Текст книги "Hunters and Victims (СИ)"
Автор книги: Sascha_Forever_21
сообщить о нарушении
Текущая страница: 57 (всего у книги 68 страниц)
Раскрыться ему? Ещё чего.
Рин отвернулась, и призрачный голос зазвучал грубо и многоголосо, недовольно, резко:
– Это не твоё дело, Тупица. Не лезь в него.
Однако от вендиго было трудно отвязаться. Он не боялся её, как выжившие, и не трепетал перед ней. И кажется, он не понимал слов «нет» и «отстань». Он и сам был, пожалуй, порождением смерти не менее худшим, чем сама Рин – а потому, когда она развернулась и пошла прочь, потрусил следом.
– Я просила оставить меня в покое!
– Я таких слов не слышал, – возразил Адам. – К слову, ты прогуливаешься здесь ради вымещения собственного гнева, так? А я – чтоб поискать, чего можно было бы зажевать…
– О, боги… – простонала Рин и остановилась. Адам остановился вместе с ней, словно ручной пёс. – Тупица, прошу, ищи себе еду в другом месте. Мне действительно нужно побыть одной.
– Я так не думаю, – снова возразил он, – нет ничего хуже, чем в такой раздрай, как у тебя на душе, а это видно невооружённым взглядом прям по лицу, оставаться од…
Катана с тихим шелестом выскользнула из оплётки на бедре и прислонилась к горлу вендиго. Зарылась в густую всклокоченную шерсть, упёрлась в кадык, и надави Рин капельку сильнее – взрезала бы его…
Но Каллиген не пасовал. Он лишь холодно опустил лицо – человеческое – на лезвие и процедил удивительно серьёзно:
– Смотри не срежь шнурок. Сделаешь это – останешься без рук.
Рин непонимающе дрогнула бровями, на миг даже хватка её ослабела – и рука, стиснувшая украшенную ромбами и зигзагами рукоять, опустилась вместе с мечом. В гуще шерсти она заметила это – тонкую кожаную верёвочку, обнявшую могучую шею и спрятавшуюся под бурыми клоками. И крохотное серебряное колечко, блеснувшее так ярко, что Рин даже изумилась – как это она могла его только сейчас заметить? Оно же горит на груди у вендиго.
– Чьё оно? – ровнее спросила Рин, касаясь кольца. Оно легло ей на ладонь; Адам не отпрянул и не зарычал. Ровно и спокойно ответил, не отрывая взгляда от Ямаоки.
– Кого-то очень мне близкого. Не только у тебя есть свои призраки из прошлого.
Рин усмехнулась. По одному лишь размеру определила, что кольцо женское.
– И где же она? Осталась в твоём мире?
Тогда символично, что он в разлуке носит это в знак памяти.
– Она умерла очень давно. – Ответил Адам и вдруг встрепенулся. – Тихо. Со стороны леса слышу шаги…
Вик поднялся на ноги, выпрямился.
Мягко отстранив от себя Лесли, он опустил руку с топором вдоль бедра, всматриваясь в туманный пролесок. Обострённое чутьё говорило ему, что к ним приближается один из убийц. Кто именно – это ещё предстояло узнать.
– Ты видишь… – начала было Ли, однако Вик сделал ей знак второй рукой, чтобы замолчала, и пошёл навстречу туману, поравнявшись с Адамом и Рин. Поневоле Ямаока опустила ладонь в чёрную гриву Каллигена, выжидая незнакомца. Дурное предчувствие охватило их троих, заставило встать плечом к плечу.
– А если это один из её вендиго? – спросил Адам и горько вздохнул. – Жаль не поел тогда…
– Кто о чём, Тупица, а тебе лишь бы кого-нибудь зажевать! – прогневалась Дух, сверкнув глазами, но гриву его из рук не выпуская. Вик коротко покосился на них двоих и усмехнулся.
– Спокойно, Мононоке, – невозмутимо откликнулся Каллиген, и Рин побагровела. – Я не к тому веду. Сил у сытого меня куда больше, чем у голодного, и если понадобится биться в полную силу, лучше бы мне кем-то перекусить.
