Текст книги "Мастер сновидений"

Автор книги: Алинна Ниоткудина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 86 страниц)

– И с какой это стати Великому Дому Болен понадобилось меня об этом предупреждать? – Вот не верю я в бескорыстие кого–либо из Великих.

– Великая готова не только предупреждать Вас о возможных покушениях, но и обещает Вам всяческую поддержку в Совете Великих, в случае ваших возможных претензий на место в Совете.

– А на кой оно мне сдалось, это ваше… «место в Совете»? Я без него хорошо живу.

На лице посланца недоумение и недоверие… Как же место в Совете Великих – это апофеоз местных желаний!

– И как же меня собираются ликвидировать в этот раз? Опять легионеров на убой пришлют?

Лицо посланца разглаживается, ответ на этот вопрос он знает.

– Нет, по последним сведениям из столицы легион заказ на Вас не принял. Но на Совете прошло предложение обратиться в Халифат, к «халифским мальчикам».

– А почему не к девочкам?

Вежливо поясняет, для не просвященных…

– Халифские мальчики – это что–то вроде нашего Легиона, но под рукой Халифа. Они все поголовно маги, причем не ниже нашего магистра, а принимая заказы на ликвидацию кого–либо, зарабатывают на содержание своей структуры, типа нашей контрразведки–разведки, но на самообеспечении. Они всегда выполняют свои обязательства, но и деньги берут всегда всю сумму вперед.

Мое лицо делается еще более кислым. Посланец продолжает:

– Но их стоит ждать не раньше конца года, пока туда, пока сюда, пока деньги найдут. Для того, чтобы оплатить их услуги весь Совет единогласно проголосовал об увеличении налогов в казну канцелярии на одну двадцатую, именно она будет договариваться с «мальчиками».

Ого! Как меня высоко оценили.

– И что нужно от меня Великой? Она ведь прислала Вас с предупреждением не просто так?

– Она просит Вас о встрече наедине. Все остальное при встрече… – но посмотрев на мою скривившуюся физиономию, уточняет. – Ей потребуются от вас некоторые услуги по вашей магической специальности.

Морщусь… Зачем мне с ней встречаться? Она меня уже предупредила… Поддержки в их Совете мне даром не нать.

– А что там по поводу «детей, мужей и женихов»? Их то за что ликвидировать?

– Не знаю, но заказ в легионе на вашего жениха уже есть, и будет ими выполнен после отъезда из города Великой, визит которой ожидается буквально на днях.

А вот о здоровье Одрика позаботиться придется…. Будет обидно, если из–за меня его пришлепнут, ни за что.

– А как вы оказались здесь? – Кручу пальцем вокруг, поясняя, что имею в виду это здание. – И так вовремя?

Посланник смущается…

– Дело в том, что полковник Калларинг мой тесть, и я посмел обратиться к нему, как к члену семьи, с просьбой помочь в нашей встрече наедине…

– А, так полковник в курсе о том, что вы тут мне вещали? – Начинаю злиться, и Мара рычит. Посланник непроизвольно делает шаг назад.

– Нет, о чем буду говорить, он не в курсе, и я так думаю, он и спрашивать не будет, состоялась наша встреча или нет. Он только создал для нее условия…

Узнаю полковника, меньше знаешь, крепче спишь. Дела Дома Болен вольного города не касаются, ну почти не касаются.

– Так вы согласны встретиться с Великой? – Вот пристал…

– Пока не знаю…. Когда я захочу с ней встретиться, я ей сообщу.

– Позвольте поинтересоваться как? Дело в том, что эту встречу нужно обязательно оставить втайне. И Ваша встреча с Великой аль Болен, тем более должна пройти втайне.

– А вот ее к тебе пришлю… – И показываю на Мару. – Запах твой она запомнила, – Мара демонстративно обнюхивает ноги посланца, – так что она тебя и на том свете найдет, не сомневайся. А ты сестре все передашь… где, когда и как.

В коридоре слышатся шаги, это возвращается от начальства хозяин комнатушки. Посланник быстро ретируется и прикрывает за собой смежную дверь.

Так, на чем я здесь остановилась… А полковник–то каков! Так ненавязчиво напомнил о себе.

