Текст книги "Мастер сновидений"

Автор книги: Алинна Ниоткудина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 86 страниц)

– И совершенно зря, – сообщил Тадиринг, заметив мое удивление блюдом. – Глупо лишать себя удовольствия и пользы. Все гоняются за заморской невидалью за бешеные деньги, когда в наших лесах полно и еды, и питья, только было бы желание.

– Но от них же дурь, – недоумевал я.

– От многих людей дури еще больше, и что? Скажу тебе больше, от некоторых из них исходит смерть, как и от некоторых людей, заметь. Но ты же не прекращаешь общаться с всеми остальными? Просто надо знать, с кем имеешь дело. Возьму тебя как–нибудь в эльфийские леса, летом пойдем с тобой за грибами.

Но до лета было еще далеко, а вот до десерта близко. Я люблю пироги, их манящий запах, и этот момент, когда нужно вскрыть пирог, явив миру его начинку. Это было сродни раскрытия тайны, а что еще может быть притягательнее для мага. Нож в руки взял старший мужчина за столом, и в мгновение ока пирог раскрыл свои темно–красные недра. Это была вечерница, и не садовая, а лесная, может не такая сладкая, как ее прирученная сестрица, но источавшая волшебный запах, от которого у меня закружилась голова. Слизнув с нижней губы потекший благоухающий сироп, я не мог не взглянуть на Лаки. Она словно ждала моего взгляда все это время, но не поддалась, а тихонько хмыкнула, повела плечиком, сверкнула в меня глазами на краткий миг, как солнце на острие выпущенной стрелы, и медленно, и как снежинки в безветрие, опустила свои ресницы. Неизвестно, долго ли она это репетировала, и перед каким зеркалом, но я чуть не захлебнулся ягодным соком, по спине пробежала дрожь. Ну, вот как! откуда! кто их учит этой магии!? Да какая тут, к Гаарху, магия, к чему годами глотать пыль в библиотеках, если одно колыхание ее ресниц, и я готов на любые безумства. Я тогда чувствовал, что еще один их взмах, и со мной произойдет что–то, возможно даже нехорошее.

А хозяйка дома сейне Дайоне, чуть напряглась, но тут же облегченно вздохнула, и устремила свой льющийся взгляд куда–то за окно в уже сгущающийся вечер. Она не всматривалась в синеющее небо, просто такой взгляд она дарила только одному человеку, который сейчас должен был быть далеко. Через минуту как–то засуетился асса Тадиринг, начал подниматься из–за стола и разминать натруженные долгой службой колени. Девочки начали распрямляться как изнуренные жарой бутоны цветов после спасительного дождика, услышав стремительные шаги в коридоре, хотя от сопровождающего каждый шаг позвякивания, сжатого и сухого, кое у кого должна стыть в жилах кровь. Они могли приближать только одного человека, самого хозяина дома Дьо–Магро.

Он вошел и казалось, что сам дом изменился: высокие окна стали еще выше, как будто вытянулись приветствуя командира, скатерть на столе будто натянулась и сама расправила складки, створки дверей распахнулись не как–нибудь, а строго симметрично. И вошел, как–будто он не один, а с починенными: за его плащом следовали снежинки, исчезая в тепле дома, но оставляя запах зимы, и еще какой–то запах: лесной, травянистый, кисловатый, но и сладковатый в какой–то самой верхней нотке. Снег, лежащий погонами на его плечах и проседью в его волосах, стремительно таял.

– Все, зима пришла, – сообщил он, почему–то торжествуя, как мне показалось. – В горах уже снег, хорошо вовремя ушли.

Вообще Каравач возник в ложбине с трех сторон окруженной горами, только здесь проходила дорога на юг, только здесь можно было по узкому распадку преодолеть Южный хребет груженым караванам, в остальных местах хребет преодолевали даже не все птицы. Отроги хребта огромной чашей защищали Каравач, вся беда в том, что подставлена эта чаша северо–западным ветрам, которые проносились над всей равниной в тщетной надежде дать хоть каплю влаги южным пустыням, но ударившись в запертую дверь хребта с досады обрушивали весь свой груз на долину Каравача. Поэтому, если вы не видели ливневого снега в горах Каравача, то знайте, что вы ничего не видели, ну и благодарите Пресветлую богиню, а то за такое зрелище можно и жизнью поплатится.

