Текст книги "365 сказок (СИ)"

Автор книги: RavenTores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 59 страниц)

***

Пролётом выше оранжевый свет лился по ступеням подобно воде. Я вступил в него, почти опасаясь расплескать, и не удержался, вошёл на этаж, где на стенах горели не свечи, а настоящие факелы. Столько огня! Но мне он казался влагой, пусть и был обжигающим, как полагается.

Миновав несколько комнат, где свечи мерцали в зеркалах и углы странным образом тонули в тенях, я вышел в зал, пространство которого оказалось настолько большим, что сразу же разрушило в моём сознании образ этого здания.

Здесь музыка была отчётливей, громче, здесь было её сердце. И я прошёл к центру зала, где стояла она – в чёрном и золотом, с кубком в руках, лишь покачиваясь в такт разливающимся, оглушающим, покоряющим ритмам.

– Это ведь не твои цвета, – удивился я, узнавая её по влажно блестящей коже, по непросохшим волосам, по текучести в каждом движении.

Королева чаш повернулась ко мне, лицо её было бледным, только губы выделялись алым.

– И что? – спросила она, усмехаясь. – В этом сне всё смешалось. Признайся, ты тоже любишь тревогу, как я.

– Никто не любит тревогу, – возразил я, но сердце моё билось, тоже подвластное мелодии.

– Вот видишь, – она шагнула ко мне, положила ладони на плечи. – Танцуй.

Раздался звон разбивающегося стекла, я знал, что это лопнули все зеркала, которые прежде я заметил в комнатах.

– Танцуй! – и она уже вела, пришлось подчиниться, встроиться, принять её дыхание, её движения за аксиому.

Мы прошли широким кругом по залу, и свечи разгорелись ярче, а пол – паркетный – словно затянуло мерцающей плёнкой воды.

– Что тут происходит? – спросил я, когда она прогнулась в спине так сильно, что у любой женщины на деле сломался бы позвоночник.

– Разве непонятно? – она захохотала. – Мы танцуем тревогу.

– Зачем?

– А так ли нужна причина?..

Пока она вела, пока я только подчинялся её прихотям, тревога только разрасталась бы, и самым плохим было то, что я и сам не видел необходимости остановиться, не находил желания перечить.

Свет взметнулся бликами, смешиваясь с темнотой, теперь уже не свечи – что-то иное сверкало, сияло, переливалось вокруг нас. Не было воздуха или пола, мы тонули или танцевали, погружаясь на дно.

Исчезло и здание, только музыка, ставшая океаном, заменила собой всё сразу.

– Танцуй, – снова шепнула она.

***

Закашлявшись, я поднял голову. Сидеть на холодном и влажном песке было неприятно, но я настолько промок, что уже не видел необходимости искать иное место. Королевы чаш рядом не было, только океан, простиравшейся до зазолотившегося перед рассветом горизонта, да побережье – песок, выбеленные солнцем останки кораблей, скалы чуть поодаль. Музыка всё ещё жила во мне, но море шуршало тихо, и ничто больше не нарушало покой.

С надеждой взглянув в сторону рассвета, я сбросил рубашку, постаравшись выжать её. Холодно, но лучше уж холод, чем тот жар, который помнился ещё так ярко, так жутко. Я никак не мог найти себя в произошедшем или определить, зачем оно случилось именно со мной.

Когда солнечный край выглянул из-за неспокойных волн, я сумел почувствовать, что дверь будет ждать меня за вросшей в песок скалой. Однако стоило направиться туда, как из воды выступила Королева чаш. Волны соткались в чёрное бальное платье.

– Убегаешь? – она улыбалась.

– Что именно тебе нужно? – спросил я, не собираясь ей отказывать, зная, что не могу отказать.

– Я уже всё получила, – отмахнулась она. – Танцевать с тобой так приятно. Теперь я понимаю ветра, холмы, даже солнечный свет. Все они так или иначе танцуют с тобой.

– И что же ты получила? – сосредоточился я на самом важном.

– О, зачем тебе знать? – и она обошла меня, проводя ладонью по плечам. – Зачем? Брось!

Хотелось бы мне смириться, но тревога не отпускала, так и оставшись ростком внутри.

***

В моём доме всё так же плыл аромат лаванды, перемешавшийся с нежным запахом жасмина. Я поспешил распахнуть окна, чтобы выгнать последние напоминания о танце с Королевой чаш. Это было необходимо и… безнадёжно. Я был обречён помнить, пока тревога оставалась внутри, а она, даже дремлющая, уже никуда не ушла бы. Ведь в каком-то смысле я сам стал тревогой…

Когда же я закончил убирать свечи и поставил чайник, намереваясь заварить трав, Королева чаш возникла на пороге кухни. Она опять изменилась, и глаза её мерцали, а плечи были опущены.

– Я не могу объяснить, – она села к столу.

– Бывает, – хмыкнул я и поставил перед ней чашку. Не будет трав, только Эрл Грей.

– Но ты очень помог…

– Может, когда-то я пойму, в чём был смысл, – усталость не давала мне возмущаться больше. Да и чайник уже вскипел.

– Сейчас-то тебе спокойно, – она подняла на меня взгляд.

Я задумчиво обратился к себе. Тревога спала в уголке сознания, но музыка пропала, улеглась, как исчезают волны на озере, едва стихает ветер.

– Сейчас, – ответил я не так, как она хотела, и мы улыбнулись друг другу.

Я знал, да и она понимала, что музыка скоро снова сомнёт наши жизни.

========== 233. Мелодия флейты ==========

Мир-перекрёсток, лаванда, закат и шуршание морских волн. Снова я стоял на тропе, ведущей к пляжу, и задумчиво всматривался в лилово-бирюзовую даль.

Случаются ли здесь шторма? Приходят ли сюда бури? Сменяется ли бесконечно-беспечный летний закат осенью или ночью?

Я не мог знать этого точно, но мне чудилось, что совсем нет, и отчего-то это утешало. Уголок неизменности в веренице перетекающих друг в друга, сменяющихся реальностей, в ожерелье миров.

Спустившись на пляж, я сел у давно остывшего кострища. Меня притянуло сюда с такой требовательностью и жаждой, что я ждал – кто-то ждёт, кто-то непременно придёт, возьмёт за руку, захочет поговорить. Однако теперь я сидел один.

Впрочем, вполне возможно, я сам позвал себя сюда.

Ветер пах влагой, водорослями, морской солью, он казался терпким на вкус и только изредка вдруг доносил мягкий и лёгкий лавандовый аромат. В какой-то миг я улёгся на тёплом песке, рассматривая лёгкие серебристые облачка, то обретающие формы, то становящиеся лишь росчерком на синем холсте небес.

Так можно было проводить часы и часы, но в этом мире я никогда не ощущал течения времени. Это было особенное ощущение, которое позволяло расслабиться полностью, забыть обо всём, почти не существовать, при этом существуя. Двойственное состояние, в котором ни одна из граней не является полностью настоящей.

Стоило мне на мгновение прикрыть глаза, как я услышал музыку. Кто-то неподалёку играл на флейте. Невероятно красиво, невозможно трагично, и это столь сильно не вязалось с обычным настроением перекрёстка, всегда исполненного света, что я сел, удивлённо оглядываясь.

Поначалу я совсем ничего не заметил, только позже осознав, что таинственный музыкант прячется от меня за скалой, отчего и звук доносится необычно гулко. Любопытство во мне победило, и я отправился туда, чтобы посмотреть и выяснить, кто же это играет.

Я ожидал увидеть девушку, настолько мягкой и нежной, пусть и бесконечно грустной была мелодия, но обнаружил, что флейту держит в руках существо, не имеющее никаких человеческих очертаний.

Прежде я никогда таких не видел и теперь даже оробел, не зная, стоит ли знакомиться, поймём ли мы друг друга с этим странным музыкантом. В конце концов, когда я уже решил тихонько уйти, существо отняло флейту от губ и произнесло сильно гнусавым голосом:

– Странник, я вижу тебя.

– Добрый вечер, – вышел я из-за скалы. – Удивительной красоты мелодия.

– Благодарю вас, – существо чинно раскланялось. – В моём мире никому не по душе такая музыка.

– Но как же так? – удивился я.

