Текст книги "365 сказок (СИ)"

Автор книги: RavenTores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 59 страниц)

Мы подобрались к ближайшему фонарю. Пустой и тихий, он смотрел на нас слепым стеклом.

– И как ты думаешь достать его? – спросил я, запрокидывая голову, чтобы рассмотреть получше.

– Это не самое сложное, – мой спутник что-то шепнул своему фонарику, тот взмыл в воздух и с мягким звоном коснулся стекла спящего и слепого уличного родственника. И произошло чудо – большой фонарь загорелся.

– Пока что, вижу, ты справляешься с делом, – оценил я.

– Пока что, – кивнул он.

Мы двинулись дальше, и маленький фонарик парил над нами, пробуждая к жизни каждый большой. Вслед за нами улица обретала жизнь, свет тихонько дрожал, тени прятались в уголках и не рисковали больше заполонять собой тротуар.

Оглядываясь на подрагивающую, такую живую и золотистую цепь огней, я улыбался. Однако какая же помощь могла потребоваться этакому искуснику?

Мы приблизились к очередному фонарю, и тут мой спутник осел на землю, прижавшись спиной к чёрному фонарному столбу.

– А вот и трудности, – пояснил он с улыбкой.

– Так у тебя больше нет сил? – я сел рядом.

К этому моменту мы обошли чуть меньше половины города. Улочки за нами стали уютными и безопасными, но впереди всё ещё лежала тьма, а до рассвета время тянулось особенно долго.

– Но мне нужно разбудить их все, – он вздохнул. – Иначе мне отсюда не выбраться.

– Что надо делать? – я протянул ему ладонь.

– Я сам всё сделаю, ты только согласись.

– Хорошо.

Наши пальцы сплелись, и он закрыл глаза. Я чувствовал, что в центре его ладони будто бы пробудилось голодное существо. Оно возило зубы в мою плоть и потянуло на себя мою силу, заглатывая жадно, почти давясь и фыркая.

Мне было не жаль, я видел, как вновь порозовели щёки моего спутника, чувствовал, как он облегчённо вздыхает… И несколько минут спустя мы поднялись, чтобы продолжить путь.

Когда н отнял руку, я с любопытством взглянул на собственную ладонь, но там не оказалось никаких следов. Жадно пившая зверушка была лишь фантазией, только отголоском его внутренней пустоты, которую я так легко наполнил.

Снова загорались фонари, снова разбегались тени, и мы шли всё дальше и дальше, постепенно приближаясь к городской окраине. Я даже не ожидал, что вдруг мой спутник остановится и скажет:

– Так этот – последний!

Над нами медленно загорелся большой и старый фонарь, лампа которого казалась заблудившейся луной.

– Спасибо тебе за помощь, – он не подал руки, и я знал почему. Иначе мы снова обменялись бы энергией, но ему было достаточно, а я уже стоял на грани.

– Теперь осталось выйти, – я вновь глянул назад, на море огней и огонёчков. Так уж получилось, что мы сейчас стояли на улице, забравшей высоко вверх, и нам было видно далеко-далеко.

– Твоя дверь, – он указал в сторону неприметного дверного проёма. – А моя вон там, – светлый прямоугольник прятался между разросшихся кустов сирени.

– До встречи, – мы переглянулись и разошлись каждый в свою сторону.

***

Уже дома я понял, что переоценил себя. У меня не хватало сил даже поставить чайник на плиту. Впрочем, я был рад тому, что мы дали свет целому городу. Разве же это не имело смысл само по себе?

Я сидел у камина, глядя в огонь, усталость навалилась на плечи, но я и ей был рад. Пускай я проведу эту ночь вот так, зато я почти счастлив. Может, и город тоже счастлив.

Лавандовый перекрёсток снова встал перед моими глазами. Кофейня, витрины, ночь, затаившаяся между зданий. Я знал, что ещё вернусь туда, вот только фонари теперь будут и сами загораться каждую ночь, такова уж магия, замешанная на силе странников. Нет, на такое вовсе не жаль потратиться, совсем не жаль.

Я не заметил, как задремал, и мне снилось море огней, дрожащих и тёплых. Они не звали к себе, просто горели в ночи, которая то становилась пронзительно синей, то обретала фиолетовый оттенок. Волшебная ночь, волшебные огни…

И фонарщик, странник, в силах которого расцветить любую темноту.