– А как там остальные, как обоз? – спросил Тадиринг.

– Обоз в лесу тащится, наверно привал там устроили. А им нужно уходить, утром снег их догонит.

– Ничего, они уже на равнине дойдут потихоньку.

– На сегодня – ВСЕ! Хватит о делах. Я до завтра не на службе, и утром никому меня, – взглянув на жену, поправил, – НАС не будить, будем спать, пока не надоест. А кто нарушит этот мой приказ, будет три дня чистить навоз в вагрятнице при казармах. Всем девочкам ясно? И мальчикам? – это уже было обращение лично к Одрику. – Так, сейчас я ухожу полковником, прихожу просто человеком.

И офицеры тайной стражи покинули столовую. За окнами уже была ночь, черноты и так достаточно за стенами дома, можно обойтись и без нее. Можно было добавить свечей, но не стали, и так хорошо, и звезды за окнами и два серпа восходят… Так хорошо бывает только тогда, когда все собираются дома сидят за столом, едят что–то очень вкусное, рассказывают по очереди истории… И свечи оплывают, и воск капает на стол, и детям давно пора спать, а они не уходят и засыпают у кого–то из родителей на руках, так я и сам засыпал на руках у матери…

В столовую зашел человек, действительно просто человек.

– А вот всем сейчас будет сюрприз, – человек, который несколько минут назад был грозным командиром Тайной Стражи, сейчас переодетый в простую сухую и теплую одежду, поднял плетеный короб, и опрокинул его на стол. По столу покатились желто–зеленые яблоки, большие, на глаз видно, что твердые, но чудесно пахнущие. И откуда только? Сейчас, когда снежный буран гонит даже стражей с гор в городские дома.

– Это с истока Несайи, там есть целая роща. Только обычно они кислые, просто вырви глаз. Но если их тронет мороз, вот тогда, самое время их собирать. Но потом еще надо убежать от бурана, в этом вся хитрость.

В дверях показался асса Тадиринг, вопросительный взгляд которого обращался уже не командиру, но к хозяину. Я подумал, раз они не первый год служат вместе, то у них какая–то своя система знаков. Но мне казалось, что я их тоже понимаю.

– Командир, даешь добро? – говорил взгляд одного.

– Чего спрашиваешь, давно пора, – отвечал другой.

– А которую, эту? – и пальцы старого мага складывались в объемный жест.

– Нет, давай другую… то ли повыше, то ли побольше, – примерно так я сначала перевел тот жест командира.

– А она там же? – вопрошали пальцы доброго дедушки Тади.

– Ага, чуть правее, – был ответ ладони Калара.

И асса Тадиринг снова отлучился, а хозяин дома Дьо–Магро позволил себе совсем расслабиться, и я уже не чувствовал перед ним того священного трепета. Казалось, боги сошли на землю, они так же пьют, едят, радуются, переживают, плачут, им тоже бывает холодно, больно и страшно. Сейн Калар взял Шайми на руки, и ходил с ней по столовой кругами:

– А маленьким девочкам не пора спать?

– Нет, нет, нет! – запротестовала Шайми, – я так давно не была с тобой.

– Это я не был с тобой, моя птичка. Ты простишь своего папу?

– Конечно, конечно, – нашептывала Шайми ему на самое ухо, – только не уходи больше.

– Звездочка моя, если бы это было возможно, если бы было…

– Ну, тогда хотя бы завтра не уходи, а то знаешь, как я без тебя скучаю… и мама тоже, и Лаки… и даже Оди, – и девочка вопросительно посмотрела папе в глаза.

– Ну, уж если и даже Оди, тогда сдаюсь! Завтра я твой целиком и полностью – клянусь! А сейчас пора спать.

– А я хочу новую сказку, пусть Оди сочинит.

– Пойдем, я тебя уложу, а твой Оди все сделает.

– Нет, хочу с тобой, хочу здесь!

Это конечно были капризы, но сегодня всем все можно.

– Ладно, пусть сегодня будет как ты хочешь, но давай, ты хоть здесь приляжешь. Одрик, ты можешь выполнить ее просьбу, сделать прямо здесь? Я бы тоже посмотрел, как ты это делаешь.

