Текст книги "Hunters and Victims (СИ)"

Автор книги: Sascha_Forever_21

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 68 страниц)

– Мистер Крейн… – она замялась, закусила щёку изнутри. – Но это же нельзя оставлять безнаказанным.

Виктор поднял на девушку светло-голубые глаза, удивительно прозрачные для достаточно смуглой кожи. Невесело усмехнулся, отнял у Лесли ватный диск и снова приложил к брови. Лесли спохватилась и взяла новый, старательно прикладывая его к вспухшей верхней губе.

– Эрик П-Палмер, отец Джонни, начальник п-полицейского участка Вудсборо, – саркастически улыбнулся Виктор, глядя словно бы сквозь Лесли. – У МакГрубера п-папаша брокер, у него много д-денег, откупится. У Чеда Лоуренса ни родителей со связями, н-ни ума, ни силы… но он и д-делал меньше всего из них троих. Стив Барнс торчал там как затычка в з-заднице и бездействовал, так-то не п-подкопаешься. Да и ты сама слышала, что они сказали.

– Да… слышала… – она виновато понурилась, точно была лично виновата в этих словах.

А Виктор остекленело уставился в живот Лесли, пока та обрабатывала его лицо, и вспомнил…

Если четыре школьника укажут на то, что ты педофил и гомик, Крейн, всем плевать будет на то, правда это или нет. Мы вообще можем сказать, что это ты тут всех режешь. А что? Чем не мотив? Школьное отребье, неудачник по жизни, решил отыграться на невинных детях. Нищая шваль… у тебя нет ни образования, ни перспектив… у тебя нет даже денег на адвоката, это уж наверняка…

Он устало покачал головой и медленно стянул тонкую чёрную шапку, в которой был всё это время. Из-под неё на плечи упала вдруг тяжёлая тёмно-рыжая коса; почему-то с ней и без головного убора он стал выглядеть совсем молодо и беззащитно. Да ещё с этими синяками…

Лесли перестала его разглядывать и смущенно протянула пакет с замороженной индейкой.

– Вот… – он начал было отнекиваться, но Лесли нахмурилась и положила руку ему на затылок, настойчиво не давая отвернуться. – Да не нужно сопротивляться, у вас уже лицо отекает. Завтра будет раздувшимся как баскетбольный мяч.

Виктор стих и махнул рукой, молча взял мясо и так и остался сидеть, прижав его к лицу. Вернувшаяся в кухню Дафна робко предложила чай или кофе, но извинилась, что через час нужно будет уйти: родителям очень не понравится вся эта история.

Спустя минут пятнадцать все втроём пили ужасно невкусный кофе с диетическими хлебцами. Дафна, извинившись, пояснила:

– Дома больше ничего нет из десертов, я на… на диете.

– Всё хорошо! – быстро ответил Виктор и смутился. – Вы в-вообще слишком много сделали для меня. Я н-не ожидал… это н-неудобно…

– Что там всё-таки произошло? – Лесли убрала волосы за плечи, отставила кофе. – Расскажите нам. Расскажите, чтобы в случае чего вам помочь.

Он вздохнул и покачал головой, но девушки с такими лицами сидели напротив, что понял: они тоже имеют право быть в курсе.

– После т-тренировки футбольной команды я зашёл по г-графику в мужскую раздевалку, – Виктор опустил глаза в кружку. Ему явно не нравилось это вспоминать. – Шестеро п-парней там задержались. Двое страдали фигнёй и и-играли в сокер, я попросил их выйти. Четверо были в с-санузлах. В душевой я обнаружил два использованных п-презерватива, услышал шум в у-уборной… – он вздохнул и прямо посмотрел на Лесли, словно умоляя взглядом. – А может, хватит, д-девочки?

– Мистер Крейн, – поджала губы Дафна, – мы слушаем.

Он обвёл взглядом потолок, откинулся на спинку стула. Только сейчас – даже не в школе и не когда обрабатывала его – Лесли вдруг заметила, что комплекцией он далеко не хлюпик. Это слабо видно под свободной толстовкой, но сейчас, когда ткань обтянула грудь и живот, она поняла – может и задирали потому, что интересно было, способен ли ответить?..

Или наоборот, то что не может при любом раскладе дать сдачи, делает конфликт ещё острее и интереснее для Джона Палмера?