– Печаль там не ценится, – существо спрятало флейту и уселось на песке. Подумав, я расположился рядом. – Печаль мало кто любит…

– Так нельзя утверждать, – возразил я несмело, но, конечно, в глубине души понимал, что существу вполне могло показаться, будто так оно и есть. – В любом случае, ваша мелодия восхитительна, пусть и трогает очень глубоко, почти до слёз.

– Мне приходится тренироваться далеко от других, – призналось существо. – Чтобы никого не расстроить.

– О, – я не нашёл, что ответить.

– Говорят, что есть мир, где только это и ценят, но как отыскать его?

– Странник может попросить его явиться, – задумался я.

– Я же не странник. Я беглый музыкант.

Я посмотрел на солнце, застывшее низко над горизонтом, обратился к себе, прислушался к компасу и улыбнулся. Мне было это по силам.

– Для вас, беглый музыкант, я попробую отыскать подходящий мир.

Снова встав с песка, я подошёл к кромке прибоя, где лежали раковины и отдельные яркие камни. Мне нужно было что-то, в дальнейшем послужившее бы ключом. Дверь, что я собирался создать, требовала от меня особенных усилий.

Раковина с розоватой сердцевиной вполне подошла. Я мельком взглянул на свои ладони, но решил обойтись без крови. Войдя в воду по щиколотку, я сжал раковину в ладонях, вытянув руки в сторону солнца. Мне пришлось звать и уговаривать, но всё же дверь нарисовалась прямо передо мной, светлая, словно выкрашенная выцветающей краской.

Тронув ручку, я убедился, что она ещё заперта, и тогда лишь повернулся к существу.

– Вот она, дверь.

– Но я ничего не вижу, – раздался удивлённый возглас.

– Её следует открыть, – протянул я раковину, которая тут же преобразилась в сияющий мягко серебряный ключ с узорной бородкой. Приняв его из моих рук, существо удивлённо вскрикнуло.

– Она действительно здесь!

– Ступайте, – улыбнулся я. – Несите музыку тем, кто её полюбит.

И вот пляж опустел, остались только следы на песке и я сам.

***

Однажды я шагнул в насквозь осенний туманный мир, смутными очертаниями высились деревья по обеим сторонам дороги. Я шёл так долго, что успел устать. Наконец меня впустил город, расцвеченный блеклыми огнями, тонущий в бесконечном вечере.

Очень долго я бродил по улицам, очарованный, позволяя осени пронизывать меня неярким фонарным светом, проливаться внутрь туманом, прорастать нашими ветвями. Я видел печальных людей, я чувствовал переполняющую мир грусть, но она была светлой, мягкой, нежной. От неё не так просто было отказаться.

Наконец передо мной развернулся тёмный парк. Только центральная аллея была освещена и вела она к раковине сцены. Я подходил, и рядом со мной возникали всё новые люди, а после и не только люди. Разные существа разных миров приходили, стягивались к сцене, и ощущение, что скоро начнётся что-то необыкновенное, поселилось внутри.

Я встал вместе со всеми. Никто не болтал, все ожидали в глубокой тишине. Можно было слышать, как собравшийся на ветвях в капли туман срывается и ударяет по мощёным дорожкам или по палой листве.

Сколько прошло времени, я не знал, но вот сцена засияла ярче. На неё поднялось существо, которое я тут же узнал. Сердце моё забилось быстрее. Зрители только выдохнули – но все разом. И вздох пронёсся по толпе порывом ветра. Как же много их было! Такого чуткого внимания не видел я никогда раньше.

Существо поднесло флейту к губам, ещё миг стояла удивительная тишина, а затем полилась красивейшая мелодия. Такая печальная и такая восхитительная, что я закрыл глаза, потерялся в нотах, слушал-слушал-слушал, забыв даже дышать.

Волшебная музыка развивалась, растекалась, поднималась всё выше, заполняла собой пространство. Она так подходила печальному осеннему вечеру, мягкому сиянию фонарей, замершим людям и другим существам, что нельзя было заподозрить – музыкант сбежал в этот мир из другого. И когда всё-таки мелодия стихла, а толпа молчаливо воздела ладони вверх, я улыбнулся.

