Текст книги "365 сказок (СИ)"

Автор книги: RavenTores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 59 страниц)

– Почти наверняка их всех ждёт гибель. Если странник обретёт свой компас и выйдет на дорогу, так бывает, ты сам понимаешь, то они… Они же бескрылые.

– А корабли их крылаты, – усмехнулся я. – Напротив, пройдя границу впервые, они могут получить шанс на иную судьбу. Они ведь уже поклялись дороге в любви, раз уж сотворили то, чего в этом мире не бывало и вряд ли случится ещё раз.

– И правда, – оно порывисто поднялось. – Поспешим.

– Куда? – моя дверь ещё как будто бы не собиралась открыться.

– Увидим своими глазами!

***

Возможно, в этом существе было что-то от сильфиды, так ловко оно управлялось с ветрами. Очень скоро мы оказались над морем, что свивалось в чудовищной силы водоворот, отблёскивающий алым и золотым. Солнце над ним будто бы не заходило, хоть его и не было видно на по-ночному синем небе, оно точно светило сквозь пенные волны, изнутри.

– Вот, видишь, там иная реальность, но какой корабль преодолеет это?

– Как мы посмотрим на них сейчас, если они только утром выдвинулись в дорогу? – поинтересовался я.

– Ничего сложного, – объяснило оно. – Ведь мы здесь не существуем на самом деле. Что нам временные условности этого мира? Как я позвал ветра, так попрошу и временные потоки показать мне то, что для кого-то только будет.

Усмехнувшись, я замер над водой, в то время как существо говорило с гибкой для нас реальностью. До меня доносился шум и рёв, пена зацепила щёку. Кораблям придётся упасть с небес в горло моря, как они умеют это?

Водоворот был столь огромен, что я почти представил, как корабли, кажущиеся игрушками, уходят вниз…

И тут паруса показались на горизонте, приближаясь так быстро, словно кто-то включил реальность на ускоренную перемотку.

– Смотри! – выдохнуло существо.

***

Один за другим, они плавно, мягким спиральным движением, ускользали вниз, в сияние. Я боялся, что стихия начнёт разрушать их, но всё происходило так красиво и спокойно, что я отбросил тревоги.

Нет, никому там, на кораблях не грозит ничего, кроме… Вечной разлуки с теми, кто остался на берегу. Впрочем, вряд ли они обещали вернуться.

– Сколько сердец теперь зажжётся на пути! – воскликнуло существо.

Я всё не отводил взгляда. Мне тоже предстояло пройти этот водоворот. Но пока я смотрел, внутри зажглось и оформилось в слова осознание: не ради себя, не ради компаса в груди, который кто-то безжалостно вырвал, этот путник решился уйти на корабле.

Он знал, он понял этих людей лучше, чем они сами себя.

Теперь тоска, грусть, любовь трансформируют их. И зажгутся сердца, влюблённые в дорогу, не только тех, кто сейчас погрузился в пучину. В далёком теперь городе, уснувшем в ладонях холмов, родятся другие путники. Они выстроят корабли, они научатся открывать двери.

Вот ради чего он так трудился.

– И если я не могу, то сумеют они, – прошептал я.

– Что ты сказал? – удивилось существо.

– Это был не я.

Последний корабль исчез из виду, и в ту же секунду я бросился в волну, позволил ей увлечь, потащить, затянуть и меня… Впереди ждала иная реальность, и я надеялся, что смогу там найти того странника, который не мечтал найти собственный компас, а жаждал подарить страсть путешествий другим.

========== 194. Приступ любви ==========

Я был поражён в самое сердце острым приступом любви.

Шёл по полузнакомым, может, привидевшимся некогда во сне улочкам и узнавал в каждом мгновении, в каждом порыве ветра, в каждом прикосновении солнечного луча апрель.

Внезапный, но настоящий апрель.

Открывались крупные почки каштанов, лаковые и клейкие, они давали свободу мягкой зелени, покрытой серебристым пушком. У этой зачаточной молодости мне чудилось столько общего с птицами! Маленькие птенцы точно так же беспомощны и пушисты, так же открывают клювы навстречу апрельскому свету.

