Текст книги "365 сказок (СИ)"

Автор книги: RavenTores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 59 страниц)

Несмотря на яркость и теплоту заката, мне стало и холодно, и бесприютно, точно на самом деле я что-то утратил или чего-то не приобрёл. Странное чувство сжало сердце, не собираясь отпускать.

И тогда я шагнул наугад, желая только, чтобы любая дверь открылась и пропустила без лишних хлопот. Уже секундой спустя вокруг меня загорелись огни ярмарки, всё зазвенело, рассыпалось смехом, зашлось фейерверками.

Почти опустошённый, я встал в тени, гадая, почему же оказался именно здесь. Над шатрами высилась надпись. Она парила прямо в воздухе, напитанная магией и силой воображения «Ярмарка обещаний».

В таком мире я был впервые, но и тут моё любопытство, словно погасшее под весенним дождём, не подняло голову. Однако я всё же сделал над собой усилие и приблизился к шатрам, лоткам с карамельными петушками и воздушными шариками, вступил в царство сладкой ваты, гомона и шального веселья.

Бродить, почти не затронутым карнавалом, оказалось непросто. Наверное, я озирался тревожно без всякой причины, слишком часто вставал в сплетении теней, чересчур явно шарахался от акробатов, клоунов и прочей артистической братии, но в итоге путь привёл меня на тихую площадку, чуть в стороне от всей кутерьмы.

Тут был фонтан, и я присел на каменный парапет, чтобы чуть отдышаться.

– Сорока послала? – рядом возник мальчишка, разукрашенный клоуном, взгляд его был проницателен и серьёзен.

– Наверное можно и так сказать, – не стал я спорить, хотя будто бы сам делал выбор, когда свалился именно в этот мир.

– Опять ищет того, кто дорисует город, – мальчишка сел рядом, покачал головой. – Кого-то искать бессмысленно. Нужен тот самый.

– А кто же – тот самый? – перепросил я.

– О, ты его знаешь, наверняка знаешь, иначе Сорока бы не подбросила тебе билетик сюда.

Удивительно, но, пошарив по карманам, я нашёл билет – плоский, выточенный из дерева тонкий кружок с изображением яркого шатра. Странный, с такой гладкой поверхностью, точно тысячи рук уже касались его до меня.

– Вот! Без этого-то сюда никак не попасть, – удовлетворённо хмыкнул мальчишка.

– Ладно, – уступил я, хотя личность художника-творца так и осталась для меня загадкой.

– И тебе лучше поторопиться, – вдруг совершенно серьёзно заявил мальчик, нахмурившись. – Билет у тебя до полуночи. А потом окажешься где-нибудь не здесь.

Снова окунаться в шум и гам ярмарки желания у меня не было, но я всё же прошёл между лотками и двинулся вдоль яркого шатра, за полотняным пологом которого то оглушительно хохотали, то восторженно ахали, то взрывались аплодисментами. Кого искать, да и как искать? Я бесцельно бродил от тента к тенту, от лотка к лотку, всё больше утомляясь. Пока кто-то не тронул меня за плечо.

Развернувшись, я встретился взглядом с Вороном. Неподалёку маячила и Воробей, всё такая же недовольная, как я её запомнил.

– Забавно, – сказали мы с Вороном вместе, но потом я уступил, а он договорил: – И что сюда привело?

– Кто, – поправил я. – Мне подкинула билет сюда Сорока, – было любопытно, знают ли эти люди-птицы другую такую же.

– Сорока! – Воробей сделала шаг ко мне. – Где же она сейчас?

– Караулит недорисованный город, – и не успел я продолжить, как Воробей потупилась и повернулась спиной.

– Всё ещё… – расслышал я.

– Город так и… – Ворон нахмурился. – Печально.

– Я обещал найти его творца, – вытащив из кармана билет, я покрутил его в пальцах. – Но у меня уже совсем нет времени.

– Творец нашёлся, – Ворон кивнул на поникшую Воробья. – Но мы никак не можем найти туда дороги.

– Это-то как раз просто. А что же был за мир, куда вы шагнули в прошлый раз?