– Это была правильная дверь, – прошептал я.

Мне не хотелось, чтобы существо видело меня или благодарило. Я был только проводником, не больше чем предметом на его пути. Дверь поманила меня с уединённой аллеи, и я поспешил сбежать из осени и тумана, как бы глубоко они ни проросли в меня. Нет, мне действительно не нужна была благодарность, мне было достаточно и музыки, такой чудесной, что целый мир слушал её, затаясь.

========== 234. Странник и Птица ==========

– Хочешь, подкину одну задачку? – я не заметил, когда он возник рядом. Всё так же шелестела трава под ветром, склон холма отчего-то представлялся безграничным, а последнее летнее тепло, казалось, утекало сквозь пальцы. Я лениво обернулся на голос, не сделав даже попытки встать.

– Что за задачка?

– Она, как водится, начинается с истории, – он устроился напротив меня – завис прямо в воздухе, как обычно любил. – Только представь себе её в красках.

Я пожал плечами и кивнул, в любом случае, у меня не было выбора – если уж ему захотелось рассказать историю, избежать этого было бы невозможно.

***

Город стоял в излучине реки, много дорог и путей стекалось к нему как в том мире, так и из иных реальностей, и путников здесь всегда было не сосчитать. Кого-то город отпускал быстро, других завораживал и задерживал на годы, а третьи пропадали там бесследно, и никто не знал, что с ними случилось.

Улочки в нём были узкими, здания росли ввысь и венчались черепичными крышами. Каждый вечер с реки полз туман, а мостовые блестели от влаги, дробя пятна фонарного света.

Красота и таинственность – таким был город.

Сколько разных созданий бродило здесь, заглядывая в окна, прогуливалось в парках, кидало монетки в фонтаны… Но далеко не каждый мог похвастаться, что обошёл все улицы из конца в конец.

Тот странник пришёл в город с рассветом. Заворожённый, он бродил от парка к парку, от кофейни к кофейне, поворачивал и кружил, выходил в широкие дворы, окружённые молчаливыми зданиями, прогуливался по площадям, пока вдруг не оказался на улице, которая казалась такой короткой, что до выхода с неё можно было дотянуться рукой. Но стоило сделать несколько шагов, и следующий перекрёсток исчез, будто его никогда и не было.

Удивлённый, странник двинулся дальше. Дома тут казались такими же, как и всюду, и всё же с пространством происходило что-то необычное. Странник ускорял шаг, почти бежал, потом шёл нарочито медленно, а улица всё не кончалась. Успело стемнеть, странник совсем выдохся, но так и не повстречал никого-никого, а улица продолжалась в бесконечность.

Тогда странник испугался.

Он уселся у стены и обхватил колени, сжался, стараясь представить дверь, ведущую прочь, однако он забыл, как выглядят двери, а здесь ни одной не оказалось. Даже окна – и те внезапно исчезли, остались только кирпичные стены, нависающие козырьки крыш да водосточные трубы.

Отчаявшись, странник зажмурился, а когда открыл глаза, напротив него стояла девочка. Белое платье казалось слишком лёгким для этого вечера и белый шарф, неплотно прилегающий к шее, ничуть не спасал от прохлады. Девочке было не больше девяти, она держалась за концы своего шарфа и раскинула руки, точно желала обнять странника.

– Кто ты? – спросил странник устало.

– Я – Птица! – воскликнула девочка и закружилась на месте.

– Как мне уйти отсюда?

– Пти-и-ца! – она побежала по улице, но скоро вернулась, наклонила голову. – Отчего ты не играешь со мной?

– Мне не до игр! – возмутился странник. – Как мне выбраться с этой проклятой улицы?

– Но… – она насупилась, словно готовясь расплакаться. – Но…

Странник отмахнулся от неё и откинул голову на стену.

Девочка отвернулась от него, снова раскинула руки и бросилась прочь. Едва стук её быстрых шагов затих, улица опустела. Странник, сидевший у стены, бесследно исчез.

***

– Любопытная история, – я всё же поднялся, спокойствия во мне не осталось ни капли. – И что ты предлагаешь сделать мне?

