Текст книги "Hunters and Victims (СИ)"

Автор книги: Sascha_Forever_21

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 68 страниц)

Он точно почуял мое настроение, замолкнув. Заиграла другая песня, куда более веселая и бодрая – Okie from Muskogee. Гитара причудливо перебирала аккорды, ритм бодрил, но в машине было невесело.

Вик мельком взглянул на меня и беспокойно нахмурился, вновь отвернувшись на дорогу:

– Чикала… что стряслось? Ты посмурнела. Грозы боишься? Ехать уже недалеко.

– Нет, – я не знала, говорить или нет: так не хотелось поднимать тему. Ни разу мы с Виком не обсуждали это… но он начал первым, точно считал мои мысли.

Поджав точеные губы, он расслабил брови, опустив тяжелые веки, всмотрелся в линию горизонта узкими точками зрачков. Взгляд стал непроницаемым и холодным. И в этот момент я снова ощутила тот странный индейский дух: свободный, неукротимый и непримиримый.

– Знаешь, кто такой Логан? – спросил он вдруг.

Я поневоле улыбнулась:

– Какой-то конкретный Логан или любой Логан в принципе? Я знаю лишь одного известного, ну, – и я пошевелила пальцами, – мутанта с адамантиевыми когтями из мультика.

– Его ещё Хью Джекман играл, точно, – кивнул Вик, – нет, я не про Росомаху. Я про одного ирокеза. Логан Тахнехдорус, Раскидистый Дуб, жил в конце восемнадцатого века и был сначала главой деревни, а во время конфликта с белыми стал вождем в Войну Данмора… знаешь, что это за война, любимая?

Я смутилась, когда он так назвал меня, но не подала виду и качнула головой. Вик мельком глянул и снова прищурился:

– Это конфликт между белыми из Вирджинии и племенами шауни и минго, одними из ирокезов. Случилось это, кажется, в 1774м. Да, точно. Известная же история, в школе-то уж вы это точно проходили… До того Логан мирно жил рядом с белыми в деревне, в большом доме на Йеллоу-Крик, это неподалёку от нынешнего Огайо. У него была большая семья: дети, внуки, братья. Он часто помогал белым путникам. Дочь его вообще вышла замуж за белого мужчину и была на сносях, когда случилась беда…

На скулах выделились две складки, точно он крепко стиснул челюсти, и Вик продолжил:

– Короче, тридцать белых солдат убили двадцать одного индейца, посчитав отчего-то, что те готовят заговор. У Логана истребили всю семью. Абсолютно. Мать, дочь, брат, племянник, сестра и кузина – а ещё соплеменники… И я солгу, если скажу, что их ждала лёгкая смерть. Нет, не ждала.

Прерия отвечала безмолвием, тянулась вдаль, и я слушала историю Вика, холодея от ужаса:

– Это была настоящая резня. Ладно бы их просто пристрелили… но минго пытали. Безжалостно. Пощадили только двухлетнюю девочку-метиску. А над Кунай, беременной дочерью Логана, измывались особенно жестоко. Над ней поглумились, насильничая, а затем живой выпотрошили и вынули плод. С неё и с ребёнка сняли скальпы, и только после того успокоились, оставив тело. Представь, что увидел Логан, вернувшись домой.

– Не могу представить и не хочу, – еле слышно выдавила я.

– Он решил мстить, – ровным тоном продолжил Вик. – По нашим обычаям, кровная месть – не преступление, а священное право, и Логан, а также некоторые другие индейцы, устроили в ту пору с разрешения вождей страшную бойню, искупавшись в крови своих врагов. Вообще, карали всех, в том числе поселенцев, которые не участвовали в той резне. Кровная месть побуждала их убивать не только мужчин, но и женщин, и детей, и стариков. Губернатор был крайне встревожен обстановкой и предложил переговоры, но Логан на них не явился и прочёл свою знаменитую речь, которая потом стала известна как Плач Логана. Сейчас все спорят, он ли был его автором, но там сказаны очень правильные вещи…

Меня обуял страх едва ли не больший, чем тогда, в аэропорту или на пляже.

