Текст книги "Hunters and Victims (СИ)"
Автор книги: Sascha_Forever_21
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 68 страниц)
Он застыл возле двери, издевательски поигрывая ножом в руке, но теперь, когда я его заметила, он ожил и двигался ко мне – гибко, медленно, уверенно, как хищник, кружащий вокруг добычи.
Я застываю в углу собственной комнаты и шумно сглатываю. Что делают в таких обстоятельствах? Я прикинула. А что у меня есть? Кричать бесполезно… остальные дома расположены равноудалённо от нашего, меня никто не услышит. Позвонить в службу спасения? В США это 911, но пройдёт всё равно время, пока я объясню ситуацию, позову на помощь, дождусь наряда полиции. Нож был ближе, а убийца – вот он, во плоти, прямо передо мной. На нём переливается спортивная «умная» ткань безрукавки. Я вижу, как он крепко сложён: эластичные рукава, надетые отдельно и оставляющие узкую полоску кожи, совсем этого не скрывают. Маска безжалостно смотрит, изучает. Я слышу неожиданно лёгкое дыхание, хотя всегда считала, что маньяки и потрошители должны дышать тяжело и нахраписто. Я думала так, потому что образы должны отвращать. Но сейчас отвратительного не было. Был ужас. Холодный, липкий ужас по затылку, застывший привкусом железа на кончике прикушенного языка. Хочу кричать, но крик вырывается из глотки сипом. Меня никто не услышит. Дома я одна. С надеждой кошусь на окно: может, выпрыгнуть из него? Второй этаж, есть надежда, что выживу. Но маньяк вдруг резко шагает на меня, в ладонь захватывает оба запястья и изучающе рассматривает, вжимая в стену и поднимая руки – свою и обе мои – над головой. Я чувствую, как он нависает, и слышу его дыхание. Меня посещает пугающая мысль.
Прежде чем прирезать ту бедную девочку, Кейси, кажется, неужели он её изнасиловал? Я боюсь и думать об этом. Сквозь стиснутые зубы жалобно хнычу. Я готова буквально на всё, – это понимаю прямо здесь и сейчас – лишь бы меня отпустили и пощадили. Поэтому из горла вырывается почти хрип:
– Пожалуйста.
Моё пожалуйста звучит, наверное, очень жалко. Он словно в усмешке наклоняет голову сначала на один бок, затем на другой. Смотрит на меня всё так же пристально, а затем поддевает кончиком лезвия бретельку чёртовой майки. Ненавижу майки на бретельках, кстати, почему тогда мой гардероб здесь забит этим дерьмом?!
Я не успеваю ни вздохнуть, ни предпринять что угодно – нож легко срезает бретельку и движется по ткани ниже. Я ожидаю удара в любой момент. Вспоминаю, что нужно напрячь мышцы, это должно снизить опасность удара и сохранить внутренние органы, хотя вряд ли мне это поможет. Он чувствует, как напряглось моё тело, и вдруг низко усмехается, словно понимает, зачем я это делаю. Указательный палец левой руки, держащей нож, покачивается перед моим носом, и вдруг меня бьёт током. Он левша. Мозг откладывает в копилку, хотя я знаю – бесполезно. Я всё равно скоро буду мертва.
Нож застревает в ткани на груди, царапает кожу и разрезает майку вместе со спортивным топом под ней. Мне становится страшно, когда лезвие кончиком ведёт по коже и оставляет болезненную алую полосу, из которой проступает кровь.
Чувствую, как между грудей медленно движется щекочущая капля, но мне не хочется ни дёрнуться, ни вздрогнуть: я боюсь даже вздохнуть под этим взглядом. Нож ведёт на живот, и он непроизвольно дёргается. Проваливается в чашечку пупка, больно ранит. Но движется дальше. Ниже.
Юбка расползается под напористым, резким рывком вбок, и я вскрикиваю, сжимаюсь, начинаю крупно дрожать.
– Прошу… – мольбы точно не помогут, но я унижаюсь, потому что хочу жить. – Я сделаю всё, что скажете. Только н-н… отпустите…
Он резко поднял голову, вгляделся мне в лицо – не на тело. Ещё один короткий, точный взмах срезает бок у трусов. И вдруг он произносит точно мне в ухо, прижимаясь щекой маски к моей щеке:
– Знаешь, как потрошить человека правильно?..
