Текст книги "Hunters and Victims (СИ)"
Автор книги: Sascha_Forever_21
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 68 страниц)
Вик тяжело дышал. Несладко ему было затянутым так туго, но он терпел, пусть лицо и блестело от пота. Другие гости с интересом смотрели за тем, что происходит, а некоторые индейцы взялись за музыкальные инструменты, которые они, оказывается, привезли с собой.
Там были и барабаны, большие и малые: представляли они из себя оленью мягкую кожу, натянутую на горшок. В руках у других появилась антара – некое подобие продольной флейты пана из множества трубок. Я заметила бубны и погремушки из высушенных тыкв, искусно расписанные радугой красок. Были у них ударные доски с вырезанными парящими птицами, погремушки, сделанные из старых на вид рогов – я изумилась, когда мне шепнули, что это передающиеся из поколение в поколение бизоньи рога, а также множество бубнов, сделанных в виде ворона.
Из чего только не было там погремушек! Индейцы надевали на запястье оленьи копытца, морские ракушки и гроздья ореховых скорлупок. Кто-то даже держал в руках высушенные хвосты гремучей змеи, при малейшем движении издававшие оглушительный, зловещий треск. Женщины усаживались в круг с тёрками, по которым поводить надо было костью. У одной женщина в руках была толстая трубчатая палка с пересыпающимися внутри песчинками: эта штука называлась нака-ата, и имитировала она шум дождя. А вот другой мужчина держал любопытную штуку, называлось это стонущее дерево – продолговатая дощечка на кожаном шнурке. Её нужно было раскручивать, подражая шуму ветра в каньоне.
Другие держали при себе свистки из костей цапли и тростниковые флейты. Как пояснила мне та женщина, свистки нужны были не для музыки, а для мистической связи с духами. Это бы не просто музыкальный инструмент – священный объект. Двое мужчин взяли в губы свистки, сделанные из полых врановых костей, ещё двое – из лебяжьих. Они свистнули, и с губ их сорвались птичьи крики, отчего я вздрогнула. Аарон тоже сел в круг, в его губах был свисток из орлиной кости, и когда крикнул среди тишины этот грозный хищник, всё ожило, индейцы потянули белых сесть рядом с собой. Все должны были участвовать в ритуале, даже наши официанты и весь персонал, изумлённо переглядывающийся друг с другом.
Они сели с музыкальными луками, пощипывая несколько струн и издавая мелодичные звуки наподобие арфы.
На бёдра Вику надели словно поножи ремни, украшенные перьями ворона. Стянули такими же запястья, закатав рукава рубашки.
Wayllunakusun / Albdorada del Inka
Барабаны задали ритм. Медленно, неуклонно, они многоголосо наполняли воздух ударами и звучанием, подобным биению сердца. Множества сердец. И мужской хор, ведомый одним солистом – сравнительно невысоким, смуглым и уже не столь молодым мужчиной в чёрной куртке с нарисованным на спине вороном – подхватил песню кемонихей.
– Выходи в круг, – шепнула мне женщина, усаживаясь за моей спиной на песок. – Смелее! Кархаконхашикоба всё покажет.
Инструменты зазвучали воедино, постукивали, кликали птицами, шумели и переливались ветром и струнами. То короткий звон, словно хрусталь бьётся о камень… то стрёкот дятла о древесный ствол… всё густо окутало круг своим звучанием, и хлопки ладоней – смуглых и белых – подхватило музыку без хора. А затем грянули и голоса.
Вчера я плакал,когда никто не видел меня.
Я застыла, глядя на то, как под ритмичные хлопки и удары барабанов Вик, озарённый пламенем, обходит круг, двигаясь легко, точно танцует. Он и вправду танцевал.
Я плакал, ощущая себя одиноким.И я чувствовал боль,когда вспоминал тебя, любовь моя.
Я неотрывно наблюдала за тем, как он сужает круг под крик цапли, под крик ворона. Чёрные перья гладко стелились по белой рубашке, и лицо, точно умытое кровью, было древним и строгим. Ни тени улыбки не скользнуло на нём, когда он, изящно рисуя носком обуви по песку линию, откинулся назад, едва не касаясь головой песка.
Где мое сердце?Где мои глаза?Они наполнены печалью.
Этот день наполнен счастьем, но индейцы верят, что и смертью – тоже. Девушка уходит во взрослый мир, теперь она принадлежит и ей принадлежат. И Ворон, чёрный вестник смерти, незримо кружит над головой наречённых, напоминая: однажды вас постигнет разлука. А потому радуйтесь как в последний раз, любите друг друга как никогда не любили.
Ворон, Ворон,Сбереги мою любимую в стране тысячи печалей,Отведи меня к ней.
Приблизившись ко мне, Вик под эхом поющие голоса обвил мою талию рукой и положил мою ладонь себе на ребро. Плавно двигаясь, мы словно две птицы закружились друг вокруг друга, и он склонил лоб мне на макушку, тяжело дыша. Ему было так нелегко двигаться в этой перетяжке, и я сжала пальцы чуть крепче, чтобы он почувствовал меня и мою жалость.
А затем он выскользнул из моих рук, ловко поднырнул под них, мощно прыгнул параллельно песку, так легко, словно ему это ничего не стоило. Перед ним в песок вонзился нож, брошенный чьей-то рукой. Движение – и Вик вынул его. Лезвие стало продолжением его руки. Прогнувшись в спине и гибко потянувшись назад, он изогнулся, ловко, как дикий кот – и в следующий миг уже прыгнул, переворачивая тело в воздухе и танцуя. Нож чертил круг, а в центре него была я. И только завершив его, Вик коротко припал на колено, всаживая лезвие в песок и подымаясь. Он кружился, и с каждым вращением и сильным прыжком плясали чёрные перья. Музыка вводила в транс, дым от костром, дым от трав и букетов, которые индейцы кидали в огонь, будоражила воображение.
А затем Вик скользнул ко мне, сплетая наши руки в запястьях и перекрещивая их.
Аарон поднялся со своего места, и в его пальцах появилась широкая алая лента. Ею он обвязал наши пальцы, скрепил запястья и перетянул руки, соединяя нас особым узлом.
Музыка стихала, звучала далёким эхом над водой. Под ритмичные удары ладоней и ритм барабанов, под пение флейт и треск погремушек мы кружились, я и моя смерть. Мы неотрывно смотрели в лица друг друга. Серые глаза гасли в карих, и мне казалось, что на этот бесконечный миг мы с ним стали больше единым целым, чем когда-либо ещё.
Я отыщу тебя в долине призраков, Я обовью тебя руками и спрячу под крыльями ворона:Оживи меня, убитого. Оживи меня…
Поцелуи и объятия. Похлопывания множества рук. Горящие глаза, заплаканные лица. Люди, впечатлённые индейским обрядом, остались там, на берегу, и пока нас никто не хватился, попрощавшись лишь с самыми близкими, мы с Виком тихо ушли.
Он поднялся со мной под сень деревьев и повёл не в сторону старых трейлеров, где стоял также дом Адсилы, а в лес. В тот самый лес, где однажды на нас с ним напал маньяк из мира Сущности.
Теперь же Вик шёл не боясь, крепко держал меня за руку и молчал. Я молчала тоже: после танца говорить не хотелось. На наших лицах и телах всё ещё была краска, а в ноздрях витал дым костра и трав. Овеянный им, Вик и сейчас словно нёс на свои плечах и в волосах обрывки седого тумана, и мне пришлось моргнуть, чтобы это видение исчезло.
Он шёл и шёл, а я неустанно следовала за ним. Наши руки были всё ещё сплетены алой лентой. Вик ни разу не повернулся ко мне, лишь крепко сжимал мою руку в своей, и мне на какую-то долю секунды начало казаться, что он заводит меня всё глубже в лес…
Кругом потемнело, чёрные деревья выросли огромными, угрожающими фигурами. Наверняка ни один человек со свадьбы не знал, куда мы пошли: все думали, к машине. Я невольно содрогнулась от мысли о том, что мы здесь совершенно одни.
А затем между деревьев проступил слабый свет, и мы с Виком вышли на небольшую поляну в окружении высоких деревьев, овеянных кружевной листвой.
– Что это?.. – тихо спросила я, растерянно глядя на большой плоский камень, накрытый неожиданно толстой палево-серой шкурой. В траве в стеклянных высоких стаканах горели свечи, множество свечей. Карминово-красный порошок окружал камень кольцом, а в деревьях звенели и блестели хрустальные ветерки…
– Это кемонихей, – просто ответил Вик, повернувшись наконец ко мне. Лицо его было спокойно, глаза заворожённо глядели на меня… и сквозь меня вместе с тем.
Он подвёл меня к камню, осторожно придержал за руки, переступив алую черту.
– Зачем она?
– Чтобы ты была в безопасности, – кратко ответил Вик и слабо улыбнулся, присев на валун. – Чикала… прости, что попрошу.
Он приподнял брючину, и я вообще не удивилась, когда на лодыжке у него обнаружила ремешок с креплением для ножа. Сам нож он снял и вручил мне в руку.
– Разрежь эти чёртовы бинты.
Лезвие срезало одну чёрную ленту, другую. Я старалась быть аккуратнее и не порезать его. И когда наконец этот тугой корсет с хитрой перевязью упал в высокую траву, Вик глубоко вздохнул.
Я мягко обняла его за шею и позволила прижаться лбом к своему животу, поглаживая по волосам. И когда он скользнул руками с талии ниже, подхватив меня под бёдра, не удивилась, словно была готова к этому.
Не нужно было говорить ничего лишнего: обряд начался. Я тревожно застыла, когда он с неожиданной ловкостью проскочил пальцами по жемчужным пуговкам на спине платья, расстёгивая их – одну за другой. И под кружевом грубоватые, мозолистые руки коснулись нежной кожи между лопаток, а губы сомкнулись на груди поверх сердца, целуя и плавно прихватывая тонкую сетку. Одно движение за другим, и он плавно освободил меня от верха платья, стянув его с плеч и вынув руки. Я не могла сопротивляться – не могла и не хотела. И поддавшись мужу, сжала в ладонях его предплечья, поглаживая их и чувствуя, как мышцы медленно наливаются под каждым прикосновением.
Пуговицы на воротнике рубашки были тугими, но дальше расстёгивать их было легче. Освобождая его от одежды, я чувствовала, что слова будут лишними, даже если я скажу главные – как по-особенному он хорош этой ночью. Каждый изгиб тела и мышцы под кожей, двигался он или замирал, подчёркивались алыми узорами, нанесёнными для обряда. Коснувшись краски, я озадачено посмотрела на свою ладонь. Не стёрлась.
– Нам придётся попотеть, чтобы её стереть, – словно прочёл мои мысли Вик.
Платье упало в траву, и я задышала глубже – из-за ночной прохлады, из-за воздуха на обнажённой коже, из-за его обжигающего взгляда. Вик с добродушной улыбкой присел передо мной на колено, расшнуровывая обувь и аккуратно избавляя от неё. Рукой растер усталую ступню, взялся за другую ногу.
W/O U / GEMS
Не сказав мне ни слова, он улыбнулся и осторожно опрокинул меня на камень, заставив лечь на спину и не снимая пока белья. По алым полосам на моём теле прошёлся кончик влажного языка, от рёбер и выше, до ключиц. Я согнула в колене одну ногу, принимая мужа ближе и позволяя ему налечь на себя. Плотно, тяжело, весомо – но приятно до судорожной боли в пальцах рук и ног. Не касаясь моих губ, он поцеловал меня в шею, зарываясь в ложбинку за ухом носом и медленно кусая. Я растерялась, обхватив его за спину одной рукой и потихоньку освобождая от брючного ремня другой. Хотелось на короткое мгновение вцепиться в него и не отпускать, но он уже скользнул ниже, согревая дыханием грудь и искусно лаская её.
Когда моя рука нетерпеливо сорвала пряжку ремня и нырнула в тёплую тесноту ширинки, он лишь коротко простонал – но снова не сказал ничего. Когда мои пальцы прокатились от влажной головки ниже, тонко чувствуя каждую воспалённо пульсирующую вену, он лишь крепче обнял меня руками за талию и под спину, вжимая себе в обнажённую грудь. Но он так же быстро выскользнул из моих рук и, оставляя легкие поцелуи всё ниже… на рёбрах… на животе… в чашечке пупка… в самом низу… отогнул хитрое сплетение тонких ремешков и светлый, крошечный кусочек ткани белья.
Лес будоражил чувства, небо над головой дышало бездной, а ночь вскрикнуло охотящейся совой – и моим дрожащим стоном. Обняв коленями его плечи, я прогнулась в спине навстречу нежной ласке, будоражащей моё ответное желание. Целуя внизу губы и неглубоко прокатываясь языком, он не ставил целью довести меня до финала – только раскрыться и поддаться, задышать ровнее и спокойнее. Расслабив запястье, я уронила то, что было связано с его – лентой, на шкуру, второе завела ему в косу. Лодыжку жгло твёрдым пахом, я чувствовала, что он хочет, но готовит меня к этому, медленно и постепенно заставляя всё больше погружаться в ласку, как в сладкую дрёму.
И думая о том, что это должно свершиться, я уже не волновалась. Без нервного трепета, без благоговейного вздоха, как нечто естественное и желанное, я раскрыла ноги чуть шире и потянула Вика ближе к себе и выше – на себя.
А затем между деревьев я заметила их. Чудовищные, жуткие, огромные силуэты с длинными конечностями, и белеющие головы-черепа, увенчанные рогами, точно коронами. Вендиго, бесплотные духи леса, тень голода. Их было трое, и все трое – пара поистине огромных и один поменьше – смотрели неотрывно на нашу пару, но приблизиться боялись.
– Что они здесь делают? – не без страха спросила я, выдыхая. Вик покачал головой.
– Не хотел тебя пугать… – усмехнулся он, расправляя плечи. – Но они были здесь всё время.
Странные чувства меня посетили. Я хотела остановиться, не желая, чтобы они смотрели, но в то же время ощутила резкое, вязкое возбуждение.
Вик не спешил, раздеваясь полностью. Странно, но нагота сейчас не смущала меня: удобно устроившись на камне, не чувствуя его жёсткости и остроты благодаря косматому меху, я смотрела на любимое лицо, озарённое слабым светом свечей, и немного удивилась, когда он протянул мне руки и помог встать босыми ногами в траву, а сам занял моё место.
– У нас не принято так, – сказал он хрипловато и сразу пояснил. – Женщине нельзя быть внизу. Особенно впервые.
– Даже если очень хочется? – в животе и ниже остро разлилось и заныло желание ощутить поверх себя мужскую тяжесть, но Вик был непреклонен.
– Дурная примета. Иди ко мне.
Я немного заволновалась, когда он лёг на спину, как всегда – большой, крепкий и вместе с тем удивительно изящный и гармонично слаженный. Руками скользнула по широкой груди, нашла шрам на левом плече
тогда я плакала на нём же, в лагере, помнит ли он?
и села поверх бёдер, пропуская между своих – член и немного растерявшись. Вик всё взял в свои руки.
Чудовища всё ещё были здесь, и лес звенел кронами, но всё теряло остроту, оставляя лишь место мне и ему.
Короткая, непринуждённая ласка стёрла моё смущение. Уложив меня себе на грудь, он медленно нежил лицо и шею, считал пальцами каждый позвонок и гладил рёбра. И он не остановился, пока до костей не пронзило желанием опуститься поверх него.
Моего взгляда было достаточно: он прекрасно понял меня даже в молчании. Встав на колени и приподнявшись, я ощутила его руки на бёдрах. Моё запястья потянуло перевязанной лентой, а кожи коснулось холодное золотое кольцо на пальце Вика. Он не приподнялся на локте, не прекращая тихую ласку, и с поцелуем у себя на сердце я осторожно села на него и выдохнула.
Он вошёл неожиданно влажно и гладко, скользнул внутрь – не больно, но чувствительно. И когда на секунду мне почудилось, что головка упёрлась в кость, Вик опустил меня ещё ниже и толкнулся сам.
Преграда исчезла, и я схватила губами воздух в растерянности, что это случилось так быстро и неожиданно. Но он лишь теснее вжался в меня, остановив любое движение внутри, и посмотрел потемневшими глазами в мои:
– Всё хорошо?
– Да…
Этот, первый, раз не был длинным. Он чувствовал, что телу нужна была передышка и осознание, и прокатился во мне ещё пару раз, выйдя и тут же задрожав. Я крепко сплела наши пальцы, приподняла его руку, так, что он закинул её за голову. Чувствуя прохладный ветер на мокрой от пота коже, провела по проступившим венам пальцами и коротко улыбнулась.
– Вот и всё? – тихо спросила я.
– Вот и всё, – эхом откликнулся он, обняв и устраивая рядом с собой.
В нашем каменном ложе было тепло и уютно. Мы лежали, вслушиваясь в совиный клич между деревьев. В стрёкот ночных насекомых. Всматриваясь в кружевное покрывало листвы над нашими головами. И в звёздный ковёр далеко в небе.
На ветку над нами, коротко каркнув, опустился, подпрыгнув, ещё один охотник – ворон с чёрными перьями и лаковым клювом. Он слетел с дерева так же быстро, как приземлился, и исчез в чернильной мгле.
Поглаживая мужа по подрагивающему животу и уложив щёку ему на плечо, я с удовольствием слушала, как он умолял Аарона приехать к нам на свадьбу. Послал ему не меньше пятнадцати писем и раздобыл телефонный номер. Тот удивился, узнав, что у брата есть сын…
Нас клонило в сон, но в объятиях друг друга мы выспимся ещё за целую жизнь. Эту ночь мы оба хотели продолжить – и помогая уже ему снова ощутить желание, я всё же настояла на том, чтобы он побыл поверх меня.
Сколько времени прошло? Его мы не считали, но свечи в плошках почти погасли. За ласками и коротким отдыхом ночь перевалила за половину, когда в предрассветной, особенно тихой мгле ветерки зазвенели тревожными голосами, а деревья проредил седой туман…
Вик остановился, замер поверх меня, вплетая пальцы в тёмные волосы.
– Всё хорошо?
Он был во мне и застыл снова, не двигаясь и тревожно озираясь. Но кругом было тихо… только лес танцевал под ветром кронами. И мягко улыбнувшись, Вик погладил мой подбородок, с нежностью глядя сверху вниз:
– Да, чикала. Теперь всё хорошо. Просто хотел сказать, как сильно тебя люблю.
Я прикрыла глаза, прильнула щекой к его ладони, обняв за талию ногами и чувствуя биение сердца и пульсацию тел – его в моём. И коснувшись поцелуем его руки, я не знала, что это будет последним, что мы ощутим в этом мире, кроме боли.
Деревья развернулись вмиг за его спиной ворохом гигантских паучьих ног, листва проредилась и осыпалась на наши плечи. Паук шагнул навстречу своими уродливыми конечностями, всё остальное пряталось в тумане. И Вик, с ужасом расширив глаза, осознал это за ту же долю секунды, что и я – но было очень поздно.
Кто-то расставил нам ловушку, в которую мы попались. И увязнув в паучьей сети, оба стали добычей Сущности.
Чёрная обсидиановая лапа прошибла его грудь, выглянув наружу из рваной кровавой раны. Мой крик словно отзвучал отдельно от меня – а руки, не повинуясь оцепеневшему от страха сознанию, впились в его талию, не отпуская. Его кровь брызгами легла мне на грудь и лицо, и в глазах вскипели горячие слёзы.
Лапа согнулась в сочленении, рванула выше, так, что коготь полоснул в груди, глубже и шире раскраивая её, и Вик коротко застонал, в неверии шепнул:
– Нет…
Нас разлучали, разрывали, уволакивали друг от друга. Я не знала, что второй коготь притаился за моей спиной, но смотрела, как его спелёнывает ещё несколько чудовищно огромных лап – а в лесу, неспособные подойти к нашему кругу, очерченному оберегами, стонут на разные голоса и горестно шепчут вендиго.
– Нет…
Он не мог смириться с тем, что это конец. Лента порвалась и лопнула, соскочила с моей руки, и я захлебнулась слезами, качая головой, когда он исчез в клубке паучьих лап, лишь протягивая ко мне руку.
– Н-н…
Тени накрыли густой пеленой моё лицо, и глядя в сизое небо, покрытое ковром тумана, задувшего свечи, я глотала злые слёзы, не веря, что всё случилось именно так, как мы боялись.
Мгла опустилась на меня, и когда боль разорвала тело, познавшее этой ночью власть и негу обладания любимым человеком, я сожалела лишь об одном. Что каждая минута с ним не была доведена до исступления, ведь мы наивно думали, что у нас всё впереди.
И когда потную кожу, хранившую следы его прикосновений, разорвал чёрный коготь, я погрузилась в благословенную боль.
====== По следам из птичьих перьев ======
Комментарий к По следам из птичьих перьев Друзья, мы выходим на финишную прямую.
Арт с вендиго, он прекрасен: https://vk.com/wall-170410898_3772
Приятного чтения!
Тридцать один год назад. Вудсборо.
Эта весна была очень холодной. Обычно в конце марта снег уже должен стаять, земля – обнажиться, а деревья – стряхнуть грязный иней и сосульки. Но небо не прекращало сыпать сырым снегопадом, телевизор барахлил, а по нему в новостях передавали прогноз погоды. Он был неутешителен: последнюю неделю марта тоже обещали снежной.
– Селена! Передай мистеру Лоу, что это в кредит, хорошо?
Нет ответа.
– Селена!
– Ладно, мам.
Она стремительно выбежала из дома, запахивая пальто прямо на ходу. Черные волосы были убраны под берет низким узлом. Она слишком торопилась и случайно влетела каблуком ботинка в тонкий лёд, вымочив у них нос в холодной воде. Ругнувшись сквозь зубы, перехватила удобнее сумочку…
– Я всё слышала. Не сквернословь. – Раздался ехидный голос за закрытой дверью.
– Господи, мама! – закатила Селена глаза.
У них был маленький фольксваген-жук, красной краски. Уже не первой свежести. И рычащий, будто целый внедорожник. Подцепив хромированную ручку, Селена открыла дверцу и нырнула на водительское место.
Путь ей предстоял не очень близкий: к хозяйству мистера Лоу, у которого Адсила покупала по сходной цене мясо и сезонные овощи. Он, в отличие от супермаркетов, давал кредиты, если у миссис Каллиген были временные затруднения в деньгах. А она всегда исправно платила и даже добавляла к цене какой-то процент в знак благодарности, хотя Сэм не брал этот процент. Брала только его жена, Мэрилин. Это было взаимовыгодно, и Сэм Лоу вдобавок был её другом детства. А друзья своих в беде не бросают.
Вудсборо весной казался серым и печальным. Небо нависло над горизонтом, плоские тучи гнал колючий ветер. Джинсы и пальто не спасли бы от холода, даже в двери машины сквозило. Селена, изящно, скорее по привычке, поправила длинную чёлку и подумала, на месте ли сегодня сын Сэма, Кайл. Он ей уже давно нравился.
Красивый, высокий, сильный, пусть и белый, с ошеломительно добродушными зелёными глазами. Селена улыбнулась уголками губ, вспоминая, как ещё зимой он намекал ей на кино. Может, на этой он будет чуть более настойчив?
Дорога вилась лентой, Селена переехала небольшой мост, перекинутый через реку Себойс, и очень скоро за сухими вётлами увидела ещё заснеженные поля с чёрными участками стаявшей земли, а ближе к дороге – большое хозяйство, дом и несколько дворовых построек.
Она свернула на побочную дорогу, машина подпрыгнула на колдобине и затряслась на кочках. Очень скоро она проехала загон для овец и ворота со столбиками, а значит – очутилась на ферме. Вот и славно. Селена любила вне зависимости от своего желания влипать в разные неприятности… которые потом её подружки с завистью называли «приключениями», а Адсила говорила, что дочь «дурью мается», но всегда улыбалась при этом. Сама Селена просто считала себя не слишком везучей.
Она остановила «жук» у большого, крепкого дома, явно зажиточного, и заглушила мотор. Под ногами всё было вымощено дорожками из каменной плитки, по клумбам снег развезло с чёрной земляной кашей. Селена осмотрелась в поисках хозяев и сразу наткнулась глазами на Мэрилин Лоу, женщину около сорока. Но выглядела она даже старше Адсилы, хотя той к сорока нужно было ещё пять прибавить.
– Доброе утро, миссис Лоу! – поздоровалась громко Селена.
Сначала та словно не обратила на девушку внимания. Ей Каллигены были как кость поперёк горла. Конечно, кому понравится, когда продуктами закупаются без моментальной оплаты? Она иногда забывала, что Адсила раз вылечила Кайла от припадков.
Врачи из Вудсборо, Бангора и Вэспойта говорили, что у него эпилепсия. Приступы были очень плохие: его трясло и колотило белой пеной, он задыхался, появился нервный тик. Таких вот припадков могло случиться до восьми на дню, и вскоре оба родителя только и делали что сидели близ сына. Всё постепенно приходило в упадок и негодность, потому что собственное хозяйство всегда требует огромного личного участия.
Тогда Сэм, зная, что Адсила врачует, предложил свезти к ней Кайла.
– И что она будет делать? – горько ухмыльнулась уже ни во что не верящая Мэрилин. – Будет курить ему в лицо травы? Позвонит в колокольчик?
– Если это поможет, – твёрдо сказал Сэм, – не всё ли тебе равно?
К индианке в её скромный, но чистый и уютный дом близ озера мальчика повезли уже отчаявшись. Адсила вообще-то ничего не сделала тогда, не было ни колокольчиков, ни шаманских песнопений.
Только посмотрела на Кайла, напоила его чаем и шоколадным кексом, пообщалась с родителями и отпустила мальчишку играть с дочкой во дворе.
– У него нет никакой эпилепсии, – сразу сказала она, закинув ногу на ногу в своём кресле.
Мэрилин верила в официальную медицину, и потому с сомнением покачала головой в ответ на эти слова, поджав губы.
– По всем признакам это эпилепсия. Загляните в любой медицинский справочник – и это, вот это номер, снова эпилепсия! – раздражилась она.
– Может быть, – не стала спорить Адсила и невозмутимо отпила чай. – Но я вам своё мнение сказала.
– А что же с ним тогда?
Сэм пока молчал, внимательно слушая индианку. Адсила аккуратно поправила на плечах чёрные густые волосы и неторопливо предложила всем ещё кекс.
– Он у вас падал с высоты?
Сэм развёл руками.
– Мальчишка, он везде лазает, прыгает. Конечно падал, и не раз. И со скирда разок сиганул в стог поменьше. И с дерева упал этим летом.
– Да он по сто раз на дню раньше падал.
– У него проблема в спине, – пожала плечами Адсила. – Я даже покажу, где, когда он вернётся.
И правда, когда Кайл, набегавшийся и румяный, влетел по десятому зову раздражённой матери в дом, держа за руку смуглую индейскую девчонку, и оба они, чумазые и благоухающие крапивой, предстали перед взрослыми, Адсила ловко поймала мальчика и метко стукнула его выше лопаток, а затем дала короткую затрещину.
– Да что вы творите такое?! – закричала Мэрилин, взбешённая, что с её сыном так поступают. – Это просто безобразие и кошмар, Сэм, какого черта мы приехали сюда и пили этот дурацкий чай с этими дурацкими кексами?! Я не узнала ничего о ребёнке, так теперь его ещё мне калечат!
– Я не калечила, миссис Лоу, – сказала Адсила мягко.
Но Мэрилин уже была как смерч. Она схватила за руку мальчишку и умчалась прочь из домика, рявкнув, что при новом приступе подаст на Адсилу в суд за избиение больного ребёнка.
На Сэма было тяжело смотреть, когда он побитой собакой побрел за женой, одними глазами извиняясь перед Адсилой.
Больше у Кайла Лоу не было ни одного приступа. А у Адсилы появился Фольксваген-жук, подарок от благодарных родителей.
Селена мельком вспомнила ту историю. Она-то не знала толком, в чём там было дело с Кайлом, но недовольно скривилась в ответ на такое же неодобрение на лице Мэрилин Лоу.
Она ещё не знала, что Сэм Лоу когда-то давно ухлёстывал за Адсилой, но мама ему отказала, выйдя замуж за Эрика Каллигена, тоже индейца, как она сама.
Мэрилин ушла в дом, и Селена разочарованно проводила её глазами: если так, то придется долго ждать ответа. Как вдруг сбоку раздался веселый голос:
– Салли?
– Кайл!
Парень и девушка очень обрадовались друг другу и сразу сошлись поближе. Кайл был одет в чистую куртку, синюю рубашку и рабочий комбинезон, в руках держал вилы. Он прислонил их к стене дома и, отряхнув руки, раскрыл объятия.
Селена охотно обвила за талию старого друга. Взъерошила ему каштановые курчавые волосы.
– Ты так вырос!
– С прошлого-то месяца! – подхватил он, и оба засмеялись.
Кайл знал, зачем к ним приехала Селена, и сразу повёл её к отцу.
– Он на дальнем участке у поля, – махнул он рукой. – Рассчитывает работника.
– Вы теперь берёте больше рабочих?
– Нас двоих и общего штата уже маловато, чтоб вести хозяйство, – пожал плечами Кайл. – Этот вроде бы смышлёным оказался, с отцом сработался…
– А с тобой? – хитро улыбнулась Селена. Парень лишь покачал головой.
– Да я… да не особо. Короче, он всё равно бы не остался надолго, говорит, тут проездом. И все так. Никто не остаётся в Вудсборо.
– Я тоже здесь не останусь, – сказала Селена, – я уже подала заявление в художественное училище в Мидвиче.
– И что ты, уедешь в Мидвич?.. – запнулся вдруг Кайл, удивленно глядя на неё. В зеленых глазах появилось странное разочарование.
– Почему нет? Там здорово! Я всегда хотела учиться. Хотела рисовать. Там мне дадут больше знаний, и у меня больше шансов устроиться куда-то…
Закончить она не успела.
Они прошли мимо высокого амбара и тяжело гружёной стогами телеги. У плетня, ограждающего поле от двора, застыл мистер Лоу в шляпе и куртке. Рядом с ним, сунув руки в карманы расстёгнутой дублёнки, стоял работник, и Селена удивилась, поняв, что он тоже индеец.
Волосы – длинные и иссиня-чёрные, ложились на спину, связанные в хвост. Он носил на голове видавшую виды чёрную шапку, которая придавала ему схожесть с явно криминальным типом. Довершали образ высокий рост и крепкое, спортивное телосложение, а ещё – очень мрачный вид. Селена решила про себя, что от этого персонажа лучше держаться подальше.
– Спасибо, что выручил нас, Кит, – сказал мистер Лоу и пожал смуглую руку.
Хмурый парень по имени Кит только кивнул.
– Там Джонни уезжает в город на фургоне, если хочешь, он тебя подбросит, – предложил немного смущённо мистер Лоу. Молчаливый Кит, не отпуская его руки, снова тряхнул её с особым чувством, а потом наконец порысил за амбар.
Лишь мельком он взглянул на Селену. Мельком – но цепко: от макушки до пят с заинтересованным прищуром. А затем поспешил прочь – и был таков…
… Селена и Кайл уговорились встретиться на этих выходных, в субботний или воскресный вечер – там созвонятся – у кинотеатра ZIEGFELD THEATRE. Вместе в кино они ходили не раз и не два, кто-то из её подружек в Вудсборо подшучивал, что Кайл вполне не прочь с ней погулять, и не приятельски. Селене нравился этот улыбчивый парень с каштановыми непослушными волосами и фермерским загаром. Он казался простым и понятным, она дружила с ним почти столько, сколько себя помнила.
Её красота из простой и тонкой обещала однажды стать исключительной. Мать не раз говорила ей об этом, предупреждая, чтобы дочь держалась подальше от тех мужчин, кто захочет обладать этой самой красотой.
Селена знала про себя, что она невероятно хороша, и знала также, что парни из старшей школы всю дорогу ухлёстывали за ней, чтобы добиться её расположения и поразвлечься с одной из самых красивых девчонок в округе. Школу она закончила, готовилась к новой жизни вдали от Вудсборо и не собиралась здесь заводить себе парня, чтобы страдать по нему в Мидвиче. Но против короткого флирта и ни к чему не обязывающих прогулок с другом она ничего не имела.
Мистер Лоу с готовностью выписал ей очередной кредит (в дополнение к предыдущему). Когда Селена оплатила часть прошлого, ей показалось, некоторые продукты из списка мужчина вычеркнул… но спорить с ним она не стала и порадовалась про себя лишней десятке.
Тепло обнявшись напоследок с Кайлом и улыбнувшись, когда он взлохматил ей волосы, девушка весело подбежала к фольксвагену и укрылась в нём от сыпящего снега. Кажется, небо снова прохудилось, и теперь всё покрывалось новым слоем снежинок, словно пирог глазурью. Вот только настроение было весенним, а не рождественским, и уставшие от холода и зимы люди совсем не обрадовались снегу.
