Текст книги "Hunters and Victims (СИ)"
Автор книги: Sascha_Forever_21
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 68 страниц)
– Тебе здесь нравится? – после недолгой паузы спросила я, устраиваясь на замшевой куртке поудобнее и перебирая на ней бахрому в пальцах. Вик сонно зевнул, вытянувшись на траве рядом со мной. Он лёг на спину, задумчиво положив голову мне на колени. Серые крапчатые перья в его волосах приятно щекотали кожу, и я поневоле запустила в рыжую массу пальцы, прочёсывая их и лаская. Вик прикрыл глаза.
– Вот сейчас мне здесь взаправду нравится, – тихо сказал он.
Мы отдыхали на Потлаче до самого вечера, пока не запалили костры. Тотемы в свете пламени казались дикими, древними деревянными статуями прямо из прошлого. Индейцы сколачивались в небольшие группы, одно племя смешивалось с другим. Дядюшки попрощались с нами ещё после заездки, но сейчас, когда мы гуляли по территории Фестиваля, крепко держась за руки, я дёрнула Вика за рукав куртки и изумлённо указала на сцену:
– Смотри!
Он беспечно уставился на неё, пожал плечами:
– Что здесь так тебя удивляет?
– Ну…
Я воззрилась на Адама и Теодора, поднявшихся на деревянную сцену с микрофонами в руках. Они были по-прежнему одеты в простые белые рубашки и чёрные брюки. Дорогие индейские украшения и длинные чёрные волосы подчёркивали их аутентичность, и они выглядели – оба – достаточно интересно, чтобы зрители стихли, а кто-то им даже зааплодировал. Я не могла поверить, что все это грандиозное мероприятие устроили дядюшки Вика… но, по ходу, предстояло с этим смириться и удивляться молча.
– Хотелось бы сказать вам одно, ребята, – громко произнёс Теодор и окинул взглядом собравшихся. – Добро пожаловать на Потлач!
Многочисленная толпа откликнулась радостными криками и свистом, хлопками ладони о ладонь. Вик не стал исключением и похлопал вместе со всеми.
– Мы крайне рады выступить организаторами Праздника Даров и напоминаем, что основной посыл у Фестиваля – мирный, – продолжил Тео. – Мы хотим показать собравшимся быт и традиции племён коренного населения Америки, а также то, как прежде развлекались наши предки. Каждый смог найти на Потлаче уголок себе по вкусу. Во всяком случае, мы надеемся на это!
– И простите нас все те, кто жаловался на ужасную жару, – вдруг добавил Адам, поднеся к губам микрофон, – я говорил Теодору, что на побережье с коктейлем с зонтиком собраться будет комфортнее, но он всё кричал про историческую достоверность, так что…
Кто-то грохнул со смеху. Мы с Виком переглянулись, улыбнувшись.
– Так что в другой раз я просто проигнорирую младшего брата и поставлю везде кучу надувных бассейнов. И мы просто будем там отмокать посреди прерии. У меня всё.
Насколько были непохожи два брата? Пожалуй, слишком… Адам и Тео лишь выглядели одинаковыми, но на поверку оказались катастрофически разными людьми с разными точками зрения абсолютно на всё. Сойдя со сцены, они подошли к нам и заспорили, предлагая разные варианты дальнейшего времяпровождения.
Тео считал, что нам будет разумнее сразу поехать к ним на ранчо. Адам пихал брата локтем в бок и говорил намекающим голосом, что, быть может, молодёжь хочет побыть одна в отеле, а не в компании «старого индейского пердуна, не особенно намекаю на кого-то отдельного, но это ты, Тео».
– Если честно, – улыбнулся Вик, – мы просто отдохнём и отоспимся после рейса в гостинице. А с утра пораньше двинем к вам. Ты как, Лесли?
– Я за. Мы с Адамом уже вроде договорились, так что…
– Вот и решили.
– Ну, решили так решили, – проворчал Теодор, дёрнув плечом. – Хорошим это, как всегда, вряд ли кончится – предвижу… но делайте как знаете.
– У него всегда пораженческие настроения в голове, – громким шепотом поделился Адам, – не обращайте внимания.
Мужчины распрощались с нами, сославшись на некоторые дела на Потлаче, а мы решили ещё немного побыть на празднике и потом рвануть, пока совсем не стемнело, в свой отель. Нужно ещё заселиться, разместиться…
– Хочешь потанцевать? – вдруг предложил Вик.
