Текст книги "Мастер сновидений"

Автор книги: Алинна Ниоткудина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 86 страниц)

– Дик, пока ты тут возишься с телом, может скажешь, а что там во–вторых? Дальше–то чего делать будем?

– Дальше надо почистить и восстановить функции почек и печени, ну и остальной ливер подлечить было бы хорошо.

– Тогда я сейчас устанавливаю последнее плетение и иду спать, а то я когда не выспавшаяся, ничего не соображаю, так что я пошла. Очередное плетение для очистки у меня в запасе есть и даже не одно, так, что ближе к утру, или если что понадобится, пусть Мара меня разбудит.

И я с чистой совестью пошла спать. Ночью меня разбудили, пришлось поставить очередное плетение и добавить в ванну с пациенткой тепленькой водички, что я, зевая во весь рот, сделала и пошла досыпать. Потому как когда я не выспавшаяся – это страшно.

Утром, до пробежки и прочего забежала к больной, она уже была на кровати и мирно спала. Дик велел поставить еще одно плетение, поставила и пошла по своим делам. После завтрака обнаружила у постели ассу. Девушка уже проснулась и изволила завтракать. Выглядела она значительно лучше, чем вчера.

– Ты что за эксперименты тут проводишь? – Вот и помогай после этого людям.

– Но ей же стало лучше, значит – лечение помогло. Вон кушает уже… причем, заметьте с аппетитом. – Девица чуть не подавилась яичком всмятку. Асса ту же забегала вокруг нее как квочка вокруг цыплят. Мысленно спрашиваю:

– Дик, как клиент?

– Жива, пришла в себя, но очистку надо продолжить.

– Вот ты об этом ассе и скажи, она меня сейчас отсюда выгонит, и будешь колдовать сам.

– Как я ей скажу? Она же меня не слышит.

– Зато она хорошо слышит девицу, вот пусть она ей и скажет.

Направляюсь к двери. Девица прекращает кашлять и орет, у–у–у и голос прорезался:

– Стой, ты должна продолжить лечение.

– Деточка, – а меня асса так никогда не называла, – она только учится… ей нельзя лечить людей, она не умеет. – Мерзко улыбаюсь и картинно развожу руками.

– Пусть лечит, как умеет, другие и так не могут. Если бы не она, я бы уже умерла. А если она не умеет, то вы же ей поможете. – Вот это уже аргумент, асса эксперименты и сама проводить любит, а тут такое поле … и клиент согласен.

– Давай показывай, чем ты тут девушку мучаешь?

Показываю, долго объясняю, что хотела сделать, что получилось, что нет. Вместе вносим изменения в уже проверенное плетение. Асса собирается сразу проверять на девушке.

– Асса вы что, так же нельзя, а вдруг мы с вами ошиблись? Мы же тут сильно переделали надо бы проверить на менее ценных членах коллектива…

– На эльфах это проверять нельзя! – Вот за что люблю ассу… ей и в голову не пришло проверять это на людях, а ушастых тут много, но на них тоже нельзя, они возражать будут.

Объясняю ассе как я, то есть мы, отлаживали первый вариант. Асса пришла в восторг. По отработанной методике призвали гваррича, установили на него плетение, Мара опять его укусила. Ждем. Гваррич слюну из пасти роняет, но жив и даже удрать пытается. Повторяем эксперимент уже на девушке. Ей становится плохо, потеет. Рассказываю анекдот про больного и пациента. Тот где врач, рассматривая труп, спрашивает, потел ли больной перед смертью… им почему–то не смешно. Дик докладывает, что все прошло более чем удачно, а девушка самостоятельно топает в ванну, я уже созналась, что она провела там всю ночь.

Теперь асса начинает допрос с пристрастием, откуда я все это знаю, это в смысле про кровь и прочее. Кручусь как уж на сковородке, но приходится сознаваться, не люблю я врать, это меня утомляет, потом приходится все время помнить, что соврала. Говорю честно, что все узнала из дневников дядюшки. Как не странно асса реагирует спокойно, только интересуется, откуда я их взяла. Мужественно валю все на Мару, она, дескать, мне их притащила, откуда не знаю, думала, они в библиотеке были. Только тут поняла, что сказала, пришлось признаваться дальше, об экспериментах с Марой и прочем. Возможности демона ассу не очень–то интересовали, а вот тетрадки и мои выводы после их прочтения ее очень даже заинтересовали.