– Могу, наверное, почему нет, – согласился я, потому что даже если он не мог, надо было сплести сон и обязательно новый, – только у меня все там.

Сейне Дайо не дала мне подняться, сама пошла за саквояжем. В ее отсутствие вернулся асса Тадиринг, и не просто так, а с бутылкой гномьей огневки, которую торжественно водрузил на стол.

– Она? – спросил Калара.

– Она, – утвердительно качнул головой тот.

– Ну, что еще можно было от вас ожидать. Стоит оставить на две минуты – и пожалуйста! – начала упреки вошедшая сейне Дайоне. Но ее недовольство было игровым, ей тоже хотелось, чтобы сегодня было можно все и оно не кончалось как можно дольше.

Я занялся свои делом, вдруг вспомнил про свои флакончики, вернее про их отсутствие, ведь до своего дома он так и не дошел. И я обратился к Дьо–Магро, как тот мне и советовал:

– Сейн Калар, Вы говорили за помощью обращаться лично к Вам.

– Ну да, конечно, чем я тебе могу помочь?

– Знаете, мне нужна чашка, из которой точно никто еще не пил, – я вспоминал рассказ девочки. Конечно, интересный случай, возможно человек оставляет какие–то следы, пусть они не цепляются за сон. Я ревностно относился к своим снам и не желал больше никаких визитеров.

– Ага, сейчас найдем, – немного посмотрел, подумал, – А что, это должна обязательно столовая посуда?

– Нет, вовсе нет, просто что–то в форме чаши, хоть сложенные ладони.

– Тогда есть одна идея, асса Тадир, давай–ка сюда твой ножичек.

А у ассы Тадиринга был нож, когда–то подаренный эльфами в знак примирения и уважения. Старый маг вынул из–за пазухи свою драгоценность – ножны, скрывавшие тонкое серебряное лезвие с эльфийской надписью на резной ручке радужного дерева. Сейн Калларинг выбрал яблоко, и этим ножом, как скульптор резцом убрал все лишнее, и на его ладони вскоре появилась чашечка, даже с подобием ручки.

– Такая подойдет? – спросил он меня.

– Сейн Каллар, а Вы, оказывается, тоже немножко сказочник.

– Сегодня – ДА.

И туманный клубочек с радостью разместился в яблочных недрах, и девочка с радостью согласилась посмотреть сон, где она как бабочка порхала по яблочным лесам, и у каждого дерева был свой вкус: ягодный, ореховый, медовый, карамельный, мармеладный, даже вкус мороженого. Шайми уговорила, чтобы ее не относили в комнату, а оставили здесь на двух сдвинутых креслах, а кто из нас в детстве не мечтал об этом?

– А теперь настал черед попробовать, что наколдовала матушка Суа, – сказал Каллар Тадирингу. Тот уже давно был готов. Мани Суа, главный гномий специалист по огневке, по изготовлению естественно, а не по распитию, никогда не торговала ей, делала только для «себя» или для «своих». Узок был круг этих «своих», она знала наизусть пристрастия особых клиентов, по запаху определяла в какой бутылке для кого. Удивительно было бы, если черный полковник был обойден вниманием мани Суа. Калар достал из посудного шкафа маленький поднос, в гнездышках которого сидели восемь серебряных стаканчиков, и расставил перед всеми сидящими за столом.

– А девочки не будут, девочкам этого нельзя, – объявила сейне Дайоне и поставила свой, Лаки, да и заодно мой обратно в гнездышки.

– Ну, здрасти, моя ненаглядная, а его с каких пор в девочки записала? Может, косички ему еще заплетешь?

– Не буду, хотя есть из чего. А не рановато ли ему огневки?

– Ему? В самый раз, – вынес свой вердикт асса Тадиринг. – От матушкиного ничего никому плохого не сделается.

– Потом, если с него спрашивается как со взрослого, то и позволяться должно аналогично, – подвел итог Калларинг и вернул стаканчик мне.

– Ну, мне вас двоих не переспорить, – сдалась сейне Дайо, – чувствую, надо уже покидать эту компанию.