– Так вот этот и был, – Воробей сердито топнула ногой. – Ярмарка Обещаний! Где всё напоминает мне, что я… – она замолчала, но и так всё было ясно.

Ворон, не обратив внимания на сопротивление, обнял её за плечи.

– И как найти нужную дверь?..

Я молча протянул руку. В тот момент, когда наши пальцы сомкнулись, ярмарка закружилась вихрем и… померкла. Теперь мы стояли на той самой площадке, шёл весенний дождь, Сорока, нахохлившись, сидела на тонких перилах. В человеческом обличье.

– Явилась! – фыркнула она, заметив нас.

Воробей молча опустила голову.

– Вот теперь мне точно пора, – я кивнул им на прощанье и поймал ответный взгляд Ворона. В нём снова было столько тепла и благодарности, что, похоже, он видел в этой истории больше, чем я.

Сменился мир, и я вошёл в холл, сбрасывая промокший плащ. На сегодня все дела были закончены.

========== 104. Имя и Мост ==========

Гулкий коридор повернул налево, и я оказался в просторном холле. Сквозь высокие узкие окна лился неяркий свет, там, за пределами этого здания, начинался сумрачный вечер. Мы не остановились здесь, лишь пересекли пустое пространство, чтобы снова углубиться в сеть узких переходов и коридорчиков. Над раскрытой ладонью моего провожатого парил голубоватый шарик света, и в этом, похоже, не было ничего необычного.

– Время кончается.

Это прозвучало будто со всех сторон и, наверное, должно было бы взволновать, но я остался спокоен. Мой провожатый прибавил шагу, шарик над ладонью разгорелся, бросая на серые стены белые отблески.

Мы подошли к лестнице и тогда только остановились.

– Дальше вам следует идти одному, – он склонил голову, магический свет на мгновение превратил его лицо в жуткую маску.

Я кивнул. Лестницы всегда были мне не по нраву, эта тоже будто заранее смеялась надо мной. Ступени её были узкими, скользкими, и я поднимался, придерживаясь за перила. Пролёт за пролётом вокруг всё больше сгущалась тьма, а магический светлячок так и остался где-то внизу. Я шёл сквозь мглистый сумрак, в котором все краски теряли свои имена.

Но вот последний пролёт выплюнул меня в новый зал, находящийся, наверное, под самой крышей, изгибающейся куполом. Здесь было так много людей, что в первую минуту мной овладело недоумение. Впрочем, я быстро справился с собой.

В центре этого круглого помещения возвышалась ещё одна лестница, но вела она в никуда. Я улыбнулся. Мне было ясно, что следует сделать.

***

– Ты должен попробовать.

Пасмурный и душный день в этом мире никак не хотел начаться. Над сонной площадью звенел эхом голос глашатая, но дома оставались к нему глухи, никто не подходил к окнам. Перед деревянным помостом так и не собралась толпа.

Признаться, я тоже почти не слушал, хоть и стоял неподалёку, на улочке, откуда и помост, и площадь хорошо просматривались.

– Странно слышать от тебя такое предложение, – заметил я, но мой собеседник хитро усмехнулся.

– Попробуй. Больше некому.

– Что-то мне не нравится это «больше некому». Почему думаешь, что получится у меня?

– Это же очевидно, – уходя, он слегка коснулся моего плеча. Его силуэт истаял так быстро, что впору было сомневаться, присутствовал ли он здесь вообще.

Облака чуть разошлись, солнечный луч упал на мостовую, расцветив алый плащ глашатая. Медленно я двинулся к помосту, понимая, что, в сущности, лучше уж действительно попробовать. Ведь когда что-то предлагает он…

Мысль я не закончил. Глашатай поймал мой взгляд и всё понял.

***

Толпа молчала, но когда я поставил ногу на первую ступеньку, каждый вздохнул, и этот единовременный выдох пронёсся почти что порывом ветра.

Откуда-то я точно знал, что по этим ступеням не рисковали подниматься уже очень давно. В последний момент все, кто решался попробовать, отступали, лестница становилась неодолимой вершиной, и вряд ли кто-то тут думал о ней иначе. Люди ведь привыкают считать что-то невозможным слишком легко.

