Текст книги "365 сказок (СИ)"

Автор книги: RavenTores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 59 страниц)

– Надин! – из теней выступил мужчина, в котором Лиссанда узнала Малиса, вот только та, кого назвали Надин, обратилась к нему иначе:

– Дарек!

Они обнялись и поцеловались, отчего Лиссанда зажала себе рот, чтобы не выпустить раздирающий душу крик боли.

– Что происходит?..

Костры взметнулись выше, всё стало ярче, закружилось искрами и рассыпалось пеплом.

***

Он встряхнул песочные часы и вернул на полку. Песчинки-миры перемешались и затихли на долю секунды, пока не понеслись извечным кругом. Сдвинулось с места время, всё пришло в движение.

Я с любопытством склонился над часами, пыльную броню стекла в нескольких местах разрушил отпечаток его пальцев.

***

Лиссанда обняла Малиса.

– Ты не должен ходить туда!

– Но это ведь королевский отряд, – удивился он.

– Они убьют тебя, они уничтожат нас всех! Это Охота, и им всё равно, кто попадается на пути.

Жители деревни прятались в горах, пока в их домах сновали королевские воины. Лиссанда увела всех ещё день назад, ей поверили, поверили её вещему сну, и вот теперь Малис готов был всё испортить.

– Разве затем они здесь? – спросил он в который раз.

– Они сожгут деревню, – Лиссанда отвернулась, закрывая лицо ладонями. Внутри неё жили другие воспоминания. Малис вздохнул, но, похоже, поверил.

И в то же самое мгновение Лиссанда была Надин, танцующей в свете костров. Там было так много счастья, что оставалось лишь беззвучно плакать здесь.

***

– Что-то не так с этими часами, – склонился он над полкой. – Смотри-ка, песчинки слипаются друг с другом, так нехорошо.

– Освободи их, сколько им уже, – рассмеялся я.

– Действительно…

Он подхватил часы и прошёл к балкону. Вокруг башни гуляли ветра, день был ярким и солнечным. Он подбросил стеклянную колбу, и та взорвалась в солнечных лучах, разлетелась мельчайшей стеклянной пылью смешанной с золотым песком.

***

Лиссанда вдруг поняла, что ни к чему не привязана, всё вокруг потеряло реальность, а она крылатой птицей взлетела к синему небу, такому насыщенному, какого она никогда не видела.

Со следующим взмахом крыльев она потеряла имена, оба. Она больше не была Лиссандой или Надин. И не оказалось рядом Малиса, только птицы – такие же белые птицы. Они с ликующими криками неслись всё выше, ощущая удивительную свободу.

И внутри не было больше ни капли боли.

***

Он стоял на балконе и усмехался. Стая белоснежных птиц уносилась всё выше и дальше.

– Что ж, этим было пора, – заключил он. – Иначе они уже начали выбиваться из круга.

– Зачем тебе вообще эти круги? – я оглянулся на комнату, полную разномастных песочных часов.

– Ну… Так-то у нас всё устроено, не удивляйся, странник. Кому-то приходится сначала захотеть свободу, иначе он не готов её принять.

Внизу на плитках золотой дугой переливался песок, смешанный с осколками. Но скоро и его прибрал ветер, не оставив никакой памяти, никакого следа.

========== 198. Золотой мир ==========

Когда я только отошёл от двери, что сразу захлопнулась и исчезла, в этой реальности начинался закат, дорога вела прямо к заходящему солнцу сквозь кажущиеся бархатными дюны. Через равные промежутки стояли столбы или колонны, то ли кто-то забыл поместить на них фонари, то ли надеялся удержать от падения наливающееся тяжёлой позолотой небо.

Я пошёл вперёд, и это было так легко, словно плиты под ногами пружинили, а закат всё так же сыпался на меня сверху, каждая частица света точно у самой земли переплавлялась в золотую песчинку, складывалась в очередную дюну.

Солнце точно и не собиралось менять своего положения, приклеившись у края небес, а может, я не мог почувствовать здешнего времени, но я миновал уже множество однообразных колонн, а закат всё не прекращался. Лишь количество песка неуловимо менялось.

Сначала его почти не было на плитах, потом он усыпал их, как пыль, а затем начал собираться в маленькие прообразы дюн и даже кружить позёмкой у моих ног. Я представил, что когда-нибудь он заметёт дорогу, мне придётся пробираться по песку.

Прислушавшись к собственному сердцу, я осознал, что не могу уловить, где же конец этого пути, когда откроется дверь, чтобы выпустить меня отсюда. Впрочем, я уже очаровался пустынным золотом настолько, что пока не хотел уходить.

Краски становились всё гуще, золото отливало охрой, тени насыщались и ложились в песок от каждой колонны, а вот плиты всё больше зарастали песком. Похоже, моё воображение пока в точности рассчитало, как всё будет меняться.

Я не сразу заметил, что небо пришло в движение, что в его золотой глубине появились облака, что там закружили птицы, безмолвные чёрные птицы. Некоторое время, когда осознание застигло меня врасплох, я следил за ними, не в силах оторвать взгляда, а потом двинулся значительно медленнее. Скорость тут не имела никакого значения, ведь в этой реальности ночь не наступала, солнце не скатывалось за горизонт.

Теперь я чаще поглядывал в небеса, хоть идти стало намного труднее, о дороге напоминали лишь колонны, прораставшие сквозь груды песка. Пусть я не мог обнаружить саму дверь и предсказать, как скоро она появится, я точно знал направление и не собирался сворачивать.

В то же время в груди нарастало и крепло странное чувство, совершенно необыкновенное. Оно было похоже на предвкушение или восхищение, и как выразить в словах эту огромную эмоцию, растекавшуюся с током крови, я пока не понимал.

Облака в небесах стали выстраиваться в чёткую структуру, точно из них сформировался огромный вихрь, и в то же время не было никакого буйства ветра. Недвижимый, застывший, нарисованный облаками смерч одним концом указывал вниз, куда-то впереди меня, но ещё так далеко, что я не мог рассмотреть из-за неровных спин дюн.

Пробираясь сквозь пески, я уже не думал ни о чём и ничего не желал. Мне нужно было увидеть, и только.

***

Я рассеянно глянул вперёд и остановился, осознав, что тут уже нет никакого солнца. Тот шар, что прежде казался мне прикреплённым к небосводу, исчез. Но закатный свет никуда не подевался, он всё так же лился и сыпался, обращаясь песком, он всё так же закрашивал всё вокруг охрой и золотом.

Присмотревшись, я едва угадал, что, кажется, свет исходит из единственной точки на небе. И это так меня удивило, что я опять ускорил шаг, да что там, я почти побежал, захваченный поразительным фактом. Я так отчаянно желал до конца разобраться, что же там происходит впереди.

Птицы кружили и звали меня с собой, колонны указывали путь.

***

Силы оставили внезапно, я взбежал на холм и упал коленями в песок, только потом сумев посмотреть вперёд. Перед глазами сначала плыли чёрные и красные пятна, и я дышал тяжело, чувствуя, как то, что прежде росло в груди, обратилось в огненный шар, обожгло и внезапно вырвалось наружу.

Я посмотрел вперёд.

Между колонн, прямо посреди невидимой дороги из песков вставало дерево дивной красоты. Это оно само было солнцем? Это солнце пряталось в его кроне?

Где-то едва ли не из ствола вырастал облачный вихрь, укладывающийся ровными витками. И я видел, что небо открыло рот, принимая солнечный свет.

Здесь птицы кружили не безмолвно, их протяжные и полные тоски крики слышались со всех сторон, то нарастая, то стихая. Стоя на коленях, упираясь ладонями в слежавшийся песок, я смотрел и не мог отвести взгляда, так всё это было странно и прекрасно. Что на самом деле за магия движет этим миром?

Ещё мгновение картина, открывшаяся мне, была почти неподвижна. Только птицы метались перед глазами, но затем всё пришло в движение, будто бы кто-то запустил потайную пружину. Дерево плавно повернулось вокруг своей оси, блеснув солнцем, загудел и начал вращаться вихрь, и песок потёк, будто бы оказался водой.

Я ждал, когда же поток подхватит меня и унесёт куда-нибудь прочь, где я, поглощённый красотой, смогу остаться навечно, чтобы созерцать золотое небо.

***

Кто-то схватил меня за плечо. Пришлось отвернуться от сияния и движения.

– Странник? – золотое сияние скрывало лицо этого существа, охряные одежды ниспадали к дюнам, путаясь с песком и растворяясь в нём. – Тебя ждёт дверь.

– Неужели нельзя остаться ещё? – не отчаяние ли прозвучало в моём голосе?

– Нет, иначе ты останешься тут навеки, а это неправильно, у тебя ещё не кончен путь, – оно качнуло головой. – Иди же, странник, ты не должен пропасть здесь. Ты не должен был попасть сюда.

– Хорошо, – и я с трудом поднялся и пошёл следом за существом из песков, не оглядываясь на поразившее меня кружение дерева, солнца и вихря.

Мы свернули с дороги, оставив в стороне колонны, и вскоре пришли к пологому спуску в маленькую долину, где посреди песков вырастала каменная дверь. В тот же миг вздрогнуло сердце в груди, говоря мне, что дверь ждёт.

Существо не стало говорить мне что-нибудь в напутствие. Я и без того чуял, как много в нём затаённой тревоги. Как будто я, оставшись, нарушил бы гармонию. И, конечно, теперь я не настаивал бы.

Дверь открылась медленно, с мрачным скрипом, и впереди ждала только темнота. Я хотел последний раз всмотреться в рисовку чёрных ветвей на золотом фоне, но шагнул внутрь, потому что понимал – ещё один взгляд может приковать меня навечно.

***

На холмах, которые я так любил, тоже разливался закат, только алый. Кружили птицы, ветер трепал травы, деревья взволнованно шелестели.

Здесь солнце уходило, и уходило стремительно. Оно не стало бы приклеиваться к небосводу. И в этом тоже была прелесть, в изменчивости и в неизменности.

Усмехнувшись, я направился по знакомой тропе домой. Может, я устал в последних путешествиях? Пока что мне было не совсем понятно, отчего золотой мир так привлёк меня, отчего он позвал и готов был принять.

Садилось солнце.

========== 199. Влюблённый мир ==========

Запах луговых цветов ощущается скорее кожей, чем обонянием, он настолько густой, что в нём, кажется, можно плыть. Все мгновения этого мира превратились в тягучую нежность. Здесь ночь, но она настолько светла, словно звёзды не горят в небесах, а замерли среди застывшего воздуха и озаряют всё вокруг мягким сиянием.

Эта реальность улыбается, её улыбка невидима, только угадывается в едва заметном напряжении, схожем с дрожанием, в звучании едва слышной очень чистой и высокой ноты. Небеса, переполненные облаками, созвездиями, птицами и радугами, застыли, красуясь высоким куполом.

Я тоже замер, вмещая в себя, насколько возможно, всё это. Мои пальцы тоже начали пахнуть цветами, в волосах тоже смешалась ночь с сиянием звёзд, и весь я внезапно оказался выкрашен приглушёнными полутонами, отрисован заново на этом холсте, включён в него.

Может быть, я заблудился? И ветер, на мгновение прижавшийся, ткнувшийся носом мне в лопатки, тут же сбежал, будто бы не желая ответить, где же я оказался и почему.

***

Вынырнув из сна, я нашёл себя дома и на секунду пожалел о том мире, что остался за пеленой сна. Такого я прежде не встречал, я никогда не врастал, не прорастал так полно. Но отчего-то, несмотря на это, не вижу пути назад.

Память словно отключили, и только аромат цветов по-прежнему чудился на кончиках пальцев.

Вдруг тот мир не существовал на самом деле? Вдруг он только начал создаваться?

***

Днём мне чудился и мерещился тот мир, как навязчивый, но едва уловимый аромат, он был где-то поблизости, а найти туда дверь я не мог. Это почти сводило с ума, и наконец я ушёл на холмы, они всегда спасали от таких навязчивых чувств.

Сегодня не помогло. Тщетно я всматривался в небо и слушал шорох трав. За всем этим мне чудилась та реальность. Мерещилась, шептала и звала, но не было ни дороги, ни двери. Даже сна – и того не оказалось.

***

Та реальность.

Она словно была… влюблена?

***

Вечером, едва я вернулся, на пороге меня ожидал давний знакомый – Северный ветер.