Он мне улыбался.

========== 143. Сердце урагана ==========

Полдень полнился жарким солнечным вздохом, пряным ветром, стрёкотом цикад. Яркий свет пронизывал кроны деревьев, нестерпимо сиял на глади озера, почти звучал, будто бы лучи на самом деле были струнами. Дивная летняя песнь.

Спокойствие, похожее на медовую патоку, обнимало меня, здесь хотелось обо всём забыть или размышлять вольно, ни на чём не задерживаясь надолго. Остановившись на тропе, я задумался, в общем-то, ни о чём конкретном. Мысли перетекали от одного предмета к другому, от одной темы к другой, заставляя то улыбаться, то печалиться. Я словно находился во сне, но реальность вокруг меня простиралась отнюдь не сновидческая.

Этот мир я нашёл случайно, но он не был никем сотворён – в той мере, в которой творятся вселенные снов. Он вырос сам по себе, напитался теплом и щедро дарил его, будто бы ничего взамен не требуя. Здесь, казалось бы, совершенно невозможно было сосредоточиться, слишком много вокруг красоты, цвета и сияния. Наверное, потому я так и стоял посреди дороги, не проходя ближе к берегу озера, не отступая в лесную тень, точно превратился в каменного истукана.

Но всё же дорога хранит путников даже от таких причудливых опасностей. От ловушек очарования, в которых иной может затеряться и сгинуть.

Я вспомнил, что пора возвращаться домой.

Словно там что-то происходило – неприятное, непонятное, возможно, опасное, а я, остановившись тут, на полпути, всё пропускаю, не могу ни спасти, ни уберечь. Очнувшись от причудливого забытья, качнув головой, чтобы наконец-то упорядочить фантазии и размышления, я увидел дверь.

Оказывается, всё это время она дрожала в воздухе прямо напротив меня, в одном лишь шаге!

Какой красивый, но странный мир, если извечная тяга к путешествиям на некоторое время совершенно покинула меня.

Я повернул ручку, ожидая оказаться рядом со своим домом, но вместо того шагнул в самое сердце урагана. В бешено клубящуюся, волнующуюся муть. Это был не мой мир, какой-то другой, неопределённый или неопределившийся. Дверь с шумом захлопнулась и исчезла. Ветер рвал одежду и трепал волосы, но нужно было идти, идти, чтобы разобраться в происходящем.

Пробираясь от порыва к порыву ветра, замирая, когда мимо проносились клубы пыли, я постепенно выбрался с открытого пространства в чахлую рощицу, почти лишившуюся листьев. Было прохладно, не слишком, но достаточно, чтобы начать ёжиться и задумываться о том, где бы отогреться. Мрачное небо предвещало дождь.

Однако мои предчувствия были несоизмеримо сильнее, чем внешние неудобства, настигшие в этой реальности. А значит, мне как можно скорее требовалось выбраться отсюда, чтобы найти истинный источник волнения. Или же будет поздно.

Отчего – поздно, я не знал, не был уверен, но волнение не стихало, подталкивало и теребило, настойчиво убеждая продолжать путь, а не пережидать местное ненастье.

Впрочем, я прислушался к себе и понял, что одна из дверей совсем рядом. Только различить её наверняка сложно в такой-то круговерти пыли, ветра и нарастающей темноты.

Выбрав направление, я прошёл между деревьями, и внезапно ветер стих. Я стоял у подножия полуразрушенного храма, некогда величественного и прекрасного, сейчас же ставшего пристанищем песков и юного леса. Пробравшись внутрь через расколотые временем каменные плиты, служившие прежде дверями, я оглядел сумрачный зал и приметил выход на противоположной стороне.

Он-то и был мне нужен.

Хотелось пробежать последние метры, но я двинулся осторожно. Кто знает, какие ловушки могут поджидать меня здесь? Ещё недавно совершенно безопасный мир обернулся большой мышеловкой для странников, а этот с самого начала не проявил никакого дружелюбия.