Я бы хотела быть крутой. Хотела бы плюнуть в морду этому мерзавцу или презрительно бросить: не интересовалась, но вместо того слабо качаю головой, отчего он вдруг льнёт лбом к моему виску плотнее. Я чувствую, как напрягается, тяжелеет и крепнет его тело, и по спине ползёт липкий страх.
– От лобка… – он почти мурлычет мне в шею, медленно прижимается всем телом. – Делаешь надрез над ним. Ведёшь выше, раскраиваешь брюшину и аккуратно движешься дальше, к грудине, иначе кишки вываливаются сразу, а это непрофессионально, – в конце слышу сухой смешок, от которого хуже, чем от крика или удара.
Лезвие упирается кончиком мне в лобок, и я понимаю, что по лицу текут слёзы только потому, что щёки мокрые и пряди липнут к ним.
– Не надо…
Клинок надаваливает. Я боюсь, что ещё движение – и он вонзится. Ноги слабеют, я валюсь, повисаю в руках убийцы, потому что моих сил больше нет. Хочется кричать «хватит», но он точно не услышит и не остановится.
Его рука делает быстрое, едва уловимое движение. Нож прокручивается так, что я вижу серебряную молнию. А затем он всаживает его мне между ног – в ткань белья. Короткий вой мне незнаком, таких звуков я никогда не слышала – отчаянных, болезненных, хотя издала его я… Хриплый смешок мне в ухо. И я понимаю, запоздало, но понимаю, что в трусы упирается только жёсткая рукоять. Само же лезвие легло вдоль его запястья обратным хватом.
Дальше я ничего не помню. Валюсь кулем, и мне всё равно, кто меня подхватит. Всё равно, убьют или нет. Он разжал ладонь и теперь стоит надо мной: я только вижу тяжёлые армейские ботинки, и дальше – пустота. Я упала на ковёр и выблевала нехитрый ужин, съеденный за просмотром телевизора… Живот скрутило снова и снова, пока не осталась одна желчь. А когда я подняла голову, разрывающуюся от боли, обнаружила, что в комнате пусто. Я одна.
====== На месте добычи ======
Комментарий к На месте добычи Nick Cave & The Bad Seeds – Red Right Hand (музыка)
– Замки не вскрыты. Это не выглядит как проникновение со взломом. Вы уверены, что точно закрывали двери?
Я с ненавистью посмотрела на темнокожего офицера, вскинувшего брови мне в ответ. Стоит, рассуждает. Я резко отвернулась и фыркнула. Посмотрела бы на него, если бы ножом угрожали ему.
– Я уже десять раз сказала. Да. Я всё проверила.
Мама с тихим вздохом начала массировать виски, сидя в кресле. Хелен притихла рядом с ней, угрюмо сжимая в руке телефон.
– Я не вижу поводов для сильного беспокойства… – офицер явно пытался подобрать слова. – Не думаю, что напавший на вашу дочь, миссис Клайд, был тем самым маньяком, который устроил… который побывал в доме Коксов. Не хочу вас пугать, но если бы это был он, Лесси…
– Лесли, – стальным тоном поправила я. Да он форменный идиот. Неспособен даже имя потерпевшей запомнить.
– … могла бы закончить совсем иначе. Понимаете, о чём я говорю?
Мама терпеливо сжала челюсти. Пальцы у неё строго барабанили по подлокотнику. Посмотрела на меня. Затем – на офицера, и процедила:
– Офицер Мейсон. Если вы полагаете, что мне должно быть легче оттого, что какой-то ублюдок ворвался в мой дом с ножом и лишь слегка порезал дочь, при этом сняв с неё одежду… вы ошибаетесь. Он мог сделать что угодно, и никто бы его не остановил.
– Тогда почему он ушёл? – мягко спросил полицейский, и я задалась тем же, задумчиво опустила взгляд в пол и стянула воротник халата на груди.
Хороший вопрос.
– Он звонил мне, – я поморщилась вдруг. – На телефоне было знакомое имя, и я ответила.
– С чьего телефона поступил звонок? – офицер нахмурился, и я молча протянула ему смартфон. В следующую секунду его глаза расширились и стали круглыми, как монетки.
В комнате обстановка стала заметно напряжённее. Второй офицер вопросительно повернулся к Мейсону, но тот лишь хмуро сказал:
– Мы пока изымаем ваш телефон как улику.
– Но… – эй, погодите, а он вообще видел, сколько эта штука стоит? – Я тут при чём?! И как прикажете… у меня там все контакты!
– Мы проверим его и завезём наутро в старшую школу. Всё равно туда поедем. А хочешь… – он кашлянул. – Хотите – вернём через Энтони.
И второй вдруг подмигнул мне, отчего глаза медленно полезли на лоб в немом удивлении.
– Хорошо, – протянула, а сама уже подумала, что маньяк на фоне полицейских кажется не таким странным, а очень даже логичным. Хотя… почему он меня не убил?
На секунду стало смешно. Податься за ним, что ли, с криками «ну так доверши начатое!» – и я не про то, что он устроил.
Но как он проник в дом? Вот что волновало по-настоящему. Я точно была уверена, что крепко заперла все двери. Проверяла специально, когда мать и сестра уехали. Я проводила их машину взглядом – удаляющийся по пустынной дороге синий семейный автомобиль, и тревожно подумала, что находиться одной в большом чужом доме опасно.
Полицейские уже ушли. Смартфон действительно забрали, как и порезанные вещи. От событий сегодняшнего вечера остались лишь неприятные воспоминания и неглубокий змеящийся порез от ключиц и до лобка.
Пока что мама обошлась без допроса, что даже странно: это не в её характере. После того, как офицеры вышли за дверь, я молча пошла в свою комнату, чтобы в смежной с Хелен ванной спокойно полежать в пене и подумать. Но выяснилось, что ванны не было – только душевая с большой лейкой. Так что сейчас я стояла под душем, чувствуя, как обжигающе стекают по телу струи воды. Постепенно становилось легче, мозг словно очищался. Прикрыв глаза, хорошенько умыла лицо и подставила его под поток: вода упруго залила нос, рот и глаза.
И вдруг ответ пришёл сам по себе, так внезапно, что я случайно вдохнула воду и раскашлялась.
Ну конечно! Я отшатнулась от лейки и лихорадочно забегала взглядом по розовой плитке. Всё просто, как дважды два. Когда дом был полностью нараспашку? Ответ лежит на поверхности.
Когда я осталась одна, как думала, маньяк уже был внутри.
По загривку пробежали мурашки, от осознаваемого страха упало сердце. Всё это время он был здесь…
Пальцы сами выключили воду, завернули вентиль на кране. Я наступила на коврик для ног и сняла с крючка большое бежевое полотенце, машинально вытираясь. Всё это время в голове колотилась одна и та же мысль: он был здесь. Здесь, здесь, здесь…
И как теперь спать? Я же не сомкну глаз. Промакивая волосы вторым полотенцем, я посмотрела на своё отражение в небольшом запотевшем зеркале и вздохнула от облегчения, что собственное, такое родное и такое привычное тело осталось со мной даже в этом безумном мире. Вот только вид не самый счастливый. Светло-карие глаза смотрят с лёгким прищуром: задумчиво, не без любования, и мне не стыдно – вы бы тоже полюбовались на себя, если бы встали на грань между жизнью и смертью уже дважды за сутки, не считая неудачного покушения на жизнь и здоровье падением с лестницы.
Распахнув полотенце, я внимательно посмотрела на извивающуюся между грудей и по животу тонюсенькую ниточку пореза. И поневоле внизу живота приятно, томно потяжелело, а соски напряглись бусинками, царапнули ткань полотенца. Что со мной не так?
Поджав губы и не разрешая себе чувствовать это, достаю из шкафчика перекись водорода и ватный тампон, чтобы обработать царапину. Острый же у него нож. Я в видах не разбираюсь, но чётко уверена, что этот – охотничий. Похожая модель красовалась очень долго на рекламной афише одного оружейного магазина ещё в той, другой, жизни. Я придержала ватку на порезе: пощипывало, но пришлось потерпеть и только после надеть почти безразмерную футболку, найденную в шкафу.
Кровать тёплая и мягкая. Ветер воет в окна, и судя по короткому дробному стуку в стёкла, пошёл дождик. Я прилегла буквально на минуту, чтобы вытянуться и передохнуть – раз не головой, так хотя бы телом, и обвела простенькую комнатку с цветочными обоями взглядом. Как-то мне здесь не нравится. Всё это мне не принадлежит. Не соответствует вкусам. Словно это не моя жизнь… А впрочем, так и есть. Моя осталась в другом мире.
… Будильник на электронных часах сработал в шесть пятнадцать. Со стоном, я оторвала голову от подушки и нашла маленького засранца. Он мерзко пиликал и выключаться не желал. Куда обычно с такой уверенностью нажимают на корпусе во всех фильмах? Негодуя, я взяла будильник в руки и внимательно изучила его, не без труда нашла нужную кнопку и выключила, заполнив комнату приятной тишиной…
… но ненадолго.
– Лесли! – стук в дверь. Я закатила глаза: мам, а можно потише? Я пытаюсь поспать. – Уже шесть двадцать. Вставай.
Я громко ответила многозначительное «ага» и упала на спину, раскинувшись на подушках. Неосознанно начала перебирать тёмно-каштановые волосы в пальцах, разглядывая прядки и изучая оттенки цвета, от кофейного до золотистого, стараясь отвлечься от главных мыслей: о сегодняшнем дне, будто желая отложить всё предстоящее. Затем оставила своё занятие и потянулась… охнув.
Бока прострелило ощутимым накопившимся напряжением. Я смущённо поёрзала. Ткань футболки казалась как и вчера вечером грубой, такой, что соски болезненно тёрло, а щекочущая истома продолжала разливаться чем-то незаконченным по бокам.
Отголосок вчерашней странной реакции на стресс? Кажется, такое с людьми тоже случается, – нахмурилась я, постаравшись припомнить факты из психологии. Но рука поневоле потянулась под одеяло, мягко поднимая с живота футболку и скользя пальцами в трусы. Ещё секунда – и подушечки плавно легли на губы. Я вздрогнула, поняв, что они сильно припухли. Я не то чтобы влажная… насквозь сырая. И почему-то тревожный сигнал поступил в мозг вместе с острым удовольствием. Мне казалось, я что-то упускаю из виду. Но сейчас тело требовало немедленной разрядки, словно кто-то мучил меня ласками всю ночь, однако не довёл дело до конца.
Вздохнув, я задвигала рукой чуть быстрее. По влажному пальцы скользили легко, каждое движение отдавалось вспышками в лобок и бока. Такого ещё не было со мной… Прервав рваный вздох, я устроилась удобнее и раздвинула ноги пошире, глядя полуприкрытыми глазами в потолок, но видя совершенно другую картину перед мысленным взором.
Руку в чёрной перчатке. Стальной блеск холодного лезвия. Рукоять, надавившую сквозь ткань трусов, отсыревших от одного властного жеста. Острый, жгучий стыд и ненависть к своему дебильному мозгу, выхватившему из любых фантазий именно эту. В глубине души ублюдка, ворвавшегося ко мне в дом, я глубоко ненавижу, даже если он просто так своеобразно пошутил и не желал плохого. Хотя трудно сказать именно так, как пытались внушить мне бездарные местные служители закона: тот, кто не желает плохого, плохого не делает. Пальцы вдруг мазнули клитор, задели в исступлённой ласке – и я медленно, сладко выгнулась навстречу им, продолжая горячить воображение. Почему не мой парень? Почему не Влад, а какой-то чужой и, возможно, опасный незнакомец? Но я готова была поклястья, что чувствовала и знала одно в тот момент, когда тело прошивали сладкие, томительные волны предоргазма: так же ясно, как свою руку, я помню и его. Мне кажется, его пальцы уже тихо растягивали меня, а взгляд буравил тёмными насмешливыми впадинами глаз на маске, глядя, как я ворочаюсь и изнываю тихо спящей. Страх сковал ступни, которые свело тихой судорогой колотящего удовольствия. А хорошо ли была заперта сегодняшняя дверь…
Мысль от осознания, что незнакомец снова проник в дом, чтобы доставить мне – или себе? – удовольствие, вывернула наизнанку. Заставила глубоко задышать, забыться, откинуть любое смущение в судороге, нарастающей в бёдрах…
– Сколько ещё мне тебя звать?!