Пока девушка отмокала в ванной, пошли ко мне, и пришлось сдавать импровизированный экзамен. Асса знала дневники своего братика почти наизусть, но применять магию крови по каким–то причинам не могла, не понимаю почему. Большой разницы с магией воды я не видела, так поправки небольшие вноси и работай. Что я собственно, по подсказке Дика, и сделала с плетением для лечения девицы.

Асса очень помогла мне с плетениями для лечения ливера нашей пациентки, и мы пошли на обед полностью довольные друг другом и проведенным временем.

«Секретно. Великому магистру лично в руки.

Сообщение от наблюдателей за усадьбой Злые Камни. Пятого проталеня в усадьбе замечен новый обитатель. Девушка лет двадцати–двацатипяти, очень худая, даже истощенная, без магических способностей, волосы темные, чуть рыжеватые, цвет лица не здоровый. Часто замечена на прогулках с ученицей, интересующей вас ведьмы. Способ появления и цель пребывания в усадьбе не ясны. "

Через неделю на девушку уже можно было смотреть без слез. Кожа очистилась, и на щечках появился здоровый румянец. Мы даже подружились… Она много и хорошо рассказывала мне о мире за горами. О местных модах, оказывается, я все время хожу в одежде наемницы, это значит в брюках. О взаимоотношениях между полами, тут женщина может сама выбрать себе мужчину и не одного, и никто ее за это не осудит. О путешествиях по Лари через магические порталы, о синих топях и еще много о чем. Только почему–то вбила себе в голову, что видела меня и Мару на каком–то портрете утопленному в топях, написанному каким–то магом, видевшим меня во сне. Эту историю я слушать не стала, бред больного, но ассоциация портрет, сон, топи – осталась.

Один раз она поинтересовалась Лианой, но я сказала, что она умерла. Она не расстроилась, значит, ее подругой она не была.

Вместе с физическими силами к девушке стали возвращаться и магические. Раньше Торкана была не только сильным, но и очень искусным магом. Ее методики тренировки и плетения заклинаний мне очень понравились, и она с удовольствием занималась со мной и Притером, рассказывая и показывая все, что знала сама. Все же академическое образование – более прогрессивное, чем домашнее.

После весеннего дня равновесия и дней богов асса Торкана собралась покинуть гостеприимную усадьбу. Опять уже асса, так как магия к ней вернулась, не в полном объеме, но не все сразу. Тут возник закономерный вопрос: как она собирается нас покинуть? Асса ответила ни минуты не колеблясь:

– Через природный портал.

– А кто тебя через него проведет, амулет, с которым ты пришла восстановлению не подлежит.

– Все просто Дик это умеет, но у него нет сил, а у Мары есть силы, но она не умеет. Дик обещал научить Мару «как», а она вместе с тобой проведет меня куда надо.

– А кстати, куда тебе надо?

– Я бы предпочла вернуться в столицу, у меня там дела, но порталы рядом со столицей хорошо охраняются, поэтому подойдет портал, из которого я попала сюда, тот, что возле Каравача.

Дик честно выполнил свои обязательства перед Марой, и научил ее ходить по природным порталам. На время обучения браслет с руки Торканы перекочевал ко мне. В порталах оказалось очень пыльно, всякий раз переходя из одного портала в другой, я выходила вся в пыли и паутине, и долго чихала. Зачем надо было таскать по порталам меня, не знаю, но ходить там одна, Мара отказалась категорически. Дик совершенно не поладил с сестрами, что за вредный тип, суть его мы с ассой так и не поняли, что–то типа домового демона, но значительно умнее.

Когда Дик объявил, что обучение закончено, я вернула его Торкане, мы тепло попрощались, и я вывела ее из портала возле Каравача.

Ничего, скоро будет ярмарка, и мы с ассой туда поедем. Как же мне надоело шифроваться!

Глава 7.

Не все листки дневника Одрика не были подшиты в его досье. Некоторые пошли на растопку, некоторые унес ветер, а некоторые, до некоторых пор лежали в его землянке на восточном склоне Матнарша.