– Всё началось с п-прокладок, – пояснил спокойно Виктор, и девушки одинаково непонимающе вскинули брови, переглянувшись. Это было так забавно, что он даже улыбнулся. Распухшая губа и заплывший глаз тому не помешали. – Да, з-звучит, с-с… с-странно. Просто эта троица п-придумала себе г-гениальное развлечение. Они раз… раздраконили аппарат с б-бесплатными прокладками и тампонами из женской раздевалки и решили п-посмотреть, что будет, если засыпать ими унитаз и п-постоянно смывать. Конечно, всё это д-добро в воде разбухло, и, в… в… – он вздохнул и попытался успокоиться. – В-вы сами понимаете, всё то, что кто-то не смыл, п-пошло наверх…

– Омерзительно, – скривилась Лесли. Дафна молча расширила глаза.

– Да, я уборщик, – ровно продолжил мужчина, но между широких чёрных бровей залегла глубокая морщинка. – Да, г-гребу за всеми д-дерьмо, тут Палмер п-прав. Это моя работа. Но я не обязан унижаться.

– И вы сказали ему это? – Дафна машинально помешивала кофе в кружке, пытаясь за действиями скрыть свой стыд. Стыд за действия людей, с которыми она училась.

Это было мучительно, даже глаз она поднять на Крейна не могла.

– Д-да, – кивнул тот. – Н-началась п-перепалка. Они д-давно меня не… невзлюбили. Н-не знаю, за что.

За то, что не может им ответить, но отвечает, – с болью подумала про себя Лесли и вдруг молча протянула ладонь. Накрыла собой смуглую и сбитую руку уборщика, которая лежала на столе возле кружки. Она ощутила, как эта рука напряглась, а он как-то странно, недоверчиво вздрогнул. Но не отстранился.

– Вы должны сказать об этом директору, – другого выхода Лесли не видела, – даже если у Джона отец полицейский, что он сделает, если вы вынесете это на общественное обсуждение?

– Никогда, – вдруг так твёрдо сказал Виктор, что Лесли смолкла и растерянно посмотрела ему в лицо. – Б-больше – никогда, – добавил он тише и опустил взгляд.

От Дафны мы вышли в седьмом часу и направились вверх по улице, решив разумно обойти школу стороной. Сначала молчали. Он снова надел шапку и спрятал под неё косу, длиной ему та была ровно по лопатки. Из тёплой одежды на нём был ещё спортивный стеганый жилет, а на брюках я увидела бурый след крови – заметный только если приглядеться.

– Давно вы работаете в школе? – с интересом спросила я, сунув руки в карманы куртки. Ветер снаружи усилился: уже вечерело. Дафна осталась дома, а Виктор Крейн настоял на том, чтобы всё же проводить меня до дома: я пыталась отнекиваться, но он лишь сказал:

– А если т-там эти уроды тебя п-поджидают?

И я заткнулась. Не особенно хотелось, чтобы Палмер или один из его парней что-нибудь со мной сделали. Тут я вспомнила виноватый взгляд Стива, и стало тошно.

Мы шли по аллее, мимо то и дело проезжали по дороге машины или велосипедисты. Но пешком ходили мало… наверное, всё же повлияла новость о комендантском часе, которую объявили днём во время ланча.

– Как н-неспокойно стало в Вудсборо, – покачал головой Виктор и прищурился, глядя на небо. А затем кивнул. – Гляди, н-небо красное. Завтра б-будет ветрено.

Я улыбнулась.

– Откуда вы это знаете?

– Примета такая, – улыбнулся он в ответ. Из-за того, что глаз заплыл, казалось, что он прищуривается. – Я в-вообще уже старый, меня хоронить п-пора. А ты спрашиваешь: откуда з-знаю…

Стало смешно и неловко. Но, кажется, такие неловкости и сглаживают напряжение между двумя малознакомыми людьми. Я негромко рассмеялась, поправила на плече сумку и тоже посмотрела на небо, алое у края и персиковое возле облаков.

– Давай всё же на ты, – вдруг сказал Виктор, накинув на голову капюшон толстовки. – Я тут п-подумал… я пока не такой и старый, чтобы умирать или слушать этот официоз.

– Хорошо.

Наша дорога пролегала мимо парка, где вчера меня едва не схватили… и я вдруг задумалась. Как полиция и собственная мать спокойно отпускают меня одну и безо всякого сопровождения? Помяв пальцы, подумала, сказать или не надо, но всё же попросила:

– Прости… мы можем пройти парк быстрее?

Виктор бросил на меня неожиданно быстрый взгляд. И сказал:

– Это из-за в-вчерашнего у-убийства?.. Я п-понимаю. Конечно.

Я не стала говорить, что сама едва не стала жертвой. Могла бы сегодня лежать на столе у патологоанатома рядом с Дрю, но мне фантастически повезло… Мы ускорили шаг, двигаясь вдоль высокой кованой ограды. Я осторожно озиралась, почему-то ожидая, что сейчас вчерашний кошмар повторится… и удивилась, когда Крейн молча взял меня за руку, уводя следом за собой всё быстрее и быстрее вперёд.

Мне стало неловко. Рука у него не неприятная, и я не питаю к нему ничего плохого. Но и ничего хорошего – тоже, так что я отняла руку, выскользнув из его ладони. К тому времени мы почти дошли до конца ограды.

– Ты просто п-побледнела, – сказал он, не пытаясь меня удержать. Ему явно стало неловко. Вздохнул и добавил. – У тебя глаза б-были такие… – Виктор качнул головой. – Ты будто ожидала, что сейчас он явится с-словно из ниоткуда и ударит тебя. Этот п-психопат.

– Я не… – мне стало не по себе. Неужели мои эмоции так легко считать с лица? Или просто он удивительно восприимчивый человек?

Листва шумела под ногами. Он вдруг пнул легонько хрустящий листик носком ботинка – и сказал:

– Когда мне было с-семнадцать, меня притопили в б-бассейне одноклассники.

Я потеряла дар речи и остановилась. Ветер взвихрил листья, зашумел над нашими головами золотыми кронами.

Это было так внезапно и ужасно, что не верилось до конца. Глядя ошеломлённо на мужчину, я не могла сообразить, почему он улыбнулся:

– П-поводом была чёртова коса. Ну, не нравились им п-парни с длинными волосами. Я тогда был к-квотербеком в школьной команде… – Виктор подошёл ко мне ближе, всматриваясь в лицо с прищуром. Под глаза ему залегли тени, делая кайму чёрных ресниц ещё ярче. – В общем, мы остались на п-плавании впятером, и п-парни поставили мне ультиматум. Срезаю лохмы н-нахер или качусь из команды. Я не только этим им насолил, т-ты не думай, это была последняя к-капля: п-просто я отказывался ходить где они ходят, делать что делают, п-повторять за ними. В общем, не хотел б-быть Джонни Палмером.

Он помолчал. Подул холодный ветер, мы двинулись дальше. Он спокойно, я – в шоке, слушая и не веря, что подобное происходит, и происходит наяву. Осознать и принять столько жестокости было трудно.

– Каждый раз п-после того б-бассейна я на воду смотрел года п-полтора как на собственную могилу, – глухо закончил Виктор. – Страшно было у-утонуть. После того случая я и н-начал заикаться. В воде задыхался и п-паниковал, а ведь п-плавал очень хорошо. Не мог спать п-по ночам. А потом прошло. В армии, когда через н-не могу заставили п-проплыть… Выбора просто не было. И знаешь, п-помогло.

Я вспомнила вдруг отца. Когда мы узнали с мамой, что он болен раком, я боялась идти в больницу к нему. Стадия терминальная, среди букета его заболеваний и мы, и врачи опухоль пропустили, разрослась она слишком быстро… и видеть отца таким было невыносимо. Бледный, измученный, безжизненный в каждом слабом жесте.

Он, конечно, уже мысленно чувствовал себя обречённым. Судорожные припадки были не редкостью: он мог говорить с нами при посещении, а потом вдруг резко начать что-то бормотать.

Становилось страшно, словно мозг у него становился настолько расконцентрированным, что даже язык переставал его слушаться, и отец твердил не просто какую-то чушь – а просто набор повторяющихся звуков…

Пару раз он забывал, кто я. Маму он помнил всегда. И там, в больнице, произошло то, что я не простила себе сейчас и не прощу уже никогда…

– Вот мой дом, – сглотнув, сказала я, остановившись у забора. Виктор сунул руки в карманы, задумчиво окинул дом взглядом.