– Не хочешь проверить, сумеешь ли выбраться с той улочки? – он усмехнулся, сощурившись хищно. – Не желаешь узнать, куда исчезают странники?

– Тебе хочется, чтобы я исчез? – мне было не удержаться от смеха. – Этого ты мне желаешь?

– Ну, ты ведь на самом деле не совсем странник, – напомнил он, погрозив мне пальцем. – У тебя больше шансов.

– Зачем тебе это?

Мгновение он смотрел на меня изучающе, а потом всё же признался:

– Я хочу отобрать у тебя ключ. Тот, что внутри.

– Но это невозможно сделать…

– Пока ты не исчезнешь, – и теперь он опять веселился. – Теперь понимаешь?

– Где же этот твой мир?

– Позади тебя!

Я сделал шаг назад, не оборачиваясь. В нашей игре друг против друга глупый обман был не в чести. Ловушки он для меня расставлял куда изящнее.

***

Город обнял меня фонарным светом и туманом. По улицам бродило много людей, но при этом казалось, что весь город открыт лишь мне одному. Странное чувство захватило меня настолько, что я даже не вспомнил о задачке, ради которой оказался здесь. Улочки уводили всё дальше, то разворачиваясь площадями, то показывая скверы, то зазывая в миленькие кофейни, и вскоре я блуждал, переполненный восторгом.

Мне уже не казалось важным поскорее найти ту самую улицу. Город тонул в сумерках, и двигаться среди мерцающего неяркого света, среди тумана и влажности было очень приятно, даже совсем не зябко.

Время тянулось бесконечно, но в какой-то миг я всё же ощутил усталость. Я решил повернуть – видел кофейню на углу, но едва взглянул себе за спину, осознал, что там всё изменилось. Дома подступили друг к другу так плотно, что от улицы не осталось и следа. Я мог теперь идти только вперёд. Не было и окон, что высматривали бы меня в темноте. Фонари равнодушно освещали кирпичные стены, кое-где исписанные, местами чуть прикрытые штукатуркой.

Я сделал несколько шагов и снова замер, мне послышался детский голос. Среди наползающего тумана я различил фигурку в белом, хрупкую девочку. И она меня тоже заметила.

– Кто ты? Снова странник? – она выступила из туманной пелены и взглянула на меня. Глаза её были тёмными и серьёзными, совсем не детскими.

– Странник, – кивнул я. – А ты?

– Птица, – она взмахнула концами шарфа и немного наклонила голову.

– Рад с тобой познакомиться, Птица, – я оглядел улицу. – Ты летаешь здесь?

– Здесь, – она настороженно смотрела на меня.

Поддавшись шальной идее, я подхватил её на руки и усадил себе на плечи. Она оказалась такой лёгонькой, словно в её теле действительно были только полые кости. Я сорвался с места, забыв про усталость, помчался по улице, разбрызгивая фонарный свет, разгоняя туман. И Птица засмеялась, раскинула крылья, воодушевлённая, вдохновлённая, радостная.

Мы неслись и неслись. Я крикнул ей:

– Вот теперь ты настоящая птица, потому что птицы созданы, чтобы летать.

В тот же момент с моих плеч сорвалась белоснежная чайка, закружилась надо мной и с ликующим криком поднялась в чёрные небеса. А те стремительно начали светлеть.

Через секунду я стоял перед дверью. Улицы за моей спиной не было, только тёмный парк, в котором заблудились последние звёзды фонарей.

***

Он встретил меня за порогом, хмуро окинул взглядом.

– Нужно было отправить тебя туда без истории.

– Это было бы нечестно, а твоя хитрость не граничит с нечестностью, – парировал я. – Буду ждать следующий ход.

– Уж поверь мне, он будет, – и исчез. Ему не нужны были двери, чтобы уноситься туда, куда он считал нужным.

Зачем же ему нужен был… ключ?..

========== 235. И Осени бывает страшно ==========

Всякий раз, как Осень приходит в город, я встречаю её на пустых ещё предрассветных улицах. Мы вместе бродим до утра, потом улыбаемся неяркому солнцу, гуляем в парке, и она украдкой подкрашивает листья, пока ещё не в полную силу, а лишь намекая, что появилась, открыла сезон…

Началась.

