Текст книги "Hunters and Victims (СИ)"

Автор книги: Sascha_Forever_21

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 68 страниц)

– Не бойся. Это мой друг.

Дэрил подошел к Вику и хлопнул по плечу, сжав его:

– Из школы минут десять назад выбежал Джонни Палмер. Сдаётся мне, это он выключил свет.

– Я знаю, – проронил Вик. – Малец очень хотел отомстить за мать, и я решил, что он этого заслужил.

Дэрил понимающе кивнул и вдруг посмотрел на меня.

– А она?..

Вик на мгновение замер, и я сжалась… но испугаться не успела.

– Отвези ее домой, чтобы никто ничего не заметил, – попросил он вдруг. Посмотрел мне в глаза, отвел темную прядь со лба. – Лесли…

Он хотел сказать мне что-то еще, но смолчал. Смолчала и я.

Развернулась, сев в машину и прислонившись лбом к стеклу. Я бежала сюда, чтобы спасти Вика, но вот он, стоит снаружи с руками в чужой крови. И выходило, что спасать нужно было от него.

Крепко зажмурив глаза, я заплакала. Вик, сунув руки в карманы, провожал меня взглядом, а затем расплылся из-за слез туманным силуэтом.

Я уезжала прочь от школы, и хотя кошмар в Вудсборо, кажется, закончился, но для нас с Виком всё только начиналось.

На календаре больше не осталось ноябрьских дней.

Декабрь начался с сенсации: Крик был пойман. Им оказался сотрудник полиции, Роберт Шац. Он устроил форменную резню в школе, плюс, как было установлено, не единожды был замечен в домогательствах до несовершеннолетних девушек, а коллеги отмечали, что он часто мучил бездомных животных и вообще был характера взрывного. Вот только почему-то прежде никто с жалобами на это не обращался…

Мама тогда не заметила моего исчезновения, но после была весьма довольна мной. Я перестала выходить из дома с друзьями, проводила больше времени с сестрой и с Дафной. Стала идеальной дочерью, что сказать: послушной, но малость неживой.

Прошло две недели с той жуткой ночи, и с Виком мы больше не виделись.

Не приходил ко мне и Крик.

Восемнадцатого декабря я смотрела в окно на внутренний дворик. Снега пока не выпало, злой, холодный ветер трепал мамины гортензии, укрытые специальной тканью, кустарники шевелили ветками, шелестел черными кронами деревьев. Я вспомнила, как Вик мёл листву тем утром, когда мы впервые разговорились по душам. Как принял у меня кружки с горячим кофе, как присел рядом. Но в ту страшную ночь он почти не заикался…

Я не могла встречаться с ним, потому что не знала, хочу ли… смогу ли относиться к нему как раньше. В школе я видела его издали, но он никогда не смотрел на меня открыто и не подходил, будто чувствуя, что я пока не уверена в своем решении. А может, он просто решил оставить меня в покое?

Через два дня в школе намечался Рождественский бал. Двадцать пятого декабря город отмечал католическое Рождество. Улицы украсили, и я вспомнила некстати, что Вик поставил высокую ель и нарядил её в школьном дворе.

Девушки подыскивали бальные платья, а мы с Дафной были оппозиционерками: подавленная смертью Бена, она согласилась пойти разве что с Джонни, притихшим после гибели Джесс. Теперь они много времени проводили вместе, и я надеялась, нашли друг в друге утешение.

Меня пригласил Стив. Я не нашла причин отказать ему. Идти мне не особо хотелось в принципе, но мама настаивала:

– Когда тебе еще исполнится восемнадцать, – мечтательно говорила она. – Моя мать была очень строгой и меня бы на танцы никогда не пустила. Пользуйся случаем! И моей добротой.

Двадцатого декабря я снова никуда не пошла. Зарывшись в плед, смотрела «Шоколад» и покручивала в руке серебряного ловца снов, которого носила не снимая. Настроение к празднику не располагало, но за час до прихода Стива я подкрутила волосы на плойку и взбила легкие кудри. Сделала малозаметный макияж. Веселиться не хотелось.

Я надела серебристое платье до лодыжек облегающего кроя, с открытыми плечами, и вынула из шкатулки аккуратные серьги. Глядя на себя в зеркало, задрала рукав и провела пальцами по розовому шраму на смуглой коже, который остался напоминанием после первой встречи с Криком. Застыла, вспоминая последнюю ночь и его улыбку, когда он поднял маску.

