Текст книги "365 сказок (СИ)"

Автор книги: RavenTores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 59 страниц)

Положив ракушку в карман, к ключу, я начинаю новый путь. Ковыль шепчет о чём-то, звёзды благосклонно смотрят с небес, и до рассвета ещё целая бесконечность.

***

К утру я прихожу на берег – ракушка была обещанием. Дорога выводит прямо к каменистому пляжу, где тут и там расселись крупные чайки. Завидев меня, они взмывают в воздух с печальным и пронзительным криком. Я узнаю этот берег, но я не был здесь прежде, только видел во сне чужую картину, осколок чужой мысли, в котором это побережье чего-то бесконечно ожидало. Оно и сейчас продолжает ждать, но не меня, и я присаживаюсь на крупный обломок скалы, чтобы посмотреть, как из сизых морских глубин поднимется солнце.

Ракушка в кармане с глухим стуком ударяется о ключ, и я вынимаю его, чтобы погладить пальцами узорчатую бородку, изучить холодный металл, вдохнуть его чуть ржавый запах. Сталь раскрошится, рассыплется со временем, и ключ станет совсем бесполезным, а точнее, перестанет быть ключом. Нужно скорее найти замок. И теперь я знаю, что он находится в двери, которая смотрит в сторону моря.

Мягкий свет разливается вдоль всего восточного края, он золотой и розовый, слишком нежный. Потом алым всплеском пробуждается солнце, медленно ползёт ввысь. И я уже знаю, что где-то, на краю иного мира, стоит маяк, пламя под стеклом которого такое же ало-золотое, как это встающее солнце. Чтобы подняться к неугасимому огню, нужно отпереть три двери. От первой у меня есть ключ.

Где же ещё два?..

Чайки кричат, тоска в их голосах льётся над океаном, что медленно накатывает на пляж, и отступает, и снова накатывает, выбрасывая ракушки, похожие на ту, что осталась в моём кармане. Она – мой проводник, мой билет сюда. Но теперь пора повернуться к восходящему солнцу спиной, и миры пропустят меня по грани, а я продолжу поиск.

***

Когда пляж остаётся где-то вдали, я понимаю, что вокруг сгустилась лесная мгла. Тихо, только листва шуршит, тревожимая ветерком. Закат в этом мире истёк, уступив место ночи, лишь мгновение назад. Можно было бы устроиться на ночлег в корнях ели, но мне хочется идти дальше, меня что-то зовёт и тянет. Я подчиняюсь.

Свет мне не нужен, я ориентируюсь в лесном сумраке, а скоро зрение привыкает настолько, что я сам себе кажусь диким зверем, который скользит в тенях. Надо мной бесшумно взлетает крупная сова, мимо проносится испуганный заяц. И всё затихает.

Лес не спит, он наблюдает за мной.

В воздухе разливается сырость, скоро я выхожу к ручью, который почти бесшумно, лишь изредка взбулькивая, бежит на север. Вода в нём холодная, но прекрасно утоляет жажду, а дно усыпают мелкие камешки. Я погружаю руку до самого локтя и только тогда касаюсь их округлых бочков. Внезапно пальцы, уже почти заледеневшие, не потерявшие чувствительность лишь потому, что ладонь нещадно саднит, так как ранка ещё не затянулась, вцепляются в какой-то плоский предмет. Темно, не видно, что это такое, потому я вытаскиваю и рассматриваю, расположив на ладони – поблёскивает влагой ещё один ключ. Он из камня, но сделан так изящно, что невольно уважаешь неведомого мастера.

Второй ключ.

Я улыбаюсь и закрываю глаза, чтобы в следующий момент оказаться в ином мире. Здесь солнце жарит вовсю, ночная прохлада, ещё затаившаяся в складках одежды, испуганно испаряется. Теперь я сижу на холме, а солнечные лучи оглаживают мои плечи.

Дорога зовёт меня к городку, что раскинулся внизу, окаймлённый садами, где наливаются красные бочка яблок. Поднимаюсь. Вот тут я найду убежище на вечер, но пока что поброжу улицами, присматриваясь, выискивая, что звало меня сюда.

Может, ещё один ключ?

