Текст книги "Мастер сновидений"

Автор книги: Алинна Ниоткудина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 86 страниц)

Круглый прохладный столик, вроде из какого–то камня, принял меня гостеприимно, мне же много места не надо, мне надо нечто другое – сказочное. И я сочинил новый сон, где страшные темные орки идут охотиться на горных илларей. Илларей я раскрасил в цветочек, оркам приделал гнутые рога. А гномы из пещер, все как один огненнорыжие, возглавляемые добрым волшебником, спасают илларей, побеждают в битве и прогоняют рогатых орков далеко в пустыню Поющих Духов, откуда им нет возврата. Я свернул сон, и туманный цветной клубочек, тот завис над моими ладонями, сложенными пригоршней. Но я никогда не давал никому сон из рук, и сейчас не мог себе этого позволить. Я повернулся спиной к окну, и меня что–то дернуло или кольнуло, и опять между лопаток, что за ерунда, гвоздей нигде никаких не было. Подвесив сон над столиком, я полез в свой саквояж, потому понял, что в спешке забыл флакончики, но надеялся, что случайно один мог заваляться. В руки попалось что–то стеклянное, при извлечении на свет оказалось, что действительно пузырек, только не мой, и не столичной мастерской: бурого стекла, с крышечкой, у меня–то были с пробочками, и крышечка была странной, больше всего похожая на восковую, но не восковая. Я пробовал снять крышечку, но оказалось, она откручивается. Как здорово, такого не делал ни один известный мне мастер. В пузырьке был настой какой–то травы, но не местный и не магический, присмотрелся еще раз – точно не магический. Запах непротивный, трава она и есть трава, кому–то даже понравится, и никакой магии вообще. Я вылил настойку в горшок цветка и поселил в него сон.

– Держи, малышка, здесь новая сказка.

– Новая? Совсем–совсем новая?

– Да, это только для тебя, такой сон еще никто не видел. Ты не бойся, я тебя постерегу, я никого больше не пущу в твой сон.

Я стоял на коленях у ее кроватки и гладил ее полупрозрачную ладошку, пока она не попала в самое прекрасное место на свете – страну детских грез. И впервые за множество нескончаемых беспросветных дней и ночей девочка спала улыбаясь во сне, а не вздрагивая и вскрикивая.

Я тоже задремал, сегодняшние переживания сморили. Я заснул прямо на прикроватном коврике у постели Шайми, Я не какой–нибудь изнеженный наследник богатых родителей, могу спать и в лесу на траве, и есть, от чего иллари обычно отказываются. А там, в тепле и основательности дома Дьо–Магро вообще мог спать как младенец.

При пробуждении мышцы потянулись, как они требуют в том юном возрасте. Мои ноги задели какие–то тяжелые горшки, и я вскочил как ужаленный. Как?!? Где?!? А, ну да, ну да… Время было предрассветное, я почти всю ночь проспал здесь на полу у постели Шайми, но на шелковой подушке и под настоящим одеялом. В кресле у окна, увенчав его гостеприимный столик свечей, сидела Лаки и усмехалась. Она встала, мягко бесшумно, как вылетевшая на охоту сова, прошла к дверям, поманив за собой. Мы вышли в коридор.

– А если Шайми вдруг проснется?

– Смотри, какая штучка есть на этот случай, – и Лаки показала браслет с желтым глазком, – это асса Тадиринг сделал мне такое ушко, чтобы я слышала Шайми. А у нее тоже есть, чтобы позвать меня. Он и для мамы сделал, но мы с Шайми договорились, что маму она звать не будет.

– Клевая вещь! Любит асса Тадиринг всякие штучки. – Я не уставал удивляться его выдумкам, хотел было спросить, далеко ли действует, но Лаки опередила его с вопросом.

– А ты, наверное, голодный?

– А в этом доме еще и кормят!? Мне было бы довольно сладкого запаха подушки.

– Когда это ты научился так льстить?

– А что?

– Это же моя подушка. А ты подлизываешься самым бессовестным образом.

– Тебе не нравится? Значит, на завтрак мне уже не рассчитывать?

– Так, интересно! А колючки под языком давно ли стал выращивать? Рор, что ли, рассадой поделился?

– Да Рор у нас такой единственный. А вот почему все девчонки вредины, ты можешь мне объяснить?