Когда Одрик уехал, то в его землянке что–то понадобилось двум гномам. Один из них выбрался из жилья Одрика с листочками бумаги.

– Эй, Диги, смотри что я нашел! Давай почитаем.

– Да ты что чужие письма читать нехорошо.

– А это не письма, это так листочки из тетрадочки. И поскольку это не письма, то можно. Ну, давай почитаем, интересно же… А вдруг тут что про руды написано?

Глури огляделся по сторонам, не видит ли их мани Суа, махнул рукой, и приятели пошли в укромный уголок почитать, что там писал Одрик.

– Ну, давай, Диги, читай. – Глури стал даже приплясывать от нетерпения.

«Несколько дней я ничего не видел, глаза отвыкли от света и высохли что ли. Я вообще весь высох, язык был шершавым как пемза. Меня поили сначала по каплям, потом с ложечки, сразу много было нельзя. Но и от этого я быстро уставал и засыпал, пить и спать, пить и спать – вот все мои занятия, что были. И всех я различал по голосам: мани Суа, Чёги и Матти, Антонина, который все эти дни был мне просто родной матерью. И ее, конечно, ее, Кайте, я догадывался о ее присутствии, если становилось очень тихо, и запах цветущих лугов Каравача, который хранили ее косы. Этот запах было первое, что я почувствовал, когда очнулся от, казалось, уже беспробудного сна. И она уже никогда не убегает, она все время со мной, но мы, ни о чем не говорим, а зачем, сначала мне было тяжело говорить, а потом стало и так все ясно.»

– Эх,…, если бы мы тогда его не откопали… Я и сам всегда боюсь этих землетрясений и оползней. Хорошо черным гномам, у них этого почти не бывает.

– Ты давай дальше читай…

– Не теперь твоя очередь.

– Ладно.

«Я не мог заснуть, и знал, что Кайте не спит. До меня долетало ее дыхание, запах каравачских лугов, пьянящий и дурманящий, это было выше моих сил. Я уже пришел в себя, вдоволь напился и продышался, но продолжал симулировать. Все к тебе ходят, все порадовать чем–то хотят, почему не потянуть удовольствие? А Кайте, она следила даже за тем, на что я посмотрю, все мои желания удовлетворялись. Все ли?

Кровь во мне уже разогрелась, готова была вскипеть, бухала в ушах все настырнее и настырнее, еще чуть–чуть и пробьет барабанные перепонки. Но я же знал, что она точно так же не спит. И я позвал ее, невинно попросив водички, но не водички я желал.

Кайте подошла с кружкой… Она стояла передо мной, я сидел перед ней обхватив кружку вместе с ее руками, я пил медленно, не отпуская ее рук из своих. В отблесках очага золотились ее волосы, такой влажный взгляд и чуть приоткрытый рот… Действительно, хватит уже вокруг, да около. Я мотнул головой, выбил из ее рук кружку. Она не ожидала, только хотела что–то сказать, но я уже сгреб ее, и она оказалась в моем гнезде, в моем алькове полностью в моей власти. Она втянула голову в плечи, как–то сжалась, и мне казалось, что мир сжимается вокруг нас… Единственное, что я смог сказать:

– Да ладно тебе.

Больше никаких слов и мыслей не было….

Меня словно росой каравачских лугов окатило, я очнулся. В ушах уже не бухало, а звенело, как будто все кузнечики Каравача собрались в моей голове. Солнышко мое, какая же ты сладкая, от тебя невозможно оторваться, у тебя даже слезы не соленые, а слаще меда. Почему слезы? Ты плачешь? Да я виноват, я сорвался, совсем тут одичал. Пресветлая богиня! Тебе больно, я не подумал, я никогда не был с «первоцветом». Надо, надо думать, хоть иногда. Идиот!

И ведь надо что–то сказать тебе, не знаю, что говорят в таких случаях. Вот идиот!

– Прости, я больше так не буду.

– Да будешь… еще как будешь.

… И я был, а куда деваться, это жизнь, просто жизнь без мудрежа о ее смысле.»

– Да, любят пятипалые о «смысле жизни» порассуждать, но как пишет, как пишет – поэт.

– А девчонка то ничего… Горячая оказалась… – и оба гнома заржали.

– Теперь, … твоя очередь читать, держи.

«Мне оказана честь, я был с «первоцветом», я нарушил «белизну снега» и теперь с меня причитается . Нет, не Муране с Марисом, никому из богов, никому из людей, а великим водам Несайи, лугам Каравача с их дурманящими травами, лесам, в которых растет та самая утреница, которой меня не раз приводили в чувство, Матнаршу, который меня приютил… Это здесь она росла, это они ей давали силу и красоту, а люди только брали. И я собственно тоже, просто взял, я этого не добивался, не зарабатывал, просто взял, да еще весьма неосторожно.

У нас в Караваче традиция такая, некоторые даже хвастаются, как медалями. У Рора парочка таких отметин имеется, он мне с гордостью демонстрировал.

Я тихо поднялся, боясь потревожить Кайте, и покинул землянку. Вообще я малость обнаглел, уже здоров как тот варг, а вокруг меня все подпрыгивать должны, хватит! Морозило, но день обещал быть солнечным, судя по тому, какая заря поднималась. Я спустился вдоль ручья, он впадал в речку, которая потом в саму Несайю, вокруг лежали нетронутые снега. Как бы мне хотелось нырнуть в этот снег, но здесь нет того, с плеча кого мне бы подошла одежка, чтобы переодеться. Да я и не за тем сюда шел. Я присел на склоненное над речкой дерево и стал ждать восхода Андао. Уже снял тулупчик, накинул его на плечи… и задумался. Меня пробудило поскрипывание снега, кто–то прошел по моим следам, это был макхи Бради. Поприветствовал взошедший Андао, за ним и меня. С чего это он за мной потащился?

– Я вот тут подумал…. То, что сейчас собираешься сделать достойно нового клинка, а не ломаного эльфийского.

– А ты знаешь, что я собираюсь сделать?

– Ну, мы же каравачские гномы, нам ли не знать.

– Опять учить меня будешь?

– Зачем? Помочь. Да, выбрось эту эльфийскую перочинку! Вот смотри, что у меня… у нас получилось. Это конечно не боевой клинок, это скорее для красоты, но он достаточно острый. Окажи мне честь, обнови лезвие… тем более таким способом.

Я взял в руки нож, лучи Андао отразились в нем. Долго же Бради над ним корпел. И дракончики мои… непонятно, они здесь кусаются или целуются.

– Я тебе мешать не буду, твое дело сокровенное. Оставишь его здесь, воткнешь в этот ствол, – и он оставил нас с ножом наедине. Я закатал рукав, погляделся в сталь клинка, словно в зеркало, и как художник кистью двумя мазками поставил себе на внутренней стороне предплечья, небольшую алую птичку… Кровь капала с руки, ею как краской я рисовал на белом листе снега…. А что рисовал – не скажу. Кровь прекратилась, но и картинка была закончена, ее никто не видел кроме меня и Андао. Она была скатана в снежки, которые отправились вместе с ручьем до самой Несайи.

Вернувшись в землянку, я нашел Кайте в алькове уже проснувшейся. «Птичка» слегка проступила сквозь рукав и выдала меня, зато от Кайте мне достался долгий взгляд.

– Ты ведь простишь меня?

– Я тебя заранее за все простила, иначе ты был бы просто невыносим.»

– А куда этот блаженный клинок потом дел, Диги, ты не знаешь?

– Не…

– Надо бы его найти и посмотреть поподробнее, что там наш влюбленный намагичил, а то с этих пятипалых дылд станется.

– Теперь ты читай…

«И вновь пробивались нежные, но сильные подснежники… И Андао снова стал протягивать свои лучи к всем живым существам, и почки стали набухать… ветер стал приносить на своих крыльях новые запахи, разнося по склонам Матнарша веяние новой жизни, которая была где–то совсем далеко, там за горами… и странная тоска стала посещать мое сердце, меня стало тянуть в неизведанное.

Ну чего человеку еще надо? Живу спокойно, тепло, сытно, воздух свежий, с лужайки у землянки прекрасный вид открывается. Я работаю, у меня даже неплохо получается, со мной такая замечательная девушка. Когда в указанном мной месте копатели все–таки нашли серебро, гномы меня крепко зауважали…. Живи и радуйся! Только это не моя жизнь, а гнома–переростка. Даже гномки–мамки показывая на меня гномикам–детишкам, говорили: «Вот будешь хорошо кушать, вырастишь большим как Одрик»"

– А это чего правда? Он ничего не выдумал?

– Ты о чем?

– Да о гномках–мамках…

– Да какая разница, а вот про серебро он тут все же упомянул! Дальше ты читай.

– А чего это я должен все это читать? Тут много…

– Ничего, читай, тебе полезно…

«Лес у подножия Матнарша зазеленел, зазвенел птичьими голосами, расцвел весенними цветами… Сегодня у Кайте день рождения. Уже вечер, светлый, тихий, можно сказать, что теплый. Походный набор уже дожидается…. Мы пошли по берегу ручья, мимо склоненного над речушкой ствола. В другое время по нему можно было перейти на другую сторону как по мосту, но сейчас вода высокая, противоположный конец далеко в воде. Ну что за беда, с чего мне боятся воды, а там на другом бегу безумствует черемуха, что–то с ней невиданное в эту весну и запах стоит пьянее любого вина. Я спрыгиваю в воду у другого берега, а Кайте доношу на руках, я не хочу, чтобы она мерзла. Кайте так соскучилась по своим травинкам, что просто бросается к ним навстречу, а я займусь бытовыми вопросами. И костерок теперь обязателен, чтобы просушиться и шалашик небольшой, прятаться не от кого, но все же. И что–то так захотелось в эту воду окунуться, а то у гномов с этим туговато, не любят они на себя воду лить. А речка сейчас холодная, в большинстве своем это таящий лед Матнарша, тот который меня чуть не прихлопнул. А! ладно, разочек можно, авось не замерзну! И скинув остатки одежды, с разбега бросаюсь в воду с головой…. Здорово, даже лучше, чем ожидал, теперь в два прыжка к костру. Но бодрит, аж! Короче, более чем бодрит. Ну, теперь глоточек из фляжки и быстрее сохнуть, и пожевать чего–нибудь. Чего тут Кайте съестного положила? А то после этого купания столько аппетитов, и все сразу. Хоть какие–то надо усмирить.

А Кайте всё гуляет, своим цветочкам нарадоваться не может, надо позвать, а то уже ревность к ботанике просыпается. И прохладно становится, но я не мерзну, хотя из одежды всего лишь шкура на этих, как их, на чреслах. Темнеет, Кайте возвращается к костру. На ней остается только подаренный мной медальон, из серебра, найденного в чреве Матнарша. Когда она спросила, что означают восемь лучей уже выросших за пределы круга на медальоне, что я мог ответить? Я попросил подождать, надеюсь, она сама через некоторое время поймет, почему бы и нет, это же должно произойти рано или поздно.

В ее волосах вплетены лесные цветы, а некоторые наверняка сами запутались, незадачливые насекомыши ищут скрытый в них глубине вожделенный нектар, хотя полет в ночной темноте для них смертельно опасен, но они не боятся. И Кайте уже не боится, она спокойна. Она не пугается моей наготы, и своей уже тоже. И она не подозревает, как же она хороша, кажется, ее кожа светится в наступающей темноте, и я лечу на этот свет так же мошки на огонь, и меня также манит все сокрытое, вожделенное…. и водопад ее волос, и полнолуние грудей, и точеность стана, и тайна плененная меж ее …. Я не хочу, больше срывать с тайны покров, я знаю, что стоит немножко подождать, согреть и приласкать и любая тайна станет податливой как воск и раскроется сама, как раскрываются цветы навстречу весеннему солнцу…. И я, как шмель ищущий нектар в недрах цветка, первый раз пробую ее на вкус….»

Глури, вот скажи мне, неженатику, ты у своей жены Риа какие–нибудь «тайны» между ног находил.

– Не а, а должен был?

– Не знаю, я же не женат. Это ты у нас женатик, вот поэтому и спрашиваю, какие такие «тайны» там, у женщин, между ног, поведай про это своему лучшему другу.

