Текст книги "Мастер сновидений"

Автор книги: Алинна Ниоткудина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 86 страниц)

Мастер сновидений.

Пролог

Женщине снится, будто она ночью, одна, по мокрой мостовой идет, каблучками стучит, а за ней чьи–то шаги. Она ускоряет шаг, за ней уже бегут. Она врывается в подъезд, за ней тяжелый топот. Она бежит по лестнице до самого верха, там тупик, она зажалась в угол, скрестила руки на груди и дрожащим голосом спрашивает мужчину, который все–таки ее догнал: «Что вы собираетесь делать?». Тот отступает и отвечает: «Не знаю, мадам, это же ваш сон».

Анекдот

Знаменитая пифия(1) вольного города Каравача – Карва не любила свой день рождения и не любила упоминания о своем даре, да и даром эти приступы она никогда не считала. Всегда жила своим умом, и, слава Пресветлой богине, у нее всегда это получалось неплохо. И, хоть муж умер давно, но троих детей подняла, и всегда сытыми были и дело, что от матери и бабки досталось, расширила. Вместо одного, стоящего на отшибе сарая, используемого под склад, у нее теперь было два больших склада рядом с ярмаркой и места в этих складах купцы заказывали заранее, потому что знали, что на складах смиз(2) всегда было чисто, грузчики трезвы и ничего никогда не пропадет. Ну а если что рвалось или билось, с кем не бывает, то порвавшееся или побитое всегда предъявлялось заказчику и, при необходимости, ущерб возмещался. Поэтому Карва свою работу любила и лютой ненавистью ненавидела свои пророчества. Да и кому понравится, когда вдруг валишься с ног и начинаешь молоть всякую чушь.

С возрастом Карва научилась определять дни, когда приближалось время очередного пророчества. И в такие дни на люди не выходила, но иногда не получалось спрятаться от всех и выдать очередную чушь в темноту спальни. Вот и сегодня в день своего, подумать только, пятидесятилетия должен был состояться очередной приступ. И не отвертишься, гости все равно придут, а те, что не придут, пришлют подарки. «Вон целая гора в углу залы лежит, и ведь подарят всякую дрянь, что самим не надо, то другим дарят. Единственное, вон та коробка, вроде и не большая и не украшенная лентами… Это судя по всему подарок от гномов, интересно, что в ней? А, потом посмотрю…»

Повезло же смиз Карве родиться на один день раньше полнолуния Таниса(3), если б еще один день и все, не было бы Карвы на свете. Ох, как не любят на Лари рожденных в ночь, когда на небе светит Танис, ох не любят. Сейчас женщины к магам обращаются, чтобы отсрочили или ускорили неизбежное, чтобы только не в эту страшную ночь, а раньше то таких деток сразу в реку кидали или в лес диким зверям относили. Да, страшные были раньше времена. А Карве или ее матери тогда, пятьдесят лет назад повезло, теперь вот–вот накатит приступ пророчества, а первые гости уже на пороге. Держаться, не дать себе уйти в непонятные дали, не портить себе и гостям праздник, а вот потом, когда все уйдут…

Но не получилось, не дотерпела, чуть–чуть не хватило, еще бы часочек, но нет… А гости то как обрадовались, вот еще одно развлечение на празднике, когда еще такое увидишь и услышишь, чтоб своим детям и внукам рассказать можно было. И менестрели проклятущие все запомнили, и записали, и разнесут по свету очередную чушь, очередное предсказание «знаменитой пифии Карвы». А все потому, что чушь сказанная во время таких приступов через несколько лет полностью сбывается, никогда сразу, но всегда сбывается. Раньше то, пока не научилась узнавать близкий приход очередного пророчества, много их было записано. И почти все, что были записаны ушлыми людишками и лохматыми менестрелями, сбылись…

Глава 1.

И дева проснется, и жизнь усмехнется,

И время покатиться вспять…

И рваная радуга ливнем прольется

Раскрасить цвет мира опять.

И синие твари разрушат оковы,

И будет утрачен покой.

Под ЧЕРНОЙ луною рожденная снова

Откроет пути над землей.

И краски умрут, даже траур прозрачен,

Но наши знамена ЧЕРНЫ.

