Текст книги "365 сказок (СИ)"

Автор книги: RavenTores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 59 страниц)

Секундой спустя мои ступни касаются чего-то удушающе жаркого. Странно.

Я падал в холод, но обнаружил на дне его нечто горячее. И пусть я ничего не вижу, но опускаюсь на колени и касаюсь ладонями – жар обнимает каждый палец, а затем проникает внутрь меня, бежит по остывшим венам, заменяя прежнюю пламенную кровь собой – тягучим жадным жаром, который не бежит весело, не сияет голодно, а медленно разгорается, неотвратимый как… магма.

Зрение возвращается ко мне в тот же миг, когда огненная плазма растекается внутри. Теперь я состою из огня и воды разом. Мир вокруг обретает цвета и краски, начинает сиять, раскрывается, как гигантский цветок. И я вижу, что тени, те самые, из-за которых я отважился на это путешествие, вдруг отступают. Чего-то во мне они теперь отчаянно страшатся.

Вырываясь из-под толщи ледяной влаги, взрывая её раскалённым паром, я поднимаюсь к мосту и встаю на его хрупкую спину. Передо мной захваченный тенями город, в котором только фонари ещё пытаются сражаться с тьмой. Но во мне течёт другой огонь, жаркий и стойкий, и теперь уже я бегу по улицам, таща за собой луну, как собачку на поводке.

Наш общий свет развеивает мглу, тени собираются комками, клубятся, недовольно ворчат, но убираются прочь. Больше их тонкие руки, их щупальца не будут хватать сердце города. Не станут его сдерживать. Их можно выметать прочь, как мусор, как палую листву, как стылый пепел.

Город дышит спокойно, и тихо горят фонари. Проснулся ветер, удивлённо заглядывает в освобождённые от теней окна. Стало так светло, хотя до рассвета ещё далеко, да ночь всё ещё лежит в пространстве-вне-времени.

Останавливаюсь на собственном крыльце и бросаю взгляд на круглую луну, довольно взирающую на то, что мы сотворили вместе. Во мне мешаются огонь и вода, я смеюсь этому странному чувству, хотя знаю, что скоро ощущение стихий ослабнет, уснёт на самом дне моей души, чтобы пробудиться лишь в тот час, когда особенно нужно. В конце концов, пора возвращаться в физическое тело.

Луна улыбается. Ей понравилась наша прогулка, она ценит мою помощь.

А город свободен, он спит, даже не зная, что было с ним этой странной ночью.

И в этот миг мы прорастаем друг в друга.

Комментарий к 005. Из огня и воды

Музыка настроения Les Discrets – Après L’ Ombre

========== 006. Небо цвета лаванды ==========

Комментарий к 006. Небо цвета лаванды

Тебе, тому, кого я некогда встретил и навсегда потерял.

Тому, кто никогда не прочтёт.

Музыка настроения Derniere Volonte – L’ombre des reverberes

Казалось, засыпал в сердце января, но стоило открыть глаза – и вокруг внезапно лавандовое поле, мой извечный пятачок между мирами, место, где сходятся дороги и миры.

Закатный свет – как тонкое полотно. Он заткал всё небо лиловым и перламутровым, розоватым и золотистым – мягкими тонами, которые не сосчитать, не назвать, не рассмотреть все, так они текучи, так легко переходят один в другой.

Я здесь почти прозрачный, быть может, и присутствую только частицей, затерялся среди колыхающейся под музыку ветра лаванды. Однако больше я не хочу лежать, а когда поднимаюсь, вижу дорогу, что будто разрезает эту лавандовую пустошь надвое. Я ступаю на тёплый песок.

Не стоит рассуждать, куда она может привести меня. В конце концов, ради таких путешествий я и существую. Здесь же каждый шаг лёгок, певуч и свободен. Это прекрасное Междумирье, где нет никаких ограничений, кроме тех, которые сам выбираешь. Можно было бы даже взлететь, но сегодня меня тянет чувствовать под ногами твёрдую плоть тропы.