В траве, которую пока ни разу не подстригали на газонах, открылись жёлтые солнышки одуванчиков. Их тут оказалось немного, но я чуял, я видел, что скоро все газоны тут станут совершенно золотыми. Одуванчики ведь неистребимы, и каждый год зелень будет сменяться солнечным их золотом, а потом безжалостные косилки сомнут пушистые головки раньше, чем те успеют разлететься по сторонам и смутить прохожих беззаботностью и лёгкостью.

Бесконечный круг, который никто и никогда не прервёт.

Я чувствовал себя влюблённым.

Безумно влюблённым, до глубокой горечи и боли, и в то же время счастливым до самых небес. Странная двойственность.

Чувство распирало изнутри грудную клетку, поглощало мысли, оставляя лишь восхищаться. И, наверное, некоторое время я вовсе ни о чём не думал, глядя только на плавно очерченные и величало плывущие в лазури белые облака, на стройные здания и мягкие очертания крыш.

Прохлада окутывала меня, и ветер поднялся почти ледяной, но вот солнце оказалось настолько ласковым, что я тут же забыл о холоде, едва не сбросив плащ на ближайшую лавочку.

Пробежаться бы по этим улицам налегке!..

Острый приступ любви.

***

Я вслушивался в звук шагов по плиткам, вглядывался в спешивших мимо людей, которые и не замечали меня, жаждал улыбаться им. Но, как порой случалось, был лишь призраком для очаровательных переулков и перекрёстков, лишь очередным бликом, только новой тенью.

Настроение же оставалось похожим на апрельский ветер. И я продолжал исследовать, изучать и проникаться городком. Останавливаясь на площадях или в укромных арках, ведущих в закрытые со всех сторон дворы, я всё никак не мог поймать наконец за хвост мимолётное ощущение, которое то манило, а то сбегало, ускользало, скрываясь за поворотом.

Его нужно было назвать, оформить словом. Будто бы так я совершил бы обряд, благодаря которому вошёл в город уже не тенью, не отголоском, не бликом. Собой.

Впрочем, которым собой?

Тут мне приходилось улыбнуться, снова упуская то самое, зачем так гнался.

***

Море? Это ли не оно?!

Море – слово-имя-заклинание!

То, что всегда заставляло меня испытывать особенный трепет.

Нашёл ли я то, за чем спешил? Поймал ли?

Сейчас этот город вовсе не был приморским. Океан катил волны над долинами, над холмами ещё в те времена, когда здесь никакого города не было и быть не могло.

Океан – старый, как само время – исчез, оставив о себе только вот это…

Это.

Ощущение, за которым я бежал со всех ног. Призрачный привкус соли на губах, шелест волны, перекатывающей камни, яркий и острый аромат водорослей выброшенных на берег. Пусть мираж проскальзывал и растворялся среди солнечного света так близко, что и уловить-то его было почти нереально, но я вдруг увидел во всей красоте и полноте лазурную и зелёную, пурпурную и багряную, тёмную, светлую, восхитительно переменчивую морскую ширь. Под ней, словно укрывшись беспрестанно колыхавшимся одеялом, лежали просторы, ставшие позднее основанием города.

И я был безответно влюблён во всё это, в какие бы времена и реальности оно ни простиралось.

***

Свет, краски, сияющий воздух – всё воспринималось обострённо, во всей неожиданной полноте, точно нервы мои внезапно обнажились, перестали прятаться в недрах тела. Или же я просто сам по себе обратился в нечто, умеющее исключительно воспринимать, принимать, вникать.

Слышалась мелодия весеннего города, сотканная из шагов, гудков, голосов, из шума пока обнажённых ветвей, звона проводов в пальцах ветра, из пения птиц, из лая собак, с наслаждением бегущих за автомобилями, что выехали из арки двора. Музыка, где каждая нота исполнялась необычным инструментом, собранным из частичек привычного шума.

Я растворялся в этой реальности, переставая ощущать себя самое, чтобы прочувствовать весь город, все удалённые уголочки, центр, каждую улочку, каждый парк, сквер и бульвар.

Чтобы увидеть за всем этим, а точнее, над всем этим великолепное море, невероятное, не имеющее границ.

Я был бесконечно влюблён.