Но я поднимался, пусть эти ступени были ещё уже, ещё неудобнее, пусть они скользили и словно дрожали. Пусть даже тут не было перил.

На последней площадке я оказался в тот самый миг, когда начался обратный отсчёт. Бесстрастный голос называл секунды, а мне оставался только шаг и… слово.

У подножия лестницы я ещё не помнил его, но здесь, на вершине, принял и осознал, отчего губы сами собой разошлись в улыбке.

Шаг.

И я произнёс имя, почти про себя, коснувшись только выдохом замершего плотной прозрачной стеной воздуха. Два слога, соединённых в единое сильное слово, которое называло, отмыкало и давало возможность свершиться тому, чего тут столько лет ждали.

Отсчёт кончился, но всё уже изменилось. Дрогнула ткань реальности, по ней пробежала трещина… Одна, другая, третья! Пространство разрывалось, сминалось, обращалось… Мостом.

Я стоял на площадке, выпрямившись под изумлёнными взглядами, вдыхал запах озона и отчего-то пороха, а передо мной прорастал из других миров, из прочих реальностей мост, ведущий в неведомые дали.

У меня получилось.

А больше было действительно некому.

Кто бы ещё мог знать имя, верно?

Мост ещё дрожал, выгибался, словно плавясь, но вскоре замер, и теперь по нему можно было уйти. Последний раз я бросил взгляд на теперь заговорившую, зашумевшую толпу и понял, что должен немедленно выбрать – спуститься ли к ним, чтобы получить какие-то положенные по случаю почести, или же бежать, бежать, что есть сил, чтобы они никогда не догнали и не узнали тайны.

Не узнали, чьим именем заклят этот мост, который простоит так недолго, потому что такова его суть.

И я побежал.

Не прошло и мгновения, как мост под моими ногами обрёл другую плоть. Теперь я уже был далеко, спешка оказалась не нужна, но прошагал по инерции ещё несколько шагов, пока меня не поймали в объятия.

– Ну вот видишь, – словно мы и не расставались, словно он не таял в скупом свете утренней площади.

– Почему ты не откроешь им, как это происходит? – я недовольно высвободился. – Они поклоняются тебе, имени не зная? Что за новая манера?

– Мне они не поклоняются, – возразил он. – Я ведь не мост. Но мост – мой.

– Развлекаешься, как и обычно, – я хмыкнул. – И у меня такое чувство…

– Правильное чувство, – но после он приложил палец к губам. – Иди, а то попадёшь домой нескоро.

Пожав плечами, я всё же пошёл вперёд, скоро оказавшись среди тёмной чащи странного и страшного леса. Если бы я был здесь впервые, то, наверное, не мог бы сдержать рвущееся сердце, но эти деревья, сумрак, туман и кровавые капли то ли росы, то ли чего-то ещё были мне слишком хорошо знакомы. Я почти не смотрел по сторонам, размышляя больше о том самом «правильном чувстве».

Косвенно – как обычно и делал – он подтвердил, что я уже некогда поднимался по лестнице и произносил имя, чтобы призвать мост. Но отчего-то подобного не помнил. Сколько же тогда ещё воспоминаний может храниться внутри меня самого, пусть я о том и не подозреваю?.. И как с этим быть?..

Может, я слишком любопытен и только.

Среди тумана вырос замок, перед ним стеклянно блестело круглое озеро, но я свернул с накатанной дороги, потому что совершенно не желал сейчас оказаться в гостях. Вскоре тропа привела меня в мой апрельский сад, я выступил из разросшихся кустов барбариса, и, конечно, лес позади меня тут же исчез. Мир сменился.

Дом сиял сквозь сумрак золотыми окнами. Он ждал меня.

Отбросив все сомнения и мысли, я подошёл к крыльцу и только на последней ступени обернулся, потому что почувствовал тёплый взгляд. И пусть уловить тот миг, когда он снова истаял, исчез, растворился в подступающей ночи я не смог, но всё же показал ему – и он-то заметил! – что почувствовал его присутствие.

Хотя вряд ли он мог во мне сомневаться на этот счёт.

Впрочем, такова была наша игра.