– Слушь, ты … ты сейчас в лоб получишь, и будет у тебя посреди лба такая тайна, что …

– Да ладно тебе. Чуть что сразу в лоб. Если я на полгода младше, так меня что всегда обижать можно? Да?

– Читай, тут чуть–чуть осталось. Подраться мы с тобой можем и позже, а то увидит кто, что мы чужие записи читаем, и влетит нам …

" И я, как шмель ищущий нектар в недрах цветка, первый раз пробую ее на вкус…

Я даже не надеялся на ответ, на ТАКОЙ ответ. Ее жаркий шепот, ее трепещущее тело просят, требуют, умоляют об одном, о продолжении. А никто и не думал о завершении, все только начинается. Солнышко мое, я не буду торопиться, все будет так, как ты захочешь, невероятная глупость вламываться и красть то, что и так приготовлено тебе в подарок. И я слышу ее голос, она не позволяет ему звучать громко, это слабый, но счастливый стон, но он дает надежду, что она чувствует примерно тоже, что и я, она мне отвечает, а раньше казалось, что просто терпит. Но не сегодня, сегодня она, наконец, со мной, вот теперь я действительно могу отпустить себя на свободу, и даже свой голос. А если, это было громко и кого–то из зверюшек черемухового леса напугало, так пусть знают, здесь НАШЕ логово и держатся подальше.»

– Романтик, чтоб его, лучше бы еще про руды написал, а то все «про любовь», цветочки, пестики, тычинки. Пошли отсюда… огневки выпьем.

– Да, все эти самокопания не доведут нашего длинного друга до добра.

– Это точно, надо гору копать, а все остальные ковыряния – это не для гномов.

– Да, только время на эту ерунду потеряли.

– Не, не скажи, я вот этот последний листочек хочу своей Риа. почитать, ей понравится.

И гномы веселой компанией отправились пить огневку.

Поразительно насколько мы, мужчины и женщины, разные. И насколько велика разница в мыслях и оценках казалось бы одного и того же. Если женщину больше заботит «Я и ОН», что и как между ними, то мысли мужчины всегда «Я и МОЁ», т.е. его дела и планы, его цели и желания, если в эти желания входит женщина, то и она, безусловно, тоже, но не сама по себе, а как часть МОЕГО. Поэтому не удивительно, что хотя Одрик и Кайте ехали на одном и том же варге, по одной и той же дороге из пункта А в пукт Б, получалось, что А у них вроде одно, вот Б – совершенно разные.

Кайте мучилась вопросом, как сложатся ее взаимоотношения с Одриком в Караваче, где и на что ей жить. И как намекнуть об этому едущему впереди мужчине. Еще ее терзало смутное беспокойство, о не пришедшем вовремя Марисе. Если бы Кайте выросла в большой семье с опытными женщинами, то она бы знала об этом вопросе больше. А так… смутное беспокойство, не более.

А Одрика больше всего волновал вопрос, как там его дом, справилась ли с хозяйством Лотти, привезли ли ему заказы на сны из столицы, как там его друзья… В общем все что угодно, кроме вопроса: а как дальше ему быть с Кайте, да и какие могут быть вопросы, вот она и с ней все прекрасно.

Не подумайте, что Одрик не любил девушку, нет, просто ему в голову не приходило, что ей может понадобиться помощь. Он привык, и его так воспитывали еще в Ричелите, что женщины всегда сами справляются со своими проблемами. Он мысленно решил, что с Кайте они непременно будут встречаться и дальше, наверно что–то в ее жизни он действительно должен изменить, но только чуть попозже, вот он встретиться с друзьями, решит свои дела и тогда… И потом Кайте знает, где он живет и может сама прийти к нему, как пришла к гномам, а значит задумываться об этом вопросе не стоит, все само собой как–нибудь утрясется.

Так они и ехали, останавливались на привалы, разговаривали о текущих делах и разных мелочах, но, ни один, ни другой не хотели или не могли поговорить о главном, ЧТО между ними, как они будут ДАЛЬШЕ жить?

До Каравача осталось полдня пути, когда на груди Одрика стал жечься медальон, оставленный ему пифией. С самой осени, как пифия дала медальон Одрику, так он его и не снимал, и, вообще, забыл о его существовании. Повесил на шею и даже не поинтересовался, зачем он нужен и его магической составляющей.

Одрик засунул руку за пазуху и сжал медальон в руке. В голове послышался смутно знакомый голос:

– Смиз Карва встречаемся завтра у последнего межевого столба хутора Болотный Камень на старой тропе, на рассвете. – Одрик на некоторое время опешил, но сообразил громко сказать.

– Это не пифия, смиз Карва умерла, в самом конце зимы, но она передала этот медальон мне. Я не понял, а что мне надо сделать?

– Жалко ее мы много лет дружили, и помогали друг другу…

– Так чего делать то надо?

Но тут Кайте стала теребить Одрика за рукав, и он выпустил медальон.

– Одрик, ты чего? Ты с кем говоришь?

– Помолчи Кайте, я по дальней связи через амулет, не мешай! – И опять зажав амулет в руке, продолжил:

– Я вспомнил, вас зовут Юммит Кнон, вы в прошлую ярмарку снимали у меня у меня пристроечку под склад. Я – Одрик.

– Да я тебя, конечно, помню.

– Так чем я могу вам помочь?

– Мне нужно чтобы ты был завтра на рассвете у последнего межевого столба хутора Болотный Камень на старой тропе, с десятком грузовых варгов с грузовыми седлами. Там на телегах не проехать…

– Я не успею, я сам только подъезжаю к Каравачу.

– А послезавтра?

– Послезавтра успею, только я не очень хорошо представляю себе, где этот хутор находится.

– Ты где находится пост у Синих топей знаешь?

– Да конечно.

– Последняя развилка на дороге перед постом, там стоит указатель. Пост будет налево, а дорога на хутор – направо. Доедешь до хутора, а там спросишь или проводника наймешь. Чтобы быть там на рассвете, тебе придется выехать с вечера. Ты точно справишься?

– Да, конечно, пифия просила вам помочь…

– Хорошо, тогда встретимся послезавтра на рассвете. И я опять сниму у тебя пристроечку, хорошо?

– Да, до встречи.

Медальон остыл, Одрик ударил лениво трусящего варга пятками и попытался ускорить его неторопливый шаг.

– Одрик, а с кем ты говорил?

– Ты его не знаешь, у меня срочные дела появились, а эта скотина не хочет идти быстрее. – Одрик опять попытался поощрить варга, но все было бесполезно. – У меня столько дел, быстрее бы доехать.

– Да тут уже чуть–чуть осталось.

– Хорошо бы, а то не успею. Кайте, тебя куда завезти?

– А ты домой?

– Куда же еще? Мне надо узнать как там Лотти …

– Тогда и меня тоже туда. Оттуда я пешком дойду.

Разговор затих, Одрик мучительно думал, где ему достать десять грузовых варгов, да еще так срочно, а Кайте думала, к кому из подружек напроситься на ночлег.

Андао только начал золотить запад, когда Одрик и Кайте въехали в Каравач. Молодой человек помог девушке сойти с варга, сердечно попрощался с ней и кое–как привязав усталое животное к крюку у двери бросился в дом, посмотреть что там и как, а Кайте побрела искать одну из своих не очень многочисленных подружек.

Лотти несказанно обрадовалась приезду своего братика. Одрик немного подрос, или просто перестал сутулиться, раздался в плечах, и его юношеская худоба стала сменяться кое–какой мускулатурой. Горой мышц он не будет никогда, а вот жилистым и крепким будет, если опять не засядет в мастерской и не перестанет заниматься физическим трудом. Лотти тоже изменилась, похорошела и, в отсутствие мамочки, расцвела. Научилась вести домашнее хозяйство, не совсем идеально, но… и, даже, нашла себе кое–какую практику, по своей, так сказать, прямой специальности – зеленого мага–ветеринара. Уж очень ей не хотелось сидеть на шее брата, пусть и богатого, по местным меркам. Поэтому ее очень озаботил усталый варг, и она, невзирая на протесты Одрика, послала его в платную варгятницу, чтобы оставить животное там и не томить «бедняжку» на тесном заднем дворе. Одрик, протестовал, но под угрозой «что кормить не будут» поехал. Ему пришло в голову, что хозяин платной варгятницы должен знать, где ему к завтрашнему вечеру найти десять грузовых варгов. Все оказалось на удивление просто, все нужные ему варги с упряжью нашлись в той же варгятнице, и он сразу же договорился обо всем с хозяином.