– Нет–нет, только не сегодня. Сегодня же такой день, когда еще все ТАК будет получаться… .Что–то мы много говорим, Тадир, командуй этим парадом. – И огневка сделала первый круг.

После всего сказанного мне ничего больше не оставалось, как держать марку, а огневка оправдывала свое название. М–да, это вам не эль, и даже не гоблинский ром, «Так вот что это означало – покрепче» наконец я догадался о точном переводе жеста. Тадиринг заботливо присматривал, чтобы я обязательно закусывал, давненько меня не окружали таким вниманием. А время уже катилось к полуночи, и Лаки уже не слушала застольных разговоров и клевала носом, уж слишком длинным выдался сегодняшний день. И сейне Дайо хотела уже унести Шайми в комнату, но Калларинг доверил эту честь мне.

– Пусть девочки спят, а ты возвращайся, – это был почти приказ.

Я отнес спящую Шайми в ее постель. Хотел проводить Лаки, но она запротестовав, велела мне возвращаться. Проходя мимо угловой комнаты, махнула рукой в ее сторону, томно выговорив, что мне постелено там. Я не заставил себя долго ждать, невообразимо длинный день продолжался.

По возвращении в столовую, Тадиринг обратился ко мне с идеей: а не сплести ли сон для хозяев Дьо–Магро, один на двоих. Я никогда еще не делал парных снов, но почему бы не попробовать, сегодня такой день, что все всем удается. Но на все должно быть желание заказчика.

– Давай попробуем? Только я один не хочу, неинтересно.

– А если что–то не так? – почему–то опасалась сейне Дайо.

– Я же с тобой. Да и что там может случится, в жизни куда страшней.

И дал мне команду:

– Начинай, а то ночь скоро кончится.

Я, мастер снов, несколько замялся:

– А можно… э–э… некоторые…

– Можно, сегодня можно. Давай с некоторыми… вольностями. Хотя, что у тебя за вольности могут быть! – и полковник рассмеялся.

– Асса Тадир, – обратился он к старому магу, – давай–ка опять свой инструмент. А то ведь нам нужна не пользованная посуда, как я понимаю.

И он снова взял яблоко, самое большое, и снова поколдовал над ним. Получилась чаша для вина, ниже чем принято, но в нее и не вино собираются наливать. Когда она наполнилась сонным содержимым, Калларинг спросил у меня:

– А унести это можно, или обязательно при тебе?

– Совсем не обязательно, как Вам удобнее.

– Ну, тогда, пожалуй, хватит на сегодня, мы вас покидаем…..

Он подал руку супруге, и они удалились. Вы, лично, представляете, как уходят люди которые за много лет не надоели друг другу, и если им надо расстаться, как того требуют обстоятельства, мечтают о встрече? Представляете? Вот именно так они и ушли.

– Ладно, сынок, – заговорил асса Тадиринг, – иди отдыхай. Хотел я тебе порассказать кое–что, да поздно сейчас. Да не хотелось мне настроение портить ни тебе, ни себе, ни всем. Иди, я вас всех посторожу, у меня все равно бессонница. И уж, прости меня старика, но твои услуги мне не помогут.

Я вышел из столовой, честно говоря, ноги еле волочились. Дошел до указанной мне комнаты, открыл дверь и застыл в проеме: на кровати спала Лаки. Как это понимать? Видимо, отсыл был притворным, и мне надо было догадаться и, сделав круг, возвращаться на указанное место, а Лаки меня не дождалась и заснула. И как теперь? До меня дошло, что я ни капли не соображаю в женщинах. А вот, что по головке именно меня не погладят, соображал я точно, а погладит меня Дьо–Магро по другим местам и даже страшно представить чем, хотя моего, греха здесь ну ни на капельку. Ничего другого не оставалась, как тяжко вздохнуть и обустраивать ночлег, и желательно не глядя в сторону спящей Лаки. Я развернул кресло, придвинул стул, учитывая опыт прошлой ночи, придвинул еще и второй. Взял пару подушек, благо на кровати они в избытке, нащупал плед гномьей работы, более чем достаточно. Прижал к своим ушам прохладный шелк подушечьих боков, чтобы, не приведи Пресветлая богиня, не услышать случайный вздох Лаки во сне, скомандовал всяким мыслям «Стоять! Смирно! " и через считанные минуты уже был там, где считался непревзойденным, если не единственным мастером – во снах.