Ручка провернулась, дверь открылась под бурчание матери… чёрт!!!
Я подскочила с постели и живо одёрнула футболку, стараясь выровнять дыхание и надеясь, что щёки не пылают пунцовым. Ещё бы секунда – и меня бесполезно звать. Как же она вовремя…
– Ты ещё не одета! – она окинула меня грозным взглядом. – И не умыта! Да чем ты здесь занималась?
Дрочила на убийцу, мама. Не мешала бы ты мне, утро началось бы лучшим образом.
Свирепо глядя, как она закрывает за собой дверь, я думаю, как так вышло, что даже в этой версии жизни мама легко, точно сморкается, нарушает моё личное пространство. Кто учит родителей этому фантастическому ремеслу? Почему они забывают, что раз у детей в комнате стоит дверь, то стоит в неё хотя бы изредка стучаться?
Негодуя, пошла собираться, думая о своём. В голове всплыл вопрос: с чего это вдруг один из офицеров упомянул Энтони? Пока выглядывала в окно и пыталась понять, какая на улице погода, мама позвала снизу ещё дважды – последний раз вообще звучал достаточно истерично, чтобы я наплевательски быстро собралась, натянула свободные серые джинсы, кроссовки и толстовку. Не уверена, что в местных школах так разрешено ходить. Вспомнить хотя бы мою школу… я ухмыльнулась. Попробуй явиться туда без униформы белый верх – чёрный низ, и всё, баста, первый же учительский патруль в коридоре остановит и заставит переодеваться. Вздохнув по суровым российским будням, я просто сняла с крючка вчерашние сумки и так и сошла вниз, потому что толком не знала, что за уроки будут сегодня.
– Не прошло и года! – возвестила мама и вдруг скривилась. – Лесли. Ну зачем ты так себя уродуешь?
Я ошарашено посмотрела по сторонам. На всякий случай пригладила и без того гладкие прямые волосы. Что я опять сделала не так? Лихорадочно соображая, наткнулась взглядом на сестру, поедающую свой завтрак под просмотром мультиков на смартфоне.
– А что? – осторожно спрашиваю, присаживаясь за стол.
– Ну ты посмотри на себя! Тебе нельзя носить такую свободную одежду.
О Боже, о да, я уж и забыла. Закатив глаза, положила на краешек тарелки перед собой ломтик зажаренного бекона и небольшой кусочек запеканки. Завтрак выглядел очень вкусно, но есть его не было никакого желания, если честно.
– Просто возьми и переоденься, – тон был очень категоричным. Она неодобрительно рассматривала меня, будто я котёнка голыми руками задушила при ней, право слово. – И выкинь эту кофту.
– Но она мне нравится, – продолжала я вяло сопротивляться, отпивая кофе. Мама фыркнула.
– Тогда не надо слушать мать. И будет тебе хорошо. Живи неряхой! Твоя старшая сестра уже так живёт! И ничего! Ей нормально! Никто её не поучает, никто не советует постирать вещи или одеваться как нормальный человек…
Я задумчиво перевела взгляд на маму и обратно в тарелку. Вот занятно… в той жизни у меня не было никакой старшей сестры, а в этой – есть. Я даже не знаю, кто она и как её зовут. А меня с нею уже сравнивают. Как так?
– Мам, – осторожничаю. – Ну если хочешь, я пойду и переоденусь…
– Я так хочу? – возмущается она, отрывая взгляд от телефона. – Это тебе надо не выглядеть идиоткой. Я не хочу, чтобы моя дочь так выглядела. Мне стыдно!
– У меня просто было такое настроение сегодня, – пытаюсь зачем-то оправдаться. – Я не хотела…
Но она машет рукой и советует не приставать.
– Если ты, конечно, хочешь меня вывести из себя, продолжай, пожалуйста. Ты на правильном пути. Ещё немного, и мне будет на самом деле плохо…
Еда становится картоном. Вкуса я особенно не чувствую, но ем, чтобы не обидеть её… и не получить новый выговор. Так мама вела себя в первые два года после смерти отца. Из-за подобной мелочи однажды я едва не сделала удивительную глупость, которую она припоминала мне всю оставшуюся жизнь. Возможно, и сейчас в том, другом, мире, подумала, что дочка-суицидница всё же решила побыть жертвой и сбросилась с высотки добровольно.
Стало горько во рту и обидно, и я проглатываю залпом кофе и встаю из-за стола.
– Ладно, – резюмирую. – Я пойду. Опаздывать не хочется.
Настроение, которого и так нет, безнадёжно испорчено. Но когда выхожу на улицу, негромко хлопая дверью, выдыхаю и с прищуром смотрю на небо. Красивое, розовое по краям, обрамлённое серыми облаками. Я хорошо запомнила дорогу до школы и решаю прогуляться, думая о своём.
Этот день только начался, но что-то мне подсказывает, будет совершенно непростым.
– Эй, Лесли!
Мы с ребятами уже на обеде, сидим снаружи за деревянным столом и молча жуём то, что взяли в столовой. Кормят, кстати, неплохо. Я невозмутимо подняла взгляд от пудинга и увидела, как к нам спешно подбегает девушка с роскошными светлыми волосами по пояс.
На лице её сразу появляется широкая улыбка.
– Что ей нужно? – цедит Дафна тихо, так, что только мы едва слышим. Я изогнула бровь. Понятия не имею! Я её вообще в первый раз в жизни вижу.
– Ты куда пропала? – голос удивлённый. Не спрашивая разрешения, она садится рядом и кладёт рюкзак на скамейку. – От тебя недели две нет ни слуха…
– Так занята была, – промычала, открывая банку с колой. Кто это, чёрт возьми, такая? – Учёба, дом, сама понимаешь.
– Но чего не отвечаешь на сообщения? – и на загорелом лбу появляется морщинка. – Это всего лишь пара минут. Ты с того дня пропала, как…
Она осеклась и смолкла, вдруг поморщившись. Но я уже навострила уши. Нет, про что это она?
– С того дня, как что?
В груди поднялось тревожное чувство, что мне недоговаривают. Странно всё это.
– Я вчера тебе тоже писала, – заявила девушка. – Ты даже не ответила.
– Дрю, – не выдержал вдруг Энтони и широко улыбнулся блондинке. Правда, улыбка получилась издевательски натянутой. Дафна с усмешкой опустила лицо в тарелку с салатом. – А ты не находишь, что если человек тебе не отвечает, с большой долей вероятности, он просто, чёрт возьми, не хочет с тобой общаться?!
Я усмехнулась. Вывод на самом деле глубокий, и почему до такой простой истины своим умом зачастую не доходят. Дрю же побелела, медленно перевела темные глаза на парня.
– Я не с тобой разговариваю.
– Просто не вижу смысла и дальше отнимать наше время, – пожал он плечами. – Кстати, Ли. Тут брат кое-что твоё передал. Держи…
Из кармана он вдруг достаёт мой смартфон, и кусочки пазла складываются воедино. Так вот оно что! Офицер – старший брат Энтони! Я расслаблено махнула рукой:
– Спасибо…
Дрю внимательно взглянула мне в лицо – и кажется, на её собственном промелькнуло нечто вроде презрения пополам со страхом. А затем, хмыкнув, она не прощаясь встала и ушла.
– Что это с ней?
– Не обращай внимания, – сказала дружелюбно Дафна. – Просто её злость берёт, что ты перестала общаться с ней и её компашкой.
Чуть было не ляпнула «Правда?!». Расширив глаза, я сосредоточенно ковырялась в пудинге и кивала, молча соглашаясь. А Дафна тем временем заметила:
– Ты посмотри, вешается на Стива. Но и он хорош.
Девушка вдруг с жалостью отвернулась, а Энтони, напротив, коснулся моего плеча:
– Это она назло тебе делает. Ей просто нравится злить тех, кто не пляшет под её дудку. И так вышло, что на сей раз отказалась плясать ты.
– А разве плясала?
Я машинально взглянула на Дрю. Она прислонилась к входной двери, пристально вглядываясь в лицо смуглого симпатичного парня с короткой стрижкой, который отвечал ей с небрежной улыбкой.
– Хочешь сказать, нет? – ответил вопросом на вопрос Энтони и вдруг заткнулся. Закатил глаза. – Так, сейчас опять начнётся, и я буду во всём неправ! Давай вы решите ваши проблемы с Дрю наедине.
Тот, кого Дафна назвала Стивом, был на самом деле симпатичным парнем. Высокий, крепкий и достаточно мускулистый, он наверняка профессионально занимался спортом. Во всяком случае, в руке у него я заметила спортивную сумку.
– Чего она так возле него увивается? Знает же, что он тебе нравится, – продолжала негодовать Дафна, поедая салат. Эта новость заставила меня закашляться. Нравится?! Я с сомнением взглянула на него ещё раз.
– Да вообще-то ничего особенного, – невозмутимо заявила в ответ подруге, и та смолкла и ошарашено расширила голубые глаза.
– Она слишком сильно стукнулась головой, упав с лестницы…
Как всякий раз, когда ты пристально и долго смотришь на кого-то, так и сейчас Стив чётко отследил мой взгляд. Я поспешила тут же опустить его в тарелку и задумчиво произнесла вслух:
– Вообще он не в моём вкусе.
Со звоном вилка выпала из рук Энтони. Он делано выдохнул.
– Я согласен, что удар пришёлся по центру, отвечающему за анализаторную деятельность. Очнись, милая! Это один из самых горячих старшеклассников. Если ты ответишь себе честно на вопрос, что забыла в компании Дрю Браун, то причина – вот она. Метр восемьдесят четыре, голубые глаза, квотербек школьной футбольной команды.
Иначе – альфа-самец, всё понятно. Каждая хочет, но никому не даётся. Неужели я была настолько глупа, что втрескалась в него?!
– Ну… – не буду отрицать очевидное. – Он действительно красавчик. Но точно не стоит моих попыток обратить на себя внимание.
Сказала так и продолжила расслабленно жевать свой обед, невзирая на то, что друзья ошарашено взглянули на меня.
К концу дня я уже начинала кое-что понимать о своём окружении. Дафна и Энтони, мои друзья, скорее всего, лучшие. У Дафны родители сейчас в Теллахасси, на какой-то важной конвенции: они работают в судебном производстве. Энтони вырос, судя по всему, в достаточно строгой патриархальной семье. Как он там со своим кудрявым чубом остался жив, неясно, но, судя по всему, на радикально настроенных родственниках и оттачивал годами мастерство красноречия.
Были также другие ребята, с которыми я училась. Узнавала их имена на уроках и практических, приятно поболтала с девушкой по имени Элис – она пишет стихи и неплохо разбирается в препарировании лягушек, как выяснилось. Но была также компания, про которую стоит упомянуть отдельно.
Звёзды есть в каждой школе, и пятеро учеников, на которых я сейчас пристально смотрела, стоя с друзьями в сторонке, и были как раз такими звёздами. В их число входили Дрю Браун: вот она, громко смеётся, встряхивая роскошной гривой. Одета стильно и выглядит очень хорошо, но, судя по поведению, мозгов в ней – минусовое число, либо она просто здорово придуривается.
Ещё одна девушка, невысокая брюнетка – это Лора Чейз. Она смотрит на всех с пренебрежением. Рядом стоит высокий темнокожий парень, зовут, кажется, Винсент, иначе – как Энтони любовно обозначил – Винни. Он кажется приятным… но только до тех пор, пока не окликает школьного уборщика, метущего площадку.
– Эй! – его голос звучит грубо. – Вот тут тоже есть мусор. Приберите, пожалуйста.
Он одним взмахом выбивает стакан с напитком из руки Стива, который растерянно цокает. Пластиковый стаканчик разлетается сладкими брызгами газировки, компания смеётся, кто-то тоже улыбается им – одобрительно.
– Какая мерзость, – глухо говорит Энтони и передёргивается. – И как ты могла с ними гулять.
– Была очевидной дурой, признаю, – я смотрю, как парни веселятся, пока уборщик сметает сладкую лужу метлой. – Абсолютные уроды.
Пятый парень – высокий и нескладный, со слишком широкой, дёрганой улыбкой и светлыми волосами. Он постоянно держит руки в карманах и скользит по друзьям взглядом, так торопливо, словно боится что-то упустить. Это Джонни Палмер.
И вроде бы в них ничего необычного, разве что одно но. Все они – из одной компании с той девочкой, Кейси Кокс, что пригласила к себе на смертельную вечеринку остальных друзей.
Пока я думала над этим, Энтони сочувственно опустил ладонь мне на плечо:
– Я в курсе, что вчера к тебе вломился какой-то урод.
– Да я даже испугаться не успела, – пришлось лихо соврать. Дафна покачала головой.
– А что, если это был тот психопат с ножом, который порезал Кейси?
Я и сама задавалась тем же вопросом. И видимо, судьба подталкивала меня к ответам, потому что телефон тихо пиликнул в сумке – и на экране я с изумлением прочла сообщение от Дрю:
Встречаемся в парке у озера в шесть часов. Нужно поговорить. Это касается Кейси, если ты поняла, о чём я.
Небо грозило пролиться дождём, но я не пожалела, что решила прийти в парк. Здесь всё дышало спокойствием и умиротворением: и старая кованая ограда, и высокие кусты усыпанного белыми ягодами пузыреплодника, и скамейки на безлюдных дорожках – это выглядело так очаровательно, как может выглядеть только осенний парк в маленьком городке.
Она написала, у озера. Так вот оно… достаточно большое, подёрнутое ряской, с деревянными мостками на другой стороне.
– Лэс!..
Я обернулась на голос и вздрогнула, заметив приближающуюся Дрю. Девушка была одна. Придерживая на плече лямку рюкзака, улыбнулась, но улыбка вышла холодной.
– Привет.
– Привет… – она запнулась и смолкла на минуту. – Ты на ланче была совсем неразговорчивой.
– Я, если честно, и сейчас не понимаю, о чём говорить, – честно призналась, глядя себе под ноги. Дрю усмехнулась.
– Ну как же… тебя, то есть, совсем не колышет, что убито сразу пять человек, и все, как по несчастливой случайности, из нашей компании.
Разговор приобретал интересный окрас. Я с любопытством подняла глаза на обеспокоенное лицо Дрю.
– А в чём дело? Боишься, что станешь следующей?..
– Не смешно!
Я совсем не знаю ни этих ребят, ни эту девчонку, но уже сейчас могла по резкости её тона и поведению сказать одно: мы с ней точно не подружимся.
– Слушай, я задала вопрос. Что конкретно ты хочешь мне рассказать? Ты писала так, словно вопрос отлагательств не требует…
– У меня просто есть догадки насчёт того, кто смог бы это сделать, – произнесла она вдруг, облизнув губы. Я тут же напряглась.
Кругом ни души. Только вода тихо плещет о высокий травянистый берег. Дрю озирается, склоняется ко мне пониже: я вижу родинку над пухлой губой и сознаюсь, что девчонка чертовски привлекательна.
– Я просто хорошенько пораскинула мозгами и сопоставила пару фактов, но кроме того, видела кое-что.
– Знаешь, кем может быть убийца? – я пытливо смотрю на неё, и Дрю впервые тушуется.
– Да. Ну то есть… – Дрю замялась. – ... это только подозрения.
Она теребит лямку рюкзака и кажется очень взволнованной.
– Тогда почему полиции не рассказала? Они же всех из классов на допрос забирали.
И это святая правда. На трёх занятиях офицеры действительно вызывали в кабинет директора всех старшеклассников, имевших контакт с погибшей и остальными жертвами маньяка. Но Дрю вдруг хмыкнула:
– Чтобы стать следующей?.. Спасибо, не нужно. Просто я подумала, ты умная девчонка, и раз так, сможешь догадаться сама. Ведь ты же помнишь тот день. Ты после на связь и не выходила.
Она перевела дух и продолжила, зачесав светлые волосы назад:
– Двадцать первого сентября утром мы пришли сюда всей компанией, помнишь?..
Но эти слова она не успела договорить. Лицо её исказилось от дикого страха, изменившись за секунду, так, словно она увидела кого-то за моей спиной и отшатнулась. В следующий миг поперёк талии меня крепко схватила сильная рука… А вторая из-за моего плеча опустила блестящий холодный нож на грудь Дрю, пронзая её и оставляя кровавые следы на белой футболке.
– Дрю!!!
Я закричала и забилась, глядя на то, как рука словно заведённая продолжает пронзать девушку. Раны ужасные: недостаточно глубокие, чтобы убить её моментально, но такие, что она истекает кровью, надрывно плача, и пытается убежать. И тогда, отшвырнув вдруг меня в сторону, убийца подрывается за ней.