Вик прищурился и чуть склонил набок голову. В тумане он цепко углядел показавшийся сперва и зажелтевший плащ. Затем – ало-полосатые брюки. Крепко сложённую грудь, забрызганную кровью. Лиловые волосы, зачёсанные назад…
– Узнал тебя по глумливой роже, – громко произнёс он, и Трюкач улыбнулся, приветственно подняв обе руки в воздух. Тонкие длинные пальцы взметнулись изящным сплетением в жесте, почти искусству подобном. Трюкач всё так делал. Каждое его движение было полно томления и огня.
– Крик, – ответил тот. – вот так встреча. Без маски не узнать, да и выглядишь жалко. А что это за отощалый бизон возле тебя? – Он прищурился и обрадованно продолжил. – О, смотрю, и Дух здесь!
– Отощалый бизон? – голосом, не предвещающим ничего хорошего, елейно пропел Адам. – Это он про меня?
– Угомонись, – отсёк Крик и сложил на груди руки, демонстрируя Трюкачу топор сразу: уж пусть лучше видит, с чем свяжется, если пришёл сюда напасть. – Какими судьбами, Чиун?
– Бреду к двери в мир живых, Крик. Моих фанатов здесь как ни искал, так и не нашёл. Да и концерты даю явно не я… – он невесело усмехнулся. Уголки изящных губ приподнялись. – А заодно пытаюсь сбить со следа тех, кто решил преследовать меня – не все, знаешь ли, с потухшим костром перестали служить Сущности.
– Вот как? – эхом откликнулся Крик и встал удобнее, приподняв бедро и морщась. Боль в голове и подреберье никуда не ушла, только усилилась. – Ну и что же это за отряд самоубийц на минималках?
– Призрачное лицо… – Хак остановился напротив Крика на почтенном расстоянии, не решая приближаться. Пока что. – Затем эти смешные ребята, ну, ты их знаешь, Легион…
– А-а-а, подростки, – Вик вздохнул. – Моя специализация. Они иногда – самый мерзкий контингент…
– Согласен, я таким обычно пою со сцены, – невозмутимо кивнул Хак, и оба мужчины сухо рассмеялись. – Затем – ты не поверишь, но по следам моим идёт Траппер.
– И он туда же! – расстроился Крик. – Придётся его завалить.
– Других маньяков пока не знаю, – развёл руками Трюкач. – Уж прости, останавливаться и знакомиться с ними не стал. Хотя… – он заглянул Вику за плечо и улыбнулся. – Вижу новые лица, ну кроме этих твоих трёхметровых рогатых товарищей.
Адам терпеливо вздохнул и преисполненным страданием взглядом посмотрел на Вика.
– Можно я его сожру, а? – умоляюще спросил он.
– Нет! – покачал головой Крик. – Он нам может вполне ещё сгодиться! Как перестанет, попробуешь на зуб.
– А, ну то есть, моё присутствие вас, джентльмены, не смущает? – уточнил Хак.
Густая аура террора окутала холмы, и Лесли за спиной мужа неосознанно вжалась в косматый бок Теодора, озираясь. Вик ощутил это, но остался сознанием куда трезвее.
– Гости к нам пожаловали, – медленно сказал он. – Будем драться?
– Их немало, – меланхолично заметил Трюкач.
Но Адам хмыкнул в ответ ему, тряхнув космами, а Вик медленно вытер лезвие топора о штаны, взвесив его в руке и взвалив на плечо:
– Так и нас тоже.
Комментарий к Что нашёл – беру себе Арт очень горячего Вика. Осторожно, у вас может растаять в городе снег!
https://vk.com/wall-170410898_4470
====== Паучий остров. Часть 1 ======
Комментарий к Паучий остров. Часть 1 Всем приятного чтения, друзья!
Это финальные главы 🤟🏽
Never Let You Down – Woodkid feat. Lykke Li
Двадцать восемь лет назад. Саладо. Штат Техас.
Руки сплелись.
Позднее лето, позднее тепло, остатками согревающее жаркую, расколотую трещинами почву прерии.
Поздние сухоцветы, которые качает ветер.
Поздняя любовь.
– Мне пора, – упирается Элис, но высокий крепкий парень с чёрным гладким хвостом на затылке только посмеивается в ответ. У него на груди позвякивают бусы – среди множества металических шариков, нанизанных на кожаный шнурок, виднеется полоска бирюзы. Ей жалко уходить, но она не хочет всего этого: криков, ссор, обвинений, догадок, с кем она и что делает…
– Да чего ты, куда опять бежишь? – он прищурил тёмные глаза. – Папаша твой на этой… Генеральной конвенции… дай Бог памяти…
– Собрании Генеральной конвенции баптистских деноминаций Техаса, – с укоризной вздохнула она, поправив подол белого платья.