Этот город не знает морских ветров, здесь всегда тепло и солнечно, ведь лежит он в чаше гор, с которых не сходят лавины. Удивительное местечко, где почти всегда лето. Наверное, стоит остаться тут на пару деньков.

Я снова сжимаю оба ключа в ладони, они всё ещё холодят кожу, а ранка то и дело напоминает о себе.

Мои ключи вдруг почти задают вопрос. И я обещаю, мои дорогие, мы здесь ненадолго, ведь нас по-прежнему ждёт маяк. Но пока нам точно лучше вдохнуть этого яблочного мира, отыскать тут ещё одно сокровище. Если, конечно, сам этот городок не является маленьким сокровищем.

Или ключом.

Пора это проверить.

========== 011. Маяк и Смотритель ==========

Маяк стоял на изрезанной стылым солёным ветром скале, возвышаясь над каменистым пляжем. К нему вела тропа – грубые ступени, некогда вырубленные в камне, но уже искрошившиеся от времени. Первая дверь оказалась железной, местами проржавела насквозь, но держалась крепко. Замок в ней тоже сработал нехотя, проскрежетал недовольно и щёлкнул далеко не сразу, а когда уже стало казаться, что ключ сломается, не сумев победить сопротивление постаревшего металла.

За дверью оказалась тёмная каморка, пыльная, пропахшая сыростью. По углам висела паутина, стены скрывала зеленоватая плесень, первые ступени винтовой лестницы заволокло морским песком. Петли настолько заржавели, что закрыться дверь больше не могла, и теперь золотистый солнечный свет прорезал уставшее от сумрака пространство.

Однако шаги отдавались гулким эхом, которое поднималось всё выше и выше, будто звало кого-то, приветствовало или даже желало напугать. Виток за витком – и лестница показалась бесконечной, тем более, свет угас и ничто больше не развеивало сумрака. Некогда тут горели факелы или стояли фонари – по стенам здесь и там встречались кольца для одних и полуистлевшие деревянные полочки для других.

Шаг за шагом я поднимался, поглаживая холодный и немного пористый на ощупь камень кончиками пальцев, вслушивался в гуляющий в теле башни звук, чуть улыбаясь пробуждению этого древнего места. Остро пахло пылью и морем.

Наконец лестницу перегородила ещё одна дверь. Она казалась частью стены, пришлось вытаскивать из кармана маленькую гнилушку. Неяркое зеленоватое свечение позволило рассмотреть выбитые в камне узоры и отыскать скважину, прикрытую металлическим лепестком.

К этой подошёл каменный ключ.

Замок почти не упрямился – чем выше по лестнице, тем суше становился воздух, и механизму уже не угрожала ржавчина. Если этот механизм вообще был из металла. Так или иначе, петли тоже повернулись почти бесшумно, дверь отошла в сторону.

Снова ступени, снова виток за витком. Теперь откуда-то сверху лился приглушённый свет, но с каждым шагом он становится ярче, темнота расступалась и даже паутина как будто исчезла, но на камнях вновь появился песок, он серебрился, казался лёгким и воздушным, напоминал, что за стеной есть безграничный океан, которого было почти не услышать здесь.

А потом лестница сделала последний поворот. Выход в круглую комнату, спрятавшуюся под хрустально-стеклянным колпаком, загораживала решётка. Она была такая частая, что даже ладонь не проходила дальше.

***

…Последний ключ отыскался в центре города. В фонтане.

Посреди большой и светлой площади, которую окружали невысокие, удивительно изящные здания из белого камня, располагалась каменная чаша, похожая на раскрытый цветок. Сердцевинка его, омываемая струями щебечущей воды, сияющей алмазами в солнечном свете, была занята дивной статуей – хрупкая фея с флейтой в руках запрокинула голову к небу, поднесла свой инструмент к губам… Ах, как прекрасен был её облик! Как должна была звучать её дивная музыка.

И вот на поясе этой статуи поблёскивал хрустальный ключ на потемневшей от воды цепочке. Скульптор был столь талантлив, что фея казалась живой, но полупрозрачный ключ привлекал внимание гораздо сильнее.

Забрать же его из фонтана оказалось не так-то просто, площадь была оживлённым местом. Пришлось ожидать тут до самой ночи, пока, наконец, не разбрелись по домам все гуляки.

Промокнув насквозь, я всё-таки смог взять ключ в ладони. Цепочка на удивление легко подалась одному сильному рывку. Холодный и влажный, ключ теперь маняще поблёскивал в моих пальцах, а стоило поднести его к губам и выдохнуть воздух, как он запел – и голос его был лучше самой прекрасной флейты…

***

И вот я с трепетом вложил его в замочную скважину на решётке. Он повернулся мягко, почти беззвучно, лишь механизм замка внутри тихонько скрипнул и звякнул, будто бы соглашаясь с проникновением. Решётка только однажды скрежетнула по каменному полу, усыпанному песком, и впустила меня в фонарь маяка.

В центре дрожало пламя. Оно горело само по себе в колбе, которая мягко и медленно вращалась, отчего световой луч то скрывался, то вновь пронзал уже сгустившуюся вокруг маяка тьму.

Ночь наступила, пока я поднимался сюда.

Раз за разом луч света прочерчивал комнату по кругу, и я рассматривал всё новые удивительные вещи – тут и там были рассыпаны шахматные фигурки, кое-где шуршали от залетающего под треснувший колпак ветра почти рассыпающиеся карты, сухие мотыльки усыпали круглый стол, в центре которого и жило негаснущее пламя за хрустальной стенкой…

Странно было ощущать, что здесь прохладно. Конечно, рассыпавшиеся стекляшки от разбитой части колпака подсказывали почему, но всё же… И в неловкой догадке я коснулся стекла, за которым танцевал огонь, чтобы убедиться – тот и правда холодный.

Сердце маяка было ледяным, но он всё так же исправно служил кораблям, даже если тут их не видели множество лет.

Я устроился на каменной скамье и долго смотрел на тёмный океан, который с равными промежутками озарялся лучом, ускользающим вдаль, вдаль, едва ли не к горизонту.

Зачем же дороги привели меня сюда? Неужели кто-то или что-то жаждало подсказать, что здесь требуется… смотритель? Но я – путешественник – не подхожу на эту роль, ведь меня унесёт первым же ветром, а маяк снова осиротеет.

Или я должен найти смотрителя, скитаясь по мирам, и пригласить его сюда?

Я видел, что неподалёку стоит старенький дом, камень его стен ничуть не уступит в возрасте маяку. Наверняка именно там должен был жить смотритель, да только маяк как-то расстался с ним и теперь тоскует. Ждёт кого-то другого или того же самого, да в новом теле и с новыми мыслями.

Прикрыв глаза, я сосредоточился, словно желал услышать историю маяка. Но тот, конечно, молчал – маяки много разных знают легенд, но о себе вот предпочитают не болтать, зато рады порассказать о кораблях, капитанах, русалках, плещущих под луной хвостами… В общем, о том, что видать с высокой скалы, пока вглядываешься золотым глазом во мрак.

И вдруг где-то внизу раздался звук шагов. Он нарастал, раскручивался, звенел, гудел, точно набирал силу. Это был уверенный и размеренный звук, надёжный и верный. Заинтересованно посмотрел я на вход, где виднелись прутья решётки, въехавшей в углубление в стене не до конца. Кто-то поднимался чуть медленнее, чем я, но всё же не отступал. И можно было посчитать, сколько ступенек преодолел он шаг за шагом, пока наконец не оказался напротив меня.

Тут же свет вычертил волевое лицо, отразившись в серых глазах. И померк, а путник остался в тени, удивлённый тем, что не одинок.

– Ты смотритель? – спросил я.

– Да, – кивнул тот. – А ты?

– Хозяин ключей, – и уложил на столешницу все три – стальной, каменный и алмазный. – Не теряй их.

Он приблизился, деловито нанизал все ключи на кольцо.

– Ступай, тут много работы, – в голосе его послышалась лёгкая ворчливость.

Он был одиночка. Как все смотрители.

И все путешественники по мирам, которых я знал.

========== 012. Снег и кровь ==========

Пробуждающиеся миры приносят много историй, самых разных – грустных и смешных, тревожных, даже страшных, и мягких, как суфле, загадочных и совсем простых, в которых нет ни капли таинственности. Слушая их, я порой представляю, как они выплетаются мелодиями, звенят, дрожат на ветру. Иногда от таких историй остаются колокольчики, которые можно повесить на дерево в саду. В ветреный день все они заливаются звоном, и даже кажется, что этот звук такой силы, что где-то из него непременно родится море.

Но этот мир был молчаливым.

Он вился у чашки с чаем, словно вдыхал аромат, облетел всю кухню и недолго повисел у торшера, скрывшегося под уютным абажуром. После замер у окна, точно за стеклом было что-то, кроме ночных огней и скучных пятиэтажек напротив.

– Какая же у тебя история? – спросил я, заметив, что остальные миры потихоньку меркнут и растворяются: им не откажешь в чувстве такта.

Вот только тот мирок продолжал молчать. Тишина исходила из него такая осязаемая, что её можно было прясть и сматывать в клубки, чтобы потом ткать ковры и пледы.

Я подошёл ближе и всмотрелся в прозрачную сферу. Внутри неё раскинулась безмолвная снежная пустыня. Прикрыв глаза на мгновение, я оказался там.

На первый взгляд здесь было не отличить неба от степи, усыпанной глубоким снегом. Тот был не рыхлым, плотный наст не позволял провалиться, особенно если ступать осторожно. Чуть позже я всё-таки различил, где проходит граница между белой пустотой и пустотой, заполненной снежной крошкой, но это не помогло сориентироваться. Идти было всё равно куда. Ничего, что могло бы помочь в выборе направления, тут не существовало.

Чем дольше я смотрел на раскинувшееся передо мной белое безмолвие, на белую пустоту и бесконечность, тем больше мне хотелось нарушить его красками и звуком. Казалось, этот мир недосоздан, в нём должно быть что-то ещё, не хватало наполнения, некоей почти неосязаемой сути, которая помогла бы ему обрести голос.

Наугад я двинулся вперёд.

Присматривался… Нет, до боли вглядывался в белую мглу, стараясь найти хоть что-то, из чего можно было бы… вырастить жизнь?

Этот мир был живым, я не мог с этим спорить, но не хватало воплощения, мельчайшей былинки, которая сумела бы зазвучать. У этого мира ещё не было историй, он был нем и грустил, слишком отличаясь от других, умеющих болтать, смеяться, плакать и рассказывать.

Здесь не было даже ветра, который мог бы запеть, тем самым разрушая тюрьму тишины!

…Я шёл так долго, что устал и присел прямо в снег. Холод уже пробрался под одежду, глаза слипались, внутренний голос нашёптывал, что можно уснуть и даже такой глупой смертью изменить судьбу этого маленького ледяного мира. Ведь моё тело станет единственной краской, что исказит белоснежность, послужит началом.

Вот только мне ничуть не понравилось, что жизнь в этом мире начнётся со смерти. С глупой и моей смерти – не понравилось ещё сильнее.

Но тело, которое становится краской…

Эта мысль меня по-настоящему увлекла. Я обшарил карманы, пытаясь отыскать хоть что-то подходящее. Как назло пальцы уже заиндевели настолько, что я почти не мог шевелить ими. Но всё-таки после продолжительной борьбы вытащил из потайного кармана небольшой нож.

Светлое лезвие, рукоять, перевитая алым шнурком – почти совершенно обычный нож, небольшой и лёгкий. Вот только здесь и сейчас он станет самым важным оружием в мире. Пусть даже в мире маленьком и недоделанном.

Пальцы слушаются плохо, и я всё сильнее замерзаю. Я замерзаю настолько, что мне уже не шагнуть за дверь, которая отделяет этот мир от моей тёплой кухни. Впрочем, о бегстве я и не помышляю. Мной владеет лишь одна мысль, одна идея, и я до слёз хочу её осуществить.

Нож в пальцах дрожит, но мне нельзя его уронить – он пробьёт наст и мне никогда не отыскать его больше в таком снегу. Наконец я сжимаю его достаточно твёрдо, чтобы полоснуть по другой ладони.

Порез несмело набухает алыми бусинами, они постепенно заполняют всю ладонь, слегка темнеют… А затем я выплёскиваю накопившуюся в ладони жизнь на снег, где она тут же расцветает яркой оранжевой кляксой.

Вмиг я оказываюсь на краю обрыва, белые скалы уступами падают вниз, за ними – новая пустошь, но на краю её сияет оранжевой кляксой восходящее солнце. Лучи света золотят и красят алым снега, вырастают, множатся лиловые тени, а вслед за ними встаёт лес, пронзают верхушками белое небо горы, и оно, точно кровью моя ладонь, набирается синевы.

Мне больше не холодно, или я уже лишился возможности чувствовать холод, и мне всё равно – на моих глазах вырастает мир, пробегают серебристыми лентами реки и ручьи, шевелят обнажёнными ветвями деревья, снег укладывается шапками на зелёных еловых лапах. Из-под сугробов показываются тёмные скалы, а потом меж ними вдруг начинает петлять золотистая тропка.

Улыбнувшись, я понимаю, что больше не удержусь на краю. Обессиленный, я смотрю вниз – там уже раскинулось глубокое озеро, затянутое сине-голубым льдом. Ветер толкает в спину, и я соскальзываю с обрыва, падаю бесконечно долго, набираясь до краёв новым миром, и голосом его, и звуками жизни. И разбиваюсь об этот лёд.

На мгновение меня обжигает морозной водой.

Белое сменяется темнотой.

***

Я прихожу в себя дома, в постели. Всюду тишина, не видно любопытных миров и мирков, не тикают часы в гостиной, не шумит чайник.

Я промок насквозь, мне всё ещё холодно, нестерпимо саднит ладонь, но это всё мелочи, главное, что мир стал полноценным, обрёл звучание. Вот только нож…

Помню, как он лежал на насте, лезвие окровавлено и от него змеится короткий ало-оранжевый след. В тот миг, когда я соскользнул с обрыва, нож падал со мной, но наверняка он сейчас погребён под толщей воды и льда, покоится на дне у мира, которому дал рождение.

Что ж, так тому и быть.

Поднимаюсь и долго прихожу в себя, иду в ванную, распугивая по дороге миры и мирки, спотыкаясь о причудливые тени. Я вернулся ещё не до конца, часть меня пока что бродит и не придёт, если не выманить её горячим душем, и чаем, и ароматом корицы.

Струи воды приводят в чувство, и я снова улыбаюсь, ставлю чайник, задумчиво смотрю в окно. Там занимается новый день, пробуждается утро, идёт снег – и всё это разом, одной мелодией, почти что единой нотой.

И уже когда я отворачиваюсь от промёрзшего стекла, слышу тонкий звук, иной, чистый и юный.

Да!

Это тот самый мир.

Он проплывает по ту сторону стекла, бросая в кухню радужные блики, плывёт, сам не зная куда, но сколько же в нём теперь историй… Понадеявшись, что он поделится ими со мной, я возвращаюсь к плите. Вода вскипела, пора заваривать чай.

========== 013. В поисках дракона ==========

Как заглянуть в глаза своим демонам, своим драконам?.. Путешествуя из мира в мир, я видел многих, кто пытался найти ту самую тропу, что вела бы в логово их личного монстра. Сколько тягот выпадало на таком нелёгком пути, сколько раз тропа меняла направление, терялась в лесах, обрывалась среди скал! Непросто было вновь отыскать её, перебраться через расщелины, преодолеть бурные горные реки, а порой – и целые моря, да и то только чтобы узнать, что логово всё ещё за тем холмом, за иным лесом, за следующим поворотом.

Странники упрямо стремились вперёд, потрясали оружием, выкрикивали лозунги, чтобы взбодриться. Другие усаживались на обочине, перекусывали, размышляли, не желая уже идти, третьи поворачивали назад, и вовсе отчаявшись. Но всё же меньше таких путешественников не становилось. Извечная тема – поиск личного дракона, индивидуального демона, желание убить его и привесить над камином уродливую голову в назидание потомкам.

У кого-то, по слухам, вообще драконов целый выводок. Этим приходится ещё тяжелее, стремятся они сразить хоть одного, да как уж тут сразишь, когда никакого места встречи не назначено? Лишь изредка дракон махнёт крылами, рыкнет в вышине, наводя ужас, и скроется за горой, оставляя путешественника чуть хмельным от осознания – вот оно, счастье, близко, всего лишь в паре часов пути…

Единственное, чего я, пожалуй, не встречал, так это рыцаря, который сумел бы сразить собственного дракона. Того самого, из-за которого и выехал в путь на ночь глядя. Чужих – это пожалуйста, чужого-то просто взять в оборот, он же не от тебя прячется. Диких? Да сколько угодно. Эти вообще безумны, бедные создания – для того и рождаются в мирах, чтобы стать добычей, законной гордостью, чучелом в замке, которым похваляются всем и каждому. Демонов всяких да разных – бессчётное количество, некоторые миры ими под завязку забиты, вот только своего-то среди них и не сыскать.

Да, нелегко разобраться.

И всё же поговаривают, что своего-то дракона всегда узнаешь. Когда найдёшь, конечно. Когда догонишь, войдёшь в логово. А демона ещё загодя почувствуешь, точно он испускает аромат особенный.

Гоняются же даже не за военным трофеем. Драконы или демоны сторожат нечто совсем таинственное, вот этого и алкают рыцари, путешественники, странники… Но в бесконечной дороге иногда теряют последний разум.

Смотришь им вслед, грустишь немного о загубленных судьбах, но помочь ничем не можешь. Такая это штука – индивидуальный поиск.

Редко же на дороге встречаются совсем другого вида путешественники. Этих как будто суета никакая не трогает, а советы они дают на редкость мудрые. Но стоит прямо спросить: «Неужто дракона ты своего нашёл, неужто сразил демона проклятого?», в ответ получаешь лишь улыбку и молчание. И нет у них ни камина с привешенной головой, ни даже дома порой.

Странники же, зачем им такие привязанности?

Подозрительно это всё, но, конечно, все скачут, трубят рога, звенит оружие, боевые кони бьют копытами о землю. Куда тут задуматься, почему же эти-то, мудрые, никуда не торопятся больше?

Даже закрадывается ощущение, что, может, не каждому демон и полагается? Не каждого ждёт дракон? Может, кому-то просто повезло вот так, живёт он себе, хлопот никаких не знает. Оттого-то и цветёт улыбка на губах?

Отмахиваются путники, продолжают своё странствие, не чувствуют печальных взглядов, что ласкают их спины, пока не вильнёт прихотливо дорога.

Не каждому ведь дано смотреть и видеть суть.

Спешат рыцари, бегут вперёд путешественники, торопятся преодолеть очередную веху странники. Они не смотрят, им куда важнее на дороге не оступиться. Не заглядывают они в чужие глаза, не обращают внимания на чужие плечи. Да и понятно – своя-то рубаха ближе к телу, на своих плечах свой рюкзак, да ещё и тяжёленький небось.

А уж те, что коня оседлали, и вовсе под ноги взгляда не опустят. Некогда им. Что тут скажешь.

Но кто-то стоит в стороне, приглядывается. Ни рыцарем себя не зовёт, ни путником. Странником – ещё может быть, но меча у пояса не держит, а часто и плохонького кинжальчика не носит. Зачем ему, дескать. Кто таков? Тоже ли ищет дракона своего?..

Подобные часто с мудрецами-то потом до рассвета просиживают, выспрашивают что-то… Время тратят, да. Может, и зря, а может – не совсем. Как тут сказать наверняка? Никак, никому ведь неведомо, а кое-кому ещё и наплевать.

Есть, конечно, слухи, что именно к таким странным типам драконы да демоны личные сами выходят. Таятся-таятся в чаще лесной или в тине болотной, а потом вдруг встают, как лист перед травой, в глаза заглядывают, любопытствуют. Но, конечно, не всякому слуху поверить можно, особенно когда он таких хрупких вещей касается.

Да и любой рыцарь скажет, что при встрече с драконом и демоном выдержка нужна. А какая выдержка у того, кто оружия в руках не держал? Смех один!

…И снова топот копыт, звон кольчуг, охриплые рога тянут призыв, а тот и рад по горам и долам раскатиться… Суета. Почти хаос.

***

Развожу костёр. Мне давно такое уже не интересно. Столько миров есть, так и хочется в них подальше от торных дорог зайти, песни послушать ветров, коснуться привольных дубрав, в воду чистую вглядеться, звёзды посчитать. Много есть дел, если от вечной гонки отойти, много есть путей, что гораздо любопытнее. А что там таинственное у дракона или демона хранится…

Тут я осекаюсь. Шуршит листва, клонятся травы – проводили только что рыцарей, которые пару дней отдыхали в долине. Затих шум, снова в мире затаился покой под каждым кустиком, небо раскинулось чистое и глубокое.

В костре потрескивает хворост, искры кружатся, будто танцуя, а сумерки уже ползут из-под крон раскинувшегося чуть дальше леска. И среди теней вижу знакомые черты, скоро уж и весь облик складывается, вырастает, обретает плоть.

– Ну привет, – говорю первым, и в ответ темнота кивает, глаза её искрятся зеленью и золотом.

– Привет, – скоро и весь дракон появляется, укладывается у огня, кольцом тёмного тела обвивая кострище. Можно подсесть к тёплому боку, по чешуе погладить, а дальше уже и разговор сам собой заведётся.

– Уехали?

– Ага.

– Нет там ничего, – вздыхает дракон, укладывая большую рогатую голову на лапы.

– Нет, – согласиться с ним не трудно, особенно потому, что слова его истинны.

– Я думал, хоть кто останется, – никогда в нём эта надежда не иссякает.

– Ещё придут, не волнуйся, – чешу его за ухом, и в ответ слышу почти кошачье мурчание.

***

Как же заглянуть в глаза своим драконам, своим демонам?.. Где же искать их логово, тёмную нору? Грот, пещеру, укрытие?

Дракон смотрит на меня, а я смотрюсь в узкие зрачки, что всё шире и шире с приходом ночи.

Мы с ним знаем: логово не впереди, не позади. В сердце оно. Там и надо искать своего дракона. А личный демон… Этот и вовсе всегда на плече.

========== 014. Мост ==========

Если долго идти по тропе, что петляет среди камней и холмов, а потом убегает в лес, то приходишь к ручью, через который нет ни моста, ни брода. Не слишком узкий, но и не чересчур широкий, он течёт по оврагу, и спускаться к его берегам приходится очень осторожно. Здесь топко, растёт рогоз и квакают жабки в маленьких заводях, но сам ручей, несущийся по центральному руслу, очень быстр и холоден, а вода в нём прозрачна и так чиста, что видно присыпанное песком и мелкими камешками дно и рыбок, снующих туда-сюда.

Негде устроиться на отдых: даже если стоишь чуть дольше минуты, в след начинает набираться влага, но и продолжать путь трудно – на тот берег не перепрыгнуть, а глубина ручья большая, обманчиво близким кажется дно, да вот воды наберётся с головой. Можно долго брести вдоль ручья, пока склоны оврага не подойдут слишком близко, не нависнут, затеняя даже быстрый поток, тогда уж придётся карабкаться наверх, цепляясь за выступающие корни.

А когда поднимаешься, понимаешь, что на ту сторону и тут не перейти – слишком уж легко упасть, слишком уж далеко прыгать.

Ещё немногим дальше ручей вдруг разливается небольшим, но тёмным озером. Оно и самым ярким днём кажется чернильным на глубине, хоть середину его совсем не затеняют отступившие от берегов деревья. В пасмурный же день тьма внутри него так густа, что невольно удивляешься, какая же глубина может быть у такого крохотного водоёма, уж не колодец ли это, принадлежавший раньше какому-нибудь тайному лесному народу?..

Вокруг озёра колышется осока, шуршит на ветру, пугая стремительных стрекоз. Если отступить чуть назад, то найдётся и полянка посуше, где наконец-то можно дать отдых ногам.

Обойти водоём кругом непросто, временами берег заболачивается, остовы деревьев высятся обломанными клыками, слишком зелена и мягка травка, покрывающая ложные кочки. А ещё немногим дальше из болота берёт начало новый ручей – шире и глубже предыдущего, уже почти выросший в реку, звонкий и бурный, с илистым дном, в котором так просто увязнуть.

Кажется, что в другую часть леса уже никак не попасть, хоть возвращайся и плыви через ледяной ручей, надеясь, что разгорячённое во время пути тело справится с внезапным холодом.

Ну или уже совсем забыть о дороге, признав, что эти места дальше не пускают.

Хотя…

Если уж всё-таки дотерпеть, дождаться заката, то тогда можно стать свидетелем удивительным вещам. Такое увидеть и узнать, что только терпеливым и открывается. А ещё – смелым, как тут без капельки храбрости.

***

Когда солнце скатывается за гряду облаков на западе, а в лесу густеют сумерки, над озером поднимается мягкий туман. Он медленно набирает силу, тянется белыми щупальцами к берегам, обвивает поначалу и камыш, и рогоз, и осоку, потом добирается до кустов, охватывает кольцом каждое дерево, растекается по лесу.

Засыпает в его объятьях ветер, замирает всё, не слышно ни зверя, ни птицы, только кроны вверху переплетаются дивным узором.

И вот, когда от туманной дымки уже как будто и не видно ничего даже на расстоянии вытянутой руки, появляются ступени.

Не каждый решается последовать этим путём, не каждый отважится подняться даже на парочку… Но в том-то и хитрость. Можно не бояться! Каждая ступенька тут прочнее мрамора, осторожно ступая, легко взобраться на мост, который возносится далеко над лесом, выгибается гордой дугой, соседствует с переполненным звёздами небом.

Весь лес просматривается отсюда, да что там лес! И горы видно, что вырастают на севере, а за горами едва серебрится полоска океана… Ах, как красив мир с высоты!

Здесь-то и ждёт вторая сложность. Если прежде следовало набраться смелости, то теперь придётся набраться мудрости, чтобы оторвать восхищённый взор от раскинувшегося вида.

Нельзя слишком задерживаться, краткосрочное это колдовство.

Волшебный туманный мост не очень долго держится в воздухе, а рухнуть может и вовсе с одним порывом ветра. Тогда уж тёмная гладь озера всколыхнётся, принимая в объятия незадачливого путника и сохраняя его тайны навечно. И никому не известно, сколько таких уже было, где там их кости среди мглы и ила. Не белеют из-под воды черепа.

Но кто успел на ту сторону перебежать, тот может радоваться – мокнуть в ледяной воде не придётся, да и жизнь сохранит. Говорят даже, хоть и странно, что такие слухи есть, здоровье у перебежавших поправляется, будто и молодость способно вернуть такое путешествие. Но любителей риска всё равно набирается немного.

***

…Утром от моста и следа не останется, туман же клочьями по лесу расползётся. То в овраге уснёт, то на опушке росой выпадет, то ивы прибрежные серёжками влаги украсит – всюду успеет. Можно продолжать путь под птичий гомон: рассвет, весь лес поёт, крыльями трепещет, радуется новому дню. Озеро снова уснёт, воды его по-прежнему кажутся тихими и глубокими, но будто и не скрывают ничего, и таят что-то разом.

Тропа, конечно, найдётся не сразу – сначала придётся подняться на холм, поросший совсем ещё молодыми деревцами, потом пересечь округлую поляну, где видимо-невидимо лесной земляники, а вот после уже и дорожка покажется, она как раз за кустами орешника прячется.

Лес тут словно приветливее, чем на другой стороне. Светлее, пахнет ягодами и грибами, колючек меньше встречается, белки с ветвей цокают чаще. А может, так только кажется после ночных чудес.

Выведет к вечеру дорожка в долину, лес совсем отступит, за холмом скроется, скоро начнутся обработанные поля, а там и дымом потянет из ближайшей деревеньки.

То-то люди удивятся путнику, который из леса пришёл, когда он в ворота застучит, собак беспокоя! Не поверят даже, скажут, что трактом торговым прибыл, детей припугнут, что в лес без дела ходить не стоит. Но кое-кто, из тех, что постарше, подмигнёт – они тоже тайну ручья и озера знают, мост волшебный видели.

Можно будет в местной пивнушке, пусть маленькой, на вечерок с медовухой посидеть. Здесь все любят рассказы послушать, соберутся, рассядутся у жаркого камина, где так здорово дубовые поленья горят… Но только про озеро лучше не упоминать, не время, не место. Да и так все знают правду, чувствуют, откуда набрёл, но вслух произносить не станут, только посомневаются который раз. Верят они, что если про мост волшебный попусту трепать, он больше не встанет.