Wayllunakusun / Alborada de Inka
Я задумалась. Отовсюду уже потихоньку лилась красивая индейская музыка, и я восхитилась: до чего же мелодичная! На сцену вышли в национальных костюмах музыканты с разнообразными инструментами, запевшими в их руках. Я пожала плечами, не в силах оторвать глаз от индейцев:
– Я была бы не против… А как танцуют у вас?
– Есть специальные движения, – мягко сказал Вик. – Они простые. Иди сюда, я покажу.
Мы присоединились к числу танцующих, и я заметила, что все взаправду повторяют с минимальным упрощением или усложнением одно и то же. Вик встал напротив, поднял руку на уровень груди.
– Встань и ты так, – сказал он. – Нужно, чтобы мы соприкасались запястьями. А теперь медленно идём по кругу, я по левому краю, а ты по правому.
– А что это за танец? – полюбопытствовала я. Вик показал, что нужно поменять руки и двигаться в обратную сторону.
– Вайлунакусун, – пояснил он. – Танец духа, иначе говоря. Если хочешь с кем-то породниться, почувствовать и осязать его душу, станцуй обязательно – и вы никогда не расстанетесь. Так говорили мои предки.
Вик поставил меня напротив, показав, что нужно обернуться каждому вокруг себя и шагнуть вправо. Затем проделать то же в левую сторону.
– А, поэтому так мало человек его танцует? – рассмеялась я, и Вик улыбнулся в ответ. – Вайлу… Боже, какие сложные названия.
– Какие есть, чикала. А теперь на меня и от меня.
– Простые движения, запомнить можно… Так ты специально меня сюда заманил, чтобы никогда не расставаться, а?
Свет от большого костра, от ламп и переносных фонарей трепетал по нашим лицам, и я спросила даже не ожидая иного ответа, кроме шуточного. Он медленно сплёл наши запястья, повторяя, как и все танцующие, круговое движение, и вдруг прислонился лбом к моему лбу, склонившись для этого ниже.
– Да, – просто ответил он, прикрыв глаза. Я буквально оторопела, не ожидая, что он будет так прямолинеен. Быть может, он впрямь шутит? Нет, на это непохоже…
В тенях от всполошённого под ветром пламени его лицо кажется бронзовым, а приоткрывшиеся глаза – опаловыми. Мне стало больно, что я начала искать в серьёзном ответе шутку, в надежде упростить его чувства, и молча уткнулась ему в грудь, обвив руками талию…
… мы уехали в прерию, не дожидаясь, пока смолкнет музыка. Я потянула Вика за собой, чувствуя, что так будет правильно: он покорно шёл следом, такой спокойный, что я устыдилась своих дневных страхов.
Внутри медленно таяло странное чувство, когда я держала его руку в своей, что отныне мы чем-то крепко, незримо связаны. Если подумать хорошенько, мы связаны уже давно… еще с того дня, как встретились впервые – и случилось это не в раздевалке, а гораздо раньше. И пусть Вик был под маской и угрожал мне, он не претворил ни одну из угроз в жизнь. Даже более того, благодаря нему всё вокруг перевернулось и обрело смысл: что было у меня до того что в прошлой, что в новой жизнях?
Слабые чувства. Отношения с семьей, с друзьями, с возлюбленным, выедающие меня, как яйцо из разбитой скорлупы. Это было так безнадёжно, что и на жизнь не похоже. Теперь я живу. Дышу. Радуюсь. И каждый раз, держа Вика за руку или просто глядя ему в глаза, я чувствую колючую дрожь по коже, а не пустоту и безразличие. Он мне нужен… а я нужна ему.
Мы нашли припаркованную машину, поехали к отелю, не переодевшись – прямо так, как отдыхали на Потлаче. Вик накинул мне на плечи свою куртку, а сам надел простую льняную рубаху через голову. Она была ему к лицу. Ему всё было к лицу, чертяке! Он спокойно вырулил с парковки, машина двинулась в числе немногих в ночную прерию, и я прижалась лбом к холодному стеклу, молча любуясь тем, чего никогда еще прежде так ясно не видела: мириадами далёких звёзд, кажущихся молочной пылью на покрывале неба. Они замерли над огромными, изрезанными тенями скалами, и смотрели на нас издали, холодные и равнодушные, а я с надеждой глядела на них, чувствуя, как замирает в груди сердце. От красоты момента тоскливо укололо, я перевела взгляд на Вика… и медленно сжала пальцы на его колене, желая разделить с ним это.
– Хочешь, остановимся? – спросил он, очевидно, поняв меня, и я едва нашла в себе силы сипло выдавить:
– Да.
Ночью в прерии было так холодно, что я поневоле сжала плечи, запахнув куртку Вика на груди. Замша приятно согревала и бархатно ласкала пальцы. Я поразилась, как же ему не холодно в одной рубашке, но он лишь молча обнял меня со спины. Тепло обвил руками, покачивая, и прислонился к капоту машины. Мы посмотрели на небо.
– Прерия ночью бывает жестока к чувствам, – вдруг тихо сказал Вик. – Всё, что таилось в глубине, вдруг поднимается на поверхность, и горло начинает душить спазм. Ты ощущаешь то же одиночество, что и я?
Я молча кивнула, сморгнув подступившую слезу. Лучше я бы и сказать не смогла, что чувствую сейчас. Обняв его запястья, я сжала их в пальцах, глядя на звезды и бескрайнее небо, на каньон и вертикальные, отвесные скалы посреди абсолютной каменистой пустыни. И всхлипнула, понимая, что щемящая тоска никогда и никуда не денется, кем бы я не заполнила своё сердце. Тоска по тому, что ушло. По тем, кто никогда не вернётся.
Мы хорошо повеселились и хорошо погоревали в тот день. Крепко обнявшись, смотрели на небо и дышали им, устало поддерживая друг друга и понимая – оба – что к новым расставаниям не готовы. Предчувствие чего-то страшного, подступающего к нам, караулящего из темноты не оставляло, но мы держались друг за друга и поняли той ночью простую истину: по-настоящему не выживем, если один из нас потеряет другого.
Я повернулась к нему первой и, положив руки на плечи, мягко налегла своей грудью на его. Поцелуй, с которым прильнула, был моей тихой надеждой на то, что все беды и невзгоды оставили нас. Мне не хотелось портить момент своими суматошными мыслями о том, что я делаю верно, а что нет: в ушах всё ещё звучали голоса поющих, и сердце пело вместе с ними. Я осторожно нажала Вику на грудь, заставляя его прилечь спиной на капот шеви, и отвела упавшую на лоб прядь волос:
– Я тебя очень люблю, Шикоба, – нежно сказала, не желая рассуждать, что сделала верно, а что нет. Я сказала искренно, не думая ни о чем, и увидела, что он откликнулся надеждой, мелькнувшей в глазах. Как мало в его жизни было хорошего и доброго. Наверное, трудно хранить свой внутренний свет, когда многие вещи вокруг кажутся жестокими и несправедливыми. Он не выдержал этого, и тёмная сторона вышла наружу. Крик. Он все ещё оставался нашей общей проблемой, но я поклялась себе, что научусь принимать и жить рядом с ним, если он неотделим от Вика. Пальцами я провела по воротнику, ласково огладила смуглую шею в вырез и очертила кадык. Я опустила под рубашку вторую руку и положила ее на вздрогнувший тёплый живот, плавно провела вниз и вверх, круговыми движениями лаская кожу и чувствуя, насколько Вик податливый. Он с готовностью откликался на каждый жест, но не резко, а плавно, покорно и так, что я не чувствовала в нем ни капли агрессии, хотя нередко сексуальное желание сопровождается у мужчины порывом обладать.
Только через минуту я благодарно обняла его голову руками и поцеловала в губы, понимая, что он прекрасно сдерживается, чтобы не напугать меня. Иначе что бы вышло? Девушка наедине с мужчиной, который на ее глазах убивал других людей, в такой обстановке, наедине в огромной прерии… и если бы он повёл себя со мной резко, кто знает, что я бы подумала?
Рукой я провела по мускулистому боку, опустив её по бедренной кости ниже и положив на пах. Он отвёл мою ладонь так ненавязчиво, что я сперва из-за ласк даже не сообразила, что случилось – но затем настойчиво повторила свой жест, сжимая ладонь на ширинке джинсов.
– Пока не стоит, – сказал он уверенно, откинув голову на капот и серьезно глядя мне в лицо. – Ты после будешь сожалеть.
– Это почему же?
Даже плотная ткань не мешала понять: он хочет так же сильно, как и я, но не то чтобы сдерживается из благородства… Вик никогда и ничего не делает просто так. Я поморщилась, не понимая, почему он останавливает меня, когда сам возбуждён до предела.
– Ты же не готова к этому, – спокойно сказал он. – Малышка моя чикала, когда придёт время, а оно придёт очень скоро…
Он ласково погладил меня по вискам обеими руками, примяв волосы, и улыбнулся.
– …тогда ты будешь сожалеть, как и я, что не подождала совсем чуть-чуть, чтобы сделать особенный день ещё более особенным.
Я чуть нахмурилась, не понимая, о чем он говорит, но Вик лишь обнял, уложив себе на плечо мою голову. Над нами расстилалось бесконечное небо, и я подумала в тот момент, что Вик и сам похож на прерию: жуткий и притягательный одновременно…
– О чем ты говоришь? – тихо спросила я.
– О нашем будущем, любимая, – доверчиво сказал он. – О том дне, когда мы уже точно не расстанемся. За те месяцы, что тебя не было рядом, чикала, я понял: одиночество не делает меня счастливым. Я ничего не хотел, даже имея, в принципе, всё, в чем нуждался. По-настоящему мне нужна ты, а всё остальное я подстрою, клянусь…
Я не дала ему договорить, повернув за подбородок к себе и целуя, и почувствовала, как Вик улыбнулся, расслабляясь…
Очень скоро мы поехали дальше: в прерии стало невыносимо холодно, и мы с Виком сели в машину, включили обогрев и в странном, приятном спокойствии отправились дальше.
В дороге я немного задремала. Помнила, как Вик тихонько разбудил меня и вывел из машины, когда мы подъехали к невысокому двухэтажному отелю.
– Чикала, – усмехнулся он, глядя на мое сонное лицо, – потерпи немножко, сейчас заселимся…
Я отчаянно зевнула и на рецепции прижалась к его плечу щекой, прикрыв глаза. Номер был уже забронирован. Спать хотелось так, что я даже никак не отреагировала, что мы поселимся вместе.
Когда все формальности с документами были улажены и нам передали ключи, Вик взял рюкзаки. Я уже лелеяла мечту о крепком сладком сне в удобной кроватке. Господи, как же я устала за этот долгий день!
Вик не стал включать свет и рассмеялся, когда я с порога кинулась на широкую кровать ласточкой и зарылась лицом в подушки. Он тихо прошёлся по комнате. Заглянул в шкаф и в ванную; приоткрыл дверь в душевую и подошёл ко мне, присев на кровать:
– Чикала, в душ хочешь?
– М-м-м, всё завтра, – глухо пробормотала я, сжимаясь от холода и безуспешно пытаясь стряхнуть с ног сапоги. Вик покачал головой, посмеиваясь, разул меня, а после помог стянуть куртку. Что было дальше, помню слабо: кажется, я вяло сопротивлялась, но Вик лишь снял с меня шорты и закутал в одеяло, а затем разделся и лёг рядом сам, крепко обняв сзади. Я слышала его ровное дыхание на шее. Он поднял мои волосы, положив их на подушку, и уткнулся мне в загривок носом. И вот так, согревшись теплом друг друга, впервые мы уснули вместе.
Я проснулась. Сжимаясь от холода, растерла руками плечи и встала с примятой травы. Неподалеку в тумане ровно горел костёр…
Мне опять приснился тот послесмертный сон, и на этот раз я запомнила из него один образ, запавший в сердце. Прикрыв глаза, я попыталась зафиксировать его и не потерять.
Смуглая кожа, прямой нос, глаза… голубые или серые… и волосы как угли в костре, темно-рыжие и длинные.
Вик.
Вик… откуда это имя? Этого мужчину так зовут?
Но кто он?
Сон как и всегда развеялся за минуту, оставив после себя лишь тёплое послевкусие. Я помнила ощущения, но не события, и положила руку на живот, куда ложилась его широкая ладонь.
На этот раз я не успела взять ни одного подношения. С тяжёлым вздохом поднявшись, поплелась из тумана к костру, приблизилась к выживающим и бегло осмотрела присутствующих.
Все на месте. Билл мрачен как никогда и держится за грудь. Фэнг не сказала мне ни слова, отворачиваясь и сплетая венок из луговых цветов, которые явно набрала, пока мы отсутствовали. Лори подняла голову, и мы встретились с ней взглядами, радостно улыбнувшись друг другу.
– Он чертовски шустрый и одет не как Призрачное лицо. Не в балахон.
– Он выше, крупнее, – добавила Мэг и поморщилась, потёрла шею, на которой все ещё оставался след от чужих пальцев. – И он был в Ормонде. Он, а не Легион.
– Быть может, отъелся на харчах Сущности? – пошутил Эйс.
– И вырос в росте, – съязвила Мэг.
– Это Крик, – тихо сказала я, точно не помня, откуда знаю его имя. Но ребята без удивления повернулись ко мне, выжидая, что полезного я ещё скажу. – Я не помню точно, но, кажется… он…
В голове крутилось что-то знакомое, как забытое имя. Я поморщилась.
– Он вроде бывший военный, как ты, Билл, – наконец выдала я, неуверенная в информации.
– С чего ты вдруг в курсе, кто он такой? – вскинула бровь Фэнг.
– С того, что каждый из нас помнит что-то особенное о том или ином маньяке, а? – прищурился вдруг Дуайт. – Это игра Сущности, Фэнг, и ее правила. Ладно, у нас теперь хотя бы есть имя. Военный… Билл. Кажется, это по твоей части.
– Он и правда действовал профессионально, не так, как Призрачное лицо, – подтвердил солдат. – Я ожидал от него совсем других действий. Он меня сильно удивил…
– Скольких же ещё убийц нужно Сущности, чтобы окончательно свести нас с ума? – усмехнулась Лори. Я присела у костра, грея руки возле пламени, и устало опустила голову. Сил думать о чем-то, бояться и беспокоиться не осталось: меня убили дважды кряду, и единственное, что меня волновало сейчас – восстановление.
One Way Or Another / Until The Ribbon Breaks
– Когда уже закончится чужая охота и начнётся наша? – недовольно спросил Легион. Лицо его было скрыто под обветренной, покрытой бурыми пятнами чёрной маске с грубо нарисованным на ней белым черепом. Вынув руку из кармана толстовки, он подкинул в воздух нож и метнул его в дерево неподалеку, угодив в размеченную поверх коры собственную мишень. Не самый лучший был бросок… Легион цокнул языком, доставая следующий нож.
– Когда придёт время и Сущность выберет меня.
Трикстер неторопливо подошёл к парню, ухмыльнувшись ему в маску, и элегантно провёл кончиками пальцев по изогнутому лезвию своего ножа.
– Скажи, как ты вознамерился убивать жертв, если даже толком в дерево попасть не можешь?
Замах, бросок. Нож был брошен точно в яблочко. Трикстер оправил на гибком обнаженном торсе свой испачканный в земле и крови желтый плащ, всё ещё остающийся слишком щегольским для сборища мрачных убийц, и подмигнул Легиону:
– Если ты нуждаешься в учителе по метанию ножей, детка, обратись к своему дружку Дэнни, по крайне мере, он не только неплохо чешет языком, но и…
Из тумана вылетел охотничий нож с чёрной рукоятью. Просвистев мимо убийц, он вонзился в узкую рукоять метательного ножичка Трикстера, раскраивая его куда более мощным лезвием и глубоко вонзаясь в дерево.
Крик вышел из тумана мрачным и злым, даже маски снимать не надо, чтобы это понять. Легион всплеснул руками:
– Чувак, что за дела? Не надо так…
– Завали ебло, – рявкнул Крик, яростно покосившись на парня, так, что тот недовольно замолчал. – Не беси меня.
– Кто-то посмел уйти от тебя живым? – усмехнулся Трикстер, скромно подчищая аккуратные ногти лезвием другого ножичка. – Один? Или все?..
Легион хохотнул, обойдя Крика и ухватившись за его нож, но рукоять крепко засела в дереве, и у маньяка не получалось вытащить оружие.
– Не лапай мой нож.
Он грубо толкнул локтем Легиона, взялся за чёрную ручку и одним рывком выдернул нож, оставив на мишени глубокую борозду. А затем хмуро взглянул на Трикстера.
– Ты, яркий, в курсе, кто такая девка с рыжими косами? – спросил он. Трикстер щелкнул пальцами.
– А, Мэг. Она самая быстрая из всех выживших, а что такое? Она тебя обскакала? Или не дала поскакать на себе, м?
Трикстер мягко рассмеялся, зачесав назад тонкие сиреневые пряди, и Крик явно поморщился под маской: это было видно по тому, как он дернул головой, и слышно по грубому голосу:
– Не пори чушь. Я метнул в неё нож, но она убежала к люку и прыгнула в него. Обалденная баба, завидую её выносливости и скорости, но всё же в другой раз она окажется на крюке Сущности.
– Может, да, – аккуратно пожал плечами Трикстер, усмехнувшись. – А может, и нет. Не все жертвы бывают нам по зубам, особенно когда ты новенький.
– Это правда, – вдруг подал голос Легион. – Чем дольше ты здесь и чем больше убиваешь, тем сильнее становишься. Я это знаю по себе, брат.
– Так ты что же, был ещё более хилым, чем сейчас? – ухмыльнулся Крик.
– Придержи язык при себе, если не хочешь, чтобы я его отрезал, – резко сказал Легион, сжав руку в кулак. В другой он уже держал наготове свой нож. Крик насмешливо выпрямился. Сложив на груди руки, закатился смехом, откинув голову назад, а отсмеявшись, сказал:
– Многовато нас тут развелось с холодным оружием, не находите, парни? Может быть, проредить наше число, а, что скажете? Я могу с этим помочь.
– Не нужно никому ни с чем помогать, – глухо произнёс вдруг ещё один парень в маске Легиона. Он был немногим выше первого, и Крик знал, что все звали его Фрэнк. – Не такой ты и крутой, когда один против нескольких, мужик. Иди своей дорогой, погрейся у костра. Если не вышло отделать кого-то в этот раз, отделаешь в другой.
Крик развернулся, угрюмо сунув руки в карманы безрукавки. Его провожали взглядами убийцы, так и не сошедшие со своих мест: они думали, что Крик взбесился так из-за этой выжившей, но это было далеко не так. Его голова раскалывалась от боли, а руки до сих пор дрожали, но после этой охоты что-то ворочалось у него в мозгах и не давало покоя.
Крик не знал, куда себя деть. Он метался из стороны в сторону, похерил свою же охоту из-за того, что всю башку словно пламенем объяло, и теперь, упав на бревно у костра, снова остервенело начал вытачивать что-то из заготовленной деревяшки. Руки работали сами, отдельно от головы, пока Крик пытался сосредоточиться на внутреннем образе, терзающем сознание, и лишь когда за спиной ему тихо свистнули, отвлёкся.
Это была Рин Ямаока. Дух, как звали ее практически все.
Кажущаяся хрупкой девушка с серой кожей и встрепанными тяжелыми волосами цвета воронова крыла. С некогда прекрасным лицом, ныне ожесточившимся печатью вечной смерти. С летящими белыми полотнами, рваными кусками прикрывающими почти нагое тело.
Крик нахмурился и отвернулся, но Рин снова настойчиво свистнула, приложив ладонь к губам, чтобы свист прокатился дальше и был слышен лучше. Мужчина опустил взгляд на поделку в своих руках и вздрогнул, когда осознал, что вырезал из бруска очертание женского силуэта.
Выплюнув ругательства, он поднялся с бревна и швырнул привычным жестом фигурку в костёр, наблюдая за тем, как деревяшку, изображавшую деву, изогнувшуюся в податливой позе, сжигает пламя. Оставив костёр и убийц позади, Крик подошёл к Рин, замершей возле хижины, и оперся рукой о стену, нависнув над Духом.
– Чего хотела, соблазнительница? – мрачно спросил он, не в настроении говорить. Но Рин лишь покачала головой и поманила его рукой, плавно отступая по высокой траве в сторону леса. Она явно хотела, чтобы Крик пошёл следом за ней, и он неторопливо двинулся с места: оставаться здесь ему всё равно не хотелось, а в лесу он пока ориентировался плохо. Вот как раз и повод улучшить свои навыки.
Рин плыла впереди, порой беспокойно озираясь на Крика, словно проверяла, идёт ли он за ней. Он шёл. Шёл и не понимал, для чего это делает, но чем дальше он был от костра, тем меньше терзала его невыносимая головная боль, от которой хотелось раскроить себе череп.
Древесные кроны терялись в вышине и туманной дымке, его кольца ползли кружевом между стволов и по траве. Крик, как и многие маньяки в этом мире, неплохо видел в темноте и спокойно обходил деревья, поваленные брёвна и кочки, след в след двигаясь за Рин и глядя на ее узкие плечи и точёные лопатки.
Лес постепенно расступался, костёр вдали давно потерялся, как и хижина, и кругом стало очень тихо. Крик и Дух неожиданно вышли к сосновой поросли: между стволов мужчина заметил невысокие каменные плиты, врытые в землю, и опознал в них надгробия моментально.
Рин остановилась подле одного, обняв себя руками за плечи. Таинственным образом ее чёрные волосы как живые колыхались и извивались в воздухе. Крик подошёл к одному из надгробий и прочёл на нем:
Здесь покоится с миром Аделаида Адсила Каллиген
Сосновые иглы хрустели под ботинками, ледяной воздух морозил обнаженные руки. Крик прошёл дальше, и на втором камне увидел вырезанные слова:
Возлюбленная мать, Селена Каллиген
Он насторожено посмотрел на Рин и встретился с её долгим взглядом. Девушка стояла возле третьей могилы, и Крик подошёл к ней и вчитался в четыре слова, выбитые поверх серого камня:
Здесь лежит Лесли Крейн
====== Вендиго и паук ======
Комментарий к Вендиго и паук Друзья, опять задержала главу, но ковид не дремлет. Оставайтесь здоровыми, читайте с удовольствием и оставляйте отзывы! 🔪
🔪🔪🔪 Бивор, горячая сцена детектед
Следующая глава: в субботу 🚬
Обалденный Арт: https://vk.com/wall-170410898_2527
Главное – не пялиться только на живот Вика, он великолепен
Волосы я забрала в косу, грязные коленки на джинсах почистила пучком травы. Жадно вдохнув запах костра, напомнила себе: я всё ещё здесь и пока не участвую в охоте. Это не мой Цикл. Не моя игра на выживание.
В ожидании Лори, Фэнг, Эйса и опять Мэг наш маленький лагерь переживает не самые лучшие часы в этом не самом лучшем мире, но все ведут себя спокойно и знают: они вернутся невредимыми, независимо от того, кто погибнет на этот раз.
В конце концов, чёрт возьми, так или иначе они умрут и оживут вновь. Разве нет?
Это бесконечная игра с абсолютным числом ходов, когда после «Игра окончена» герой возвращается с того света. Однажды Фэнг сказала нам, что жизнь – это особое свойство персонажей в компьютерных играх, которое определяется как период между началом и концом игры, а иногда – как шанс или попытка пройти уровень с потерей жизни. Мне до сих пор не по себе, насколько точно это описывает то, что теперь происходит со мной.
Вот только есть ли у нас, выживающих, определённый лимит, как в «Принце Персии» или в «Марио»?
Невозможно без лимита, – утверждает Фэнг. Такой алгоритм.
Иначе какой смысл в игре? Пользователь теряет азарт, у него стирается чувство опасности, игра становится неинтересной. А судя по Сущности, играть она любит.
Я медленно проворачивала в пальцах тонкий стебелёк золотистого цветка. Маленький, нежно-жёлтый… одиночка, найденный сорванным из соцветия, совсем как я – потерянный и никому не нужный… Я подобрала его среди высокой травы, аккуратно поддев обломанным ногтем, и поднесла к лицу. Какой простой и какой красивый в своей наивной детскости. Примула…
Моих ноздрей коснулся ласковый, мягкий запах, землистый и тёплый, и мне кажется, что где-то уже я видела этот цветок – целой охапкой в горшке или в букете. Воспоминание всплыло и растворилось дымкой, оставив меня в замешательстве.
Дуайт вскинул брови, отчего на лбу залегли глубокие морщинки. Тёплые карие глаза безо всякого осуждения поблёскивали за линзами очков, уже чиненых, обмотанных синей изолентой… Пластиковые чёрные дужки были в не самом лучшем виде, и я понимала, почему: нас Сущность латает, а вот одежду и вещи, с какими мы сюда попали – нет. Я сдвинула колени и поджала их под себя, садясь на землю перед костром и покручивая стебелёк вертолётом, думая, как там ребята и против кого им предстоит выступить в этот раз.
Хотела бы я ещё побыть в том чудном сне, где так тепло и солнечно. Я уже и забыла, как это – когда с неба льётся из-под облаков желтоватый свет. Здесь мглисто и туманно. Холодно и одиноко. Каждый из нас закрылся в своей раковине и впускать один другого боится, мы выживаем по одному, потому что опасаемся – а вдруг Сущность однажды начнёт отсеивать нас, вдруг кто-то не вернётся с испытания, потому что подставится из-за другого выживальщика. И вдруг этим кем-то, пожертвовав собой из чистого альтруизма, окажешься не ты.
С другой стороны, что мне терять? Я не помню прошлого и у меня нет будущего… так и умирать не страшно.
– О чём задумалась? – спросил Дуайт, нарушив тишину.
Костёр тихо потрескивал ветками, парок выходил из наших ртов рваными клочьями. Здесь было чертовски холодно, особенно когда Сущность призывала выживших на охоту. Кажется мне или нет, но в этом мире все правила завязаны именно на этом незримом паукообразном… существе.
– О Сущности, – краткий ответ, но всеобъемлющий: Дуайту должен понравиться. – Что она такое и зачем удерживает нас здесь.
– Ага. И где это – здесь, – Дуайт обвёл рукой небо и землю вокруг и вздохнул. – У меня слишком много вопросов, и если все перечислять, выйдет нехилый такой список. Не то что у тебя.
– Точно.
– А вот давай сейчас вместе пораскинем мозгами! – воодушевился он.
О Господи, Фэйрфилда понесло. В отличие от него, не могу похвастаться столь живым и конструктивным умом: я больше человек-наблюдатель. Анализировать, подводить итог, собирать статистику, искать зацепки… это не моё. Я не хочу этим заниматься. В голове и без того кавардак. Я могу сделать выводы, но не гипотетические: Дуайт же совершенно не так устроен.
Он всегда и всё предполагает.
– Иногда мне кажется, – Дуайт понизил голос, потому что Билл пытался подремать и сейчас недовольно прищурился на нас, ворочаясь в спальнике, – что Сущность – это такой Ктулху, понимаешь? Сатурн, если тебе угодно.
Я поморщилась:
– Сатурн? В плане, тот самый, который из древнегреческих мифов?
– Да, тот, который Кронос, – несколько раздражённо пояснил Дуайт и поправил на переносице сползающие очки. Взлохмаченные чёрные волосы багровели бликами в свете костра. – Видела когда-нибудь картину, «Сатурн, пожирающий своего сына»? Был такой художник, испанец. Гойя. Премерзейшее полотно, жаль, что я его не забыл.
Я поморщилась, потихоньку воспроизводя в памяти образ безумного гиганта с выпученными, остекленевшими зрачками: он держит обеими руками обезглавленное мускулистое тело, по которому стекает кровь, и запихивает мужчину в свой огромный уродливый рот.
Да… жаль, что и я его не забыла.
– Ты полагаешь, что у Сущности божественная природа?
– Это же очевидно, – развёл руками Дуайт. В своей офисной рубашке и полосатом галстуке он выглядел здесь так неуместно, как только можно, но сейчас он с максимальной серьезностью закатал рукава и устроился ко мне ближе. – Сама подумай. Нечто похищает нас… из разного времени и разных точек Земли, непонятно зачем. Часть из нас помнит о себе что-то, часть не помнит вообще ничего, как ты. Некоторые… даже больше того, многие… знакомы были ещё в прошлой своей жизни с убийцами, которых Сущность непонятным образом тоже переносит сюда. Для чего?
Я пожала плечами:
– У Лори есть предположение, что Сущность постоянно питается нами. Мы для неё как батарейки в «Матрице».
– А чем именно она питается? – прищурился мужчина, взлохмачивая волосы. – Нет, вот серьёзно. Если, к примеру, ей нужно нас просто напугать и она, гипотетически, питается энергией… нашего страха… или негативными эмоциями… можно не морочиться с этими бесконечными убийствами и оживлениями. Нет, ей нужны наша плоть и кровь, без этого мы для неё как пища не востребованы. А убийцы?