Утром Учитель опять поднял своего ученика еще до рассвета и погнал на берег Несайи. Вытащить из браслета Учителя, Одрику удалось очень быстро…. А вот прожить день, глядя на все только в магическом диапазоне, будет намного сложнее, и к вечеру наверняка опять заболит голова.

Учитель завис перед учеником и начал:

– Вчера мы выяснили, что ты неимоверно мал. Это чтобы не зазнавался и помнил о своем месте во вселенной. Теперь давай выясним, а что есть ТЫ? Сам–то что про себя думаешь?

– То есть? Я – это Я.

– Так просто?

– А разве нет?

– Хорошо… хорошо…. Давай проведем маленький эксперимент.

Фантом как скульптор вылепил из воздуха светловолосый кареглазый образ в простой походной одежде в полный рост.

– Ну, кто это?

Одрик как в зеркало всмотрелся в смущенно улыбающийся ему мираж.

– Так это я.

– Я ж тебя предупреждал, – засмеялся Учитель, – не зазнавайся! Это твой отец.

Учитель опять взялся ваять, опять стали проступать пшеничные волосы.

– Вот тебе еще один пример. По–твоему, кто бы это…, – но вдруг спохватился и разогнал очертания по утреннему воздуху. – Не надо этого тебе пока знать.

Немного помолчал и продолжил:

– Давай по–другому. Ты готов утверждать, что сейн Одиринг аль Бакери, которого друзья зовут Одрик, это и есть ты, сидящий здесь и сейчас передо мной?

– Ну а кто же еще? Однозначно – я.

– Но ведь, что ты сейн, позаботилась бабушка Эфрина, это ее подарок.

– Но ведь подарок был мне, значит, я уже был.

– Ты – был, но это изменило тебя. Ты стал другим. Бакери – имя твоих предков, они его заполучили много веков назад. А Одирингом тебя назвала мать, твоей никакой заслуги в этом нет. Ее же заслуга, что ты такой, какой есть. Останься она тогда в Ричелите, ты бы вырос совсем другим. Твои любимые сны, где ты непревзойденный мастер Северной равнины, а может быть и всей Лари – это старания бабушки Ветти. Ты, конечно, в этом деле виртуоз, и она бы тобой гордилась, но это ее наука.

Даже твои уникальные глазки, которыми ты так кичишься, это всего лишь наследство от папы. Итак, получается, что ты не просто неумолимо мал, а ТЕБЯ вроде бы НЕТ ВООБЩЕ! Вот тут передо мной на травке сидит нечто, и упрямо пытается что–то осознать. Нечто уже не вопит: «Прекратите!», не машет руками, не прогоняет и не посылает. Это, однако, похвально.

Фантом Одрика попробовал поднять горсть белого речного песка, но песок буквально просыпался сквозь призрачные пальцы.

– Ну–ка, мое бесподобное нечто, копни песочку. И не дави на него, а отпускай потихоньку.

Одрик сделал, как просил Учитель, песок потек у него с ладони.

– Видишь, сколько одиноких песчинок? И ты всегда считал себя одинокой песчинкой. Хотя, как ты знаешь, если песок долго лежит, песчинки прорастают вдруг в друга и получается камень песчаник. А если песок попадает в печь, то у умельцев вроде тебя превращается в стекло. А теперь посчитай, сколько для твоего одинокого, как тебе кажется, Я другие Я трудились, надеялись, учились, искали…, да что там, умирали ради тебя!

– Ради меня? Да кто же это?!

– Потрясающе! Как это кто?! А твоя мать? Ей нельзя было здесь оставаться, ты знаешь, чем грозит приезжим воздух Каравача, его дожди и туманы. Но она не уехала, потому что тебе здесь нравилось. Она разменяла свою жизнь на твою. Редкостная неблагодарность! Про других говорить не будем, пока….

Одрик вскочил и бросился к зарослям, фантом воспарил и прилег в пронизанном лучами Андао воздухе. Когда показался Одрик, Учитель как ни в чем ни бывало, указал ему на прежнее место.

– Что?! Утер нюни? Хорош, нечего сказать. Прием пищи начнется на четверть часа позже. Продолжаем…, на чем мы там остановились?