Местами пол провалился, кое-где обвалились стены, и приходилось обходить куски каменной кладки и обрушившиеся колонны. Несколько раз я оступился, поскользнувшись на осколках витражного стекла, что за картину оно собой являло, уже было не понять. Наконец дверь – удивительно, она приотворённая! – встала прямо передо мной.

Я не стал задерживаться или раздумывать, в этом и была моя ошибка.

***

Не тот мир.

Понимание пронзило меня, но поздно было поворачивать назад. Я оказался ещё дальше от дома, где был так исключительно нужен. Пусть здесь царил ласковый вечер, не оставалось ни единой секунды, чтобы любоваться им. Воздух обещал, что нужный мне выход появится не раньше следующего утра, но как я мог ждать столь долго!

В пальцах сам по себе возник шаманский нож, но я не успел резануть по ладони. За запястье меня поймал отец.

– Ты слишком часто оказываешься рядом, – недовольно проворчал я, понимая вдруг: дому ничто не угрожает, всё это выдумка. Его выдумка, его загадка, состряпанная специально для меня. И не было никакой опасности в первом мире, и не начиналась буря во втором.

– Ты злоупотребляешь, – он разжал мои пальцы, отбирая клинок, но тот, конечно, тотчас же исчез, не позволив пленить себя. – Я столько раз предупреждал.

– И решил проверить меня? Разве не было разумным воспользоваться этим способом, если принимать на веру условия твоей задачки?

– Разумным было бы угадать, что тебя проверяют, – парировал он, обнимая меня за плечи. Тут же мы оказались в моём саду, вечерний свет позолотил кроны деревьев.

– Ты что-то скрываешь от меня.

Развернувшись к нему, я постарался угадать, что прячется за маской невозмутимости, но не сумел, он же только улыбался. Тайны оставались тайнами, и я знал, что ответит лишь время, но это раздражало меня, как же сильно это меня раздражало.

– Позже, узнаешь позже, – пообещал он мне спустя несколько минут.

Налетел порыв ветра, и вместе с ним он исчез.

***

Несколько дней двери не появлялись, не манили чужие миры. У меня было много работы, и я даже радовался такому затишью, пока однажды вечером не пришёл ливень. Целый ураган обрушился на город, и был у него такой знакомый голос, что я не сдержался и выбежал во двор.

Струи дождя исхлестали меня, промочив насквозь, но я стоял, вглядываясь в небо и прислушиваясь, пытаясь понять, где сталкивался уже с этакой стихией.

Не угадал, не вспомнил, только почти простыл.

Громыхала гроза, сияла до дрожи в стёклах, потоки воды превратили улицы в реки, но я так и не мог подобрать нужного имени. И так ли уж оно было важно?..

Я вернулся на крыльцу, отчего-то обессиленный. Быть может, это всего лишь очередная проверка? Если бы знать, что на самом деле задумал отец… Если бы…

На мгновение я оказался в коконе сомнений и вопросов, но затем оставил его под дождём и вошёл в дом. Здесь меня ожидало тепло и камин, чай и недописанные стихотворения.

Пока над крышами носились ветра, пока лил дождь, в ткани реальности что-то изменялось, трансформировалось, превращалось во что-то ещё. Я не мог уловить сути этих изменений, потому отпустил все размышления. Пусть меняется, пусть перетекает в новую форму, пусть, пусть… Возможно, так к нам приходило лето, горьким полынным вкусом, терпким ароматом прошедшей грозы. Быть может, так перетекал в новую форму я сам. Неважно. Время для ответов пока не пришло, и потому я не знал имени урагана.

========== 144. Круг за кругом ==========

Река здесь разливалась широко, обегая холм и уходя в манящие дали лугов, пестрящие разными красками: всё цвело и благоухало. Дверь выпустила меня на самой вершине холма, и теперь не хотелось спускаться, слишком уж чарующим был вид, слишком сияла в солнечных лучах вода. А уж сколько оттенков и полутонов разбросала кисть весны по луговому полотну! К тому же было до сонного тепло, пели птицы, и время тут словно застыло. Отчего же не понежиться и не насладиться?

Я лёг на спину, надо мной раскинулось небо, лёгкие облачка раскрашивали его, сами по себе превращались в картины, медленно уплывали и менялись в пальцах ветра. Когда я направлялся в эту реальность, у меня совершенно точно было какое-то дело, вот только теперь я абсолютно забыл о нём.

И даже уснул, убаюканный солнцем и спокойствием.

***

Сквозь заросли трав, доходящие ей почти до пояса, пробиралась девушка с венком на голове. Солнце играло в её волосах, глаза, опушённые длинными ресницами, казались то медовыми, то золотыми.

Наконец она вышла на пригорок и замерла. Здесь колыхали ветвями несколько диких яблонь, в их тени бурно разрослись лютики, золотые цветки расцвечивали зелёный ковёр.

Девушка уселась в корнях одной из яблонь и прикрыла глаза, отдыхая от быстрой ходьбы. Она, видно, кого-то ждала, а может, и просто хотела побыть в одиночестве. Солнце стояло высоко, пели птицы, и никто не осудил бы её за желание насладиться восхитительным днём.

Неподалёку, но уже у самой воды паслись лошади – белые и шоколадные бока одинаково ласково облизывало солнце. Только один чисто чёрный жеребец гарцевал поодаль от остального табуна, играя с ветрами и довольно всхрапывая. Посидев неподвижно, девушка повернулась в ту сторону и залюбовалась этим.

Вряд ли она замечала что-то ещё.

День полнился покоем, и даже когда на другом конце луга появился парень, солнце не нахмурилось, а ветер не стал порывистым и резким. Раздвигая высокие травы, улыбаясь чему-то, парень приближался – он издали заметил девушку и шёл целенаправленно, пусть порой оступался, видимо, попадая в ложбинки и ямки.

Но вот он оказался так близко, что девушка повернула голову на шорох трав.

– Энке, – улыбнулась она. – Всё же пришёл.

– Думала, я испугаюсь?

Она дёрнула плечом, будто не была уверена, а затем кивнула, и Энке послушно сел рядом.

– И что же ты хочешь, раз такой смелый? – щурясь от солнца, она чуть откинулась на яблоневый ствол. – Чего желаешь?

Энке ответил не сразу, посмотрел на неё пристально, и взгляд этот был полон восхищения и чего-то ещё, чего-то, что и сам Энке не сознавал.

– Поцелуй? – предположил он.

Усмехнувшись, она закрыла глаза. Провела языком по губам, точно была немного змейкой.

– Поцелуй, – повторила, и насмешка прозвучала даже слишком явно.

– Но ведь я пришёл… и ты обещала, Нэйя! – ох, как же он был недоволен таким милым обманом.

По верхушкам трав пробежал ветер, ещё нестерпимее засияла река, Нэйя расслабленно вздохнула.

– Энке, ты слышал, в деревне говорили, что видели здесь полуденицу?

– Это сказки, Нэйя, – он засмеялся так громко, что в ответ заржали испуганно кони. – Нет таких существ в наших краях, да и в других они вряд ли водятся. Напечёт когда жаром голову, может и не такое увидеться.

– И русалок нет? – продолжала допытываться Нэйя. – Совсем нет?

– Лично я ни одной не видал, – разошёлся Энке. – А сколько раз по ночам рыбачил – не перечесть. Что ж они ко мне не приходили?

– И правда, – тут Нэйя схватила его за ворот рубахи и потянула на себя. Энке опешил, но поддался, решив, видно, что это обещанный поцелуй. Но нет, Нэйя потянула за шнурок и вытащила амулет. – А оберег носишь, – глаза её сияли золотом.

– Это материн подарок, – смутился Энке тут же. – Как его не носить?

– Зачем тебе оберег? Тебе ж никто не грозит, – она не касалась деревянного круга с вырезанными символами, отчего тот качался и дёргался на длинном шнурке. – Снимай, Энке, снимай его.

– А ты сама-то?

Нэйя отпустила шнурок и дёрнула ворот платья, высвобождая потайные крючки. Скоро Энке увидел тонкие девичьи ключицы, соблазнительную ямку между ними. Никаких амулетов Нэйя не носила.

– Видишь? – она провела пальцами по шее. – Я ничего не боюсь, а маменьки твоей тут нет.

Энке чуть покраснел и стащил шнурок через голову, он хотел уже спрятать оберег в карман, но Нэйя указала на расщелину в стволе яблони.

– Оставь тут, потом заберёшь.

Энке послушался, неловко пристроил оберег в указанном местечке и снова уселся, не сводя с неё взгляда. Нэйя сразу поднялась и потянулась, раскинула руки, точно желая обнять весь мир.

– Глупый ты, Энке, такой глупый, – почти пропела она. – Не бывает их, говоришь?

– Не бывает, – уверенность в его голосе звенела сталью, да и игра эта ему отчего-то нравилась.

– И ведьм?

– И ведьм!

Она запустила ладонь в волосы, сплетённые в замысловатую косу, и та сама собой рассыпалась, золотистые пряди разлетелись по плечам. Повернувшись к Энке, Нэйя ещё раз усмехнулась.

– Красивая?

– Ты в деревне лучше всех, – признал Энке. Им владело смятение, оттого он не спешил встать.

– Значит, поцелуй хочешь… – Нэйя крутнулась на месте, лёгкая юбка поднялась, открывая Энке красоту стройных ножек, а потом Нэйя упала к нему на колени, укладывая ладони на плечи. – Так давай же я тебя поцелую, бесстрашного.

Её губы накрыли его рот, Энке зажмурился от наслаждения, и в тот же миг Нэйя полностью изменилась.

Кожа её стала чёрной, волосы повисли неаккуратными грязными прядями, тонкие пальчики увенчались когтями. Страшная, дикая, сидела на коленях Энке совсем не лукавая девушка, бежавшая сюда через луг. Этакое чудище было ещё поискать!

Но Энке уже не сумел бы вырваться, с каждой секундой он всё бледнел и бледнел, пока вдруг не повалился обессиленно, больше в нём не осталось ни сил, ни самой жизни. Нэйя вытерла губы тыльной стороной руки.

– Не нас, Энке, нет, а тебя, – усмехнулась она и фыркнула на амулет. – И зря ты маменьку не слушался, бесстрашный.

Миг – и Нэйя снова стала девушкой, поправила волосы, собирая их в косу, а затем стремглав побежала через луг к деревне, которую было не видно за рощицей.

***

Проснувшись, я потёр лицо ладонями, а потом встал. Сон оставил странное чувство.

Внизу всё так же мирно бежала река, так же ярко пестрели цветами луга, да и небо выгибалось синее-синее. Там, где росло несколько диких яблонь, сидела девушка, а через разнотравье спешил к ней парень. И досматривать их встречу мне совершенно не хотелось.

Дверь распахнулась за моей спиной, я развернулся и шагнул в неё, не оглядываясь. Пусть уж в этом тёплом и солнечном мире Энке и Нэйя завершают круг за кругом, пока не разгадают друг друга.

========== 145. Ливень и Простуда ==========

Жадные пальцы туч схватили солнце, мир помрачнел, встрепенулся ветер в кронах, помчался по черепичным крышам. В воздухе чувствовалась поступь грозы, её влажное дыхание. Жители города спешили поскорее убраться с улиц, а я замер на смотровой площадке, совершенно не собираясь спасаться.

Возможно, эта гроза меня и ждала, меня и жаждала настигнуть. Облачная гряда всё вырастала, набиралась синевы, такой глубокой, что местами была уже почти фиолетовой. Она словно собиралась смять красные крыши, вонзить острые клыки молний в уличные плитки, зарычать в жестяные глотки водостоков.

Мне хотелось видеть это. Каждый разгул стихий – особенный. Я мечтал быть свидетелем, зрителем, приглашённым в первый ряд.

Зарокотало внезапно и сразу с нескольких сторон. Город совсем помрачнел, надвигая крыши получше, замирая в тяжёлых лапах грозы. Солнце просвечивало болезненно жёлтым пятном, но ни единый луч не сумел пробраться сквозь облака, такие те оказались плотные.

Робкие ещё первые капли упали в пыль, снова промчался ветер, и я выступил из-под крыши, которая должна была защищать от дождя тех, кто решил полюбоваться городом с этого места.

В тот же миг, точно это и стало сигналом, хлынул ливень.

Он, конечно, промочил меня до нитки сразу. Молнии сияли столь ярко, что в этом мистическом свете стены зданий выбеливались до немоты. Гром раскатывался по небу, эхом разбегался по улочкам, заставлял стёкла звенеть.

Я стоял почти что в эпицентре, охваченный вдохновением и радостью, наслаждаясь каждой секундой. Холод не чувствовался – слишком волнительно всё это было, слишком ярко, чтобы уделять внимание нуждам тела.

Ливень бил меня по плечам, вплетался в волосы, скользил пальцами по лицу. Я закрыл глаза, впитывая его в себя, проникая мыслью в его суть, становясь им на эти краткие мгновения.

Гроза вылизывала город огромным языком, рычала, кричала, прыгала между домов. В ней воплотилась чистейшая природная мощь, и город сдался сразу, без боя, без сопротивления. Улицы были пусты, по ним бежали потоки воды…

Когда я засмеялся, не в силах больше вмещать ликование, рядом со мной остановился юноша. Я узнал в нём Ливень.

– Так ты пришёл на встречу, – улыбнулся он. – Я ждал.

Мы пожали руки друг другу.

– Но думал, я не решусь? – усмехнувшись, я коснулся длинных прядей его волос. – Зря ты так.

– Мало кто решается, посмотри, как шумно и ярко кругом, – гром заглушил последнее слово, и он улыбнулся.

– Иногда я люблю и грохот, и свет, – ответил я в тон.

Он потянул меня за собой, и вот мы уже стояли на крыше собора. Отсюда можно было рассмотреть весь город, увидеть, как он затоплен, покорён, как он тонет в стихии.

– Красиво, – сказал Ливень. – Но уже скоро мне нужно бежать.

– Жаль, – я только качнул головой. – В иной мир?

– Да, хочешь со мной? – он сощурился. – Но ты заболеешь, непременно. Кто же выдержит столько влаги, кроме дождей?

– Попробуем.

Отказаться от нового для себя путешествия не может ни один странник, Ливень, похоже, прекрасно знал это, так что больше ничего не спрашивал.

***

Мы помчались с ветром и даже быстрее: ливням и грозам не нужно было открывать дверей, они пересекали грани реальностей так свободно и быстро, будто одновременно присутствовали в каждой из них. Раньше мне не приходилось путешествовать таким образом. Мы мчались от мира к миру, напитывали поля, орошали леса, прыгали с холма на холм. Мы даже гудели в ущелье, а молнии дробили камни, пока Ливень превращал горную речушку в неуправляемый жуткий поток.

Реальности боялись нас и радовались нам, приветствовали и прятались, и никогда ещё я не видел такого калейдоскопа миров, такой их пестроты, ведь нигде мы не задерживались слишком надолго.

Это было удивительно и чудесно.

В конце концов, Ливень оставил меня неподалёку от дома, промокшего, но счастливого. Я возвращался пустынной улицей, в ароматах недавно распустившегося жасмина. Во мне уже бушевала простуда, но единение со стихией того стоило. Я совсем ни о чём не жалел.

***

Просыпался я тяжело, поднимаясь из глубин сна, как из-под воды. Грудь сдавило, дышать было тяжело, и когда я всё же открыл глаза, мне показалось, что простуда выглядывает между рёбер, довольно скалясь.

Бороться с ней у меня не было никаких сил, но и сдаваться я был не намерен. Впрочем, когда я сумел добраться до кухни и остановился у стола передохнуть, в окно постучали. За стеклом маячил Ливень.

– Давай-ка помогу, – предложил он, просачиваясь внутрь и сразу разворачиваясь к плите. – Раз уж ты болеешь по моей вине.

Говорить я не мог – простуда уже добралась до голоса и с радостью сожрала его. Ливень понимающе усмехнулся.

Очень скоро мы вместе пили чай с липовым мёдом и малиновым вареньем.

– Вчера, когда я оставил тебя здесь, – рассказывал Ливень, – меня ещё ждали в холмах. Но ты наверняка проспал наш праздник.

– Выходит, что так, – сумел я ответить, согревшись чаем.

– Хозяин холмов и леса ждёт тебя в гости, – продолжал он. – Приходи обязательно.

Конечно, я и без того собирался это сделать.

Мы продолжали чаепитие, и время текло медленно и славно. Ливень говорил, и его короткие, но причудливые сказки надолго запечатлелись в моей памяти. Я почти готов был начать их записывать, как вдруг рядом со мной появилась простуда, теперь-то я смог рассмотреть её. Водянистый взгляд и спутанные космы волос, узловатые пальцы, сморщенное и перекошенное тельце… И пасть, полная острых зубов.

Ливень тоже увидел её и заметил:

– А вот и ты.

Простуда только оскалилась.

– Зря сюда пришла, тебе тут не место, – он сделал глоток чая. – Совсем не место.

Простуда тихонько заскулила, но всё же начала отступать, уходить в тень, и мне стало легче.

– Как тебе удаётся? – поинтересовался я, когда она скрылась в тени.

– В каком-то смысле, она моё порождение, вот и… – он засмеялся. – Не бери в голову. Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, – признал я.

– Прогулку мы, конечно, не продолжим, – Ливень поднялся, – но простуду я уведу с собой. И жду тебя снова, ты найдёшь меня.

Он исчез, как и положено исчезать Ливню, и я остался один в доме, а за окнами тихо шептал дождь – другой, зато уютный.

***

Новую прогулку со стихией я наметил на те летние дни, когда дождевая влага кажется удивительно тёплой. Вот только до этих дней ещё предстояло дожить. Каждую ночь во снах мне приходили яркие образы нашей первой прогулки, буйство стихии, ослепительное сияние молний, тучи, похожие на диких кудлатых зверей…

Мне иногда снилась даже простуда, я ничуть не злился на неё, ведь, в конце концов, она была в своём праве, когда напала на меня в тот раз.

========== 146. Октябрь ==========

Был октябрь. Туман ластился как зверёк, но утекал из рук, едва только пожелаешь его погладить. Осенние сумерки, точно лиловые чернила, вылились на город, заполнив каждый уголок. Дрожал фонарный свет, отражаясь во влажном зеркале тротуара. Где-то, наверное, кипела вечерняя жизнь, но здесь, в парке, куда забросила меня очередная дверь, стояла тишина и не бродило ни единой души.

Никто не мешал вдоволь проникнуться внезапным любимым месяцем.

Туман рос и креп, плыл аллеями, обнимал теряющие листву деревья, струился, и теперь уже не напоминал зверька, рядом со мной бесшумно крался настоящий матёрый зверь, переступая мощными лапами по палой листве. Я улыбнулся ему. В воздухе звенело известие, дрожала тончайшей паутинкой новость – под утро город укроется первым снежком. Но пока что вечер казался почти тёплым, а по паркам и улицам бродил туман.

Не всякий раз можно было понять, для чего ступаешь в один из миров, но сюда я проник, чтобы увидеть священное таинство октября, удивительный переходный момент, когда ещё вчера стоявшие полуодетыми деревья на утро метут небо обнажёнными ветвями. Миг, когда все, до последнего, листья забирает себе осень. Особенное ощущение – окунуться во влажную воду октября, когда только мгновение назад был в сладком дурмане начала июня.

***

Я свернул с аллеи прямо в объятия тумана. Он был столь осторожен, когда тёк над тротуарной плиткой, но тут, в тени сразу же показал характер: бисером капель осыпал волосы, принялся тыкаться холодным носом в щеки, попытался запустить ледяные пальцы под пальто.

Мы шли вдвоём сквозь тишину, пронизывая напряжённый покой натянутых струн-ветвей, ожидавших, когда же осень сыграет мелодию. Я слышал внутри самого себя, что это за гармония, отдалённо она напоминала классический мотив, но в самый последний момент исчезала, не позволяя угадать себя до конца: сцена ещё зияла пустотой, над ней не загорелись софиты.

Запрокинув голову, я увидел, как глубокое небо пронзают ветви, сквозь мельчайшие проколы лился холодный свет – звёзды.

В сумраке, окутывающем парк, возникали совершенные картины. Серебристый туман то открывал их, то снова укутывал полупрозрачной вуалью. О, если бы только можно было зарисовать это с натуры! Вот только моих способностей для этого слишком мало. Вся красота сохранится навечно лишь в памяти, нет ни малейшего шанса разделить это с кем-нибудь, подарить частичку этого чуда. Разве что, с туманом, сейчас доверчиво прильнувшим ко мне.

***

Ещё несколько шагов, неверный фонарный свет затерялся среди деревьев, туман отнял голос у всего мира, даже звук моих шагов, исчез любой шорох, любой шум. То ли парк обернулся лесом, то ли я снова пересёк границу миров или даже вошёл в чужой сон, но всё равно остался в сумрачном октябре. Напротив меня, то выступая из туманного морока, то вновь погружаясь в него, возвышался клён. Часть ветвей освободилась от ноши, на другой чуть дрожала листва, во мраке она была тёмной, но всё же угадывалось, что каждый лист разрисован алым и золотым. Один за другим, безмолвно и почти не кружась, они отрывались от ветвей и опускались в безвременье и темноту.

Ветра не было. В этот час ничто не смело нарушить тишину. Я опустился на ковёр из листьев. Сердце переполняло ощущение сопричастности к величайшему таинству, оно пронизывало всю мою суть, и сам собой в ладонь скользнул шаманский клинок. Не для того чтобы наносить себе раны, не чтобы кормить осень кровью с ладони. Лезвие напитывалось туманом, игрой теней, октябрём.

***

Ночь. Туман улёгся, уснул у неё на груди, а после ускользнул в иное измерение, откуда приходил погостить, мир стал удивительно прозрачным. Небо – сине-фиолетовая тушь – расчертилась чёрным, самым чёрным из всех возможных чёрных – спящими на ладонях осени деревьями. Лунный свет мягко падал сквозь ветви и выхватывал лежавшие у корней кучи листвы. Днём они – увядающее, быстро теряющее блеск золото, но сейчас мерцали холодным потемневшим от времени серебром.

Я видел, как печальной темной птицей падал лист, в безветрии ничто его не подхватило, он сделал лишь один печальный круг и, обессилев, упал, издав краткий шорох, как будто вскрикнув.

Воздух дышал морозом. Обманчивое тепло вечера улетучилось, как будто купол небес выпил его, словно там развернулся колодец, прорубленный насквозь в иные реальности. Оттуда и звезды сквозят извечной прохладой. Моё дыхание обернулось туманом, осело на воротнике не каплями, но инеем. Я смотрел в глаза осени, и она улыбалась мне в ответ, хоть лица её было не различить во мраке.

Ветви деревьев скрещивались надо мной дивным узором, казалось даже, что они превратились в огромный Ловец снов, и перья, которые его украшают – клочья тумана.

Сорвался и упал ещё один лист.

***

Небо просветлело постепенно, но осталось бездонным, выгнулось раковиной, готовясь открыться и показать наконец сияющую свежим перламутром жемчужину солнца. Весь небесный купол мягко сиял, пусть и был ещё тёмным. Клён напротив меня в пробуждающемся свете лишался последних листьев.

Проснулся и ветер, тронул несмело струны деревьев – звук заполнил собой пространство.

В прибывающем, стремительно нарастающем сиянии всё вокруг преображается – иней и изморозь выплетают белое кружево, тончайшее и хрупкое, преобразили драгоценности палой листвы, украсили ветви.

Я поднялся. В моих волосах тоже сияла морозная ненастоящая седина.

***

Всходило солнце. За деревьями на небосводе пролился розоватый румянец, нарастающий золотом. Свет пронизал всё вокруг, скрадывая расстояния. Ночью казалось, что я ушёл в глубь и тишь, теперь же стоял только в паре шагов от аллейки. Заколдованный и таинственный мир превратился в обычный парк.

Или я снова незаметно для себя пересёк границу?

Неспешно я прошёл по усыпанным листвой дорожкам. Нагие ветви полоскались в солнечном сиянии. Я миновал ворота и оглянулся – чёрные росчерки крон нежным плетением удерживали растекающееся небесное золото. Стремительно таяло белое кружево, а воздух переполнился горьковатым и терпким ароматом – прелой листвы, орехов, дыма.

Моя дверь поджидала за углом, но так не хотелось покидать осень, так не хотелось расставаться с ней. Иногда мне казалось, что только с ней я по-настоящему един. Шагнуть в октябрь из июня, чтобы провести с ней хотя бы одну ночь – это был дар. И от него нелегко было отказаться, я медлил, как если бы прощался с возлюбленной перед неизбежным расставанием, я старался удержать хрупкие пальцы, снова поймать лёгкую улыбку.