А меч встанет в круг, и путник удачен,

Он избежал пустоты.

И свяжутся нити и снов, и событий,

И Демон, рожденный звездой

Увидит дорогу. И снова удачен

Поход за самими собой.

Усталый художник найдет свои краски,

Цвет клином сойдется на нем.

И кистью своей нарисует корону,

Поднявшую деву на трон.

Последнее пророчество пифии Карвы

Я открыла глаза. Перед глазами была темнота, но не та темнота, которая бывает в темной комнате. Нет, это была полная темнота, и тишина… Темнота бывает разная, одна пугает, другая, словно режет на части, эта темнота обволакивала и успокаивала, мягко покачивала на волнах забвения и тихо шептала в ушко о вечности и вечном покое. Кто я? В голове что–то будто щелкнуло. Я – Анна, 42 года от роду… Так, с этим понятно… Теперь второй вопрос: Где я? Судя по моему самочувствию, пошевелиться не могу, руки, ноги, да и все тело, словно не мое – я в больнице. Такое со мной уже было, тогда пришлось научиться ходить заново. Глаза ничего не видят, наверное, еще и ослепла. Нет, не больница, как я помню, в больнице так темно и тихо не бывает, это я точно помню. А что я собственно помню?

Жаркий солнечный день. Стою у кромки тротуара, Мара сидит у левой ноги и энергично чешет за ухом. Поднимаю глаза на дорогу и вижу несущийся на меня огромный черный джип, перекошенное лицо подростка–водителя. Пытаюсь ногой оттолкнуть в сторону собаку. Удар… и… темнота. Господи… Марочка, девочка, где ты? Кричу мысленно, губы не открываются, язык не слушается, по щекам текут слезы… Но, все равно кричу… Внутри становится горячо и больно. От этой боли тишина, вдруг, отступает, и я слышу цокот коготков и знакомое посапывание. В пальцы правой руки утыкается влажный собачий нос. Чувствую, как моих ледяных пальцев касается теплый, нежный, влажный язык. Она щекочет усами ладонь и толкает мордой руку. Пытаюсь пошевелить пальцами – шевелятся! Рука постепенно оживает. Уже могу приподнять кисть и, опираясь на локоть, глажу теплый бочок, покрытый короткой, жесткой шерстью. Рука ритмично поглаживает собачий бок, спинку, когда Марыска привычно укладывается мне под бок, начинаю почесывать теплый, почти голый животик, с длинными, оттянутыми многочисленными щенками сосками.

Глаза открыты, но по прежнему, ничего не видят, по телу разливается приятное тепло. Боль и пустота от потери ушли, Марка рядом. Теперь надо заняться собой. Пробую пошевелить пальцами на ногах, пальцы на правой ноге шевелятся, на левой – не хотят. Пальцы на левой руке судорожно подергиваются. Мыслей в голове никаких, проблемы тела занимают все пространство головы.

Как не хочется опять учиться ходить и учиться двигать не послушными конечностями. Марка начинает ворочаться, встает, ставит лапы мне на грудь. Начинает облизывать мне лицо, поскуливает и дергает ногой, показывая, что хочет залезть мне на живот, но стесняется. Приходится слегка подтолкнуть ее под толстую попку. Залезла, улеглась и разложила задние ножки у меня на животе, как цыпленок табака на сковородке, лижет мне лицо. Губы постепенно начинают шевелиться, телу, от живой грелки, становится тепло. Кусок льда внутри начинает таять… Ах, ты моя девочка, как же я тебя люблю! Становится тепло, тепло, не от горячего собачьего тельца, а то чувства взаимной любви и понимания. Чем больше узнаю людей, тем больше люблю собак. Кажется, что между мной и собакой видно сверкающее кружево, оно связывает нас, нити кружева толстые, витые и переливаются всеми цветами радуги. Красиво…