Учитель занял свое привычное главенствующее положение.

– Итак, мы выяснили, что твое исключительное Я, не есть твое. Оно продукт усилий и стремлений многих Я. Ты связан не только со своими родителями, предками, учителями, а еще и с каждым илларем, молоко которого пил, в шкуру которого одевался, с каждым кустом вечерницы, ягоды которого ты обрывал, с каждой травинкой, на которой сейчас сидишь, с каждой каплей дождя, которая на тебя падала…. Дело в том, что мы не одинокие песчинки. Мы узелки в переплетениях мировой паутины, паутины раскинувшейся в пространстве и во времени. Мировая паутина все время меняется, пропадают одни узелки – возникают другие, рвутся старые связи – образуются другие. На тебя уже слишком много завязано, а будет еще больше. Ты не представляешь, сколько людей, нелюдей, существ и сущностей тебя ждали. Ты знаешь, сколько жизней прервется, если ты не совершишь предназначенного тебе? А сколько просто не придет в этот мир – даже трудно представить. Так что, довольно ребячиться, – фантом сверкнул своими бездонными глазами, – ступайте править, мой Белый принц.

А потом опять начались бесконечные упражнения… А у Одрика еще со вчерашнего дня болели все мышцы и кости.

Сегодня вечером 25 Щедринеца очередной великосветский прием в резиденции у доджа по случаю приезда в город Члена Совета Великих Иллари аль Фридельвинг. Член совета рыжеволосая, кудрявая, и по голубым глазам видно, веселая и доброжелательная дамочка 25–30 местных лет. Официальный предлог для поездки – посещение гадалки, можно подумать, в Ричелите гадалок нет.

Вчера ходили к портному, он, как всегда был в шоке от моего заказа, но уже мысленно подсчитывает, сколько сдерет с дурочек, что вечно копируют мои наряды. Первый заказ на синее платье в стиле Диора, на потом, больших нареканий у него не вызвал, а вот второе, маленькое синее, ну не положено мне носить черное, вызвало у него острое неприятие. «Да как же можно ходить с голыми ногами!» Ну, да льняные чулки под такое платье не одеть, шерстяные тоже, а шелковых ни у кого кроме меня нет. Вот и будет замечательная реклама изделиям моих подданных. После этого приема шелковые чулки будут расходиться как горячие пирожки в голодный год. Жалко я не смогла уговорить Торкану одеть подобное платье, она себе пошила что–то более традиционное, впрочем, от чулок от паучков она не отказалась.

Сначала прием оказался так себе… Походили, посмотрели, поели. В очередной раз продемонстрировала бассейн, очень он всем нравится. Особенно, когда запускается иллюзия в пару над водой. Одрик поменял плетение, теперь там были два танцующих дракона, красный и голубой. Публика восторгалась, вглядывалась в это танго в пару до головокружения. Но сам Одрик мое предложение посетить прием проигнорировал, буркнул, что занят, ну и ладно. Наверно оно и к лучшему, потому что явись Одрик и Торкана в своих официальных цветах, то вряд ли стояли в противоположных углах сада, и только слепой не догадался бы, что означают страстные игры драконов.

Платье и чулки, продемонстрированные в дамской комнате, произвели ожидаемый фурор. И когда мы с Торканной прогуливались вдоль столов на нас знакомо пялились. Особенно этим страдала дамочка из Совета. Я думала, она себе свернет шею, так она рассматривала меня и мою подругу. Какой–то интерес у нее нездоровый, может она берет пример с эльфов и из этих, ну, которые предпочитают тот же пол? А так и не скажешь…

Вдруг я почувствовала на себе тоскующий взгляд синих глаз. В углу зала стоял сейн Калларинг, делал вид, что беседует с доджем, а сам беззастенчиво пялился на меня. Его взгляд по–прежнему волновал меня и заставлял сердце биться неровно. Я столько времени пыталась найти ему замену, вернее не ему, а стражу Сигвару, и не нашла. Были, были на первый взгляд, подходящие кандидаты, но… У одного во рту вместо зубов оказались один пеньки, у другого изо рта так пахло чесноком, что можно было зажечь огонь, у третьего на пальце оказалось кольцо, а четвертый отсутствовал в Караваче.