Еще через четверть асса Тадиринг заглянул к нам в комнату, посветил себе свечой, прищурился, поморщился, покачал своими серебряными сединами и тихонько прикрыл дверь.

– Эх, молодежь… Ничего на свете не меняется – пробурчал он, подумал: «А может оно и к лучшему, что не меняется», и пошел к теплящемуся камину. Его колени ныли во всю, даже завывали в предчувствии приближающегося снегопада.

Вся ночь прошла без снов, вернее был сон про отсутствие снов, какая–то темная муть, пустота и духота одновременно. Страшное дело как захотелось потянуться. Вскочил, как всегда, не растягивая этот процесс. Что–то было не так. Отсутствие Лаки как раз было предсказуемо, ничего не выдавало ее ночного присутствия. Вроде все на своих местах, только абсолютная белизна за окнами. В Каравач пришел снег. Пришел не как завоеватель, с топотом, лязгом и кровью, а как к себе домой – вошел без стука, и развалился на любимом диване со всеми удобствами. Я не мог не встретиться со снегом, и вышел, но не на дорогу, а во двор. И не вышел, а выбежал, и так бежал до самого обрыва над рекой, сбивая лицом, грудью, волосами снежные хлопья. Снег заносил долину Каравача, ложился несмятой неоскверненной белой постелью, и никто в мире так не радовался его воцарению как я. Я пару раз проверил мягкость этой постели. Потом стащил с себя сапоги и прошелся по снегу босиком. Вы ходили когда–нибудь босиком по свежевыпавшему снегу? А по облакам? Так вот это почти одно и то же, просто райские ощущения, только сильно загуливаться не надо, а то перестаешь чувствовать свои конечности.

Из кухонной двери показалась тетушка Тено, вернее сначала чан с какой дымящейся бурдой, а за ним уже она. Вытащив чан на белый, теперь уже буквально белый, свет, она поставила его на дорожке, чтобы перевести дух. Увидела резвящегося таким способом парня и всплеснула руками,

– А ну как простудишься, заболеешь?

– Не волнуйтесь, тетушка Тено, от счастья не болеют, – я, прыгая поочередно на одной ноге, натянул свои сапоги и опять бегом направился к дому. Подхватил ее чан, тяжелый, однако, а как же она его таскает? Но ведь снег, и по нему уже можно ехать. И чан поехал как сани, в два счета оказался на месте назначения, в каменном загоне хвачиков. Теперь оставалось только перенести через порожек: нагнуться, обхватить и переставить, делов–то. Ну и запашок тут. Я резко выпрямился, зацепился за что–то воротом, видимо, за ручку, ну и распахал свою любимую рубаху. Тут уже можно было выругаться, но это бы не помогло. И я понесся к дому, потому что счастье норовило кончиться, а, следовательно, можно и подхватить простуду. Хорошо еще, что на лестнице никого не встретил, проскочил в угловую комнату, скинул все промокшее, т.е. фактически все, еще и хвачиковым пойлом заляпался, завернулся в шерстяной плед, да еще накрылся одеялом. Теперь можно отогреваться. Через минуту в комнату вошел асса Тадиринг:

– Великолепно! Я тут наблюдал твои выкрутасы. Ну, и на что это похоже?

– На снежное купание.

– Парень! У тебя с головкой все нормально? Я тебе вчера не доливал, и надеялся, что у тебя в голове еще что–то есть, а ты последнее готов по ветру пустить. Поднимайся, пошли к камину отогреваться.

– Не, я не могу.

– Это почему же?

– В таком виде? Я не могу…

– Прекрасно! Ты так лишишь меня посмертия, я стану демоном и превращу в кошмар всю твою оставшуюся жизнь. Вот знай!

– Тадир, чего шумишь не позавтракав? – Калларинг прохаживался по коридору с абсолютно довольным видом. – Или я вчера не ясно объяснил, что сегодня должно быть тихо, чтоб никого не будить?

– А ты полюбуйся вот на этого героя, он снежок решил обновить, и понырял там, и босичком побегал.

– Это с какого перегрева на него нашло?