То, на чем лежу холодное, оно вытягивает из меня тепло и с теплом, кажется, вытягивает саму жизнь. Хочется свернуться клубочком, чтобы удержать в себе тепло и жить тоже хочется. Надо бороться за тепло, за жизнь… Приподнимаю кисть левой руки. Судорожно цепляюсь пальцами за заднюю ногу Марыськи. Невероятным усилием сгибаю правую ногу в колене, тело, от затылка до пятки пронизывает, дикая боль. На глазах выступают слезы, закусываю губу и начинаю стонать. Главное не кричать, будет хуже. Это я помню… Откуда я это помню? В голове бьется фраза: «Если от боли нельзя уйти, то попробуй получить от нее удовольствие». Это со мной тоже было, и удовольствие от боли я получать научилась. Придется вспомнить…. Пытаюсь раствориться в боли, почувствовать ее сильнее, чем она есть, дать ей заполнить себя без остатка, раствориться в ней и стать ею, почувствовать восторг единения и увидеть себя крупицей мироздания, и понять свое ничтожество по сравнению с ним. Теперь потихоньку добавляем хороших эмоций и растворяемся в ощущениях. Боль постепенно уходит или я к ней привыкаю, вернее, вспоминаю, как старого любовника, которого много лет не видела, но при взгляде на которого, все плохое уже забылось, а хорошие воспоминания вдруг возвращаются, и становятся более острыми и приятными.

Марыська по–прежнему согревает меня своим телом. Попытка два, но уже с левой ногой, должно же быть какое–то разнообразие… Толчками сгибаю левую ногу в колене. Лучше бы я этого не делала… Опять растворяюсь в боли, позволяю ей унести себя в океан, растворяюсь в ней полностью. Пока не потеряла сознание нужно перевернуться на бок. Несколько судорожных усилий, слезы, вкус крови во рту и я на боку. Теперь можно обнять собаку и погрузиться в небытие. И все таки… где я?

Прошли века…

Марыська лижет мне лицо,… наверное, пора просыпаться. Вдалеке видно светлое пятно. Оглядываюсь… Где я?!?! Лежу свернувшись клубочком на голом неровном каменном полу, ногами к свету, в бок упирается острый камень, стены каменные не ровные и все в каких–то подтеках. Как бы не заболеть, на голом полу то… Низко нависающий каменный свод. Пещера. Интересно, чего я вчера съела или выпила, что сегодня мне так плохо, и что это за странная больница? Или не больница? Скорее все же не больница. Пещер в больницах не бывает, хотя я что–то слышала про соляные комнаты, имитирующие пещеры для лечения астматиков. Но в больницы собак не пускают. Ни под каким видом. Это я точно знаю. А собака вон она, стоит, смотрит на свет, оглядывается на меня. Наверно выйти ей надо… Ой, и мне тоже надо…

Ладно, потом разберемся, где я. Сейчас главное встать и дойти «до ветру». Вот «встать» – это настоящая проблема! Ходить–то я после аварии научилась, худо–бедно, а вот встать с пола я самостоятельно последние 9 лет не могла. Так, попробуем встать на четвереньки и доползти вот до тех выступов в стене. Очень они похожи на ступеньки, ведущие в никуда, встать там будет легче. Теперь залезаем на ступеньку, на вторую, третью… Ой, тут какие–то бревнышки лежат, как кстати… Принимаем почти вертикальное положение, хватаем ближайшее бревнышко, опираемся на него и стоим. Стоять не падать! Какая палка попалась удобная, длиной почти с меня, сухая, прочная и не тяжелая. Переставляем ее чуть вперед. Теперь шаг. Опять палку вперед, еще шаг. Что–то получается… Выход все ближе и ближе.

Собака стоит на пороге и не решается выйти, или меня ждет. Когда мы дома выходили на улицу, она тоже никогда не выходила из подъезда сама, всегда ждала меня, пока я по ступенькам ковыляла. Скоро выход, нужно прислониться к стене, чтоб не упасть, мало ли что… Чуть в сторону, опираюсь о стену, так хорошо. Палку в одну руку, другой цепляемся за стену, благо тут есть за что цепляться. Не падать… смотреть под ноги, пол не ровный. Вот и выход. Прислоняемся к стене, можно поднять глаза и осмотреться.

