Текст книги "365 сказок (СИ)"

Автор книги: RavenTores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 59 страниц)

– В нём ключ, – и тут он посерьёзнел. – Я буду звать тебя очарованный пустотой.

– Уже нет.

– Неужели?

Мы всматривались в лица друг друга. Наверное, сейчас мы были безумно похожи. Наконец он уступил мне, но, почти растворившись во мгле, он успел сказать:

– Твои волосы.

***

Остановившись напротив зеркала в полутёмной прихожей, я всё равно увидел среди растрёпанных рыжих – а в таком освещении почти каштановых – прядей одну белоснежную.

Слишком светлую, почти сияющую.

Седую.

========== 241. Чай с бергамотом ==========

Осенний вечер казался оранжеватым, а у чая в чашке был привкус палой листвы. Я стоял среди потемневшего сада с чашкой в руке, как будто ждал чего, быть может, даже знака. Осень хранила молчание, только выступила из темноты и замерла напротив. Казалось, она всё ещё испытывала неловкость за то, что опоздала на нашу последнюю встречу.

Наконец она забрала чашку из моих ладоней.

– Твой путь сегодня должен был начаться вовсе не здесь, – она сделала глоток. – Бергамот, как чудесно.

– Мой путь сегодня стёрт из прошлого, – пожал я плечами. – Уж лучше чай с бергамотом.

– Присядем? – Осень прошла к скамейке и устроилась там. Длинная юбка успела нацеплять листвы, хотя деревья вокруг ещё не спешили зазолотиться.

Я послушно сел рядом, любуясь её чертами. Иногда мне только этого и хотелось.

– Одна прядь у тебя теперь принадлежит зиме, – она отвела взгляд. – Такое случается.

– Меня убеждали, что пустоте, – я почти не удивился.

– Зима оптимистичнее пустоты, не находишь? – она снисходительно усмехнулась. – Ты, конечно, любишь ходить по грани, но всё же предпочтёшь холод, а не белое ничто.

– Наверное, – сейчас ответить точно я в любом случае не мог.

Осень долго молчала, и мне казалось, что вокруг нас уже начался листопад, хоть ни один лист не спланировал вниз. Не было и ветра, а казалось, что он дует в лицо, треплет волосы.

Но вот Осень обернулась ко мне.

– Что-то ранило тебя куда глубже, чем ты готов признать.

И исчезла, а чашка осталась стоять на скамейке, пустая.

***

Сон привёл меня на золотой луг, предосенний, всё ещё дышащий летним жаром. Отчего-то в руке у меня был жестяной фонарь, где горела свеча. Солнечный свет подавлял слабое сияние, и, возможно, следовало отодвинуть стекло, дохнуть, заставляя пламя угаснуть, но вместо того я двинулся вперёд, подняв фонарь повыше.

Очень скоро сновидческая реальность померкла, уступив внезапно выросшему лесу, в котором царили густые сумерки. Здесь свеча разгорелась маленькой звёздочкой, и я шёл, ведомый ей, пусть сам держал фонарь в руке.

В какой-то миг я поставил его на лесную тропу, потому что так было нужно. Тропа впереди поворачивала. Знакомое место, я был тут и был не раз, только не помнил совсем, пока не попадал снова.

Оглянувшись на фонарь, где всё так же горела свеча, я всё-таки пошёл вперёд без него. Что-то, что ждало за поворотом, не нуждалось в свете.

***

– И снова ты здесь один, – голос тягучий и медленный. Такой мог бы принадлежать дереву или скале, чему-то почти вечному, древнему. Вот только доносится он из уст девчонки, которой на вид не дать и десяти.

Ей много, много больше.

– Разве я должен быть с кем-то? – мимолётно удивляюсь, опускаясь на одно колено. Она подходит ближе, снимает со своей головы венок и укладывает мне на волосы. Внезапно выбирает из плохо завязанного хвоста белую прядь и накручивает себе на палец.

Глаза у неё тёмные, будто в них упало звёздное небо. Или, быть может, будто оно оттуда взошло на своё место. Тонкие пальцы почти прозрачны, но горячи. Она касается другой рукой моей щеки, словно смахивает невидимые слёзы.

На душе становится легче.