– Вот-вот, там. Они пока одну эту хрень выговорят, три часа пройдёт, – промурлыкал он и немедленно привлёк к себе девушку. Пальцы зарылись в пшеничные волосы, она кротко улыбнулась, уткнулась лбом ему в плечо. – Прости, я просто соскучился. Если бы мог приезжать почаще из резервации…
– Да всё в порядке.
– Но там у меня работа, а если мы всё же решились на то, что задумали, нужны деньги. Понимаешь?
Она кивнула и опустила взгляд, полный сомнений и неясных страхов. Отложенных эмоций, словно она не хотела пока даже думать о том, что так сильно напрягает, раздразнивает на подкорке мозга, копошится червячком в груди. Не даёт спокойно спать. Не даёт чувствовать, что всё в порядке.
Они смолкли и удобнее сели на большом, прогретом солнцем сланцевом камне. От края до края земли – куда только падал взгляд – была красно-золотая прерия. Далёкая полоска реки голубела вдали, ветер колыхал редкие сухие деревца и высокую траву. Август. Умирающее лето.
– Как дела дома? – он чувствовал, что это волнует её, и спросил нарочно первым.
Лучше знать, чем замалчивать. Утешить, пока он рядом, чем оставить наедине со своими демонами. А в случае с Элис – с целым дьявольским эшелоном.
– Всё как обычно, – сдержанно сказала она, но глаза погрустнели. – В общине будут очень недовольны, если узнают, что ты снова приезжал.
– Понимаю.
В груди заворочалось тугое разочарование, но он отмёл его в сторону, смахнул как пыль – притворился, что ничего не чувствует. И сам себя обманул.
– Слушай, Эл, – он устроился удобнее, откинувшись на локти. Сощурился, зажал губами травинку. Хотел бы закурить, но нельзя, иначе её одежда пропахнет дымом. – К Рождеству, думаю, я накоплю достаточно денег, чтобы уехать.
– Куда ты уедешь? – вздрогнула она и прилегла на землю рядом. Он подложил ей плечо и руку под голову, и Элис поневоле прижалась ближе. – У тебя здесь семья и брат. Ты что, бросишь Тедди?
– Нет, – возразил он и спрятал глаза, – буду писать, конечно. Приезжать.
– Эд.
– М?
Оба знали, что им предстоит чем-то пожертвовать, и не понимали, насколько серьёзной будет эта жертва. Молодые и отчаянные, ему двадцать, ей семнадцать. Он – индеец из резервации, она – дочка баптистов из общины. Два разных мира, соприкоснувшиеся друг с другом через двух влюблённых.
– Не думаю, что это хорошая идея. – Она помолчала и вдруг выпалила на выдохе.– Избавиться от них до конца мы не сможем, Эд. Я не хочу вот так просто отсекать семью. Знаю, знаю, что ты скажешь, но отказаться от них не могу… так что… не лучше ли пока оставить всё как есть?
Адам подозревал что-то такое. Он чувствовал, ей не по душе затея уехать из Саладо, но другого варианта не видел. Отчаянье заскребло в груди, охватило голову пламенем. Он слабо улыбнулся и сказал:
– Чёрт с этим всем, лишь бы тебе было спокойнее, детка.
– Правда? – в её глазах было удивление, так что пришлось поцеловать в веки, чтобы стереть недоверчивость.
– Крещу сердце, – ухмыльнулся Адам и впрямь покрестил. Она шутливо хлопнула его по руке.
– Не богохульствуй, мерзавец.
– Я вовсе без умысла! – горячо заверил Адам и перевернулся на бок, тепло глядя на Элис. Она скопировала эту же позу, слушая его дыхание у себя на щеке. – Это у вас так не принято. Но вот что странно… в Саладе меня как увидят, так и баптисты что молятся, что крестятся!
Элис расхохоталась.
– Это потому что ты – бандит!
– Неправда! – хлопнул он рукой по камню. – Я предприимчивый!