Так происходило из года в год, и на этот раз я ждал её у здания почты, где старая кирпичная кладка выглянула из-под штукатурки. Сумрак ночи бледнел, едва заметный туман занавесил улицы, но моя давняя подруга, почти что любовь никак не показывалась.

Осень не умеет опаздывать.

В каком бы настроении она ни появлялась – обнимая теплом или насылая дожди, она невероятно пунктуальна. Потому, прождав почти два часа, я всерьёз заволновался. Что-то наверняка случилось! Что-то неправильное. Она не могла задержаться.

Я позвал ветер, и вскоре и Южный, и Северный встали рядом, чего, пожалуй, почти никогда не бывало.

– Мы не видели Осень, – заговорил Северный на правах старшего.

– Её тут нет, – кивнул Южный.

– Но как же так? – я огляделся, уже предвкушая, как увижу её – в ярком платье, рыжую, смеющуюся. И она скажет, что разыграла нас, засмеётся, выпустит с ладони золотой листвы. Её не было, она исчезла. Лето тоже уже ушла, улизнула совершенно незаметно, и город остался сиротой, тонул в тумане, в ожидании рассвета.

– Нужно ведь… нужно её найти? – тронул меня за плечо Южный ветер. Мне оставалось только кивнуть, пусть пока я не знал, что делать и как.

– Откуда она приходит? – спросил Северный ветер.

– Кто же хоть раз её спрашивал, – усмехнулся я горько.

Закрыв глаза, я представил, как мы встречаемся, но так и не нашёл точки отсчёта, той самой, когда Осень вдруг вырисовывается из мрака прямо передо мной. Откуда она приходит, где задержалась?

Однако компас внутри меня задрожал, стрелка его повернулась. Следуя её указанию, я двинулся по улице, почти не узнавая реальность, что была мне родной. И когда я повернул за угол, то оказался в ином мире, похожем, но совсем не таком.

Передо мной лежал спящий парк.

Ветра остались где-то позади меня. Здесь я стоял в ночи совершенно один, рассматривая тёмные кроны деревьев, сквозь которые не сияли искры фонарей. Небо скрывали облака, и ночь полнилась напряжённым и зловещим ожиданием.

Парк приглашал меня, он звал и подначивал, словно говоря: «Ну же, испугаешься или придёшь?»

Я – странник и шаман – не мог испугаться, потому прошёл в распахнутые ворота и выбрал одну из аллей, обсаженную клёнами. Как бы они были прекрасны, если бы тут прогулялась Осень…

Тишина была такой, что в ней можно было увязнуть, я не слышал своих шагов. Отключились всякие звуки, точно я оглох. Однако стоило мне хлопнуть в ладоши, и глухой неприятный звук этого хлопка на мгновение разбил парковую тишь.

Аллея то поворачивала, то огибала фонтаны и клумбы. Я не мог и представить, как далеко она уведёт меня. И если с виду парк казался небольшим, то внутри он обратился огромным лабиринтом, который вряд ли хотел бы выпускать жертву из пасти.

В очередной раз вильнув, аллея побежала между поднимающихся высоко-высоко пирамидальных тополей, в темноте казавшихся кипарисами. И где-то вдали мелькнуло что-то светлое, яркое, золотистое.

Я ускорил шаг, предчувствуя, что там смогу найти хотя бы один ответ.

Тьма наползала и мешалась под ногами, словно собралась обрести плоть. Я вяз в ней, никак не получалось приблизиться к тому, что сияло впереди. И тогда на помощь мне пришёл шаманский клинок, которого мрак испугался, подаваясь назад, высвобождая из цепких лап тропу.

Наконец-то я сумел понять, в чём дело.

Осень была прикована здесь, цепи, отлитые из темноты, обняли хрупкие щиколотки. Чёрные пятна испачкали лазурное платье. Только сияние золотисто-красных волос ничто не способно было приглушить.

Я кинулся на помощь. Осень подняла на меня голову, раскинула руки, демонстрируя, что не может оторваться, сбежать, улететь, а затем поникла.

– Что ты собираешься делать? – спросила она. – Здесь нужен ключ.