– Да тут… эм–м … – они перешли на свой междусобойный язык, пальцы Тадиринга заработали, во всю рассекая воздух.

– Ну–ка, ну–ка? Так вот оно что! Интересно. – Калларинг слегка как бы удивился, озабоченно потер лоб, но все–таки усмехнулся. – Ну и загнал бы его к большому камину, там ведь уже растоплено.

– Так он не идет. Ему, видите ли, теперь не в чем, он стесняется.

– Ах, он еще и стесняется! – и полковник вытащил меня за мокрые волосы из–под одеяла. – По снегу босиком, он не стесняется, а по коридору стесняется. А ну, бегом марш!

И даже придал мне начальное ускорение чем–то домашним мягким замшевым, но чисто символически, ибо не в его правилах было вмешиваться в процесс, который и сам хорошо идет. Пошевелил мягким замшевым мыском нечто, что являлось моей одеждой:

– М–да, оригинал. Зато с ним не скучно, – подвел итог полковник, и тоже направился к камину.

Каминных комнат было две, конечно каминов было больше, но остальные служили только для отопления, а эти два для удовольствия и приятной беседы. Одна их этих комнат была еще и курительной, и получается как бы мужской, а другая соответственно женской и детской. Когда Калларинг, вальяжной походкой, и прихрамывающий асса Тадиринг вошли в большую каминную, я сидел, повернувшись спиной к огню, завернутый в плед с ног по грудь. Всего пледа на него рост не хватило, а вопрос, что закрывать, для меня решался однозначно.

– Ну, вот видишь, никто за тобой не погнался. А то: «Не хочу – не буду, не буду – не хочу». Прав командир, с тобой не заскучаешь.

– Да уж, выдумывать ты умеешь. Только на вольности сам не налегай, пусть они приходят постепенно. Мне сегодня чудно спалось, уверен, что сейне Дайо тоже. Ну ладно, сиди, грейся.

Калларинг встал и пару раз подергал шнурок на стене, вызывая обслугу.

– Пора бы по кофейку пройтись, асса Тадиринг, ты как?

– А когда я был против?

– Ну и замечательно. Наш юный друг, надеюсь, тоже не откажется.

Одрик кофе не потреблял, напиток был дороговат для его доходов, но ел и пил он все подряд.

– Может ему молока горячего? У смиз Тено ведь есть, – переживал за меня старый маг.

– Ему? Молочка? А не поздновато ли спохватился? – Калларинг рассмеялся в голос, – Накапай лучше вон той микстурки. Тадир, ты что, внучка себе завел на старости лет? Раньше надо было о наличии внуков позаботиться.

– Ну, извиняй, командир, занят был.

Под дверью что–то послышалось.

– Смиз Тенире, заходите, – скомандовал хозяин дома Дьо–Магро, – я знаю, что Вы почему–то побаиваетесь заходить в эту комнату, но я не для того сегодня остался дома, чтобы торчать в коридоре.

Вошла тетушка Тенире, в полной готовности выслушать все пожелания хозяина.

– Все как обычно, нам с ассой Тадирингом и вон тому молодому человеку. Можете и сливок сегодня принести, или просто молочка.

Я ожидал усмешки на слове «молочка», но взгляд командира был невозмутим, как сталь клинка в ножнах. Тетушка Тенире позволила себе наклониться к сидящему хозяину и нашептывала ему что–то более интересное, чем «Чего изволите». Он слушал ее также бесстрастно, правда, его взгляд дважды полоснул по мне, завернутому в плед.

– Ну что ж, это похвально с его стороны. И раз уж на то пошло, то окажите юному СЕЙНУ Одрику ответную любезность. Подыщите что–нибудь для него походящее…. Да–да, из того, что х–мм… я уже не ношу, да, стало мне мало… Да все верно, Вы лучше всех в доме знаете, что и где у нас лежит… Только не надо сейчас мне показывать свою бережливость, вашим племянникам там еще надолго хватит, и внукам останется, – он резко повернулся в ее сторону и командирским взглядом прекратил назойливые нашептывания.

– Юный сейн не может позволить себе быть за столом в таком виде, и мы ВСЕ не можем приступить к завтраку, так что – Я жду!