***

К ночи, когда я уже проводил закатное солнце, прохлада всё же пробралась и в сердце. Теперь я стоял на площади и всматривался в темноту небес, будто выискивая в ней ответ.

Мне снова чудилось, виделось, мнилось и шепталось море. Пойманное в апреле, скованное весной, оно силилось проснуться и в полную силу развернуться там, где некогда пребывало.

Влюблённый, я никак не мог разобраться, кому отдал сердце – океанская ли волна, апрельский ли город это?

Прикрыв глаза, я наконец-то отрешился от всего, представил себя в тишине и мраке, чтобы рассмотреть получше, что выросло в глубине души.

***

– Вы – очарованный странник, – её фигура вышагнула из мрака, высветилась, будто сплелась из мельчайших сияющих точек.

– Влюблённый. Сегодня, – поправил я, решая про себя, её ли вообще искал.

– И это тоже, – теперь можно было разобрать в ней древнее существо, спрятавшееся за привлекательной и невинной оболочкой. Однако интуиция ничуть не взвилась, а спала где-то на дне меня самого. Неужели никакой угрозы?

– Отчего вы решили заговорить со мной? – спросил я.

– Никак не могу решить, – она обвела ладонью городские постройки, и тут же мы оказались на островке два на два шага, на осколке скалы, запертом в сердце океана, – что следует оставить, а что – убрать? Подскажите, странник?

– Я и сам не могу выбрать, – улыбнувшись, я развёл руками. – Познакомившись с городом, я нашёл за ним океан. И оба они заняли по кусочку сердца.

– Да… Да, я понимаю, – она погрустнела. – Однако мир мой кажется мне незаконченным. Потому-то здесь всегда лишь апрель. Потому каштанам на центральном проспекте никогда не зацвести. И морю, моему океану, никогда не занять всё до самого горизонта…

– Одно вложено в другое и тесно сплелось, – согласился я. – Но разве в этом не прелесть?

– В незавершённости?

– В слиянии.

Она замолчала надолго, то ли осмысляя, то ли решив, что советы странника и его рассуждения никакого внимания не стоят.

Внутри меня прогорала влюблённость. Я смотрел на то, как пламя становится всё скромнее, пока и вовсе не исчезает. Это было и печально, и радостно, ведь поймавшее меня незначительное чувство на самом деле мешало другим.

– Слияние, – повторила она. – Это ты полюбил?

– Некогда, – кивнув, я услышал, что моя дверь собралась из осколков звёзд, замирая позади.

– Что ж, это повод для размышлений, – и она чуть улыбнулась. – Уходи, странник, мне нужно сделать уборку.

Послушавшись, я сделал шаг, не оборачиваясь к ней спиной. Я чувствовал дверь, не было нужды всматриваться в неё.

Острый приступ любви исчез в тот миг, когда я перешагнул порог.

Или остался со мной, скрывшись в воспоминаниях о городе, который был морем, об океане, который всегда жил над ним, о творящей мир, что решилась сплести вместе и то и другое.

========== 195. Мысли ==========

Я брёл берегом ручья, куда-то спешившая вода помогала мне упорядочить мысли, и пока я следил за ней, мир раскрывался и изменялся, представая в ином свете. Эта реальность пришла ко мне в ответ на накопившиеся вопросы к самому себе, обещая помочь если не разрешить их, то хотя бы упорядочить.

Теперь я следил за стрекозами, вспоминая хокку, ловил блики солнца, вместе с тем стараясь разложить смутные ощущения по полкам, осмыслить всё то, что меня взволновало и продолжало пока бурлить глубоко внутри.

***

– Ты когда-нибудь замечал, что мы оставляем наши мысли среди чужих улиц и равнодушных зданий, бросаем их, не заканчивая, обрывая, ухватившись за новую тему, показавшуюся более интересной? – он стоял рядом со мной на крыше, и ветер подталкивал нас в спину, будто желал нам падения.

– Нет, – идея показалась мне интригующей и пугающей одновременно.

– Вот если представить… – он прикрыл глаза. – Такой мыслепоток замирает в воздухе… Или кружит, подобный сухим листьям, над дорогой, которой ты только что шёл. Вдруг существуют целые миры, где сейчас остались лишь позабытые кем-то мысли?