Раньше где-то там впереди меня ждал бы город, но не сейчас. Спускаясь с холма, я уже знаю, что нигде не найдётся ни одного строения. И, конечно, тропа выводит к обрыву. Внизу бьются о скалы лавандовые волны, море шумит и шепчет, поёт колыбельные берегу. Некогда оно поглотило город, будто тот был лишь куском пирога.

Я сажусь на обрыве и прикрываю глаза, слушая море, и ветер, и треск цикад за спиной. Здесь ничто не может быть случайным, ничто не происходит просто так. Скоро появится кто-то, ради кого я пришёл в это Междумирье.

И действительно.

Неуверенные шаги. Цикады на мгновение замолкают, но незнакомец не несёт им опасности, потому треск-пение возобновляется с новой силой. Мне нет нужды поворачивать голову, я жду, пока пришедший не приблизится, пока он не сядет рядом. Хотя других прохожих тут не может быть, и этот – точно ко мне.

– А здесь снова закат, – говорит он мгновением позже, когда уже устроился на твёрдой земле.

– Как всегда.

– Как всегда, – повторяет он задумчиво.

Теперь-то я смотрю на него, но не прямо, нет. Только скашиваю глаза, а потом сразу же перевожу взгляд вперёд на прекрасное море, на вечный закат. Солнце не сдвинулось ни на миллиметр, точно его приклеили к небосводу.

– Зачем?

– Потому что это красиво, – нахожу я ответ.

Но ему этого мало. Протягивая пальцы к солнцу, он смотрит на то, как на пару секунд становится почти прозрачным, и стискивает ладонь в кулак.

– Всё здесь будто ненастоящее.

– Напротив, здесь всё настоящее. Кроме нас, – я смеюсь. И эта мысль и ему кажется смешной.

В других мирах, когда тонешь в плену иллюзий, настоящее заключается в тебе самом, но здесь наоборот – только ты сам и являешься иллюзией, что чудом залетела в реальный мир, который настолько плотен, что ты кажешься бликом света или же крошечной тенью.

– Это освежает, – признаёт он наконец, поправляя длинные волосы, которые так легки, что ветер уже несколько раз изменил ему причёску.

– Затем мы и здесь, – соглашаюсь и снова смотрю вперёд.

Ночь не таится за горизонтом, она вообще не приходит сюда. Не придёт и январь со своими вьюгами, не появится февраль с оглушающими холодом ветрами. Вечный август и вечный закат – вот что на самом деле реально. По крайней мере, в этом мире иного не существует.

Мы молчим и теперь понимаем друг друга лучше. Странная встреча, мы ведь уже давно никак не соприкасались ни в одном из миров.

– А ты нисколько не скучал, – заключает он позднее – время совершенно замерло, теперь даже и не скажешь, прошёл час или только его четверть.

– Мне некогда скучать.

Он морщится, потому что не ждал такого ответа. И ждал – тоже. Но такой вариант реальности ему ничуть не по нраву.

Снова нас кутает тишина, вплетённая в стрёкот цикад, в шелест волн.

– Быть может искупаемся? – он встаёт и смотрит вниз.

Будь мы в другом мире, будь мы сейчас не эфемерными, не свободными, такого предложения было бы не дождаться: скалы чересчур высоки, прыгнуть отсюда – чистое самоубийство. Но не сейчас.

Я прыгаю первым.

Вода принимает меня спокойно и мягко, нет никакого удара. Я вхожу раскалённым ножом в кусок масла, погружаюсь к самому дну. Вода удивительно черна, чиста, а если глянуть вверх – сияет лавандой. Таково небо сквозь эту толщу.

Моё одиночество в водной стихии прерывает он. Смотрит на меня.

Нам не нужно даже дышать, и мы кружим друг вокруг друга, как глубоководные рыбы, зачем-то поднявшиеся к поверхности. Мы шевелим руками-плавниками, мы чувствуем хвосты друг друга, мы… В какой-то миг становимся так едины, будто были рождены одним существом.

Это обман, но мы играем в него с самозабвением, точно только так и можно прочувствовать здешний подводный мир, причудливый и изменчивый. Избирая направление, мы мчимся под водой на закат, к зацепившемуся за небеса, навечно прикипевшему к ним солнцу, вырываемся из воды в центре солнечной дорожки, в волнах, что кажутся то золотыми, то лавандовыми.

И разделяемся, чтобы снова посмотреть друг на друга, теперь уже пристально, подмечая изменения, поступь и резец времени.

Никто из нас не стал старше, но каждый изменился. И я вижу в его глазах сталь, а не прошлый туман, а губы теперь смыкаются жёстко. Интересно, каким я предстаю перед ним? Ответа мне не получить, но иногда достаточно правильно поставить вопрос.

Мы плещемся в волнах, дно океана под нами поднимается и опускается, словно танцуя, только солнце висит прямо над нашими головами, очень низко и всё равно почти недосягаемо. Я поглядываю на него тоже, почти не удивляясь, хотя тут солнце совсем не такое, как в том мире, где я родился.

В одном из миров, где я родился.

– Теперь мы встретимся нескоро, – говорит он вдруг. И я вижу, что он почти растворился, будто бы его тело было лишь куском сахара, а солёная морская вода слизала его, обсосала, точно леденец.

– Но встретимся, – отвечаю ему. И называю его имя.

В этом имени есть буква «Л» и звонко произносимое «Р», и есть ещё тихое придыхание, шепчущий отзвук на грани осознания.

Его глаза расширяются. Он будто хочет сказать: «Так ты помнишь?!», но не успевает, потому что закатный свет растекается внутри него, совершенно вычёркивая из этого мира. Я остаюсь один в волнах лавандового океана, опрокидываюсь на спину, чтобы ещё долго-долго качаться, болтаться, кружить, будто щепка…

Наступает мгновение, когда я тону, опускаюсь на дно между рыб и водорослей, становясь его частью, илом, растениями, что почти не знают света. А надо мной – прекрасным куполом, восхищающими красками полыхает небо цвета лаванды.

========== 007. Поющие пески ==========

В этом мире свет столь мягок, что все краски имеют пастельные тона. Они нежны и воздушны, почти прозрачны, легко смешиваются и сплетаются между собой, создавая всё новые оттенки. А ещё свет здесь… звучит.

Остановившись на песчаной дюне, я окидываю взглядом лежащую передо мной пустошь и прислушиваюсь. Да, вот уже сейчас раздаются мягкие звуки, похожие на аккорды неведомого инструмента. Что-то среднее между музыкой ветра и хангом, похожее ещё и на голос поющей чаши…

Я опускаюсь на горячий песок, чтобы послушать, и закрываю глаза. Мелодия пробуждается и разворачивается, раскрывается прямо передо мной сотней звуков и призвуков. И все они рисуют на моих веках удивительные картины.

На самом деле в этом мире больше нет ничего. Вокруг насколько хватает глаз – песок. Ни единой былинки, травинки, цветка. Нет ни деревьев, ни воды, даже пересохшего русла ручья тут не отыскать. Зато здешние дюны умеют петь.

Ветер тут ленив, он едва касается лица, принося с собой только духоту. Песня льётся не благодаря ему, а вопреки. Поёт на самом деле сама земля. А если сжать в кулаке горсть стремительных песчинок и выпускать потихоньку, то в мелодию вплетутся новые звуки. Так можно стать частью удивительного оркестра, не ошибаясь ни в одной ноте.

Удивительный мир, полный жизни и совсем её лишённый одновременно.

Что вообще есть жизнь? Я чувствую её в этом мягком и жарком воздухе. Она щедро разлита в ветре и песках, звенит музыкой, распевает и всякий раз причудливо изменяется. Но никого конкретного тут не найти. Нет животных, нет насекомых, даже растений – и тех совсем нет. Так жив ли этот мир? Отчего же хочется ответить, что да?

А есть иные реальности, тёмные и мрачные, в которых множество монстров, но… Они не кажутся живыми.

Может быть, жизнь – это свет? Мёртво ли наше собственное Солнце, которое пылает и внутри, и снаружи? Можно ли сказать, что оно живёт? Или же это что-то иное, существование, к которому никак не применить слово «жизнь»?

Странные вопросы рождаются на этой песчаной дюне. Ни смысла они не имеют, ни ответа. Иногда кажется, что и в тех, с кем разговариваешь, не осталось ни капли жизни. Однако же они о себе наверняка скажут, что живы. Удивительная это материя – жизнь.

Я снова зажмуриваюсь, и ветер выдувает из головы остатки непонятных мыслей. Не иначе, я подцепил их где-то в другой вселенной, в какой-нибудь, что насквозь пропахла тоской. Такие ведь тоже есть, их немало.

Но вот здесь и сейчас думать о таком не время, концерт ведь только начался. До захода местного светила пески будут петь ему хвалу, играть и трепетать. И музыка эта ничуть не надоедает. Я прихожу сюда не впервые, но каждый раз всё звучит иначе, точно пески знают неисчерпаемо много песен.

…Когда ветер бьёт меня по плечу, я удивлённо поворачиваю голову. По-прежнему один на песчаной дюне, я понимаю, что кто-то или что-то всё равно присутствует рядом. Уже вечереет, мир пастельных красок, жара и поющего песка готовится ко сну. Здешнее небо не знает луны и звёзд, едва жара спадает, как всё засыпает, пока свет не согреет с наступлением утра.

Может быть, здешняя жизнь есть жар?

Слышится смешок. Невидимка, что замер рядом, не торопится показываться. В общем-то, он может быть совсем в другом мире, может видеть эти места во сне, почти касаться и в то же время никогда не бродить здесь.

Открываю дверь и переступаю порог. Пусть остаётся там – неизвестный, безымянный, невидимый.

Но присутствие не ослабевает. Правда, в том мире, куда я так беспечно шагнул, ещё только полдень. Всё ярко, всё сияет. И я замечаю короткую тень. Вот ты где, невидимка.

Спустя мгновение полуденный свет вычерчивает незнакомца, вырисовывает его фигуру, лицо, высветляет глаза. И я теперь знаю, кто передо мной. Мы никогда не спрашивали имён друг друга, но встречались бесчисленное множество раз.

Смотрим друг на друга без слов. Как и всегда. Протягиваем ладони, но избегаем прикосновений. Наше общение обычно в том и заключается. Путешествующие не часто разговаривают, достаточно и взгляда, чтобы понять, найти ответы и отринуть любые сомнения.

Однако сегодня мой знакомец нетерпеливо дёргает головой и отстраняется. Ему не нравится, что тайна развеялась, потому один шаг – и он снова исчезает. Растворяется в местном зное, чтобы оказаться где-то ещё. Удивительное это дело – путешествия между мирами, да. Должно быть, он хотел поиграть со мной, но мы слишком отчётливо не совпали. Возможно, он не вслушался в музыку песка так глубоко, как я, не поймал тот же ритм. Ах, как много зависит именно от правильного ритма. Порой судьба целых вселенных от него одного.

Но я тоже иду дальше, не стремясь размышлять. Неисчислимое количество миров пролетает мимо меня, и скоро я уже стою на крыльце, теребя ключи в руках. Здесь снова январь, вечер, в глубокой синеве купаются звёзды, фонари окутаны едва заметной туманной дымкой, снежные сугробы спят. Не тепло, но и не слишком холодно.

Во мне ещё живёт музыка песчаных дюн, здесь такая чуждая и непривычная, я помню так ясно безграничную пустыню, похожую на уснувшее и обратившееся песком море. Всё-таки она на самом деле жива. Не могу отрицать этого. Сердце в таких вещах разбирается лучше разума. Намного лучше.

Уже совсем поздно, на грани между одним днём и другим, я смотрю за окно, удивляясь немного, что здесь столько звёзд. Почему в том мире нет ни одной?

Может быть, он лишь маленькая сфера, похожая на те, что порой проплывают мимо меня, пока я завариваю чай? Может, он даже ещё меньше, потому вся жизнь там рассеянна, не сумела собраться в какое-то… существо? Наверное, так, это многое бы объяснило.

Нежный свет свечи, запертой в жестяном фонаре, напоминает мне о том, как в песках заходило солнце. Блики ложились на волны дюн, и казалось, что вот-вот всё придёт в движение, плавно покатится, заиграет… Вот только музыка в тот момент как раз засыпала.