Хорошо, что я к стене прислонилась… Я стою на выходе из пещеры. Горы, высокие, очень высокие, вершины не видны за облаками, простор. Внизу, не очень глубоко, долина, деревья, видна речка, из–за деревьев поднимается дым. Карниз в две стороны, направо карниз переходит в тропу, налево, там, где стою я, он значительно шире и поворачивает за угол. Туда с довольным видом побежала Марыська. Туда шагов десять, нужно дойти… Дошла, и обратно вернулась. Встала на то же место, чтоб отдохнуть, и еще раз осмотреться. Горы… Они были огромны и занимали, как казалось, половину мира, большую половину, другую занимало небо. Бездонно голубое и совершенно безоблачное, оно улыбалось и звало улыбнуться вместе с ним новому дню. И, хотя горы загораживали большую часть небосвода, мне показалось, что они загораживают меня и от всех бед.

Кавказ что ли? В других горах я не бывала. Будем считать, что кавказские, а то совсем страшно будет. Деревья, река, костер, люди… Люди! Божешь мой! Я же голая! Только сейчас дошло. Стою тут во всей своей красе и греюсь на солнышке, а меня, наверное, хорошо видно, всем желающим. Интересно, где они эти желающие?

Оглядываю себя. Это не мое тело! В моем теле было килограмм 90 с гаком, большим таким гаком. Жир на талии и бедрах, правая коленка с не правильно сросшимся переломом. Ничего этого нет. В смысле жира нет, искривленного колена тоже нет. Грудь есть, но не моя. Не то чтобы у меня ее раньше не было, то такой она точно не была. Тело крепкое, хорошо тренированное, хорошо развитые мускулы, как у спортсменки, но талия тонкая. Красивое тело, над ним много и успешно работали, тренировали, много тренировали, закаляли… Ноги длинные, крепкие и красиво очерченные. Пальцы на руках тоже не мои, ногти длинные, ухоженные, с маникюром. На руках от локтя до кистей много параллельных шрамов, на среднем пальце правой руки кольцо, не снимается, а на ладонях толстые мозоли. Не было у меня мозолей и кольца такого не было, и шрамов не было. Да и вижу я теперь хорошо без очков. Чужое тело, не знакомое место. Бред…

Так, подумаем об этом завтра, а сейчас пить очень хочется. Сушняк, блин… Смотрю на Марку, она смотрит на меня и, оглядываясь через плечо, трусит обратно в пещеру. Может там вода есть? Спуск вниз к реке я сейчас не выдержу, да и голой идти неудобно как–то… О людях и костре не думать. Сосредоточиться на передвижении в пещеру. Одной рукой за палку, другой за стенку и вперед. Хорошо, что иду медленно, глаза успевают привыкнуть к темноте. Слышу, как впереди Марыська лакает воду. Вода! Как я люблю воду! Смотреть на текущую воду можно часами, на блики солнца в воде, камешки и мелких рыбешек. Кажется, что вместе с текущей водой уносятся все неприятности, все кажется близким и легко достижимым, а воспоминания о море – самые лучшие в моей, теперь уже, наверное, прошлой, жизни.

Вот и вода. Не большая, но глубокая каверна в полу пещеры размером с хорошее корыто, наполнена водой стекающей по стене тонкими, едва видимыми струйками. Интересно, почему через край не льется? Собака воду пьет, значит, вода хорошая. Опускаюсь на колени, наклоняюсь и тяну руку к воде… Поверхность гладкая, как зеркало. А в нем отражаюсь не Я! Смотрю на себя и не узнаю, ну не я это! Уж за сорок лет можно было научиться узнавать себя в зеркале. Нет, ну бывают в жизни моменты, когда утром себя в зеркале узнаешь с трудом, но тут другое… Тут совсем другое лицо. И это лицо, не смотря на то, что оно красивое мне не нравится.

Сразу, почему–то, вспомнилась дорога из Шексны. Купе, и дама напротив, с замотанным бинтами лицом. Когда она эти бинты размотала, я увидела, что она была после косметической операции. Одни, с помощью хирургов, пытаются помолодеть, другие изменить свою внешность, а эта пыталась убрать с лица морщины вечного недовольства. Бывают такие морщины, от крыльев носа вниз к уголкам рта и складка между бровей. У меня тогда на языке вертелась фраза, что нужно не к хирургам обращаться, а изменить свое отношение к жизни. Потом решила, что бесполезно этой мадаме об этом говорить…

И вот теперь такое же выражение вечного недовольства я вижу на своем новом лице. Да еще и обремененное тщеславием и гордостью потомственной аристократки. А у кого еще такая кукольная внешность может быть? Так, сперва напиться, исправить выражение на, теперь уже моем, лице можно будет и потом.