На земле наличие обручальных колец никого не останавливало, но не здесь. На Лари богиня Мурана следит за выполнением данной ей клятвы, у нас клянутся в верности друг другу и потом эти клятвы легко нарушают, без ущерба для себя. А здесь все по другому, здесь клянутся не партнеру, а богине, и за соблюдением клятвы следит она, и если нарушишь, то…. Я слышала много баек на эту тему, и не очень–то верила, но потом, почитала в библиотеке несколько книг, и для себя решила, что лучше под гнев богини не подставляться, так оно спокойнее. Ведь под гнев попадает, не только нарушитель клятвы, но и тот с кем он ее нарушает.

Страж, милый страж… Помириться что ли? А почему бы и нет? Мне скоро опять уезжать в пустыню почти на год, а там этим делом можно заняться только с варгами и эльфами, а не те ни другие у меня желания не вызывают, другое дело сейн.

– Торкана, душечка, подыграй мне…. Мы сейчас мимо полковника проходить будем, ты меня толкни, чтобы я на него вино выплеснула. Хорошо?

– А зачем он тебе? Ты же ему отказала?

– Я отказала сейну, а не стражу.

– Какому стражу?

– Потом объясню…

Торкана была великолепна, вот что значит с малых лет в высшем обществе. Разыграно все было как по нотам. Неловкое движение и на черный мундир падают несколько капель вина.

– О, извините меня, извините… – Из крохотного кармашка извлекается снежной белизны шелковый платочек с умопомрачительными кружевами, и я начинаю промокать попавшие на мундир капли.

– Асса Анна все в порядке, не надо, не стоит. – Берет мою руку с платочком и целует, он сама корректность, а в глазах такая тоска. Додж ловко испарился, словно его и не было, боится, что опять могу разнести что–нибудь и мудро решил держаться подальше.

– Ах, сейн, как мне загладить перед вами свою неловкость? Чем утешить?

– Асса, вы мне один раз уже отказали в том, что могло бы меня утешить, а Дьо–Магро второй раз ни о чем, и ни кого не просят. – В голосе металл, а в синих глазах тоска вперемешку с болью.

– Я, сейн, отказала вам как Дьо–Магро, и всем сейнам отказала.

– А оглашение?

– И вы, и я знаете, что объявленное глашатаем событие никогда не состоится, но наемница Анна не отказывала в посещении ее постели стражу Сигвару, это он перестал приходить к ней. – Поворачиваюсь и ухожу.

За всеми этими передвижениями Анны зорко наблюдали многочисленные глаза. Одна пара глаз принадлежала Великой, а вторая ее придворному магу и троюродной сестре.

Когда Великая Иллари ехала в Каравач, она ожидала увидеть в качестве претендентки молодую хорошо воспитанную девушку с некоторым магическим потенциалом. А то, что она наблюдала, ей совсем не нравилось.

Да, девушка была молода, но не слишком. И внешность так себе, таких в столице называли «страшненькими»: светло серые, очень холодные глаза, разрез глаз по–своему оригинален, чуть–чуть раскос, как у эльфов. А вот нос явно подкачал, довольно крупный и с горбинкой, но профиль получился пикантным. Подбородок округлый, но твердый, темные не по моде волосы. А фигура! Вот ее подруга, хороша – худа и изящна по последней моде, а эта… Плечи широкие, руки излишне мускулистые. Точеные линии длинных ног подчеркивали бесподобные чулочки, ничего не скажешь. И фигура тоже ничего, но крепко сбитая. Талия тонкая, но нет в ней того изящества, что требует современная мода. Больше всего ее фигура напомнила Великой фигуру циркачки, тоже сплошные мускулы, жилы, и бьющая через край сила и воля.

«А как она одета! Спаси меня Пресветлая от того портного, что сшил ей это платье. И как ей не стыдно выставлять напоказ почти голые ноги. А откуда у нее такие чудесные чулочки? Надо будет отправить управляющего на ярмарку, пусть купит мне такие же и десяток пар не меньше. Не девица, а сплошной эпатаж. Причем местные видимо уже привыкли к ее выкрутасам. А что там в магическом плане?» И взор Великой обратился на свою сестру.

