Текст книги "Hunters and Victims (СИ)"

Автор книги: Sascha_Forever_21

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 68 страниц)

Меня передёрнуло от ярости, а руки сами собой сжались в кулаки. В тот момент я ненавидела Джонни Палмера так сильно, что захотела тут же развернуться на пятках и пойти в столовую, чтобы перевернуть завтрак ему на голову! Как он смел. Кто дал ему такое право?! Кислота может не просто сжечь кожу, оставить уродливые шрамы на всю жизнь и в целом попортить лицо. Если она попадёт на глаза, можно остаться навсегда слепым. От этого руки мелко дрогнули, и я попятилась, едва слыша удаляющийся голос Вика:

– Не будем обвинять раньше в-времени. Посмотрим, что будет дальше: ткнуть в парня мы всегда успеем. Да и что будет хорошего, если п-первый же день начнём с конфликта? Домой же мы его не отправим…

Я осторожно скользнула в столовую, минуя кухню, где вовсю трудились повара, и прошла к Дафне, сев за один из двух длинных, чисто выскобленных столов. Девушка проводила меня взглядом, вскинув брови, в её светлых глазах отразилось непонимание.

– Ты где так долго была? – удивлённо промолвила она, и я наспех пересказала ей – без особенных личных подробностей – всё, что случилось.

– Понятно, чего Стив такой смурной, – вздохнула она, кивнув за соседний стол. Стивен сидел спиной к нам, склонившись над подносом. Я же посмотрела в свой, обнаружив там блинчики, пудинг и глазунью. – Ты же заметила, что он дико ревнует тебя к Крейну?

– Он взревнует даже к столбу с таким-то темпераментом, – осекла я, хотя про себя пришлось признать, что Стив делал это небезосновательно. В конце концов, Вик действительно мне нравился. Очень нравился.

Я уже покончила с завтраком, который оказался достаточно вкусным, когда в столовую вошли вожатые. Многие покосились на них, но тут же продолжили завтракать, а я обратила внимание на Джонни Палмера, сидящего за моим столом. Он словно нарочно не смотрел на Виктора, хотя дружки косились только так.

– Перестаньте пялиться, – процедил Джонни. Мышастые зализанные волосы казались несвежими, хотя я знала – это всё от дурацкой привычки пользоваться гелем, ведь видно же.

Вик уже переоделся в другие шорты и чёрную футболку, плотно облегающую торс. Из заднего кармана у него торчала тонкая шапка в рубчик. Мисс Бишоп тоже выглядела очень опрятно: в белой футболке и бежевых шортах – ни единой пылинки на одежде, как так умудрялась?! – она села за стол. Вик рядом. Переговариваясь тихо, они приступили к завтраку.

После нас вывели на площадку перед домиками и объявили, что мы разделимся на две группы: с первой Виктор пойдёт в лес, и если кто захочет с ним, нужно повязать себе на руку алую повязку. Вторая группа останется с мисс Бишоп и будет плавать в озере. Им полагалась жёлтая повязка. После обеда группы сменятся, но сейчас нам предстояло выбрать себе вожатого.

Думаю, секретом не было, что я одной из первых не мешкая перешла к Виктору в группу и с удовольствием взяла у него алую повязку. Дафна помогла обвязать руку, присоединившись ко мне, и усмехнулась:

– Стив, конечно, совсем не должен ревновать.

Он тоже с кислой физиономией стал одним из «красных», как и Джесси Пайнс. К нам также присоединилось несколько ребят, но по счастью, неразлучное трио во главе с Палмером обзавелось жёлтыми лоскутами на предплечьях.

Мисс Бишоп повела свою шумную ватагу к озеру, скомандовав перед тем вооружиться купальниками и плавательными принадлежностями, а мы скучковались вокруг Крейна, ожидая его решения.

Он спокойно оглядел нас – каждого с ног до головы, не задерживаясь ни на ком взглядом. И мне даже стало чуточку жаль, что я тоже была лишь одной из ребят, потому что меня он тоже равнодушно окинул глазами.

– Прежде, чем м-мы войдём в лес, – сказал он, но так, что нам пришлось вслушаться в его слова и стать для того самим потише, – запомните несколько правил. Постарайтесь с этого дня, п-попав в лес, воспринять себя не отдельным человеком, а частью самого леса. Что бы вы там ни встретили, на тропе, не разрушайте его целостность и равновесие. Вы здесь г-гости, в то время как лес – полноправный хозяин.

– Какие красивые индейские сказки, – пробормотал мне на ухо Стив, вдруг подойдя ближе и обвивая талию рукой. Я тихо хмыкнула, но не поддержала его, стараясь искренно понять, что именно имеет в виду Вик.

– Есть такая хорошая фраза, – продолжил он, заложив за спину руки, – и я бы хотел, чтобы н-наше время прошло под её руководством. Скажи мне – и я забуду, покажи мне – и я не смогу запомнить, привлеки меня к участию – и я пойму.

Пока мы соображали, что именно он хотел этим сказать, мужчина развернулся и тихо мотнул подбородком, взвалив внушительного вида мешок-разгрузку себе на плечо.

– Следуйте за мной след в след и не шумите.

Мы ступили в чертоги леса, показавшегося мне лишь сперва бессмысленным скоплением разномастных деревьев, прелой листвы, овражков и кочек. Мы шли и всматривались, вслушивались – потому что наш вожатый велел хранить строгое молчание, и говорить друг с другом запрещалось. Стив держал меня за руку и тянулся следом, замолкнув, как того и потребовали, и очень скоро тишина, которая сперва нас напрягла, перестала тяготить.

Вик шёл между деревьев, небыстро и лишь изредка поворачиваясь, чтобы бегло окинуть взглядом и сосчитать – все ли на месте. Но мне казалось, что он следит за нами куда более чутко и внимательно, чем мы думаем, потому что, когда Бен, один из парней, свернул с тропы к кустам дикого орешника, Вик оказался рядом с ним и тут же молча придержал за плечо, направляя обратно.

Забавное чувство: точно ты бредёшь по золотящемуся лесу с местами чёрными деревьями, следуя за призраком. Он мелькал впереди, поджидая нас и маня, и мне уже начало казаться, что я вижу не просто мох, кочки и деревья, а некую странную тропу, изгибающуюся по узорам опавших листьев.

Наконец, мы забрели достаточно далеко от лагеря – и устали настолько, что когда Вик вдруг скомандовал «Отдых», я вместе с остальными ребятами просто повалилась на землю. Ноги гудели, а голос Вика, снова заговорившего, когда мы очутились на небольшой поляне, показался через два часа полного молчания каким-то фантастически громким, особенно здесь. Ребята тоже ощутили это, потому что с ошалелыми лицами слушали его.

Bad Habits – The Kooks

– Сегодня мы не п-просто так забрели сюда, – сказал он ровным голосом. Стив выдохнул, ухмыляясь. Он сел на листья по-турецки и смотрел с прищуром на Вика.

– А зачем же? Проникнуться лесом по дороге? Ощутить дух природы?

В его голосе я чётко уловила сарказм и издёвку, но решила не вмешиваться. Пусть парни сами разбираются, я слишком устала. Вик, невозмутимо укусив себя изнутри за щёку, выслушал Стива до конца и вдруг сказал:

– Вообще-то нет. Мой п-план был таким: сделать с вами марш-бросок вокруг всего лагеря и вымотать вас по максимуму п-прежде, чем дать в руки вот это…

Восторженные и полные удивления вздохи вырвались у парней: мы тоже выдохнули своё дежурное «ого», когда Вик по одному начал доставать из мешка за плечами, сгружённого на землю… топорики с деревянными рукоятями.

– Разбирайте, – повёл он рукой, и мы подошли и взяли каждый по топору. Я взвесила свой в руке, любуясь холодным блеском стали – и вдруг подумала, ощутив приятную тяжесть в ладони, нечто жуткое: я понимаю, что чувствует Крик, держа в руке нож. Я ощутила сейчас то же самое, взвесив топор в руке – непонятную уверенность в себе и обжигающую власть.

А ведь это оружие, которым я не умею пользоваться. Что же должно быть в его душе, когда он обращается со своим мастерски?

Что, комплекс Бога в полной мере?

– Зачем нам топоры, мистер Крейн? – осмелился спросить Бен, рассматривая свой в руках.

– Это томагавки, – поправил его Виктор спокойно и достал из мешка чёрный, более длинный томагавк со стальной ручкой, обмотанной кожаным шнурком. – Оружие достаточно грозное, чтобы снести п-половину черепа противнику, в которого вы решите его метнуть. И удивительно полезное, если решите всего лишь поймать кролика на ужин или нарубить сухих веток для костра. Я прошу заметить, что томагавк сам по себе неопасен: когда он вне человеческих рук и дурных желаний, он в-всего лишь предмет, который никакой угрозы никому не несёт. Так что прежде, чем мы научимся его метать, доношу важную мысль: будьте б-благоразумны и не делайте ничего, что может повлечь травму или чего похуже для вашего одноклассника. Поняли?

Мы вразнобой ответили: кто кивнул, кто подтвердил согласие вслух, но так или иначе, все мы посерьёзнели, услышав его просьбу. Вик, внимательно глядя на нас, дал ясно понять, что за действия с оружием в руках ответственность несёт каждый.

– Хорошо, – одобрительно улыбнулся он. – Тогда, п-полагаю, вы вполне заслужили веселье и небольшой мастер-класс по тому, как п-правильно бросать томагавк. Представим, что это д-дерево – ваша мишень…

Он весело подкинул топорик в руке, и я заметила, что в его движениях и походке что-то неуловимо переменилось. Каждый жест и взгляд словно напряглись и заострились, напружинились, но остались гладкими и плавными – как так?

– Нет ничего п-приятнее, чем бросать томагавк и слышать, как он просто попадает в цель, – расслабленно рассуждал Вик, и я с изумлением понимала, что чем методичнее он подбрасывает топорик в правой руке, привыкая к его весу и балансировке, тем меньше он заикается. – Это занятие очень завораживающее. Чтобы научиться делать это правильно, вам нужно найти б-баланс внутри себя прежде всего, а уже потом – в оружии. Но довольно философии, это всё тоже ерунда. Главное – сначала – техника.

– Вот же проклятие, – пробормотала тихонько Дафна мне на ухо, нервно поправляя свою майку-поло. – Эти индейские каникулы мне начинают нравиться.

– Мне тоже, – шепнула я в ответ, улыбаясь.

– Этим томагавком особенно дров не порубишь, – продолжил Вик, посматривая на нас. И в глазах его я заметила искру, оживившую холодный и отстранённый взгляд. – Так как б-бросать универсальный топорик опасно для неприспособленной руки, я взял специально лагерные – затупленные, во-первых, и пригодные лишь для метания. Второе: бросаем только в сухие деревья, думаю, вы без труда отличите их. Если же не можете, б-бросайте в моё, я не жадный.

Мы рассмеялись, увлекшись его пояснениями. Вик же тем временем продолжал ловко и методично подкидывать топорик в воздух. Тот совершал полный оборот и, попадая рукоятью в руку, делал обратный цикл.

– Никогда одни не тренируйтесь на круглых мишенях, кроме как дерево, он отскакивает в любом направлении и может тут же ответить вам ударом в ногу, руку или туловище, – произнёс он, – или не вздумайте к-кидать топорик в б-банки или бутылки: так только лезвие затупится.

– А почему лезвие тупое? – спросил Стив, касаясь своего пальцем. – Вы думаете, мы настолько придурки, что отсечём себе пальцы, мистер Крейн?

Мы снова рассмеялись, и Вик, как ни странно – вместе со всеми. Он широко заулыбался, подойдя вдруг к Стиву и протянув ему свой чёрный топорик. Стив медленно поднял на него взгляд, и две пары голубых глаз встретились.

Поразительно, насколько же они разные. У одного глаза как тёплое море, у другого – как лёд.

– Потрогай лезвие, – мягко попросил Вик, и парень тут же коснулся рукой его томагавка. Непонимающе нахмурился.

– Тупое. Но не потому, что я тупой и не пожелал наточить топор.

Невзирая на короткие смешки, он продолжил:

– Просто не вижу смысла в том, чтобы острить его. Чтобы побросать ради забавы, хватит и такого. Я же не выхожу на т-тропу войны, в самом деле.

Чёрт, а у этого парня точно есть чувство юмора! Мы с Дафной прыснули в кулаки, заметив, что другие тоже улыбаются до ушей. Вик добродушно посмотрел на нас и стал вдруг серьёзным.

– А теперь практика. Итак, встаём в стартовую позицию. Это самое важное для хорошего броска.

Он свободно, расслабленно встал, оставляя спину прямой.

– Ноги держим на ширине плеч, вот так. Встаём перпендикулярно мишени… стойте ровно, руки должны быть свободными. Не нужно напрягаться.

Он чуть развернул носки высоких армейских ботинок и слегка прищурился, повернув голову набок, затем – в другую сторону, точно присматриваясь к мишени.

– Затем – берём топор правильно. Ручку держим по направлению к себе, берёмся за неё примерно на четыре-семь сантиметров выше конца рукояти… Когда берётесь за томагавк, представьте, что к-крепко пожимаете руку. Словно вы держите… молоток, но никак не нож, Стив, не так, как ты взял.

Парень чуть покраснел и попробовал взяться за ручку так, как показывал Крейн.

– Дальше. Палец ставьте в-вниз, под ручку, а не на неё. Это влияет на вращение томагавка. Но не д-держи его так напряжённо, Дафна. Возьмись удобно.

– Это похоже не на рукопожатие совсем, – пробормотала, краснея, подруга, и мы все грохнули со смеху, когда она взаправду весьма эротично попыталась обхватить топорик, уперев ручку себе в живот. Виктор улыбнулся.

– Энтузиазму завидую, но лучше держись вот так.

Он подошёл к ней и поправил томагавк в руке, продолжив. Многие из нас теперь приняли ту же позу, что и он – или близкую к ней – и с интересом начали учиться.

– Важно понять, как томагавк лёг в вашей руке. У каждого в-вообще-то свой хват, замах и бросок – и тут главное пробовать. Если он вращается слишком сильно, возможно, надо поднять большой п-палец вверх. Тогда вы услышите в конце не звон, а звук поприятнее.

Джесси очень старалась всё сделать как надо, но у неё получалось не очень хорошо. Тем не менее, Вик одобрительно кивнул ей и продолжил:

– Лезвие держим строго перпендикулярно цели.

Он показал нам, как замахнуться и как поставить лезвие, примеряясь к стволу дерева. И чёрт возьми, на это я могла бы смотреть вечно, наблюдая за тем, как плавно движется под чёрной тканью каждая литая мышца.

– У томагавка вес сосредоточен в верхней части. Если с глазомером или б-балансом беда, дайте природе и силе гравитации выровнять его за вас: просто чуть отпустите его, и тогда…

Вик так и сделал, и о чудо! – топорик встал идеально ровно по направлению к цели, так, как нужно. Джесси раскрыла от удивления рот и выполнила всё следом за Виком, но томагавк выпал из её руки.

– А теперь главный секрет. Вся особенность в расстоянии! – Вик внимательно посмотрел на нас, перебегая взглядом с одного на другого. – От мишени удалитесь на п-пять шагов и развернитесь, это и есть идеальная дистанция для броска.

– Но как же в кино показывают, что индейцы далеко бросают топор? – разочарованно протянул Бен. – Врут, что ли?..

Вик подошёл к Джесси и вложил томагавк ей в руку как надо, показывая балансировку. Но на слова Бена он невозмутимо поднял голову и прикинул вдруг расстояние взглядом.

Мы не поняли, как это вышло: движения были пусть и не молниеносными, но быстрыми и похожими на танец. Хват-баланс-замах-прокрутка-бросок: Вик легко подкинул томагавк в руке и, ухватившись за него, метнул тот с достаточной силой, отчего коса легко взвилась за его спиной плетью. Всё тело напряглось и за секунду так же расслабилось; воздух свистнул под томагавком, и тот вонзился в дальнее дерево – метрах в двадцати от нас, может, чуть меньше.

Мы смолкли и притихли. В этот момент каждый из нас, я была уверена по себе, ощутил себя максимально неуютно: в воздухе повисла странная невысказанная угроза, развеявшаяся, как озон после удара молнии. И Вик, посмотрев на Бена, спросил:

– Я ответил на твой вопрос?

Парень молча кивнул, проведя по чёрным коротким волосам и присвистнув.

После такой впечатляющей демонстрации каждый из нас захотел – и очень даже – метнуть свой томагавк как следует, чтобы по крайней мере попасть в мишень. Дело было непростым: это вам не в тире по тарелочкам стрелять и не дротики бросать. В руке у каждого был боевой топорик, который как нарочно отскакивал от мишени в большинстве случаев с холодным звяканьем. Но у некоторых из нас действительно хорошо получалось.

Так, у Стива спустя две или три попытки томагавк вонзился аккурат в нужное дерево, крепко и уверенно войдя в сухой ствол. Вик, стоявший неподалёку, подошёл и вынул топор сам, подняв раскрытую ладонь:

– Молодец! У тебя отлично получилось.

Стив ровно пожал плечами, не польстившись на похвалу, и взял томагавк из его руки, обернувшись ко мне:

– А ты видела, что я теперь умею? – промурлыкал он, весело толкнув меня плечом. Я улыбнулась ему в ответ.

Так и хотелось нагло подначить и сказать, что до мастерства Вика ему пока далеко – но зачем обижать? Стив приобнял меня за плечи, и я не стала отталкивать; доносился лёгкий, но отчего-то приятный запах пота от его рубашки, которую он снял и обвязал вокруг талии, оставшись в майке без рукавов. И руки, узловатые, с длинными пальцами, тоже были мне приятны.

– Лесли, – вдруг разогнал мои мысли Вик и моргнул. – Твоя очередь.

Мне кажется, или по лицу его пробежала недобрая тень? Он прошёлся кругом вокруг нас со Стивом и незаметно – я даже сама не поняла, когда и как – отсёк меня от него, словно отодвинул.

Стив резко посмотрел на него, сжимая свой топорик в руке, а Вик тем временем быстро поправил мою стойку, распрямил мне плечи… сделал всё то же самое, что и для остальных. Но тогда почему щёки у меня так покраснели, что я буквально чувствую, как они горят? Почему в груди тепло и легко, а ладони становятся потными?

Он кивнул.

– Бросай. Неплохо держишь.

И я бросила, послушавшись. Топорик пролетел хорошо – но вращения при броске не хватило, и лезвие отскочило от дерева, а томагавк упал на землю.

– Ну чёрт, – протянула я, однако Вик невозмутимо потрепал меня по плечу.

– Ничего, всё в п-порядке. Ты же не ожидаешь, что будешь сразу метать топор как Чингачгук, чикала? – тихо добавил он, слегка приблизившись ко мне, и я вспыхнула. Обойдя меня со спины, Вик позвал по очереди следующего.

Мы тренировались, отказываясь добровольно уходить с поляны до последнего: признаться честно, нами овладел азарт! Хотя бы раз, но каждый из нас спустя два часа услышал заветный глухой звук вонзающегося в дерево лезвия, и это настолько воодушевляло, что хотелось пробовать ещё и ещё. Но когда Вик закруглил нас и велел собираться, тут-то я и поняла, что рука моя буквально отваливается от усталости.

– О моё запястье, – простонала Дафна, положив нежно свой томагавк в мешок. – Как больно…

– На озеро мы уже не успеем, – вздохнул тем временем Вик.

– Ну и ладно! – зароптали мы в ответ, потихоньку сворачиваясь.

– Зато развлеклись…

– И пройдёмся по лесу.

– Да ну это озеро! Завтра сходим!

Он загадочно улыбнулся, покосившись на нас, и вдруг сказал:

– Не могу промолчать и лучше сразу выскажу здесь, чтобы это осталось между нами, но я вами горжусь.

После этих слов, словно окрылённые, мы пошли к лагерю по вечереющему лесу. В сумерках он казался красивым и спокойным, невероятно торжественным: листья медленно облетали, танцуя в воздухе, звуки природы убаюкивали, и почему-то рядом с Виком лес казался не чужим и страшным, как должен был ближе к ночи, а мягким и уютным. Мы сами выбрали молчание на обратном пути: говорить особенно не хотелось. Каждый переваривал внутри своё маленькое приключение, и я посмотрела Вику в спину, вспоминая его руки, уверенные в каждом прикосновении.

Костёр палил так высоко, что звёзды казались обожжёнными огнём. Мы сидели на больших брёвнах все вместе, оба отряда, и нанизывали на прутики зефир, после чего поджаривали его в пламени. Мне нравилось наблюдать, как от белой пухлой сладости исходит тоненький дымок. Дафна сидела рядышком, но прижалась к Бену, прильнув к его плечу затылком, а парень был и рад. Я посмотрела на них с мягкой улыбкой. Красивая пара. Оба – со светлой, будто хрустальной, кожей, но он – с волосами чёрными как смоль, и глазами карими, тёплыми, оленьими; и она, зеленоглазая блондинка. Сплетая пальцы, они любовались их видом на фоне пламени, а я тихо завидовала, сжимая плечи и слушая веселую болтовню ребят и ночные звуки леса неподалёку.

Костёр был между лагерем и лесом, так что мы расположились на природе, с удовольствием рассказывая, как прошёл день, что было здорово, а что – ну полный отстой, и конечно, наша команда не без гордости взахлёб поделилась опытом метания томагавка. Джесси тоже трещала с остальными девчонками, и Вик, исподтишка подглядывая за ней, толкнул локтем мисс Бишоп, отчего учительница с тихой улыбкой кивнула ему и пожала руку. Оба словно праздновали какую-то незримую для нас победу, но я понимала, чего они так радовались. Никому не хочется видеть, как вокруг кто-то страдает, и Джесси Пайнс – не исключение.

– Ты замёрзла? – Стив заботливо опустил на мои плечи плед и сел рядом, обняв за них. Возражала ли я? Нет… Я пока сама не понимала своих чувств. Стив очень нравился мне и бесконечно умилял своей глупой мальчишеской ревностью, но было в нём что-то куда более глубокое и серьёзное, чем то, что он хотел показать всему миру. Мне хотелось дать ему того тепла, которого он был лишён, и я не смогла бы прогнать его этим вечером. Но если бы только меня поманили…

Если бы чужие глаза указали на место рядом с собой, если бы другая рука легла мне на плечо и погладила по спине – была бы умиротворена уже я сама. Сейчас же я ощущала себя почти как в своём мире… девушкой, которая осознаёт, как сильно нравится парню, и потому не хочет расстроить его. Он тоже нравится ей. Но она не влюблена.

А влюблена ли она в принципе? Я вспыхнула и отмахнулась от этих мыслей.

Зефир сладко прогорал на веточках, Джонни Палмер вдруг кинул Джесси на колени свой плед, поняв, что себе она ничего тёплого не прихватила. Как-то незаметно мы разбились по парам или группам, скучковались вокруг костра и наслаждались странным единением.

– Может, споём? – вдруг предложил Бен и погладил по плечу Дафну. – У меня есть с собой гитара.

– А я не против! – одобрил Стив, прижимаясь вдруг к моему виску губами. – Мне есть кому спеть.

– Наверное, каждому здесь есть, – заметила мисс Бишоп с улыбкой. Бен быстренько сбегал за гитарой в домик и вернулся к костру, со вздохом усаживаясь на бревно и оглядывая нас:

– Ну и кто будет? Кто хочет?

– Почему бы не я? – усмехнулся Джонни Палмер и протянул руку. – Дай-ка.

Руки его привычно нащупали струны, он сел удобнее, прокашлялся и затянул весьма неплохую песню – Johny B. Goode. Короткие ритмичные аккорды весело разнеслись в воздухе, и голос у Палмера оказался подходящим – звонкий, громкий, разрезавший ночь и заставивший нас встряхнуться:

Deep down in Louisiana close to New Orleans

Way back up in the woods among the evergreens

There stood a log cabin made of earth and wood

Where lived a country boy named Johnny B. Goode

Who never ever learned to read or write so well

But he could play a guitar just like a-ringin’ a bell

В Луизиане, там где Новый Орлеан,

В лесной глуши среди вечнозеленых лиан,

Где в хижинах из бревен и земли живут,

Живет там деревенский парень Джонни Би Гуд.

Хотя читать, писать не научился он,

Его гитара звучит как колокольчиков звон.

Голос Джонни и впрямь звучал как колокольчики. Радостно ухмыляясь, он бил по струнам и залихватски корчил рожи, отчего выглядел так уморительно, что мы все – и даже Виктор Крейн – хохотали до слёз. А закончив, он нарочно сделал несколько бряцающих аккордов и подпрыгнул с бревна в воздух, чтобы эффектно закончить своё выступление. Конечно, мы хлопали ему. Иначе было не удержаться!

– Ты бы почаще пел! – громче всех аплодировала мисс Бишоп. И Джонни, блеснув улыбкой, остался собой явно доволен. Он протянул гитару к костру – и вдруг её взял у него из руки Вик.

– Не люблю ломаться, – произнёс он, – но спеть действительно хочется.

Сказать, что мы были удивлены… значит, не сказать ничего. Я не знала, как и, уверена, многие, что Крейн умеет играть на гитаре и уж тем более петь. Да он заикается! Но рука легла уверенно на струны, и он, присев поудобнее, задумчиво стих, перебирая аккорды. Они плавно перетекали как вода по камням, собираясь в простую, незамысловатую мелодию, такую, что моё сердце начинало гореть, как костёр.

А потом он заиграл по-настоящему.

Wicked Game / Johny Depp

… пламя плясало по сухим веткам, но его голос был суше – и вместе с тем глубже, куда более хриплый, чем у Джонни Палмера или любого мальчишки, что был здесь. Перед нами, озарённый огнём, сидел уже взрослый мужчина, со своей историей, которую он не просто пел. Рассказывал.

The world was on fire and no one could save me but you

It’s strange what desire will make foolish people do…

Весь мир был охвачен пожаром, и ты одна могла спасти меня.

На что только ни способны глупцы ради воплощения своих желаний…

В груди странно стеснило, и рука Стива, обнявшая меня за плечо, вдруг показалась неподъёмной. Слова срывались с губ, перекатывались камнями. И затаив дыхание, я осмелилась посмотреть на ребят, изумлённых, расширивших глаза на человека, от которого они не ожидали надрыва в голосе и боли в глазах.

And I’d never dreamed that I’d knew somebody like you

And I’d never dreamed that I’d need somebody like you…

Я и не мечтал о том, чтобы познакомиться с такой, как ты.

Я даже не думал, что мне будет нужна такая, как ты.

Он не смотрел, не поднимал взгляда: гас им где-то в пламени, озарявшем лицо, ставшее лицом индейского идола с тяжёлыми веками и точёными чертами. Тёмно-рыжими углями тлели волосы в прядях, и мне показалось, что он горел каждым словом, ранящим не хуже ножей.

Гитара плакала в руках тихими аккордами, переливами нот. Он перебирал струны, словно ласкал её – и пел:

No I don’t wanna fall in love

No I don’t wanna fall in love

With you.

Нет, я не хочу влюбляться

Нет, я не хочу влюбляться

В тебя.

Он пел о спасении, и мне казалось, что я не спасала сейчас того, кто действительно в этом нуждался. Сжав руки так крепко, что их заломило судорогой, я слушала его голос и понимала, что ещё немного – и наверное, всё вокруг растворится и я подойду, чтобы обнять и не отпускать.

What a wicked game you played to make me feel this way

What a wicked thing to do to let me dream of you.

Ты сыграла со мной злую шутку, заставив меня почувствовать любовь.

Ты проявила бессердечие, позволив мне мечтать о тебе.

Гитара искусно проигрывала припев, и я слышала это «не хочу влюбляться» как «уже люблю». Он перебирал струны и смотрел в никуда и на меня – глядя, как медленно слёзы скатываются дорожками по моим щекам. Ни одной запинки…

The world was on fire and no one could save me but you…

Весь мир был охвачен пожарищем, и ты одна могла спасти меня…

(но не спасла)…

It’s strange what desire will make foolish people do…

На что только ни способны глупцы ради воплощения своих желаний…

Стив медленно притиснул меня к себе, но я была не с ним. И не в его руках я хотела сгорать. Мне казалось, я молча приникаю к высокому смуглому лбу своим, и наши глаза закрываются, находя друг в друге покой.

I’d never dreamed that I’d love somebody like you…

Я и не мечтал о том, чтобы влюбиться в такую, как ты…

(Я слишком многое видел и никем не любим. Ты слишком молода и никого не любила)…

I’d never dreamed that I’d lose somebody like you…

Я даже не думал, что потеряю такую, как ты…

Печален был этот неожиданно сильный, ровный голос, и отсветы костра, пляшущие тенями по лицу, скрывали мягкой маской боль, прорезавшуюся среди простых повторяющихся слов. Он пел свободно и легко, рассказав нам себя – и даже когда смолк, музыка играла в головах.

Большинство ребят уже ушли, остались лишь мы со Стивом, да Бен с Дафной, да, как ни странно, Джесси и Джон. Вик дожарил зефир и вздохнул:

– Да, ребята, та страшилка про Джейсона Вурхиза, маньяка из здешних мест, была жуткой, но я знаю ещё более страшную историю.

– Ой ли, мистер Крейн, – скривился Стив, обняв меня одной рукой и отпивая содовую. – Что может быть страшнее мстительного духа?!

– Мда, – протянул Вик задумчиво и посмотрел в костёр. – И в самом деле… а впрочем.

Бен с готовностью кинул ему фонарик, и Вик озарил своё лицо снизу вспышкой света, отчего оно приобрело зловещие черты. Пляшущие тени напомнили нам, что он индеец, так ярко, что стало даже не по себе – словно некто древний вышел из леса и присел за костёр.

Ly-O-Lay Ale Loya / Sacred Spirit

– …вряд ли вы слышали д-древнюю историю моего племени.

Мы устроились удобнее в предвкушении очередной страшилки. Я в волнении обняла Стива за руку, Дафна и вовсе уселась к парню на колени. И Вик, оглядев нас, начал:

– Это было время голода в племени мохоков. Они жили близ гор и не страшились даже самых невероятных высот, с юности карабкаясь по склонам и охотясь, зарабатывая местным промыслом, а п-позже – не боясь абсолютно ничего и презирая любой страх – спускались в самые глубокие шахты и поднимались на самые высокие скалы.

Я представила себе племя таких, как Вик – и застыла: могучих, рослых, гордых, прекрасных и скромных людей, с улыбками глядящих в лицо опасности. Я услышала таинственную, древнюю музыку ветра, и холодок пробежал по телу, когда пламя затухающего костра дрогнуло от порыва – и волосы Вика, взлетевшие прядями вокруг головы и по плечам, разметавшиеся из косы, вдруг оживили его силуэт. Стив, Дафна, каждый из нас, готова поклясться, тоже чувствовал это. Видел и слышал мелодичный звон шаманского бубна…

– Они были свободны, но бедны. Сильны, но не п-приспособлены к выживанию в новом для них мире. И тогда мой прадед вместе с остальными мужчинами поцеловал молодую жену в лоб и подался на строительство моста в Вирджинии в Большом к-каньоне, том, что близ горы Рашмор. Мост был нужен, чтобы проложить по этим землям железную дорогу. Прадед и ещё тридцать здоровых, взрослых, крепких мужчин покинули племя и любимых, чтобы заработать на лучшую жизнь женам и детям. Они отправились в другое место, вдали от родных лесов и гор, и там без устали работали, отстраивая м-мост в самых опасных участках. Они не боялись высоты и смотрели смерти в лицо с улыбкой, даже когда случилось так, что в один день судьба прибрала четырнадцать из них. Мохоки сорвались с высокой обломленной балки, работая без тросов, и разбились о скалы, оставшись навсегда лежать на дне глубокого каньона. Спуститься туда за их телами в силу высоты и конструкции моста было невозможно, и белые люди уж было подумали, что индейцы, п-потерявшие почти половину своих, уйдут. Но на следующее утро оставшиеся в живых вернулись на мост с презрением к высоте и смерти, и забравшись на ту же высоту, отстроили б-балку, унесшую их соплеменников. Такими они б-были, да…

Мы сидели, потрясённые рассказом и неготовые к тому, что будет дальше.

– Но один из них, мужчина очень крепкий, переломал себе все кости, но выжил в том каньоне. Из-за шума строительных работ и в-ветра, гуляющего по скалам, никто не слышал его стонов, и он медленно умирал там в одиночестве, думая о братьях – и видя их тела, открытые м-мёртвые глаза и костенеющие трупы, и вспоминая свою возлюбленную, что не дождётся мужа. Тогда его воля к жизни пересилила братскую любовь, и он, переждав семь ночей, впился зубами в плоть одного из мохоков и утолил свой голод… С того дня он питался п-плотью, гнилой и уже тающей на костях, отчего его собственные кости быстро срастались, зубы удлинялись и становились острыми, как у волка, а глаза могли ясно видеть даже безлунной ночью. Этот человек перестал таковым быть, превратившись в духа голода – вендиго…