Вода. Чистая, вкусная, холодная, аж зубы сводит. Черпать ее ладонью мне скоро надоело. Пришлось наклониться и припасть к воде губами. Умылась, потом подумала и залезла в воду целиком. Вода из бассейника выплеснулась через край. Ух, как холодно, скорее помыться, надо смыть с себя боль и темноту. Еще минутка, эх, спинку бы чем потереть, еще полминутки… Все вылезаю, а то опять совсем замерзну. Теперь аккуратненько встать, получилось без опоры на промежуточные поверхности, и… чем бы вытереться? Не далеко от воды, у стены, на камне лежат какие–то тряпки. В одной из них узнаю одеяло, заматываюсь в него. После купания я почувствовала, что тело стало намного лучше слушаться. Руки и ноги стали почти моими, вернулись откуда–то силы и уверенность, что все будет хорошо.

Теперь можно поработать над выражением чистенького личика. Замотавшись в одеяло, сажусь обратно к воде и смотрю на свое отражение. Плохо. Сначала нужно расслабить мышцы лица. Выражение спокойное, безмятежное. Еще расслабить, еще… вот так, получилось. Теперь чуть–чуть улыбнуться, скорее намек на улыбку. Чуть–чуть, а не скалить рожи. Еще раз все с начала. Вот, вот, уже лучше. А теперь добавить доброты во взгляд. Надо же, получилось. Вот это больше похоже на меня, по крайней мере, выражение лица похожее. Сколько я его тренировала, чтобы не пугать окружающих, во время приступов боли, чтоб не кривиться и не строить ужасные рожи, чтобы не знали о ней и не жалели, чтобы всегда выглядеть спокойной и доброжелательной. Вот, что значит годы тренировки – сразу получилось. Хотя надо признать, что удержать мою привычную маску на этом лице очень трудно. Все оно норовит опять принять привычное выражение кислого лимона. Ничего, привыкнет…

Марка залезла ко мне на колени. Радостно крутит куцым хвостом и всей попой, мое новое выражение лица она всецело одобряет. Правда я теперь вся в короткой черной собачьей шерсти, но это не важно, высохну, сама отвалится. Чего бы поесть… Стратегических запасов у этого тела не наблюдается и в животе постепенно начинает бурчать. Пойду, проверю кучку тряпок, может там есть еда, да и одеться не мешало бы.

С удивлением рассматриваю тряпки. Тряпок мало, рубашка, большая, красивая, похожа на мужскую, без пуговиц спереди, с красивым вышитым воротом и шнуровкой у горла. С нее и начнем одеваться. У–у–у…, расческа. Пригодится. Волосы у меня теперь длинные, раньше короче были, жесткие, интересно, какого цвета? Вроде темные…. Расчесать и заплести в косу, а вот и подходящий шнурочек, вместо ленточки будет, с какими–то симпатичными фенечками, подойдет, теперь коса не расплетется. И фенечки в косе красиво смотрятся. Жалко у меня раньше таких волос не было. Остальное – это кожаные штаны и короткая, по пояс куртка, все очень прочное, но красивое. Лейбов нет, на заказ что ль шили? А где белье? Белья нет! Вместо белья нашла вязанные носки и сапоги. О тут еще и рюкзак есть, правда ручка одна, ну да ничего… А что в нем? Вываливаю все его содержимое на пол и сажусь разбирать. Сначала нужно найти еду, остальное рассмотрю потом. В тряпице нашла кусок хлеба грубого помола, что–то похожее на сыр, кусок чего–то похожего на подметку и какие–то плоды, почти персики. Подметка оказалась мясом, это я узнала по реакции собаки. Вот пусть Марка это и ест, если это ей нравится. Мне и хлеба с сыром хватит, а фрукты на десерт. Фляга, во фляге вода, только затхлая и противная, зачем вода во фляге, тут хорошая, вкусная есть. Воду выливаю в угол и заполняю флягу водой из каверны в полу, пригодится…

После еды еще раз напилась и решила рассмотреть содержимое рюкзака подробнее. Сережки, браслетики с подвесочками, цепочка с кучей разных кулончиков – одеваем. Один браслетик при вторичном осмотре вызвал резкое неприятие, противный, медный, скользкий и холодный, как та жаба, бррр… Кидаю в дальний угол пещеры. А это что? Очень похоже на ошейник, совмещенный с намордником для собаки, только для очень большой и очень агрессивной собаки. И как у людей поднимается рука надевать ЭТО на животных. На них бы такое надеть. Тут же внутрь острые шипы торчат! Хотя в гололед на сильное животное, можно и надеть строгий ошейник, чтобы не тянуло сильно… Марка на эту штуку отреагировала правильно, холку вздыбила, голову опустила и всем видом показывает, что ей ЭТО не нравится. Мне тоже это не нравится. Кидаю туда же в дальний угол пещеры. Марка подходит, начинает ласкаться, и показывать, как она меня любит. Я тебя тоже люблю, милая ты моя. Мясо она наверно уже съела, и как только прожевала, оно же каменное было. Наверное, проглотила не жуя, в глотку пролезло и ладно.

Что тут у нас еще? Кошелечки–мешочки, я такие только в кино про историю моды видела. Посмотрим что в них. В одном чешуйки–денежки не понятного достоинства, много и разные. Много маленьких медных и десятка три серебристых побольше размером и несколько желтых квадратиков. Интересно сколько это будет? А, потом разберемся… В другом – камешки, красивые, переливаются, дорогие наверное. Уберем на самое дно, чтоб не украли. А в этом мешочке что? Косметика! Зеркальце! Живем! Как все же женщине мало надо… При ближайшем рассмотрении восторги от косметики поутихли. Допотопная она какая–то. Пудра рассыпная, помаду из коробочки пальцем пришлось доставать. Тени дикого цвета со странным запахом отправились в угол пещеры. Туши и румян я не нашла, видимо в моде аристократическая бледность. Духи или то, что приняла за них, после некоторого раздумья тоже отправились в угол. Самый большой мешочек… в нем обнаружились многочисленные коробочки, скляночки, в отдельных мешочках какие–то травки. Убрала все обратно и засунула весь этот мешок на дно рюкзака. Туда же направились остатки хлеба и сыра.

Теперь одеться. И как она, оно, тело – натягивало на себя эти штаны раньше. С мылом что ли? Штаны красивые, коричневой кожи, и кожа такая интересная, с кого это ее, интересно, сняли? Вместо привычной ширинки с молнией пуговки по бокам, непривычно. Еле влезла, а вот сапоги оказались чуть великоваты, даже с толстыми носками. Сойдет и так. Хорошо хоть носки, а не портянки, я портянки накручивать не умею.

Окинула последний раз пещеру взглядом. Не очень приятное место. Накинула на плечо рюкзак, взяла в руки палку, сделала шаг и замерла. Посреди пещеры на полу был нарисован странный узор. Возвращение и призыв чего–то или кого–то. Откуда я это знаю? Я очнулась в этом самом месте! Это меня хотели принести в жертву! Вернее не меня, а мое нынешнее тело, но не важно… Скорее отсюда, пока еще чего не случилось. Опоздала….

Свет у входа слегка померк… На пороге пещеры кто–то стоял. Отступать мне не куда, придется начать переговоры. Марка стояла между входом и мной, я сразу поняла, что еще немного, и она бросится на непрошенного гостя. Выглядит, конечно, моя собака не серьезно, но если она взаправду злится, то мало никому не кажется. Если бросится, придется ее оттаскивать, не хотелось бы начинать переговоры с травм и взаимных обвинений. Подхожу к собаке, та немного успокаивается, но позу «щас загрызу» не меняет. На пороге стоит женщина, лет семидесяти на вид, но еще крепкая, одета почти как я сейчас, волосы длинные, распущенные, цвета «перец с солью». В серых глазах вопрос… Смотрит на меня как–то странно, вроде и узнает и не узнает. Пристально смотрит на собаку.

– Значит тебе удалось?

Странно, я знаю, что она говорит, но язык мне не знаком, звучит странно… Впрочем, с языками у меня всегда проблемы были. И как мне ей отвечать? А ответить что–то надо. Голова соображает, но как–то туго, туго…

– Что удалось?