В груди шевельнулась тревога.

***

Чувствовалось дыхание приближающейся осени. Листва кустарников местами уже начинала желтеть, краснели округлые ягоды, похожие на боярышник. Тени отливали синевой. Я остановился там, где ручей внезапно менял направление, и вдохнул глубже, желая впитать предвкушение осенних деньков.

Вдохнуть и вместить в себя немного чужого августа, который мог бы именоваться как угодно иначе, но всё равно для меня оставался августом, осенним привратником, возлюбленным братом.

Оглянувшись, я не увидел ничего странного, и это удивило, словно я должен был оставить след из потерявшихся мыслей, а тот почему-то не отразился в прогретом солнцем воздухе.

***

Мы сидели на крыше непозволительно близко друг к другу и молчали, пока он не расколол тишину:

– Ведь есть же миры, переполненные обрывками снов, есть же те, где сплелись фантазии, впечатления, ощущения тысяч странников. Значит…

– Полагаешь, где-то существует и мир, в который уносятся все оставленные мысли? На кого же они там похожи?..

– Не знаю, – мы встретились взглядами.

***

Я бродил по холмам, прорезанным сухими руслами ручьёв, обнажающими их каменное естество, мои шаги шуршали по иссохшей траве, жёлто-соломенной, острой, жадно вцеплявшейся в одежду. Ветер трепал мне волосы, из-под ног выпрыгивали кузнечики и разбегались сочно-зелёные крупные ящерицы.

Мне уже стало намного легче в этом уходящем лете, переполненном светом, уступающим осени по капле, по одному листку.

Я даже не сумел бы сказать, отчего так встревожился. Почему меня так взволновала идея, что оставшиеся без присмотра мысли станут, как брошенные сны, бродить по мирам.

Впрочем, спокойствие бывает сродни печали, а её мне совсем не хотелось.

***

– А ещё мы разбрасываемся своими воспоминаниями, не ценим краткие мгновения, каждое из которых, в сущности, неповторимо и этим уже бесценно. А потом, когда нам приходит в голову желание вспомнить, то мельчайшие подробности, упущенные, как капли воды сквозь пальцы, не придут и не помогут. Картина будет казаться неполной, в ней не останется жизни, не будет самого главного – души, – проговорил он торопливо.

– Странно, я тоже когда-то думал об этом, – нахмурился я. На крыше было уже слишком холодно, нас согревало только тепло друг друга.

– Вдруг эта мысль не принадлежит мне, а твоя? – поддел он. – И я поймал её, забрал, присвоил.

– Мне нужно ревновать её? Что, думаешь, я должен сделать с этим?

– Не знаю, – он озадаченно усмехнулся. – Решать, выходит, тебе.

***

Ручей растворился в речушке, я сидел на берегу и тоже мечтал раствориться, только в воздухе, переполненном солнечной усталостью. Тепло не могло вылечить затаившийся внутри меня холод, тот самый, которого я впитал слишком много на крыше.

Зачем он заставил меня беспокоиться о мыслях, разбежавшихся по другим мирам? И если уж они всё равно унеслись прочь, может, в том и был их смысл?

***

– И тебе её совсем не жаль? – сейчас он походил на хищника. – Не жаль, что я её изувечу?

– Тогда она станет только твоей, изменится, не будет моей, – пожал я плечами.

***

Наконец я выбросил всё это из головы, повалившись в траву и зажмурившись.

Чёрт с ними, с мыслями и тревогами. Пусть меня заключит в инклюз из солнечного света этот чужой август, приключившийся в мире, настолько далёком от путей странника, что я прежде никогда не встречал его.

Трава чуть шуршала под ветром, иногда слышалось журчание воды, всплески выпрыгивавшей рыбы, и я едва не задремал или едва не развоплотился.

– Этот мир и есть твоя мысль, – узнал я голос.

И тут же понял, что вокруг нет никакого августа. Мы стояли на всё той же крыше, тонули вместе с городом в темноте и холоде, на нас опускалось звёздное небо.

Мне было жаль ненастоящего августа.

***

Позже, когда мы спустились в кофейню и потягивали кофе – у него было по-венски, мой же – латте, он добродушно объяснял:

– Всё так, как я говорил. Мы все теряем и мысли, и воспоминания, и идеи. Но они, как и сны, впрочем, никуда не исчезают. Почему бы мне не разделить с тобой знание?

– Ты намеренно преподнёс это так…

– Да-да, – отмахнулся он. – Но это же тоже интересно.

– Интересно вогнать меня в такое состояние? – всё же меня начинало это забавлять.

– Ага, ты смешной, – он откинулся на спинку стула. – Ты начинаешь искать последствия, за которые отвечаешь.

– А это неправильно?

– Ну ты ведь и сам сказал, что сбежавшие мысли…

– Перестают быть моими.

– Именно, – и он отставил пустой бокал. – Именно.

***

Проснувшись, я недоумённо огляделся, вокруг расстилались позолоченные подступившей вплотную осенью холмы, шептал ручей, вздыхали травы. Я вновь оказался в пучине августа.

Или, быть может, она выплеснулась из меня самого?

Что было настоящим, что случилось во сне?

Я покачал головой, не зная больше ни единого ответа. Поднявшись, вновь двинулся вдоль ручья, наблюдая за стрекозами, вслушиваясь в мир и себя. С одной стороны, я будто бы только сильнее запутался, с другой, чувствовал необычайную ясность сознания.

Случайно бросив взгляд в сторону, я увидел висящее в воздухе округлое зеркало. В воздухе?

Теперь я не мог пройти мимо и остановился прямо напротив, ожидая увидеть собственное отражение, но нет, только холмы и кустарник. Я сделал ещё шаг, заворожённый этим зрелищем и растерявший все вопросы.

Тогда только изнутри шагнул к стеклу и он. Нас разделила незримая граница, мы смотрели друг другу в глаза.

– Забавно, да? – спросил он.

– Не уверен.

– Ты любишь август.

– Где я на самом деле?

– Может, лучше спросить, кто ты сейчас? – он усмехнулся, откинув с лица рыжие волосы. Я сделал тот же жест мгновение спустя.

Перед глазами проскользили образы и тут же потерялись. У всех было моё лицо, но…

– Маг.

– Шаман.

– Перестань играть со мной.

– Перестану, безусловно, – и он протянул руки, пробил податливую зеркальную плоть и обнял меня за плечи. – Это всё Охотник, которого ты отпустил.

– Кто-то ещё хочет обрести собственный путь? – прикосновение его было очень приятным и одновременно пугающим.

– Нет, да и Охотник… Всё ещё часть тебя, где бы он ни бродил. Не понимаешь, Шаман?

– Нет, – признался я. – И не хочу.

– Ну, поэтому и не понимаешь, – он засмеялся и слился со мной.

Пропало зеркало, август, холмы и солнечный свет.

Я стоял посреди мрака, на меня падало звёздное небо, подо мной шуршал город, ворочался во сне, недовольно мигал огнями.

Я же был совершенно один.

Но не одинок.

Внутри меня смеялся Маг.

Я тоже улыбнулся.

– Ты прав, – шёпот на мгновение сверкнул в воздухе и рассыпался колкими осколками, – это действительно забавно.

========== 196. История странника ==========

Я подслушал эту сказку в таверне, что стояла едва ли не у самого горизонта, на западе. Там постоянно, даже ранним утром, мерещился закатный свет. Среди путников часто встречались сказители, вот один из них и разговорился, выпуская дым изо рта да поглядывая по сторонам искоса, проверяя, кто же на самом деле слушает.

– Бродил я как-то мирами, что всегда в стороне от торных путей. Уж и не вспомнить, который тогда попался первым, но как сейчас встаёт перед глазами дорога…

***

Дорога была вымощена зеленоватым стеклом, каждая стеклянная плитка, у краёв изумрудная, к центру превращалась в травянисто-зелёную, но цвета казались приглушёнными, мягкими, да и, в общем-то, в этой реальности всё было пастельно-нежным, будто бы здесь и не могло появиться кричащих тонов.

Путь вёл вперёд и вперёд, заворачивал у холмов, спускался к ручьям, где приходилось перепрыгивать по влажным камням, и бежал всё дальше, будто совсем не имел конца.