– Ты просто наглый, – нежно сказала она и прильнула губами к смуглому лбу. – Ладно, теперь мне действительно пора. Спасибо, что поговорил со мной о переезде.
Он видел, что у неё от сердца отлегло. Знал, что Элис не хочет разлучаться с семьей и портить с ними отношения. Порой ему казалось, что её забота о них перекрывает любовь к нему, но молчал – дьявол, кто он такой, чтобы мешать ей любить отца, мать, сестёр и братьев?
Он не стал напоминать, что отец уже намекает на замужество с одним из мужчин в общине. Он куда старше Элис и истово следует своему религиозному пути. И к тому же, кто возьмёт её замуж такой: не красавица, с заметной полоской шрама под носом после операции – Элис родилась с заячьей губой… Действительно, кому она нужна. Кроме него.
Он хотел бы, чтобы больше – никому.
В Эль-Пасо на берегу реки Рио-Гранде велась большая стройка. Для того, чтобы попасть туда на работу, братьям Каллигенам пришлось сначала исколесить весь Западный Техас, покинуть север штата и оставить за плечами родных и близких на долгих четыре месяца.
Близилось Рождество, у обоих настроение было замечательным. За каждый месяц им платили порядка трёх штук: сумма весьма достойная, но и за работу непростую. Строили огромный пятизвёздочный Плаза Отель, готовый вместить около полутора тысяч отдыхающих. Одни рабочие рыли котлованы для комплекса бассейнов, другие закатывали территорию вокруг под лужайки, третьи размечали поля для гольфа. Сама стройка, ограждённая высоким щитовым забором, высилась уже до двадцать четвёртого этажа. Адам и Теодор работали монтажниками и для скорости частенько снимали страховку: начальник их смены доплачивал за это и был очень доволен, что его объект всегда сдаётся с упреждением по времени.
Глядя на панораму Эль-Пасо, раскинувшегося совсем под ногами, одинаковые как две капли воды Каллигены в оранжевых касках и рабочих жилетах, в нескользящих перчатках и с широкими улыбками на лицах наслаждались высотой и ветром. Они шутили, что сюда для особо опасных работ нужен молодой муж их кузины – Кит Крейн. Этот отмороженный никакой высоты не боится.
Дни они заканчивали полумёртвыми от усталости, но довольными – играли в карты, читали книжки и скучали по друзьям. Жили в трейлерах вместе с другими строителями, трудились по сменам, скучали по дому и планировали перед Рождеством – если уложатся в срок по своему объекту – отправиться домой. Но Адаму предложили кое-какую халтуру, и он остался, отослав домой брата.
В седьмом часу утра в тот день начальник смены дождался, когда Каллиген спустится по стропам и распишется в журнале. Было солнечное утро, не предвещающее никакой беды. В Южном Техасе, если судить только по погоде, бед вообще не должно было случаться… но небо потускнело, а мир вокруг превратился в грязный ватный ком, который Адаму затолкали в уши. Им обложили со всех сторон, спеленав его по рукам и ногам.
Мистер МакРиди передал Каллигену трубку. Адам устало привалился к стене, даже не глядя на то, с каким вниманием МакРиди застыл неподалёку, чтобы послушать громкий, отрывистый голос Теодора.
Мир выцвел и перестал существовать, в голове пульсировало: это случилось. Он почему-то был уверен, что однажды так и будет, но когда страх подтвердился и навалился тугим комом на горло, эмоции куда-то исчезли. В сухом остатке – только тупая боль в груди и сдавленный кадык, а ещё – почему-то мокрые щёки.
Адам слушал быстрый, собранный, безэмоциональный доклад Теодора, будто тот зачитывал ему газетную вырезку про смену автобусных маршрутов.
– Элис умерла, – сказал Теодор без предисловий и тихо добавил. – Отравилась.
– Чем?
Дьявол, он сдурел?! Других вопросов больше нет?! Адам осёкся, но было поздно, он своё уже спросил. Тео был спокоен:
– Точно не знаю. Говорят, мифегином. Это таблетки…
Адам поморщился. Какая разница, она наглоталась их – да даже аспирина наглотайся, ничего хорошего не будет. Но голос был беспощаден:
– …я поспрашивал, узнал, в общем, это препарат, который обычно назначают для прерывания беременности.
Он уронил руку, трубка устало повисла в пальцах. Провод перекрутился завитками. Вся жизнь перекрутилась как провод тоже.