Мои мысли прервал дверной звонок. Я выглянула из комнаты неохотно… и вдруг дыхание замерло.

– Миссис Клайд, – до боли знакомый голос, от которого от макушки до пяток пробежали мурашки. – Извините, что беспокою, время позднее…

– Ничего, мистер Крейн. Если это по поводу зимней чистки снега, то давайте оплачу сразу после Рождества, надеюсь, он уже ляжет.

– Я не по поводу работы.

Мама замолчала.

– Я бы хотел передать кое-что для Лесли…

– Что?.. – мама была явно возмущена. Сделала паузу. – Это что?

Я вслушалась в молчание, вжалась в стену и прикрыла глаза, зажала рот рукой.

– Это цветы, – неуверенно произнёс Вик.

Господи, что же мне сделать? Спуститься к ним или нет? Часть меня хотела сбежать вниз по лестнице и взглянуть на него. Просто взглянуть. Но другая часть…

Другая видела усмешку и черты зверя, и я не могла пока простить его за всё, что он наделал.

– Что вы себе позволяете, мистер Крейн! – вдруг сказала мама достаточно громко. – Вы пришли в дом к юной девушке, ученице старших классов, где в школе вы работаете на, кхм, не самой притязательной должности. Вы гораздо старше нее…

– На девять лет, – едва слышно подтвердил Вик.

– На девять лет! – возмущенно повторила мама. – Я уже говорила вам забыть мою дочь. И вы заявились ко мне в дом, сюда, с букетом на руку? У вас хватило наглости?

– Я не собираюсь быть спутником Лесли, ни на этот праздник, ни… в принципе, – проговорил он. – Просто принес небольшой…

Я услышала негромкий пластиковый хруст. Гробовое молчание. А затем мама открыла дверь.

Решившись увидеть его, я показалась на лестнице и замерла, глядя на то, как мама вышвыривает что-то за дверь, а после толкает Вика в плечо. Он одет в темную куртку и водолазку. Волосы убраны под шапку. Совсем не сопротивляется, но замечает меня, и его лицо меняется, замирает… а затем мама всё же выталкивает его за дверь и захлопывает её перед лицом.

– Я ударила этого мерзавца дверью! – она выдохнула и вдруг выругалась. – Нужно быть расторопнее! Чёрт! Лесли! Вот что случается, когда связываешься с такими неблагонадежными людьми. Зачем тебе он вообще был нужен?! Я говорила, что не нужно делать таких опрометчивых шагов… ты дурная, глупая девчонка…

Она говорила и ругала, но я как-то пропустила ее слова мимо ушей, все еще глядя на дверь. Пока спустя пару минут ругань не прервал дверной звонок.

Мама выдохнула, настроившись на второй раунд с Крейном, и решительно распахнула дверь:

– Если я неясно выразилась… а, Стивен!

Я вздрогнула и сфокусировала на нем взгляд, спускаясь по ступенькам вниз. Туфли на аккуратных невысоких каблучках мама заставила надеть вопреки мудрому желанию обуться поудобнее. Ну всё равно же на машине поедем…

Я накинула куртку кофейного цвета из дублёной кожи, зарылась лицом в овчинный воротник.

Стив был в белой рубашке и стильных брюках. Волосы зачесаны на пробор, в руке он держал букет в прозрачной коробочке: пионовидные кремовые розы с желтой ленточкой, похожие на пузырьки шампанского.

– Ух ты, – улыбнулся он мне, и улыбка была светлой и нежной, – как ты замечательно выглядишь!

Он сказал это так тепло и искренно, что я улыбнулась ему в ответ и разрешила повязать букет себе на запястье.

Мама сделала фотографию на память, заткнувшись со своей руганью и наклеив на лицо радостную маску, и Стив приобнял меня за талию. Мы вышли наконец из дома и прошлись по дорожке к машине. Хотела бы я разогнаться на ней прямо в стену.

Сбоку, близ фонаря, разгонявшего ночную тьму, я увидела еще один букет – из трех гибких, тонких белых калл, собранных на серебряной ленте. Цветы при падении были надломлены, прозрачная коробочка помялась. Я подняла взгляд в темноту и молча прижала к груди руку со своим букетом, стараясь принять факт того, что сегодня… и может быть, насовсем, я точно не с Виктором Крейном.