Пока Одрик бегал по делам Лотти, в честь приезда братика, расстаралась на замечательный ужин, конечно, это не был банкет, но после дорожной еды все было просто замечательно. Сестренка нагрела ему большой чан воды и Одрик с наслаждением вымылся. Лотти пришла в ужас от вида одежды Одрика, тут ему пришлось с ней почти согласиться, одежда, что он взял с собой в бега, за прошедшее время сильно истрепалась, а то, что осталось у него дома оказалось мало. Поэтому утром Лотти потащила не очень сильно упиравшегося юношу по лавкам, а заодно и к парикмахеру. Приодетый во все новое, и в соответствие, со своим новым и не привычным статусом богатого и родовитого горожанина Одрик смотрелся просто великолепно. Но про дорожную одежду он тоже не забыл и, на всякий случай, закупил заодно и пару новых походных комплектов одежды и сапог.

Вечером, одетый в новую походную одежду, Одрик выехал из Каравача, за собой он вел караван грузовых варгов. Только выехав за ворота города, Одрик сообразил, что ему надо было бы взять с собой еще кого–нибудь, одному с таким количеством варгов, на остановках, ему никогда не управиться. Оставалось одно – ехать без остановок до нужного места, а там уж как–нибудь…

Одрик ехал всю ночь, в темноте он чуть не пропустил поворот на хутор… Ехать дальше по узкой тропе было тяжело, животные стали упрямиться, но юноша упорно понукал своего варга и продвигался вперед по топкой и узкой тропе. На востоке только–только стало светлеть, когда он подъехал к хутору. К его удивлению там уже встали и на его вопрос, а где тут собственно последний межевой столб, какой–то мальчишка махнул рукой на тропу, ведущую от хутора к Синим топям. Одрику ничего не осталось, как поехать вперед по тропе, надеясь, что на ней не будет развилок. Еле видная тропа вилась по краю полей и лугов и становилась все более и более болотистой. Когда Андао уже встал, правда, за восточными горами этого было не видно, тропа кончилась на краю топкого луга у какого–то стоящего криво каменного столба. «Ну, все приехал. Это или здесь или нет. " Он неловко слез со своего варга и попытался привязать его к столбу. Тут его внимание привлек странный туман между столбом и заболоченным лесом. Туман или скорее дым густел, но стоял на месте и постепенно стал приобретать очертания большого дверного проема. Вдруг из этого проема показалась, а потом и с громким чавканьем шагнула на топкую почву высокая и массивная фигура. Туман мешал разглядеть лицо стоящего впереди человека, Одрик не удержался и крикнул:

– Юммит Кнон? Это Вы?

– А, юноша, вы все же выполнили свое обещание. – Это действительно был знакомый купец. – О и варгов привели, как обещали… Идите сюда поможете мне.

– А чего делать надо?

– Ловить тюки с товаром и отбрасывать их в сторону. Встань вот здесь … – И торговец ткнул пальцем в неизменной перчатке в какую–то кочку на лугу, а сам пошел к висящему дымному проему. – Подавай потихоньку…

Из проема показался край какого–то тюка, торговец ловко подхватил его и также ловко кинул юноше прямо в руки. Одрик едва успел его схватить и, не зная, что делать закрутился на месте. Тюк был довольно тяжелым и с чем–то мягким внутри, если бы не привычка к тяжелой работе у гномов, то брошенный торговцем тюк попросту снес бы его, а так, только дыхание сбил.

– Что стоишь с ним обнимку, чай это не девушка, отбрасывай его подальше, туда к варгам, чтоб ближе ходить… – Одрик кинул тюк в указанному направлении, и только успел развернуться к торговцу, как в него полетел следующий тюк. Когда от напряжения у Одрика уже начала кружиться голова, и он уже плохо соображал, куда кидать и что ловить, тюки неожиданно закончились.