…В гостиной на кофейном столике меня ожидал новый амулет. Глядя на простое плетение его, я улыбался, прочитав, какую шутку он вложил в этот подарок. Шутку, ясную только нам двоим, быть может, но оттого не менее забавную.

========== 105. Художник ==========

Пахло масляными красками и холстами, а ещё немного воображением и капельку фантазией. Я выбрался из-за драпировок и оглядел светлую мастерскую, куда меня внезапно привела очередная дверь. Художника – истинного хозяина здешних чудес – поблизости не оказалось, полки стеллажей, где застыли банки, палитры, тюбики и стаканчики, полные разнообразных кистей, хранили молчание.

Много мольбертов ждали своей очереди у стен, только один возвышался над всеми, замер по центру, ничем не прикрытый. И я, не совладав с любопытством, подошёл, чтобы взглянуть на холст.

Мне открылся удивительной красоты пейзаж, сразу даже нельзя было бы сказать, что работа неокончена, однако, очевидно, что это было именно так. Было здесь и несколько завешенных мольбертов, но я не стал заглядывать за белую ткань, это уж было совсем неприлично.

И, наверное, мне пора было уходить, продолжать скитаться от двери к двери, но тут в студию уверенным шагом вошёл мастер.

– Добрый день, – прозвучал его глубокий голос.

Я улыбнулся, оборачиваясь.

– Добрый, прошу прощения…

Мы встретились взглядами. Художник оказался не молодым, но и не старым на вид, глаза его, столь же многоцветные, как картина позади меня, были удивительно тёплыми. Я отметил и крепкие ладони, и сдержанные цвета одежды, и почти полюбопытствовал, что он видит во мне, но тут он улыбнулся.

– Вы… Странник?

– Пожалуй, вряд ли кто-то ещё смог бы сюда попасть, – кивнул я.

– О! – его охватило странное возбуждение. – Вы уже видели!.. – он прошёл к своей картине. – Никак не могу его закончить…

– Почему? – я снова бросил взгляд на картину. Она оставалась всё такой же безупречной, и трудно было отыскать в ней изъян или несовершенство.

– Потерял ключ от двери в этот мир, – художник бережно коснулся холста. – Не хватает пары мазков, но… Как отыскать такой ключ?

Я присмотрелся к изображённому миру, в нём было что-то очень знакомое.

– А часто к вам приходят странники? – вырвалось у меня.

– Не так уж, – признал художник.

– Так значит, ключ, в каком-то смысле, я, – высказал я догадку вслух.

– Но как же так? – он чуть нахмурился. – Не понимаю.

– Каждый Странник – ключ, – пожал я плечами. Для меня это само собой разумелось. – А каким был тот, первый?

– Всего лишь маленький железный ключик, – художник не удержался от жеста, показав размер пальцами. – Крошечный, потому и потерялся. Он подходил к вон той нарисованной двери.

Когда я обернулся, для меня дверь не выглядела нарисованной.

– Ну, для странников-то она вполне настоящая, – отметил я и приблизился.

– Но можно ли её открыть без ключа? – он заволновался. – Мне так это нужно!

Тем временем я коснулся чуть тёплого на ощупь деревянного дверного полотна. Реальность, лежащая за этой дверью, звенела и звала. Я повернул ручку, и та на удивление легко подалась. Ещё секунда, и я медленно открыл дверь, а художник позади меня изумлённо замолчал.

Мир за порогом действительно был похож на картину, и в то же время он был живым, настоящим и полным. Я оглянулся на художника.

– Прогуляемся?

– А разве можно?

– Конечно, я верну вас домой.

И тогда он радостно согласился.

Стоило нам выйти на цветущую лужайку, как дверь превратилась в арку, оплетённую розами. За аркой не просматривалась мастерская.

– Мы же сможем пройти назад? – усомнился художник, испугавшись метаморфозы.

– Обязательно, только не отсюда, – усмехнулся я. – Ну что, где ваш пейзаж?

– Немного подальше, – и теперь он уверенно зашагал мимо пышных кустов и скромной беседки.

Вместе мы подошли к садовой калитке, за которой действительно открывался тот самый ландшафт. Художник замер, словно впитывая красоту и свежесть, а я любовался тихо, чтобы ни в коем случае не помешать ему.

В траве у моих ног что-то блеснуло. Я склонился и рассмотрел маленький ключик, и, конечно, поднял его, пряча улыбку. Вот значит, где он потерялся.

– Теперь я, несомненно, закончу, – развернулся ко мне художник. – Но как попасть назад?

– Это просто, – я протянул ему ладонь. – Тут недалеко.

Мы двинулись по едва заметной тропе, и я заметил, с каким любопытством, с какой жаждой художник смотрит вокруг.

Вскоре мы оказались в небольшом саду и прошли мимо цветущих роз, затем повернули к пруду и обошли его по краю, а потом поднялись по лестнице, вырубленной прямо в теле холма. Наконец перед нами раскинулась зелёная лужайка, в центре которой и высилась дверь.

Художник тоже увидел её.

– Как у вас это получается? – восторженно спросил он.

– Я ведь Странник, – и больше мне нечего было ответить.

Первым переступил порог художник, ему не терпелось продолжить работу над картиной. И только он подошёл к холсту, как сразу забыл обо мне, настолько переключившись, что я едва не ощутил, как меня стирают из этой реальности.

Усмехнувшись, я оставил маленький ключ на полке стеллажа, а сам шагнул сквозь нарисованную дверь, но там уже лежал совсем другой мир.

***

Сколько дней прошло?.. В разных мирах время всё равно течёт непохоже. Я оказался в городе, где было столько музеев и выставок, что обойти их все было бы невозможно. Однако я выбрал одну и бродил от картины к картине, любуясь пейзажами и натюрмортами, которые то казались абстрактными, то обретали ясность. Посетителей тут почти не было, никто не мешал мне подолгу рассматривать картины, отходить на несколько шагов или приближаться почти вплотную, чтобы уловить тот самый момент, то самое раскрытие, что закладывал художник.

Зал за залом, я проходил, очарованный искусством, приглушённым светом и образами, сменяющими друг друга на полотнах, пока вдруг не заметил знакомую фигуру художника. Тот, видимо, нервничая, ходил из угла в угол в небольшом зальчике, где, как я сразу понял, на стенах были только его работы.

Поначалу он не обратил на меня внимания, и я добрался до того самого пейзажа, с которого началось наше знакомство. На стене он смотрелся будто окно в иную реальность. Такого совершенства я встретить не ожидал, а потому замер, не сводя глаз.

– Вы! – вдруг он узнал меня.

– Картина определённо удалась, – сказал я ответ на этот возглас. – Да и другие прекрасны.

– Потому что вы нашли ключ, – он подошёл и встал рядом со мной. – Но никто… как будто не видит.

– Не торопите их, сначала они должны научиться смотреть не только глазами, но и сердцем, – успокоил я его.

Художник хотел возразить, но замолчал, точно признав мою правоту. Мы долго ещё стояли рядом.

– Давайте я покажу вам совсем новую, – вдруг встрепенулся он.

Я кивнул, и мы прошли чуть дальше. На стене… была дверь. Открытая дверь, за край которой цеплялась трава и цветы, за порогом же сияло небо и море накатывало на побережье. Всё дышало покоем, но обещало и приключения. Нужно было только пройти.

– Картина для странников, – улыбнулся я.

– Разве в неё можно… – он удивлённо коснулся холста. – Нет же.

– Можно, – я подал ему руку. – Провести?

И он не устоял, мы по очереди шагнули прямо в холст и вместе остановились на влажном песке. Морской ветер, одуряюще пахнущий водорослями, солью, рассветом огладил нам лица.

– Тут прекрасно, – выдохнул художник.

– Так, как вы написали. Это же ваш мир, – похлопал я его по плечу. – Именно ваш.

Мы неспешно побрели по полосе прибоя. Художник уже создавал внутри себя новую картину, почти забыв о выставке, где остались ждать странников иные пути.

========== 106. Чашка брусничного чая ==========

Проснулся я от невнятного бормотания, и первой мыслью было – когда же я вообще успел заснуть. Казалось бы, только устроился в кабинете перед рабочим столом. И ведь на самом деле я не был склонен к тому, чтобы вот так внезапно отключиться и забыться дремотой.