– Адам, сегодня состоятся похороны. Я не знаю, что лучше сделать. Алло?!
Брат позвал раз-другой по имени, снова выпалил «алло!», зачастил. Он говорил что-то, но Адам не слышал. Он просил о чём-то, но Адам не понимал, чего он хочет. Повесив на рычаг чёрную трубку, в которую Тео кричал «оставайся там, я приеду за тобой!», Каллиген-старший очень уверенно спросил у МакРиди – тот всё ещё подслушивал неподалёку – сможет ли он рассчитать его прямо сейчас. Да, прямо сейчас, ни о чём не спрашивая. МакРиди сказал, что сможет, но тогда Адам получит не три тысячи, а только две двести.
Он согласился и кивнул. Снял с пояса рабочую сумку, кинул её на стол прорабу. Стянул перчатки и оставил там же каску. МакРиди опешил. Вот так, не торгуясь, просто подарил восемьсот баксов?!
– Ты бледный что-то, Эд, – сказал он, и в голосе прорезалось настоящее беспокойство, хотя деньги он уже начал отсчитывать. – Тебе дать выпить?
Адам невозмутимо взял у него из руки купюры и убрал их в карман джинсов.
– У тебя умер кто-то, что ли? – невпопад брякнул встревоженный МакРиди и ошеломлённо застыл, когда тот только кивнул.
Адам сел на автобус, чтобы добраться до аэропорта Эль-Пасо. Ехать нужно было четыре мили. Он опустился в кресло, машинально заплатив до этого за билет, и понял, что забыл в трейлере свою сумку с вещами.
Возвращаться он не стал.
Сосало под ложечкой, почему-то появилась дурацкая уверенность, что его обманывают. Быть может, Теодора просто надурили. Этот папаша Элис, Клайв, он просто мерзкий старый хрен. Он дочку продаст с потрохами за лишний гектар земли к своему участку. Он чёртов сектант. Он скажет что угодно, лишь бы только дурной Каллиген отвязался от Элис.
Чем быстрее крутились колёса и чем ближе был аэропорт, тем сильнее крепла в Адаме надежда, что это всё ложь, и ему так передали нарочно, обманом, чтобы он бросил Элис. А что? Девушка умерла – какие ещё вопросы?
Когда он купил билет на самолёт и заплатил за него полсотни, потому что осталось место только в бизнес-классе, в мозгах крутилось одно и то же: не бойся, она жива. Это всё неправда. Черти, они специально так говорят ему! А что если выдали уже замуж за этого хрыча Мэриленда?! Да нет, он только на днях говорил по телефону с Элис, она бы точно не стала такое скрывать.
Но своё запланированное самоубийство же скрыла от него.
Каллигена посадили без вопросов в первый класс. Адам никогда так не летал, но сейчас ему было всё равно на обстановку. Обслуживание было на высоте, как и кресла, и еда, от которой он отказался. Даже люди здесь были совсем другими, но и на это он не смотрел. Странно, даже смешно: он всё время дико экономил, потому что они с Элис планировали распорядиться этими деньгами иначе.
Да, как-то иначе.
Купить или снять домик в другом штате, жить отдельно, забыть обо всей этой её чёртовой баптистской секте. Жениться, быть может – она сама пока не очень-то этого хотела, и неудивительно, ей же только семнадцать. Было.
Нет, не говори так!!!
Он полтора часа полёта прикидывал, правда это или нет. Глупо загадывал: я буду вежлив с этой пожилой леди, моей соседкой – и тогда Элис будет жива. Мне жарко, но я не буду пить, и тогда обязательно окажется, что она солгала про отравление.
Дурацкие торги с собственными нервами продолжались, пока самолёт не приземлился неподалёку от Салада. Там осталось поймать попутку или взять сразу такси.
Такси стоило втридорога, особенно в декабре, почти под Рождество и, считай, в самые сугробы и заносы, но Адаму было уже настолько плевать, что он заскочил в машину и назвал адрес.
– По счётчику будет не меньше ста… – заикнулся таксист, с сомнением глядя на скуластого индейского парня.
Тот вдруг рыкнул так, что водитель подскочил на месте.
– Гони давай!..
Если бы он помнил дорогу, или как ехал, нервно цепляясь за ручку автомобильной двери… но он не помнил ни черта. Индийский божок в позе терпения трепетал круглой золотой головой на приборной панели автомобиля. Адам смотрел туда как зачарованный и вдруг поймал себя на мысли, что молится, хотя набожным не был никогда. Вся его набожность заканчивалась где-то на пороге церкви, куда идти не хотелось: лучше бегать за яблоками в соседский сад, или с мальчишками строить может быть плот, а может – типи… {?}[]
Потом он вырос, из долговязого и нескладного оформился в мышцастого и поджарого, и девчонки, выпить в баре после смены или подработать на ранчо стало куда более важным, чем пройти к высоким деревянным воротам в Царство Божие. Но, очевидно, его туда вела петлистая дорожка.
Адам молился, смотрел на фигурку Будды, который качал ему головой в дешёвом такси, и надеялся на чудо, хотя, приближаясь к Саладу, понимал, что чуда не будет. Оно не для таких как он.
Под кожей ломило кости. Он выбрался из машины, расплатился и взглянул на обычный бежевый дом с лужайкой под окнами, сейчас засыпанной снегом: один из десятка таких же, типовых и вроде бы презентабельных. В похожих домах не место девчонкам, которые трахаются с кем-то вроде него. Она теперь для них мусор, живая или мёртвая, но скорее всего – второе, потому что дверь украшена венком с чёрной лентой.
Адам прошёл по дорожке к забору и перемахнул через него, не потрудившись открыть дверцу. Снег скрипел под подошвами. Он взбежал по ступенькам на террасу и занёс кулак, чтобы постучаться… но заметил, что дом открыт, и ему на носы ботинок падают полоски света изнутри.
Адам толкнул дверь костяшками пальцев и вошёл.
Под ногами скрипнули половицы, яркий свет заставил прищуриться. Было уже три часа. В большой гостиной убрали все украшения к Рождеству, хотя баптисты и так отмечали его очень скромно.
Там на специальной подставке стоял лакированный гроб тёмного дерева со скромным букетом белых хризантем в ногах.
Те, кто пришёл почтить память Элис Талбот, клали в гроб по белому цветку, но таких нашлось мало – если судить по количеству белого на алой подушечке.
Адам видел ещё из маленькой прихожей всё, чего видеть бы не хотел: гроб, подушку, алую ткань, белые цветы, зажжённых две свечи в голове покойницы, а также её фотографию, перетянутую чёрной лентой. Всё, но не саму Элис, которая лежала в глубине. У него пересохло во рту, но казалось, что похороны эти – чистой воды фарс и обман.
Она не могла, дьявол, не могла умереть!
Все гости – ну, или почти все – были из их Церкви. Каждый знал, что Элис Талбот залетела от патлатого Каллигена, который слинял сначала в Оклахому, потом в Небраску, а затем в Эль-Пасо, и всё он кем-то там якобы работал и пудрил девчонке мозги, потому что один к одному был красножопым бездельником. Такие как он спивались или скуривались в нищете в своих лачугах, отстроенных на земле резервации. Нет и речи насчёт праведности. Он праведным быть не может по определению, он им не духовный брат, он не идёт за их лидером, он не верит в то, во что верят они, и не уважает их образ жизни. Не их он масти человек. И никогда им не будет.
Когда Каллиген явился на похороны, эффект был такой, как если бы в курятник забрался лис. Или дьявол зашёл в приход с главных дверей.
Люди молча расступились перед ним, потому что он был просто страшен. С перекошенным лицом – он ещё не знал, что это от боли, потому что раньше ничего такого не чувствовал – прошёл вперёд; кто-то замешкался убраться с его дороги, и он ударил человека плечом.
В висках стучало, что это постановка. Элис не может быть мертва. Все бы так и давали ему пройти дальше, но тут поперёк встал один из её братьев, здоровенный детина, пусть ещё и совсем молодой, но куда более крупный, чем сам Адам, и такой же рослый.
– Э, остынь, – сказал он и выставил руку вперёд так, что Адам невольно ткнулся в неё грудью. – Ты кое-что попутал, друг мой. Дверь на выход – позади.
– Можешь до неё прогуляться, – глухо бормотнул Адам. Шагнул ещё, но парень так и не отступал.
Люди притихли, смотрели на незваного гостя с непониманием, недоумением и презрением. Наверняка многие в курсе, кто он, и в курсе, что случилось – сам же Адам пока не понимал ни черта. Чтобы понять, ему нужно было увидеть Элис живой или мёртвой и во всём убедиться, потому что он не верил никому из тех, кто здесь был.
– Ты осмелился сюда прийти? – послышался голос сбоку.
Это был Клайв Талбот. Его голос Адам бы узнал сразу же. Среднего тембра, обычно спокойный и холодно-размеренный, он бы отлично подошёл для чтения проповедей. Вот только Каллигену они не требовались.
– После всего, что из-за тебя случилось, ты всё же посмел заявиться?!
– Иди к дьяволу, Талбот. – Подтянулось ещё несколько мужчин, гроб стало видно только наполовину. – Я должен её увидеть.
– Этого не будет.
Клайв выглядел как и всегда. Широкое мясистое лицо, темные волосы с проседью, зачёсанные назад, и небольшие серые глаза, очень проницательные. Жена коснулась его локтя, но он стряхнул руку.
– Развернись и уйди, Каллиген, хватит устраивать балаган. Это похороны моей дочери. Достаточно и того, что всё это случилось из-за тебя.
Адам сделал вид, что не услышал. Небрежно толкнув плечом мужчину впереди себя, попытался пройти – его не пустили. Ладно.
– Вы никогда не хотели по-хорошему, – сказал он и сам свой голос не узнал. – Вы и сейчас такие же дуболомы, какими были всю дорогу. Отойдите-ка, парни. Я не сделаю ничего, просто посмотрю.
Невысокий, но плотный юноша посуровел, встал прямо перед Адамом. И тот понял, что по-хорошему получится вряд ли. Во всяком случае, у него нет сил кого-то уговаривать. Он слишком зол на них всех, слишком их ненавидит – и ему лишь в удовольствие сделать то, что он должен сделать.
– Я предупреждаю, – медленно сказал Клайв. – Здесь есть полицейский. Подумай хорошенько, Каллиген. Повернись. И выйди. Пока я не выдвинул тебе обвинение в доведении до самоубийства моей дочери.
Это он зря.
Адам сам не помнил, как в глазах заволокло, а внутри поднялась такая ярость, что все в комнате застыли. В Саладе люди хорошо знали друг друга, но этого парня, пусть задиристого, но всегда улыбчивого, всегда добродушного, таким видели впервые – и теперь смотрели на него с испугом, как на взбесившуюся собаку.
Что-то тёмное выросло в нём, опутало жгучей ненавистью, отравило взгляд, завибрировало в злом крике. Он налетел, не думая ни о чём, на мужчин перед собой – их было пятеро – и первого кто попался под руку вырубил сразу. Тяжелая туша повалилась на пол. Адам не понял сам, как так вышло – но уже сломал нос второму.
– Прекратить! – резко выкрикнул Клайв Талбот и полез было в драку, но почти сразу остановился, бессильно сжимая кулаки. Он здорово струсил, потому что незваный и обвиноваченный гость сцепился с его сыном, а в том роста и сил было больше, чем в отце. Адам откинул парня в сторону, и тот повалил какую-то некстати подвернувшуюся женщину. Началась суматоха, кто-то закричал гневно, а кто-то – испуганно. Сынок Талбота сразу вскочил и ринулся в бой. Пока Адама метелили двое других, он навалился со спины и прихватил за кадык, чтобы мерзавец малость успокоился.
Адам врезал ему локтем под дых и толкнул очень праведного, судя по костюму, мужика с перекошенным от гнева красным лицом. И вот этот самый праведник крепко перехватил Адама поперёк туловища, а потому вместе они сладкой парочкой и рухнули прямо на гроб, подкосив опоры.
Дальше Адам помнил совсем плохо. Удар хребтом обо что-то очень жёсткое, такой, что искры из глаз посыпались. Обидчик отстал, когда Каллиген опустил кулак ему на лицо – раза три-четыре. В общей панике и криках чувствовал, как его хватают сзади за волосы и куртку. Повернулся, взглянул вниз и обомлел.
Элис была взаправду мертва. Её лицо оказалось прямо перед ним. Похороны и впрямь превратились в фарс, но из-за него. Он до последнего не верил, что её больше нет – но вот она, правда.
Элис лежала в гробу с закрытыми глазами, и вышло так, что вниз головой: сам гроб упал с подставки. Золотистые волосы разметались по плечам, хотя их покрыли лаком так, что они глянцево блестели, словно пластиковые.
Клайв выл и брызгал слюной, его можно было понять, он – убитый горем отец. Его держали другие люди, чтоб он не бросился на сволочь, из-за которой случилось всё это. И даже похоронить дочь по-человечески он не смог – тоже из-за него.
Но мать Элис стояла в стороне, и в остекленелых глазах её были слёзы. Она смотрела, как Каллиген неловко поднялся и вместе с собой поднял ещё и гроб. Элис перестукнулась в нём, как кукла в коробке.
Адам поставил опоры, придерживая гроб плечом. Кто-то из парней полез к нему снова драться, но тут послышался зычный властный голос со стороны распахнутой входной двери:
– Ну-ка, немедленно прекратить!
Руки мигом отпустили одежду, волосы и самого Адама, который был уже изрядно исцарапан и умудрился набить шишку над бровью. Ему, конечно, намяли бока, но лицо у него не было залито кровью, как у двух других участников потасовки. Один и вовсе валялся без сознания. Ещё двоих он поколотил так, что лица быстро раздулись, как баскетбольные мячи.
На пороге стоял шериф с помощником, позади него маячил очень бледный Теодор. Он мял в руке шапку и зажёгся багровым румянцем, когда увидел, что братец стоит в обнимку с гробом и безразлично смотрит на него и на полицию в том числе.
– Он заявился в дом! Проник! Я никогда… – пятнами пошёл Клайв. – Он убийца, из-за него Элисон больше нет! А теперь ещё и это!
– ТИШИНА!
Шериф Пенбли рявкнул, и Талбот сразу замолчал. Пенбли обвёл строгим взглядом всех в комнате, подкрутил кончик седых усов.
– Если никто из вас не желает закончить этот день за решёткой, а я могу вам устроить каждому по пятнадцать суток, имейте в виду – лучше закрыть рты и сделать вид, что здесь всё тихо, как…
Он едва не ляпнул «как на кладбище», но сдержался, поджав губы.
– Теперь ты, кулаки ярости, – кивнул он главному зачинщику драки. – Каллиген. На выход.
У того в глазах что-то блеснуло, он дёрнул головой.
– Я поставлю гроб и уйду. – Это звучало почти как ультиматум. – Я сюда пришёл только за этим. Я не хотел драться.
Врёшь, очень хотел. Ты про себя знал, что она мертва, и шёл, чтобы отметелить этих ублюдков. А особенно – её блядского папашу.
– Хорошо, сынок, – спокойно ответил шериф. Ему показалось, что парень просто не в себе, очень зажатый, скованный и напряжённый. Сам почти убитый. – Ставь, прощайся. И выходи.
– Я против!.. – расширил глаза Клайв, но шериф зыркнул на него.
– Я всё сказал, мистер Талбот. Каллиген, у тебя минута.
Минуты ему не хватило бы, но не хватило бы и часа. Сначала нужно поправить то, что он натворил.
Адам поставил гроб на поднятые опоры и убрал от него руки, потому что ужасно боялся испортить что-то снова. Всё равно они дрожали так, что ни к дьяволу, а костяшки он разбил до крови. Это только в кино показывают, что носы ломают без вреда тому, кто это делает. Ни черта подобного.
– Сынок, – напомнил о себе шериф. Адам кивнул.
Он хотел бы сказать что-нибудь красивое и хорошее, но в горле вспучился огромный ком, который придушил все невысказанные слова. Он вспоминал каждое их прикосновение, улыбку и объятие, вообще всё, даже дурацкое знакомство на церковной ярмарке, куда Адама занесло по каким-то неведомым причинам. Он скупил тогда все самодельные свечи у Элис. Они даже пылились где-то дома, ни разу не зажжённые.
Люди вокруг ждали, что он скажет. Но он так и не выдавил ничего. Очень незаметно коснулся её руки, но ему показалось, что он дотронулся до манекена. Дух давно покинул это тело. Адам молча и быстро стянул с пальца серебряное кольцо, которое Элис никогда не снимала. Его подарили ей на пятнадцатилетие. Сколько Адам её знал, столько она это кольцо носила.