– Я сам и ключ, и дверь, – осматривая замки, я пока не знал, как к ним подступиться, но чувствовал, что ответ близок.

– Меня поймал этот мир.

– Почему и зачем? – пока я раздумывал, она должна была выговориться, по крайней мере чтобы не отвлекать меня от решения задачки.

– Если бы я знала, – она закрыла глаза. По её лицу пробегали волны, она мерцала, точно была призраком. Впрочем, наверное, в этом мире она и не обретала тела окончательно.

Я прошёлся пальцами по звеньям цепи, ощупал замки и в тот же миг почувствовал, как зовёт шаманский клинок. Сколько бы меня ни предупреждали, а я твёрдо выучил только один способ справляться с такими задачками.

Взрезав собственную ладонь, я напитал замки кровью, напоил их досыта, и тогда они отпустили Осень.

– Ты сумасшедший странник, – сказала она осуждающе. – Так… нельзя.

– Твоё время пришло несколько часов назад, – напомнил я.

По законам лабиринта мы не могли так просто выйти отсюда в любой момент. Подхватив Осень под локоть, я повёл её, положившись на внутренний компас, сквозь тёмные аллеи, мимо спящих фонтанов, через площадки, вымощенные плиткой.

В этом парке не было никакой системы, он казался нагромождением различных мест и местечек, связанных между собой лишь случайно. Осень всякий раз вздыхала, когда за очередным поворотом нас ждали вовсе не врата, не калитка, а очередной круговорот из деревьев, клумб и статуй.

За одной из беседок она замерла.

– Ты уверен, что мы сумеем выйти отсюда?

– Да, – компас мой не отказывался служить. – Да, и скоро.

– Хорошо, – и я почувствовал, как она полностью доверилась мне.

Мы блуждали несколько часов, пока наконец не заметили калитку, спрятавшуюся в зарослях дикого винограда. Ринувшись к ней, Осень задела лозы, и листья мгновенно расцветились алым и малиновым. Калитка открылась нехотя и со скрипом, а за ней нас ждала темнота. Осень сжала мои пальцы и шагнула вперёд первой.

***

Мы открыли глаза в парке, только в другом. Сонно лопотал фонтан, сквозь кроны было видно свежее синее небо, а на востоке золотом полыхала заря.

– Вернулись, – прошептала Осень. – Как же это было страшно.

– Разве Осени бывает страшно? – удивился я.

– О да, оказывается, что бывает, – она нервно засмеялась. – Прогуляешься со мной вечером?

– Не сейчас?

Она отряхнула синее платье и нахмурилась.

– Нет, нет. Сейчас я должна привести себя в порядок.

…Она умчалась по аллеям прочь, и я отправился домой. Вечернее свидание может быть ничем не хуже традиционной встречи. Главное, что Осень всё-таки пришла к нам.

Я уже чувствовал, как разлился неповторимый осенний аромат в воздухе, как тепло превратилось в прохладу, как замер весь город в предвкушении новой поры. Вставало солнце, и это было уже совсем не летнее солнце, пусть мы и не успели увидеть, как самый его краешек приподнимается над горизонтом.

«Я приду», – шепнула мне Осень. Я услышал. Она никогда не нарушала слова.

========== 236. Раствориться ==========

Море и небо здесь были едины, и чем больше я всматривался вдаль, тем меньше видел между ними различий, мятежные волны и мятущееся небо над головой сливались, объединялись, заставляли утратить ощущение верха и низа.

Я не оглядывался, чтобы не разрушить эту иллюзию. Стоял на пронизывающем ветру, впитывая, погружая внутрь самого себя ощущения, что прежде мне были незнакомы. И мне было так холодно, что вскоре я принял это за единственную возможную реальность.

За единственную необходимую реальность.

Исподволь закралось ощущение, убеждение, уверенность, что нужно сделать шаг вперёд, туда, где плоть земли заканчивалась, обрывалась к испещрённым барашками пены волнам. Скалы здесь отвесно падали морю в пасть, и падение начинало обретать смысл, казалось манящей альтернативой, которой я почти поддался.

Во мне затих голос разума, исчез инстинкт самосохранения, не осталось ничего, что могло бы остановить. И тогда я шагнул, не закрывая глаз.