На слове «Я» смиз Тенире выбросило из курительной комнаты как пробку из бутылки. Как–то до подозрительности быстро она вернулась, подала мне слишком тщательно сложенную стопку одежды. С поклоном поставила с моим ногам сапоги, пробубнив, что она выбирала голенища поуже. Да уж, мои жерди болтались в моих сапогах как ложка в стакане, да и сейчас немногим лучше. Покидая комнату, уже кланялась трижды: самому хозяину дома, его давнему соратнику и вдобавок опытному магу, а теперь еще и мне. Недоумение на ее лице сменилось жгучим интересом. Взгляд забегал по мне как по заморской диковине, вся ее поза выражала «Чего изволите? ". В глазах читалось что–то типа: «Кто его знает, бегал–прыгал тут сколько лет, ну лягушонок лягушонком, а сейчас вон как, может хозяин его усыновить собирается. Кто их разберет, этих сейнов… По молодости–то Дьо–Магро был весьма горяч, и тогда он не раз объехал всю Северную равнину, а то и дальше, он и сейчас ни мало не остыл, но кое–чего уже и чин не позволяет, да и от его хозяйки на сторону и взгляд не отвести, но мало ли…»

Я смотрел умоляюще–отчаянно, как будто эти два палача сейчас подвергнут меня ужасной пытке.

– Вот только не надо тут кочевряжиться как наследница Великого дома… Пожалуйста! – Последнее слово прозвучало уже раздраженно. – Приведи себя в порядок, в конце концов, и не будем больше об этом, облачайся, ХОП! – Дьо–Магро хлопнул в ладоши, звук получился резкий, как удар хлыста. В прочем, он примерно так и подействовал. Я нырнул за занавеску, уже ни о чем не рассуждал, а просто действовал, уж лучше принять что–то с командирского плеча, чем сидеть голышом. К тому же что–то не было какими–то обносками, а штаны, кожаные штаны, если и одевались, то от силы пару раз. Не удивительно, что смиз Тено припрятала их в надежде как–нибудь унести для своих племянников. Она уже проделывала это неоднократно, но хозяева закрывали глаза на подобные мелочи. А у меня никогда еще не было кожаных штанов, так чем я хуже племянников смиз Тено? Стоп! А почему это сразу «смиз», что это во мне заговорило? Тоже родовая кровь, будь она неладна? И я уже не выползал из–за занавески, а решительно отдернул ее в сторону.

В этот момент вошла тетушка Тено с подносом, и вскрикнула от неожиданности, как же одежда может изменить человека! Перед ней был интересный юноша, безусловно благородного происхождения. Теперь смиз Тенире была полностью уверена, что в родословной юного сейна кроются весьма щепетильные подробности, и как ей было обидно, что не сможет никому на рынке не может поведать открытые ею тайны. На ее тряпичные прегрешения хозяева смотрели сквозь пальцы, но за протянутый где–нибудь язык можно было запросто его лишиться с головой в придачу, так что ей ничего не оставалось, как наслаждаться своей осведомленностью в гордом одиночестве.

– Что с Вами, смиз Тенире? Этот молодой человек знаком Вам на протяжении нескольких лет, чего Вы так напугались? Хорош слишком? Так не будете показываться ему на глаза со всякой хвачиковой бурдой, как человек благородного происхождения, он не может позволить, чтобы женщина таскала тяжести. Подождали бы, денщики скоро прибудут, ничего с вашей живностью не случилось бы. Если бы варгам, им бы я и сам отнес, а про этих чтоб больше не слышал! – перевел дыхание и продолжил. – Где–нибудь через полчаса принесите завтрак для сейне Дайо, и принесите сюда, мне угодно сегодня самому подать ей кофе в постель. И убедительнейше Вас прошу, сегодня не досаждать ей никакими вопросами, вообще не показываться на глаза. Все, Вы свободны.

– Как мне надоело всех с утра воспитывать! Тадир давай накапай–ка мне микстурки, и себе, и нашему новоявленному. Кстати, что ты думаешь по поводу его происхождения.

– Что тут думать, родовой знак он показывать не хочет, он ее даже от меня скрывает. Знак отца почему–то не проявился, но это бывает, он еще достаточно молод. Но уж больно мы гордые, чуть что, взбрыкивает как необъезженный варг.

