Текст книги "Hunters and Victims (СИ)"

Автор книги: Sascha_Forever_21

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 68 страниц)

– Что это вы там удумали?..

– Он не собирается сюда заходить, – утёр пот со лба Дуайт и снял очки. – Кружит, как стервятник, и ждёт, когда сами выйдем. Почему?

Крик мрачно усмехнулся. Истекающий кровью, раненый, но все ещё опасный хищник, он сказал так спокойно, что в жилах кровь стыла:

– А сам как думаешь?..

– Нам здесь нельзя больше оставаться! – занервничал Дуайт. – Будем искать другие варианты. Нужно искать генератор, не век же торчать в этом чёртовом амбаре?! Лесли?!

Едва он произнёс моё имя, как Крик вздрогнул и вдруг опустил глаза на меня. Под облепившей торс окровавленной безрукавкой напряглись мышцы. Он сжал руки в кулаки и тут же расслабил, явно нервничая, и причина была мне неясна… Что так смутило его в моём имени?

– Лесли!..

– Да, – резко ответила я Дуайту и кивнула. – Да, ты прав. Пора валить отсюда.

Дуайт выдохнул с заметным облегчением и кивнул:

– Выбегаем из центральных ворот и расходимся в разные стороны. Клоун медленный, при нём газ… Сразу задержи дыхание и беги что есть сил. Кто-то из нас успеет добежать до генератора, а может, и оба.

– Другого варианта всё равно нет, – мрачно согласилась я. – Здесь мы в ловушке.

– А Клоун будет полагаться на газ. Он мог бы, конечно, заполнить им уже весь амбар, снова не пойму, почему он так не сделает… – пробормотал Дуайт, и Крик невесело усмехнулся, встревая в наш разговор:

– Я же сказал. Они не хотят, чтобы я умер. Умру – есть шанс, что снова выйду целёхоньким из костра и устрою им… – он покачал головой. – Неважно.

Посмотрим, на сколько тебя хватит, пока не истечёшь кровью? Дуайт уже присел на корточки и перешнуровывал ботинки. Дельная мысль, вообще-то, если не хочешь споткнуться о собственные шнурки и так жалко попасться убийце в руки. Когда приходится драпать, нужно предусмотреть любую мелочь.

Но вместо того, чтобы собраться с мыслями или привести себя в порядок, я встала и выпрямилась, пройдясь взад и вперёд мимо Крика. Что в нём было не так?

Он буравил меня хмурым, тяжёлым взглядом, от которого опускались плечи, и вдруг напрягся, когда я сказала:

– Я могу убить тебя, если хочешь.

Принять смерть из рук своей жертвы – унижение. Но не в его случае. Можно сказать, я преподнесла ему особый, ценный подарок своим предложением… настолько ценный, что Крик сперва не поверил:

– Ты серьёзно?

А ведь могла бы оставить его здесь, на сколько Циклов – неизвестно, быть может, навечно. Способен ли он сам умереть от таких ран? Можно ли погибнуть от голода и жажды в мире Сущности? Ни он, ни я не знали ответа на эти вопросы и сомневались, что они будут положительными. А потому он был обречён стать пленником, пока кто-то не облегчит страданий истязаемой плоти. Кто-то вроде меня.

– Вот зачем тебе это?! – потемнел лицом Дуайт и вдруг резко развернул меня за локоть к себе. Я не ожидала от него такой цепкости и стряхнула руку, вырвавшись. – Зачем включаешь милосердие?! Ты снова возвращаешь его в Цикл.

– Пусть, – процедила я, опустившись на сено и уже подыскивая подходящий ножик в числе тех, что вытащила сама же. – Не думаю, что он заслужил на самом деле торчать здесь распятым.

– Он тебя убивал! – Фейрфилд оскалился. – И меня убивал. И каждого из нас не по одному разу! Я против этой шальной мыс…

Но он не успел договорить. Я выпрямилась и, коротко развернувшись, со всех сил, что остались в слабеющих от нервов руках, всадила нож прямо в шею Крику, отчего из раны фонтанчиком брызнула мне на лицо и грудь его кровь, цветом, как рубиновое вино.