– Уютный, – сказал он. – Но д-дорожки совсем не убраны. Жалко. Они красивые…

– Да как-то некогда, – промямлила я. Мне стало очень неловко почему-то за несметённые дорожки. – Спасибо, что проводил, Виктор.

Он кивнул и улыбнулся неожиданно светло:

– Если хочешь, зови п-просто, Вик. Я не такой уж с-старый, уверяю т-тебя, – добавил он вдруг пугливо.

Мне стало смешно. Может, это нервное напряжение за столько дней скопилось? Да ещё и голос у него был таким растерянным, что я прямо залилась нервным смехом, отчего он изумлённо вытаращил на меня голубые глаза.

– Хорошо, – я еле выдавила и открыла калитку. – Спасибо ещё раз, Вик. И всё же… подумай, может, стоит съездить в участок?

– Я лучше п-подорожник п-приложу! – засмеялся он и махнул мне рукой. – Я и так п-потратил слишком много своего времени на этих идиотов.

Покачав головой, я пробежалась по дорожке и вверх по ступенькам к двери. Открыла её ключом и только тогда обернулась ещё разок. Мужчина так и стоял у забора, махнув мне напоследок ещё разок, а потом быстро пошёл вдоль дороги ещё дальше. Я задумалась.

Интересно, где он живёт… мой дом и так почти на окраине Вудсборо.

Но всё словно отсекло, когда я оказалась на пороге дома. Переодеться и в душ… Смыть с себя этот гадкий день. Громко хлопнув дверью, я крикнула:

– Мам! Хелен! Я дома!

Кинула ключи на полочку, взглянула на овальное зеркало в коридоре… и в горле застыл ком.

На гладкой поверхности алыми буквами было написано печатными буквами:

Ты следующая, тварь.

====== Беспокойное утро ======

Комментарий к Беспокойное утро Church / Fall Out Boy

А вот и Вик глазами чудесной MoDen: https://vk.com/wall-170410898_1245

Скоро будет готов и милаха Стив 😌✨

Тихонько поболтав остатками кофе в кружке, я посмотрела в ноутбук – на дисплее отображалось время: пятнадцать минут четвёртого. Утра, Господи… Устало спрятав лицо в ладонях, я зевнула и тряхнула волосами, твёрдо решив не спать.

Стоило закрыть глаза, как перед ними возникала каждый раз надпись:

Ты следующая, тварь!

Зеркало я натёрла до блеска, остервенело счищая нацарапанные рукой какого-то урода буквы, и в тот момент, когда тряпка стирала их, оставляя кроваво-красные разводы по стеклу, вдруг с яростью подумала: а какого чёрта?!

Какого чёрта меня колотит тремор? Почему сердце бешено стучит в груди? Почему я вообще боюсь?

Так было и с отцом. Когда всё оказалось уже решённым… когда мы осознали, что болезнь не отступит… когда она захватывала с каждым днём его тело, всё быстрее и быстрее поглощая здоровые органы и изъедая ткани метастазами – тогда, в тот самый момент, вместо бешеного испуга, что всё отныне пойдёт не так, и жизнь никогда прежней не будет, и останется в ней место лишь для тёмных тонов, я поехала на заброшку.

Там мы иногда собирались с ребятами, и там же, наорав на полуразвалившуюся стену и отпинав её, многострадальную, я упала на грязную землю, изрытую выкорчеванными кочками, покрытую осколками стекла, табачными окурками, крышками от пивных бутылок и прочим мусором. И наконец смогла осознать, что мой страх со временем трансформировался во что-то другое.

Бояться бесполезно, долго бояться тоже невозможно. Организм рано или поздно сдаст, не выдержит: эффект будет подобен анестезии, когда тебе становится всё равно, что произойдёт дальше.

Кажется, в тот вечер история повторилась. Осознание, что страх не поможет избавиться от проблемы – большой проблемы в белой «кричащей» маске – пришло так же внезапно, как и ярость. И я повторила опять: ну какого же чёрта?!

Маме говорить о надписи бесполезно: она слишком неадекватна, чтобы принять это в счёт, придётся смириться с фактом – она неврастеничка и слышит только себя. Этот этап в её жизни мы уже проходили, и он также был связан с потерей отца, когда мама замкнулась в себе и никого не подпускала, жалея и баюкая собственную боль и подпитываясь каждым резким словом, брошенным нам с сестрой. Вспоминая эти два года ада, через которые я прошла уже после, казалось бы, всего плохого, осознала здесь и сейчас, что повторять этот кошмар не хочу.

А значит, придётся решение всех проблем взять на себя.

Разумеется, умолчав об угрожающем послании, я не махнула на всё рукой. Тщательно осмотрела и проверила дом, решила изыскать средства и поставить внутренние накладные замки на окна – вроде должны же продаваться такие?! И хотя бы сделала то элементарное, что мне было доступно: села в ночной дозор, закидавшись кофе. Почему я решила, что убийца если и решит наведаться, то сделает это обязательно сегодня? Не знаю, наверное, сработал психологический эффект ожидания. Покусывая губы уже в половине четвёртого, я боролась с искушением растянуться на кровати и наконец отдаться сну. Но, проклятье, а что если решишь отдаться сну – а отдашься маньяку с ножом?!

Нахохлившись, я села на широком подоконнике, закрывшись от всего внешнего мира лёгкой занавеской, и принялась от нечего делать разглядывать вид из окна, не без удовольствия любуясь медленно розовеющим небом далеко-далеко на востоке. Вдруг в предрассветной темноте я уловила движение близ дома и замерла, притаившись и соскользнув на пол.

Вот оно! То самое, чего я так и опасалась! Он всё же пришёл.

Высокая фигура перемахнула через заборчик. Незнакомец пробежал рысью по дорожкам к дому – и сердце замерло… Я вслушалась в тишину спящих комнат и коридоров, понимая, что из своей спальни вряд ли услышу шум вскрываемых замков.

А если у него уже есть дубликат ключей? Почему бы и нет? Ведь как-то он уже внутрь пробрался, чтобы оставить свою угрозу.

Поджав губы, я крадучись вышла из комнаты, напоследок прихватив с комода внушительных размеров нож для разделки мяса, а в другой руке сжимая лак для волос. Я понимала, что этих мер предосторожности вряд ли хватит, чтобы завалить маньяка – но по крайней мере, поднимется шум и я не буду безоружной.

Я скользнула по лестнице вниз и притаилась за стеной, чутко прислушиваясь… Нет, всё тихо. Даже странно. Меня вдруг прошиб холодный пот: а что, если он уже внутри?!

Стоило мне так подумать как на террасе послышались тихие шаги. Под весом чужого тела скрипнула половица возле двери, а затем незнакомец двинулся вдоль окон. Я видела в них падающую на ковёр тень, и меня осенило. Чёрный вход! Наверняка он идёт туда, а я подкараулю его – и выйду следом по террасе.

Страх уступил место дурацкому азарту, и, процедив девиз «слабоумие и отвага», я, согнувшись в три погибели, прокралась к входной двери и тихонько щёлкнула замком… Снаружи было пусто.

Я бесшумно двинулась по террасе следом за маньяком, прекрасно представляя, как ловлю его, ничего не замечающего, со спины. А дальше что? Зависит от его дальнейших действий. В любом случае, в моей руке нож – я не безоружна и намерена действовать по обстоятельствам. В конце концов, какой у меня есть ещё выбор?!

Например, вернуться в дом и оттуда наблюдать за маньяком, идиотка, а не скакать за ним по террасе с ножом в руке, которым он сам тебя и прирежет. Пойти и вызвать 911 и запереть все двери. Нет? Не судьба?

Было слишком поздно возвращаться, и я последовала по задуманному маршруту, притаившись за поворотом и выглядывая из-за угла. Сердце заколотилось, в кровь впрыснули адреналин: это он. Крик. Он самый! На нём чёрная одежда с капюшоном, точнее рассматривать было некогда, и он нашёл что-то интересное в сарае, прилегающем к дому: копошится там, согнувшись, и достаёт… метёлку для сгребания листьев?

Что за чёрт?!

Раздумывать тоже нет времени, маньяк начал разгибаться. Он вот-вот повернётся ко мне! Я не стала ждать и медлить. Ещё чего! Абсолютно все медлили, чтобы разобраться с ним: я буду решительной! Сжав зубы, всё накопившееся напряжение я вложила в мгновенный бросок – и, выдохнув и не давая себе опомниться, прыгнула на него и занесла нож и баллончик. Сердце колотилось в горле, когда маньяк резко повернулся ко мне, точно спиной предчувствуя мой бросок… под капюшоном я не увидела маски, но и лицо его тоже растворялось в полумраке – однако он попятился, уворачиваясь от удара.

Проклятье!

Я постаралась как можно скорее развернуться и взмахнула ножом, но только сейчас окончательно поняла: этакий здоровяк при желании со мной справится одной левой. И чем я только думала?! Отступать было некуда, как вдруг я услышала…

– С-спокойно! – вторженец быстро скинул капюшон и приподнял ладони вверх. – Л-лесли, это я!

Я округлила глаза, всё ещё не убирая нож из руки – на всякий случай, потому что голова совсем отказывалась работать в свете сложившихся обстоятельств, и оторопело выдавила:

– Вик?!

– Д-да! – обрадованно выдохнул он в ответ и выпучился на мой нож. – Это что т-такое, Лесли?!

– Э-э-э…

Тут в двух словах не объяснить, придётся как-то растолковать Вику, что произошло и почему я кралась за ним с мясным тесаком в руке… как вдруг болезненное подозрение меня кольнуло, и я прищурилась:

– Что ты здесь делаешь? Ночью у моего дома?!

– Т-так четыре утра, – оправдывающимся голосом произнёс он, но я была непреклонна. Нет, ну разве это не странно, когда мужчина приходит к твоему дому, пока не рассвело, и копошится на территории?

– Что ты там делал? – я киваю в сторону сарая и прищуриваюсь. – Что ты вообще забыл у меня дома так рано? Да ещё и без разрешения.

– Д-да п-почему… – завёл было он, но я перебила, хмурясь и крепче стискивая рукоять ножа:

– Проник на частную территорию?! Откуда у тебя ключ от сарая? Это очень странное поведение во время того, как весь город охотится на маньяка! Да и потом, – я сухо поджала губы и процедила, – ты очень похож под описание Крика.

– Я?! – ужасается Вик, оторопело глядя на меня сверху вниз и сжимая в руке черенок от метлы. – П-побойся Бога, Лесли, не шути так.

Он смотрит снова на мой нож и тихонько говорит:

– С-спрячь лучше эту штуку и б-больше старайся н-не ходить вот так. Если б даже у тебя в-во дворе был м-маньяк, н-настоящий, он бы тебя с-собственным ножом…

– А чем прикажешь обороняться?! И ты так и не сказал, что здесь забыл!

Вик кажется мне дико подозрительным и странным. Припёрся ночью, забрался на чужую территорию и корчит из себя сердобольного! Но моё лицо стремительно вытянулось, когда он выдавил, улыбнувшись:

 – Т-так твоя мать с-сама наняла меня п-почистить дорожки…

Чего?! Брови поползли наверх, и судя по всему, у меня было настолько удивлённое лицо, что Вик закивал и с готовностью показал мне ключи, брякнувшие в руке, и метлу:

– Я вчера п-проводил тебя до д-дома и встретился с твоей м-мамой.

Мама?! Мама знает Вика?! Я смотрела на него с разинутым ртом, рассматривая вблизи крепкого мужчину в чёрной толстовке и спортивных свободных штанах, и слушала, но не верила. Хотя все обстоятельства стремительно вставали на свои места…

– Она иногда п-просила меня п-почистить вам д-дорожки зимой или п-присмотреть за клумбами, пока вы отсутствовали… – растерянно произнёс он и поднял перед моим лицом ключи – ещё раз, так, что знакомые брелки, два сердца, заполненных жидкостью и блёстками, стукнулись друг о друга. – Н-наверное, ты не особенно раньше интересовалась, к-кто это делал.

Чёрт! Проклятие! Да как неловко-то вышло! Как хорошо, что на улице темнотища – хотя бы не видно, что я покраснела. Выдохнув, я приложила руку ко лбу и проронила:

– Прости, это правда… было для меня неожиданностью. Вообще-то я думала, что ты на самом деле страшный маньяк, решивший в ночи устроить нам кровавую баню.

Стало ещё стыднее, когда он рассмеялся, чуть откинув голову назад и опершись о чёртову метлу. Смех оказался заразительным, так что я тоже улыбнулась – и стыдливо прикрыла ладонью глаза:

– Мне сейчас максимально совестно, что я напала на тебя с ножом.

– П-при исполнении, – заметил Вик, тепло улыбаясь.

– Ещё более совестно, что я не знала, что ты иногда нам помогаешь… – вздохнула я и почесала затылок, в этот момент ощущая себя ничем не лучше мерзкого Джонни Палмера.

– Д-да это ничего, – Вик вскинул брови, – я ж не за б-бесплатно работаю. Просто взял н-немного п-подработки перед школой…

Наверное, у него не очень-то хорошо с деньгами, раз он берётся за любой оплачиваемый труд. Странно: молодой мужчина, спортивный, хорошо выглядит. Приодеть – будет совсем симпатяга. Неужели он так отчаялся, что хватается за любую работу? Почему не устроится на другое место, более подходящее человеку, который, в общем-то, только начал жить?..

Задавать эти вопросы было очень неудобно, мы ещё не так хорошо знакомы, и я присела на край террасы, наблюдая за тем, как Вик достаёт из сарая металлическую насадку с зубцами на метлу, надевает чёрные рабочие перчатки и, тихонько посвистывая, идёт мести дорожки.

Спать не хотелось совершенно, в доме тихо и жутко. Хэлен и мама видят десятый сон в кроватях, я же как идиотка караулю их покой: завтра такой дурью больше не буду маяться! Я положила рядом на доски нож и баллончик, и, обняв себя за колени, принялась наблюдать за тем, как Крейн прибирается.

Воистину, правду говорят: человек часами может смотреть на то, как горит огонь, как течёт вода и как работает кто-то другой. Я прислонилась к опорному деревянному столбу, подпирающему крышу, и зевнула. Вик покосился на меня, улыбнулся и заметил:

– Может, п-поспишь пойдёшь?

Я хмуро покачала головой, сжав плечи.

– Что-то не хочется. Мне, если честно, одной совсем не по себе в доме, так что, если ты не против и я не помешаю…

– Нет.

Он продолжил работу, отвлекшись, а я поневоле залюбовалась видом. Как странно, в чём человек может иногда найти красоту. Кажется, обычные действия – что там мудрёного, мести дорожки? Но Виктор работал качественно и быстро. Он аккуратно огибал мамины гортензии и изящные клумбы, тщательно вымел все бордюры и пространство у забора. Было интересно наблюдать за тем, как золотая и багровая листва, загорающаяся маленькими огоньками в тёмной траве, сгребается во внушительные две кучки, похожие на костры. Небо уже почти рассвело, свет стал мягким, сиренево-чернильным. Силуэт Вика чёрной тенью вырисовывался на фоне осенних туч, которые уже затмили поднимающееся солнце. Двигался он быстро, но плавно, движения были удивительно лёгкими и танцующими. И глядя на то, как просто и скоро у него всё получается, я ощутила, как тугой узел в горле, мешающий дышать ещё со вчерашнего дня, словно подразвязался…

Моё утро стало из кошмарного удивительно спокойным, и вдруг захотелось чем-то отблагодарить Крейна. Я закусила щёку изнутри и подумала, чем – как вдруг ответ пришёл сам собой.

– Вик? – на мой оклик он задумчиво поднял глаза. – А хочешь кофе?

– Н-не откажусь, – пожал он плечами и вновь вернулся к работе, мерно взмахивая метлой. Вот и славно! Я потихоньку вошла через вторую дверь сразу на кухню. Слава Богу, все в доме ещё спали… Только в коридоре мерно тикали часы – вот и всё, больше ни один звук не нарушал сонной тишины.

Я налила воды из фильтра и поставила чайник греться на плиту, задумчиво глядя в окно на плавно движущийся силуэт. Такими темпами он скоро закончит работу.

Я взяла две одинаковые кружки и поставила их в капсульную кофе-машину: вскоре два капучино были готовы. Я добавила себе по вкусу горячей воды, затем, подумав, быстренько сделала пару бутербродов с арахисовым маслом на тостовом хлебе: только такой и остался. Подноса не нашлось, так что я поставила тарелку на сгиб локтя и взяла в каждую руку по кружке, очень надеясь, что не обольюсь.

Толкнув бедром дверь, вышла из дома на террасу и вдохнула – как же здесь хорошо. Тишина просыпающегося города, спокойствие и утренняя свежесть… Вик снял капюшон с головы и я поняла, что он уже всё смёл, а теперь убирал длинные волосы в хвост: завидев меня, подскочил, к моему удивлению, почти сразу и без разговоров забрал обе кружки, присев на край террасы. Он поставил кофе на дощатый пол, прихватил зубами край перчатки и стянул её с руки, второй рукой подбирая волосы резинкой.

Я устроилась неподалёку, поставив тарелку на колени, и взяла свою кружку.

– Ну, с добрым утром, – вздохнула я и отчаянно продолжила, – и прости, что едва тебя не заколола.

– Д-да всё нормально, – усмехнулся он и отпил кофе, прищурившись.

Сидеть вот так этим утром вдвоём и молчать, наслаждаясь тишиной и какой-то странной надёжностью, было невероятно хорошо. Неловко признаваться, но впервые с того момента, как я очутилась в этом странном, чужом мире, мне так спокойно.

Он заткнул перчатки за кожаный ремень специальной рабочей сумки, пристроенной на бедро, где хранил что-то по мелочи вроде ключей, отвёртки, швейцарского ножа, верёвки… долго разглядывать было неудобно, но что, он неужели ещё и подрабатывает в других местах?..

– Чинить что-то собрался? – кивнула я, прокатывая горячий кофе на языке. Вик пожал плечами.

– Я сегодня в п-полицейском участке буду вечером, в-вчера-то не вышло, пришлось позвонить и и-извиниться… – он замялся, потёр выбритый висок.

– Для уборщика ты что-то слишком франтишь, – улыбнулась я, кивнув на его волосы. – Причёска у тебя очень стильная.

– Это всё бабуля, – улыбнулся Вик в ответ, и в его настороженных прозрачных глазах, где всё время стыло неосознанное ожидание подкола или тычка, вдруг разлилось тепло. – Она п-приучила. Чёрт возьми, понимаю, что это с-странно, – хохотнул он вдруг и покачал головой. – У нас каким обычно уборщик должен б-быть? Ну?

– Ну, – я усмехнулась и протянула ему тарелку, с которой мы и взяли одновременно бутерброды, – наверно, немолодым.

– Ага, обязательно – б-брошенным на произвол судьбы стариком с в-вьетнамскими флэшбеками, – подхватил Вик, жуя. Стало смешно.

– Ты ещё забыла, что он обязательно п-перебивается с крохотной пенсии на не менее крохотную зарплату, в-всегда ходит в халате уборщика, с ведром и тряпкой, – заговорил дальше Виктор, и мне стало совсем весело. Странно как. Вот он почти и не заикается. – У него н-нет личной жизни и интересов. Вообще кайф, если он к-какой-нибудь психопат или чокнутый, – Вик закатил глаза. – Я н-не подхожу по параметрам. Пусть увольняют.

С усмешкой, я пихнула его кулаком в плечо и снова нырнула в кружку с кофе. И снова мне стало стыдно. Да чёрт подери, почему рядом с этим парнем во мне просыпается совесть?!

– Наверное, ты много чего в таком же роде слышал про себя, – заметила я, откусывая ещё бутерброд. Он доел свой и, смешно надув щёки, стряхнул крошки с пальцев.

– Н-ну, в общем-то, да, – кивнул Вик. – Просто знакомые говорят, типа: эй, К-крейн, ну чего бы не получить с-спецобразование? Не устроиться по сп-пециальности? Считают, раз я разнорабочий, значит, опустился. А что они знают о м-моей жизни?

– Да ничего, – тихо согласилась я, – знаешь, есть такая хорошая фраза: легко судить.

– Н-никогда не оценивай дороги другого человека, не пройдя хотя бы мили по его пути, – вдруг сказал он, неожиданно посмотрев мне в лицо. Глаза приобрели странное, отстранённое выражение. – Бабуля бы ещё добавила, не надев его мокасин.

– Она индианка? – удивилась я, и Вик снова кивнул, вот только очень медленно, настороженно. Так, словно боялся, что узнав об этом, я… что?

Отвернусь? Скривлюсь? Стану его презирать за это?..

– Это же потрясающе, – поспешила сказать я и смутилась. – Нет, серьёзно… я восхищаюсь вашей культурой. У индейцев потрясающее наследие. В них есть какая-то потусторонняя мудрость…