– Ну, что? Какой у нее уровень?

– Магистр, не меньше, но вот как она всем этим умеет пользоваться, вот это вопрос.

– А что еще?

Магесса пожала плечами:

– Пока она не начнет что–либо плести ничего больше сказать нельзя. Одно могу сказать точно, подвешенных плетений она с собой не таскает, но при ней есть несколько амулетов, видимо все, что надо лежит в них.

– А кто с ней?

– Рыжая?

– Да.

– Это бывший помощник Великого. Зимой она, после похода в Топи, потеряла свои магические способности, и ее вычеркнули из всех патентов, после такого не выживают, а утраченные магические способности обычно не восстанавливаются. Это Торкана аль Эльдинг, ее бабка была в Совете Магов. Больших средств у нее нет, владений тоже нет, акромя магического таланта у нее нет ничего. Сейчас у нее официально патент ученика.

– А не официально?

– А не официально до нее не всякий магистр дотянет, а еще и знания, академию закончила «на отлично». В общем, получилась та еще парочка, одна синяя, другая красная. Вода и огонь, взрывоопасная смесь.

– Да и слишком много эпатажа…

– Великая, это не эпатаж. Эпатаж, когда хотят, чтобы их заметили и о них говорили, а этой, – и магиня кивнула на Анну, – это похоже все равно. Ей вообще наплевать, что о ней подумают и что скажут. Помните, когда мы ехали от портала в резиденцию, Вас поразило количество девушек и женщин в оркской одежде, так, вот моду на эти наряды ввела эта… асса Анна. А после сегодняшнего приема все побегут искать шелковые чулки…, а те что помоложе оденут короткие платья.

Великая опять перевела взгляд на удаляющуюся в сторону выхода парочку ведьм.

Торкана вся в нетерпении, ей любопытно аж зубы болят, но она терпит до конца приема. Вот выдержка настоящей леди, я бы так не смогла. Но вот мы одни в паланкине и едем обратно в трактир, в таких платьях и туфельках по местным улицам ходить нельзя, а на извозчиках не положено, не престижно. Считается, что если идешь на прием к доджу, то можешь и паланкин заказать и дать заработать гильдии грузчиков, к которым относятся и паланкинщики.

– Ты о каком страже говорила с сейном?

Я молчу, и только улыбаюсь с видом довольной кошки, объевшейся сметаны.

– Колись подруга, все равно от тебя не отстану. Ну, давай же… говори. – Она уже в нетерпении трясет меня за плечи, сейчас искры посыплются.

– Ну, ладно. Когда я только приехала в Каравач на ярмарку, то у меня был бурный роман с одним стражем, он закончился в день бала, после известного тебе скандала.

– А почему роман закончился?

– Любовники поняли, что оба обманывали друг друга о своей настоящей личности, и если я, по крайней мере, назвалась своим именем, то он соврал даже в этом…

– И что теперь…

– За прошедшие почти два месяца, я так и не нашла подходящей замены для того стража, вот и решила возобновить наши отношения.

– А это страж был сейном Калларингом?

– Да.

– И ты решила возобновить ваш роман?

– Да. Сейн великолепный мужчина, сильный, горячий и ласковый, и найти ему подходящую замену я так и не смогла.

– Ты его любишь? – Эти слова Торканы заставили меня задуматься о моем отношении к сейну.

– Пожалуй – нет, не люблю, но он как мужчина, в постели мне вполне подходит.

– Но ты его не любишь? Как же так, как же можно без любви?

– Торкана! Ты вроде светская девушка, соединение родов без взаимной любви, но по политической необходимости, это для тебя норма, а просто завести любовника, но без огромной и горячей любви – это не хорошо. Ну, нет у меня к сейну неземной любви, ну нет… Может я вообще никого кроме демона любить не могу, это я о Маре, и что? Мне что из–за этого все время спать одной? Мара в данном случае не считается. Сейн, он или не сейн, это в данном деле роли не играет, а вот мужик он каких поискать.

– А Одрик?

– Что Одрик? Он оказал мне услугу, согласившись на оглашение, но и я оказала несколько услуг ему. Не подумай ничего дурного, наши отношения чисто деловые. Он для меня слишком молод, мне с ним не интересно.

– Анна, тогда я могу…? – Торкана мнется, теряется в словах, но я то знаю, о чем она собиралась спросить.

– Можешь, подруга, еще как можешь!

– Так еще я не спросила!

– А сколько можно тебя ждать? – Вот наивная. Она думала, если я об этом не говорю, то я об этом и не знаю. – Я давно наблюдаю ваш с ним роман.

Торкана вспыхивает, так, как может только вспыхнуть огненная ведьма, и начинает ртом хватать воздух.

– У вас же на лицах все написано было, птенчики мои. А от тебя я все–таки не ожидала, надеялась, одумаешься.

– Почему? Чем он мне не подходит?

– Да мне казалось, что он простоват для столичной магини с академическим образованием, слишком провинциален.

– Ты не права. Знаешь как надоели столичные рафинированные экземпляры. А он далеко не прост, как тебе кажется, он непредсказуем. И в нем есть то, что называется породой. Ты только посмотри на него…. – взгляд Торканы стал бездонным, одурманенным. Угораздило влюбиться подружку, а влюбленные все видят по–другому.

– Его руки …. я просто без ума от длинных мужских пальцев, руки музыканта или художника, – это мечта, идеал, да и просто прекрасное зрелище. Сильные сухие пальцы, выступающие косточки, рельефные жилки, переплетение вен на руках, Эхх! И смотреть, как эти руки делают что–то, творят, как плетут или просто держат кусок хлеба, как переворачивают страницы, дотрагиваются до лица…, а если они перебирают твои волосы, то, кажется, сердце останавливается.

Торкана чуть помедлила, и задумчиво продолжила:

– Очень четко в память врезался момент, когда мы с ним ехали на варге, о чем–то разговаривали, и тут я увидела его руки – пальцы, удерживающие ремешки упряжи; в тот момент почувствовала себя каролем перед змеем – не могла оторваться от вида, как его красивые пальцы перехватывают поводья, как они плавно ложатся на них, но властно подчиняют себе животное. В тот момент я пропала окончательно…. – Да, подруга, пропадать тебе еще рано, а вот диагноз ставить пора. Надеюсь, острая фаза скоро пройдет, а то даже страшно представить, что может натворить влюбленная огненная ведьма.

– Торкана, а тебе разве мое благословение нужно? Да забирай его, и поможет тебе Пресветлая. Но учти, это каравачский отпрыск, а у них гонор как сорняк прет. И в голове сплошной сумбур. Появятся ли там какие–нибудь дельные мысли неизвестно. Ему хорошего женского руководства не хватает. Вот если его грамотно направлять в нужную сторону, то из него, со временем, вполне даже выйдет толк. И помягче с ним, помягче, он жесткого руководства не потерпит, слишком упрям, а вот если ему внушать, что это он сам придумал, то из него, как впрочем, из всех мужчин, можно веревки вить. – Торкана согласно покачала головой, я продолжила:

– Только ты с ним зря в Топях роман закрутила, он все еще из–за служанки сейна переживает. Нашел проблему….

– Если бы совсем не переживал, это было бы странно и нехорошо. И вообще, если его в этом возрасте не интересовали бы девушки, вот здесь надо было бы напрягаться, а так… значит, что все нормально.

– С этой точки зрения не могу с тобой не согласиться.

– Анна, извини, я тебя спрошу. А тебя наличие этой служанки в доме полковника не смущает?

– Знаешь, нет. По той же причине, что и тебя. Если бы его не интересовали женщины, то я бы первая сочла его ущербным. И почему он не должен был себе ничего позволять? Уж если так получилось, то горничной невероятно повезло. К тому же, если я что–то в этих делах понимаю, ее срок начинается ДО моего приезда в Каравач. У меня к нему никаких претензий быть не может.

Паланкин остановился, и мы вернулись в трактир Джурга, вернее я в трактир, а Торкана к себе в соседний трактир, занятый веселыми вдовушками. У входа сидела Мара и преданно ждала меня. Интересно, признания в любви к ней она слышала или нет? А даже если слышала, то я думаю так, что спать ей сегодня все равно придется на коврике у двери, или я ничего не понимаю в мужчинах.

Асса Тадиринг сидел в малой гостиной усадьбы сейна Дьо–Магро, пил из маленькой рюмочки ром из его же запасов. Он только что вернулся в город и рассчитывал на беседу и последние сплетни, он несколько дней провел за городом на илларьей ферме и был не в курсе последних событий. Вдруг мимо него быстрым шагом, почти бегом прошел, или пробежал сейн в своей черной форме. Асса только встал с удобного кресла и даже не успел его окликнуть, так он пронесся.

Пока асса Тадиринг стоя посреди комнаты думал, от кого или зачем бежал сейн и стоит ли его беспокоить, как Калларинг уже успел вернуться, но одетый в костюм наемника и с широкополой шляпой под мышкой. Сейн так торопился и был настолько занят своими мыслями, что налетел на ассу и почти сбил его с ног.

– А Тадиринг, ты уже вернулся? Извини, очень тороплюсь… Берни, Берни! – Заорал сейн во всю глотку.

Адъютант полковника удивленный поведением начальства не меньше, чем маг, тут же возник на пороге.

– Берни, оседлай мне варга, но не Чогори, его слишком хорошо знают в городе, а что–нибудь попроще.

– Мой варг подойдет?

– Вполне, но быстрее. Да, Берни, меня до завтра в городе не будет, я уезжаю, амулет связи возьму с собой, но если меня побеспокоят по какому–нибудь пустяку, то пусть пеняют на себя. Поводом для беспокойства может быть только нападение на город. Иди, седлай… – и Берни бодрой рысцой побежал выполнять распоряжения начальства.

– Сейн, ты куда–то торопишься? – Не выдержал маг.

– Да, асса, очень тороплюсь…

– Что и не выпьешь со мной рюмочку рома?

– Нет, не хочу. Ну сколько же можно седлать варга? Что же он копается?

– Сейн, ты далеко собираешься–то? Может взять сопровождение, в окрестностях, как я слышал, неспокойно…

– Да не надо мне сопровождение, я недалеко. – Сейн Калларинг немного рассеянно посмотрел на мага. – Знаешь, асса, а ты был прав. У меня свидание, ну, ты знаешь с кем…

Асса Тадиринг всплеснул руками.

– Да ты что?! И когда вы помирились? Неужели она приняла ТВОЕ предложение?

– Нет, предложение она не приняла. Просто я был круглым дураком, и она мне об этом прямо сказала.

– И что? Что она сказала? – Асса аж подпрыгивал на месте от любопытства.

– Что наемница Анна не прогоняла наемника Сигвара, а он сам к ней не приходил. Ты представляешь Тадир, все это время я зря страдал! Мне достаточно было просто прийти к ней, и она бы меня приняла. А я тут подыхал от ревности. Какой же я дурак!

– Варг, ждет вас, полковник. И все же когда вас ждать в страже?

– Не знаю, если что, то связь через амулет. – Все это полковник крикнул уже на бегу, исчезая в дверном проеме.

Берни проводил полковника задумчивым взглядом.

– Вот кто мне скажет, почему сейчас сейн мне напомнил Чогори, когда он тут на днях богов снес ворота?

Асса крякнул, глотнул рома, но отвечать не стал.

Я лежу в теплой воде в бадейке в своем номере и думаю, сколько времени понадобится полковнику, чтобы приехать сюда. Успеет вода остыть или нет?

Вопрос Торканы люблю ли я сейна Калларинга не дает мне покоя. Люблю или нет? А вопрос интересный… Так люблю или нет? А что такое любовь? Райская птица, ради которой можно пожертвовать всем. А ради полковника я ничем жертвовать не желаю. Значит, птицы–любви между нами нет. Но есть неистовая обжигающая птица–страсть, и когда она улетит, рано или поздно она улетает, то после нее останется только песок и пепел. Когда улетает птица любовь после нее остается больше, остается нежность и дружба, но и дань она собирает большую.

А любила ли я когда–нибудь? Нет, наверное, нет. Вот с птицей Страстью я знакома, многие годы я принимала ее за другую, но под конец прошлой жизни я поняла разницу, но было уже слишком поздно. Сейчас я вижу, в чем отличие между птицами, но сделать ничего не могу. Не прилетает ко мне райская птица Любовь. Любить я не умею, мне это не дано. Что делать, одни умеют любить, другие нет. Это как у одного есть талант, а у другого нет. Вот так и я – любить не умею.

– А я? Как же я? – Возмущается Мара.

– Мара, ты, к счастью не человек, поэтому я тебя люблю.

– Никогда не хотела быть человеком.

– Вот и правильно, собаки намного лучше.

Мара насторожила уши.

– Кто–то идет по коридору, шаги знакомые. Пустить?

– Конечно, пустить…

Это полковник, быстро он…

– Анна, ты где?

– Здесь…

Дверь в ванную комнату приоткрывается, сквозь пар вижу веселое и помолодевшее лицо сейна.

– К тебе можно?

– Конечно, присоединяйся, пока вода не остыла. – Он исчезает в комнате, Мара фыркает и уходит.

Сейн уже распахивает дверь, он поставил рекорд по скорости раздевания. Красивый мужчина, тренированное поджарое тело, под гладкой кожей перекатываются рельефные мышцы. Он наг, и его член стоит гордо. Хорошо, что тогда, во время лечения, я не оставила на его теле шрамов. Он уже в воде и я придвигаюсь к нему вплотную. Я соскучилась, птица Страсть поет нам свою песню.

Обхватываю тело сейна своими ногами, мы прижимаемся друг к другу, наши губы находят друг друга, языки переплетаются, нам не о чем говорить. Я хочу его не меньше, чем он меня. Наши руки страстно обнимают тело друг друга. Чуть отстраняюсь и позволяю чего члену проскользнуть внутрь меня. Мы оба торопимся и знаем об этом. Страсть не позволяет нам терять ни одной минуты. Пара его движений и я взрываюсь оргазмом, у меня внутри все сжимается, и я кричу, кричу громко в его рот. Поцелуй разрывается, спина изгибается, я прижимаюсь к нему, я сжимаю его ногами. Может быть, он и хотел бы продлить удовольствие, но я ему это не позволяю, внутренние мышцы сжимают его член, провоцируя быстрый конец. И я уже чувствую биение его оргазма внутри себя. Мы постепенно успокаиваемся. Приступ страсти сменяется приступом нежности. Мы целуем и ласкаем друг друга. Руки скользят по его плечам, они широкие и красивые, чистая, гладкая кожа, крепкие, хорошо тренированные мышцы опытного мечника. Какие у него нежные руки, они гладят мою спину, талию и ягодицы. Эта ласка рук может продолжаться вечно. Мы должны заново изучить и запомнить друг друга. Мои пальцы скользят по его лицу, обводят брови и губы. И мы опять целуемся. Нет, мы пьем друг друга и пьянеем от нашей близости.

Он все еще внутри меня и мы не хотим разъединяться, нам хорошо вместе и пришла пора для продолжения. Он гладит меня по спине и затылку, целует мои губы. Я опять хочу его, первый порыв страсти утолен и мы хотим продолжения. Я ласкаю его грудь, затылок и ерошу его волосы, начинаю немного двигаться и провоцировать его на продолжение.

Он понемногу возбуждается, торопиться нам некуда, разве что вода остывает и вытекает в не плотно закрытый слив, да не беда. Когда мы встречались, в начале Приветника, я маскировалась, а сейчас я свободна. Мои нити магии охватывают сейна, они ласкают его вместе со мной, они пронзают его, не знаю, что он сейчас ощущает. Но судя мо моим ощущениям – польза есть.

Вдруг из коридора раздается грохот. Кто–то в тяжелых сапогах бежит по коридору, их много, хлопают двери, раздаются громкие голоса. Сейн тоже это слышит и пытается отвлечься от меня. Не допущу, не сейчас. Выворачиваю полог, закрывавший мою комнату, чтобы не было слышно, что происходит внутри, пусть теперь не будет слышно звуки снаружи. Тихо… На еще какие–либо магические действия меня сейчас не хватит. Я занята!

Мысленно зову Мару.

– Мара, делай, что хочешь, но эти…, из коридора сюда зайти не должны.