С мгновение мы хранили тишину – все, только Крик тихо, облегчённо выдохнул, откинув назад голову. Я отпустила нож, оставляя его в ране, и отступила назад, глядя, как сильные руки, держащие цепи, обмякают и расслабляются, а тело проседает. Он булькнул что-то под маской, но слова я не разобрала. Из-под неё по подбородку и шее прокатились кровавые струйки. А когда Крик содрогнулся и стих, Дуайт бросил мне в спину:

– Дура.

Как здесь тепло. Как тепло… Точно выглянуло согревающее солнце, пробирая до костей и заставляя подставлять руки под ласковые лучи. Это наверняка рай, и он здесь оказался, потому что умер. Наконец-то он умер.

В мышцах скопилась томная боль, и Крик потянулся в цепях и вдруг обнаружил, что они рассыпались пеплом по рукам. Он упал на колени и ладони, а затем ощупал свои грудь и живот, исколотые ножом. Трикстер… Это был он. Осознав это, Крик с тихим сипом упал набок, чувствуя, как по вонючему, грязному сену расползается струйками его кровь и впитывается в каждую веточку и соломинку…

Трикстер посчитал, что сделать дерзкого, мрачного, своевольного выскочку из недавно прибывших в нестройный ряд убийц Крика своей мишенью – это весело. Ему помогали, но он далеко не был заводилой. Крик помнил каждого, кто перекашивал челюсть ударами и всаживал тесак в торс. Каждого, кто резал и накидывал цепи на руки.

Этим выблядкам не поздоровится, когда он…

Лесли Крейн. Так вот кто ты…

– Ты заснул, – глубокий женский голос окутал вуалью гаснущее сознание. Крик лежал на боку, делая последний хриплый вдох прежде, чем легкие перестали разворачиваться, а взгляд остекленел. – И проснулся. Проснись, юттахи*

(прим. автора: с языки ирокезов «день, когда я увидел тебя, хорош для смерти / увидеть и умереть / значение – «любимый).

Огромная рука нависла над его головой и повела вдоль тела, не трогая. Тень упала сверху и закутала, скрывая на миг от целого мира – а затем Сущность легко коснулась кончиком трупно-серого мизинца израненной груди…

Лесли Крейн. Лесли. Лесли. Кто это.

В далёком сосновом лесу зарокотали порывы ледяного ветра, едва не задувая оба костра, непрестанно горящих в лагерях убийц и их жертв. Тучи заволокли и без того смурное, хмурое небо, и тени от огромной руки Сущности, наползая на мертвеца, шевелились и танцевали по его телу, меняя и перекраивая его согласно замыслу своей госпожи.

Лесли Крейн. Кто она.

«Это неважно, юттахи. Спи крепко. Ты исцеляешься».

Почему я ничего не помню. Это имя вертится на кончике языке. На острие сознания. Лесли Крейн. Она и алая лента.

«Ты один из моих лучших Убийц. Моя прекрасная кукла. Я вложила нож в твою руку и вложу ещё другое оружие».

Что значит эта лента?

«Ты покараешь тех, кто сделал это с тобой, но убьёшь лишь одного: на кого я укажу. Потому что я не велела трогать тебя. Я не велела преступать своё Слово. Я здесь Слово… и я говорю тебе…»

Я обязан вспомнить.

«Вставай!»

Мы с Дуайтом выскочили наружу как два перепуганных зайца. Передо мной между чёрной взрыхлённой землёй и тусклым ночным небом мелькнуло обрюзгшее лицо Клоуна с толстым зобом и кривой улыбкой. Страшный раскрас комедианта пугал не хуже тысячи масок, потому что даже на бегу мне удалось рассмотреть безумие в глазах убийцы.

– Отведай моего пойла, кобылка! – несётся мне вслед, и безобразный шут в красно-жёлтом цирковом мундире кидает что-то мне вслед.

Я бегу так быстро, как только могу, но по земле бежать трудно, вязнут ноги. Я стряхиваю с глаз волосы и вдруг вижу, как передо мной взрывается облако фиолетового газа. Задерживаю дыхание, но всё тщетно: газ уже пробрался в лёгкие и свёл их спазмом, разъел ноздри и проник в глаза. От боли и жжения, точно мне в лицо швырнули горячие угли, я непроизвольно вдохнула газ глубже и раскашлялась, споткнулась, упала на колени.

За спиной с усмешкой уже шагал Клоун, держа в руке огромный тесак. Я косилась на него, и тесак плыл слезами в изъеденных чёртовым газом глазах. Нет! Не хочу!