– Когда-нибудь ты придёшь с кем-то, – будто бы соглашается она со мной. – Такое случается со многими странниками. Они полагают, что дорога – путь для одного.

– Но это не так?

– Не ищи ответ раньше, чем ты будешь готов его принять, – она кладёт ладонь напротив моего сердца, внутри со звоном оборачивается компас. – Здесь… пока нет для него места.

Отодвинувшись, она придирчиво рассматривает меня, лицо её спокойно, но уже больше не кажется детским.

– Это не сон, – говорит она внезапно. – Но ты всегда зовёшь сном.

Я не возражаю, лишь слушаю.

– Ты забудешь и в этот раз. И в этот раз забудешь меня, – она тихо смеётся, затем целует – в щёку. И вокруг меня остаётся лишь лёгкий белый туман.

Я поднимаюсь, но кружится голова, мир меркнет стремительно и неотвратимо.

***

От сна ничего не осталось в памяти. Я сажусь на постели и в мутном утреннем свете различаю, что у постели на прикроватной тумбочке стоит жестяной фонарь с прогревшей свечой, а рядом лежит немного увядший венок из луговых трав и цветов. Я вытаскиваю оттуда цикорий, синие цветки почти обмякли.

Смятые в кулаке, они пахнут едва уловимо, но совершенно точно летом. За окном же колышется сентябрьский туман, и я рад ему тоже, но отчего-то сердце сжимает тоской по канувшим в небытие дням.

Когда я спускаюсь на кухню, меня встречает Осень. Сегодня она одета в пёстрое и золотое. Чай уже готов.

– Откуда у тебя летний цикорий? – определяет она безошибочно, пусть на холмах и сейчас немало синих цветков.

– Из сна, – говорю, но сам отчего-то не верю себе. Осень чуть хмурится.

– Что-то не так.

– Что-то, – признаю, но больше мне нечего сказать.

Осень качает головой в ответ, поднимается, кладёт мне ладони на плечи.

– Август говорил, не всё в порядке. Но почему?

– Почему, – повторяю я. – Если знать – почему, поправить легче лёгкого.

– Ты ничего не поправляешь, – отчего-то говорит она, и пока я задумываюсь, правда ли это, она исчезает. А я снова оказываюсь во сне.

***

Сон и реальность путаются, меняются местами.

Я сижу в лесу на поваленном дереве. Холодно, и я почти не знаю, зачем остановился именно здесь. Будто бы слишком поздно и слишком рано одновременно. Отчего же так?

– Странник, – мягкость голоса обволакивает. Девочка в коротком белом платье идёт по стволу ко мне. Её глаза полны звёзд.

– Что ты такое? – спрашиваю, пугаясь своего вопроса. Свежее… Забытое чувство страха пронзает от груди к животу.

– Ты опять не готов принять ответ, – она смеётся. – Уходи, странник, этот сон не для тебя. Ты замёрзнешь.

Падает снег. Лес ноябрьский и пустой, на нагие кроны нанизано небо. Я смотрю девочке в глаза.

Ей так много лет.

Её тут нет.

И меня нет здесь тоже.

Сон меркнет в плавно танцующем снегопаде.

За моим окном разгорается заря сентября.

***

– Иногда путь – это остановка между двумя ударами сердца, – замечает Осень. Мы сидим на скамейке в саду, вокруг нас почти оранжевый сумрак сентябрьского вечера. Кроны молчат, ветра нет. В руках Осени – чашка с чаем.

До меня доносится слабый аромат бергамота.

– Путь – и вдруг остановка? – повторяя, стремлюсь понять, но всё равно не могу, точно нахожусь во сне.

– Путь – остановка, реальность – сон. Сон – реальность, – Осень поднимается и ставит чашку на скамейку. – Ты хочешь перестать бежать.

– Может быть, – отвечаю, потому что ответ нужен, но я его не знаю.

– Когда-то ты вспомнишь, – она исчезает, опять оставляя меня в одиночестве.

Или это я оставляю её в одиночестве?

Когда я вхожу в дом и прохожу мимо висящего в прихожей зеркала, то замечаю, что в волосах моих больше не выделяется белая прядь. Я замираю напротив тёмного стекла, но отражение хранит молчание, и я понятия не имею, что случилось и когда.

А главное, каким я должен быть – с белой прядью или же…

Без неё.