Бормотание звучало где-то неподалёку, но в кабинете никого не было, я прислушался, чтобы разобрать хоть слово, голос казался мне смутно знакомым. Пришлось действительно затаить дыхание, чтобы услышать:

– Как же это, пожалуй, неприятно – прийти в неурочный час, как нехорошо, как даже… гадко. Вот точно, самое подходящее слово для того, кто подошёл не вовремя, – раздался чуть скрипучий смех. – Да-да, подходящее для подошедшего, как смешно…

Я резко поднялся из-за стола. У меня не осталось сомнений, кем был мой гость, и в то же время, как и прежде, я ничуть не помнил его имени или лица. Но манера речи, странный смех – это определяло его куда лучше текучих телесных форм. В этом, похоже, и содержалась его суть.

Я вышел из комнаты, мы почти столкнулись в коридоре, цепкий взгляд скользнул по мне так явно, что я его почувствовал на коже.

– Прошу прощения, – начал было я, но он тут же приложил палец к губам.

– Что вы, что вы, не тратьте на меня звук своего голоса, лучше тратьте чай. Да, тот самый, что с брусникой и медовой ноткой.

Мы вместе спустились на кухню, и я, конечно, принялся заваривать, подготовив для него круглую глиняную чашку, совершенное несовершенство.

– Знаете ли, сколько всего успело произойти, – говорил он, пока у меня кипятился чайник. – Я побывал и тут, и там, и где-то ещё. Столько всего увидел, поучаствовал, можно сказать. Например, вот Левиафаны, вы ведь о таких слышали, а кое с кем и общались, так они сейчас затеяли весну. Это удивительно. В их мире весны не бывало уже столько веков, тысячелетий даже… А я стал свидетелем. Чудо, чудо…

Чайник выдал струю пара из носика, и я залил сухие чайные листики, пересыпанные брусникой, кипятком. По кухне поплыл соблазнительный аромат.

– В такой чай никакого сахара не нужно, – почти шёпотом сообщил мне мой гость. – О чём я? О левиафановой весне, да. Вам бы там побывать, мой друг…

Когда мы успели стать друзьями? Я вспомнил только, что этот же самый говорливый гость сам советовал забыть себя. Больше того, в том было нечто зловещее. Неужто ему так понравился чай? Но в этот раз я точно знал, что следует хранить молчание, я для этого существа – человеком-то его назвать было сложно – был наподобие ожившей мебели, а может, сцены, где он отыгрывал в спектакле одного актёра.

– Вот так, вот так, уже, пожалуй, заварилось, – напомнил он мне вдруг. – Недавно был такой курьёз, вам должно это понравиться. Дракон съел сердце королевы, а та осталась жива. И как же она изменилась! Её безутешный супруг отправился добывать у ящера отнятое, но то, конечно, давно уже переварилось. Трагедия. Королевству осталось недолго.

И хотелось бы спросить, но я остановил себя. А гость мой, поймав мой взгляд, хищно усмехнулся.

– Дракон – это интересно, верно? Драконом может быть кто угодно. Совсем кто угодно.

Отчего-то родилось внутри меня странное чувство, что на этот раз дракона я принимаю в собственной кухне, но всё же именно драконом этот гость не был. Его мятущаяся и изменчивая сущность была иной. И сколько бы я ни размышлял об этом, я не мог ни уловить её, ни назвать. Наверное, ко мне не заходил никто, опаснее этого существа. Однако я не испытывал страха или опасений.

– Что касается драконов, – он поставил чашку, намекая на вторую порцию. – Приходилось мне видеть совершенно причудливые вещи. Но вот есть мирок, такой древний и захудалый, что ли, где драконы отчаялись настолько, что вросли в бренную землю. Для такой реальности стоило бы писать пророчества, которые, как одно, начинались бы со строки: «Когда дракон восстанет, пыль земли отряхнув с крыл…» Красиво ведь! И пыль земли, пепел… – он задумался на мгновение. – Я там частенько бывал, отличное место для размышлений. У драконов живые глаза, а никто будто и не замечает.

Стоило бы опечалиться, но я был слишком настороженным, силился разгадать представшую передо мной загадку. И гость мой резко замолчал, всмотрелся в меня и засмеялся нервно.