Грубая рука обхватывает мои волосы, стягивает их на макушке. Больно. Я кричу и извиваюсь, и зову непрестанно:

– Дуайт!!! ДУАЙТ!

Почему-то Клоун пугает меня больше всех. Даже больше Крика… Я вздрагиваю и зажмуриваю глаза, потому что медленно вспоминаю – я же боюсь клоунов – и сердце бьется с такой частотой, что сейчас разорвётся аорта.

Это потому что я так сильно напугана? Или из-за газа?

– Как тебе мой добивающий тоник, куколка? – ухмыляется сально Клоун и поднимает меня с колен, облапливая грудь огромной ладонью. Он потный, и по лицу пот стекает вместе со сползающим гримом.

Я только и могу что хрипеть и пускать слюну. Тошнота поднимается по горлу, то ли от того, что он трогает мою грудь и сжимает, выкручивая до боли, то ли от этого тоника. После газа рвёт желчью, и меня выворачивает на чёрные лакированные ботинки Клоуна.

Дуайт убежал. По крайней мере, я надеюсь, что он убежал. И хотя меня душит обида – мы так долго планировали вместе этот побег – но кто-то из нас оказался более везучим, это нормально. Хотя Дуайт… нравится мне. Пожалуй, нравится даже настолько, что стало обидно, когда бросил.

Клоун швырнул меня на землю из фиолетового облака, надвигаясь со зловещей улыбкой. Полосатые красно-чёрные штаны обтягивают жирные ляжки, он смешон и ужасающ одновременно. В чёрных глазницах блестят глаза – умные, светлые, неожиданно человечные – и когда я вижу в каждом отблеске взор монстра, по загривку бегут мурашки.

Но отползти на слабых руках я не успеваю, и клоун наступает мне на живот каблуком и давит всей своей тушей.

С подбородка капает слюна.

А в руке блестит тесак, окроплённый кровью.

– Какие пальчики, – шепчет он и хихикает, – посмотрим, какой из них… посмотрим, что вкуснее… их десять, моя радость. Целых десять мне на выбор.

Мое лицо искажено ужасом. Я понимаю, что он будет истязать перед смертью, и молю Сущность, чтобы она скорее приняла меня на крюк.

Nine Lashes / Anthem Of The Lonely

Грязной ладонью Клоун хватает мое – и тоже не самое чистое – запястье. Меня колотит дрожь, но он зажимает руку так, что фиксирует пальцы, и заносит тесак.

– Хочу попробовать тебя…

В голосе слышится похоть. Жадный до дрожи, он склоняется надо мной и скалит зубы, неожиданно нечеловечески острые и длинные, напоминающие больше иглы, и вопль стынет в горле…

– Встань в очередь, – произносит за его спиной хриплый голос.

Я не успеваю даже испугаться, как вдруг слышу хлёсткий удар кнута о воздух. Щелчок! И чёрная змея обвивает толстую шею Клоуна и впивается ему под зоб.

Кто-то сильный одним рывком срывает с меня Клоуна. Каннибал завалился на спину и полетел кубарем на землю, изрыгая проклятия и успевая достать новую бутылочку с проклятым зельем…

Кое-как поднявшись, он замахивается рукой, сжимающей флакон с газом…

Подняв голову и цепенея, я смотрю, как из амбара широко выходит, цел и невредим, покрыт своей маской, но в несколько другом облачении, Крик. На нем ни кровинки; зато рука, покрытая короткой перчаткой, сжимает рукоять хлыста.

Тогда-то Клоун и кидает флакон прямо в него, но я не верю своим глазам: всё происходит слишком стремительно. Левой рукой Крик метнул небольшой топорик, украшенный чёрными лентами: томагавк, прокрутившись, разбил флакон с фиолетовым газом, заставив Клоуна вдохнуть собственный эликсир, и тот даже опомниться не успел, как в следующий миг убийца подскочил к нему, всаживая между глаз нож – так глубоко, что чёрная рукоять прочно засела в кости.

Всё ещё беспомощно ползая по земле, я пытаюсь безуспешно встать и убраться отсюда подальше. Мой убийца сам прикончен. И кем?! Криком!

Как он сумел воскреснуть? Ведь это я его убила, вот этими руками… его кровь до сих пор покрывает пальцы. Я неуверенно смотрю на бурые пятна и затем – на живого маньяка. Немыслимо…

Шаг.

Я вижу смуглые бёдра и упругие бока в прорезях высоких, чёрных кожаных штанов. На широком ремне брюк чехол для ножа и ещё несколько креплений.

Шаг.

Истлевший капюшон рваными клоками опускается на плечи. Белая маска безмолвствует, смотрит на меня из его тени. И я не решаюсь пошевелиться.

Шаг.

Он наклоняется надо мной и медленно снимает с пояса нож. Лезвие касается моей шеи, холодное и идеально заточенное, и Крик седлает мои бёдра, плавно разрезая кофту от горловины до живота. Он медлит и с удовольствием распахивает половинки тканей в стороны:

– Лесли Крейн, ты чудо как хороша.

Большая ладонь в чёрной перчатке ложится на мою щеку и припадает к шее, чтобы сомкнуться на ней. Он поднимает мою голову, приближает к губам маску, и я слышу тихий шёпот:

– Как ты боишься умереть, Лесли?..

Дрожь пробирает от этого голоса. Мне страшно, но я не знаю, отчего моё тело льнет к его – и смотрю затравлено в ответ, понимая, что погибну в следующий миг.

Меня объяла жалость и досада. Ну что же ты, Фейрфилд, неужели и вправду трус…

– Я боюсь предательства тех, кто мне дорог, – шепчу я горько в ответ, – так что смерть от твоей руки меня не пугает. Ты в их число не входишь.

Короткий смешок. Знакомый смешок… Крик ласково гладит мои рёбра свободной рукой и внезапно приподнимает маску.

– Могу это исправить…

Последний поцелуй – поцелуй смерти. Когда наши губы сминают друг друга, мне кажется, в груди вспыхивают молнии. Бабочки? Бабочек уже испепелили. Я дышу его дыханием и чувствую тлен на губах, пью каждый вдох и касаюсь кончика его носа своим под маской. Сладкая боль пронзила насквозь раньше, чем он вспорол меня ножом. Дрожа и опадая в крепкой руке, я глажу его грудь кончиками пальцев, не понимая, зачем. Странная потребность прикоснуться звучит из глубины, и взгляд замирает немигающими точками на черно-белой маске.

А затем сквозь толщу обжигающей боли я окунаюсь в тепло.

Его тёплые руки легли на мою талию. Он легко подсадил меня в седло и поставил ноги в стремена.

– Так удобно, чикала?

– Да, вроде бы.

Он улыбнулся, глядя снизу вверх, и ласково поцеловал моё колено. Погладил по прямому сапожку, который Рашель одолжила для верховой езды:

– А ты поедешь со мной? – мой голос, наверное, звучит слишком жалобно, но Вик лишь смеётся.

– Конечно, любимая. Как иначе… – нежно начинает он, но тут его перебивает ехидный голос:

– Или я могу тебя сопроводить, так ведь?

Это Джои, тот кудрявый симпатяга с выездки. Парень, оказывается, работает на ранчо, возится с лошадьми и отвечает за конюшню с другими наймитами. Я усмехнулась: он облокотился о загон и с насмешкой в глазах смотрел, как медленно сгорает от ревности Вик. Засранец, а! Как бы однажды мой индеец его не зашиб.

Вик с каменным лицом вскакивает на Талисман и перехватывает дополнительный повод у моей лошади. Мне выдали покладистого вороного мерина по имени Полумесяц, и он на вид кажется крайне спокойным парнем с умными темными глазами. Я принесла ему яблок и моркови, а он вроде как, забрав взятку вкусняшками, меня не скинет.

Может быть.

– Вик! А может, все же я? – бодро улюлюкает вслед Джои, но тот молча толкает в бока Талисман и вырывается на свободу, увлекая меня следом за собой.

Мы на ранчо уже третий день. Я засыпаю в своей кровати, а просыпаюсь каким-то чудом рядом с Виком. Он клянётся, что это настоящее волшебство, потому что руку к этому не прикладывает. Я склонна ему не верить, но помалкиваю об этом.

Мы завтракаем всегда большой компанией. Я, Вик, Рашель и его дядюшки – все мы собираемся за общим столом и разговариваем. Сегодня, например, порешили, что Адам и Тео приедут к Вику в дом, потому что один он с ремонтом явно не управится.

Рашель обещала побывать как-нибудь в гостях, но не во время ремонта, элегантно уклонившись от темы. С каждым днём она нравилась мне всё больше.

Все эти дни Вик показывал мне, как правильно садиться на лошадь и управлять ею. Я не умею все ещё ничего, но по крайней мере сейчас, когда Полумесяц бежит нога в ногу с Талисман, я не норовлю выпасть из седла.

Вик рядом и в случае чего страхует, придерживая за руку. Одет он как всегда сногсшибательно, по-индейски, то есть – абы как: свежештопанная голубая рубашка в белых цветах, та самая, и джинсовые шорты. На ногах у него высокие прямые сапоги, одолженные также у Адама: Вик все ещё бережёт избитые и порезанные об камни голени.

– Тебе нравится?

Что ему ответить? Я посмотрела на него и заулыбалась. Счастливый, молодой, весёлый… и такой свободный. Коса плещет за спиной, рубашка развевается, а глаза… глаза непередаваемые. Таких у него еще никогда не было. Сверкают, как два лунных камня, и смотрят далеко в прерию, раскинувшуюся за долиной.

Мы скачем к реке и лошади сшибаются с водой грудью, входят в волны и погружаются в них, пофыркивая. Мне становится не по себе, но Вик успокаивает:

– Я тебе помогу, не бойся. Чуть отпусти повод. Вот так… умница моя.

Чёрные гривы наших лошадей плывут, сплетаясь, по воде, и я с восторгом понимаю, что Полумесяц парит. А затем копыта касаются дна, он отталкивается и рывком выходит из воды.

– Это потрясающе! Хочу ещё!

– Подожди, – Вик улыбнулся, выводя нас на песок, и спрыгнул с седла. – Тебе может быть такая долгая прогулка непривычной. На, возьми плед. Посиди здесь, погрейся.

Кроме нас на речном пляже есть люди: их немного, вода еще холодная, чтобы купаться, но они отдыхают здесь и смотрят в восторге на рыжеволосого парня, легко вскакивающего в седло.

Коротко чмокнув губами задумавшемуся мерину, Вик повел Талисман вдоль воды и перешёл на рысь. Похрапывая, лошади бегут по песку, оставляя в нем глубокие следы, и с радостью разминаются, пока всадник позволяет.

Откуда-то я слышу восторженное «смотри», охи и восхищения лошадьми и седоком. Солнце уже почти летнее. Оно согревает до костей и проникает в самое сердце, и я обнимаю себя за колени, наблюдая за Виком.

И мне становится радостно.

Радость не пропадает даже спустя еще два дня, когда мы все же садимся на обратный самолёт до Мэна. Мама уже волнуется и пишет каждый вечер: мы задержались дольше положенного, но всю дорогу держимся за руки. Нам в общем-то необязательно даже говорить, но быть рядом просто необходимо.

Когда белая железная птица опускается на посадочную полосу нашего аэропорта, мы выдыхаем. Кругом зелень, леса и хмарь, мрачное небо не по-весеннему дождливо, и когда мы берём со стоянки пикап и садимся в него, я пишу с молчаливого кивка Вика сообщение для мамы:

«Мы сели в Бангоре. Едем домой, Вик зайдёт. Есть разговор».

====== Столярная мастерская Вика Крейна ======

Комментарий к Столярная мастерская Вика Крейна Друзья! Следующая глава будет меньше, а потому выйдет в четверг. Всем приятного чтения!

Ваши отзывы мотивируют писать больше и лучше, ну и Крик им тоже рад :З

Новый арт с Виком, Тео и Адамом: https://vk.com/saschaforever21?z=photo-170410898_457239685%2Falbum-170410898_00%2Frev

Приятного чтения!

Вудсборо встретил нас дождём, и мы буквально въехали под покровы тяжёлых, мрачных туч, нависших над городом. Рядом с просторами Техасских прерий наши зелёные леса, напитанные густой, изумрудной влагой, показались свободно дышащими лёгкими природы. Здесь и самой хотелось вдохнуть поглубже горьковатый запах дождя и озона, и я с удовольствием смотрела на капли, дробно отскакивающие от асфальта.

Пикап наконец свернул с трассы на въезд в город, и мы с Виком, до того момента ехавшие в молчании, поглядели друг на друга и радостно улыбнулись.

– Ты тоже скучала по городу? – спросил вдруг он и прищурился. Я замешкалась… в моём положении трудно сказать, что я считаю Вудсборо своим полноценным домом: большую часть жизни я прожила в совсем другом месте, и чтобы попасть на мою настоящую Родину, пришлось бы пересечь океан. Но какая-то часть души всё же прикипела к этому маленькому городку со своими нравами. Пусть он был мрачен и чудаковат, пусть на западе простиралась большая стройка, которая придавала ему неряшливую незавершённость, пусть из всех достопримечательностей тут и были разве что городская Ратуша и большая католическая церковь… да ещё местный краеведческий музей, пожалуй… но Вудсборо тем не менее был по-своему очарователен.

Люди здесь странные, но впервые в жизни именно в Вудсборо у меня появились настоящие друзья. Никогда и ни с кем мне не было так хорошо болтать, веселиться и просто находиться рядом, как с Джонни и Дафной. Никогда прежде я не видела свою сестру такой спокойной и живой… по-настоящему живой, а не тенью матери, блуждающей в поисках тепла и ласки… и узнала, что Ле… Хэлен, оказывается, совсем не из робкого десятка!

Здесь же я встретилась с Аделаидой. Забыть её невозможно: жаль, что нам было дано слишком мало времени, чтобы узнать друг друга лучше. Своих родных бабушек я не знала так хорошо, как её, и в глубине души понимала, что была привязана к ним не так сильно.

И конечно, здесь я встретила Вика…

Я задумчиво оглядела его с ног до головы. Вроде бы всё тот же скромный и молчаливый мужчина, которого я впервые повстречала в самой некомплиментарной ситуации из возможных: избитым и униженным в мужской школьной раздевалке… но что-то в нём неуловимо переменилось – со временем, постепенно, а не по щелчку пальцев.

– Вик, – мягко сказала я, положив руку на его колено, отчего он вздрогнул и от неожиданности внезапно вильнул вправо. – Господи, ты чего?!

– Ты меня зачем смущаешь, чикала? – с серьёзным лицом выдохнул он. – Я чуть в кювет не улетел…

– Прости, больше не буду! – я попыталась убрать руку, но Вик уже перехватил её и возмущённо сверкнул глазами.

– Куда? Положила – пусть лежит. Так что ты хотела?

Мы снова спокойно катили по пустой дороге. Город ещё только просыпался: было воскресенье, на пустых улицах не торопились объявляться прохожие, а дождь так и вовсе не располагал к прогулке. Очень скоро мы должны подъехать к моему дому, так что я морально настроилась на разговор с мамой, нервно вздохнула, но вслух сказала Вику:

– Просто заметила, что ты теперь очень редко заикаешься.

Он задумчиво приподнял уголок тёмной брови вверх и наконец кивнул:

– Наверное, переживаю теперь меньше.

Или давний гештальт с унижениями теперь оказался закрыт на надёжный замок, ведь ты же говоришь так чисто и ровно, когда надеваешь маску Крика…

Здесь было о чём задуматься, но пришлось перевести тему:

– Думаешь, твоя мать нормально отреагирует на нашу… – он помедлил и добавил. – …новость?

– Остаётся надеяться, что да, – развела я руками. – Но одно точно, с тех пор, как ты перестал жить в трейлере и обзавёлся машиной, она уже не пытается вытолкать тебя за дверь.

– Это точно, – усмехнулся Вик и повернул направо под зелёный сигнал светофора. – Кстати, нехорошо идти в дом к будущей тёще с пустыми руками. Давай заедем в 7/11 (~Прим. автора: популярная сеть американских супермаркетов) и купим что-нибудь на десерт?

– Ну, в этом есть здравое зерно, – закусила я губу, чтобы не засмеяться. Виктор Крейн, а у тебя часом в родственниках нет никого из России, м? Традиции выкупа ты знаешь чётко. – В противном случае, Хэлен вряд ли даст своё согласие на наш брак.

– А, так нам и сестрёнку надо подкупить, – пробормотал он. – Ну ничего, здесь у меня есть туз в рукаве.

– Ах вот ты какой, всё продумал заранее?! – весело рассмеялась я. Вик улыбнулся, но как-то загадочно, и под глазами у него залегли густые тени, когда мы въехали под сень деревьев, смыкающихся над головами точно крыша.

– Я вообще всегда всё продумываю на пять шагов вперёд, – сказал он, и я поняла, что он не шутит, хотя уголки губ и приподняты. От его слов повеяло странной прохладой и таким типично криковским, что я поневоле стихла и отвернулась к окну.

С Виком всегда так. Он смеётся и веселится, сыпет остротами, и кажется, что перед тобой – добряк из добряков, но проходит секунда и он говорит что-то такое, отчего по коже мурашки бегут. Что он имел в виду под «всё продумываю»?

Значит ли это, что поездка к дядюшкам тоже была спланирована? Значит ли это, что он заранее обговорил с ними предложение… Ведь он так спокойно отреагировал на рассказ Тео и Адама, что сейчас мне стало ещё сильнее, чем прежде, казаться: Вик был в курсе всего с самого начала, и все пояснения касаемо легенд, Сущности, вендиго и прочих вещей требовались не нам, а мне.

Чтобы Вик – мой осторожный и предусмотрительный Вик, который всегда начеку и на всех смотрит с крайней подозрительностью – так спокойно принял эту новость?!

Но зачем ему устраивать это представление? Чтобы у меня не возникло желания отказать?

Пикап остановился у супермаркета, прошуршав колёсами по гравию: до магазина была буквально пара шагов, но Вик накинул мне на голову свою замшевую куртку, чтобы дождём не намочило.

– Ты думаешь, я злая ведьма из «Волшебника страны Оз»? – серьёзно спросила я, путаясь в бахроме, упавшей мне на лоб.

– И если тебя окатить водой, то ты растаешь? Хм, – Вик завёл меня под большой прозрачный навес и задумчиво прихватил рукой за подбородок, покрутив в стороны моё лицо. Я недовольно скривилась. – Кто тебя знает, чикала? В браке проверим!

– Дурак! – я толкнула его и, ухватив за руку, зашла в магазин первой. И сразу мы с Виком столкнулись с тем, чего уже давно не видели – из-за трёх месяцев разлуки и того, что сразу после уехали на целую неделю в Техас.

С осуждающим неодобрением в глазах местных.

В Техасе с этим всё было в порядке. Не знаю, по какой из причин – быть может, потому, что там была своя большая резервация… а может, потому что всем на нас было плевать – но никто не пялился на наши скреплённые руки и сияющие лица с такими кислыми выражениями.

Та женщина на кассе. И сам кассир. И пожилая леди с тележкой. Какие странные, почему они так пристально смотрят? Дело в том, что они знают Вика? Или они просто всегда и всех так осуждают, если пара не попадает под их стандарты?

Улыбка Вика мгновенно погасла, точно кто-то выключил свет, щёлкнув кнопкой, и он помог мне снять с головы куртку и спокойно мотнул головой, призывая идти следом.

Каким-то странным образом наши руки оказались разъединены, и мне это совсем не понравилось. Я подошла ближе, но Вик взял в свободную руку с моей стороны корзину и пропустил меня вперёд. И ведь вроде бы ничего такого, потому что я прекрасно знаю, что он любит меня, а я – его, но настроение стало как сдувшийся шарик. Я скучающе прошла вдоль открытого холодильника с фруктами и посмотрела на Вика: он с сомнением изучал взглядом ананас, точно думал, что моей матери он мог вполне понравиться.

Мне стало смешно.

– Вик, – улыбнулась я и подошла к нему, нежно положив ладонь на предплечье и погладив, – ей вполне хватит обычного торта или кекса с глазурью. Всё нормально?

– Д-да, вполне, – неуверенно откликнулся он. Опять. Опять заикается. Этот город проклят, что ли?! Что с ним не так, раз Вик, попадая сюда, снова становится подавленным и прежним? Или скорее дело в его душевных переживаниях? Но тогда я просто обязана ему помочь справиться с этим.

– Пойдём, – я задрала подбородок, сомкнула руку на его запястье и потянула Вика за собой. Выше на целую голову, если не больше – наверняка больше – и куда крупнее, он тем не менее беспрекословно пошёл, не отталкивая меня.

Сотрудница в возрасте проводила нас взглядом и фыркнула. Две молоденькие девочки на выкладке усмехнулись друг другу и о чём-то тихо заговорили. Мне это начинало надоедать.

Знала бы я, что эти шепотки и взгляды будут преследовать нас с Виком ещё очень долго. Местные любили посплетничать, а здесь столько поводов для пересуд! Вику и без того перемыли кости за те три месяца, что меня не было в Вудсборо, ведь обсудить было что. Он получил большое наследство, обычный парень, который несколько лет мыл в школе туалеты и стриг лужайки – ну разве не странно?! Мне это странным не казалось, но не местным. К секции с сухими завтраками мне эти косые взгляды порядком надоели.

– Вик, – умоляюще развернулась я вдруг к мужчине и заметила, как он вздрогнул. – Поцелуй меня.

– Чего? – выпучился он не хуже мишки-космонавта с коробки звёздочек Космостарс. Я подавила смешок и осторожно поглядела вбок. Сотрудница быстро спрятала глаза, сделав вид, что крайне увлечена не переговорами с коллегой, с которой только что активно о чём-то перешёптывалась, а коробками с хлопьями.

– Говорю, поцелуй меня! – неожиданно дерзко повторила я, сама себя немного пугаясь.

– Когда выйдем… – осторожно начал Вик, собираясь пройти дальше, но я вдруг схватила его за рукав рубашки и резко повернула к себе:

– Нет. Здесь. – И угрожающе добавила. – Сейчас.

Ну они же хотят концерта, разве нет? Так пусть порадуются!

– Я не хочу, – признался вдруг Вик, – честно, чикала, просто не хочу делать это назло кому-то.

– Они на тебя смотрят, как на тигра в клетке!

– Ну так, – усмехнулся он и вдруг погладил меня по щеке, – зато тигр, м? Разве не лестно? Чикала. Что нам доказывать кому-то?

Я разочарованно выдохнула, и дальше мы пошли вместе плечом к плечу. Я с досадой воскликнула, когда мы приблизились к молочному отделу:

– Но разве ты не замечаешь, как они пялятся?!

– Как это? Замечаю, конечно. Пусть пялятся, раз их жизни так скучны, что приходится следить за отношениями какого-то индейского парня.

Он невозмутимо приоткрыл дверцу холодильника и нахмурился, изучая ассортимент тортов на полках. Я пристроилась рядом, обняла себя за плечи и буркнула:

– Но ты мой индейский парень.

– Да? – игриво усмехнулся Вик и вдруг толкнул меня бедром. – Скоро вообще-вообще твой буду. Тогда-то все старушки-сплетницы и прикусят языки.

– Такого жениха увела! – цокнула я языком и притворно попеняла пальцем в пустоту. – Ай-яй-яй, Лесли Клайд, какая же ты нехорошая, наглая девчонка! Не успела школу закончить, как уже выскакиваешь замуж!

– Вот увидишь, – подхватил Вик, – когда это кто-нибудь узнает – а узнают обязательно – тебя быстренько запишут в список обрюхаченных лично мной.

Я оскорблённо выпрямилась, хотя уже занесла руку над прозрачной коробкой с симпатичным тортом, и возмутилась:

– А что, есть такой список?!

– Конечно! – спокойно кивнул Вик. – Из первого – оно же последнее – места. И на обоих стоишь ты.

Обняв меня за шею ладонью, он притянул к себе и поцеловал в щёку, посмеиваясь. Но эта грубая ласка мне по нраву. Было в ней что-то уютное и свойское, такое, когда ты переступаешь через порог формальных отношений и сближаешься с человеком, узнавая его темперамент. Вик внешне выглядел спокойным, но внутри него горел пламень, и немногие это понимали.

– Вот, – довольно заявила я, – теперь ты – агрессивный маньяк. Душишь невесту и распускаешь прилюдно руки.

– Это они ещё не знают, какой маньяк Крик, – тихо шепнул мне на ухо этот дурак, за что и получил в шутку ладонью по лбу.

Мы наконец выбрали торт – фисташковый, украшенный солёной карамелью и дорожками из кленового сиропа – и понесли его на кассу. Вик ещё задумчиво остановился у стойки с канцелярией и виноватым голосом сказал:

– Я же не привёз Хэлен ничего с Потлача. А что ей везти? Все эти дурацкие сувениры сложит в какую-нибудь коробку и забудет про них.

– Это ты зря, – неодобрительно покачала я головой, – Хэлен такие штуки до ужаса любит.

– Я подумал, надо купить ей альбом, – не согласился Вик. – Она же плетёт. Будет зарисовывать в нём эскизы своих… украшений.

– Хорошая идея. А если ты прикупишь ей ещё и маркеры для скетчинга, она в тебя влюбится и уведёт у меня жениха!