– Но это же не проблема, вполне достаточно родословной матери.

– Не хочет он иметь со своей родней в Ричелите никаких отношений, просто до смерти не хочет, – асса Тадиринг и разговоры разговаривал и за делом поспевал, налил в крошечные рюмочки рома, не какого–нибудь, настоящего из южных морей, а не пиратской сивухи, к кофе весьма недурно.

– А что у нас с Ричелитом такое?

– Да есть там одна особа, такая с… – Тадиринг дернул головой, – просто дьявольская баба. Сам Гаарх с ней не стал бы связываться. Видать, с младенчества ему насолила. Ну вот, сейчас опять взовьется, от одного упоминания об этой стерве.

Я отставил чашку, прикусил губу, мои кулаки сами сжались до побеления. Калларинг встал, придвинул свой стул так, чтобы быть напротив меня, щелкнул пальцами у меня перед глазами. Я вздрогнул, потом разжал кулаки.

– Послушай меня, мальчик, с тобой наверно давно никто не говорил на эту тему, а может, вообще никогда не говорили, да и я больше не буду. Я, конечно, не был в твоей ситуации, но был во многих других, ни чем не лучше. И поверь мне, ты все равно будешь тем, кто ты есть, и сопротивляться этому глупо. Почему ты решил возненавидеть свой род и свой знак? Из–за взбалмошной тетки? Значит, перечеркнуть все, что там было до тебя на протяжении веков, перечеркнуть память о твоей матери и быть НИКЕМ? Просто заранее сдаться и сбежать даже не приняв боя? Да, конечно, весьма достойный выход, весьма, просто слов нет.

Я готов был ткнуться полковнику в грудь и разрыдаться как маленький. Наверное, если со мной был отец, он бы сказал мне это давно, но отца со мной никогда не было. Мои волосы сейчас лежали распущенные по плечам, они еще не совсем просохли от снежных ныряний. Свой плетеный ремешок я положил на подлокотник.

– Позволь полюбопытствовать, – Калларинг взял ремешок в руки, – это мама сплела?

Я только утвердительно покачал головой. Черный полковник всмотрелся в узор плетения со всех сторон, даже на свет. Брови его приподнялись, но не удивленно, а самодовольно, вроде «ну, я так и знал».

– Тадиринг, хоть ты и говоришь, что я «не маг ни разу», но я тебе сейчас без всяких магических штучек расскажу его тайну. Я знал его мать. Смотри, как захлопал глазами, а удивительно было бы, если я ее не знал. Так вот я не поверю, чтобы она сделала что–то просто так. Восемь лучей в круге, можешь даже не стараться, не проверять, там именно такой знак.

– Я как всегда прав? – вопрос адресовался ко мне.

– Да. Их восемь, – прошептал я.

– Тебе объяснили, что это означает?

– Нет, ничего.

– Асса Тадиринг, это уже по твоей части, всякие ваши маговские заморочки. Я так понимаю, что нынешний магистрат не очень жалует эту легенду. А мама решила его не напрягать раньше времени. Так что просвети будущего коллегу на досуге.

– Да, командир, надо рассказать ему все обстоятельно. Это не сегодня и даже не завтра, но в ближайшее время.

– Только было бы оно, это время. Наше–то почти истекает, так что живенько все доедаем и идем заниматься делами. Я позволю себе развлекать сейне Дайоне, столько дней не ночевал дома, имею право; наш юный друг пойдет развлекать девочек, уж больно хорошо это у него получается; а асса Тадиринг проверит, что творится в казармах.

И через пару минут они покинули каминную комнату. Тетушка Тено уже семенила им навстречу, сейн Калларинг перехватил ее ношу, махнул ей рукой, что свободна.

– Я вас оставляю, займусь хозяйкой дома. А то рискую попасть в немилость. И что–то она последнее время не очень хорошо себя чувствует, устает.

– Что ж, немудрено, – вздохнул Тадиринг.

– А в чем дело, может, я чего–то не знаю?

– Нет–нет, просто… просто, мы все последнее время, – он еще раз тяжко по–стариковски вздохнул, – устаем по известной причине, а ей достается больше всех.