Мистическое и жуткое пришло со странным, потусторонним, холодным голосом Вика, оно было здесь – лишь протяни руку… Абсолютное зло, заключённое словно стихия в одном человеке. На миг на фоне грозовых облаков его лицо почудилось мне чужим, старинным профилем индейца, ровно чеканящим слова:

– Я обращаюсь к любому белому человеку с просьбой сказать… Если он когда-нибудь приходил в хижину Логана голодным, неужели тот не дал ему мяса; если он был холоден и наг, неужели не одел его? В течение последней долгой и кровопролитной войны Логан не брался за топор и выступал за мир. Я так любил белых, что мои соотечественники, говорили: «Логан – друг белых людей». Я даже думал жить с вами бок о бок… Но полковник Кресап прошлой весной хладнокровно убил всех родственников Логана, не щадя даже женщин и детей. В жилах ни одного живого существа на земле нет больше ни капли моей крови, и я прошёл по пути мести. Я искал её, убил многих и полностью утолил свою жажду. Но не питайте надежд, что боюсь. Логан никогда не чувствовал страха. Он не станет спасать свою жизнь. Кто будет оплакивать Логана? Никто.

В жилах стыла кровь. Руки заледенели, стиснутые пальцы занемели. Боль смешалась с ужасом. На мгновение я поняла, что чувствовали эти мужчины – оба: хотя между ними и было три сотни лет, но жизнь толкнула обоих на путь мести.

И в тот момент я осознала.

Вик не видел ничего ужасного и несправедливого в том, чтобы убить всех причастных к тому преступлению, за которое он мстил. Нет, это неправильно, это дико… но он странным образом не нагнетал и не притворялся, а искренно думал именно так.

– Я с рождения в Вудсборо был чужим и нежеланным. Незваным гостем на собственной земле.

Его пальцы крепче стиснули руль.

– В семнадцать меня поставили на учёт в полиции. Посчитали преступником из-за одного несчастного случая, которое хотели провести за непреднамеренное убийство… но, к счастью, дело попало в суд штата, мои документы рассматривали в Огасте. Один парень сорвался из-за меня со стрелки строительного крана.

Он поморщился. Болезненно дрогнул лицом.

– Там высота метров в двадцать, он упал на арматуру… Штыри резали час, чтобы снять с них тело. На том месте так и осталась стройка: после неприятного несчастного случая в офисах как-то не задалось. Там решили сделать торговый центр. Затем снесли и его… А мать этого парня – она явилась ко мне и влепила пощёчину, будто я толкнул ее сына в эту пропасть. Но я не просил травить меня. И гнаться за мной.

Так вот о чем говорила Рамона. То самое убийство. Я медленно протянула руку к рулю и положила ее на пальцы Вику, сжав.

– Мне очень жаль, – проронила я печально. – Жаль, что ты оказался во всем этом…

– Когда я вернулся спустя три месяца в подростковой исправительной школе в Бангоре, куда меня определили вместо колонии, я был совсем другим парнем. – Вик прятал боль за внешним безразличием. – В первый же день учебы один из тех, кто подтопил меня в бассейне год назад, подошёл со спины в столовой и решил в шутку вылить содовую мне на голову. Хотел посмотреть, как я вскакиваю весь мокрый и липкий, возможно, вскрикиваю. Так приятно взглянуть, как заика-маскот снова получает под задницу.

Вик вдруг мрачно улыбнулся и сплёл пальцы с моими на руле.

– Господи, этот идиот остался жив? – ничуть не делано испугалась я, и Вик сухо рассмеялся.

– Да что ему будет? Я просто очень удивил тогда своих обидчиков, заставил того паренька сжевать эту чёртову банку, а перед тем вылил содержимое ему за шиворот. Я уже был крепче и сильнее многих из них. И мне особенно не шли поперёк.

Да я бы и сейчас не шла злому Вику поперёк. Размажет по стенке и не заметит.

– Алюминий, кстати, здорово режет до крови, так что красным у гадёныша был весь рот. Но выбор-то невеликий: либо жри банку, либо я изобью как умею. А умел я тогда уже много чего: меня в той исправительной школе научили уличной драке, самой, наверное, опасной, Лесли. В ней нет правил, нет чести. Ничего такого. Это просто мордобой без прикрас и благородства. Два месяца, пока я там был, ходил с вот таким лицом, – и он показал руками шар, на секунду отпустив руль. – Весь фиолетовый от синяков. Но на третий бил уже я их, а не они меня.

– Они сами воспитали в тебе зверя, – я опустила глаза, грустно покачав головой.

– Зверем я был всегда, только мне старались сперва внушить, что я добыча, а не хищник. Уничтожить меня им не удалось, – спокойно сказал Вик. – У нас в резервации пять или шесть ребят покончили с собой, когда я был подростком. Одну девочку в четырнадцать нашли зарезанной осколком зеркала. Убила себя. Дошла до ручки, понимая, что будет мерзкой пинто до конца жизни среди нормального общества, понимаешь, да? Ещё двоих парней лупили так часто и так сильно, что они просто слились. Лучше один раз и насовсем, чем каждый день и понемногу. В семьях у них творился кошмар наяву. Жили в основном с матерями, с бабушками, с тётками. Мужчин или не было, или они были такими, что лучше б не возвращались в семью…

– Почему?

– Наркотики, Лесли. Алкоголь. Они всё это делали не от хорошей жизни. Бились как черти в церковь, ломились в закрытые двери хоть с чёрного хода, раз с парадного не впускали. Им не давали нормального образования. Их не принимали в университеты и в училища. Работы им не давали: только временную, разъездную. Сезонную. Разовую. Блядь.

Он крепче сжал мои пальцы, и я закусила губу, не решаясь убрать руку.

– Мне крупно повезло найти стабильное место. Я не пил и не курил, был на хорошем счету. Люди поумнее это видели. Я пришёл после армии, доверие ко мне малость выросло… в первое время. А потом грёбаный шериф и ещё несколько таких же как он напомнили всем, что я гожусь только для чистки унитазов, потому что в семнадцать не дал белому парню спустить в себя обойму из травмата, и тот разбился нахер.

– Ох…

Он сжал мою руку так, что ее до запястья обожгло болью.

Вдруг Вик дал по тормозам, резко остановился. Вик ли это был, или уже нет?

Трасса пустая, ни машины, ни человека, ни здания… одна прерия от края и до края, и мне стало сильно не по себе.

Меньше всего мне хочется остаться здесь один на один с ним.

С Криком.

– Лесли…

Он повернулся ко мне, взгляд оставался тёмным и чужим. Медленно обнял меня ладонью за шею, уткнул лицом в своё крепкое плечо, коснулся губами макушки. От замшевой куртки все ещё пахло солнцем, сеном и вчерашним радостным днём, и я зажмурилась, обняв в ответ этого мужчину, кем бы он сейчас ни был…

– Прости меня. Не надо было заводить этот разговор, – сокрушенно сказал он. – Очень болит рука?

– Совсем нет.

– Врешь, – укорил он и не ошибся. Я опустила глаза, не зная, что сказать, но Вик осторожно коснулся подбородка, приподнял лицо, чтобы я взглянула на него:

– Нам нужно многое узнать друг о друге, чикала, и я надеюсь, тебя это не отпугнёт… и ты не уйдёшь от меня… – он запнулся, помолчал. Будто набираясь сил, неловко добавил. – У меня непростой характер.

– У тебя нож при себе и я сижу посреди прерии в машине, как я могу куда-то от тебя уйти?..

Вик грустно улыбнулся моей шутке и прильнул своим лбом к моему, прикрыв глаза:

– Если однажды я буду пугать тебя… чем угодно… просто скажи мне это. Я сделаю все, чтобы остановиться, Лесли, я клянусь тебе. Я никогда не сделаю тебе ничего плохого, пока жив. Раз я уже едва не ошибся, чуть сам себя не лишил счастья…

Когда его пальцы коснулись моего ножевого шрама на руке, я тревожно сглотнула. Вик был крайне серьёзен.

– Теперь всё у нас будет по-другому.

Younger – Seinabo Sey

Всё кругом стало заметно зеленее, по обеим сторонам дороги выросли сначала невысокие лесопосадки, а затем и раскидистые древесные массивы с прохладной тенью. Красная почва в глубоких трещинах сменилась темной, рассыпчатой, землистой.

Шеви стремительно летела под зелёными кронами, сплетающими над нашими головами прозрачный купол. Сквозь ветви било утреннее солнце. Грозу мы оставили далеко позади, а вместе с ней – и тяжёлые мысли. То тут, то там появлялись заграждения, и мы видели то темнокожего мальчика-пастуха верхом на лошади – настоящий ковбой! – с целой овечьей отарой под надзором, то пасущихся по одной или две лошадей. Я радостно приоткрыла окошко, наслаждаясь свежим ветром в лицо, и высунула руку: между пальцев заплясало тёплое солнце, обогрело и поцеловало.

– Пытаешься поймать ветер? – усмехнулся Вик.

– А что, нельзя? – я прищурилась, лукаво улыбнувшись в ответ. – Слушай, ты много рассказывал об индейцах, но у всех вас длинные имена, двойные. А у тебя только Пёрышко…

– Перо, – поправил Вик на автомате, – И нет, не только, просто бабушка так звала. Считай – ласково, а так у меня есть, конечно, настоящее индейское имя.

– Да? – я заинтересовано повернулась к нему и заметила, что он тоже растянул в улыбке губы. – И какое? Ну, скажи.

– Зачем? Всё равно не вымолвишь, – отмахнулся Вик, – меня так редко зовут.

– Почему?

– Потому что это имя мохока. А я живу среди чероки. Другие традиции… часть имени на одном языке, часть на другом, потому что два племени смешались во время брака моих родителей. Что ты вертишься, чикала?!

– Ну скажи, ну пожалуйста! – заканючила я, состряпав самое милое лицо из возможных, – Вик, я же не отстану и спрошу у твоих дядей!

– О Господи, – Вик закатил глаза, лениво высунул локоть в окно и недовольно покосился на меня. – Ладно. Кархаконхашикоба. Ну?

Я кивнула, постепенно переваривая новое слово и не ожидая, что оно и впрямь будет длинным и сложным.

– Кархаконха…

Я запнулась. Вик был доволен, что я без запинки сказала первую часть, и с гордостью посмотрел на меня:

– Ты умница, чикала. У нас сложный язык, не все могут с первого раза повторить.

– Прости, просто Шикоба мне нравится больше, – созналась я, и Вик заразительно засмеялся, потрепав меня ладонью по макушке. – А как оно переводится?

– Ястребиное перо, – Вик поморщился. – Индейцы любят брать животных в покровители. Воронья Лапка, Перо Цапли, Чёрный Орёл… Сидящий Бык… много кого было.

– А как звали твою мать? – слова сорвались прежде, чем я успела себя остановить, и быстро поджала губы. Чёрт, вот же глупая! Зачем спросила! Вик слегка качнул головой, но всё же спокойно ответил:

– Лилуай, – в его голосе прозвучала вдруг нежность, и он перевёл. – Певчий Ястребок. В свою честь меня, кстати, она и назвала. Так матери часто с сыновьями делают.

– Лилуай… – я повторила, оставив на губах послевкусие чего-то светлого и лёгкого, как вспорхнувшая птица. Вспомнила красивую мать Вика и сочла, что имя подходило ей идеально, как, собственно, и ему: ястребы тоже рыжепёрые хищники, совсем как мой индеец. – А отец? Ты знаешь его имя?

– Да, Адсила рассказывала. Оно редкое, не то что у меня.

Вик включил поворотник, и мы поехали на сбавленной скорости по дороге, зазмеившейся среди вётел.

– Отоанэктовэра. Играющий с ветром. Но мать звала его просто Вэра, Ветерок… Я до сих пор помню, как она делала такие хрустальные игрушки с перьями и стекляшками, а потом развешивала их по веранде. Тоже ветерки. Красиво звенели и переливались… Они до сих пор у матери сохранились по всему дому: видел, когда был там. После ее смерти.

Я с беспокойством взглянула на Вика, но он дёрнул щекой, довольно спокойно продолжив:

– Всё нормально, милая. Я вполне могу говорить о родителях. И кстати… мы уже приехали.

За поворотом, прячась за раскидистыми клёнами, на большом открытом пространстве вырос очень просторный одноэтажный дом с крышей-мансардой, подпираемой деревянными массивными колоннами по всему периметру.

Дом был окружён террасой, спрятанной под стеклянным навесом. Неподалёку располагались высокий аккуратный амбар и внушительных размеров сарай, больше похожий на ещё один отдельный домик. В небольшом отдалении я увидела также длинную конюшню, выкрашенную в белый цвет, и простенький круглый загон, окружённый плетнём.

– Какой у них… – выдавила я.

– Шикарный дом, ага. Настоящее ранчо, – согласился Вик, перебивая. – О, гляди, нас уже встречают!

На террасу с кружкой кофе вышел один из близнецов и сунул руку в карман шорт, внимательно наблюдая за нашей машиной.

Вик припарковался возле дома: я безумно обрадовалась возможности наконец-то выйти. Полтора часа трястись в машине было очень утомительным делом, особенно после перелёта и долгой поездки.

– Ребята, с добрым утром, – спокойно приветствовал нас мужчина. Чёрные волосы он убрал в хвост, одет легко, хотя на улице было так свежо, что я сразу сжалась. Вик мельком взглянул и снял куртку, накинув мне на плечи. – Мы вас ждали.

– Привет, Тео, – кивнул Вик, и мужчины обменялись рукопожатием. Размеренная речь, холодный, непроницаемый взгляд, немного усталое лицо… Да, я тоже сразу поняла, что это Теодор.

– Здравствуйте! – пропищала я из-за спины Вика, чувствуя себя среди этих двухметровых мужиков пигалицей.

– Лесли, как доехала? – Тео опустил взгляд, и я подивилась, насколько приятные у него глаза. Такие мудрые, спокойные. – Очень устала? Ничего, мы всё поправим. Ещё не завтракали? Тогда самое время идти на кухню, мы только что сели за стол. Рашель! Ещё два прибора поставь, пожалуйста!

Мы обошли дом по террасе, следуя за Тео, и на заднем дворе я увидела, что в просторную кухню настежь открыты стеклянные окна в пол, так, что внутрь можно легко зайти с террасы.

За большим деревянным столом хлопотал Адам, вокруг него крутилась, нежно приобняв со спины за талию, невысокая и очень красивая молодая женщина в джинсах и вязаной короткой кофточке.

– О, салют! – помахала она нам, улыбнувшись, и с прищуром оглядела обоих. Адам поймал её изящные пальцы и сжал, притянув к себе и обняв за талию свободной рукой. – Милый, не веди себя как дикарь, будь добр…

– Я ещё и не старался, но раз на то пошло, я и есть дикарь, – ухмыльнулся он и в шутку пихнул женщину бедром. – Вик! Лесли! Ребята, как я рад вас видеть! Моё достоинство грубо принижают. Они не хотят подавать на стол горячие бутерброды моего собственного производства…

– Как так? – Вик пожал ему руку и строго взглянул на второго дядюшку. – Что за ущемление прав коренного населения Америки?

– Я приготовил столько всего специально к их приезду, а ты ноешь из-за каких-то там горячих бутербродов! – раздражённо закатил глаза Тео. – Рашель, ну так где приборы?

Девушка с тёмными кудрями залилась румянцем. Белая как молоко кожа была сплошь в веснушках, как скорлупа перепелиного яйца: она шлёпнула ладошкой по запястью Адама, чтобы тот ее отпустил, и подошла ко второму мужчине, преданно заглянув в его глаза:

– Прости, Тедди. Не успела, бес попутал.

Бес громко расхохотался за её спиной, выуживая оливку из белой керамической миски и отправляя её в рот. Мы с Виком переглянулись с улыбками.

Да, странная у Вика семейка: странная, но очень весёлая.

За столом царило воодушевление. Я быстро поняла, зачем Каллигенам такой здоровенный стол и почему они наготовили так много всего. Пока мы с Рашель – домоуправительницей близнецов – клевали из своих тарелочек, эти исполины сточили практически всё, что было.

Горячие бутерброды Адама тоже пошли на ура. Они, конечно, были далеко не так красивы, как омлет с чёрными томатами, украшенный базиликом, и свежевыпеченные круассаны в сливочном масле. Но когда есть попросту осталось нечего, Адам рукой фокусника достал симпатичные на вид сандвичи с поджаренными колбасками, с кольцами хрустящего лука на булочке с оливками, к которым он явно питал слабость, сметая их со стола первым.

– А вы не поедете на фестиваль? – спросил Вик у дядюшек. Адам покачал головой.

– Сегодня нет, у нас другие дела, да и мы планировали весь день провести с вами, молодёжь!

– Мы оставили вместо себя помощника, – ровно ответил Тео и взял из рук домоуправительницы ещё чашку кофе. – Спасибо, Рашель.

– Всегда на здоровье, радость моя, – она стояла возле мужчины и нежно прижала к груди его голову, чмокнув Теодора в макушку. Я немного смутилась.

Вот это номер. Крутит с двумя, да ещё на глазах друг у друга… роковая штучка эта Рашель. Я во все глаза выпучилась на женщину. На вид ей не больше тридцати двух, выглядит она очень ухоженно. Большие зелёные глаза обрамлены длинными тёмными ресницами, в уголках чувственных, ярких губ спряталась улыбка.

– А мне? – делано обиделся Адам.

– Сделаешь сам, – отбрила Рашель и прищурилась на него. – Уже большой мальчик. Кстати, и мне тоже налей!

Мы с Виком незаметно улыбнулись друг другу. Он сделал Адаму знак рукой и встал сам, решив приготовить кофе заодно и нам.

– Вот кто меня взаправду любит! Виктор! – радостно махнул рукой Адам. – Кстати! Вчера уже привезли твою красавицу. Талисман в стойле, вечером мы её уже почистили, разместили… она уже познакомилась с Озером, осталась им очень довольна.

– А кто это? – полюбопытствовала я, наблюдая за тем, как Вик ставит перед Рашель и Адамом кружки с кофе.

– Благодарю, – деликатно улыбнулась ему Рашель, с прищуром окидывая глазами. Вик поставил кофе и нам.

– Озеро – это один наш очень хороший жеребец, – сказал Тео. – Трепетный мужчина. Планируем когда-нибудь подружить его с Талисман ещё теснее… Вик, была она уже жеребой?

– Нет, ни разу, – откликнулся он.

– Но когда-то же надо начинать? – ухмыльнулся Адам. – Мы вот тоже ждём пополнения…

И он ласково приобнял за плечо Рашель, вдруг положив ладонь ей на живот. Я расширила глаза. Вик поперхнулся кофе.

– Да?! Ух ты, – пробормотал он и взял со стола салфетку, вытерев брызги с гавайской рубашки. – Здорово! Поздравляю… а…

Он обвёл взглядом всех троих и замолчал. Я понимала растерянные чувства Вика: ну как тут спросишь, кто отец?! Братья невозмутимо молчали и улыбались, каждый по-своему – Тео одними глазами, Адам – широко и непринуждённо. Воцарилась неловкая тишина.

Я решила быстренько перевести тему и спохватилась:

– А можно потом посмотреть на конюшню? Я, если честно, никогда не каталась на лошадях.

– Разумеется! – хлопнул в ладоши Адам. – Но если вы не против, ребята, мы сперва покажем вам ваши комнаты… ничего, что поселим вас рядом?

Вик кивнул, погладил меня по плечу:

– Я и сам хотел попросить… у нас тут…

Он запнулся и замолчал, вдруг мрачнея. И я поняла, что он хотел поделиться с ними, рассказать им… что с нами происходит что-то крайне нехорошее, что побуждает держаться вместе. Не расставаться надолго. Быть в поле зрения друг у друга.

– У нас тут новость, – подхватила я. – Мы с Виком официально начали встречаться. Да, Шикоба?

– Да, чикала, – благодарно сказал он и чмокнул меня в висок, придвинув к себе. Вместе со стулом. Вик, блин, сама нежность! – Правда, я не в курсе, что мы не встречались до этого, но сейчас мне очень приятно.

За столом рассмеялись. Рашель погрозила нам пальцем:

– Вы такие милые, ребята, и так смотрите друг на друга. Я не удивлюсь, если очень скоро погуляю на вашей свадьбе. Только не тяните с этим!

И она повела руками вдоль плоского живота и осиной талии:

– А то не смогу покрасоваться в красивом платье!

– Ты в любом платье прекрасна, Рашель, – парировал ровным голосом Тео, целуя ее в веснушчатую щеку.

– А без него подавно! – подхватил Адам, взлохматив ее кудри.

– Эй! Я тебя поколочу, здоровяк, – погрозила она ему пальцем. – Не делай так, их потом очень трудно расчёсывать.

Завтрак прошёл бодро и весело, правда, у нас с Виком осталась куча вопросов, в частности, касаемо дядюшек и Рашель, но задавать их было слишком неловко.

После мы помогли убрать со стола и прошли следом за Тео вглубь просторного дома. Обстановка меня восхитила: большую часть занимала огромная общая комната с современным камином, облицованным песчаником и закрытым стеклом. Целую стену занимали индейские головные уборы из перьев, раковин, кожаных шнурков, костяных и деревянных бус. Вик пояснил, что такие называются вампум, и носит их обычно сахем племени, то есть вождь.

В лёгкий, лаконичный и, сразу видно, ни разу не бюджетный интерьер стильно вписались индейские мотивы: украшения, тотемы, гигантский ловец снов в холле… я шла как в музее, разве что рот не забыла закрыть. Наконец, Тео показал нам на две двери:

– Располагайтесь. Если нужно, переоденьтесь, душ примите, в общем, отдыхайте, ребята. Мы, если что, неподалёку.

Вик сходил за нашими вещами в машину и занёс мой рюкзак в одну из комнат. Как здесь хорошо! Спальня выполнена в темных тонах, во встроенной гардеробной пустуют вешалки. Двуспальная кровать застелена уютным покрывалом-пэчворк, а окна выходят как раз на луг, простирающийся к клёнам.

– Тебе здесь нравится? – уточнил Вик. – Не хочешь взглянуть на вторую комнату?

– Нет, мне хорошо, – я присела на краешек кровати, хотя у большого окна стояло стильное кресло. – Как здесь уютно… немного побудешь со мной?

– А ты хочешь?

– Сам-то как думаешь?

Я потянула его за край рубашки, откинулась на спину и выдохнула с улыбкой, когда Вик упал рядом и приподнялся на локте, расслаблено развалившись на постели.

– Время сплетен! – бодро объявила я.

– О нет.

– О да. Так что насчёт твоих дядюшек? Что за ерунда с Рашель?

– Они говорили, что есть женщина, которая следит за домом и хозяйством, – Вик покачал головой, – но я вообще не ожидал, что она будет с кем-то из них крутить роман.

– Интересно, с кем именно? – я прищурилась. – Думаю, это Тео.

– Да? – усомнился Вик. – Это почему?

– Потому что между ними есть химия… – говорить, когда тебя поглаживают по колену, очень трудно. – Да я серьезно говорю, что ты улыбаешься?!

– Потому что когда ты сердишься, ты очень милая, чикала, – он наморщил нос. – У тебя сразу краснеют уши, ты знала?

– Нет. Спасибо, теперь буду всегда прятать их под волосами!

– Тогда я на висках сбрею твои красивые волосы, совсем как себе. Пусть ушки всегда будут видны.

Он ловко притянул меня к себе и поцеловал в шею и в ухо, поглаживая скулу большим пальцем. Глаза оставались серьёзными, но обрели прежнюю мягкость. Это был мой прежний Вик, и я так обрадовалась ему, что молча уткнулась в ладонь лицом, прикрывая глаза.

– Я по тебе очень скучала, – признаться было трудно, но слова сами слетели с губ. – Ты в последнее время был словно… сам не свой…

– Мне страшно говорить тебе это, чикала, – он неспешно зачесал мои волосы назад, задумчиво лаская лицо, – но я такой и есть. Не только тот тихий парень, которого ты вытащила из раздевалки, понимаешь? Скорее… я далеко не всегда такой.

– Понимаю… – я задумчиво кивнула и нахмурилась. – Ты сказал, что тебе страшно… чего ты боишься?

– Расставания. – Он невесело усмехнулся. – Я могу пообещать, что никогда не оставлю тебя.

Руки похолодели. Я не знала, как ответить ему на это признание, и будь он просто Виком Крейном, согласилась бы. Но Крик, который был его неотъемлемой частью, слишком пугал меня.

Я задумчиво поправила рубашку у него на груди. Разгладила складку, закусила губу:

– А если я… решу однажды… – добавить что-то ещё не было сил, больно даже думать об этом. Но грудь стянуло льдом, когда Вик тихо ответил:

– Я же сказал, чикала. Я никогда тебя не оставлю.

Тук!

В оконное стекло что-то негромко стукнуло, и мы оба услышали женский голос:

– Шикоба…

Это Рашель? Я равнодушно повернулась к окну и тут же застыла:

– Вик.

– Что?

Он обернулся и тихо выдохнул, сразу поднявшись на руках.

– Туман…

Туман появился из ниоткуда, как и всегда. Затянул мороком солнце и блуждал по лужайке, наползая на неё. Вдали послышалось перепуганное конское ржание. Лошадь громко взвизгнула, конюшня скрылась в серой дымке, и Вик встал с кровати, подошёл к окну. Снаружи было уже почти ничего не видно. Только седая взвесь в воздухе, оплетающая щупальцами окно, пыталась проникнуть к нам, но безуспешно.

– Шикоба… – вновь позвал тот же голос, и Вик перемялся с ноги на ногу, обернувшись на меня. – Виктор…

В нежных полутонах скользило змеёй что-то, что настораживало меня. Я не могла понять, что именно может так напугать, и встала следом за Виком, подойдя и стиснув его руку.

Он слушал как зачарованный, подвинувшись ближе к стеклу. Прищурился, пытаясь всмотреться в туман…

А затем женщина запела.

Мотив был простым и нежным, словно колыбельная. В нем чувствовалось что-то индейское. Он убаюкивал, и переливчатые ноты раздавались гулким эхом в тумане. Но, пусть песня и была нежной и тёплой, мне стало неспокойно.

Вик выронил мою руку из своей, разжал ладонь. Он отступил на шаг от окна и молча вышел прочь из комнаты, когда прозвучал снова этот голос:

– Шикоба…

Куда это он?

– Вик?!

Я окликнула его и поспешила следом, нагоняя. Рванула за рукав рубашки, когда он уже выбегал из задней двери, ведущей на луг, и Вик повернулся с растерянным лицом:

– Вик, куда ты?! Нельзя выходить в туман.

– Но там меня зовёт мама, – сказал он отстранённо и легко вырвался из моих рук. – Будь здесь, Лесли.

– Вик!!!

Я ухватилась за его руку и упрямо стиснула зубы:

– Не иди, ты разве не помнишь, твоя мать умерла?! Прошу, закрой дверь…

Он резко тряхнул рукой, так, что мне пришлось попятиться, чтобы не упасть, и равнодушно сказал:

– Разве ты не слышишь? Она меня зовёт. Наконец-то.

Он выглядел так, словно его околдовали. Глаза были пустыми и тревожными. Он исчез за дверью так стремительно, что я не могла отпустить его одного и не успела позвать на помощь, а прыгнула за порог, нагоняя его, пока туман не поглотил высокий силуэт:

– Милый, стой!

Одного шага вполне хватило, чтобы я вцепилась в его руку и крепко стиснула ее:

– Я пойду с тобой, хочешь ты или нет, но одного не отпущу!

Вик помедлил и кивнул, сплетая пальцы с моими. На секунду в его глазах мелькнула благодарность, но он тут же без колебаний как на зов волшебной дудочки Крысолова пошёл на тихий шёпот, манящий в туман:

– Шикоба… Шикоба…

Голос стихал и делался громче. Каждый раз он звал все настойчивее, и Вик шёл за ним, зачарованный.

Ощущение пространства потерялось. Только трава, в такую тёплую весну неожиданно покрывшаяся инеем, похрустывала под ботинками. Вик уверенно шёл вперёд и остановился, лишь когда голос прекратил манить.

Воцарилась тишина.

Любой звук гаснул здесь, и я испуганно прижалась к Вику плечом, услышав позади тихое дыхание.

А затем короткий хруст сбоку.

– Чикала… – Вик медленно моргнул и словно пришёл в себя, совершенно растерявшись. Он огляделся и приложил ладонь ко лбу. – Боже, что мы здесь делаем… зачем я… что же ты! Иди ко мне!

Я дрожала от холода, обняв себя рукой, и молча прижалась к его груди. Вик снял рубашку и остался в одной только чёрной майке. Рубашку он надел мне на плечи и растёр их, снова обняв.

– Ты сам сюда пошёл… Я пыталась тебя остановить, но ты не слушал, – я обвила рукой его за талию, пряча лицо на плече. – Прошу, давай уйдём, Вик. Мне не по себе.

– Мы можем пойти назад. Но я не уверен, что найдём правильное направление. Тут ни черта не видно.

– Но лучше же так, чем стоять на месте?

Он согласно кивнул и повёл за собой, развернувшись. Дальше шага в тумане не было видно ничего.

Трава шуршала под ногами, порой мелькала сухая почва и кочки. Я случайно пнула носком ботинка плоский камень и озадаченно огляделась.

По обеим сторонам от нас вдруг показались тонкие стволы деревьев, терявшихся в вышине и дымчатых кольцах.