Текст книги "365 сказок (СИ)"

Автор книги: RavenTores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 59 страниц)

Я подошёл через шуршащие и шелестящие травы и поначалу только любовался, хотя тянуло сразу же попробовать на вкус прозрачную воду.

Этот мир не казался опасным, здесь не встретилось мне ни одного живого существа, крупнее белки. Только хищные птицы парили где-то в вышине, только стрёкот кузнечиков оживлял день.

Стояла жара, и пить уже хотелось неимоверно. Я сделал ещё шаг, моим высоким ботинкам лужица такой глубины была не страшна. Приблизившись, я сперва огладил шероховатые камни, точно здороваясь, и только мгновением позже склонился к краю.

Впервые я пил колодезную воду вот так, словно из большущей чашки. И с каждым глотком я всё лучше различал, как глубока скважина, как далеко до дна, как темно там, в толще воды.

Холодная, да такая, что заходились зубы, влага мгновенно освежила и придала сил. Она была чуть сладковатой, даже немного пряной, точно корни трав, растущих в этой степи, наделили родник своими ароматами.

Наконец я напился и теперь уже просто смотрел в глубину, не надеясь, впрочем, увидеть там что-то кроме собственного отражения. Оно было смутным и странным, и это почти забавляло после долгого пути.

Я брёл по этому миру в поисках двери, но она ускользала, меняла форму, и, пожалуй, в том была единственная опасность этой реальности для путешественника.

Было бы неплохо сесть, прислонившись спиной к этим прохладным камням, и смотреть в небо, впитывать солнечный жар. Но, конечно, тут-то расположиться было негде – сияющая, будто стеклянная лужица окружала колодец со всех сторон.

В итоге я выбрал место поодаль, где бурно разрослись кусты, напоминающие боярышник, здесь был хоть какой-то тенёк, а травы образовали почти что подушку. Можно было даже и заснуть, но я так очаровался колодцем, что смотрел на него, не в силах отвести взгляд.

Решив всё же отдохнуть хотя бы несколько часов, я устроился так, чтобы не терять из виду колодец. Ускользающая дверь могла устать играть со мной, могла открыться прямо тут, в сущности, это место было ничем не хуже любого другого. В этом мире почти не работал ни внутренний компас – отзывалось будто бы всё мироздание разом, ни другие уловки, которых каждый путешественник знает во множестве. Даже мой верный шаманский нож дремал, ни о чём не говоря.

Может быть, здесь только начинается история, только рождается сказка? В таком случае пока что тут всё словно чуть-чуть понарошку.

Я не заметил, как уснул, потому что и сон мой представлял собой бесконечную цепь рассуждений. Я мучительно искал разгадку двери, представлял её то так, то этак, но когда проснулся – той рядом не оказалось.

Солнце уже клонилось к закату, тени от редких кустарников и деревьев стали темнее, травы тихонько шелестели под порывами ветра, колодец всё так же исходил светлой влагой.

Мне не хотелось есть, но снова одолела жажда, и я пил так долго, точно не спал, а бродил очарованным по этой степи. Тело приятно ныло, быть может, от неудобного положения, и я почти решился идти дальше, навстречу ночи, когда услышал клёкот.

Подняв голову от каменной чаши колодца, я заметил, как в вышине сходятся грудь к груди и вновь разлетаются два огромных орла. Что они не поделили в лучах закатного солнца, я не понимал, но их воинственный танец казался удивительно прекрасным.

Никто из противников не хотел уступать, они роняли перья, и те, кружась, падали в травы. Хищные крики разносились далеко-далеко, а противники были всё ближе к земле. Я же смотрел и смотрел, хотя мне уже мечталось, что сейчас орлы разойдутся, отправятся каждый своей дорогой, уняв желание драться.

Однако, похоже, что они решили сражаться до смерти – скоро на землю ветер принёс и первые алые капли. Более крупный орёл поранил своего врага и собрата.

Сцепившись в очередной раз, они камнем полетели вниз. В тот миг я понял, что они сейчас со всего маху угодят прямиком в колодец. Я отступил от него, не зная, что же стоит сделать, и не прошло и пары мгновений, как хрустальная гладь воды с шумом и клёкотом разбилась – в неё угодили два сильных птичьих тела.

