Текст книги "365 сказок (СИ)"

Автор книги: RavenTores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 59 страниц)

Высвобожденные крылья поймали солнечный свет и засияли нестерпимо ярко. Поднялся ветер, закачал туда-сюда раскрывающиеся разноцветные тюльпаны.

– Неужели мне? – спросила она, опускаясь перед крыльями на колени и осторожно касаясь золотистых перьев.

– Конечно! Ну-ка, примерь.

Она повернулась ко мне спиной, и я поднял лёгкую, но прочную конструкцию. В тот же миг она словно приросла к спине.

– Но я не умею летать!

– Умеешь, – возразил я. – Ты и без них умела. Просто забыла. Вспомни.

Я погладил пушистые перья.

– Вспомнить… – он сделала шаг вперёд.

…И оттолкнулась от земли.

Пробудившийся ветер тут же подхватил её, поднимая высоко-высоко, разнося по сонному пока миру ликующий смех…

Под моими ногами вновь лежала Дорога, розовато-золотая в лучах зари. Я медленно двинулся прочь. Наша встреча закончилась, но впереди непременно должна была быть ещё одна, и ещё, и ещё…

Позади осталось поле тюльпанов, передо мной открылась дверь, и я шагнул в неё, не раздумывая, не рассуждая. Отголосок смеха выкатился монетой мне под ноги. На монете была воительница, за спиной которой сияли развёрнутые во всю ширь крылья.

========== 043. Несвобода ==========

Пробуждение оказалось совсем не приятным. Я с трудом мог пошевелиться и сначала даже не понял, а не провалился ли ещё глубже в сон. Впрочем, это тоже было бы своего рода пробуждением.

Реальность вокруг меня оказалась странноватой и уж точно не напоминала то место, где я засыпал. Узкая каменная расщелина, в которой я находился, имела слишком мало общего с моей спальней. Но как же я тогда здесь очутился и почему ничего не помню?

Осторожно выбравшись и растирая занемевшие руки и ноги, я оглядел стоящий вокруг сумрачный лес, в котором ещё теснились у корней клочья тумана и лишь изредка перекликались птицы. Забавно. Вчера я совершенно точно вернулся домой.

Когда я успел пересечь границу миров?

И не сплю ли я всё ещё?

Это было непросто проверить в иной реальности. Тем более, всегда оставался риск, что можно и вовсе уже не проснуться – настолько сильно могут затянуть путешествия по мирам.

Не случилось ли со мной именно это?

Паниковать я, конечно, не стал, лишь потянулся к шаманскому ножу. И тут меня ждал очередной сюрприз – знакомое и неотделимое от меня оружие исчезло. Рукоять не наполнила ладонь, как я привык, холодное лезвие не появилось, не поймало неверный утренний свет.

Зато я уже был почти убеждён – сновидческая ли это реальность, утянули ли меня иные миры, но это произошло не по моей воле. И, судя по всему, кто-то не хотел выпускать меня отсюда. Ведь только с шаманским клинком я мог в любой момент призвать дверь домой, пусть и заплатив ей своей кровью и кусочком жизни.

С другой стороны, этот нож, так или иначе, был мной самим, я не мог его просто так потерять. Неотторжимый от меня никакими силами, кроме магии, он ждал меня и взывал ко мне. Нужно было только прислушаться.

И я закрыл глаза, послушно внимая этому миру, который пока не казался ни враждебным, ни дружелюбным. Клинок отозвался, но был он так далеко, что я ощутил только направление. Что ж, это уже было хоть что-то. Наверняка тот, кто всё это затеял, будет ждать меня на пути. Там-то и узнаю, зачем и кому я понадобился.

Утро было сырым и прохладным, пусть в лесу почти не чувствовался ветер – он лишь тревожил верхушки деревьев – но я всё равно довольно быстро замёрз. Двигаться приходилось наобум, никаких троп, даже звериных, мне не попадалось. Пробиваясь сквозь молодую поросль, колючий кустарник и поваленные, покрытые мхом стволы, я всё ещё размышлял, кому бы могло понадобиться всё это, кто со мной играет.

Но ничего не приходило в голову и, пожалуй, только это меня и печалило.

Я пропитался лесным воздухом насквозь и перестал мёрзнуть, нашёл поляну с переспевшей и чуть суховатой лесной земляникой и позавтракал, отыскал чистый маленький родничок и утолил жажду.

Мне встречались лишь птицы, да и те казались призрачными голосами и только. Никаких животных в лесу словно бы не было, я не замечал ни следов, ни шорохов. Это тоже было немного странно, но миры встречались мне самые разные, трудно было судить о том, как устроен именно этот и почему он такой, какой есть.

Когда я вышел на берег лесного пруда, поросшего рогозом и осокой, было уже за полдень. Я присел на давно упавший, но всё ещё живой ствол дерева, и вытянул ноги. Усталость разливалась по телу приятной волной, мой шаманский клинок был всё ещё чересчур далеко, и потому я решил отдохнуть. Не стоило загонять себя.

Лес всё же давал мне и воду, и пищу, так что жаловаться было не на что. К холоду я притерпелся, а одиночество ничуть не тревожило. Хозяин этих мест или тот, кто притащил меня сюда, не желал являться, но я, может, и не так сильно хотел его видеть. Уж точно не страдал от этого.

Солнце золотилось через кроны, просеивалось, отчего казалось, что в лесу появился новый туман, только теперь золотистый. На папоротниках дрожали паутинки, гладь пруда темнела, недвижимая. Всё-таки места тут были очень красивые.

Я провёл ладонями по лицу, снова обратившись к воспоминаниям. Вернувшись домой, я не собирался никуда больше уходить. Даже сон свой запер… Значит, кто-то взломал мою защиту, пробрался и утащил меня с собой. Как занятно. Давненько такого не случалось.

Если бы найти ключ, понять – зачем, тогда всё предстало бы в ином свете. Но только никакого подходящего ответа не отыскалось, сколько бы я ни размышлял.

Была ли это чья-то злая воля? Но почему тогда я оказался в таком простом и спокойном месте? Оно не могло не повредить.

Я отмёл по очереди и просьбу о помощи, и любопытство. Но больше ничего подобрать не сумел и, в конце концов, оставил пустые размышления, собираясь двинуться дальше.

И тогда пруд вдруг пришёл в движение. Вода раздалась в стороны, словно выпуская кого-то изнутри. Это было удивительное зрелище, в самый центр точно вонзился нож, разбив пруд на две равные части. Я замер, вглядываясь и пытаясь понять, что именно происходит. Лес молчал, не возникло ни ветра, ни какого шевеления воздуха, но на другом плане всё вокруг пронизывало сильнейшая магия.

Я ждал, когда же появится сам маг.

Показалось зеленоватое илистое дно, укрытое поникшими водорослями. В самом центре расположилось существо, схожее с драконами внешне, но слишком маленькое и хрупкое. Оно взглянуло мне в глаза, а потом плавно поднялось и, вышагивая прямо по воздуху, вышло из пруда на твёрдый берег. Вода тут же сомкнулась, гладь пруда даже не пошла рябью.

– Ищешь? – на ладони существа появился мой клинок. Он был зол и поранил нежную кожу, но полудракон не вздрогнул.

– Хотелось бы вернуть то, что является мной, – усмехнулся я. – Зачем ты замкнул меня здесь?

– Не нравится? Думал, ты любишь леса, – он медленно наклонил голову. – Там за лесом будет и море…

– Не люблю несвободу, – поправил я и протянул руку. Шаманский нож тут же оказался у меня в пальцах. Но в этом не было особой ловкости. Полудракон не держал его. А мог бы.

– Вот как, – видно было, что он глубоко задумался.

– Что ты пытаешься осмыслить на моём примере? – мне стало не только любопытно, но и смешно.

– Ты привиделся мне во сне, – отвечал полудракон. – И я решил посмотреть, что будет, если сотворить мир, который бы состоял из того, что ты любишь. Но отчего-то не получилось… Или я собрал вовсе не всё, или не сумел разобраться. Ведь ты хочешь уйти.

– Потому что мне нравятся разные миры, в один ты всё равно не сумеешь собрать все. Ты ведь молод?

Полудракон недовольно дёрнул хвостом.

– Пусть так.

– Потому тебе пока и не ясно, что насильно счастливым никого не сделать.

Шаманский клинок растаял в моей руке, впитался в меня, дополнив. Теперь я мог уйти в любой миг.

– Наверное, мне придётся поразмыслить над этим, – полудракон вздохнул. Реальность вокруг нас стала сминаться, как лист бумаги. Только пятачок с прудом и поваленным деревом ничто не затронуло. – Я попробую ещё.

– Только не со мной, – предупредил я сразу. – Я путешественник, скиталец, мне не будет места в каком-то конкретном мире.

И тут я вспомнил недавнего гостя. Полудракон с интересом всмотрелся в моё лицо.

– Есть те, кто ищет конкретный мир, – понял он. – Ты вспоминаешь кого-то.

– Вот было бы забавно, если бы вы с ним сошлись, – поёжился я. – Что ж, попробуй его найти.

– Попробую, – согласился полудракон.

На том мы и распрощались. Уже мгновение спустя я оказался на кухне собственного дома и вовсе не о полудраконе задумался. А о своём недавнем госте. И было мне немного не по себе.

========== 044. Лекарство от февраля ==========

В конце того февраля сны часто вызывали чувство опустошения. Просыпаясь, я подолгу лежал, глядя в потолок, где дрожали блики солнечного света. Началась оттепель, и теперь повсюду было столько зеркал-ручьёв, что солнечные зайчики возникали даже в самых необычных местах, освещая всю комнату, точно творили на белой штукатурке волшебные фрески.

Я не мог вспомнить ни миров, что приходили во снах, ни видений, ни лиц. Словно тёмная пелена укрывала всё это разом, стоило только открыть глаза или шевельнуться. Потому я смотрел в потолок бездумно и уже не пытался поймать ускользнувшие эмоции. Только опустошение и оставалось, увы.

Позже я снова учился улыбаться – на кухне, удерживая в руках чашку свежего кофе. К середине дня невидимая рана внутри всё-таки зарастала. Вечером я даже мог отправиться в краткое путешествие, но стоило уснуть…

И круг повторялся.

Может быть, это было похоже на болезнь, такую частенько подхватывают путешественники. Сродни насморку, она и проходит сама собой, неизвестно отчего. Будто какой-то мир случайно забрасывает в самую душу своё семечко, но оно не укореняется, а только оставляет ямку, которую рано или поздно заносит песком новых впечатлений.

Я даже старался не особенно задумываться об этом, привычно выжидая часы, пока не начинал чувствовать себя лучше. Старался лечь немного позже, спать чуть-чуть меньше… Возможно, даже и не спать совсем.

Но беспокойство всё же нарастало внутри. Оно нашёптывало, что никакую болезнь нельзя пускать на самотёк, что нужно обязательно узнать, в чём же дело, необходимо обратиться к специалисту. Вот только я не знал ни одного, хоть и слышал об этой странной хвори от других скитальцев. Никто не подсказал бы мне, к кому же обратиться, кто может заглянуть в душу и понять, что оставляет в ней этакую вмятину.

В очередной раз пробудившись, я понял, что настал пасмурный день. В каком-то смысле это даже успокаивало – без солнечных пятен потолок не манил забытыми снами. Но опустошённость, к сожалению, не заполнилась, подобно небу, кудлатыми тучами. Я всё так же спустился на кухню и сварил кофе, всё так же удерживал чашку, глядя, как за окном медленно планируют тяжёлые хлопья снега и тут же тают в грязной талой воде.

Февраль сражался с весной, но всё-таки собирался уйти, а я всё ещё не мог найти лекарство от своего странного недуга.

Когда я шёл в гостиную, на глаза мне попался старый варган. Он часто оставался на полочке в полной тишине, слишком уставший для путешествий. Он был таким древним, что, казалось, должен потерять голос. Но когда я взял его и попробовал оживить вздохом, тронул язычок – варган ожил. Басовитая нота раскатилась по всему дому, задрожала эхом где-то на лестнице.

Давно я не слышал этого густого звука, и в сердце что-то откликнулось, и в душе что-то запело в тон.

Забыв надеть куртку, я выскочил на крыльцо и там заиграл. Мощный голос варгана разнёсся по округе, на мгновение словно бы заставив весь мир замереть. И вот уже я играл и играл, обо всём забыв, закрыв глаза.

Наверное, вокруг меня летели снежинки, превратившиеся чуть позднее в дождь, наверное, происходило что-то ещё, но я был центром и ничего не видел. Во мне оживала, пронзала меня насквозь мелодия.

Я не чувствовал ни ветра, ни холода. Растворился в звучании, которому сам был источником, и когда очнулся из этого мистического транса, уже вечерело. По-прежнему стоя на крыльце, я опустил руку с варганом. Снег уже давно кончился, перестал и дождь, а небо расчистилось. Усталое солнце разбрасывало розоватые блики по городским окнам и бегущим ручьям, воздух сладко и свежо пах подступающей весной.

А в душе моей больше не было никакой раны.

Постояв ещё немного, я вернулся в дом и принял горячий душ, чтобы согреться. Мне было радостно, я был счастлив.

***

Следующее утро, однако, снова оказалось солнечным, и опять танец света на потолке обнажил мою внутреннюю опустошённость. Не похожая на раскрытую чёрную дыру, она, тем не менее, продолжала меня беспокоить, ни капли не нравилась. А потому я смотрел и смотрел на пляску световых пятен, вспоминая, что же вчера так помогло мне.

Варган нашёлся на тумбочке у кровати. Я заиграл, даже не вставая. Не потребовалось никакого долгого транса – опустошённость сбежала, исчезла, заросла, заполнилась звуком.

И день пошёл своим чередом.

Открылась дверь, снова затянул меня к себе таинственный и славный мир, снова я с кем-то встречался, о чём-то болтал и смеялся. А хворь… Хворь отступила, если не совсем исчезла. Впрочем, я не загадывал. Главное, что у меня появилось лекарство.

***

На следующее утро февраль рыдал холодным ливнем. Гулко гудели трубы водостока, звенели капли, отскакивая от плитки, которой был замощён мой балкон, и ударяясь в стеклянную дверь. Весь мир звучал как-то по-новому, совершенно иначе.

Не было световых пятен и бликов, но я и не хотел рассматривать их на потолке. Возникло ли чувство опустошённости? Я даже не понял этого, потому что мне так захотелось влиться в общую мелодию, что я подхватил варган совсем без раздумий.

Почти нагим выскочил я на балкон, продолжая играть. Город пробуждался под этим ливнем от долгой зимней спячки, капли дождя пожирали оставшийся снег, обнажая землю, ручьи пенились, с шумом сбегали по улице, где низвергались в канализационный сток со звуком настоящего водопада.

Мы играли с дождём, плели общую мелодию, и в этом было только лишь незамутнённое счастье.

Музыка была моим лекарством…

***

Я не мог забыть тот февраль.

Сколько бы февралей не минуло после него, но именно тот навсегда отпечатался в памяти, да так ярко, будто бы в него можно было шагнуть в любой момент.

Варган, как и шаманский нож, теперь всегда был при мне. Моё личное средство первой необходимости. Мой верный друг, спасший меня от меня самого.

Однажды у костра, где, как водится, собрались странники, шедшие во всех направлениях длинным трактом, ведущим от одного мира до другого, кто-то посетовал на ту же болезнь.

Голос его был робким и тихим, даже нельзя было однозначно сказать, парень или девушка пытаются поделиться своей болью. Я слушал внимательно, да и другие примолкли, то ли вспоминая, то ли не зная, как поддержать.

Когда говорящий замолчал, поглубже надвинув на голову капюшон, точно спасаясь от сильного ветра. Мне пришло в голову спросить:

– Как давно ты играл или пел?..

– Давно, – признал этот странник, глянув на меня и тут же отводя взгляд.

– Попробуй сделать это на рассвете, – я пожал плечами и почти неосознанно тронул варган, что в особом мешочке болтался на моей шее.

– И я тоже давно не играл, – раздался ещё один голос.

А вскоре уже и все странники загалдели, признаваясь в том, как мало в последнее время они уделяли внимания музыке. Решено было встретить рассвет всем вместе, всем разом.

Может, все мы были больны в тот миг? Я ведь, даже зная лекарство, не мог отрицать, что был поражён и болезнью.

И конечно, едва рассвело, мы встали на краю обрыва. Здесь были те, кто держал в руках варган, был юноша со звонким думбеком, были две девушки с флейтами, а у кого-то нашлась скрипка…

Точно, как раз у того, кто у костра жаловался на свою пустоту.

И стоило первому лучу выглянуть из-за края, как мы заиграли. Мелодия лилась каскадом, и каждый из нас понимал, что в этот самый миг рана наконец-то исчезает полностью, не оставляя даже рубца.

…Мы разошлись, когда солнце встало, унося в своих душах мелодию, что сплотила нас, излечила и дала нам сил.

========== 045. Письмо с августом ==========

Я сидел на холме и смотрел, как долина внизу постепенно кутается в туманную шаль. Скрадывались очертания пышных кустов, пропала из виду серебристая лента речушки, скрылись высокие травы. Только пение сверчков звенело и звенело сквозь сизую дымку, прорываясь к небу, удивительно чистому, синевато-фиолетовому.

Крупные звёзды можно было срывать, как цветы. Они чуть заметно дрожали, точно хотели потанцевать, но оказались слишком крепко прикручены к небосводу.

Я откинулся на спину, приминая траву, и вгляделся в наступающую ночь. Было спокойно и тепло, но спать не хотелось ни капельки. Ещё вчера я бежал от промозглого февраля, а сегодня нашёл настоящий август, и нельзя теперь было так просто покинуть это место. Хотелось напитаться любимым месяцем, стать сосудом, в котором он плескался бы подобно дорогому вину.

Ароматы пряных трав, сверчки и звёзды… И совсем немного яблочно-медовых нот. Вот мой личный августовый рецепт.

Улыбнувшись, я прикрыл глаза на мгновение, а когда снова открыл, надо мной парила стайка светлячков. Блуждающие огоньки, отливающие синевой и изумрудной зеленью, кружились и танцевали. Я вытянул руку вверх, один из светлячков тут же опустился мне на пальцы. Крупный, словно недовольный чем-то, он долго устраивался удобнее, но всё же вспорхнул и скрылся в ночном небе. Наверное, там было поинтереснее.

– Какой прекрасный мир ты нашёл.

Я повернул голову на голос и узнал свою давнюю знакомую. Её меч лежал на траве между нами, в рукояти мрачно горел тёмно-алый камень.

– Ты только из битвы, – угадал я.

– Пришла по твоему имени, – она кивнула и недовольно поморщилась, а потом закатала рукав рубашки, показывая повязку на предплечье. – Засмотрелась, вот и…

– Скоро пройдёт, – мне не нужно было видеть рану, чтобы почувствовать, насколько она пустячная.

– Это да, – она тоже улеглась в траву. – А что, тут всегда август?

– Вот этого не знаю, но если бы так, запомнил бы путь в этот мир, – я усмехнулся.

– Я бы тоже, – она помолчала. – А вчера я была у северного моря. Но там царил декабрь, кажется, вечный.

– Наверное, там было непросто, – я представил валы холодных волн, хрустящую ледяную корочку на камнях в полосе прибоя, обледеневший маяк…

– Непросто, – она усмехнулась. – И холодно, а я… как всегда. Ну ничего. Смотритель маяка приютил потом.

Вокруг разлилась звенящая сверчками тишина, звёзды смотрели нам в глаза и перемигивались между собой.

– Хорошая ночь, – она чуть повернула голову. – Но мне нужно больше действия, я не могу вот так.

Я тихонько рассмеялся.

– В этом между нами разница, я ценю такие моменты, а ты стремишься сквозь них пробежать.

– Зато нам не скучно, – она села. – Куда пойдёшь потом?

– Пить февраль, – теперь и мне захотелось сесть. Я поймал кисточку травы и пропустил сквозь пальцы, ощущая, как она нежно покалывает кожу. – На самом деле я тут решил немного отдохнуть от него.

– Февраль… Я давно не виделась с февралём, чаще всего оказываюсь в каком-то… ноябре.

Мне это было понятно. Ноябрь порой становился настоящей клеткой, занимал собой всё пространство, не позволяя другим месяцам занять положенные места. И было особенно мучительно пытаться прорываться сквозь ноябрьскую белую пелену, изукрашенную обнажёнными ветвями деревьев.

Впрочем, февраль для меня тоже стал ловушкой, из которой не получалось улизнуть надолго.

– Вот, например, на той неделе… – она замолчала, точно ей показалось напрасным обозначать какой-либо временной промежуток, – я застряла в ноябре посреди бескрайней степи. Сухие травы шуршали под ногами, начинался снегопад, всё дышало отрешённой бесстрастностью. А небо открывалось прямо в пустоту. Или было пустотой.

Она запустила ладонь в волосы.

– Тяжело.

Я безмолвно кивнул. Тот мир был мне знаком. Когда-то я шёл и шёл по этой степи, не зная, то ли остаться там, то ли кидаться на иллюзорные стены, разбивая в кровь и пальцы, и душу, чтобы вырваться из ноября.

– Но здесь август, – снова заговорила она. – И он пьётся, поётся и дышит. Как же чудесно.

Снова нас кутала тишина, а звёзды стали ярче. Несколько сорвалось вниз, расчертив небеса, и это было удивительно красиво, но никто из нас не загадывал желаний, мы уж слишком привыкли полагаться только на себя.

– Февраль затянулся, – признался я чуть позже. – Переполнен водой вперемешку со снегом. Влажный, даже сырой, холодный… Не хочу больше февраля.

– Но вынужден к нему вернуться, – она сочувствующе погладила моё плечо. – Это ничего, пока есть возможность сбежать от него на минуту.

– Да…

И мы снова погрузились в молчание. Ночь тут была короткой, на востоке небо уже начинало неумолимо светлеть, а туман в долине внизу поредел, обнажая тёмные купы деревьев.

– Мне пора, – тут она поднялась, волосы каскадом упали почти до земли.

– Удачи, – кивнул я.

Дверь раскрылась в тот же миг, и моя воительница, подхватив меч, унеслась в иную реальность, а я снова улёгся на траву. Мне отчаянно не хотелось возвращаться в февраль из любимого августа, но тот уже нарастал внутри.

Сначала в сердце раскрывалась льдистая почка, выпуская странный листок, похожий на снежинку, потом внутри всё холодело, напитывалось промозглой влажности. А росток февраля всё набирал силы, раскрывался, захватывая всё больше места. В какой-то момент мне даже показалось, что он сейчас вырвется из меня и заполонит этот мир, а может, просто вывернет меня наизнанку.

Пора было идти.

Поднявшись, я последний раз глянул на зазолотившийся восток, на долину внизу и туман. Высветилась арка двери, и я шагнул через порог, оказавшись сразу посреди февральского сквера.

Шёл снег, светлое до сплошной белизны небо зацепилось за крыши многоэтажек.

– Привет, февраль, – безрадостно прошептал я и поспешил через слякоть и набирающий силу снегопад к дому.

Росток февраля внутри ревниво вытеснил август, оставив только воспоминания.

***

…Уже позже, когда я отогревался чаем на кухне, а за окнами накатывал вечер, погружая город в лиловый сумрак, под дверь кто-то просунул конверт. Промокшая, но плотная бумага, никакой подписи, нет даже печати.

Повертев послание в руках, я опустился на стул у окна и аккуратно надорвал по краю. В кухне резко запахло травами, звёздным вечером, почти запели сверчки. В конверте был август – маленький кусочек, несколько метёлок травы, совсем немного медового аромата, капелька от сияния танцующих светляков…

Я вытащил сложенный вчетверо листок, осторожно развернул его и прочёл:

«Ты забыл свой август на холме, я решила, что будет лучше прислать.

P. S. Я справилась с ноябрём, удачи тебе в феврале».

Теперь уже я не мог не улыбнуться. Письмо с августом легло в нагрудный карман моей рубашки. Больше мне был не страшен февраль вместе со всеми его снегопадами, ростками в груди и плачущими сосульками над балконом…

========== 046. Дверь из лабиринта ==========

В этом мире точно и вовсе не было ничего, кроме недостроенных зданий, переходящих одно в другое, бесконечных лестниц и пустых пролётов, бетонных плит, обрывающихся в самых неожиданных местах, гулких колодцев с темнотой внизу. Смутно видневшееся белёсое небо маячило за пустыми глазницами окон, туман кутал ступени, уводящие на нижние этажи, и нельзя было сказать, что они приводят в итоге куда-то в конкретное место.

Этот мир был клубком невероятной архитектуры – не из-за особенной её красоты, а невероятной с точки зрения привычных законов физики. Казалось, ещё немного – и можно будет пройти по потолку или по стене, ещё мгновение – и двери станут окнами, а окна – люками в полу.

Всё было неподвижно и одновременно жило непонятной жизнью, перемещалось, перестраивалось, обрастало новыми этажами, переборками, высвечивало новые проёмы, зияло новыми пустыми окнами или таращилось тёмной пустотой, полной шорохов и завываний ветра.

Оказавшись тут, я почти сразу упустил дверь – несложно, если оглядеться внимательно. На этом этаже дверей оказалось не меньше пары десятков. Какие-то проёмы были арочными, в других покачивались косовато насаженные створки, третьи вели в стену… Чутьё на мгновение меня предало, и только чуть позднее я сумел разобраться, что выход из лабиринта всё-таки есть, но где-то этажом или двумя выше, чуть поодаль от меня.

Найти лестницу, уводящую вверх, а не в сумрак внизу, я сумел не сразу, потому заметно удалился от того, единственно нужного мне здесь места. Пришлось признать, что знакомиться с реальностью вокруг – необходимость. Ведь скитаться по лабиринту, не подчиняющемуся законам логики, было делом почти безнадёжным.

Поднимаясь по крошащимся ступеням, я почти ни о чём не думал, только вслушивался в пространство, стараясь хоть немного принять его в себя, слиться с ним, пусть ненадолго. Ничего не получалось, этот мир меня почти отвергал, при этом вовсе не желая выпустить.

Неприятное чувство – точно я птичка в клетке – не желало меня покидать, и в итоге я остановился и пристально вгляделся в кружащуюся за границей ступеней тьму. Никаких перил тут не было, неровные, местами сильно разрушенные и испещрённые трещинами ступени угрожали развалиться от малейшего шага. Тогда бы я сорвался, но всё же мне казалось, что падение длилось бы слишком долго, пока я не забыл бы, зачем вообще тут оказался.

Впрочем, конкретного ответа на это самое «зачем» у меня совсем не было. Я перешагнул порог не той двери, когда в очередной раз выбирал дорогу.

Эта реальность была живой и мёртвой разом. Никаких существ тут не нашлось, но каждая стена, каждая ступень, каждый камень имели обо мне своё мнение. И вряд ли хорошее.

Взглянув вверх, я всё же продолжил подниматься, в то время как туман медленно полз за мной, скрадывая пройденные ступени и площадки. Нескоро я смог наконец-то выйти с лестницы на очередной этаж. Запылённые плиты, покрытые кое-где щебнем, складывались в коридор. С одной стороны зияли провалы, с другой через равные промежутки открывались двери. Конца коридора видно не было.

Вновь прислушавшись к себе, я осторожно двинулся по коридору. Дверь ускользала, она вовсе не была где-то рядом, но я слишком желал её отыскать.

Я миновал десять проёмов, пока неясное чувство не позвало меня повернуть. Тут уже не было коридора, лишь ряд комнат, переходивших одна в другую. Под ногами неприветливо скрипел песок и гравий, местами попадались серые от пыли кирпичи или открывались провалы в плитах. Несколько комнат спустя пол расчертили трещины в палец толщиной, и я пробрался в следующую вдоль стены, вцепляясь пальцами в неровные камни, потому что ждал обрушения в любой момент.

В очередной пришлось обогнуть торчащую из пола ржавую арматуру, после – перепрыгнуть в разлившуюся на всё пространство лужу грязной затхлой воды, на мутной поверхности которой ничего не отражалось.

Потом я снова попал в бесконечный коридор, на этот раз загибающийся под немыслимым углом, и двинулся по нему, чувствуя, что уже немного приблизился к искомому. Одновременно меня посетило подозрение, что с дверью не всё будет просто.

Каких только я ни встречал – расположенных на дне колодца, кажущихся аркой из сплетённых ветвей, прозрачных, как дымка, схожих с норами и лазами, которые роют лисы, напоминающих пещеры… Эта явно была иная. В ней крылась тайна и свежесть, и ведомый этим чувством я шёл вперёд, в надежде, что лабиринт привык ко мне настолько, чтобы отпустить.

Когда я внезапно оказался на открытой площадке – недостроенное здание обрывалось открытыми балками, не было ни стен, ни некоторых плит-перекрытий – сердце моё забилось почти радостно. Здесь гулял опасный ветер и отчего-то пахло дождём, но я, конечно, больше обращал внимание на то, как внутренний компас уверенно тянет вперёд.

Пришлось перепрыгивать дыры и осторожно перебираться с балки на балку, пока я не дошёл до обрубка, схожего с колонной… и не увидел рядом с ним мальчишку лет двенадцати.

– Что ты здесь делаешь? – удивился я, не понимая, откуда в этом покинутом мире, где не было никаких существ, вдруг взялся ребёнок.

Тот смерил меня взглядом.

– Пока ничего, – и пожал плечами.

– А что должен? – отчего я спросил об этом? Может, то был голос внутреннего компаса.

Но мальчишка не ответил, только дёрнул плечом. Он перевёл взгляд вправо, где снова из тумана формировался коридор. Пока что стенки только росли, выстраивались, но ещё были очень эфемерны.

– Ты создатель этого места? – удивился я.

– Вовсе нет, – он хмыкнул. – Нет, и я тут надолго не задержусь. Теперь.

Почему теперь? Этот вопрос вспыхнул почти осознанием, я словно раскрыл природу этого мальчика, но никак не мог вспомнить нужного слова. Но вслух я сказал другое:

– Лабиринт отпустит тебя?

– Он не сможет удержать, – и мальчишка широко улыбнулся. – Не сможет больше.

Интересно, а долго ли удерживал прежде?

Но я снова не выдал своих мыслей. И даже отчего-то не предложил помощи. Напротив, был уверен, что сам в ней нуждаюсь.

– Ну что? – он обернулся. – Теперь ты должен назвать меня.

И я нахмурился. Слова по-прежнему ускользали, а мальчишка ждал, его глаза были тёмными, а губы нетерпеливо подрагивали. Он словно хотел поторопить меня и посмеяться над тем, что я никак не могу правильно ответить на простую загадку.

– Ты…

– Я?..

Вздохнув, я потёр висок. Он был – то, что я искал. Но я забыл, за чем именно шёл по всем этим этажам.

Мальчишка засмеялся.

– Так это тебя лабиринт пока не решил отпустить. Да только у него не получится. Потому что я тоже не смогу сбежать, если ты не… откроешь.

– Подсказка, – механически отметил я, но уцепился за его фразу и даже сделал шаг вперёд, укладывая похолодевшие ладони ему на плечи.

– Да! – он пытливо смотрел на меня.

– Ты… Открываешься. Ты – дверь! Ты и есть дверь.

Мне стало так легко и свободно. А мальчишка кивнул.

– Здесь – я дверь, ты путник. Иди.

Мне оставался один шаг, а когда я обернулся – уже в другом мире – мальчишки позади меня не было. Только блестящими каплями обрушился дверной проём.

Интересно, кем же живая дверь обернулась теперь?

Я ещё чувствовал, как недовольно ворочается мир-лабиринт, но впереди ждала новая дорога.

========== 047. Победа и прогрыш ==========

В груди крепло странное чувство, непонятное, болезненное, оно росло, заполняя собой всё пространство, потеснив лёгкие, отчего стало тяжело дышать, сердце, отчего каждый удар отзывался болью.

Стоя на балконе, я смотрел на протекающий внизу людской поток, я ощущал раскинувшееся над головой небо, я протягивал ладони ветру, но чувство не проходило ни от наблюдений, ни от соприкосновений с вечностью, ни от живого воздушного течения. Словно оно выбрало меня и не собиралось больше отпускать.