Но это было лишь первое расстройство в череде событий этого вечера.

====== Ветер перемен ======

Комментарий к Ветер перемен Дорогие читатели, простите за задержку. Немного расписалась) Мы всей индейской компанией держим кулачки, что вам понравится.

Благодарю за музыку: Wicked Game – Ursine Vulpine & Annaca читательницу Ari Ari

Очень классный Вик для нас отрисован здесь: https://vk.com/wall-170410898_2189

Следующая глава планируется: в четверг

Тишина.

Как же я мечтала о тишине. Но прямо сейчас, глядя на слабый свет в одном из окон центральной больницы Вудсборо, я мечтала снова оказаться на беззаботном вечере…

Облака белыми перьями выстилали небо, скрывали звёзды и луну. Я тревожно опустила взгляд и перед ступенями больницы обнаружила его сидящим на постаменте. Он прислонился к мраморному шару и смотрел с таким ужасом на двери, что я не могла поверить.

Неужели Крика может что-то испугать?

Двумя часами ранее мы со Стивом прикатили на школьный Рождественский бал. Там собрались практически все ребята: в большом спортивном зале накрыли два длинных стола с кое-какими закусками типа канапе и тарталеток. Поверх скатертей также покоились здоровенные чаши, в которых был пунш, украшенный плавающими кусочками фруктов.

– Ну как тебе? – улыбнулся неловко Стив, придержав меня за талию. На входе фотограф сделал наш снимок для школьного альбома и одобрительно показал большой палец.

Настроение было настолько гнилым, что в отместку захотелось продемонстрировать средний и сбежать вон. Но по счастью, за плечом фотографа я нашла взглядом Дафну, а рядом с ней и Джонни. Ребята стояли с одноразовыми стаканчиками, куда был налит пунш, и заметно оживились, увидев меня.

– Эй! Лесли! – Дафна махнула рукой, подзывая подойти. Я осторожно повернулась к Стиву и извинилась перед ним:

– Я на минуту сбегаю к ребятам?

– Конечно! Я рядом, – кратко сказал он и наклонился, чтобы поцеловать меня в щёку, но я увернулась. Я не хотела этого, хотя и заметила, что взгляд у Стива переменился, болезненно кольнул.

Я уже неделю назад призналась, что не смогу сейчас решить, как отношусь к нему. Он выбрал далеко не тот момент. Мог бы и попридержать свой дурацкий вопрос, если я ему так дорога, и понять, что расстаться с тем, кого любишь по-настоящему, больно всегда.

– Но вы же так и не встречались, – только и бормотнул он. Всё ясно. Я тогда молча развернулась и ушла домой, предпочитая лучше никакую компанию такой. И тем не менее, на бал я пошла всё равно с ним…

Почему?

Возможно, потому, что кроме Вика это был действительно тот единственный парень, кто мог бы мне понравиться.

Я обещала себе, лёжа в кровати первой же ночью после жуткой резни в школе, что всё поменяю. Я не обгажусь как в той своей жизни, нет. Я буду умной девушкой и выберу себе нормальную компанию.

Замечательно, дорогая. А теперь закрой вкладку в браузере про индейцев и забудь наконец Вика.

Я подошла к Дафне и отметила, как хорошо она сегодня выглядит в своём атласном розовом платье с прозрачными рукавами из тафты. Ребята вокруг оживлённо переговаривались, кто-то не утерпел – вышел на танцпол. Что Дафна, что Джонни выглядели настолько чужеродными и мрачными, что я лишь хмыкнула и спросила:

– Если вас здесь держат в заложниках, ребята, моргните.

Джонни усмехнулся и старательно мне подмигнул. На нём были облегающие брюки и белая рубашка. Волосы он не стал зачёсывать назад, а потому они свисали соломенными прядями вдоль лица. Коротко обнявшись со мной, Джонни сказал:

– Не знаю, как я согласился притащиться сюда. Всему виной вот эта девчонка, – и он недовольно тряхнул за плечо широко улыбнувшуюся Дафну.

– Я просто предложила. Кстати, Лесли, никак не ожидала, что ты на самом деле придёшь, да ещё со Стивом, – заметила Дафна и поправила завитые локонами светлые волосы. – Иди сюда, детка…

Мы обнялись, тихонько покачивая друг друга в руках. Кажется, теперь Дафна отлично меня понимала, и дружба наша с ней только углубилась. Нам не потребовалось долгих слов, чтобы понять одно: раны пока не затянулись ни у меня, ни у неё. Слишком мало времени прошло и слишком свежи были воспоминания о тех утраченных ребятах, кто был нам слишком дорог.

Я мотнула головой, прогоняя навязчивые мысли, и предложила подойти к столу и взять стаканчик пунша и мне. Джонни сразу предложил:

– Я схожу. Дафна, тебе налить ещё?

– Да, – кивнула она спокойно, – будь добр.

Ого. Вот это ничего себе общение на высоком уровне. Я покосилась на ребят: недели четыре назад они друг друга вообще не переваривали, но прямо сейчас что он, что она были… куда более вежливыми.

– Я что-то пропустила, пока одевалась на бал? – вскинула я брови. – Вас покусали радиоактивные старушки из клуба аристократов-пенсионеров?

– Мы просто заключили ненадолго перемирие, – скромно произнесла Дафна, поправив на юбке глубокую складку. На розовом атласе на самом деле любой залом был катастрофичен, и мне показалось, что, сосредоточив всё внимание на чёртовом платье, Дафна просто играет в спокойствие.

Или это только я понимаю, что зря сюда приехала и меня бесит всё? Эти платья. Эти люди. Этот зал.

Зал, в котором я нахожусь, еще месяц назад был местом гибели человека. Я вспоминаю Крика. Крепкие руки, сжимающие нож, и белую маску, обрушившуюся на меня безмолвным воплем. Я нацелила пистолет и готова была выстрелить в него, когда из-под капюшона на меня взглянул этот чёртов индеец.

Я даже имя его произносила теперь с комом в горле. Как он мог. Столько всего произошло между нами, и такого разного – хорошего и плохого – что я просто не знала, могу ли верить ему. Тот мужчина, что бинтовал мне руку, за которую цапнула Цейлон, был Виком, в которого я влюбилась. Тот мужчина, что пел у костра, был им. Но тот, другой, оказался им же – и я терялась, не понимая, какой он, настоящий, Виктор Крейн?.. И насколько опасен остаётся для меня Крик.

Я почувствовала, как руки Стива коснулись моей талии, едва заиграла медленная музыка. Свет в зале приглушили, многие пары решили станцевать друг с другом. Я понимала, что Стив имеет полное право: он меня пригласил, а я не отказалась. Но в этот вечер лучше быть здесь, на балу, чем остаться с матерью дома и выслушивать очередной бред. Достаточно вспомнить тот унизительный осмотр у доктора, когда она под предлогом беспокойства о моём здоровье после «всех этих ужасных новостей и поимки маньяка» отвела меня к гинекологу. На деле, я-то понимаю, зачем, но в кресле расслабилась и плюнула на всё, ухмыляясь: в чём, а в умении тонко чувствовать ситуацию Вику точно позавидовать можно. Я вспомнила, как той ночью, вернувшись с пляжа в его трейлер, он остановил меня и ласково предложил подождать. Знали ли мы, что всё обернётся так? Нет, конечно.

Стив прервал мои мысли, прижал к себе, и теплая рука скользнула мне на лопатки. Под ладонью я чувствовала спокойные, мерные толчки его сердца, но как бы нежно он ни держал меня, я не могла насладиться этим моментом. Я покосилась на Дафну и Джонни. Оба стояли у стены, с немой волчьей злобой смотрели на танцующих, и чёрт, я была готова их понять. Зачем мы только сюда приехали?! А я знаю зачем. Захотели отвлечься от всего, что творится. Выкинуть хотя бы на вечер из головы всю эту хрень. Побыть просто нормальными ребятами с нормальными интересами.

– Как тебе вечер? – умиротворённо спросил Стив. Его светлые волосы поблёскивали от геля, которым он их уложил. Я почувствовала свежий запах яблочного шампуня, горьковатый – одеколона, и попыталась танцевать без задних мыслей. Чтобы только моя рука в его, и огоньки на периферии зрения, да музыка в ушах.