Кинувшись к каменной чаше, я вгляделся, но в темноте ничего не рассмотрел. Чем сильнее приглядывался, тем чернильней казалась тьма, будто выступающая из глубин. Словно бы орлы пробили колодец до самого дна и остались там, навеки успокоившись.

Но когда я уже почти потерял надежду, отодвинувшись от колодца и вернувшись на сухую землю, капли разлетелись вновь, и за каменный бортик зацепился юноша. На вид ему можно было дать не больше двадцати, он весь мелко дрожал и кашлял, видимо, слишком наглотавшись воды.

Я протянул руку и помог ему выбраться, понимая вдруг, что в этом мире птицы-хищники на поверку могли оказаться оборотнями. Юноша ничего не успел мне сказать, потому что из колодца вынырнул и его соперник. Ему было ближе к тридцати, сильное тело ни в чём не подвело его, он выбрался сам.

Они замерли друг напротив друга, на обнажённых телах ещё блестела влага, мокрые волосы липли к щекам и лбам. Юноша всё ещё дрожал, его более взрослый противник распрямил плечи и смотрел так насмешливо и гордо, что невольно возникал вопрос, о чём же они всё-таки спорили. Они казались почти что братьями – оба темноволосы и сероглазы, оба с гордыми, красиво вылепленными лицами, но всё же что-то в них было различное.

Наконец старший протянул младшему руку.

– Что, доказал? – спросил он, улыбнувшись скорее добродушно, чем высмеивая.

– Не думай, что ты всегда и во всём прав, – возразил младший и всё-таки пожал его ладонь.

Только после он обернулся ко мне, как будто хотел поблагодарить, но тут же смутился почти до румянца и отвёл взгляд. Старший заметил и это, но качнул головой, ничего не сказав.

– Ищешь дверь? – обратился он ко мне.

– Так и есть, – ответил я.

– Она там, под водой, – старший смерил меня взглядом. – Добраться непросто, но другой не найти.

– Благодарю, – я подошёл к колодцу. Младший даже чуть вздрогнул, когда я проходил мимо.

Значит, не зря я остановился тут, не зря меня так тянуло к этому колодцу.

– Я бы тоже хотел… – голос младшего затих, и я повернулся. Старший стоял за ним, положив тяжёлые ладони на плечи.

– Бродить между мирами? – уточнил я.

– Да, – в глазах его уже разгоралась жажда путешественника. Старший же заметно помрачнел.

– Дверь не открылась, – вдруг осознал я. – Она тебя не пропустила.

– Да, значит…

Молча я раскрыл перед ним левую ладонь. Обычно этой отметины заметно не было, но когда приближалась дверь, она так пульсировала, что даже светилась. И сейчас младший видел, как вместо линии жизни на моей левой руке сияла нить шрама.

Шаманский нож сам собой оказался в пальцах. Я приложил клинок к линии, но не для того, чтобы рассечь вновь. Я заплатил свою дань.

– Дай двери испить себя.

Старший сжал его плечи. Младший упрямо дёрнулся, высвобождаясь.

– Я подсказал тебе, а ты забираешь у меня самое дорогое, – добавил старший.

Не братья.

Мне оставалось только пожать плечами.

– Если его позвала дорога, то он найдёт способ идти по ней. И мой – самый простой.

Старший мгновенно уловил, почуял сердцем, какие ещё могут быть пути, и они явно ему не понравились. Младший же вздохнул и повернулся к нему.

Вряд ли мне стоило знать, о чём они собрались говорить.

Я позвал дверь, и она откликнулась из колодца, открылась и утянула меня под воду. Новый мир встречал рассветом.

========== 040. Мир карнавала ==========

Обычно в какой бы мир я ни приходил, всюду сначала встречала меня природа. Лес или горы, море или поле, холмы или луга, но сначала я оказывался вдали от людей или иных обитателей. Однако стоило мне шагнуть через порог на этот раз, как я очутился в самом центре бурного карнавала. Толпа пестрила масками и костюмами, смеялась и шутила, в небе расцветали фейерверки, звучала музыка, кто-то танцевал и нестройно подпевал уличным музыкантам. Слышались хлопки – зрители приветствовали акробата, хрупкого почти что мальчишку, одетого в белое. Ему предстояло пройти по канату, натянутому между крышами двух зданий прямиком над площадью…

Я с трудом пробрался в более-менее тихий уголок. В этом проулке дома почти смыкались глухими стенами, было темно и стоял ощутимый запах гнили и сырости. Зато здесь никого не оказалось. Наверное, я мог бы слиться с празднующими, но вот только мне того совсем не хотелось. А дверь, конечно, уже закрылась.

Чувства подсказывали, что я не выберусь из этого города раньше, чем наступит рассвет.

Над площадью взорвалась ещё одна ракета, осыпая искрами и толпу, и опасно балансирующего с длинным шестом акробата. Мысленно пожелав ему удачи, я отправился лавировать между рядами со сладостями и игрушками, выискивая, где можно переждать эту сумасшедшую ночь.

За площадью начинались бесконечные узкие улочки. На углу одной из них сидел на перевёрнутом ящике флейтист. Его инструмент лежал на коленях, чёрный плащ никак не вязался с праздником и только алая шляпа с замысловатым пером подходили ситуации хоть немного. Я замедлил шаг, а после и вовсе замер, узнавая этого человека.

Наверное, мне должно было стать страшно, но я преодолел это тягучее чувство и приблизился. Он же вскинул голову, отвлекаясь от своих мыслей. Мы встретились взглядами.

– Узнал, Странник? – он усмехнулся. И это было жутковато, хотя лицо-то у него казалось самым обычным. Даже в глазах будто бы не блестел дьявольский огонёк. Впрочем, я не спешил приглядываться, даже отвёл взгляд.

– Что это за мир? – пришло мне в голову уточнить.

– Вечного карнавала, – пожал он плечами. – Моя дверь откроется на рассвете.

– Как и моя.

И в этом тоже было что-то жуткое. Быть может, нам в одну дверь?.. Пройти с ним одним путём я, пожалуй, пока не желал, но и оставаться в бурном гнезде карнавала не хотел.

– Здесь для меня нет работы, – продолжил он, будто я спрашивал. – Если только не заняться всеми ими.

Мы синхронно посмотрели на площадь. Акробат замер в центре каната, тот качался.

– Не разобьётся ли мальчик? – почему-то заволновался я.

– Этот? – мой собеседник пошарил по карманам и вытащил трубку и банку с табаком. – Этот нет, даже если упадёт, – он старательно набил трубку и принялся раскуривать её. – Даже если упадёт, да…

Присмотревшись к акробату, я отметил, как бледна его кожа. Он стоял, неестественно прям, с закрытыми глазами, а верёвка качалась, дрожала, извивалась под его ногами. Потом он сделал шаг, и ещё, и ещё… Он шёл медленно, ни единый мускул на его лице не дрогнул. Вне страха, вне этого мира, он словно пересекал пустоту.

Да, этот не разобьётся, даже если упадёт.

Потому что он уже расколот, но каким-то образом в этом странном мире вечно жив и вечно будет ходить по канату.

Качнув головой, я посмотрел в сторону.

– Здесь немало странных людей.

– И нелюдей тоже, – хмыкнул флейтист. – Кое-кого я сам сюда и привёл.

И это звучало более жутко, чем осознание, что акробат над площадью давно уже мёртв.

В какой-то миг я понял, что именно этот угол и есть самое спокойное место на площади. Пожав плечами, я опустился на другой старый ящик и откинулся на стену дома, вытянув ноги. Нужно было хотя бы попытаться отдохнуть.

– Ты ищешь путь домой или так… бродишь? – спросил он для чего-то.

– Брожу. Домой я могу попасть в любой момент, – я показал ему шаманский нож, и он понимающе кивнул, выпустив кольцо сизого дыма.

Карнавал продолжался, пела, плакала, заливалась напротив нас скрипка в руках строгого мужчины в чёрном и золотом. Я присмотрелся к нему.

– Да-да, он продал душу за то, чтобы так играть… Карнавалу такое нравится, – вот уж флейтист знал всё обо всех.

– И часто ты бываешь в этом мирке? – бросил я, не надеясь на ответ.

– Всякий раз, как моя дверь открывается на рассвете, – его смех был похож на воронье карканье.

Вдруг мимо нас пробежала девочка. Она остановилась в трёх шагах, подождала минутку и вернулась, теперь вглядевшись в флейтиста.

– Узнала! – сказала она громко. – Узнала, да!

– Я тебя тоже.

Лицо девочки было белым как луна, а глаза, напротив, тёмными и большими. Неверный свет, отблески, вспышки играли на её скулах и на лбу, так что порой казалось, будто вместо лица у неё череп.

– Госпожа, – он даже снял шляпу, шутливо склоняя голову, – подскажете, куда направиться?

– Нет, нет, ты испортишь мне всю игру! – она сморщила нос, на лицо тотчас упала тень, да такая густая, точно носа и не было вовсе.

– В этом и есть часть твоей игры, – возразил он.

– Я закричу!

– Кричи.

Но она не стала, только уселась прямо на мостовую, не заботясь, что платье перепачкается пылью.

– Дверь – на рассвете, – упрямый голос звенел от злости.

– Она самая.

Да, мне совсем уже не нравился мир, куда мы могли бы попасть все вместе.

Госпожа тем временем стала теребить золотистые локоны, отливающие то алым, то зелёным из-за вновь взлетающих и осыпающихся звёздами ракет.

– А он зачем?

– Путь, – флейтист посмотрел на меня безо всякого интереса. – Дверь одна, да миров за порогом может оказаться несколько, но не для нас с тобой, – и он снова глянул ей в глаза.

– Ты нарочно!

– Переигрываешь, – усмехнулся он и принялся выбивать трубку о колено.

А я вот ухватился за эту мысль. Миров за дверью несколько. Значит, я не обязательно попаду в реальность, где Госпожа Чума будет разводить своих чёрных крыс, а Крысолов станет уводить их из города.

Они же молчали, всматриваясь друг в друга с таким вниманием, точно продолжали вести спор, но бессловесный. Наконец она уступила и отвернулась, теперь глядя на акробата. Он держал в руках не шест, а зонт и вновь замер на середине каната.

– Его надо бы взять с собой, – лицо её прояснилось, она стала казаться почти… живой?

– Зачем он тебе?

– О, я знаю, какой номер ему предложить, – она вскочила. – Дверь на рассвете. Я успею уговорить…

Мне не хотелось знать, зачем ей сдался акробат, а вот Крысолов, видимо, понимал и озабоченно хмыкнул, но ничего не сказал больше.

***

…Даже близость рассвета ничего не изменила, карнавал продолжался, кричал, смеялся, хлопал в ладоши. Акробат бродил над площадью по канату, взрывались фейерверки, мелодия скрипки визгливо разливалась над крышами.

Я первый увидел дверь. Она выросла в стене противоположного здания, обрисовалась по краю неверным сиянием и тут же притворилась обычной.

– Ты первый, – Крысолов удержал за запястье Госпожу Чуму.

Спорить я не стал, с силой дёрнув ручку двери на себя.

За порогом меня встречала темнота, но я уже точно знал – мы пойдём разными дорогами. И это внезапно успокоило.

А скоро стихли и звуки карнавала.

========== 041. Безымянный ==========

В ту ночь я был не путешественником и не сказочником, а только слушателем. Поначалу я слушал, как за окном тает февраль, плачет капелью, постукивая промёрзшими пальцами по жести подоконника, потом я слушал, как распевает ветер в трубе, он прилетел после девяти вечера и принёс десяток новых песен, которые спешил исполнить все разом. После того я вслушивался во внезапно наступившую тишину: за окном похолодало, а ветер улёгся спать на крыше.

И наконец, стоило только поставить чайник, как из стены вышагнул гость и замер, озираясь. Взгляд его был растерянным, а вот лицо казалось знакомым, но я стольких встречал среди миров, что боялся ошибиться, назвав его по имени.

– Значит, я всё-таки здесь, – заключил гость, видимо, придя внутри себя к какому-то соглашению. – И скоро будет готов чай.

Ну, в этом-то он точно не ошибался. Потому я кивнул и собирался поприветствовать, но он приложил палец к губам. Послушно заглушив в себе вежливость, я посмотрел на него вопросительно.

– Сегодня не надо говорить кому-то ещё, – пояснил он. – Не тот вечер.

Может, ему было виднее, я же никак не мог припомнить его, так что мне было на руку отсутствие диалога, в котором можно было бы уличить меня в плохой зрительной памяти.

– Так вот… Чай… Чай – это, безусловно, хорошо. И лучше добавить лимон и три ложки сахара. Все почему-то сначала забывают или о том, или о другом. Только вот не надо этого… не надо лимон – и ложечкой. Это как-то грустно. Зачем его так… подавлять! – мой странный гость засмеялся, найдя самого себя остроумным, я же отрезал солнечный кружочек лимона и залил кипятком, а потом насыпал три с половиной ложки сахара. Мне показалось, что об этой половинке гость поскромничал упомянуть.

– А вот давеча, – принял из моих рук чашку гость, – я побывал в чудном мире, где совсем не было никакого чая. Как вам это понравится? Да я уж вижу, можете не говорить. Вы не понимаете, как же они там живут, бедняги, – он сделал глоток и продолжал щебетать: – А никак, потому что там и нет никого. Вот так. А, казалось бы, всего лишь чай. Этот, кстати, отменный.

Я припомнил Чефирового кота, но тот явно не имел никакой человеческой формы, да и не стал бы вот так надо мной шутить. Сущность моего гостя оставалась для меня полной загадкой.

Между тем он набрался сил для новой тирады, а я устроился на стуле у окна, готовый слушать, что бы он там ни рассказал.

– Буквально… вчера, если судить относительно этого мира, я побывал на приёме у одной высокопоставленной особы, – начал он новую историю. – И там произошёл курьёзный случай, совершенно необычайный для того мира. Среди приглашённых выискался убийца! – он смерил меня взглядом. – Вот вы наверняка полагаете, что необычайного в этом, в общем-то, маловато. Если судить мерками различных миров, то так и есть. Но в том… В том нет даже такого слова: «убийство». Однако произошёл, так скажем, прецедент, никакая не роковая случайность, а целенаправленное действие.

Мне уже хотелось ответить, что это, должно быть, очень печально, когда в чистом мире внезапно происходит первое в истории убийство, но моему гостю не требовались никакие комментарии. Сделав ещё глоток, он только рассмеялся.

– Что поделать, они же даже не знали, как это расценить, что делать с преступником, который, конечно, и сам был немало шокирован тем, что в итоге совершил! Пришлось стать судьёй. Да. Ведь у меня уже был кое-какой опыт, – он задумался на мгновение. – Опыт, да, в том и другом. В общем, я рассудил, что с таким полным раскаянием преступник должен посидеть под замком, а потом занять место того, кого он убил, чтобы, как бы это выразить, восполнить пробел. Вот.

Решение показалось мне интересным, но без контекста трудно было судить, подходило ли оно конкретной ситуации. И я только пожал плечами. Впрочем, одобрения моему гостю тоже ни капли не требовалось. Только, пожалуй, ещё чашечку чая.

– И без лимона, – проследил он мой взгляд. – На чём я остановился? Ах, на судействе. То было занимательно. Но дело уже прошлое. Удивительны эти юные миры, такого там насмотришься.

На это я снова сдержанно кивнул и поставил вторую чашку перед ним. В юных мирах действительно можно было обнаружить всё, что только представимо, и даже немного того, что представить совершенно не получится.

– А вот ещё случай! – воодушевился гость. – Есть такой мирок… Уже довольно давний, но всё ещё почти необжитый. Зато там удивительная лужайка. Цветы, травы, росы… Прекрасная. Я встретил там странную пару. Они танцевали так самозабвенно, я решил, что они профессионалы. Но когда окликнул, чтобы поблагодарить за зрелище, они рассыпались пылью. Представьте моё удивление! Даже возмущение. Так и не знаю, иллюзия ли это была.

И он замолчал, вглядываясь в отражение в чашке. Я уже было подумал, что он закончил на сегодня, но тут снова раздался его голос, такой же оживлённый, пусть и немного однообразный.

– Много миров, много… Всех историй и не расскажешь. Но это даже весело. Моя печаль в другом. Я не могу отыскать своего. Кажется, помню его так же хорошо, как своё лицо. Но всякий раз, как смотрюсь в отражение – вот даже и опять! – понимаю, что и лица-то не помню, – он засмеялся нервно и даже визгливо. И я увидел, что его лицо течёт и меняется от этого смеха, черты трансформировались, искривлялись, пока не застыли, но уже иными, однако всё такими же смутно знакомыми. – Может, и с моим миром так, – продолжал он. – Я нахожу его, а он играет, утекает, и не узнать ведь! Такое ощущение недосказанности, как фруктовый привкус, как… как аромат ржавчины!

Странные сравнения почему-то казались мне очень понятными. Но я, конечно, продолжал молчать.

– Хорошо, наверное, быть уверенным в том, какой мир – твой. Сколько странников отлично это понимают. И вот я… Скиталец-несчастливец, но зато какие весёлые у меня путешествия! – он воспрял духом. – Не так давно я побывал в жерле вулкана во время извержения! Горячо, конечно, но вполне интересно. Или… что бы тут вспомнить… Ну хотя бы тот дивный случай с полным погружением, да! Мы были на корабле в шторм, знаете, эти жуткие шхуны, которые готовы потерять все свои паруса только от вида молнии?.. Да, и волна нас конечно переломила. То есть корабль переломила. Пополам, р-раз – и готово! И я опустился ведь на самое дно. От изумления забыл, что надо дышать, и мне оказалось не надо. Любопытно там было, в глубине. Только вот темно… – его чашка снова опустела. – Теперь, признаться, я немного опасаюсь морей.

Это, конечно, можно было легко понять. Тут мой гость вскочил и оправил свой старомодный сюртук.

– Засиделся, а ведь дела нисколько не ждут, даже если их нет, – он опять оценил своё остроумие и захохотал. – Не ждут, пусть их нет. Так вот, благодарю, – он пожал мне руку. – И забудьте меня, даже если не вспомнили.

Глаза его блеснули особенно странно.

– Забудьте, – теперь шёпот был почти что зловещим. – Но мы, безусловно, встретимся, обязательно встретимся. Вы же понимаете…

И он истаял туманом.

Имени мне его так и не пришло. Я до сих пор уверен, что это к лучшему.

========== 042. Крылья в подарок ==========

Дорога пролегала между гранями реальности и сама по себе являлась отдельным миром – сумеречным, тихим и туманным. Порой она становилась прямым асфальтовым шоссе с фосфоресцирующей разметкой, а буквально за поворотом обращалась просёлочным трактом – глинистым и разбитым, с наполненными дождевой водой колеями, потом переходила в булыжную мостовую, по обочинам которой виднелись в тумане старинные особняки за коваными решётками да полные мрачных деревьев сады. Причудливо меняясь, она в то же время каким-то образом всё же оставалась собой и была узнаваема.

Попасть сюда было одновременно и просто, и сложно, но главное, что отличало Дорогу среди других – так это почти неестественная тишина и уединённость. Сколько бы раз я ни брёл по прихотливо меняющемуся тракту, никогда и никого не встречал здесь. Пронизывая множество миров, которые сияли и жили на обочинах, она вместе с тем лежала в стороне, насколько то было возможно.

Я приходил сюда сквозь двери в иных мирах или засыпая, падая со скал или погружаясь глубоко под воду, но она встречала меня одиночеством. Сумрачные тени, скользящие мимо, никогда не выходили на Дорогу, они проносились мимо, не обращая ко мне лиц, если те, конечно, вообще у них были. За спиной никогда не слышалось чужих шагов, за поворотом не показывались другие путники. Словно это была только моя Дорога. Но я был уверен, что это, конечно, не так.

Впрочем, то, что из раза в раз не меняется, начинает восприниматься как должное. Пусть я никак не мог быть уверен, что Дорога действительно настолько пустынна и тиха, однако привык считать её именно таковой. Поначалу меня ещё тревожили размышления, что закономерность может оказаться всего лишь иллюзией или чем-то вроде сезона, например, как зима или осень в любом другом мире. Но вскоре и такие тревоги отступили. Оказываясь на Дороге снова, я только радовался возможности идти в одиночестве до тех пор, пока не покажется новая дверь.

Но в итоге это ощущение закономерности и подвело меня. Когда прямо передо мной на Дороге возникла девушка с мечом, я вздрогнул и неосознанно позвал шаманский клинок. Тот был не чета длинному сияющему двуручнику, но больше никакого оружия у меня не было.

Длинные волосы воительницы ещё мгновение развевались, как будто вспоминали о прикосновениях ветра иного мира, с клинка в пыль тракта упали несколько тяжёлых чёрно-багряных капель. Вряд ли та реальность, где девушка только что была, отличалась спокойствием и дружелюбностью.

Но вот она медленно опустила меч и повернулась, ощутив мой взгляд. Встретившись глазами, мы не сдержали улыбок. Между нами пролегло внезапное взаимопонимание, какое бывает очень редко. Мы почувствовали, что являемся друзьями, пусть и не сказали пока ни слова.

Дорога молчала, не было ни ветра, ни дождя, лишь туман стелился по обочинам, кутая призрачной вуалью тёмные остовы деревьев, иные реальности, дремлющие во мгле. И теперь ночь и тишина была поделена на двоих.

Не было нужды представляться друг другу, у нас не было прошлого или будущего. Мы застыли в едином моменте, и он мог продолжаться до тех пор, пока не возникла бы дверь для одного из нас или не прервался бы сон кого-то из нас.

Она вытерла клинок и забросила его в ножны за спиной, оправила волосы, а я подошёл ближе. И вот уже мы брели рядом, а тишина плыла над нами и кружилась внутри.

Она прервала молчание первой.

– Я здесь впервые. Что это за путь?

– Между мирами и сквозь них, – пояснил я. – Можно свернуть, перейти через обочину, если ты так умеешь, или дождаться двери – она появится рано или поздно. Можно проснуться, – я пожал плечами. – Никогда не находил начала, никогда не видел конца. Кто знает, Дорога, возможно, замкнута в кольцо, обнимающее остальные миры…

– Возможно, – она улыбнулась.

И назвала своё имя.

Так был нарушен первый закон всех иллюзорных и реальных миров. И в то же время это и нужно было сделать. Я помедлил лишь секунду, прежде чем назвать и своё в ответ.

Мы обменялись первыми дарами. Ведь имя в таком месте – всё равно что дар, всё равно что билет или цепь, которая может привести к тому, кого называют.

Почти в тот же момент Дорога вильнула, и мы оказались у железнодорожного переезда. Среди тумана крался поезд, фонарь прорезал мглу и дёргался испуганным светлячком. Тревожное гудение пронизывало округу, но приближался состав очень медленно, будто бы спал и снился одновременно.

– Прокатимся? – предложила она.

Моя дверь должна была явиться на рассвете, так что можно было попробовать и иной вариант. Я кивнул.

Вскоре мимо нас смешной паровозик с огромными колёсами потянул закрытые товарные вагоны, крашеные в разные цвета, а потом показались пустые платформы. Мы синхронно вскочили на одну из них и уселись, не боясь ветра и ночной прохлады. Дорогу тут же скрыли клочья тумана.

Вокруг железнодорожного полотна развернулась широкая степь. Над ней же опрокинулась чаша небес, переполненная звёздами. Сливочным пятном плыла там и луна.

Я всмотрелся в созвездия – сплошь незнакомые. Аромат трав почти вскружил мне голову. Она же сидела молча, зачарованно глядя куда-то в ночь.

– Слышишь? Звёзды поют, – сказал я. Она прислушалась и чуть качнула головой в знак согласия.

Поезд набирал ход, ветер становился сильнее, но при этом теплел. Мы въезжали из пряной весны в иссушённое солнцем лето…

Удивительное это было чувство – совершенно не знать, куда же мчит нас смешной паровозик, сколько реальностей он пересечёт и в какой наконец-то завязнет. Но больше всего опьяняло внезапное единство в тишине и молчании. Мы говорили без слов и слушали музыку звёзд. И до рассвета была целая вечность.

***

Я так и не дождался двери.

Проснулся, словно от толчка, и утренний свет был не из того волшебного мира, не пахло травами, всё было совершенно знакомым, слишком знакомым. Поезд, поющие в небе звёзды, попутчица с мечом – остались за гранью.

Что ж… В одном я был точно уверен – будет и новая встреча. С некоторыми никогда нельзя проститься. Да и Дорога раз уж однажды допустила наше соседство, могла привести нас друг к другу снова.

***

В следующий раз я замер на станции. Мимо неслись поезда, один за другим, и сперва я не понимал, зачем вышел сюда. Мир точно выплюнул меня на странной станции, где никого никогда не сходило. Однако в руках у меня был альбом.

Затянутый упаковочной бумагой, перевязанный скромной лентой, он словно требовал: «Оставь меня здесь, я найду адресата». Деревянная скамья с облупившейся краской, бесконечный стук колёс, визги тормозов и паровозные свистки… Тут и не было ничего больше, но я послушно положил свою ношу на скамью и огляделся. Между рельсами сияла тропа.

Стоило ступить на неё, и я почувствовал зов.

Пришлось почти бежать. Реальность вокруг меня плыла пятнами и крошилась. Это снова была Дорога, снова она, хотя никогда прежде я не видел её такой хрупкой и тонкой. Извиваясь змеёй, она тащила меня мимо миров, мимо причудливых строений, мимо дней, ночей и утреннего тумана.

Я остановился, только заприметив развалины замка. Они едва узнавались – среди камней поднял голову молодой лес. Впервые я пересёк обочину, и Дорога тотчас исчезла. Зато я обнаружил воительницу.

Она сидела на останках обрушившейся башни и баюкала на коленях клинок.

– С кем-то воюешь? – спросил я, тут же присаживаясь рядом.

– Когда-нибудь прочтёшь, – она откинула с лица прядь волос. – Наверное.

Мимо нас тянулись космы тумана, иногда они сливались в фигуры, иногда казались животными, иногда манили арками дверей.

– О чём твои мечты? – вопрос пришёл сам собой.

Замшелые камни отразили мой голос и вернули искажённым эхом.

– Можешь дать мне крылья?..

Ответить я не успел: порыв ветра разогнал туман и я остался один.

***

Много миров и реальностей пришлось мне пройти, прежде чем я снова вышел на Дорогу. Моя знакомая не встречалась мне, хоть мы и знали, где искать друг друга. Но во всех прочих реальностях мы никак не могли поймать друг друга: то я приходил мгновением позже, то она успевала увидеть лишь краешек плаща… Иногда мы слышали, как неутомимо считают шпалы поезда, случалось – откликались пению звёзд, а иногда нас выводили миры к замшелым камням старого замка.

У меня была и ещё одна цель помимо встречи. Я выискивал среди миров дорогу в тот, где ничего не было кроме неба и солнца. Солнечные лучи там были настолько плотными, что из них можно было соткать полотно. Такое как раз пошло бы на перья.

После мне нужен был мир, где была лишь луна и вода. Из острых и крепких лунных лучей, отражённых в холодной воде, можно было вырезать кости.

А вот после осталось бы только вдохнуть жизнь – и получились бы крылья. Те самые крылья.

Мне нужно было успеть с подарком до следующей встречи.

***

Когда я вышел на поле тюльпанов, над которым навечно воссияла заря, то не смог держать улыбки. Здесь было слишком хорошо и спокойно, чтобы не улыбнуться.

Она стояла среди цветов и смотрела на меня особенно внимательно.

– Что это? – спросил я.

– Подарок. На твой день рождения.

– У меня тоже есть для тебя кое-что, – и я потянул из-за спины большой свёрток. Он не был тяжёлым, но пришлось долго и осторожно его разворачивать. Наконец из-под парусины сверкнули длинные маховые перья.