Мы расположились в саду и, попивая чай, начали беседу ни о чём, пока я не осмелился задать один из измучивших меня вопросов:

– Встречал ли ты влюблённые миры?

– Миры? – удивился он и задумался. – Пожалуй, я понимаю, о чём ты.

– И?

– Видел однажды такой, – он задумчиво качнул головой. – Совершенно потрясающий. Вот только…

– Не смог попасть в него более одного раза? – предположил я.

– Так и было, – и он сощурился с подозрением. – Похоже, и тебе такое случалось повстречать.

– Вчера во сне.

Он долго молчал.

– Пожалуй, тут я не могу помочь, разве что… Понимаешь, они каждый день так меняются, что их не найти и не поймать, потому что невозможно узнать.

– Вот как? – я задумался.

На моих пальцах опять таился цветочный аромат.

***

И снова я стоял по пояс в луговых цветах, и опять была звёздная ночь.

Только я не узнавал этот мир, хотя, ручаюсь, он был тот самый.

Впервые я был настолько очарован ощущением неузнаваемости. Я брёл среди мрака и ловил светлячков, а цветы пахли терпко и даже горько. Вокруг заливались сверчки.

Наконец я упал на спину и долго лежал, впуская в себя всё – и тишину, и слабый свет, и темноту, и стрёкот, и шелест трав.

***

Но это уже не была влюблённость. И я не подобрал чувства.

***

Меня разбудило утро, переполненное грозой. Я долго смотрел на буйство ливня на балконе, ловя обнажённой кожей капли, и всё никак не мог перестать думать о том мире, что так переродился, так изменился, и всё же… был немного влюблён.

Что с ним произойдёт дальше?

Терзаясь этим вопросом, я всё-таки спустился на кухню и обнаружил, что её давно заняли – отец пил чай, перелистывая страницы чёрного фолианта.

– А, вот и ты, – кивнул он, не отрываясь от слов.

– Что-то случилось?

– Ветра на хвосте принесли, что ты увидел нечто необычное, – искоса глянув на меня, он налил себе ещё чашку.

Я же всё-таки решился приготовить кофе. Насыпая его в турку, не сразу решился объяснить:

– Я встретил влюблённый мир.

– Случается, – улыбнулся он. – И не смог найти дорогу?

– Но попал в него дважды, не по своей воле, – усмехнувшись, я поставил турку на огонь.

– В кого же влюблён этот мир?

– Хороший вопрос, но этого я не понял.

Он поднялся и подошёл ко мне, обнял за плечи.

– Отчего же?

– Хм, – мне нечего было ответить.

***

Ночью я ждал и не ждал, что снова окажусь там. Если вчера влюблённость уже переходила во что-то ещё, то сегодня мир и вовсе может закрыться. И хотелось бы проверить, и…

Но я зря волновался, мир впустил, а точнее, забрал меня, и, хоть я не мог узнать по ощущениям, но уже ориентировался на месте. Луг, травы, звёзды остались теми же. И всё так же не нашлось ни единой двери.

Кого же он так сильно любил, что затаился среди веера других и не собирался открываться никому вообще?

И тут мне вспомнилась улыбка отца.

Неужели он намекал?..

Я двинулся сквозь ночь, воздух был так прян и свеж, что захотелось бежать, лететь, купаться в нём. И я бежал, пока не обессилел, не упал в луговые цветы. Они встретили меня шорохом и ворохом светлячков.

Да, мир был влюблён, иначе, чем в первый раз, не так, как во второй, но совершенно точно.

***

А утром… я не проснулся. Рассвет накатил на меня сияющей волной, и всё вокруг запело в совершенном ликовании. Я стоял и смотрел, как из трав поднимается солнце, совершенно точно зная, что никто и никогда не видел рассвета в этом мире, кроме щебечущих птиц.

Со мной разделили тайну, и я почти узнал, кого же так любит эта реальность.

Пробуждение вынесло меня из неё ровным счётом в тот миг, когда солнечный диск полностью поднялся из-за горизонта.

***

– Эй, – окликнул я Северный ветер.

– Что? – удивился он и опустился на балконе.

– А встречал ты миры, которые были бы влюблены в тебя?

– Что-о-о? – он засмеялся. – Это уж точно нет. Ну какому миру может полюбиться ветер?

– А странник?

– Странник? – он смерил меня взглядом. – Вы, вообще-то, довольно забавные. Ну а ты конкретно… – и замолчал.

– И что же я конкретно?

– Ты шаман. Миры любят шаманов. Смотри, как бы он тебя не присвоил.

И тут же сорвался прочь.

***

Я не хотел принадлежать иным мирам, кроме родного, и не хотел привязываться, пока дорога звала меня. Но если я прямо откажу миру, что же с ним станется?

И снова я ушёл в холмы, чтобы поразмыслить над этим.

Сначала я заметил ворона, он описал круг над моей головой и скрылся за дубравой. Конечно, когда я дошёл туда, то увидел отца.

– Интересные задачи ты себе выбираешь, – сообщил он.

– Дашь ответ? – играть мне не хотелось, но наткнувшись на насмешливый взгляд, я тоже улыбнулся.

– Нет ответа, – пояснил он. – Он ждёт тебя.

– И если я ничего не могу дать ему взамен…

– А разве он просил?

И я опять вспомнил луговые цветы.

– Нет, не просил.

– Тогда, быть может, не станешь спешить?

Согласно кивнув, я сел у дерева, откинувшись спиной на узловатую кору. Тот мир, влюблённый мир, теперь-то я знал, собирался снова позвать меня к себе. Когда-нибудь он откроется и другим. Но пока, похоже, хотел существовать лишь для меня.

========== 200. Написавшийся мир ==========

Слово за словом в строчках рождался новый мир, и я почти забыл о том, в котором существую на самом деле, отрешился от него, уплыл по волнам звучащей внутри меня музыки, как вдруг кто-то тронул меня за плечо.

Возвращаться обычно непросто, и я вздрогнул, ощущая, как нити одной реальности беспомощно рвутся, чтобы пропустить меня в другую. Так больно! Но вот всё прошло. Вновь я находился в кабинете, сквозь стекло просеивался растерянный закатный свет, а рядом со столом стояла та, кого я знал уже очень давно.

Мы впервые повстречались столько лет назад, но с того дня она не изменилась ни капли, так и оставшись девчонкой лет тринадцати, гибкой, бойкой и бесцеремонной. Я опасался порой смотреть ей в глаза, там мирно уживалось сумасшествие и мудрость.

– Вернулся наконец? – усмехнулась она.

– Как ты тут оказалась? И зачем? – я поднялся из-за стола и кивнул на дверь. Она тоже отлепилась от столешницы, на которую опиралась, и пошла со мной.

– Заглянула в гости, – усмехнулась она. – Но ты не поверишь.

– Это точно, – и я тоже улыбнулся.

Она молчала, пока я заваривал земляничный чай, а затем, взяв чашку двумя ладонями, начала рассказывать:

– Ты прав, мне понадобилась помощь. Пока только не совсем понятно, кого же искать.

– То есть? – удивился я.

– Мне нужен кто-то, кто напишет душу миру, – она подняла на меня глаза. – Не знаешь таких умельцев?

– Даже не слышал ни о чём подобном, – я сделал глоток. – И что же ты думаешь делать?

– Для начала мне потребуется дверь, с дверью ты справишься.

– Ты же и сама странница, – напомнил я.

– Это так, но вот именно сейчас моя дверь откроется только в тот самый мир, куда мне не стоит возвращаться без умельца.

– Хм, и ты хочешь пройти моей дверью?

– Именно, – она пожала плечами. – Велика вероятность, что всё получится.

– Ладно, – согласился я. – И как же ты будешь искать?

– Своим любимым способом.

– Наугад? – и я опять не сдержал улыбку. Она же только кивнула.

Мы допивали чай в молчании. Внутри меня нарастало любопытство. Что за мир она отыскала и почему ему нужна написанная кем-то душа? И как же она пройдёт моим путём, когда это почти невозможно?

Впрочем, законы реальностей и дорог всё время менялись, словно бы оставаясь неизменными, и я твёрдо верил только в одно – когда два странника не сомневаются в том, что делают, у них чаще всего выходит то, что нужно.

– А ты писал сказку? – отставила она пустую чашку и встала.

– Так и есть, а что?

– О каком мире?

Я прикрыл глаза, восстанавливая в памяти не только написанное, но и то, что таилось глубоко внутри.

– Он был спокойным и светлым, и там шумел океан, – рассказывать оказалось невероятно трудно.

– Интересно, – но больше она ничего не добавила, только спросила: – А когда появится твоя дверь?

– Одну могу открыть прямо сейчас в саду.

– Идёт!

Мы вышли в сад, и там, у розового куста, уже облетающего и кажущегося грустным, я распахнул для неё свою дверь.

– Загляну, как вернусь, – сообщила она и ушла.

***

В сказке вырос город, зазвучала музыка, проснулись ветра.

Я выплетал рассказ, который пришёл ко мне неизвестно откуда. Там странница вырастила новый мир из осколка своего сердца и вошла в него, чтобы обрести утешение.

Меня захватили слова, и я уже сам стал городом и миром, странником, отдавшим сердце, ветрами и музыкой.

Пока кто-то не тронул меня за плечо.

***

Встретившись с ней взглядом, я усмехнулся.

– Тебе нравится отрывать меня от работы?

– Похоже, все пути ведут к тебе, – пожала она плечами.

– Может, потому что и дверь, и дорога были моими?

– О, вовсе нет. Дело в ней, – она кивнула на бумагу на столе.

– В моей сказке?

– Ага, – она подхватила листок и пробежала глазами. – То, что нужно, – и тут же исчезла.

Сказка была всё ещё не дописана.

***

Много позже, переходя из мира в мир, я внезапно оказался на пирсе. Море лучилось солнцем, плакали чайки и звучала музыка.

Всё было знакомым и неизвестным.

Оглядевшись, я, почти не задумываясь, двинулся к лестнице, которая совершенно точно уводила в город. С каждой ступенькой я узнавал этот мир, и никаких сомнений у меня не оставалось – это была моя сказка, только живая, настоящая.

Сказка, которую я не успел дописать.

Я отыскал фонтан, у которого тогда остановился, и нашёл там… её.

– А вот и ты, – улыбнулась она. – Нравится?

– Вышло удачно, – пришлось мне согласиться.

– Да, душа что надо, – она потянулась и вспрыгнула на гранитную чашу, куда падал вода. – Теперь она сама себя допишет.

– Как ты поняла, что…

– А, пустяки, наугад, – она засмеялась.

Присев рядом, я засмотрелся на игру солнца с бойкими струями. Мне нравился этот мир и город, и я бы ни за что не подумал, что мог хоть сколько-то участвовать в их создании, но на самом деле не мог не заметить – так оно и случилось. И я выписывал каждую арку, вырисовывал фонтан и даже заставлял солнце играть со струями.

Какое странное чувство наполнило мою грудь, как удивительно было ощущать это, чувствовать и знать.

Она следила за мной, но не смеялась. Точно на самом деле и хотела, чтобы я наконец-то узнал то, о чём ей известно давным-давно. Кто поручится, что это было не так?..

***

Вечер обнимал меня и не желал отпускать, но я был уже дома, так что мог позволить себе пошататься по городским улочкам, вдохнуть вечер поглубже, подумать. Я встречал много разных душ, принадлежавших разнообразным мирам, но… Такого не видел. И даже не мог предположить, что душа может оказаться недописанным рассказом.

Снова я не заметил, как она выпорхнула из теней и остановилась рядом, всё такая же до дерзкого юная.

– Перестань уже, – укорила она. – Ничего ведь необычного.

– Просто…

– Просто перестань, – оборвала она. – Такое случается и этакое, мы же в дороге, всегда в пути, а это изменчивость и только.

– Да уж, – я покачал головой. – Но сказка…

– А что сказка?

– Не окончена.

– А как бы жил тот мир, если бы ты поставил финальную точку? – резонно заметила она. – Иногда и меньшего достаточно, чтобы он не ожил.

– Так ты теперь оживляешь их?

– Как и ты, только почему-то не хочешь на это обращать внимание, – она ещё раз коснулась моего плеча. – Вот теперь мне пора. Увидимся.

– Увидимся, – и я точно знал, что пройдёт несколько лет, не меньше. Она тоже знала, потому прощальная улыбка у неё вышла очень печальной.

Но в дороге случается и не такое.

Я побрёл домой самой длинной дорогой.

Все миры некогда были кем-то написаны – словами или нотным станом, ритмом дождевых капель или облаками в небе…

Все.

========== 201. Решение королевы ==========

Всмотревшись в сферу, я увидел дождливый день. Из сплошной пелены медленно всплывала картина, точно поднималась с недостижимого дна. Чем дольше я разглядывал её, тем большее число разнообразных деталей возникало в ней, тем более живой она казалась, пока я не осознал – передо мной проплывают образы прошлого и будущего, настоящего и несбывшегося разом. Точно я должен сам составить из них определённый рассказ.

И я попробовал, всё так же не отрывая глаз от сферы, я попытался связать между собой клочки и осколки.

Сквозь ливень выросла печальная сказка.

***

Война продолжалась так долго, что мирных времён и не помнил никто, точно их тут совсем не бывало, никогда. И небо будто бы изо дня в день скрывалось за облачной пеленой, плакало дождями по погибшим, а таких были тысячи.

Сотни тысяч.

Иногда ей казалось, что скоро она станет властвовать королевством мёртвых, но откуда-то появлялись всё новые воины, откуда-то брались новые генералы. И опять, опять на границах вспыхивали стычки.

Её соседи не желали мира, они жаждали только безраздельной власти. Сколько раз ей хотелось покориться, склонить голову, опуститься на колени, вот только её покорность не спасла бы никого и ничего не исправила бы.

Потому что война казалась единственно возможной и её народу, и чужим. Они всё равно не стали бы жить мирно.

И в глубине души она полностью сдалась, а на деле продолжала отдавать приказы и подписывать волю генералов. Она была королевой смерти, королевой отсылающей на смерть, той, с чьим именем на устах падали сражённые воины, той, чей образ возносили идущие победным шествием…

***

Даже скорбь может стать рутиной. Она уже не выезжала на кладбище, чтобы бродить там меж крестов, она уже очерствела и совсем забыла, как мечтала некогда остановить безумие кровавой пляски.

Но однажды…

Всё ведь так и происходит – однажды.

Однажды гонец принёс ей письмо от врага. От того, чьё войско уже прошло половину её страны.

Враг писал:

«Разве стоит нам сражаться и дальше? Мне не нужны эти земли и эти люди. Я устал, а вы?»

Враг говорил ей:

«Разве есть, за что сражаться? Я забыл, как выглядит родное небо, и бесконечный ливень утомил меня, я не схожу с седла… А вы? Что ваш замок дарит вам? Что дарят вам бесконечные поля, на которых растут лишь кресты? Быть может, нам пора остановиться?»

Враг утверждал:

«Они продолжат и без нас. Наши генералы не отступят, они сами сойдутся в смертельной схватке. Но вы… Но вам не обязательно видеть это. Лишь дайте знак, и ночью я приеду за вами, я пробьюсь к вам, я скользну к вам вором. И похищу вас, чтобы унести прочь отсюда. Ведь есть, есть ещё земли, где мы сможем забыть об ужасах войны».

Враг умолял:

«Что нам делить? Ничто из этого не принадлежит нам по праву. Кроме наших собственных тел, кроме наших прогорклых душ, в которых почти не осталось места любви».

И она опустила руку с письмом, едва удерживая плотную бумагу в пальцах. Гонец смотрел на неё, ожидая ответа. Ему ещё нужно было прорваться к своим. Опасное дело.

Она усмехнулась и произнесла, стараясь не выдать охватившего её ужаса и ликования:

– Скажи ему только одно слово. Да.

***

Ночь настала тёмная и страшная, лил дождь. И она в скорбно-сером платье застыла у окна первого этажа, окна, выходящего в сад. Ей чудилось, что тьма прокрадывается оттуда опасным зверем. Здесь и сейчас она жаждала подставить этому зверю обнажённое горло, чтобы почувствовать, как клыки вспарывают артерию.

Ей мнилась смерть, ей чудилось, что в смерти есть любовь.

Разве могла быть иная у тех, кто всю жизнь ведал лишь вкус крови и сражений?

Она не сразу заметила чёрную фигуру, что пробралась в сад. Ужас охватил её сердце, но потом отступил, почуяв внутри страшную жажду умереть. Перед такой любой страх пасует.

Рванувшись к ведущим в сад дверям, она выскочила ровно в тот миг, когда незнакомец, одетый во мрак, встал перед площадкой, утопающей в кустах роз, давно растерявших бутоны и лепестки.

Она ждала удара меча, но незнакомец распахнул плащ и окутал её теплом.

– Уедем! – решил он.

И теперь, будучи ведомой, она стала свободнее, чем была когда-либо. Груз ответственности вспорхнул с её плеч. Они мчались через сад, затем оседлали чёрногривых коней и понеслись прочь – сначала по улицам города, потом по просёлку, залитому дождевой влагой.

Сумасшедшая скачка хранила их от взглядов и домыслов. Никто не успевал понять, ни одна из армий не могла задержать их. Казалось, так и будет целую вечность…

***

Они ехали всю ночь напролёт, и к утру кони стали выбиваться из сил. Вокруг раскинулось безмолвное пространство, переполненное крестами, страшное, приютившее чёрных птиц. На востоке едва пробледнело небо, лил дождь, и замереть среди этой гулкой пустоты, где покоились тысячи и тысячи, было сродни маленькой гибели.

Отбросив узду, она спрыгнула на мягко чавкнувшую землю, с трудом подобрала юбку и побрела, рассматривая одинаковые кресты.

Одинокие, одинаковые.

Здесь лежал грех её сердца, здесь.

Она мечтала бы лишиться плоти, сознания, всего, лишь бы не встречать рассвет именно тут.

Враг, ставший другом, безмолвно смотрел на неё. Венец заставил её голову склониться, дождь подарил слёзы, которых сама она давно лишилась, и в каждом жесте, в каждом шаге проглянула хрупкость и нежность, как будто она никогда не велела умирать ни одному живому существу.

– Оно останется здесь, напоминать живущим, что они могут сотворить с собой, – сказал враг.

– И я останусь здесь, – она смотрела на крест, к которому кто-то прикрутил мягко сияющий в пробуждающемся проглядывающем через тучи свете меч.

– Нет нужды приносить себя в жертву, – напомнил враг.

– Есть нужда в искуплении, – возразила она.

Снова их укрыло тишиной, солнце поднималось, но тучи не давали его увидеть. Среди ливня, в окружении мертвецов, она почувствовала, что давно должна была сделать только один шаг.

Тут же ей стало нестерпимо страшно и жаль себя.

И это был сигнал к тому, что медлить нельзя.

***

В тот день тучи всё-таки разошлись, солнце устало оглядело поле, полное крестов, поле, где кружили чёрные птицы, где чёрный всадник с бесконечной скорбью смотрел на королеву, что принесла себя в жертву, кинувшись на меч, надёжно закреплённый на кресте.

***

Я отодвинулся от сферы, удивлённый и потрясённый до глубины души. Эта история на самом деле не имела конца. Сумела ли она остановить кровопролитие своей последней жертвой? Чего на деле хотел всадник?

И почему, почему есть такие миры, полные бессмысленного убийства?

Я не знал и не искал ответов.

На подоконник распахнутого в июльскую ночь окна сел ворон. И я кивнул ему, точно это именно чёрная птица принесла мне сегодня сферу, наполненную скорбью и ливнем.

У нас не было ливня, чистоту небес украшали звёзды. Но в моей душе всё же лил дождь.

========== 202. Фонарный свет ==========

Шёл дождь, он казался бесконечностью, он выливался словно из ниоткуда, а тучи, что нависли над городом, на самом деле будто бы никак не сочетались с ним, существовали отдельно, а может, даже пришли из другой вселенной. И я заблудился в этом дожде, прямо между струй, долго искал себя, но не обнаружил ничего, ровным счётом ничего… и никого.

Однако как бы ни было странно не ощущать отчаяния, в момент этих блужданий я был поистине счастлив. Настолько, насколько это вообще было мне доступно. Странным вкусом обладало это счастье, оно было полновесным, но эфемерным, и какой-то миг я, конечно, утратил его так же просто, как и обрёл.