Небо и море окончательно смешались в миг моего падения.

***

Просыпаться оказалось мучительно трудно, словно я наглотался горько-солёной воды. Сев на постели, я мельком удивился тому, что комнату заполнял белёсый неприятный свет, и только мгновением позже, слишком запоздало, понял, что на самом деле ещё вовсе не проснулся, что это бледное сияние никак не связано с осенним утром, ожидавшим меня в настоящем мире.

Сновидческая реальность поплыла, пошла волнами и обернулась небом, в котором я тонул бесконечно, облаками, сизо-серыми, подсвеченными изнутри. Я не понимал, где солнце, где я сам и что я сам, но за спиной ощущались крылья, и лишь это дарило хоть какую-то уверенность.

Я сделал волевое усилие, взмахнув крыльями, и наконец-то отделил море и небо, однако уже в следующий момент падал, а крылья отказывались меня держать, словно лишились костей.

Скоро надо мной сомкнул жадную пасть океан.

***

И я снова проснулся. На этот раз свет был золотистым. Я лежал на полу в своём кабинете, и ало-жёлтая крона загораживала от меня синеву небес. Осень в самом разгаре.

Я любовался ею несколько беспечных минут, пока сердце глухим ударом не напомнило, что в начале сентября так не бывает, не может быть, и осень только-только пришла. Она просто не успела бы.

Поднявшись рывком, я с трудом преодолел головокружение и огляделся – всё было не так, не то, не там. Вещи переставлены, часть и вовсе исчезла. Кто-то создавал это место второпях, забыв, что можно быть внимательным к мелочам.

Я добрался до рабочего стола, ожидая там записку или намёк, но столешница была очаровательно пуста и сияла в солнечном свете. Я заметил в ней своё отражение и отступил, тут же поскользнувшись на слишком гладком полу.

Пока я падал, мир вокруг закрутился смерчем, и, конечно, надо мной снова сомкнулась сталь морской воды.

***

Может быть, в этот раз меня вынесло на берег?

Я сидел на песке, и небо надо мной не отличалось по цвету от моря. Пошарив слепо ладонями, я улёгся, прижавшись щекой к крупным песчинкам, не заботясь о том, что они смешаются с волосами.

Было тепло и спокойно, если не смотреть на тот мятежный океан, что выгнулся аркой прямо надо мной. Пальцы сами собой сжались на округлом камне, и я долго наслаждался тем, как легко он укладывается в ладонь, как приятен на ощупь.

В нём было сквозное отверстие.

Я вспомнил, что в одном из миров такие камни звались морскими богами. Будто бы можно было поднести их к губам и прошептать в круглую дыру своё желание, глядя на море. Оно бы исполнилось, наверняка, только у меня внутри царила тишина, никакой жажды. Я ничего не хотел.

Мне уже начало казаться, что морские волны перекатываются через меня, пробегают по пляжу дальше, а затем возвращаются, оставляя клочья пены в волосах, но это была только иллюзия и ничего больше.

Я сжал камень сильнее, и тут небо не выдержало, обрушилось, загрохотало, поглотило весь мир.

***

На губах остался привкус моря и осени. Я сидел на вершине холма, вжавшись спиной в шершавую дубовую кору, и мне всё ещё чудился океан. Небо надо мной было спокойным и синим, никаких облаков.

– Достаточно? – вышагнул из теней мой противник, и я улыбнулся ему.

– Ты думаешь? – подниматься мне было больно, что-то перемололо меня, оставив во всём теле беззвучный крик, и я ждал, когда же он утихнет.

– Ты трижды попался в ловушку, – начал он.

– Я четырежды на неё согласился, – закрыв глаза, я опять увидел море. – Мне хотелось прочувствовать.

– Иногда так и хочется спросить, что ты такое, – заворчал он.

– Спроси.

– Ты не можешь ответить, потому что не знаешь и сам.

– Тогда спроси не меня, – я засмеялся. – Или боишься?

– Я не умею бояться, – но уж это была откровенная ложь. Я сделал над собой усилие и встал, тут же схватив его за руку. Он сощурившись смотрел на меня.