Странник, бредущий вдоль очень между собой похожих лугов и рощиц, позабыл о времени и только рад был немного отдохнуть от других дорог и иных троп, где приходилось гораздо тяжелее, чем тут, в объятиях солнечного тепла и с подбадриваниями летнего ветра. Лишь к вечеру он задумался о ночлеге, о приюте, и тогда понял, что ничего похожего пока не встречал.

Очередной ручей по широкой дуге огибал рощу и устремлялся на север, и путник решил, что как раз здесь, между деревьями, у воды, которая несётся столь радостно и быстро, он и остановится. Раз уж нигде не встретилась деревенька, если уж до города оставалось так долго и далеко.

Он развёл огонь на песке неподалёку от воды, сел к костру и некоторое время смотрел на танец языков пламени. Из-за деревьев не было видно, как садится солнце, но сам воздух дышал приближающимся, накатывающим океанской волной вечером. В изменчивой тишине, что строилась из голоса ручейка, переклички птиц, стрёкота сверчков, странник почти растворился, отпустив все мысли и тревоги. Он словно уснул с открытыми глазами, а когда пришёл в себя, всюду уже властвовала ночь.

Над водой сновали беспокойные зелёные огоньки, в кронах изредка вскрикивала высоким голосом непонятная птица, и темнота то сгущалась, то внезапно отходила от едва очерчиваемого изрядно прогоревшим костром круга. А напротив странника, на границе между мраком и полусветом замерла девушка.

Точнее, это поначалу он признал существо – девушкой. Но чем дольше рассматривал, не стремясь сразу выдать, что уже может видеть её, тем сильнее ему казалось, что она то ли нимфа, то ли русалка, может, даже сильфида.

У неё были длинные волосы и сияющие полупрозрачные глаза. Черты лица острые, скулы слишком высокие, из-под спутанных, висящих до земли белых волос торчали кончики длинных ушей. Рот, плотно сжатый, едва выделялся на бледной коже, точно губы совсем лишились красок.

Она сидела, подтянув колени к груди, и волосы укрывали её так сильно, что рассмотреть, одета ли она во что-то или как там выглядят её бёдра и колени, было невозможно.

Странник потянулся и спросил:

– Кто ты, красавица? Пришла погреться у огня?

– Проверяю, кто ты, – ответила она холодным голосом. – Что здесь делаешь, странник? Такие, как ты, обычно обходят мир наш стороной.

– Отчего же? Он красив.

– И опасен, – она чуть наклонила голову. – Я легко могу убить тебя.

– Но пока что не убила, – странник только усмехнулся в ответ. – А значит, никогда не убиваешь без разбора.

– О, ты делаешь вывод в свою пользу, но мне, быть может, сегодня лень сразу набрасываться и есть желание разговаривать, – она оскалила белые клыки. – Или я сыта.

– Что ж, такое возможно, – согласился он. – Тебе, конечно, виднее, но я ещё жив, и мы говорим. Это в любом случае отличный знак.

– Хороший настрой, – текучим движением, которое только казалось медленным и плавным, она переместилась так близко к нему, что странник ощутил леденящий холодок, исходящий от её зеленоватой на поверку кожи.

– Завтра уже я покину эту реальность, – сказал он. – А если тебе вздумается пообедать мною, то сегодня. Для меня-то ничего не изменится.

– Скучные вы существа, странники, – она провела длинным пальцем по его скуле, – всё-то вам нипочём. Плотью своей делитесь даже… – она засмеялась. – Вдруг я знаю, как выжрать самую твою суть?

Он бы, может, и испугался, да только бродил по мирам не первый год, а потому угроза лишь развеселила.

– Так начни, – предложил он. – Суть странника – вещь опасная. Так вот и сама обернёшься странницей, едва откусишь от сути.

Она недовольно отпрянула.

– Нет уж, мне и здесь замечательно, – и тут же растянулась на сыром песке, открывая свою наготу и красоту. Тело её было более длинным, пропорции чуть искажёнными, будто она должна была родиться змеёй, но замерла в теле, похожем на человеческое.

Странник залюбовался лишь на одно мгновение, сразу разгадав её план.

– Лучше скажи, – обратился он к ней, – куда ведёт эта дорога?

– В город, которого нет, – она перекатилась и села, гипнотизируя его взглядом.

– А есть ли он?

– Нет, – она опять улыбнулась.

– Тогда почему есть дорога?

– Пройди её до конца, и узнаешь, – она всё же поднялась и обняла себя за плечи. – Будь спокоен, этой ночью ты в безопасности.

«Город, которого нет», «Пройди до конца» – так и остались эти слова в темноте, точно кто их повесил. И странник не сомкнул глаз – всё размышлял, стоит ли поддаваться на скрытую в них магию, кусочек дорожного волшебства.

***

С рассветом он вернулся на дорогу, но она стала не зелёной, а синей, каждая плитка в центре была лазурной, а к краям набиралась океанской глубины. Дышалось легко, солнце едва встало, и странник двинулся вперёд, решив, что всё же пройдёт до конца.

Ни луга, ни поля, ни холмы, ни леса манили его, а хотелось лишь знать, что там ждёт у конца дороги. Есть ли у неё конец?

Он шёл весь день, а потом – и всю ночь. Пока вдруг не понял, что не может остановиться. Только передохнуть, чтобы затем опять идти и идти. И вспомнились ему сияющие, но почти бесцветные глаза неизвестной, что не была ни нимфой, ни сильфидой, ни русалкой, но всё же околдовала его навечно.

Так, значит, вот как она решила поглотить его суть, поймать его в ловушку!

Но дорога на то и дорога, чтобы продолжать по ней идти. И странник улыбнулся, перед ним лежала целая бесконечность.

***

– Она и сейчас со мной, – закончил он рассказ и отставил пустую кружку.

– Что, ты, выйдя на крыльцо, увидишь эти свои плитки? – не поверил кто-то из совсем недавно ставших путниками.

– Так оно и будет, – усмехнулся он в ответ. – А если ты встанешь со мной рядом, то и она к тебе придёт, хозяйка дороги.

– Не поверю, – качнул головой тот. – Покажи.

– Ну, мне всё равно пора.

Они вдвоём вышли из дверей трактира, а остальные высыпали следом, чтобы полюбоваться на происходящее. И увидели, как странник сходит с крыльца на дорогу, сияющую сегодня оранжево-жёлтым.

Тот, кто так отчаянно не верил ему, боялся наступить на яркие плитки.

– Видишь? – усмехнулся странник.

А когда двинулся прочь, дорога померцала с минутку и стала обычной, тракт, усыпанный гравием, уносящийся на юг.

Только вот странника больше не было. Ведь его дорога вела на север, далеко-далеко. К Городу, которого, может быть, нет.

========== 197. Песчинки ==========

Пламя столбом поднималось к небу, и чёрный дым мешался с золотистыми искрами и алыми языками. Скоро от деревни только одни угли останутся. Лиссанда в последний раз рванулась в крепких руках воинов королевской свиты. Слёзы так и текли по щекам. Вот только голос больше ей не повиновался. С того момента как арбалетный болт вонзился в грудь Малиса.

Как в тумане всё, что было этим утром, а про вчерашний день не стоит и вспоминать. Лиссанда умоляла всех богов, каких знала, дать ей забыться, но никто не внял ей.

– Вот и всё! – с удовлетворением произнёс десятник. Он сидел на коне и ухмылялся, глядя на то, как рушатся в огне пожара деревенские дома. Под защитой мага, что, укрывшись капюшоном, стоял сейчас в тени тополя, десятка королевской стражи была непобедима. И не тягаться с воинами жителям деревушки, где и завалящего меча отродясь не водилось.

– Что ж, красавица, по коням, – засмеялся десятник зло. Лиссанде никогда не узнать его имени, да и так ли важно теперь это?

Один из державших воинов, закинул её поперёк седла. Теперь отряд держал путь в замок, где остановилась Королевская Охота. Ехали не торопясь, закончив дела на сегодня и наслаждаясь солнечным теплом. Ветер порой всё же приносил запах горелой плоти, разрушения и смерти.