Становится совсем темно. Сентябрьская ночь пеленает город, а я подношу к губам пустую чашку, что всё ещё пахнет бергамотом. И пусть я не выпиваю ни глотка, но касаюсь губами ровно там, где фарфора касалась Осень.

Наш невинный поцелуй исчезает во мраке.

========== 242. Бесконечное море ==========

Солнечный свет золотил поверхность чистого листа. Я отставил в сторону чашку с чаем, сказка внутри меня крепла, слова уже собрались на кончиках пальцев, но чего-то, будто бы только одного момента, не хватало. В чашке отражалось окно, паутина ветвей, и я засмотрелся на это, потому что мне всегда нравилась игра отражений. В какой миг я оказался словно бы внутри?

Вывести из нового мира могла только история, и я наконец-то почувствовал, как она выплёскивается на бумагу. Вот только где был я сам? Растворился в солнечном свете.

***

Город вырос на побережье, сильный и прекрасный. В нём жили люди весёлого нрава, свободные и улыбчивые. В большом порту всегда было множество кораблей, и жизнь здесь была лёгкой и славной.

У Ной была коляска и пара славных лошадок, она день-деньской болталась в порту, предлагая вновь прибывшим домчать куда угодно. Такая жизнь нравилась Ной, она не желала ничего иного.

Как-то раз Ной наблюдала, как в порт входит парусник. Сразу видно было, что прибыл он издалека – таких красивых и грациозных кораблей она давно не видела. Паруса его казались серебристыми, и на них красовалось изображение раковины. «Морская легенда» – так он назывался, и Ной, очарованная, даже не сразу заметила, что он пришвартовался, и теперь по сходням спускались пассажиры.

Оторвавшись от созерцания, Ной быстро подкатила поближе, надеясь прокатить хоть кого-нибудь, как вдруг на палубе показался капитан. Никогда ещё Ной не очаровывалась с первого взгляда. Благородный облик, красота и стать… Она только закусила губу, чтобы не вздохнуть от разочарования. Разве такой юноша посмотрит в сторону извозчицы?

Но стоило Ной щёлкнуть хлыстом, как капитан перегнулся через борт и окликнул её:

– Эй, мне как раз нужен возница.

Ной улыбнулась своей удаче, и вскоре капитан устроился позади неё. Лошадки бодро понеслись по городским улочкам.

За день они исколесили добрую половину города – у капитана оказалось немало знакомых, он должен был успеть утрясти немало дел. Наконец Ной привезла его к кораблю, солнце уже село, даже полоска заката померкла, заливаясь ночной синевой.

– Завтра мы уходим в море, – сказал капитан, вручая Ной увесистый кошелёк. – Не хочешь ли ты отправиться со мной?

Ной изумлённо уставилась на него. Сердце билось неровно, и она уже точно знала, что влюбилась, как это бывает лишь в сказках – бесповоротно и навсегда.

– Но… – не смогла она придумать причины отказа.

– Решай же, – поторопил капитан, и Ной согласилась.

Уже утром она продала коляску, а затем поднялась на борт «Морской легенды», отныне – как часть экипажа.

Поначалу море было благосклонно к кораблю, но уже на третий день разыгрался чудовищный шторм, будто возникший из ниоткуда. Ной не знала такой непогоды, да и её капитан удивлялся ей. «Морская легенда» была крепким судном, пусть и потрепало ветром паруса, но спустя сутки корабль оставался на плаву, а шторм выдохся. И только одно настораживало – ни штурман, ни капитан не могли определить, куда теперь забросило их, что за океан разливался за бортом.

После шторма пришёл штиль, паруса висели, не в силах поймать ветра, и Ной стояла на палубе рядом с капитаном, тщетно вглядываясь в сияющую в солнечном свете морскую даль.

Едва солнце начало клониться к закату, из морской пучины вынырнула русалка. Склонив голову к плечу, взглянула она на капитана и расхохоталась:

– Ты пришёл в мои воды, что тебе тут надо? Думаешь, сможешь похитить мои сокровища?

– Мне они не нужны, – удивился капитан. – Я жду попутного ветра и не собираюсь беспокоить тебя.

– Все ветра здесь подвластны лишь мне, – хохотала русалка. – Я не отпущу корабль без жертвы. Отдай мне девушку, что стоит рядом с тобой.

Ной испуганно взглянула на капитана, которого уже успела полюбить всем сердцем, но он только перехватил её ладонь.

– Не дождёшься, – выкрикнул он русалке в лицо.

– Вот как, – та хлопнула в ладоши. – Тогда быть тебе проклятым.

В один миг всё изменилось. Ной рухнула в воду, исчез корабль, а вместо прекрасного капитана вспенил морские волны огромный и жуткий змей.

Но любовь Ной оказалась сильна, и она обняла возлюбленного, пусть даже тот почти лишился разума. Русалка-морская колдунья скрылась в темноте и глубине, и остались Ной и её змей вдвоём.

***

Удивительное то было море. Вода прозрачная, дно просматривалось, где песок перемежался с коралловыми рифами. Стаи рыб, разноцветные водоросли и разноцветные медузы сновали туда-сюда. Ной удивлялась, как раньше не заметила всю эту красоту. Змей нёс её по волнам, и в какой-то миг она даже решила, что и такому рада, пусть счастье её было странным.

Едва Ной стала привыкать к тому, что они обрели, как вдали показался корабль. И сердце Ной забилось быстрее в надежде на чудо. Если есть на корабле славные воины, вдруг они смогут сокрушить ведьму и освободить от проклятья капитана-змея?

Поначалу команда корабля встретила их враждебно, но Ной умела говорить красиво и стройно, так что вскоре её подняли на борт. Пока она рассказывала историю, солнце скрылось за туманной дымкой. Не прошло и получаса, как корабль окружила туманная завеса, сквозь которую не проникали солнечные лучи.

– Наверняка это ведьма, – Ной подбежала к борту. Змей смотрел на неё печальным взором – ведьма качалась на волнах рядом с ним.

– Я жду от вас жертвы, – сказала ведьма. – Едва получу – отпущу и корабль, и всех, кто есть на нём.

Взвился рядом с ней морской змей, и Ной поняла, что его поразило безумие.

– Сними с него проклятье! – взмолилась она.

Ведьма засмеялась, и хохот её казался громом.

– А ты его действительно любишь. Почему же не пойдёшь за него ко мне, деточка?

Ной вскинула голову. Сердце её разливалось от боли. Никто на этом корабле не мог ей помочь, но она сумела бы помочь им всем.

– Отпусти их, – прошептала она, зная, что ведьма услышит. – Я стану жертвой.

И кинулась в море, никто не сумел удержать её.

***

Ной не видела, как из-под воды встала «Морская легенда», ничуть не повреждённая, как замер на палубе опечаленный капитан, как второй корабль освободился от чар. Ной тонула, не стремясь выплыть, и солнце казалось ей далёкой звёздочкой, пока она погружалась на дно.

Сознание меркло, Ной успела лишь утешить себя тем, что отдала жизнь за жизни других. Скоро на неё обрушилась темнота.

***

Очнулась Ной в тёплых руках, встрепенулась и поняла, что всё ещё под водой. Она лежала в причудливой раковине, а рядом раскинулась на странных подушках морская ведьма.

– Долго же пришлось тебя ждать, – посетовала она.

– Зачем я тебе? Почему не мертва? – вскинулась Ной и тут же поняла, что получила хвост.

– Есть у тебя два достоинства – разбитое сердце и красивый голос, – морская ведьма засмеялась. – А я стара, скоро стану пеной. Так что быть тебе теперь морской ведьмой.

Не успела Ной ничего ответить, как морская ведьма рассыпалась веером пузырьков.

***

Много лет прошло, и Ной привыкла к новой роли. Она насылала шторма и топила корабли, пока в груди её жгла и отравляла любовь, которую она не сумела высказать. Однажды в воды, которые теперь принадлежали ей безраздельно, вошла «Морская легенда». Узнав судно, Ной поднялась над ним на чудовищной волне и вдруг увидела, что капитан, пусть уже давно не юноша, всё тот же.

Но взгляд его скользнул по ней совсем без интереса. Он не помнил её.

Ной закричала, обрушивая на корабль сильнейший шторм. Вместе со стихией танцевала она, обращая в щепки мачты, пока вдруг не столкнулась с капитаном лицом к лицу. И тогда всё вокруг замерло, а он вонзил ей клинок под рёбра.

– Умри же ведьма, что забрала мою любовь!

– Я… твоя, – погибая, прошептала Ной.

***

Последняя строчка заставила меня вздохнуть. На лист, всё ещё освещённый солнцем, упала капля. Я оглянулся – через плечо читала сказку Королева чаш.

– Как страшно, – сказала она.

– Увы, но…

– Да. Понимаю. История, – она отпрянула. – Но страшная история.

– Любовь бывает страшна.

– Любовь ли это? – и она исчезла, оставив лишь влажные следы босых ступней на полу.

В дописанной сказке шумело бесконечно печальное, но красивое море.

========== 243. Рассветное солнце ==========

Яркий цветок рассвета распускался в небе, а я стоял под кронами деревьев, рассматривая, как чёрное кружево листвы оттеняет плавно смешивающиеся оттенки. Перекликались птицы, шелестел ветер, и всё дальше становился вчерашний вечер, полный дождя и грохота грома. Влажная тропа вела меня дальше, к выходу из леса в долину, в которой, как я знал, раскинулся город.

Я видел его тысячи лет назад, когда башни гордо возносились к небу, здания сверкали и всюду кипела жизнь. Я прошёл его насквозь, замирая то от восторга, то почти от страха, я видел каждую его дверь, я поднимался на крыши.

Пути странников обегают миры, пронизывают их, вмешиваясь во временной поток, как им вздумается. Теперь я знал, что найду некогда прекрасный город в руинах. Потому-то и медлил, скрываясь в чаще разросшегося леса, который прежде был куда меньше.

Только противостоять тропе становилось всё труднее.

***

Рассвет разлиновал небо золотым и алым, расцветил облака, словно прикрепил аппликации, чёрные росчерки летящих птиц на миг привлекли моё внимание.

Я снова остановился, тропа здесь некогда становилась дорогой, но теперь плиты, из которых она была сложена, засыпало песком, они выглядывали лишь временами, словно всплывали из-под земли на поверхность и снова погружались. Словно были спинами китов.

Мне нужно было спуститься с холма, чтобы войти на улицы, теперь потерявшие стройность, чтобы коснуться стен зданий, над которыми уже долгие годы пели скорбные ветра. Там, внизу, никого не осталось, и город, разрушенный, но всё равно прекрасный, ждал меня с надеждой, будто я мог что-то изменить.

Только я не мог.

***

Свет становился всё ярче, улёгся ветер, от ещё влажной земли поднималось тепло. Я ускорил шаг, решившись на странное свидание. Воспоминания восставали внутри меня, и я видел башни всё такими же гордыми, столь же прекрасными. Я чувствовал в них ту же жизнь.

Они же лишились окон, пошатнулись, готовые обрушиться полностью.

Время никого не щадит.

На улицах мне пришлось пробираться между рухнувшими строениями, проросшими деревцами и кустарником. Я двигался звериными тропами, потому что старых дорог уже не существовало, я касался стен, где разросся лишайник и мох.

Всё изменилось, и память вскоре померкла, уступив времени.

Но город ждал меня, звал меня, просил прийти в самое своё сердце.

***

Когда-то на этих улицах я видел людей, в чьих глазах было столько света, что я обращался в тень рядом с ними. Теперь только ветер бежал передо мной, только солнце отражалось в осколках стекла.

Отчего они ушли, как и когда разрушение коснулось стен, вздыбило дороги, выбило окна?

Я не находил следов насилия, разрушение было столь естественным и плавным, каким бывает всякое старение. Отчего-то мне казалось, что именно с этим городом ничего подобного не случится, но время, конечно, посмеялось надо мной.

Время всегда будет смеяться.

Я свернул, смутно угадав направление. Раньше тут был широчайший проспект, теперь же рос барбарис. Проходя сквозь кустарник, я точно знал, что вскоре столкнусь с тем, что так ожидало именно меня.

***

На постаменте, с которого давно упала статуя, стояли песочные часы. Песчинки из верхней колбы почти пересыпались как раз в тот миг, когда я подошёл.

Не задумываясь, я поднял их и перевернул, возвращая обратно на постамент. На миг в колбах сверкнуло солнце. Песок был светлым, крупным, как бывает речной. Он сыпался быстро, но в то же время чувствовалось, что теперь верхняя колба опустеет нескоро.

Когда же я оторвал взгляд от часов, то обнаружил, что реальность трепещет, точно кто-то стирает её влажной тряпкой, как меловой рисунок с грифельной доски. Кто-то, кому по силам уничтожить и создать целый мир.

Я не успел оглянуться, когда город вновь стал таким, каким я его помнил.

Песочные часы исчезли.

Мир снова сделал оборот, и я, кажется, потерял сознание.

***

– Иногда нельзя действовать лично… – пришёл я в себя от знакомого голоса.

– Ты должен был хотя бы предупредить, – возразил ему другой. И тоже знакомый.

Я сел, понимая, что вокруг меня замерший, но всё же невероятно прекрасный город. Такой, каким я его помнил.

Отец стоял передо мной, словно старался заслонить от того, в чьих руках были песочные часы.

– Прекратите, – обратился я к ним. – Что такого случилось?

– Ты отдал своё время городу, – проворчал отец.

– Тогда почему ещё жив? – когда я встал, мир опять шатнулся, но я удержался на ногах без чужой помощи.

– Потому что твоя смерть не входила в мои планы, – песочные часы так нестерпимо сияли в его руках.

– И на том спасибо, – я заслонил глаза рукой, но всё равно пришлось зажмуриться. В тот миг, когда я отнял ладонь от лица, оказалось, что вокруг меня холмы и вечер, солнце село, оставив лишь воспоминания о себе на западе.

Тропа настойчиво уводила меня к дому.

– Ну и чёрт с вами, – вздохнул я, не вдаваясь в чужие пути. Главное, компас в груди работает исправно, дорога ведёт сквозь миры, а город…

А город наверняка живёт, устремив башни в рассвет.

Я не желал ничего иного.

***

Песочные часы приснились мне, и я видел, что каждая песчинка – лишь моё воспоминание. Находясь одновременно внутри колбы и снаружи её, я мог протянуть ладонь, коснуться и рассмотреть, а мог наблюдать со стороны медленное движение песка.

Завораживающее движение песка.

Отчего тот город показался мне столь важным, что я решил поделиться с ним собственным временем? Отчего я решил перевернуть песочные часы, ведь мне было известно, что это значит?

Известно, но не пришло в голову.

Что такое этот город?

Я поймал вопрос за хвост, и сон тут же рассыпался. Мне нужен был ответ, но он, как и всегда, скрывался во мне самом, как прячутся крупные рыбы на глубине. Выуживать его было делом нелёгким.

Вздохнув, я потёр занывшую грудь и подошёл к окну. Занимался очередной рассвет, небесная пастель отражалась в окнах домов. Но я смотрел сквозь них, опять видел иной город.

Что в нём такое?

Что такое в нём я?

***

Падающий песок шелестел, в нём чудился ритм, и я вспомнил, что слышал такой же, когда проходил в полумраке мимо чудовищной прялки, где выпрядалось само время. Единый ритм, что я научился тогда различать.

Я набрал полные ладони песка… И снова проснулся.

Солнце показалось из-за горизонта, сияло в окнах, а я сидел на балконе, и узорчатые перила расчерчивали утреннюю картину причудливо и дико.

Может, всё много проще…

Может, тот город…

Я сам?

Я.

***

Кто-то перевернул мои песочные часы снова, и песчинки побежали вниз, песчинки воспоминаний, клочки памяти. Я в них ожил и погиб снова.

В стекле стоявших на бетонном постаменте песочных часов отражалось яркое, дикое рассветное солнце.

========== 244. Чёрная осень и чужое сердце ==========

Это была не та осень. Она скалилась, и клыки казались чрезмерно острыми, слишком опасными, слишком… Я замер напротив неё, не в силах сдвинуться, точно меня парализовало. Она была чёрной, сотканной из темноты, и только лапы отливали алым. В её пасти умирало закатное солнце. Хищный зверь, подобного которому я никогда ещё не встречал.

Мир вокруг стремительно терял краски, растворяясь в пелене тумана – влажной, зыбкой и лишённой привлекательности. Это было подступающее небытие, и я столкнулся с ним слишком близко.

Дверь позади меня уже захлопнулась, и идти мне было некуда, оставалось только сражаться с тварью, вставшей на моём пути.

– Отдай его! – потребовала эта осень.

– Ни за что! – возразил я, подавив желание узнать, о чём она. Что бы она там ни потребовала, я никогда бы не позволил ей коснуться чего-либо, связанного со мной.

– Отдай, – снова зарычала она. В пасти мелькнуло закатившееся солнце. Стало ещё темнее.

– Ты ничего не получишь, – я бы отступил, но внезапная ярость заставила сделать шаг вперёд.

Щерившийся на меня зверь, скалящаяся на меня осень отпрянула, заходя с правого бока.

– Тогда я заберу силой.

– Попробуй!

Да, мой шаманский клинок был короток, но я чувствовал силы станцевать с ней, с этой осенью, станцевать и выиграть.

В миг, когда она прыгнула на меня, я чётко увидел, что успею вонзить нож ей в горло.

***

Как всё смешалось, отчего слилось в единый серо-чёрный ком?

Куда подевался чёрный зверь, жаждавший вырвать нечто у меня и из меня?

Я стоял посреди серой пустоши, и на востоке разливался бедный, мягко-жёлтый свет зари.

Здесь не росло трав, не было деревьев, не нашлось даже камней. Земля – перемолотый временем прах, пепел, серый песок. Можно было выбрать любое направление, но я двинулся к ещё не показавшемуся солнцу. Мне хотелось всмотреться в него, точно оно и должно было оказаться дверью прочь.

Вдруг осень проглотила меня. Не внутри ли я её тёмно-сумрачного тела?

Всё это сон, наверняка сон, и я не сумею найти никакой логики.

***

Солнце выкатилось, словно измазанное кровью, рывком и сразу, не задержавшись за горизонтом ни единой лишней секунды. Я смотрел в него, ещё неяркое, и не понимал, где нахожусь, зачем, какая дорога уводит меня и куда.

Что-то внутри настойчиво кричало, подталкивало, уговаривало двигаться. Я словно ощущал, как за спиной пространство начинает сминаться. Но такое уже было, и бессмысленное повторение прошлого пути казалось мне неправильным. Я не верил до конца, что снова увижу, как рвётся будто бумажное небо, как идёт складками пустошь.

Солнце проливало алый свет, я медленно брёл, увязая в пепле, и всё ещё искал ответ. В памяти отчего-то была только пасть. В какой миг я утратил возможность перелистать собственные воспоминания?

Что происходит?

Я прижал руку к груди и почувствовал под пальцами туго бьющееся, странное и чужое сердце.

***

– Отдай его мне! – пророкотал мир вокруг, и вскоре вместо солнца на меня вытаращилась чёрная осень. Чуждая осень, пришедшая из миров, по которым не путешествовали странники, из-за грани, которую не пересекала жизнь.

– Уходи, – сказал я тихо. – Тут тебе не место.

– Это тебе тут не место, – захохотала она. – Но дверь отсюда только внутри меня. И ты не сможешь уйти, пока не отдашь.

Пока не отдам сердце – чужое, тёплое, бьющееся так быстро от ужаса.

Откуда оно у меня?..

Я не сделал и шагу назад. Компас мой наконец нащупал путь, что бы там ни говорила эта осень, дорога бежала куда дальше, и дверь ждала меня, верная мне.

Зверь-осень. Вновь кружила она рядом со мной, заходила то слева, то справа, щерилась, скалилась, ворчала. Но на этот раз никак не кидалась, а пальцы мои не спешил отяготить клинок.

– Нападай же, – предложил я.

Она только оскалилась сильнее.

Уже напала? И я не чувствую ничего, потому что не я и цель.

Снова я спрятал под ладонью трепещущее сердце, будто бы моё, но на деле второе, попавшее в мою грудь случайно. Я должен был вынести его отсюда, потому ускорил шаг. Алое солнце выскользнуло из раззявленной пасти, и в его кровавых лучах я различил очертания двери. Совсем немного, совсем недалеко.

***

Я выступил из темноты. В саду было ещё солнечно и пока тепло. Под деревьями на забывшей летнюю жару зазеленевшей от осенней прохлады траве лежал кто-то, мне незнакомый. Я приблизился, опустился на колени, легонько тронул за плечо.

В то самое мгновение, когда я коснулся чужого тела, оба сердца тоскливо заныли, и вот во мне осталось лишь одно, а незнакомец пришёл в себя, осторожно садясь.

– Странник, – усмехнулся он, вытирая кровь с губ.

– Кто ты? – спросил я, перехватывая чужую ладонь – слишком холодную.

– Твой должник, – отозвался тот. – Ты отвёл мою смерть, избавил меня от осени.

– Не уверен, что от неё так просто избавиться.

– По крайней мере, я снова или ещё жив, – он поморщился. – Но мне пора уходить.

– Она же опять найдёт тебя, – понял я.

– Обязательно. И кто-то ещё захочет помочь…

– Как совсем тебя оградить? – я помог ему встать. Позади нас уже открылся портал.

– Никак, моя судьба – погибать, – и он шагнул в черноту.

Наверняка и это было сном.

***

Выбравшись из мучительного бреда, из сонных реальностей, наслоившихся одна на другую, я коснулся груди – там саднило. Под моими пальцами билось сердце. Моё ли?

Поднявшись с постели, я прошёл к окну и долго смотрел, как рассветное солнце расцвечивает город. Мне хотелось верить, что чёрная осень больше не встретится никому, совсем никому. Что никто не увидит её оскал, никто не узнает, как она умеет заглатывать солнце.

Я вышел на балкон, и ветер взъерошил мне волосы. Рядом оказалась – обняла за плечи – моя Осень.

– Думаешь, тебе по силам справиться с этим? – спросила она.

– С чем? – я нахмурился.

– С этим, – она качнула головой. – С такой осенью.

– Я буду стараться, – что ещё мне было сказать.

Она тут же исчезла, а небо нахмурилось, угрожая дождём.

***

Я хотел бы сказать, что забыл и как солнце перекатывалось в пасти, и как чужое сердце билось в моей груди, но сны изменились, сны вели и звали. И я не захотел противостоять им.

Я видел темноту и свечи, горящие будто бы среди пустоты. Тот незнакомец, что стал мне почти родным, ведь мы носили одно сердце, потерялся среди мрака. Я собирался найти его, для того и спустившись в этот сон, в самое сердце сна.

Меня не пугала чужая и чёрная осень.

Я вышел на поиски.

Я собирался найти.

========== 245. Танец ==========

Закатное солнце чуть тронуло небо, я стоял на парковой аллее, и лучи расчертили её, сделав тени почти объёмными, словно в них можно было провалиться или раствориться. Этот город был пуст, в нём не нашлось совсем никого, но, тем не менее, он был жив, он дышал и рос.

Мне понравилось здесь, но пришла пора уходить. Вот только пока что я медлил, хотя дверь ждала позади, уже раскрытая так широко, будто бы иная реальность собиралась не принять меня, а войти сюда.

Когда кто-то тронул за плечо, я удивлённо вздрогнул.

– Тс-с-с! – шепнул на ухо знакомый голос. – Не смотри назад.

По спине сбежали мурашки. Внутри зародилась уверенность, что сейчас я почувствую, как клинок вонзается в незащищённый бок, но тут же всё схлынуло. Меня прошило узнаванием.

– Ты – певший ночь, – сказал я.

– Да, – он всё не показывался мне, его ладонь легла на основание моей шеи, мешая обернуться.

– Почему не хочешь показаться? – не выдержал я.

– Ты слишком хорошо меня помнишь…

То ли от тоски в его голосе, то ли от любопытства, но я резко развернулся и поймал его запястья. Его вид потряс меня: некогда тёмная кожа побледнела, словно выцвела, тёмные волосы не сбегали больше водопадом к поясу, сбившись колтунами.

– Что произошло? – спросил я.

Он усмехнулся и на краткий миг почти стал прежним, но тут померкло заходящее солнце, и я опять увидел проступающую усталость.

– Я отдал слишком много, – сказал он, – и теперь не могу уйти отсюда, я привязан к этому месту.

– И как этому помочь? – я всматривался в его глаза, точно там можно было найти ответ.

– Слышал когда-нибудь, что помочь можно далеко не всем?

– Ты не хочешь помощи, – перевёл я его слова. – Но почему?