– Мы не вредные, мы строгие.

– Ну вот, сейчас чья–то строгость доведет кого–то до голодной смерти.

Только когда вышли на галерею, здесь Лаки заговорила в полный голос.

– Спасибо тебе. Я знала, что у тебя должно получиться. Я уже не понимаю ничего, и мама извелась. Она хоть сейчас отдохнет, а то уже с ног валиться… Ладно давай на чуточку забудем все, и давай у нас будет не ранний завтрак, а званый ужин.

– Нет, до ужина я, пожалуй, не дотяну. И не надо никого звать, а то нам ничего не достанется.

– Завтрак – так завтрак. И ты не против пойти на кухню? Сейчас никого нет, мы никому не помешаем, и нам никто не помешает.

– Я сам лично всегда завтракаю на кухне, и не вижу смысла что–то менять.

На кухне было жарко, печь и не думала остывать, чане булькало что–то съестное для варгов. Конечно, большинство варгов содержались при казармах, но в усадьбе надо иметь хоть одного верхового и пару для экипажа.

– Похоже, мы сегодня будем кушать первыми, даже раньше варгов. Садись вон туда, в уголок, я сейчас что–нибудь сделаю, – и Лаки начала хозяйничать.

Чудные дела творятся, я не мечтал о завтраке из ее рук. Мысли вернулись к тому, ради чего меня сюда привезли, и получается, даже спать уложили, а сейчас и завтраком кормят. Лаки уже что–то сотворила и принесла столик в углу кухни.

– Ты знаешь, у нас тут посуда простая, – сказала она, вручая чашку.

– А мне какая нужна, золотая что ли?

– В столовой стоит красивее, но я не пойду туда.

– Да ладно тебе, как будто еда от этого вкуснее становится. Да еще темно, все равно ничего не видно.

– Действительно! Вот ты всегда правду говоришь.

Когда я последний раз так завтракал, и не помнил уже, а последние женские руки, подавшие завтрак, были мамины. Да даже сейчас, спустя много лет, иногда хочется крикнуть еще с улицы в раскрытое окно: «Мам, а дай молочка с полуденницей». Только сколько не кричи, но нет ответа, и не будет уже никогда. Мама, ну почему тебя нет?!?! Но что же я мог сделать, надо было жить дальше.

А чем Лаки его накормит, интересно? Шкворчат поджаренные колбаски, замечательные, надо сказать, колбаски, и что–то там лежит на хлебе, и травяной чай с молоком и медом. И не простым, а с молоком горных илларок.

– А откуда такое чудо, тем более сейчас? Неужели…?

– Угу, гномы приходили. Их травник был два дня назад, с ним еще двое, кажется из твоих приятелей.

– И они уже прознали?

– Да… Их травник посмотрел и признался честно, что помочь ничем не может. Ни взял ничего в оплату, даже на возмещение проезда и постоя – ничего.

– Жаль я их не встретил.

– Может, встретишь еще, у них какие–то дела в городе.

– Знаешь, мне надо уйти, я должен забрать одну вещь, – один знакомый маг обещал мне по магии металлов, какую–то единственную в своем роде, такую не купишь и библиотеке не найдешь, – если я еще нужен…

Лаки резко оборвала его,

– Что значит, «если»? Ты нужен, тебе один раз сказали, должно быть достаточно. Не заставляй тебя уговаривать.

– Хорошо–хорошо, я вернусь как можно быстрее, я бегом прибегу, только не шуми.

– Ну, если ты уже сыт, – тоном бывалой хозяйки произнесла Лаки, – можешь быть свободен. Она улыбалась, потому что мы еще играли в то, что все хорошо, и ничего в этом доме не случалось. Я поддержал, а почему нет.

– А мне бы не помешало еще вот такую (изобразил пальцами) мисочку того, что варится в чане.

– Суп в этом доме подают на обед, так что будь любезен прибыть к его началу, – поднялась и картинно топнула ножкой.