Улучив момент, когда отряд проезжал надо рвом по разводному мосту, Лиссанда отчаянным рывком кинулась с коня. Никто не успел бы удержать её, и тело полетело вниз, в глубины рва. Туда, где скалились острые пики…

***

Песчинка к песчинке.

Вот и последняя пересыпалась.

Кто-то вновь перевернул часы, и золотистый ручеёк побежал из одной колбы в другую. Незамысловатые песочные часы, дерево от времени потрескалось, а на стекле пыль бы протереть. Но хозяин забывает их среди полок с ветхими свитками и фолиантами. Какими бы неказистыми они не были с виду, но службу несут исправно не первый уж век.

***

Солнечное утро казалось таким сонным. Надин забыла о вышивании и следила, как пчелы перелетают с цветка на цветок в ещё туманном и мягком свете. Мерное гудение убаюкивало. Младшая сестра, Рэтал, носилась по саду с сачком, стараясь поймать хоть одну из красавиц-бабочек, но мысли Надин и от этого были так далеки. Скорее бы уж пришёл вечер!

Рэтал убежала во двор и уже спустя мгновение ворвалась в сад с криком:

– Эй, Надин!

Встрепенувшись, та продолжила вышивание.

– Что тебе, Рэтал?

– Да брось ты шитьё! Дарек приехал!

Надин тут же сорвалась с места.

Дарек – охотник, следопыт, лучшего и во всех Трёх Королевствах не сыскать. Статный, молодой, красивый! Все девушки так и млели от него, а он только подмигивал. Взгляд у него цепкий, глаза синие, как небо. Надин за один его взгляд жизнь отдать не побоялась бы. Но видно и Дарека красота Надин зацепила не на шутку. Вот уже месяц ездил он к её отцу и украдкой говорил с ней.

– Надин! – голос его звучал так мягко.

– Какой неожиданный визит, Дарек, – постаралась соблюсти приличия Надин, а сама вся сияла от восторга.

Он протянул ей букет лесных цветов, диких и нежных.

– Они так похожи на вас, Надин!

– О Дарек…

– Сегодня праздник мёдосбора, – Дарек серьёзен. – Я говорил с вашим отцом, и он дозволил пригласить вас, Надин, как мою невесту.

– Ах, так восхитительно! – она смущённо зарумянилась, едва не выронив букет.

– Буду ждать на закате у реки. Там, где костры, – и он вскочил на Белогривого, чуть тронул поводья. Понятливый конь шагом направился к воротам, а Надин смотрела вслед.

***

Когда песчинки почти пересыпались, на мгновение они точно замирают, прежде чем сорваться последним витком в узкое отверстие соседней колбы. Скоро придёт пора переворачивать песочные часы снова, но пока что есть краткий миг, пауза словно для вдоха.

***

Лиссанда стояла в темноте. Мрак оказался таким густым и полным, что скоро уже нельзя было отличить верха от низа. А может, тут ничего такого и не нашлось бы. Лиссанда попробовала двинуться, но не сумела понять, происходит ли что-то. Попробовала произнести хоть слово, но голос не послушался.

Внезапно раздался звук, будто что-то деревянное тихонько стукнуло о столешницу. А затем зашуршал песок. И тогда вдали и чуть выше появилась маленькая звёздочка, свет, на который можно было сориентироваться.

Лиссанда потянулась туда и обнаружила самоё себя, своё тело, движения рук, ног. Её охватил восторг, но быстро отступил и смазался, потому что ожили и воспоминания об исчезнувшей, стёртой с лица земли деревне, обо всех, кто погиб там. Но если её увезли, если она кинулась в ров, то почему сейчас не на пике? Размышления закружили, и Лиссанда осторожно двинулась к свету. Где бы она ни была, оставаться в полной темноте хуже, чем хотя бы с маленьким лучиком.

Но вот она точно выступила из вуалей мрака и замерла неподалёку от костра, через который со смехом разбегались и прыгали парочки. Её никто не видел, не окликнул. Лиссанда подошла ближе и протянула руки к огню, хотя ненавидела его всем сердцем. Пальцы показались ей прозрачными, лишь сизая тень на фоне ярких языков.

– Что же я? Призрак? – она беспомощно огляделась и вдруг заметила девушку, слишком похожую на неё саму. Едва же подошла ближе, как услышала: