Текст книги "365 сказок (СИ)"

Автор книги: RavenTores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 59 страниц)

Дышать тоже надо как можно осторожнее, от каждого вдоха, который будет немного глубже обычного, они – спящие, грезящие изнутри – тоже сорвутся, прорвутся, рассыплются, а вместе с ними на куски разлечусь и я.

И есть только одна возможность спастись.

В этом холодном мире слово за словом я стараюсь сложить историю, выпуская острые клинки по одному, не все сразу, пусть даже иногда с губ слетают капли крови или кровавая пена.

Я выпускаю историю изнутри, из себя, из своего нутра, уже раскуроченного, изрезанного и больного.

***

…Где-то в иной реальности, где дожди были светлы, а ночи озарялись лунным сиянием, на краю леса жила хрупкая девочка, совсем одна. Она не была колдуньей или чем-то вроде, не водила дружбы с оборотнями или лесным народцем. Просто так вышло, что мать умерла, оставив ей только этот странный домик, почти развалюшку, так далеко от других людских селений, что был шанс позабыть собственное имя, пока хоть кто-то доберётся оттуда.

К людям девочку не тянуло, она и не думала о них, ведь всю жизнь видела только мать. Ей и в голову не могло прийти, что кроме них в целом мире был кто-то ещё, на них похожий. И оставшись в одиночестве, оплакав мать, девочка почти справедливо предположила, что осталась одна в целом мире.

Но что ей было делать? Она продолжала жить, собирать ягоды и сушить грибы, приносить хворост, чтобы обогреться позже, долгими зимними ночами. У неё была хижина и колодец рядом с ней, пара яблонь и несколько кустов смородины в маленьком саду. Она умела выбирать лекарственные травы и искать съедобные корни.

И она умела быть счастливой тем малым, что имела. А о другом она не могла даже и подумать. В сущности, из этого и росло её счастье.

***

…Задохнувшись колючим словом «счастье», я обессиленно опустился на землю. Рассказ только начался, внутри было так много неозвученных фраз. Чтобы унять желание раскашляться, я долго смотрел вперёд, в туман, клубящийся за линией обрыва. В туман, где история рождалась в материальном мире.

***

Девочка звалась Арэ. Имя это дала ей мать, и значения его Арэ не знала. Зато знала, как заготовить еды на зиму, как поёт рассвет, как плести ветра.

Она жила так спокойно и тихо, что природа принимала её за свою и ни один лесной зверь не боялся Арэ, ни одна птица не замолкала в её присутствии. И может, это тоже было счастьем.

Но однажды…

***

…Однажды отозвалось болью. Сколько раз это слово становилось толчком к развитию истории, сколько раз оно и приносило боль, разрушая привычную и слаженную жизнь. Я выпустил однажды и вытер кровь с губ. Пусть так.

Однажды.

***

В лесу не было дорог, лишь звериные тропы, луга не пересекали тракты, потому Арэ так удивилась, когда ранним утром услышала не пение птиц, а дробный перестук копыт. Так не скачет олень, так не проносится мимо быстрая лань.

Необычный звук заставил Арэ выйти на крыльцо. Она давно сбилась со счёта и не знала, сколько лет уже живёт в глуши без матери, но исполнилось ей двадцать два, и красота её – столь же простая и дикая, как само её житьё – расцвела именно этой весной.

Вскоре зоркие глаза разобрали, что по изумрудному лугу скачет дивной красоты зверь, несущий на спине кого-то ещё. Арэ знать не знала, что такими бывают кони, и что этот всадник – мужчина.

С трепетом и невинным любопытством наблюдала она за приближающимся необычайным событием, которое в её жизни меняло всё, что только там было. Но вот у крыльца конь резко затормозил, с боков его падали клочья пены.

– Здравствуй! – произнёс незнакомец, голос его был полнозвучным и приятным.

Арэ не сразу вспомнила слова – старый язык почти истёрся в памяти, ведь повторять его было не с кем.

– Здравствуй, – повторила она, надеясь, что всё сказала правильно.

– Ты живёшь здесь одна?

– Здесь есть лес, – возразила Арэ и оглянулась на высокие деревья чуть позади. – И звери, и птицы…

– Одна, – сказал он, словно желая отрицать всех её друзей, всё её понимание мира. И спешился. – Мне нужна крыша над головой.

Она только посторонилась, пропуская его внутрь. В хижине была лишь одна комната, но чисто выметенная, как когда-то учила мать. Арэ жила скромно и не знала, что это плохо. Но путнику не понравилось, он хмуро огляделся.

– А где ты спишь?

Не умея объяснить, она указала на шкуры у печи. Кровати у неё не было.

– Я отдохну, – бросил он недовольно. – Приготовишь поесть?

Арэ кивнула и вышла во двор. Сейчас было самое время собраться в лес на поиски пропитания.

Распрягать лошадь она не умела, но отвела к ручью и напоила, обтёрла бока травой и оставила пастись на лугу. Лес манил её, и она почти забыла о незнакомце, когда подхватила корзину и отправилась за корнями и травами. Весна только-только сплелась с летом, так что пока пропитание было совсем скудным, но можно было проверить сеть, что стояла в ручье, там обязательно оказалась бы пара рыбёшек.

Арэ не печалилась, она наслаждалась каждым мгновением жизни своей, непонятно ей было хмурое лицо незнакомца. Разве не должен он быть рад тому, что кроме него в этом мире есть ещё кто-то похожий?

Арэ вернулась к полудню и принялась варить рыбий суп, как учила мать. Незнакомец выспался и с интересом смотрел на неё.

– Отчего ты не подашься в город? – спросил он. Но для неё это был пустой звук.

– Отчего ты одна?

– Мать умерла, – Арэ глянула на него, но говорить ей по-прежнему было нелегко.

– Ты красивая, кто-то взял бы тебя в жёны, – продолжил рассуждать он. Но на это Арэ не знала, что ответить. – Разве ты счастлива здесь одна?

– Да, – и она поставила перед ним похлёбку. – Ешь.

– А я вот никак не найду своё счастье, – но он взял ложку и зачерпнул суп. И на мгновение в глазах его мелькнула тень счастья – Арэ без труда узнала его.

Они простились следующим утром. Арэ не дарила ему ласк, а он не настаивал, его путь лежал вдаль, поиски счастья не окончились, а у Арэ – не начинались.

***

История была рассказана, но слова звенели внутри. Им хотелось сложиться тысячью иных концов. В одном – умирала Арэ, истерзанная и уничтоженная, в другом Арэ и незнакомец оставались жить вместе в маленькой хижине на краю леса, в третьем они расставались, и она каждый день ждала… Слов было так много, они заполняли меня, нестерпимо жгли изнутри, кусали и царапали, рвались наружу.

Но я сумел сделать шаг под небо иного мира. И слова унялись, здесь они были лишены острых граней, здесь они были звук.

И я мог плести другие истории, не опасаясь, что с ними вместе изойду кровью.

Где-то в другой реальности Арэ встречала счастливый одинокий рассвет, а незнакомец искал счастье.

========== 025. Господин С. ==========

Не каждый вечер хочется отправляться в путешествие и не каждый тянет принимать гостей. Задёрнув шторы, погасив свет, я в полумраке, который едва разгоняет одна-единственная свеча, перебираю карты, а вместе с ними – и воспоминания.

Если взять книгу, то снова придётся отправиться в путь – по её страницам, если включить музыку, то она утащит в другие миры. Только тишина, одинокая свеча и собственные мысли могут служить сегодня компанией и развлечением.

За окном в темноте мягко плывут снежинки, снегопад такой тихий, точно и ветер, и вечер, и сама зима решили не тревожить меня сегодня. Я бы посмотрел немного на танец снежинок, но и он способен повести за собой, а желание остаться дома этой ночью пересиливает.

Ни разумом, ни чувствами, ни телом не хочу я покидать уют тёмной комнаты. Надёжно скрыта она от миров, раньше пробиравшихся в коридоры дома, паривших в комнатах, стучавшихся в окна. И я надёжно укрыт от всего и ото всех.

Даже Таро тихи, почти молчат. Куда только подевался былой задор, тот бал, где мы так упоённо танцевали… Сейчас они словно не входят, не ведут диалога, и я выкладываю карту за картой бездумно, рассматривая только красоту рисовки, но не ожидая услышать голос.

Пришёл бы сон, но я знаю, что его не будет долго. Да и… не всякому сновидению я был бы сегодня рад. Ведь сон – тоже путешествие, тоже путь, слишком легко уйти, даже не заметив того. Так что пусть пока стоит на границе сознания, а я буду рассматривать карты, чей серебряный обрез легонько искрится – свет свечи ловится гранью.

Нелегко путешественнику избежать самого себя. Стоит задуматься, и ты уже держишь путь в неизвестные дали, стоит обратить на что-то пристальное внимание – и вот уже раскрывается новая дверь. Как сдержаться, не убежать, не пересечь рубеж, отделяющий один мир от другого, когда это и есть твоя суть?

Покой и тишина не надоедают мне, но всё больше и больше замечаю я теней, дрожащих бликов, туманного морока, что бывают только на границах миров. Будто бы сегодня они решили пройти через мой дом, через мою жизнь, через меня.

И когда я закрываю глаза, вокруг нарастает шорох и шум. Будто шелестят книги страницами, словно хлопают шторы, точно трещит огонь свечи.

Стоит осмотреться, и становится ясно, что случилось – миры сдвинулись, теперь этот дом вовсе не мой. Я и не узнаю его, всё стало иначе, нет даже свечи, только фонарь стоит с открытой дверцей, а в окна льётся солнце. За стеклом не снегопад, а привольность света и тепла.

– Так-так, – говорю я. – Это что же получается, как отсюда выйти и кто сюда привёл?

Это не было усилием моей собственной воли, значит, кто-то втащил меня в иную реальность силой. Но кто он, зачем сделал это?

У моих ног лежит карта из колоды, одна-единственная, двойка кубков. Забавный намёк, точно кто-то приглашает меня на свидание. Но мне ничего не остаётся, приходится согласиться и сделать шаг этому миру навстречу.

За дверью не коридор, там открывается сад. Я прохожу по тропинке совсем недалеко и натыкаюсь на ещё одну карту. Быть может, она поможет понять, кто же втащил меня сюда? Но это восьмёрка жезлов, и мне пока не совсем понятен смысл. Положив эту карту к первой, я медленно иду, сознавая, что этот сад на самом деле майский, переполненный теплом, ароматами цветов, яркий и лёгкий.

Однако сад кому-то принадлежит, он слишком ухожен, чтобы быть спонтанным, хаотичным проявлением воли миров. Кто-то следит за ним, да и за мной в нём тоже. Теперь внутри меня просыпается азарт, я забываю, что не хотел сегодня покидать своего жилища. Вкус путешествий снова кружит мне голову. И… вот она, новая карта!

Это десятка чаш.

Я иду дальше, поднимая карту за картой, они попадаются по две и по три, а под цветущим кустом я нахожу сразу десяток. Теперь считать знаки почти невозможно, но я иду вперёд, выжидая, потому что знаю – хозяин этих мест придёт ко мне, скажет своё имя или хотя бы выглянет из-за кустов. Нужно быть внимательным.

Неподалёку прячется среди низеньких вишен беседка. Я вхожу туда и на столике вижу ещё несколько карт – старшие арканы. Здесь и Любовники, и Сила, и даже Колесница. Но предсказания не прочесть, ничего не понять. Карты молчат, тоже затаились.

А в моей колоде теперь не хватает не так уж много.

Посидев в беседке, я вновь выхожу в сад. Он опять изменился – словно наступило лето. Больше зелени, меньше белоснежных лепестков, да и солнце жарит уже по-настоящему сильно. Так странно попасть сюда после зимнего вечера. Правда я уже и не помню о зимнем вечере, слишком далеко он остался, а этот мир увлекателен и не слушается меня совершенно.

Не слушается, потому что меня ведут, а не я иду.

Кто-то там продолжает играть с тропами, пробегающими по граням реальности.

И снова карта.

На этот раз как усмешка – Король пентаклей. Что ж, раз ты здесь в своей власти, значит, мне нужно найти дверь, только так.

Даже если она будет закрыта.

Я блуждаю по саду, а в нём наступает осень и закат – одновременно. Свет золотится, листва зажигается оттенками оранжевого и алого, пахнет яблоками, вспыхивают искрами паутинки.

И в этих красках я вижу наконец дверь. Рядом с ним улыбается давно знакомый мне господин, но я не называю его имени, а он – не зовёт по имени меня.

– Отдых не пошёл бы тебе на пользу, – говорит он.

Нет смысла ему не верить, нет желания с ним спорить, но я хмурюсь.

– Это будет ещё одним тестом, откроешь дверь и окажешься там, где должен быть на самом деле, – предлагает он.

– То есть не там, где, как полагал, хочу? – уточняю, но он, конечно, не собирается ничего объяснять, пряча все ответы в улыбку.

Остаётся только преодолеть последние несколько шагов и коснуться дверной ручки. Она подаётся не сразу, петли чуть скрипят, и я шагаю, закрыв глаза, чтобы волшебство могло свершиться, чтобы дорога пролегла от мира к миру.

Одобрительный смех за моей спиной тает, превращаясь в шум ветра. Грань так тонка, вот уже и новая реальность раскрывает объятия.

В моих руках лежит полная колода Таро, я знаю это, нет никакой необходимости пересчитывать карты. Одна из карт ещё хранит улыбку моего проводника, она останется со мной надолго, а может, она и так со мной всегда.

Прямо передо мной лежит сияющая дорога. Она ведёт к новым и новым мирам. Я вздыхаю и чуть улыбаюсь. Да, мне нужно идти. Тут я и должен был оказаться.

Где-то далеко-далеко в комнате, где никого нет, за окном которой танцует снегопад, догорела свеча.

========== 026. Сокровище ==========

Историю можно услышать не только во время отдыха, когда языки пламени с удовольствием лижут бока поленьев. Порой самое интересное рассказывают в иных ситуациях, иногда – даже в очень опасных.

И хоть на этот раз, быть может, нам почти ничего не угрожало, но…

Но мы стояли рядом на узком уступе и смотрели на холодный океан внизу.

Иногда прямо под нами проползали облака, отсюда напоминающие туман, и тогда нам уже не видны были волны и барашки желтоватой пены на их гребнях. Не видны были острые клыки скал, на которые мы могли упасть, если бы рискнули шевельнуться лишний раз.

Мы держались за руки, хотя прежде никогда не встречались, но уступ был так узок, а дверь так далека, что мы негласно приняли друг друга едва ли не за самых близких людей во всем веере миров. Это иллюзорное ощущение, конечно, готово было рассыпаться каплями ледяного дождя, но прежде нужно было дождаться, когда выход раскроется перед нами.

У каждого мира свои законы, и тут мы были обязаны выжидать.

– Наверное, время пройдёт быстрее, если мы поговорим? – предложил мой безымянный попутчик.

– Вероятно, – я снова глянул вниз. Порядком ныли колени, да и спина устала. Мы плотно прижимались к скале, тут даже сесть было негде. Как нас ещё занесло в этот мир на один и тот же уступ? Вероятно, это такая шутка вселенной.

– Не против историй? – он так спросил, как иные осведомляются, не против ли кто, если они закурят. Но и история может оказаться тем ещё сигаретным дымом.

– Валяй, – я прикрыл глаза. Мы сжимали пальцы друг друга только для того, чтобы чувствовать осколок чужого тепла, убеждавший, что мы ещё живы.

– Далеко-далеко… или даже близко-близко, – он усмехнулся. – Высился лес…

***

…В лесу всегда было светло – слишком высоко от земли шуршали кроны, золотые солнечные лучи пронизывали всю чащу, и даже дети не боялись забредать далеко. Но главное, было в глубине сокрыто невероятное сокровище. Как водится, о том слагали легенды и песни, да и смельчаки поискать вызывались не раз и не два. Да толку. Никто не встречал ровным счётом ничего, только зря бродил под сенью древних как мир деревьев, что возносились к небесам. Ни детям, ни взрослым, ни рыцарям, ни колдунам, ни прекрасным дамам не открывалась лесная тайна.

Легенды не описывали сокровище конкретно, нашёптывали, что нужно быть чистым сердцем и помыслами, и конечно, скитальцы и искатели только озлобленно ругали друг друга на все лады, подтверждая косвенно и прямо, что они ничего недостойны.

Иногда охота за сокровищем утихала, иногда – разворачивалась пуще прежнего, а порой кое-кто и вовсе заявлял, что все легенды лгут. Лес всё так же возносил в небо ветви, давал приют птицам и животным, всё так же расцветал весной и множил краски в осенние часы.

«Неизменность, – шептали иные старики, что в юности тоже прошли лес из конца в конец, – вот его тайна. Вот его сокровище. Мы конечны, а он – неизменен».

Не находилось отчаянных голов, чтобы опровергнуть такое. Даже к опушкам не подступались с топорами или огнём, побаивались, что если проверить лес на неизменность, можно разгневать что-то по-настоящему страшное. Так что иногда лучше всего было признать именно такую точку зрения.

Однажды в те края забрёл издалека странный путник. Он не просил приюта, отказывался от еды, был нелюдим и боялся собак. Не задержавшись в селении и дня, он направился в лес, будто именно он мог укрыть и приютить лучше всякого дома.

Был странник одет в серый плащ, капюшон скрывал его лицо, а голос его оказался таким тихим и свистящим, что никто его не запомнил. Знал ли он о сокровище лесном? Вряд ли, ведь не говорил ни с кем и пары мгновений, так что принять его за искателя было почти невозможно.

Он углубился в лес в вечернюю пору, а когда сгустилась тьма, никто уже не помнил о нём.

Странник же уходил всё дальше и дальше. Он шёл мимо сладкозвучных ручьёв, мимо причудливых скал, мимо зарослей ежевики. Он касался гладких стволов, точно говорил с каждым, но не останавливался, продвигаясь вперёд, к самому сердцу леса.

Там, как было давно всем известно, валуны образовывали круг, и только в центре, среди высокой травы, странник нашёл себе приют и покой.

Он вытащил ломоть хлеба и флягу с водой и утолил голод, вглядываясь в плетение ветвей в вышине. Светлая кора на тёмном фоне неба казалась удивительным кружевом. В ночном мраке лес будто немного светился.

Казалось бы, отдохни в красоте и тишине, пока лес поёт колыбельные. Отдохни, не боясь криков совы, не опасаясь радостного рыка преследующих оленя волков. Здесь, в самом центре вековечной чащи никто никому никогда не вредил.

Но странник не спал, не желал отдыха. Он прошёлся по кругу, касаясь каждого валуна, будто это были спящие звери. Он шептал что-то себе под нос, бормотал непонятный речитатив, чертил в воздухе знаки.

Он знал об этом лесе много больше, чем те, кто прожил бок о бок с ним всю жизнь.

Наконец странник вышел из круга и опустился на колени у одного из деревьев. Наверняка оно было самым высоким и самым древним в этих местах. Над булыжниками, над высокой травой мерцало, переливаясь, туманное облако, но странник более не смотрел туда, он закрыл глаза и, не прекращая своей молитвы, покачивался из стороны в сторону.

Так и прошла эта ночь.

Когда же первые солнечные лучи сияющим потоком пронизали чащу, странник поднял голову к нему. В кружеве ветвей, в трепете листвы он видел тайные знаки, что никому не были ведомы в этих краях.

Он нескоро поднялся на ноги, но в руках у него напряжённо дрожал серебряный клинок. Когда солнце почти вскарабкалось в зенит, странник снова вошёл в круг булыжников и вонзил тонкое лезвие в собственное сердце.

Травы оросились кровью, он, конечно, осел, чудом не упав. И тогда вдруг засияло что-то нестерпимо ярко. Открылось ему древнее сокровище, потаённая мудрость вековечного леса…

***

Я укоризненно скосил глаза на рассказчика.

– Так была ли это смерть? Или он открыл дверь?

– Суди сам, – он усмехнулся. – Его не нашли. Всё было забрызгано кровью, земля пила её жадно как зверь. Но не было тела.

– Понятно, – я вгляделся в туман. Облако приползло к нам и закутало по шею. Но дверь была рядом, её узнало сердце. – Откуда ты знаешь, как это было?

Некоторое время он молчал. Шевелиться нам больше не хотелось, мы почти вросли в эту скалу. Дверь приближалась, а нам было уже почти плевать.

А потом он резко дёрнул завязки, рубашка раскрылась крыльями, обнажая бледную грудь, на которой змеился бело-розовый шрам.

В тот же миг распахнулась дверь.

Он не ответил. Но я и так его понял.

Мир вновь изменился.

========== 027. Хозяин сокровища ==========

Сначала приходит боль. Кажется, что она гнездится в каждом, даже самом маленьком кусочке тела, кажется, что с каждым вдохом она растёт, кажется, что кроме неё ничего и нет. Глаза открыть трудно, но потом ещё труднее им поверить, ведь вокруг не красное, не чёрное, а всего лишь солнечное утро, кроны деревьев смыкаются шатром где-то высоко-высоко.

Нужно бы встать, но как пошевелиться, когда от боли слёзы текут сами собой, когда даже говорить невозможно – горло сдавила невидимая рука? И приходится обратиться к памяти, отыскать в ней ответы или хотя бы намёки на то, что случилось. Тело будто бы врастает в лесную подстилку. Может, это оно и есть? Бесконечно повторяется эта история, хоть раз на тысячу миров попадётся тот, что старается сквозь тело путешественника выпустить самое себя, привязав того навечно, изменив его существо.

Но нет, похоже, можно всё-таки сесть.

И когда я наконец принимаю иное положение, понимаю, что внешне нет никаких причин для боли, сейчас мурлычущей сытой кошкой на грани сознания.

Что же случилось?

У меня пока нет ни единой догадки.

Заставив себя встать, я прохожу несколько метров до лопочущего в корнях ручейка и тщательно омываю лицо. Удивительно, но крови нет, хотя по ощущениям я должен быть изорванным, измочаленным, измолотым в мелкие клочья.

Чуть поодаль, где вода разливается спокойной гладью небольшого прудика, можно даже взглянуть в собственные потемневшие от напряжения глаза. Боль живёт внутри меня, она не признаётся, откуда пришла, а я не помню, откуда пришёл я сам.

Падение?

…Облачная взвесь, скалы и морской берег далеко внизу. Это встаёт перед глазами так живо и ярко! Но нет… Я не падал, только стоял на уступе почти с любопытством глядя на открывающийся простор.

Тогда что же?

И где я?

Сердце чувствует, что грани миров разошлись надолго, быть может, до самого вечера не найти мне ни единой двери. Я заперт в ловушке этого мира, где нет ничего знакомого, хотя как будто бы мир не враждебен. Только боль… Откуда она? Может, воздух здесь отравлен? Может, в моей крови теперь течёт яд, оттого-то я горю изнутри?

Иду вдоль ручья, потому что во время ходьбы боль словно засыпает, будто движения убаюкивают её. Моё тело – громадная люлька для маленькой боли, и я иду, покачивая её внутри себя, заставляя спрятать когти и больше не терзать меня с отчаянной жестокостью.

Вот только выбросить из себя её никак не могу. Может, она жаждет вырваться из этого мира, выбрав меня своим перевозчиком? Может, я даже сумею поговорить с ней, едва пересеку грань, отделяющую этот мир от какого-то другого?

А может, она всё же сожрёт меня, и я останусь лежать под сенью этих деревьев, совершенно позабыв о себе, о жизни и дорогах в иные реальности.

Что ж, посмотрим.

Воспоминания не приходят, память пуста, как кошель после ловких пальцев воришки. Кто знает, не к лучшему ли это, не стоит ли довериться блаженному незнанию.

Приходит на ум только необычное, будто острое лицо.

Имени этого странника я не знаю, но он держал меня за руку, и мы стояли на уступе, едва не падая от порывов хищного морского ветра.

Только есть ли его вина в том, что я теперь – обиталище боли?

Я не уверен.

Деревья зашумели, встречая ветер, боль проснулась и вгрызлась в моё нутро с новой силой. Но я всё же успел уловить, что дверь, которая может увести меня прочь, где-то близко, пусть и заперта пока. Ничего, дождаться щелчка замка проще, чем отыскать саму дверь, если та вздумала затеряться.

И наконец меня осеняет. Я в том самом лесу, о котором говорил мне мой внезапный попутчик! В лесу, где сокрыто сокровище, которое можно найти лишь в собственной груди.