Интересно, на каком языке я это сказала? Удивительно, но она понимает.

– Ты не Лиана…

Придется согласиться.

– Я – Анна.

– А где Лиана?

Пожимаю плечами… А что мне еще остается?

– Убери своего демона, я не причиню тебе вреда.

Это она собаку демоном назвала? Марка сама успокаивается и отходит в сторону от входа и ближе ко мне, но шерсть на холке по–прежнему держит дыбом. Женщина проходит глубже в пещеру, косится на собаку, и еще раз внимательно и чуть отстраненно смотрит на меня.

– Да, ты не Лиана, аура у тебя совсем другая, но сила прежняя.

Вот заладила… Какая к черту сила, еле стою. Приходится опять пожать плечами, а что тут скажешь…

– Как ты сюда попала?

Хороший вопрос, беда та, что ответа я на него не знаю. Надо перевести разговор в другое русло…

– Может вы зайдете? А то неудобно как–то на пороге разговаривать…

Она опять на меня смотрит, молчит, думает о чем–то.

– Ты ведь уходить отсюда собралась?

Киваю головой. Чего отрицать очевидное?

– Тогда пошли вниз, у меня там лагерь.

Теперь пришла моя очередь задуматься. Марка подошла, села у левой ноги, как она всегда делает, смотрит на меня. Ждет моего решения. У меня на вечер хлеб с сыром есть, а ее кормить надо будет, а мяса больше нет. Да и второго выхода из пещеры тоже нет. Придется все равно идти вниз.

– А почему вы не представились?

Женщина опять удивилась. На лице отобразилась такая гамма чувств, что разобраться, о чем она думает, не удалось. Удивление победило с разгромным счетом 5:0.

– Меня зовут Зита.

– Анна, очень приятно.

– Ну, пошли что ли, Анна.

– Пошли.

Направо от пещеры карниз переходит в козью тропу, идем вниз по тропе. Тропа не слишком ровная, сплошные камни. Марка идет впереди, между мной и Зитой, весело обнюхивает все и ставит метки. Тропка вьется по склону горы, идти тяжело, ноги и руки плохо слушаются, палка постоянно застревает среди камней. Я постепенно замедляюсь, начинаю хромать сразу на обе ноги, и все больше и больше отстаю от Зиты. Она оглядывается, сочувственно смотрит и начинает идти медленнее. Начинается роща из кривых странного вида деревьев, похожих на помесь акации и кактуса. Скоро подходим к быстрому ручью с крутыми берегами. Через ручей переброшены два бревна, держаться не за что. С ужасом смотрю на это сооружение, толкаю бревна палкой. Не качаются ли? Зита уже на другом берегу. Ходить–то я уже хожу, но качает меня основательно, после спуска с горы ноги в коленях дрожат, дышать тяжело, перед глазами разноцветные круги плавают. Стою, опираясь на палку, Марка тоже смотрит на это сооружение с опаской. А ручей–то глубокий, течение сильное и вода, наверняка, холодная, если громыхнусь, я, конечно, не утону, но приятного будет мало.

– А другой переправы тут нет?

Старушка смеется, причем так заразительно, что хочется посмеяться вместе с ней.

– Переходи, не бойся. Бревна лежат крепко, не покатятся.

Ха, бревна. Бревна это когда сантиметров двадцать в диаметре. А тут… Не намного толще моей палки. Тоже мне бревна… Переходить, однако, надо. Смотрю на Марку, она вздыхает, подходит к переправе. Чуть подталкиваю ее палкой по попе, Марка делает первый шаг и уверенно переходит на другую сторону. Садится и смотрит, в глазах вопрос: «Ну, а ты когда? "

Придется и мне переходить. Ой, страшно. Снимаю рюкзак и кидаю его на другую сторону, так уже лучше. Теперь вспомним, как там канатоходцы в цирке ходят. Палку в две руки чтоб равновесие лучше держать и вперед, осторожненько. И чего я боялась? Все не так уж сложно.

Дальше тропинка стала более утоптанной и удобной. Весело петляя между тощими деревьями, минут через двадцать мы вышли на поляну. Шалаши, кострище, стол и прочее – это привычно, а вот шестиногие животные, привязанные к деревьям – это уже слишком, я поняла, что челюсть мне придется искать где–то в ногах. На каждом из животных седло, никогда таких седел не видела – двухместные, видимо, на шестиногах по двое ездят. Жуют чего–то, как лошади из торб, вместо шерсти чешуя и перья, копыт нет – лапы с когтями.

Насмотревшись на это чудо, я решила пройти дальше к столу. Единственная мысль, что крутилась в голове – это, что я попала на съемки фильма, сейчас появится оператор с камерой, а артисты пойдут подправлять грим. Все еще пребывая в состоянии тихого помешательства, я села на чурбачок возле стола. Мужик у стола протянул мне кружку с чем–то, не долго думая, я это выпила. Водка, только сладковатая и градусов чуть поменьше, скорее ликер, но не такой липкий. Выпила, крякнула, занюхала рукавом. Мужик посмотрел с уважением. Я посмотрела на него внимательно и челюсть опять отвисла.

Такого я еще не видела. Вроде человек, но не человек. Лицо смуглое или зеленоватое, черты лица правильные, и даже красивые, но челюсть… Нижняя челюсть выдается вперед и из нее вверх торчат клыки, а на руках по четыре пальца. Уши, ну совсем как у Мары, большие и с острыми кончиками, длинные темные волосы заплетены в косу. А одет мужик, как вечные дети, из клуба исторической реконструкции, кольчуга, шлем, все медное, даже мечи присутствуют, аж две штуки за спиной торчат. Мама дорогая, роди меня обратно. Да он тут не один такой! Тут их, таких мужиков, еще целых два. Интересно, как это может быть «не целых», с дробями, что ли? Как мы с Зитой в лагерь вошли, так они сразу забегали, вещи собирают, на шестиногих чудовищ тюки прилаживают. Словно только нас и ждали. А шестиногие то, ведут себя как наши жеребцы, ногами перебирают, хвостами помахивают, глазами на собаку косят. Красивые животные, только я и к лошадям никогда особого доверия не питала, а к этим и подавно. У лошади один конец кусается, а другой лягается. А у этих еще и хвост есть, вон какой толстый да длинный, как таким хвостом махнет, так и полетишь…

Пока я любовалась на этих, не понятных созданий появилась Зита, один из страшных мужиков помог ей сесть в седло. Ко мне тоже подвели одно шестиногое создание и жестами предложили на него сесть! Не на ту напали, чтобы я да на это, да я к нему и близко подойти боюсь. Марка посмотрела на меня, на мою постную мину, на шестинога, и решила немного поиграть с ними в салочки, как все собаки – лает, отскакивает, опять лает, отскакивает. Ну настоящий бульдог! Что тут началось…

Шестиногие бесятся, собаки боятся, мужики их успокоить пытаются, Зита уже не смеется, пытается шестинога под собой успокоить, шалаши развалили, одному мужику хвостом по спине попало, он под стол свалился и лежит. Весело… Поняла, что если я еще пару таких кружечек этого «ликера» выпью, то и на шестинога сяду, и мужикам морды набью, чтоб значит, зубы не выпячивали. Смотрю, у мужика, что под столом валяется, фляжка большая. Я так подумала, что мужику она пока не нужна. Сняла потихоньку, глотнула из горла, немножко, грамм этак 50, выпила, совсем хорошо стало и челюсти у мужиков совсем не страшными стали, и зверюги шестиногие тоже как–то по симпатичнее смотрятся. Выпила еще грамм 100 и поняла, что к путешествию я полностью готова, куда угодно и на чем угодно. Тут и Марке надоело в салочки играть. Пока они своих зверюг успокаивали и вещи собирали, мужика из–под стола откачивали, здорово его об стол приложило, я успела успокоиться, наведаться в кустики, умыться и переплести косу.

Вторая часть марлезонского балета прошла более успешно. Я таки села на это чудовище, но не первой, как мне предлагали раньше, а второй позади мужика, и даже почти сама. Правда, выбрали мне шестинога самого спокойного, он один на собаку почти не прореагировал. Тот шестиног, что был раньше, ни в какую не хотел подходить ко мне и моей собачке.