Телефон завибрировал в сумочке так громко, что я буквально подскочила и быстро достала его, глядя на экран с подозрением. Номер незнакомый, явно городской. Я выпуталась из рук Стива, извинившись, и отошла в сторонку, минуя топчущиеся на месте пары.

– Алло…

На другом конце трубки сначала было тихо, а затем женский голос прознёс:

– Добрый вечер, простите за беспокойство. Я ищу Лесли Клайд.

– Это я.

Меня охватило нехорошее предчувствие, подтвердившееся через секунду. Звон в ушах, пальцы холодеют, сжимаются на корпусе телефона. Я сглатываю, когда слышу:

– Вас беспокоят из центральной больницы. Ваша бабушка сейчас находится в палате, прибыла к нам по скорой помощи, но состояние у неё критическое, откровенно говоря. Если вы поторопитесь…

– Стоп-стоп-стоп, – я морщусь и неловко улыбаюсь. Это что, какая-то шутка? Музыка играет слишком громко, и мне приходится уйти, махнув рукой Стиву, что сейчас вернусь. Я хлопнула дверью в зал и поспешила отойти в сторону. Кто-то из ребят замер у стены, целуясь.

Я прошла чуть дальше и с замершим сердцем продолжила, хотя горло уже стиснуло нехорошее предчувствие:

– Простите, но у меня нет никакой ба…

– Миссис Аделаида Каллиген? – спрашивает сотрудница, и я буквально спотыкаюсь на месте, вовремя ухватившись за стену. – Она указала вас как свою внучку, но, должно быть, что-то напутала…

– Нет-нет! – я спохватилась и крепко перехватила цепочку с серебряным ловцом, который был спрятан сейчас на декольте. – Это моя бабушка! Господи, я просто не ожидала, что она…

– Если поторопитесь, можете успеть к ней, – слова из трубки слышатся почти приговором. – Мне очень жаль, мисс.

Теперь мне точно незачем было здесь оставаться. Торопливо выбежав в коридор, я посмотрела с ненавистью на свои шпильки и плюнула: ладно, в них так в них! Из головы вылетело предупредить Стива, но я быстро заказала такси через приложение и стала ждать, взяв по номерку со специально организованной вешалки куртку. Всё это время голову не покидала тревожная мысль: что случилось с Аделаидой? Как она очутилась в больнице? И неужели взаправду её состояние так плохо, что меня зовут… попрощаться с ней?

То, что Аделаида выдала мой номер в качестве телефона внучки, ничуть не удивило. Она вполне могла выкинуть такой фортель, и всё во имя… Вика и его личного счастья.

Подъехал серый «Форд фокус». Я быстренько разместилась сзади, захлопнула дверь и поёжилась. Снаружи значительно похолодало, облака тяжело повисли над городом белыми подушками. Царило безветрие, и кажется, вся природа словно замерла в ожидании чего-то. Вудсборо поздним вечером был умиротворённым и полуживым. Редкие прохожие бродили по улицам, такси свободно проезжало светофоры и перекрёстки. И я подумала, что Крик, волной смертей прокатившийся по Вудсборо, научил его жителей быть внимательными и осторожными.

Я вышла из такси, едва не поскользнулась на тонкой корочке льда, стянувшей асфальт, и негромко шикнула:

– Вот черт! – и буркнула вдобавок. – Давай, Лесли, надень вот эти шпильки, все равно ты будешь на машине! Да пошло оно всё, если я ещё раз куплюсь на эту хрень…

Wicked Game – Ursine Vulpine & Annaca

Я отлепилась от двери Форда и пошла осторожно ко входу в больницу, ступая на аллею. Днём здесь прогуливались пациенты, спешили в приёмное отделение медсестры и доктора, приходили посетители. Сейчас аллея была пуста, только фонари её освещали достаточно ярко, чтобы видеть каждый тенистый уголок… да кто-то сидел на постаменте с мраморным шаром возле беседки, согнув спину.

Меня словно бы в грудь толкнули. Я замерла и вздрогнула, остановившись, и всмотрелась в силуэт с прищуром.

Вик? По коже пробежали мурашки, и мне стало значительно холоднее. Зимний воздух разрезал легкие, когда я с трепетом выдохнула и отступила назад.

Я разрывалась между желанием пройти мимо и подойти. Кажется, он даже не смотрел на меня. Прикрыв лицо ладонями, согнулся и сжался, как человек на высоте, овеваемый ледяным ветром и попавший в бурю. Учитывая, по каким обстоятельствам он сюда приехал, так оно и было.

Я не могла забыть стоящего на коленях Крика. Он медленно поднимал руки вдоль моих бёдер, со вспыхнувшим в глазах восторгом глядя мне в лицо снизу вверх и задрав подбородок.

Я не могла избавиться от воспоминаний о гладких прядях, скользящих сквозь пальцы. Сидеть вместе на песке так удобно. Я держу его голову на коленях и наблюдаю за тем, как веселятся наши друзья. Хочется, чтобы этот момент замёрз во времени, а само время закольцевалось. Остановилось. Никогда не отпускало… Лучше проживать постоянно один миг, но самый счастливый, чем всю жизнь, но бесконечно печальную.

Лёд снова тихо-тихо хрустнул под каблуками, но Вик услышал. Он резко отнял от лица руки, посмотрев на меня. Явно не ожидая увидеть здесь, расширил глаза, ставшие двумя белыми безднами на белом лице. И застыл, цепенея.

Меня влекло к нему, как магнитом. И я не хотела сопротивляться желанию подойти.

В конце концов, что он здесь делает? Страшная догадка коснулась сознания: вдруг я уже опоздала…

– Почему ты здесь? – издали спросила я, обняв себя за талию и пряча холодные руки в рукавах куртки.

Вик словно растворялся в тени в своей чёрной водолазке, чёрной куртке и такой же шапке. Абсолютно незаметный. Ничем не примечательный. Самый обычный. Мимо него можно пройти и не взглянуть даже – или впиться жадно глазами, изучая каждую черту, и понять, что, кажется, ему сейчас приходится несладко. Он похудел и как-то осунулся. Глаза запали, в них не было больше живого блеска. Только затравленное, стеклянное выражение, перекроившее под себя черты лица.

– А ты п-почему? – ответил он вопросом на вопрос хрипловато. И я стянула куртку на груди, болезненно прикрыв глаза. Опять он сильно заикается…

Почему я волнуюсь за него? Зачем продолжаю это делать? Дура, я сама ищу себе проблем. Это он хищник, а я – его жертва. Идеальная, как он сам и говорил, будучи под маской. Шестым чувством я понимаю, что надо уходить к чертям, я приехала не к нему, а к Аделаиде, и трачу ее драгоценное время на того, кто преследовал меня, лгал и обманывал. Быть может, Вик вовсе не такой добряк, каким притворялся. Быть может, он настоящий – это тот бешеный, фанатичный убийца, в своей безоговорочно сумасшедшей любви покручивающий нож у моего горла. Но…

Мы оба знали, зачем здесь находимся. Я подошла чуть ближе, поджала губы:

– Нет, ты не понял. Я спросила, почему ты именно здесь, – я подчеркнула, кивнув на постамент, – а не с Аделаидой.

Вик был лицом как тот мрамор, у которого сидел. Абсолютно непроницаемые черты, лишенные всякого движения и улыбки, теперь казались мне некрасивыми. Но определенно притягательными. Они слишком резкие, чтобы он считался красавчиком по общим канонам, и чересчур непривычные для европейца.

– Я не м-могу туда зайти, – выдавил вдруг он. – Не могу и в-всё.

Боль пронзила такая, что мне казалось, я ощутила то невидимое лезвие, что вошло в самое сердце. Дрогнув, как от толчка, я зажмурилась и тут же открыла глаза, со вскипающими у ресниц слезами посмотрела на его отчаяние, прорезавшееся в каждом согбенном жесте.

Я точно так же стояла у больницы отца, не в состоянии сделать даже шаг, и мама с Хэлен… с Леной… уходили по дорожке к дверям, исчезая в них и оставляя меня позади.

Я все ждала, что они вернутся и отведут меня туда, но, конечно, этого не случилось. Их горе было слишком велико. А я оказалась чересчур трусливой.

Я смотрела на самого смелого человека, какого знала в принципе, и по коже бежали мурашки. Вот он, напротив, точно так же как и я смотрит затравленно на двери больницы.

Слабое осознание и облегчение приходят враз. Так значит, я не так ничтожна, как могла думать?

Я имела право испытывать весь ужас и нежелание видеть отцовскую боль? Я могла не пойти к нему, умирающему, в палату, и не ощущать долгие годы снедающей вины?

Я подошла так близко, что могла бы его коснуться. Вик легко вздрогнул, покосился на меня и отодвинулся… но я села рядом с ним и притёрлась своим плечом к его.

Стояла такая тишина, что ночь казалась противоестественно замершей. Будто бы природа готовилась к чему-то. Выжидала.

Я осторожно протянула к Вику пальцы, чувствуя странное тепло на кончиках. Чем ближе я к нему, тем больше согреваюсь. Подушечки уже покалывало, и я очень медленно коснулась его рук, сложенных между колен.

В глазах его я увидела панику. Не притворную, не наигранную. Он посмотрел на меня с таким страхом, что первым желанием было – отдернуть руку, но я не стала этого делать. Лишь ещё осторожнее скользнула пальцами между его пальцев, скрепляя наши руки. Впервые за несколько недель я сделала глубокий вдох. И услышала рядом с собой такой же.

– Я н-н…

Он запнулся и, волнуясь, сглотнул и прикрыл глаза, и вторую руку я молча положила на его щёку и повела к себе, притягивая.

Я хотела, чтобы рядом с ним оказался тот… или та… кто смог бы в самый чёрный момент жизни без лишних слов согреть своим теплом костенеющее тело.

Когда умирает кто-то из наших близких, мы умираем вместе с ним.

– Иди ко мне.

Я почти шепнула это, но слова были все равно слишком громкими для этой ночи, надвигавшейся на Вудсборо.

Вик послушно подался к моим рукам, и я обняла его за плечо и обхватила за затылок, тихонько поглаживая и помогая приникнуть к своей груди.

Холод пробирал до дрожи. Я была одета так легко, что заледенела мигом, и совсем не удивилась, когда Вик молча сгрёб меня в ответные объятия и усадил себе на колено, отрывая от постамента.

Конечно, физически он был и будет всегда сильнее меня. Но морально он раздавлен и едва живёт. Ничего. Это я поправлю.

– Почему я м-медлю, – его голос хрипло сорвался, и он снова сглотнул, вдохнул воздуха поглубже и продолжил. – М-мне надо б-быть там… я д-должен б-быть с н-ней…п-пока она н-не…

Я крепче вжала его лицо в куртку, поглаживая по шапке.

Пусть не договаривает, Боже. От этого можно сойти с ума. Я знаю и чувствую его боль, как свою. И говорю то, что потрясло меня до глубины души резким осознанием:

– Ты не должен.

Он выдохнул так рвано, что спина содрогнулась под моей ладонью.

– Это в н-наказание… – вдруг глухо сказал он с таким чувством вины в голосе, что я погрузилась в бездну вместе с ним. Кружась и теряясь там, приготовилась возразить. – З-за в-всё, что я с-сделал… однажды… п-приходится п-платить…

Но не так же.

Не так.

Я молчала, не зная, что сказать. Руки говорили больше любых слов. Я обняла Вика так крепко, как только могла, прижавшись всем телом к его, холодному и кажущемуся каменным.

Не знаю, сколько мы так просидели. Кажется, уже странно существовать отдельным человеком, когда ты был столько времени соединён с кем-то другим. Сквозь узкую щёлочку приоткрытых глаз я увидела что-то белое… осевшее на его плечах… и внимательно посмотрела перед собой и в небо.

Оттуда на нас падал мелкий первый снег. Серебряной пылью в свете фонаря летел нам в лица, каплями оседал на одежде и на рыжей косе Вика. Печально и медленно, он опадал хрустальными слезами, окутывая нас белёсой вуалью.

– Пойдём, – нежно сказала я, вставая, и потянула Вика за руку, удивляясь, что он сразу же последовал за мной. – Мы будем там вместе, я тебя не отпущу. Обещаю.

Как бы я хотела услышать эти слова в своё время. Это тепло, которое как щит ограждает от сокрушительной боли. Вик моргнул, как неживой поплёлся за мной. И мы ушли из ставшей белой ночи, толкнув больничные двери и притихнув.

На рецепции нас встретили, выдали халаты, забрали верхнюю одежду и пустили в палату. Вик держался молодцом до последнего, даже отвечал на вопросы медсестры, но когда подошёл к двери в палату, встал, как в землю врос.

Я потянула за собой. Он смотрел поверх моей головы на дверь, и черт возьми, ни у кого и никогда я не видела таких испуганных глаз. Я вернулась к нему, медленно обняла под халатом за талию. Сжала водолазку в пальцах.

– Иди за мной, не отставай, – ласково сказала я и первой открыла дверь.

Аделаида… или Адсила… была там. Она лежала подключённой к капельнице, неожиданно маленькая, хрупкая. Но такая чистая и светлая, что мне показалось, свет в палате идёт не от прикроватных ламп и спотов на потолке.

Он проникает даже в самые темные уголки, разгоняет тени, пляшущие в коридоре злыми силуэтами. Адсила повернула к нам голову и добродушно, пусть и слабо, улыбнулась:

– Наконец-то вы здесь, – ее тихий голос все ещё пытался быть грубоватым. – Хорошо, что вместе. Я как раз хотела бы этого.

У Вика дрожал взгляд. Он крепче сжал руку в кулак, на челюстях заиграли желваки. Он очень старался совладать с собой, но так и не смог. Отвернувшись, провёл по лицу рукой и задержался на глазах, приглушая короткий вдох.

– Тихо, тихо, – я мягко убрала его ладонь от лица и сжала вторую, разворачивая кулак и сплетая пальцы. – Не переживай. Самое страшное было – зайти. Вик, я знаю.

Я впервые за столько времени назвала его по имени, что оно царапнуло язык, будто по нему ножом провели, оставляя тонкую зарубку, но от этого Вик слегка ожил и кивнул мне.

Мы присели рядом с кроватью Аделаиды. Только сейчас я заметила, насколько бледны ее кожные покровы. Она выглядит измученной. Усталой. Но глаза ее все ещё живые и горят двумя пригоршнями пламени в далёких точках близ зрачков.

– Я виню тебя, Вик… – вдруг медленно произнесла она, и я почувствовала, как он буквально оседает на стуле.

– Тихо-тихо-тихо, – зашептала я, обнимая его за спину и придерживая.

– … за то, что так и не успела повидать внуков.

Черт, вот же. Шутит ещё.

– Могли бы постараться и хотя бы обрадовать бабушку приятной новостью… но нет… – ворчливо продолжила старушка.

Вик выдохнул, сглатывая комок в горле, и покачал головой, вдруг улыбнувшись:

– Ба, ты х-хочешь, чтобы м-меня тут прямо инфаркт п-прихватил?

– Бабушка хочет, чтобы ты прихватил отсюда эту милую девушку и больше никогда не отпускал, – сердито откликнулась Аделаида.

Я горько рассмеялась, всхлипнула. Скривила лицо, стараясь не заплакать, и все же сделала это.

Вик мягко погладил меня по волосам. Тепло прижал к груди, и я положила на неё щеку. Мы обнимались не потому что хотели показать чувства друг к другу, просто так было куда легче выстоять против того, что нас ожидало.

– Моё сердце уже радуется, – устало выдохнула вдруг Аделаида. Слабая улыбка осветила смуглое, изрезанное морщинами лицо. – Гораздо неспокойнее я уходила бы, зная, что ты один. Теперь мне легче…

Меня кольнул стыд. Замявшись, я опустила голову и прикрыла глаза. Вряд ли Вик не будет одинок. Пусть сейчас я с ним и поддерживаю его… но он все ещё остаётся Криком, и это – единственный шаг, который отдаляет меня от него. Но он вдруг легонько поднял мое лицо за подбородок, погладил и ласково прикоснулся кончиком носа к виску.

– Конечно, – уверенно сказал он, – т-тебе не о чем в-волноваться.

А в глазах у него – такая тоска, что удавиться охота. Он прекрасно знает, что я не останусь с ним… скорее всего. Черт, да почему я сама в этом не уверена?!

Аделаида устало моргнула. Взглянув на нас снова, вдруг произнесла:

– Лесли… исполни мою просьбу. Дома у меня есть чехол с платьем. Хочу, чтобы в нем похоронили.

Я обомлела, выпрямляясь, но бабушка махнула рукой:

– Не цепеней, в этом нет ничего такого. Все старики готовятся к таким вещам заранее, особенно в моём возрасте. Зная Вика, он обязательно всё сделает через одно… кхм… место.