Ах, эти ножки, легкие как у молодой илларочки. Ладони вспорхнули крыльями бабочек и обняли ее за талию, я бы и не смог их удержать, для этого нужно было быть деревянным болванчиком или каменной статуей, но я–то живой!… Был. Да она и сама встала так близко, что стали видны венки на ее шее. Руками Лаки прижала к себе мою голову, получилось, что к самому сердцу, удары приходились прямо в висок. Ох, девочка, ты же для меня была драгоценной статуэткой в храме, на которую можно только смотреть и молиться, но даже дышать не рекомендовалось. О том, какая ты теплая и мягкая, и что твое сердечко бьется, словно птичка в клетке, я и думать тогда не смел. Да и ни про кого тогда еще думать не смел, я еще в то время бабушкины сказки не совсем забыл. Лаки своими пальцами убирала с моего лица нечесаные патлы.

– Да сделай что–нибудь с ними, они же глаза твои закрывают, – она произнесла тихо–тихо. Но мое ухо было слишком близко, ближе не бывает, я бы расслышал все, каждое ее слово. Лаки губами едва–едва прикоснулась к моим векам, как крылья бабочек касаются лепестков цветка, я своими губами чувствовал ее бронзовые упругие пряди… Вдруг отпрянула, как от камина, когда тот выплевывает рубиновый уголек, и убежала. Честно говоря, мне не хотелось ее выпускать, но я приказал своим рукам разжаться. А если бы не разжал, то, что дальше? Я тогда не слишком хорошо знал, что и как дальше следует в таких случаях, это «дальше» меня пугало.

Некоторое время я не мог вздохнуть, и глаза не открывал, чтобы не моргать и ничем, даже движением ресниц не потревожить воздух, сохранивший ее запах. Но если человек намерен продолжать жить, дышать–таки придется. И из сладкого тумана придется освобождаться и выходить на свет. Все еще в легком опьянении, прихватив пару кусков хлеба с чем–то (кто знает, как долго придется сегодня помотаться) я дошел до правой полукруглой лестницы, похлопал ее как, как обычно наездники похлопывают своих верных варгов:

– Ну что, хорошо ли провела ночь? Тут где–то было мое барахлишко? Я нырнул под лестницу, там мирно лежала его куртка. Казалось, она спит, и даже посапывает в сумраке осеннего утра, впрочем, солнечные лучи под лестницу и не думали заглядывать. Только я протянул руку, что бы поднять одежонку, из–под куртки выкатился шерстяной клубок серо–буро–сиво–белесый. Клубок забарахтался, зашебуршался, у него невесть откуда проросли ножки и ручки, чихая и кашляя вылезла голова. Голова замигала крошечными черненькими, как у крысы, глазками, и начала раскачиваться вниз–вверх, при этом скрипуче и умоляюще вереща. Я потряс головой, не сплю ли, уж слишком невероятно начинался день. Потом вспомнил и рассмеялся: это был домашний демон, старый до такой степени, что поседела даже покрывающая его пыль. А домовичек все кланялся и кланялся, повторяя свою скороговорку. Сразу вспомнилось определение из учебника: домашние демоны защитники по определению, но связаны не с конкретным человеком, а с целыми родом и с родовым домом.

– Чего ты там все бормочешь? – Я присел на корточки, потом взял волосатика, поднялся с ним и посадил на ступеньку лестницы с торцевой стороны почти на уровень своего роста. Домовичек встал на свои кривенькие ножки и поклонился с изысками благородного кавалера:

– Старый Вайри благодарит юного сейна. Юный сейн был так добр, что подарил всеми забытому демону большую шкуру, и даже вымытую шкуру, теперь Вайри может перезимовать спокойно. Долгая зима ждет Каравач, долгая….

– Пожалуйста, Вайри, пожалуйста, – надо же несчастная вымокшая шкура кому–то да пригодилась.

– Вайри очень обеспокоен, все домовые демоны Каравача в страхе. Приближается беда, стрела уже выпущена, она нацелена на многих, и на сердце юного сейна тоже, он в опасности. Не все доживут до весны, не все. Но юный сейн добрый, он поможет, Вайри знает, что он поможет.

Помолчал немножко и добавил:

– Вайри будет помогать юному сейну, хоть он и не здешний.

– Ты? Будешь мне помогать? Ну, спасибо, меховушка. Ты сегодня уже завтракал?

– Ужинал, у нас завтрак вечером, а утром ужин. Но Вайри не удалось сегодня поужинать.

– Ну, тогда держи, – я протянул домовичку кусок хлеба с чем–то, – ужинай на здоровье. Прости, не могу составить компанию, я должен идти. Бывай!

Хотел было опустить меховика обратно на пол, но тот задрыгал ножками, пожелал оставаться на лестнице, и пока Одрик не закрыл за собой входные двери, до него доносились поскрипывающие благодарственные журчания маленького смешного демона.

Каравач уже проснулся, но еще не совсем поднялся, потирал заспанные глаза окон, разминал затекшие мостовые улиц, потягивался ажурными изгибами мостов… Воздух был утончен первым заморозком, застигнутые им врасплох лужи, превратились в ледок и звонко трескались под ногами. Как же я люблю зиму, и тогда радовался ее приближению. Шел размашисто и легко, пил всем своим существом из звонкой морозной чаши. Где–то там, в холодной пелене должно вставать солнце, его не будет видно, но я знал, что оно где–то там.

Уже ближе к ратушной площади народу на улицах стало гораздо больше, город наполнялся гомоном голосов, скрипом повозок, фырканьем варгов, а вскоре в ход пошли запахи, они лезли из каждого трактира, из каждой кухни и совсем заляпали первозданную чистоту заморозка. С обледенелого горбатого мостика ко мне с гиканьем съехала знакомая компания, братья Рор, Лор и Сор.

– Привет, наш будущий великий маг! – это, конечно же, Рор, он был старше братьев, но не сказать, что выше, а вот по длине языка превосходил всех знакомых мне верзил. – Куда это ты в такую рань?

– Здорово, братва! Да вот тут… считайте в библиотеку.

– Смотри не зачитайся, книжный червь. Все науки свои грызешь? А чем–нибудь горяченьким, сочненьким желудок свой балуешь?

– Оставь мой желудок в покое, он у меня не привередливый, но тебя переваривать отказывается.

– Ага, говорил, книжки по невинной ботанике, по травоведению? Знаем мы твою ботанику. Ты что, к Дьо–Магро подрядился в окне вместо куста золотых шаров стоять? Интересно, чью комнату ты украшаешь собой, ведь окошко нашей прелестной Лаки выходит совсем в другую сторону? Или бедного студента боги уже пустили в альков?

– Заткнись Рооринг, ради нашего редкого солнца, заткнись!

– И откуда это ты с утреца топаешь, такой начищенный, и пахнешь сытно, как горячий мясной пирожок? А ведь твоя домушка совсем в другой стороне, вон там в стороне трехзубой скалы, А? – Рорик даже пальцем показал на скалу, прекрасно видимую почти во всем городе.

Я тогда ничего не ответил, а молча с разворота вмазал Рору в челюсть. Резко. На выдохе. Попал… хорошо попал, даже сам не ожидал такой точности. Лучший трепач Каравача вдобавок прикусил свой язык и теперь сплевывал на камни мостовой розовую пену.

– Ты чего? Хорошо еще зубы на месте остались, – обиделся он так, что его чернявая кучерявость враз поникла сосульками. Он полностью был уверен, что я приму его говорильню за похвалу, и возможно даже сам прихвастну чем–нибудь, ему казалось, он делает другу площадку для развлечений, и мы вместе порезвимся. А ведь как вышло! Получается – задел, и крепко, судя потому, как получил. Но что–то его сильно испугало, когда он взглянул мне в глаза. Чем же я так напугал своего самого близкого друга?

– Запомни Рооринг, если я тебя попросил уняться, то лучше уняться, – чеканил мой голос.

– И откуда это в тебе? – продолжал я. – Твой отец, рискуя своей головой, вывез твою мать из Халифата, что бы ты родился у свободной женщины, а не у рабыни. Потому что только тогда ты сможешь вырасти истинно свободным. И как твой змеиный язык смог выпустить хоть полунамек на женщин из семьи… да ты волосинки с их голов…

На продолжение у мне уже не хватило воздуха, да и времени. По улице, со стороны Трехзубой скалы, куда пару минут назад указывал палец Рора, ко мне, именно ко мне, приближался скаковой варг. Сейн Калларинг осадил скакуна и протянул мне руку в черной перчатке, я принял помощь, и был подброшен на варга. Варг привычно вынес нас обоих на ратушную площадь. Вся братская компания еще минут двадцать оставалась примороженной на том же самом месте, хотя суета дня уже порядком измочалила заморозок и вместо хрустящих лужиц мостовую покрывала надоевшая слякоть.

– Я от твоего дома. У тебя на сегодня какие–то дела? – спросил Дьо–Магро.

– Да, я договорился с асса Вордером об одной книге, он меня ждет.

Показалось, что варг оказался у дома мага в три прыжка. Хозяин дома заметил верховых, и сам вышел нам навстречу.

– Асса Вордер, – Каларинг совершил приветственный жест, – я вынужден лишить Вас удовольствия общения с этим молодым человеком. Вы побеседуете как–нибудь позже, а сейчас, извините, я спешу.

– Да, я все понял, – сказал Вордер, вынул из–под полы своего черного суконного плаща книгу в зеленой замшевой обложке с медными замками и протянул мне. Я прижал книгу к себе обеими руками, попытался изобразить поклон из своего седла, но магу это было необязательно.

– Будь осторожнее. – Сказал он мне как коллеге, и я еще долго видел, как он стоял, гладя нам в след, пока наш варг не скрылся в холодной туманной сырости.

– Ты не должен покидать наш дом, парень, – наконец–то черный полковник повернулся ко мне, и в его голосе осталось минимум командирских ноток. – Если тебе что–то потребуется, поставь в известность прежде всего меня. Ведь я как–никак хозяин дома Дьо–Магро, мне должно быть известно ВСЕ.

Мои глаза опустились. «Как это понимать? Ему уже известно ВСЕ, или ему еще только должно быть известно ВСЕ? " – заметались мысли в голове. «Вот балбес», я пытался быть самокритичным, «А если сама сейне Дайо уже «поговорила» с Лаки? "

Хозяйка дома Дьо–Магро не приветствовала тотальный контроль детей своими родителями, но и не допускала никакой распущенности. И как мне быть теперь? Вроде сейн Калларинг говорит благосклонно, может ничего страшного и не произошло.

– Сейчас у нас асса Тадиринг, и он хотел тебя видеть. По правде сказать, я ожидал в тебе некоторые таланты, но никак не мог представить, что сейчас чем–то помочь нам сможешь ты, только ты.

– Сейн Калларинг, я сделаю все, что смогу. Только могу я еще мало.

– Как видишь, иногда и малого достаточно.

Никогда я так не катался по городу, кроме встреч с двумя людьми на парадной лестнице ратуши, которые вышли к сейну Дьо–Магро чтобы не тратить его драгоценного времени на длинные переходы и церемониальные расшаркивания, черный полковник побывал еще в двух городских службах, а иногда и просто притормаживал на улице, чтобы перекинуться парой фраз со встречным верховым. На каком–то перекрестке я заметил трех гномов: своего приятеля Чёги, его младшего брата Матти, и мастера–травника каравачских гномов. Они склонились перед Дьо–Магро, получалось, что вместе с ним передо мной. Я нащупал в кармане ключ от своей двери и бросил в их сторону, Матти слета поймал его, как болотная красавка(58) подпрыгнувшую лягушку. Это означало приглашение ко мне домой, чтобы гномам не мотаться по постоялым дворам, да и скупость гномов вошла в поговорки, а расположиться в знакомом месте. При желании гномы могли зайти и без ключа, дверь все равно была не заперта, но без приглашения гномы не позволяли себе потревожить чье–то жилище.

Мы уже приближались к дому Дьо–Магро.

– Я не пойду к ним, к сожалению, не могу остаться, хотя уже несколько дней не был дома. Я только их расстрою. Я должен вернуться в горы, там мои люди.

Черный полковник высадил меня у ворот своей усадьбы, так же подал руку, размахнул как на качелях, и я совершил самый длинный прыжок в своей жизни. Приземлился удачно, присев на одно колено, распластав руки по воздуху как птица, если Лаки видела, то я не ударил в грязь лицом и в прямом и в переносном смысле. Книга приземлилась под курткой, хотела было выскользнуть из–под полы на землю, но я вовремя ее поймал.

– Куда это ты собралась, ишь, шустрая какая! Я за тебя головой отвечаю, дорогуша, – прижал книгу к груди скрестив руки и побежал, даже полетел ко входу дома. В дверях я остановлен магом тайной стражи, в радушно выставленные объятия которого, собственно, и попался.

– Ну, наконец–то я тебя поймал, неуловимый ты мой. Что это ты там прячешь? «Металлы: магическая восьмерка», где взял?

– Дали почитать.

– Хорошая вещь, и написана легко, по–человечески. Почитай–почитай, это завсегда полезно. Ну, иди, тебя уже заждались. Эй! да ты куртку свою сними. Давай сюда. Да ладно–ладно, я ее пристрою. – И асса Тадиринг снова разворошил мой соломенный сноп, в этот раз уже просто так, – Беги сынок, беги… пока бегается. Я зайду потом.

Я взлетел к Шайми, мне открыла сама сейне Дайо, я едва поклонился и скользнул внутрь. Девочка обрадовалась, хотела даже засмеяться, но от такого движения припухлость на ее верхней губке лопнула, и из ранки потекла грязно–желтая жидкость. Не столько от боли, сколько еще и от обиды, что она не сможет засмеяться, Шайми заплакала. Я проскользнул к кругленькому столику, сделал вид, что чем–то занят, на самом деле я прятал слезы. Ну, не научился я еще держать соответствующее выражение, не было во мне лицедейства, да и сейчас нет, что в голове, то и на лице. И стоял, пока не позвала сейне Дайдоне, подошла, тихонько позвала и привела как детеныша варга (я бы и сам пришел).

– Отвлеки ее, у тебя получается. Пусть она пока не понимает. Я прошу тебя, не покидай нас… – прошептала ему сейне Дайо.

– Что Вы нет, конечно нет. – «А что она не понимает? " этого я уточнить не решился.

– Вот видишь, и вернулся твой сказочник, – сказала она Шайми, – я Вас оставлю, посекретничайте без меня.

– Привет, ты не соскучилась?

– Скажешь тоже, я и не успела. Ты же оставил себя во сне, ты все время был со мной.

Странно, но я никогда не вплетал себя в сны.

– Да?! И кем я там был: волшебником, гномом или илларем? Только не говори, что орком, никогда не хотелось быть орком.

– Нет–нет, ты был стражем.

– Каким еще стажем? Я никогда не был никаким стражем, никогда не носил никакой формы.

– Каким – спасающим. Ты всех выручал. Или… не совсем ты. Ну как будто ты вырос совсем большой, и можешь спасать людей… и гномов… и илларей… мог бы даже орков.

«Совсем большой» подумал я «куда уж дальше расти, и так все рукава коротки, просто беда. "

– А что есть такие стражи?

– Есть и носят форму из зеленых листьев.

– Как это?

– Не знаю, я таких раньше не встречала, он как будто бегал по лесу и на него прилипли всякие–всякие листочки.

– Так может это эльф, они любят траву, даже плетут из нее себе облачения?

– Нет, это человек. Я же говорю, такой же как ты, ну, почти.

– Ну, вот видишь, ты сама уже сказки начинаешь сочинять. А если мы вместе тобой, ты представляешь, сколько мы насочиняем!

– А сегодня ты тоже новую сказку сочинишь?

– Обязательно.

– А что там ты принес такое зеленое?

– Это книга, я за ней и ходил, – и я взял свою дорогушу на руки.

– Она интересная.

– Для меня – о–очень.

– Тогда почитай мне ее.

И я читал девочке про двуликое золото, про благородное серебро, про мягкую и теплую медь, про труженицу бронзу, про хитрую и неуловимую ртуть, про печальное седое олово, про суровый свинец и непобедимое гордое железо.

Дверь отворилась и вошла Лаки, обдав меня таким взглядом, что можно было ошпариться.

– Удивительно, все–таки изволил явиться к обеду и не обременять индивидуальной кормежкой собственной персоны здешних домочадцев. Как это любезно с вашей стороны, асса Одрик.

Не зря род Дьо–Магро столько веков в поте лица оттачивал свою породу, вся его краса и гордость сейчас дрожала на кончиках ее бронзовых кудрей, готовая рассыпаться смехом.

– Всегда рад Вам угодить, о! Блистательная сейне Лакене. – И я стал изображать церемониальный поклон.

Шайми придерживая ранку на губе, смеялась, на сколько ей хватало сил.

– Я опасалась, что пробегаешь целый день, и мои старания пропадут даром. Вот пришла пригласить, чтоб ты оценил качество приготовления.

– Приготовления чего?

– Обеда, бестолковый.

– Да неужели?

– Нет, не всего, конечно. Десерт в моем исполнении тебе интересен?

– Более чем, почти соблазнительно. А с каких это пор…?

– С таких! Все чем–то заняты, одна я сижу как кукла.

– Но мы же не оставим Шайми одну, ей будет скучно.

– Да, мне будет скучно, возьмите меня с собой, – Шайми оживилась, даже приподнялась, – возьмите. Мне так надоело да одном месте.

– Ты хочешь с нами? – спросила ее Лаки.

– Очень хочу, очень–очень–очень, – голосок Шайми звучал просто умоляюще.

Лакене забеспокоилась:

– Как же?…

– Да, очень просто, – и я вместе одеялом сгреб девочку с постели. – Забирай подушки.

Когда мы вышли из белой комнаты, она была всем хороша, но не могла заменить целого мира, Лаки заметила:

– А вот папа давно говорил, что в тебе должен проснуться организационный талант.

– Ну, если папа говорил, то обязательно проснется, никуда не денется, – не мог же я спорить с хозяином дома Дьо–Магро, хотя бы и заочно. Сказано, что проснется талант, значит, начинаем его будить. Я нес девочку как высокий тонкий колосок, который надо пересадить и он должен обязательно прижиться.

Малая столовая оказалась полукруглой комнатой в том конце коридора, который противоположен входу, огромные окна выходили на три стороны. За окнами были сады, каскад прудов, рукав Несайи, та самая белая ротонда и сумрачное море предзимнего леса. Осенняя сырая поволока рассеялась и на горизонте показалась гряда Срединных гор, хищно оскалившаяся вершинами. Тучи наконец–то покинули небо Каравача, оставалась тонкая белесая дымка. Шайми захотела взглянуть на близкий, но теперь недоступный для нее мир, я поднес ее к центральному окну. В этот момент легкий небесный шелк прорвался, и Каравач осветило солнце. Белое и остывшее, но такое желанное. Шайми зажмурилась и спрятала свою мордашку в моих соломенных волосах, так мы и стояли, пока нас не позвала Лаки.

Странно, но из обслуги в доме не было никого, даже тетушка Тено куда–то делась. Так что Лаки управлялась вроде совсем одна, чем немало меня удивила. Мы усадили Шайми в подушки полулежа, сами сели друг против друга. Причем сел только я, Лаки постоянно вскакивала то за одним, то за другим.

– Мы еще ждем маму и асса Тадиринга, – объяснила Лаки, заметив мой интерес к количеству приборов на столе, – а для папы мы всегда ставим прибор, как бы далеко он не был.

– А сейн Каларинг сейчас далеко?

– Сейчас все службы далеко, проверяют горные дороги и дальние заставы. Ведь скоро пойдет снег, и туда будет нелегко добраться, даже тетушка Тено в казармах занимается провиантом для лесных стражей. В городе сейчас только асса Тадиринг, ввиду его заслуженного возраста он освобожден от тяжелых работ…

– Но свежий горный воздух еще никому никогда не помешал, – продолжал уже сам седой маг.

– О! сегодня все в сборе, даже наша Шайми! Ждем только хозяйку дома. А пока, чтобы не терять времени, я намерен побеседовать с молодым человеком. Не волнуйтесь, милые девушки, заскучать не успеете, я его в скорости вам верну.

Я пошел за асса Тадирингом к левому углу столовой, там из окна можно было видеть восточную окраину Каравача, крыши домов замерших в ожидании зимы.

– Если я не ошибаюсь, мой дорогой студент, я кажется предупреждал, чтобы вести себя тихо, ни с кем не связываться.

– А разве я?…

– А кто сегодня разминался на физиономии лучшего друга? За что ты подрезал язык нашему говоруну?

– За дело! – я чувствовал, как мои ноздри раздуваются, словно у варга. – Уже донесли? А еще говорят, что стражи всех служб на горных дорогах.

– Ну ладно, ладно… Остынь! Молодой еще, вскипаешь быстро. Но этот недостаток быстро проходит сам, как и другие детские болезни при правильном уходе. Только ты до сих пор не догадываешься, что Тайная стража это нечто более интересное, чем несколько смен разгильдяев в казарме. И был бы я никуда не годным магом Тайной стражи, если бы какой–то студент сразу раскусил мои секреты.

«Да, я действительно болван» я был не так далек от правды «наверняка у него осведомителей полно, и магические слушалки по всему городу посажены. "

– Ты ничего странного не замечал? Я просил тебя обращать внимание, – поинтересовался старый маг.

– Вроде ничего… Пару раз мне показалось, что я кого–то увидел, но не разобрал кого. Хотя тогда был ливень, вряд ли кто–то гуляет в такое время, наверно показалось.

– Угу, – согласился Тадиринг, – всегда особенно хорошо кажется «после вчерашнего», – он не только слушал, он смотрел меня. – Ничего, ничего, все мы когда–то были молодыми, не смущайся – продолжай.

– Еще мне показалось, что я наткнулся на гвоздь у окна, я его чувствовал, но ничего не нашел.

– Если чувствовал, тогда должен остаться след, что–нибудь было?

– Я не знаю, у меня на спине глаз нет.

– Нет!?!? А пора бы уже отращивать, – и асса Тадиринг щелкнул меня по лбу, – если у тебя на голове солома, то я надеялся, что в голове хотя бы что–то еще. Давай–ка я тебя посмотрю. Ну–ка, ну–ка… да это простым глазом видно, раздеваться перед дамами не будем, но поверь старому вояке. Откуда у тебя это пятно? – И он ткнул пальцем между моих лопаток.

– Мама не говорила, что у меня там родимое пятно.

– Это не родимое, это … бесцветное, я бы сказал прозрачное… Твой хребет скоро будет просвечиваться.

«Бр–р–р! Какая пакость! " Я мысленно поморщился.

– Где, говоришь, это было? У какого–то окна?

– Да, у окна в комнате Шайми.

– Что!?!? – седые брови мага наползли на глаза как тучи, – Скверно, я все–таки надеялся… – процедил он сквозь зубы, дернул головой в сторону и буркнул в самый угол какое–то ругательство, да еще раздавил выпавшее слово сапогом, будто бы оно собиралось сбежать и растрепать что–то всему Каравачу.

Послышались частые нервные шаги и двери раскрылись перед сейне Дайоне. Лицо ее было охвачено смятением, но увидев Шайми здесь за столом, она с облегчением вздохнула и улыбнулась, лучезарно как когда–то.

– Мама, вот где я! – и девочка помахала маме полупрозрачными пальчиками.

– А я уж тебя искала, а ты здесь. Как же ты сюда дошла?

– Я не ходила, меня Оди принес, завернул в одеяло и принес.

– Хорошо, раз мы больше никого не ждем, можете приступать! – объявила сейне Дайдоне для всех. – И ввиду временного отсутствия хозяина дома его хозяйка сегодня сама выбирает кавалера, потому что женщина никогда не должна оставаться одна, тем более за столом.

– Безусловно, безусловно, сейне, – поддержал ее хитро заулыбавшийся Тадиринг. И подмигнул мне, потому что Дайо своим царственным шагом направлялась именно в мою сторону.

«Ёлочки распушистые! " – испуганно в моей голове. Я понял, что конечности цепенеют. А сейне Дайоне подошла ко мне и подала мне руку с тем наклоном головы, при котором у многих иноземных правителей слетала вся гордыня и спесь, и начинали дрожать колени и заплетаться язык. Что уж говорить про четырнадцатилетнего мальчишку, на которого богиня впервые посмотрела в упор, да еще взяла за руку. Будучи усаженным рядом с дамой, по правилам этикета я должен был ухаживать за ней, но я никогда не заучивал церемониальные протоколы, которые для меня были редкостной нудятиной, да и просто–напросто ошалел. Сейне Дайно заботилась о содержимом моих тарелок, в горле стоял ком, не дававший мне проглотить ни куска.

Оцепенение сходило с меня медленно, гораздо медленнее, чем разгорался голод, и голод пробил корку оцепенения, как весной шалые воды Несайи пробивают лед. Обещанный с утра суп уже совсем было остыл. Но это была не проблема для асса Тадиринга, ХА! Подогреть тарелку супа – для седовласого мага просто, как щелкнуть пальцами, что, собственно, он и сделал. Это наконец–то вывело меня из ступора, и не одного, а вместе с юношеским аппетитом. Кроме супа еще были рыба, а я люблю рыбу, и когда она еще плавает, и когда она уже на тарелке, салат, как и положено, и просто картошка, и еще что–то из грибов. Горожане Каравача не жалуют сей продукт, считают его эльфийским кормом.