Наверное, больше всего я люблю именно вот такие пограничные мгновения. Когда так ярко можно оценить и до, и после. Разве можно отрицать, что это самые чарующие секунды?

Моя свеча почти прогорела, свет её тускнеет, а мой чай совершенно остыл. Снова я частично увяз в Междумирье, пока сидел у окна, вглядываясь в такую обычную, привычную синюю ночь, заметённую снегом.

Улыбнувшись, я задёргиваю шторы.

В мире поющих песков скоро настанет утро. Отправлюсь туда, я ещё не дослушал их концерт. И не сыграл с ними.

Комментарий к 007. Поющие пески

Музыка настроения Dead Can Dance – Opium

========== 008. Наперегонки с дождём ==========

Льёт дождь, на тропе собрались блестящие лужи, целые ручейки бегут вдоль неё, пропитывая лесную подстилку, пахнет сырой землёй, застоявшейся влагой, чем-то неуловимо свежим и в то же время слишком отсыревшим. Деревья покачивают обнажёнными ветвями.

Когда за очередным поворотом тропы начинается резкий спуск, приходится ухватиться за колючие ветви разросшегося кустарника, всё ещё украшенные уже потемневшими ягодами. Но ничего, пусть и исцарапавшийся, я вполне благополучно спускаюсь и замираю на миг среди молчаливых елей. Под их пушистыми лапами намного суше, только одинокие капли срываются то здесь, то там.

Пробираясь сквозь ельник, я почти забываю, что могу в любой момент променять здешний неуютный мир на какой-нибудь солнечный и яркий. В конце концов, в дожде тоже есть своя прелесть.

Вот ели расступаются, и передо мной возникает новая крепкая тропа. Она ведёт к ручью, через который перекинут добротный мостик, а дальше убегает за округлый холм, из-за которого пробивается белый дымок. Пахнет жаркими дубовыми поленьями.

Ускоряя шаг, я раздумываю, кого могу встретить в домике, потерявшемся в лесной глуши. Кто там скрылся ото всех, слушает, как дождь стучит по крыше, готовит себе чай, топит печь.

Тропа снова виляет, и я оказываюсь перед частоколом, на котором развешены разбитые глиняные горшки. Они сиротливо мокнут, и на секунду становится их по-настоящему жаль, точно они не заслужили вот такого завершения жизни.

Тут дверь домика, стоящего в глубине огороженной делянки, распахивается. На пороге стоит настоящий шаман, приглядывается ко мне и усмехается. Я смело прохожу дальше. Мой хозяин опрятен, но в одежде из звериных шкур, его лицо не имеет возраста, а седые и длинные волосы сплетены в косы. Руки тёмные, изрезаны морщинами и мелкими шрамами, и мне не нужно спрашивать, почему так.

Пока я устраиваюсь за деревянным, грубо сколоченным столом, шаман молчит. Мне тоже нечего сказать, в каком-то смысле мы с ним настолько же едины, насколько сейчас неразделимы лес и дождь.

Когда же передо мной оказывается чай на травах с брусничными ягодами, я всматриваюсь в тёмные глаза шамана и говорю:

– Спасибо за гостеприимство.

– Когда пройду твоим миром, примешь меня в ответ, – отвечает он. И мы киваем друг другу. Дальнейший разговор пока что не имеет смысла. Наше общение не должно звучать в словах. Но вот шаман вытаскивает пан-флейту, а я – варган. Теперь самое время для беседы.

Глубоко за полночь я выхожу из домика. Шаман смотрит мне вслед.

Дождь прошёл, лес вглядывается в очистившиеся небеса, и я знаю, что наступил момент, когда следует оставить один мир и отправиться в другой. Но я всё же не тороплюсь, поворачиваю за холм, иду к мостику и на мгновение замираю, вглядываясь в быстрые воды ручья. Тот несёт лесной мусор, крутит опавшую хвою, лопочет почти сердито.

Ельник же молчаливо взирает на меня, словно раздумывая, приглашать ли под сень своих ветвей. Я решаю, что в этот раз обойдусь без приглашения, и с мостика шагаю в новый мир.

Пахнет мёдом и солнцем. