Текст книги "Hunters and Victims (СИ)"

Автор книги: Sascha_Forever_21

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 68 страниц)

Она говорила размеренно и тихо, словно убаюкивая сама себя. Двинулась медленно к дому, опираясь о трость, и, дойдя до скамьи у куста гортензии, опустилась на неё с громким вздохом.

– Присядь рядышком, – похлопала она морщинистой смуглой рукой по сиденью.

Я робко подошла, не зная, как сообщить ей ужасную новость. Старушка дышала на ладан, и совсем добивать её историей, как на Вика напали, очень не хотелось, но у него больше никого нет… судя по реакции матери, которой сын оказался не нужен.

Хрустнув веточкой под кроссовком, я села рядом с женщиной, но на почтительном расстоянии от неё, и, сложив руки на коленях, замешкалась. Сама же она выжидающе на меня смотрела, всё ещё опираясь на трость, и мне пришлось начать:

– Миссис Каллиген…

– Зови меня просто Аделаида, – махнула она рукой и добавила. – Или Адсила, как тебе угодно… Суть одна и та же, имя есть отражение внутреннего духа. Просто одно дано мне мирским, а другое – внутренним.

– Хорошо, Аделаида… – осторожно кивнула я и вздохнула, на секунду задумавшись, есть ли у Вика «внутреннее» имя. – Меня зовут Лесли К…

– Лесли Клайд, да-да, я о тебе всё знаю, – махнула она рукой, – говорю же, Вик рассказывал. Не тяни время, говори по делу, девочка. У стариков наподобие меня его осталось слишком мало, чтобы растрачивать попусту на всякую ерунду вроде этикета, – с последним словом она поморщилась, будто глотнув горечи, и стукнула тростью о плиты, которыми были вымощены дорожки.

– Вик в больнице, – выпалила я, не в силах больше терпеть.

Едва я сказала это – громче нужного и почти визгливо, как стало самой за себя стыдно. Я болезненно обняла себя за локти и сжала их. Слова не шли дальше: застряли комком в горле, и я не могла даже слова выдавить. Просто молчала, боясь, что расплачусь и совсем напугаю старуху. Но я ошибалась.

Она тяжело вздохнула, поджав губы, а затем недовольно спросила:

– И что теперь учудил мой несносный внук?

Пришлось рассказать ей с самого начала. Про то, как он вынужден был поехать в лагерь вожатым. Как замечательно он там нас организовал. Как я убежала в лес… правда, сослалась на то, что хотела просто подышать воздухом, поссорившись с другом. И как Вик последовал за мной…

Аделаида слушала молча, не перебивая, но лицом становилась всё мрачнее и мрачнее. Я вкратце обрисовала его состояние, не решаясь напугать её, но она сама прекрасно всё поняла, потому что не спросила о подробностях его схватки с Криком. А когда я замолкла, она покачала головой и сказала:

– Ну я так и знала, что Шикоба снова встрянет в какую-то неприятность. Это в его духе… – она тяжело вздохнула, задумчиво ухватившись за большой серебряный ловец снов у себя на шее, перебирая его в смуглых пальцах.

Шикоба? Я медленно перевела на женщину взгляд и невольно улыбнулась уголками губ, поняв, что это она о Вике. Не знаю, что означает это слово, но оно очень мило прозвучало из её уст. Вообще я с трудом могла бы представить, чтобы здоровяка Вика кто-то так нежно называл… но Аделаида прервала мои мысли, цокнув языком:

– Спасибо, что навестила старуху и поведала новости. Обычно вестника встречают по вестям, но Вик жив, и мне оттого спокойно. Да, я спокойна, и ты будь, – строго добавила она вдруг, – и не показывай ему особенно, как переживала, когда увидишь: мужчина может быть и ранен, но женская сила – в её стойкости. Поняла?

– Да, – слабо кивнула я, на самом деле не очень-то понимая, что она имеет в виду, но Аделаида довольно улыбнулась и вдруг кивнула мне.

– Молодец, сговорчивая. Это хорошо, очень хорошо. Вику такая женщина и нужна. Чтоб держать его хорошенько в узде, понимаешь?

Я кашлянула, пытаясь скрыть своё замешательство, и неловко сказала:

– Аделаида… видите ли, мы с ним не… – чёрт, как-то всё странно получается! – Не встречаемся. Меня сюда послали из школы, потому что в лагере он был моим вожатым, и…

– Он всё время молчал, – вздохнула, словно не слыша меня, Аделаида, и снова стукнула тростью. – И постоянно тебя вспоминал. Я согласилась с ним, что девушка, которую он не интересует, просто так за ним до дому идти не будет. Как и подсматривать, особенно пока мужчина купается…

Я поперхнулась, неловко сжав плечи и стиснув в руках ткань шорт. Проклятье! Чёрт возьми! Чёрт! Так она видела меня?!

– Это не то что вы подумали… – пролепетала я, пытаясь оправдаться. – Просто Вик забыл у нас деньги…

– Хочешь сказать, тебе не нравится мой внук? – прищурилась вдруг старуха, резко перебив меня и с удовольствием откинувшись на спинку скамьи. – Хочешь сказать, безразличен? Тогда почему глотала слёзы, чтоб мне их не показывать? М? Когда я хоронила мужа, вела себя так же, как ты. Пыталась казаться сильной, сделать вид, что отреклась от своего горя. Но только плохо получалось, да и у тебя… так себе выходит…

Mockingbird – Eminem

Убеждать её бесполезно, да и потом: она права. У меня взаправду получается очень неважно. Опустив глаза, я с тревогой посмотрела вперёд и не заметила, когда она начала рассказывать:

– Отец у Виктора был точно таким же. Спокойный, спокойный, спокойный… а потом раз! – и она хлопнула в ладоши, заставив меня вздрогнуть. – Как смерч в поле. Всё подминает под себя, бед наводит. Хороший он был человек, но одним словом – мохок. Всё ему казалось нипочём, за всё брался уверенно и ничего не боялся. Они с дочерью познакомились на Празднике дарения, Потлач… и так уж вышло, что он первым в дар ей сердце преподнёс. Долго её добивался, ходил вокруг да около, но так или иначе, а всех соперников выжал, вытеснил и один завладел её вниманием и любовью.

Ветер тихо шевелил кроны деревьев, слова старой индианки падали маленькими камушками в тёмную глубину моего сознания, и воображение словно само собой нарисовало двух людей, которые однажды повстречали друг друга и больше не расставались.

– Кит никогда бездельником не слыл, но ты же знаешь, что нашего брата нигде не жалуют – так что он хватался за всё, что мог, особенно когда женился. У нас семья стала большой: мохоки с чероки объединились, стали жить под одной крышей, я была не против. Кит сирота, давно сам по себе был. Рукастый, собой хорош… – она посмотрела на меня хитро и подмигнула. – Ты Вика видела поди уж всяким, так вот – он вылитый отец статью. Породой туда пошёл, в тот род, а в наш – цветами, уж больно рыжей была моя матушка, первая Каллиген, всё когда мы побратались с белыми и сыграли свадьбы в двух поколениях… Но Вик позже уродился, – продолжила она, глядя словно бы в никуда – как это умеют делать все пожилые люди.

Я не знала, с чего вдруг она пустилась в воспоминания, но не могла уйти – интересно было узнать больше о Вике, так что, навострив уши, я слушала дальше:

– В общем, Кит пришёл на нашу землю и стал здесь жить. Но работу он нашёл разъездную и частенько отлучался из дома, зато и жили мы зажиточно, не то что другие, кто из наших. Кит охранником работал в ту пору, ехал в Огасту на заработок. До того попрощался с Селеной быстро, не думая, что навсегда… мда…

Я сама не заметила, как руки похолодели и я стиснула пальцы в предчувствии плохого конца:

– Стояла зима, очень холодная притом, а гнать надо было на машине. Везли они какой-то груз, очень ценный, отсюда до Огасты, до хозяина своего, и Кит за это отвечал головой. А потом случилось что-то в дороге, и напарник, с которым он был в пути, его ударил так, что Кит потерял сознание. Да выкинул из машины в снег.

Тело охватило странное оцепенение, и я поневоле представила, как он остался там, один, без сознания в снегу на пустынной трассе – молодой, красивый, гордый, сильный. Сломленный и преданный. И совсем одинокий.

– Зима, я уже говорила, снежная была. Холодная. Очень долгая. А кто погонит машину за девяносто километров? В общем, – вздохнула она, – пропал наш Кит в ту пору, ты уже и сама понимаешь, куда, а Селена осталась одна. Очень тосковала, плакала, убивалась, звала. Нелегко ей было… Но время лечит – не зря так говорят, и появился тогда Вик. Я думала, сердце материнское растает, однако была своя беда. Вик вышел слишком на отца похожим. Какое-то время она исправно за ребёнком следила и любила его, а потом не смогла даже взглянуть в его сторону. Больно. Напоминал…

Я с тоской смотрела за тем, как шевелятся тонкие губы бабушки Вика и думала ошарашено, что жизнь поколотила его, оказывается, с самого рождения. Разве его вина вышла в том, что он оказался слишком похожим на отца?

– Когда Вику сделалось семь, я сама сказала, чтоб везла его ко мне. Ей всё спокойнее, да и мальчик не виноват, что она всё чаще стала выпивать вечером. Дочери моей, к слову, очень повезло, и во второй раз замуж она вышла за белого – и удачно. Но муж новый погиб у неё очень нехорошо, в аварии, в страшной аварии, и она осталась одна. Говорила, что Кит зовёт её по ночам из леса, пугает. Кто ж такое стерпит, когда дома мальчишка пяти лет? Я и забрала Вика к себе, чтоб не слушал и не смотрел на всё это. А дочь моя…

Она тяжко вздохнула и прищурилась, затем небрежно продолжила:

– А дочь моя очень быстро от Вика отказалась. Мол, отвыкла, что поделать. А там и вовсе позабыла, кажется, что есть у неё родной сын. Пока она обживала свой дворец, мы здесь с ним ютились, да… но не буду врать, что мне с Виком плохо было. Я с ним как помолодела, ещё бы, а как иначе – за мальчуганом бегать по всему городу?! Вик тот ещё пострелец был… Что ты, девочка, притихла? Не жалей его, – нахмурилась она вдруг и стукнула палкой. – Не вздумай. Что духи послали, то в силах ему преодолеть. Мы с ним с тех пор вдвоём живём, вот ещё с псиной.

– А где сейчас Цейлон? – вдруг спросила я, заметив, что не вижу нигде собаки. Аделаида махнула рукой.

– Вик отдал знакомым каким-то. У них большой вольер да своих две собаки, охраняют теперь втроём дом. Они же владеют этой… – женщина поморщилась. – Ну напомни-ка мне… ритуальным агентством, вот!

– Что? – изумилась я.

– Уж это Вика дело, не встреваю. Как выйдет, заберёт животное. А пока мы с тобою наконец встретились… не так, что ты по окнам лазаешь да за внуком подглядываешь… хочу тебе сделать один подарок.

Она медленно сняла с груди две цепочки со звякнувшими амулетами и протянула мне ловца снов – большого, красивого, с филигранно выполненными перьями… и маленькое острое перо на второй цепочке.

– Перо отдай Шикобе, он его дома забыл, – одобрительно усмехнулась женщина, глядя, как я нежно разглаживаю украшение рукой. – Говорила я, покуда жив и имя носишь, носи и талисман. Дурень, всё с тобою из головы вылетело. Вся башка забита ветром да тобой.

Я стремительно краснела, надевая на шею обе цепочки, и только сумела что тихо пролепетать:

– Спасибо вам за подарки, Аделаида…

Но старая индианка лишь покачала головой, тяжело усмехнувшись:

– Да разве это подарки, милая? Подарки ради необходимости не даются, а ты носи моего ловца не снимая. Он кошмары путает, а добрые сны сквозь сердце проходят. И Вику на шею надень пёрышко. Глядишь, и он домой поскорей вернётся.

Больница была чистой, светлой, строгой. Здесь не пахло лекарствами, не было больных на каталках, которых в спешке везли на операцию – как в сериале, но ходили по коридорам люди в форменных белых халатах и сменной обуви, с папками или планшетами под мышками. Мисс Бишоп осталась на проходной и протянула мне, полностью готовой ко встрече с Виком, пропускной ламинированный бейдж на широкой ленте. Я надела его на шею и поправила халат, накинутый поверх собственной одежды. Я понимала, что скорее всего Вик даже не обратит на меня особого внимания, но, сжимая в руке бумажный пакет с подарками от всех ребят и букет цветов в другой руке, надеялась, что он будет мне рад. Дафна купила изящные белые каллы, целых девять штук, и вот теперь я прижимала к себе всё это добро и шла следом за медсестрой, которой поручили отвести меня в палату к Вику.

Возле двери она повернулась ко мне и сказала:

– Пока что навестить можно, но не больше десяти минут. Ему показан покой, хотя порадую вас – мистер Крейн очень быстро идёт на поправку. Прямо даже удивительно.

Она толкнула дверь, осторожно придержав её за ручку, и я увидела в одиночной палате Вика…

Он выглядел очень неважно. В носу был помещён катетер, его же подсоединили к запястьям. Вик был одет в голубую больничную рубашку и накрыт по пояс. Волосы распущены, отчего кажется, что по подушке стекает огненный водопад. Я застыла на пороге, замявшись и сжав цветы во вспотевшей руке.

– Десять минут, – напомнила мне медсестра и тихонько прикрыла дверь, отсекая нас с Виком ото всех и оставляя наедине.

Услышав, что кто-то вошёл, он медленно и неохотно приоткрыл глаза… но они блеснули, едва он увидел меня, и даже попытался привстать на локтях.

– Тихо-тихо, – испугалась я и метнулась ближе, кинув чёртовы цветы ему в ноги на покрывало и опустив сетку с фруктами, собранными ребятами, на пол. Подскочив к Вику, я подумала, что он сейчас уж было встанет. – Куда ты собрался? Лежи, тебе нельзя…

Он молча откинулся назад на подушку и с улыбкой посмотрел на меня, просияв. Побледневшее лицо всё ещё было вымученным, он был покрыт повязками и подключён к системе. Но несмотря на это, заулыбался ещё сильнее, когда я подскочила к нему и схватилась за руку, крепко сжав в своей.

– Я думал, никогда больше н-не увижу, – глухо пробормотал он и всё ещё хрипловато вздохнул. – Боялся, не придёшь.

– Дурак что ли, – только и сумела что шепнуть я обиженно, вспоминая слова Аделаиды про то, что мужчине спуска лучше не давать. – Как я могла. У нас, правда, лишь десять минут… Но я хотела сказать, мы тут собрали тебе кое-что, передачку, вон, фрукты, и цветы…

Он так крепко ухватил меня рукой за предплечье, что я этого не ожидала и подалась навстречу, почти упав на его койку. Мне едва удалось опереться ладонями о подушку с обеих сторон от его головы, нависнув над мужчиной. Волосы упали, спутываясь с его прядями – темно-каштановое с рыжим, и, оказавшись напротив Вика, я замерла не хуже чем перед лицом опасности, но волнение было совершенно другим.

– Что ты делаешь? – растерялась я, забегав глазами по его лицу.

– На передачку свою любуюсь, – спокойно ответил он, поднимая перебинтованную руку, и отвёл от лица мою чёлку, спускавшуюся до скул. – Десять минут?

– Да…

Он не произнес ни одной красивой фразы, не был загадочен или не сделал что-то, чтобы поразить меня… Вик оставался Виком даже когда крепко обхватил меня под ягодицы, толкнув себе на грудь, и молча прикоснулся губами к моим, не целуя, а ласково проводя вдоль них и сталкиваясь кончиками носов. От горла до живота меня обожгло, так, что пришлось выдохнуть ему в лицо с тихим стоном. Пальцы зарылись в волосы, перебирая пряди и скользя по выбритому. Я забыла обо всём, обжимая коленом его талию, и совсем спутано всхлипнула, когда он провёл под ним ладонью и перешёл на бедро, крепко сжав его.

– Как ты себя чувствуешь? – по-дурацки спросила я прямо сейчас, чувствуя под рубашкой плотную повязку и боясь сделать лишнее движение и причинить ему боль.

– Мне наконец-то дали обезболивающее, – серьёзно кивнул он на меня, – и знаешь, подействовало.

Весело, пусть и очень тихо, но мы оба рассмеялись, прижавшись друг к другу лбами и прикрывая глаза. Воздух дрожал между нами, за дверью кто-то прошёл по коридору, постукивая каблуками. Нам было всё равно. Единственное, чего я хотела сейчас – чтобы кто-то обнулял мои десять минут и я раз за разом могла их пережить.

Я осторожно соскользнула на пол, устроившись на краешке постели.

– Не нравится? – вытянулся он лицом, и я улыбнулась – так забавно и растерянно он сейчас выглядел.

– Ты вылитый кот из рекламы, когда ему не досталось корма… – я пригладила волосы ему на макушке и сама зачесала их назад. Вик сглотнул. – Ты весь перевязан. Сначала вылечись и встань на ноги, герой-любовник.

– Я уже вполне здоров, – устало прошептал он и вдруг зевнул. И я поняла, что вместе с лекарством, поступающим внутривенно, он может получать и лёгкий седатив. Либо обезболивающее даёт снотворный эффект. Но я прямо видела, как на глазах Вик засыпает, веки его смежаются, а взгляд становится сонным. – Не уходи пока я не усну… – попросил он вдруг жалобно, и я крепко ухватилась за его руку и, привстав, поцеловала в лоб.

– Не уйду, – пообещала, изворачиваясь, чтобы положить голову рядом с ним на подушку и прижаться грудью к его плечу. На губах развернулась довольная улыбка, какой я ещё не видела, и всё лицо, до того серьёзное и достаточно строгое, вдруг озарилось счастливым выражением… таким, что разгладилась глубокая складка между бровями, и он подался мне навстречу, положив подбородок на макушку. – Я теперь буду приходить так часто, как могу. Обещаю тебе…

– Тогда я счастлив, чикала… – сонно пробормотал он, обвив рукой моё плечо и проваливаясь в сон. Я поняла это по тому, как Вик дрогнул всем телом и тут же снова приоткрыл узкую полоску усталых глаз.

– Не борись, спи, – проворковала я, подтянувшись к его лицу и целуя сначала одно веко, затем другое. Вик устало зевнул и прижался ко мне доверчиво, засыпая и уходя всё дальше и дальше в мир грёз…

Он крепко уснул, посапывая мне в шею и продолжая обнимать, и не веря своим глазам и всему происходящему, я в немой радости посмотрела на Вика ещё раз, а затем спохватилась и тихо вывернулась из-под его руки.

– Ну что, забывчивый Шикоба, – пробормотала я и сняла с шеи амулет с пером, накидывая его на Вика и осторожно застёгивая. – Теперь я сделала всё, что нужно.

Моё время истекало, но уходить не хотелось. Только быть рядом, когда он проснётся, и снова обняться, как сейчас. Пальцы подрагивали от одной мысли, что мы были близки как никогда. Лишь одно омрачало мою радость.

Крик.

Вдруг начавшую формироваться тяжёлую мысль прервал женский голос в коридоре, и я тихонько прикрыла Вика пледом и разгладила. Голос был мне отчасти знаком, и спустя пару раздражённых фраз я безошибочно узнала его.

Это мать Вика, Селена. Что она здесь делает? Я вслушалась, не понимая, о чём она ведёт речь:

– Это ты виновата. Столько лет и всё без толку… что мы ему дали? Ничего. Только отбирали всю дорогу, а пришли к тому же, от чего бежали.

– Всё сказала? – холодно произнёс второй человек, и я похолодела. Аделаида?! Так они же вроде не общаются… – А теперь послушай ты, дочь. Оставь Пёрышко в покое. Пусть живёт как привык. Он сейчас счастлив, он не одинок…

– С кем? С этой девкой из города? – усмехнулась женщина, и я насторожилась. – Думаешь, решила потакать ему и приветить её, и Вик будет доволен?

– А ты хочешь, чтобы он всю жизнь страдал без твоего внимания, так? У него, конечно, права на личное счастье нет, – грубо оборвала её женщина. – Прекрати это, Селена, и уходи лучше отсюда. Ты привлечёшь за собой беду. Я не пущу тебя к сыну.

– Это мой сын.

Но голос Аделаиды прозвучал так низко и холодно, что я поёжилась, невольно прижавшись к Вику в поисках защиты, которую он сейчас никак не мог бы мне дать:

– Уже давно нет.

Воцарилась звенящая тишина, такая резкая и агрессивная, что молчание было хуже ругани. Я сжала руку Вика в своей и поневоле приложила ладонь к его лбу, желая приникнуть напоследок, как вдруг дверь в палату резко открылась, и на пороге я увидела стройную, статную и очень прямую женщину в дорогом изящном плаще, чёрном платье и на каблуках. Она была похожа на свою мать как две капли воды, только значительно моложе, и индейская кровь в ней играла бурно, хотя и сочеталась с другой, явно европейской, делая женщину ещё красивее. Изящные брови взлетели, пухлые губы скривились. Она посмотрела на меня резко, так, словно я была змеёй, забравшейся к Вику на грудь – и, хмыкнув, молча развернулась и ушла, но её тяжёлый, тёмный взгляд пробирал до костей.

А затем в палату заглянула Аделаида, усмехнувшись, и я поначалу тоже не узнала в этой статной женщине с гордой осанкой ту старушку возле ветхого домика. Она была одета в неплохой костюм, пусть и очень недорогой. Седые длинные волосы убрала в узел за спиной.

– Пусть идёт, – величественно сказала она вслед Селене, зорко прищуриваясь, – а мы останемся. Верно, дочь?

Я подняла глаза на неё, интуитивно понимая, что сейчас прохожу некую проверку на лояльность – и получаю немое разрешение от этой женщины быть рядом с Виком. Странное чувство стеснило грудь, но я кивнула и крепче сжала его руку, улыбнувшись Аделаиде и получив улыбку в ответ.

Resident Evil Main Theme / Geek Music

Я была вымотана как никогда, упав на кровать почти ничком и моментально засыпая. Обняв руками подушку, я сжалась в позе эмбриона, накинув на ноги плед и слыша ночные звуки с улицы. Ветер хлестал и бил в окна, убаюкивая, и я представила, что обнимаю Вика совсем как днём. Тревога отголоском мелькала на краю сознания. Я боялась, что Крик доберётся до него снова и докончит начатое, но ничего не могла с собой поделать. Я засыпала…

… и проснулась на втором ярусе кровати в лагере Паканак, вздрогнув. Я стиснула край пледа, озираясь. Темнота была густой, как краска, и растворялась постепенно от бледной луны, смотревшей в окна. Но когда она осветила комнату, я вздрогнула и застыла. Под потолком на крюках висели одетые в белые саваны люди, множество людей. Их тела слабо покачивались на скрипящих верёвках, оборванная ткань облегала мертвецов. Кому-то саван был явно мал, потому из-под него торчали бледные босые ноги.

Господи, почему я здесь? Что это?

– Это твой сон, – хрипло произнёс вдруг голос сбоку, и я вздрогнула и вскрикнула, отшатнувшись от Крика прямо к краю кровати. Не рассчитав, я завалилась назад и едва не упала, с ужасом нащупав под рукой пустоту и пискнув, но он крепко схватил меня за руку и притянул к себе, стягивая с матраса себе на грудь.

– Тихо, – шикнул он из-под маски, сжимая меня в руках. – Не шуми.

Но я не слушала его и отчаянно рвалась прочь и билась, не желая даже во сне находиться в руках убийцы ни секунды. Сволочь!

– Отпусти! – прорычала я, двинув его локтем, оскалившись. – Ублюдок, линчеватель… Ненавижу тебя!

– Ненавидь, – шепнул он и вдруг скрутил меня как барашка, пережав шею и обняв со спины, так, что мне уже не рыпнуться. Ладонью он зажал мне рот, обдавая горячим дыханием шею и ухо. – Но не смей не слушаться сейчас. Тихо! Не шуми. Он и так нас найдёт.

Я брыкнулась снова, но тут скрипнули туже и сильнее верёвки, и тело одного из повешенных вдруг медленно повернулось, покачиваясь в воздухе. Крик отпустил меня, убрал ладонь и завёл себе за спину, и я послушно отступила, ухватившись за ремень на его брюках. Меня охватил ледяной ужас. С методичным скрипом трущихся волокнистых веревок, к нам оборачивались все покойники, замирая недвижимо в одном положении.

– Что за чёрт, – пробормотала я, понимая, что руки начинают дрожать.

Крик молчал, наблюдая. Я ненавидела его. Ненавидела всей душой. Он едва не убил Вика, он причинил мне столько страха и боли… но сейчас он стал моим щитом от всепоглощающего ужаса, от которого мурашки бегут по коже и волосы совсем не в переносном смысле встают дыбом.

А затем в окно вдруг что-то стукнуло.

Бам.

Бам.

Бам.

Я вздрогнула и посмотрела в темноту, сначала не улавливая ни малейшего движения. Крик повернул свою маску вместе со мной, его дыхание было спокойным. Даже сейчас я чувствовала ровное биение его сердца, отдающего гулким стуком в лопатку. Оно пульсировало живым теплом, и я поневоле прильнула к нему щекой.

– Что-то ты далековато от меня стоишь, не думаешь? – проронил он, ухмыльнувшись, и взял свободную руку в свою, самостоятельно обвивая её вокруг своей талии. Я вспыхнула и рванулась, как неожиданно в окно ударило снова. И на этот раз я четко увидела, что к запотевшему стеклу прислонилась из мрака и пустоты человеческая ладонь.

– Куда вы собрались, детки? – проговорил вдруг низкий глубокий голос. Он звучал везде и нигде, дробью отскакивал от стен и множился, отдаваясь эхом в лагерном домике, отчего казался бесконечно огромным и погруженным во тьму. – Я ведь вас еще не прирезал…

Низкий, сиплый смех раскатился следом, и я прижалась к Крику, резко оборачиваясь. Сердце стучало так, что отдавалось в висках дикой болью, а затем в окна забарабанили ладони.

Под хохот неизвестного нам преследователя ладони бились в окна: десятки бледных рук, градом сыпящих удары со всех сторон. Страх заколотил, заставил сжаться и отступить назад, и я вскрикнула и зажала ладонями уши, выпуская ремень… но Крик резко сгрёб меня в объятия, разворачиваясь и обнимая, и во второй его руке со стальным блеском показалось серебристое лезвие ножа.

– Ты можешь напугать её, – крикнул он громче, чем звенел хохот, и злее, чем рвались к нам сквозь стёкла руки. – Но я тебя не боюсь.

Его холодный голос звучал как оскал из-под маски. Он не был жертвой, в отличие от меня, Крик был охотником. И сейчас он медленно и тихо проговорил, но голос его бил набатом, заглушая грохот рук.

– Я найду тебя, вспорю брюхо, достану кишки и вырву язык…

Он крепко перехватил меня за руку и повёл следом за собой, удаляясь прочь от висельников, тающих в темноте.

– Кем бы ты ни был, ты познакомишься со мной ближе… Давай, мразь, выйди ко мне. Я и мой нож уже ждем, когда сможем взглянуть, какой ты изнутри, и вот тогда я посмеюсь.

Громкий рык раздался сбоку, и нечто блеснуло молниями в воздухе, но Крик был начеку. Он откинул меня в сторону, разжимая руку, и взмахнул ножом, отразив удары пяти лезвий, прикреплённых наподобие когтей…

о Господи…

… к кожаной перчатке, на которую спускался рукав грязного, рваного полосатого свитера…

… что угодно, только не это…

От него воняло дымом, гарью и палёной плотью. Лицо, обожжённое, с кожей, лоскутами свисающей с обугленных мышц, было спрятано под шляпой. Фред Крюгер, кошмар с улицы Вязов, убийца, приходящий во сне.

Он набросился на Крика, и в тот же миг из темноты словно по монорельсу на нас полетело тело, покрытое саваном. Ткань облепила его и очертила кричащий рот, из которого вырывалось мерзкое воронье карканье, а по белому расползались кровавые пятна, подобно следам от ударов ножа.

Крик на секунду замешкался, и висельник снёс его, отчего убийца упал на спину, но тут же вскочил: тело напряглось и очертилось литьём стальных мышц. Крик поднялся в прыжке, уже готовый к новому удару – и уклонился от еще одного мертвеца, видя, как они летят на него, раскачиваясь на веревках, а среди них идёт Крюгер, посмеиваясь и поигрывая когтями.

Он шел ко мне. Я так и осталась лежать на полу, не в силах совладать с ледяным страхом, и смотрела, как захлёбывающиеся карканьем покойники пытаются сшибиться с Криком… пока в один момент что-то не переменилось. Они разворачивались во тьме и вылетали снова, как на аттракционе с бешеными сталкивающимися машинками. Крюгер хохотал, глядя, как мужчина отчаянно уворачивается, скользя и ловко танцуя между тел, и глумливо крикнул:

– Пляши, ничтожество! Пляши!

Я услышала яростный рык, рвущийся низкой нотой из груди Крика. И когда очередная обагрённая кровью жертва полетела на него, он подпрыгнул в изящном сальто, заставляя сильное тело взвиться в воздухе. Нож сверкнул ярче мертвой луны, смотревшей в окна, и тогда он срезал веревку одним ударом.

Покойник рухнул на пол, трепеща и дёргаясь под саваном, как таракан, и разом с них с грохотом упали и другие. Стало так тихо, что воздух загустел и дыхание спёрло…

– Нет!!!

Он закричал так отчаянно, что я буквально услышала в голосе боль, и убийца метнулся вперед, ставя нож за мою спину. Он сшибся с лезвиями, готовыми вот-вот пронзить меня, и оттолкнул Крюгера, рассекая полукругом воздух и не позволяя ему приблизиться.

– Трус, – низко выдохнул он, – охотишься за беспомощной девчонкой.

– Когда-нибудь ты тоже войдешь во вкус, – глумливо усмехнулся Крюгер, бросаясь на Крика.

Это была драка двух искушенных убийц. Сверкали их ножи, вспарывая воздух, поющий под ударами. Крюгер был очень опасен: он несколько раз едва не задел Крика, но тот ускользал и дрался не только оружием, но и врукопашную. Он отбивался коленями, локтями, уворачивался, как мощный ловкий кот, гибко уклоняясь от каждого взмаха.

Это была пляска смерти, из которой живым ушел бы только один.

– Да что же ты никак не сдохнешь, – просипел Крюгер, и вдруг с этими словами с потолка слетела черная ворона, бросившись на призрачную маску и облепив ее крыльями. Крик на секунду замешкался, но этого и хватило. Со смешком жуткий убийца занёс играючись перчатку, готовый пронзить грудь мужчины…

Я не помню, как вскочила. Не помню, как взвыла, боясь, что его сейчас убьют. Но я столкнулась с плечом Крюгера, обжёгшим меня как раскалённая печь, и убийца, которого я изо всех сил, что были, оттолкнула в сторону, наотмашь ударил меня ножом, оцарапав руку.

Еще один замах – и было бы уже слишком поздно… но Крик ухватил меня за плечи, оттягивая рывком к своей груди, и вонзил в глаз Крюгеру свой нож по самую рукоять.

… пронзительная боль охватила тело, опалила жаром. Я всё ещё чувствовала руку Крика на груди, объявшую меня цепкой хваткой, и посмотрела в растерянности на руку. От локтя до запястья на ней расползлись три глубокие кровавые борозды.

====== Вечеринка на пляже ======

Комментарий к Вечеринка на пляже Дорогие друзья! Простите за задержку, но тут очень много текста и очень много чего хорошего.

Затишье всегда бывает перед бурей.

Безумно красивый арт от MoDen: https://vk.com/wall-170410898_1623

Следующая глава – в субботу!

Десять лет назад

– Что скажешь, Вик?

Он неторопливо качнул головой, будучи неуверенным в предложении Рамоны. Вику было семнадцать, Рамона – его ровесница, рыжеволосая бестия с волнистой копной, летящей за спиной, и белозубой улыбкой.

Неудивительно, что Вик ей понравился. В Вудсборо Рамона новенькая, всего как пару месяцев назад приехала, но уже сдружилась со всеми, а про Виктора Крейна особенных слухов и сплетен не слушала. Сама из Нью-Йорка, на косые взгляды и шепчущее «ну он же красный» она лишь закатывала глаза, считая страшной дикостью, что можно гнобить человека за его расу и происхождение. Так что всё стало ясно, когда она встретилась с серыми ястребиными глазами парня, который был так зажат, что, кажется, всегда ожидал толчка или удара в спину.

– Пойдём, будет весело, – она неловко улыбнулась и взяла его за руку. Он пожал плечами, помогая Рамоне взобраться на высокий парапет и пройтись по нему. Ветер трепал её волосы, обрамлял весёлое веснушчатое лицо. Вик был начеку и не знал, что сказать. Некое шестое чувство твердило «нет», но чёрт, это же была Рамона.

– Я не знаком с твоими друзьями, – Вик осторожно мотнул головой, глядя в землю. Он бы, может, и отказал, но как? Она же наверняка расстроится.

– Тебе полезно общаться с кем-то кроме бабушки, – поддразнила его девушка, протягивая руки навстречу и кладя их на широкие плечи Вика. Он улыбнулся в ответ, подхватил её под мышки и легко снял, заметив: