеим сторонам долины образовывал волнистую аллею, тянувшуюся до горизонта и растворявшуюся в дымке.

Деттерас медленно ходил по лугу, заложив руки за спину. Он наклонился, подобрал горсть земли, растер ее пальцами и пронаблюдал за тем, как крупицы почвы сыпались между пальцами. В конце концов он повернулся и воззрился на дриад. Келле сделал то же самое.

Медленно перемещаясь, словно скользя на гибких ногах, дриады направились из лесной тени к пруду. Их ветви переливались блестящей синей, малиновой, медно-красной, золотисто-охряной листвой. Разумные лиственные существа?

Герсен снова обратил внимание на троих спутников. Келле слегка нахмурился. Войноткач любовался дриадами с явным восхищением. Деттерас неожиданно засунул в рот два пальца и произвел режущий уши переливчатый свист; дриады, судя по всему, ничего не услышали.

Со стороны корабля послышались какие-то звуки; обернувшись, Герсен увидел, что по лесенке трапа спустилась Паллис Этроуд. Она подняла руки к солнечным лучам и набрала в грудь воздух. «Какая замечательная долина! – бормотала она. – Кёрт, просто чудесная долина!» Девушка медленно отошла в сторону, то и дело останавливаясь, чтобы с наслаждением посмотреть по сторонам.

Пораженный внезапной догадкой, Герсен развернулся и взбежал по ступенькам трапа в салон. Рампольд – где был Рампольд? Герсен бросился к трюму. Рампольд уже зашел туда. Герсен приблизился потихоньку ко входу в трюм, прислушался.

В грубом, хрипловатом голосе Дасса звучало отвратительное торжество: «Делай, что я тебе говорю, Робин! Ты слышишь?»

«Слышу».

«Подойди к перегородке и освободи зажим троса. Торопись!»

Герсен переместился ко входу так, чтобы незаметно наблюдать за происходящим в трюме. Рампольд стоял шагах в четырех от Дасса и смотрел в упор на его красное лицо.

«Ты слышишь? Поспеши – или я устрою тебе такую взбучку, что ты проклянешь тот день, когда родился на свет!»

Рампольд рассмеялся – тихо и мягко: «Хильдемар, я просил Кёрта Герсена, чтобы он мне тебя отдал. Я сказал ему, что буду заботиться о тебе, как о своем сыне, что буду кормить тебя деликатесами, поить отборными винами... Похоже на то, что он не согласится тебя отдать. Поэтому мне придется проглотить залпом всю радость, которую я обещал себе семнадцать лет... Теперь я изобью тебя до смерти. Наконец представилась возможность...»

Герсен выступил вперед: «К сожалению, Рампольд, я вынужден лишить вас такой возможности».

Рампольд издал нечленораздельный возглас, полный безутешного отчаяния, повернулся и выбежал из трюма. Герсен последовал за ним. Проходя через двигательный отсек, он внимательно проверил состояние лучемета, засунул его в кобуру и вернулся в трюм. Дасс оскалил зубы, как загнанный зверь.

«У Рампольда не хватает терпения», – заметил Герсен, подошел к перегородке и принялся развинчивать зажим троса.

«Что ты делаешь?» – потребовал ответа Дасс.

«Тебя приказано казнить».

Дасс впился глазами в лицо Герсена: «Кто приказал?»

«Идиот! – сказал Герсен. – Неужели ты не понимаешь, что происходит? Я занимаю твою должность, если можно так выразиться». Один конец троса высвободился. Герсен прошел к противоположной перегородке: «Не двигайся, если не хочешь, чтобы я переломал тебе ноги». Он отсоединил другой конец троса: «Теперь вставай. Медленно пройди в салон и спустись по трапу. Одно неправильное движение – и я тебя пристрелю».

Дасс, усевшийся на пол, как только ослабло натяжение троса, с трудом поднялся на ноги. Герсен подбодрил его движением дула лучемета: «Пошли!»

«Где мы?» – спросил Дасс.

«Какое тебе дело? Пошли!»

Дасс медленно повернулся и, продолжая тащить на шее две длинные половины металлического троса, пошел вперед – через двигательный отсек в салон, а оттуда к выходному шлюзу. Здесь он задержался и обернулся. «Спускайся!» – приказал Герсен.

Хильдемар Дасс начал спускаться по лесенке трапа. Герсен, следовавший за ним почти вплотную, наступил на ползущий под ногами трос и потерял равновесие. Ему пришлось спрыгнуть на землю; он упал неудачно, почти плашмя и лицом вниз. Дасс издал дикий торжествующий вопль, прыгнул на Герсена, схватил лучемет и отскочил назад.

Герсен медленно поднялся и отступил на пару шагов.

«Стой, где стоишь! – приказал Дасс. – Ого! Теперь ты у меня попляшешь!» Красавчик посмотрел по сторонам. В полусотне шагов справа от него на лугу стояли Войноткач и Деттерас; Келле находился немного дальше. Рампольд прижался к корпусу корабля, словно пытаясь втереться в него и исчезнуть. Дасс помахивал лучеметом: «Давайте-ка, соберитесь все вместе, а я пока подумаю, что с вами делать. Старина Рампольд, тебя давно пора прикончить. Герсен, само собой, получит ранение в живот, пусть помучается». Хильдемар Дасс взглянул на трех университетских начальников. «А ты, – обратился он к одному из трех, – ты меня предал!»

Герсен сказал: «Тебе это не поможет, Дасс».

«Ого! Не поможет? Кто из нас держит лучемет? Троим из вас уже ничто не поможет – тебе, Робину и Малагейту».

«В лучемете только один заряд. Ты можешь убить одного из нас, но другие тебя схватят».

Быстро взглянув на индикатор заряда, Дасс хрипло расхохотался: «Так тому и быть! Кто хочет умереть? Точнее – кого я хочу убить?» Красавчик обвел немигающими глазами всех стоявших на лугу: «Старина Рампольд... с тобой я довольно позабавился. Герсен? О да, тебя я с удовольствием прикончу – воткнув тебе в ухо раскаленный железный прут! Но Малагейт, подлый пес! Ты меня предал. Не знаю, за что. Не знаю, что ты опять придумал. Не знаю, почему ты меня сюда привез. Но я тебя убью». Хильдемар Дасс поднял лучемет, прицелился и нажал на курок. Из дула вырвался луч энергии – не испепеляющий голубой луч, а бледный, слабый, временно парализующий. Выстрел повалил на землю Войноткача. Герсен тут бросился к Дассу. Вместо того, чтобы драться, Красавчик бросил лучемет Герсену в голову, повернулся и побежал вверх по долине. Герсен подобрал лучемет, вынул обойму и вставил в нее полностью заряженный аккумулятор.