– Плохо, плохо. Ты меня помнишь.

Это было правдой лишь наполовину. Я помнил и не помнил одновременно, но беспокойство, что возникало от этого ощущения, нарастало и мешало слушать, а ему нужен был слушатель, тот, кто безропотно примет все его рассказы, все странные шутки и каламбуры.

– Не совсем, – решился я возразить.

– А совсем меня запомнить нельзя, – и он встал, закружил по кухне, точно хищник по клетке. – Плохо, плохо, ведь чай недурён, – усмешка на миг осветила его лицо и тут же погасла. Он выглядел раздражённым, зловещим, опасным. Не болтуном, как прежде. – Всё так же не могу отыскать свой мир, – вдруг пожаловался он. – Вспомнить лицо. Сложно, сложно. Как ты запоминаешь свой облик? Отчего вдруг не меняешься, почему настолько уверен, что выглядишь именно так?

Вопросы не требовали ответов, только внимания, только тишины. Я почти не дышал, потому что вокруг нарастало напряжение, как бывает в самый последний миг перед рождением вихря. И я не был уверен, что если смерч родится и вырастет на моей кухне, это никак мне не повредит.

– Так легко переложить на чужие плечи этот неловкий момент, – говорил он дальше. – Назови моё имя, опиши меня, дай мне меня, – и снова раздался напряжённый смех. – Словно всё можно описать словами. А ведь даже чай – и тот нельзя.

Чашка на столе жалобно звякнула. Он же повернулся ко мне.

– А ты… Ты даёшь имена?

– Когда имею право, – ответил я уклончиво.

– Интересно, – и глаза его сверкнули, а потом черты лица изгладились и… лица-то не стало. Ничего не стало, лишь пустое пространство.

Улыбнувшись, я качнул головой.

– Кажется, мир я нашёл, – раньше я никогда не слышал, чтобы в моём голосе звучало столько уверенности. Так много, что она резко контрастировала с мягким «кажется», прозвучавшим первой ноткой в начале фразы.

– Мой? – и на пустом лице нарисовалась ухмылка. – Любопытно.

– Да, – сейчас мне казалось естественным говорить. Мы на мгновение поменялись ролями. – Да, ваш мир, любезный мой безымянный гость. Это удивительное чувство, вам оно, должно быть, тоже знакомо. Открывать новый мир. Распахивать очередную дверь, за которой и драконы, и левиафаны, и весна, да мало ли что там, за такой-то дверью, да?

– И где же этот мир?

Но теперь был мой черёд приложить палец к губам. Я встал со стула и приблизился, а гость мой отшатнулся, но не сумел сделать ни шагу назад.

– Открытие происходит не сразу, не внезапно. Все полагают, что начало в двери. Но нет, оно задолго до. В предчувствии, в предощущении, почти в дремотном состоянии. Материя миров сплетается, образует новое полотно, касаешься нитей и… уже знаешь. Двери нет, но знаешь.

Я, ничего не опасаясь, положил ладонь на его грудь. Тело под моими пальцами дрожало и гудело, точно на самом деле он был трансформатором, будкой, переполненной энергией, чем-то таким же странным.

– Правда именно в этот момент, – продолжал я. – Дверь уже существует. И я могу её открыть.

Он – лишённый голоса и своих рассказов – смотрел на меня без опаски и злобы, без любопытства, но с внезапным пониманием. И по едва дрогнувшим губам я прочёл одно лишь слово.

«Открой».

Мои пальцы нащупали ручку, я нажал её, дёргая дверь резко на себя. И… мой гость исчез. Посреди кухни маячил только дверной проём. Мир, ищущий сам себя, дверь, находящаяся внутри собственного осознания. Странно.

Проём разом схлопнулся, потому что я не собирался переступать порога.

На столике осталась лишь чашка с недопитым брусничным чаем с ноткой медового полудня.

========== 107. Открытки от никого ==========

Ветер принёс целую груду открыток, и я с самого утра перебирал их, раскладывая в ровные пачки. Они прибыли из разных миров, маленькие и большие, цветные, чёрно-белые, нарисованные акварелью. Рассматривая одну за другой, я задавался, пожалуй, единственным вопросом – как же так вышло, что все адресованы мне?

Поначалу мне казалось, что я знаю, кто отправитель, но затем и тут меня одолели сомнения, так что к вечеру я оставил все на рабочем столе и вышел на балкон, стремясь отдохнуть от причудливых изображений и всё-таки поймать за хвост разбегающиеся мысли.

Ветер пока не унялся, шумел по крышам, носил лепестки, тягал за косы едва распустившиеся деревья. Он был нездешний, этот ветер, но при том не чужой. Наблюдая за ним, я позабыл, что меня тревожило. Очнулся позже, когда закатное солнце блеснуло последний раз в окнах домов и угасло.

Пришла ночь, а у меня не было ответов, не было даже мыслей по этому поводу, только ворох открыток и всё…

Улыбнувшись, я облокотился на перила и вгляделся в небо. Может, оно знает? Уж точно видело… Или звёзды могут ему нашептать.

– Хэй, – кто-то неожиданно тронул меня за плечо.

Оглянувшись, я увидел девушку, лицо её казалось знакомым, но из памяти постоянно ускользало имя.

– Привет, – откликнулся я.

– Я – с ветром, – пояснила она, и отчего-то стало спокойнее. – О чём задумался?

– Об открытках, – ответил я и тут же понял – она из тех, кто парит на воздушной волне, не странница, а нечто другое, сёрфер.

– О, сегодня такой день, почтовый, – склонив голову набок, она усмехнулась. – Что тебе интересно?

– Почему я и от кого.

– От никого, – и теперь она запрыгнула на перила, поболтала ногами. – Так бывает. От никого. Почти как от всего мира сразу, но…

Кажется, я её понял, однако с таким ответом первый вопрос утратил смысл, и я ничего не стал уточнять.

– Зато они не исчезнут, никто не попросит их назад, – заявила мне сёрфер.

– А другие разве исчезли бы? – удивился я.

– Порой случается, когда уходит почтовый день… Вот как сейчас, – она выхватила прямо из воздуха письмо и протянула мне конверт. – Это – тоже твоё.

Простой конверт, где стояло только моё имя, было даже немного страшно открывать. Однако я вытащил из него сложенный вдвое листок бумаги. Вместо слов на нём были только странные знаки. Кажется, я улавливал смысл, и всё же не вполне.

Она же наблюдала, продолжая улыбаться.

– Иногда послания странные.

– Да уж, – я сунул письмо в карман. – Впрочем, можно привыкнуть, если это происходит часто.

– Можно, но почтовый день редкость, – она посмотрела вниз. – И мне скоро пора улетать. Ветер собирается прочь.

– Что ж, счастливого пути.

Мы встретились взглядами, а потом она исчезла – порыв ветра пронёсся столь стремительно, что и не заметить было, как же именно справляется с ним сёрфер.

***

В комнате я вновь пересмотрел открытки от никого и отправил их наконец в коробку. Пускай хранятся там, когда-нибудь снова возьму их в руки.

За окном раскинулась ночь, и я почти ни о чём не мог думать, только вмещал её потихоньку в себя, будто она просачивалась по капле. Странные знаки письма захватили, но не заставили размышлять о себе, я не разгадывал, только чувствовал, и в том была определённая правильность.

Ближе к рассвету я вдруг встрепенулся, нашёл себя слишком уставшим, но спать не хотелось. И снова хотелось взглянуть на письмо. На этот раз я поставил рядом свечу. Хоть электрический свет подошёл бы для чтения больше. Однако именно живое пламя сделало каждый символ кристально понятным, и я наконец-то прочёл и узнал их все…

***

Хрупкой девчонкой она поднялась на крыло – было когда-нибудь это, но вовсе ушло, и золотым небесам не клялась она, нет, просто взлетела и просто ушла на рассвет. Ветром уносится прочь, если где-то печаль, ей-то ни с кем расставаться поныне не жаль. Сердце её золотое совсем не болит, кто-то солгал, что оно заковалось в гранит.

Слишком ей просто даётся летать и летать, незачем жить по-другому, скучать и стенать, сердце её золотое за ветром ушло, так это было когда-то, так будет ещё.