В тот же миг я выхожу на поляну, в центре которой громадные булыжники образовали круг.

Каждому путнику порой приходится приносить себя в жертву, чтобы выбраться из мира, слишком настойчиво проявившего интерес. И лезвие кинжала в ножнах, что всегда у меня на поясе, потеплело, словно вопрошая, будет ли сегодня для него работа.

Ответа я пока не знаю, но прохожу в центр круга и осматриваю булыжники. Трава тут доходит мне до пояса, тихонько шуршит, когда я двигаюсь от одного камня к другому, разглядывая и касаясь их.

Дверь действительно прямо здесь, её сердце бьётся в унисон моему и… надо же! Здесь боль почти утихает. С облегчением я усаживаюсь в круг, опираясь спиной об один из камней и вытягивая ноги. Что ж, подождём. Дверь или откроется сама собой, или потребует испить моей крови. Но пока что даже нескольких мгновений облегчения мне достаточно, чтобы обрести ясность мысли.

Лес вокруг трепещет и поёт, невольно я почти задрёмываю, настолько чарующа и прекрасна мелодия.

Зачем он втолкнул меня сюда? Зачем рассказал мне историю?..

В последний миг, пока наши пальцы ещё соприкасались, он улыбался. Отчего?

Снова память пустеет, нет ничего, кроме музыки ветра, ничего, кроме песен крон и птиц. Я бы станцевал здесь, но боль опустошила меня настолько, что тяжело даже встать. Закрывая глаза, я уже не пытаюсь решать вопросы.

– Мне нужна была жертва. Ты жертва? – вплетается в музыку голос.

И я всматриваюсь в возникшее передо мной существо. Оно иссохло века назад, почти превратившись в собственную тень, а глаза его голодны и темны, но тёмного голода я совсем не боюсь. Страшнее белой пустоты голода не бывает.

– Ты жертва?

– Нет.

– А кто?

– Странник.

Ветер вновь играет на небесной виолончели. Существо размышляет, приглядывается, втягивает тонким носом воздух.

– Ты не отсюда. И запах твой чужероден.

– Так и есть.

– Но тебя оставили в жертву, – существо уверенно тянется к моему запястью.

Прежде чем отдёрнуть руку, я усмехаюсь.

– Похоже, жертва твоя ускользнула.

Существо морщится и отступает.

– В другие миры дверь открылась, – шепчет оно. – В другие миры сбежал он, пряча сокровище в груди своей.

– Что за сокровище? – мой интерес не более чем порыв ветра, но существо разворачивается, вглядывается в меня и визгливо кричит:

– Сердце, сердце, сердце!

– У каждого такое есть. У тебя – нет? – теперь уже я хватаю сухонькую ручку и притягиваю к своей груди. Моё сердце бьётся спокойно и ровно.

Существо моргает и стонет.

– Сердце. Нет… У меня нет.

– Отчего же?

– Унёс…

Я вспоминаю странника. Может ли быть такое, что он унёс второе сердце в своей груди? Или же у них одно на двоих? Как причудливо?

И вдруг из травы поднимается, вырастает арка. Дверь.

Я рывком встаю на ноги, отпихивая существо от себя.

– Мне пора.

– Как найти его, как? – существо кричит, задыхается. А меня охватывает боль такой силы, что я не могу сделать решающий шаг.

Но я не знаю ответа. Пути того странника мне не изведать.

– Как?!

И музыка взрывается болью, весь мир взрывается болью, я почти падаю, но хватаюсь за сырые камни арки. Ветер иных миров обнимает меня и тащит вглубь.

– Сердце-е-е-е… – кричит существо позади.

Теряю сознание.

И оказываюсь в собственной постели. Свечи догорели, тьма заполнила комнату, в окно дышит испуганный ветер.

– Сердце и приведёт его назад, – шепчу я, найдя наконец-то нужный ответ.

Но существо не слышит.

========== 029. Дверь для Сказочника ==========

Комментарий к 029. Дверь для Сказочника

История 028 уже опубликована вот здесь: https://ficbook.net/readfic/5217619

Тени кажутся мягкими и лиловыми, сумерки вплывают в дом почти незаметно, хотя за окном ещё видно голубеющее небо и золотые росчерки последних солнечных лучей. Скоро, конечно, и они сдадутся, вечер захватит весь видимый мир, а затем придёт и ночь.

В бликах света и в тенях, в полутьме и пламени свечи – всюду кроются истории. Я вхожу в этот дом впервые, но уже слышу их шепотки, их настойчивое гудение, точно в потолочных балках, внутри стен за обоями, в глубине каждого предмета скрываются шмели – большие и маленькие, звонкие и басовитые. Выпустить бы их…

Здесь давно никого не бывало, вот и получается, что истории переполнились ожиданием и теперь жаждут выплеснуться, обрести чёткие голоса, стать знаками, в конце концов. Найти слушателя, зрителя, читателя, кого-то, кто внял бы им.

Я беру в руки маленькую шкатулку, вытираю с неё пыль, отчего выложенное мелкими камешками и осколками перламутра изображение обретает правильность и красоту. Орнамент причудлив, вьётся змеёй по крышке и стенкам, миниатюрная замочная скважина кажется приоткрытым в изумлении ртом. У меня нет ключа.

Поставив шкатулку на место, я поднимаю статуэтку, которую она раньше заслоняла, подношу к глазам, чтобы рассмотреть получше. Всё-таки в сумраке уже легко не заметить многих деталей.

Это пастушка. Девчушка из фарфора с золотыми росчерками – черты лица, линии на волосах и лёгком одеянии. Красивая, но печальная. Когда-то в ней тоже крылась сказка, а, быть может, есть и сейчас. Где-то потерялось её фарфоровое стадо. Или возлюбленный. Или серый волк.

Ставлю фигурку на место, чтобы выбрать иной предмет. Ведь здесь каждому есть что сказать.

Каким же был хозяин всего этого места? Кто приносил сюда статуэтку за статуэткой, кто расставлял шкатулки на полках, кто выстраивал корешок к корешку запылённые книги? Я отступаю на шаг и иным взглядом окидываю комнату. Здесь очень много вещей, каждая – со сказкой внутри. Но главное не это.

В каждом предмете сокрыта маленькая тайна, осколок мозаики. Если собрать их все, можно освободить душу автора. Автора, который собрал их, создал эту коллекцию. И точно знает каждую историю наизусть. Жив ли он, исчез ли в тёмной утробе времени – душа его всё равно остаётся здесь, будто он совершил магический обряд, вложив всего себя в этот дом.

Совсем темнеет. Я оглядываю комнату, где теперь мрак скрадывает предметы, кутая их плотно-плотно, хоть и не может унять их желания рассказывать. На низком столике, спрятавшемся в углу, стоит подсвечник. Свечи в нём целы, их три, потёки воска застыли причудливыми украшениями.

Подойдя ближе, я рассматриваю фитили, соскучившиеся по живому жару огня, и высекаю искру. Скоро тёплый свет озаряет этот уголок комнаты. Немного пахнет сгоревшей пылью.

В золотом сиянии каждый предмет становится ещё притягательнее, но я не тороплюсь брать их в руки теперь, не спешу вслушиваться в разнобой их историй. Не с того следует начинать в этом доме, слишком уж легко будет запутаться и потерять нить повествования, а тогда всё высказанное станет лишь нелепицей и вздором.

Нужно найти зерно, что-то первое, ниточку, за которую можно распутать клубок.

Удерживая подсвечник, который оказался тяжёлым и немного неудобным, я иду в другую комнату. В коридоре всюду картины. Они смотрят со стен, наблюдают за тем, как я прохожу к лестнице, ведущей наверх, на чердак. Пусть дом одноэтажный, чердак у него высокий, и там, похоже, затаилась ещё одна комнатка.

Мне кажется, что там… сердце? источник?.. нечто изначальное.

Дверь не сразу вспоминает, что должна открываться, приходится поставить подсвечник на верхнюю ступеньку лестницы и действовать двумя руками, сильно налегая плечом, прежде чем поржавевшие петли с тягучим скрипом поворачиваются и створка уходит в темноту. Напротив маленькое оконце, куда с любопытством таращится луна. Мы встречаемся взглядами. Лунный свет вычерчивает пространство, представляя все предметы в комнате лишь росчерками белой пастели по чёрной бархатной бумаге.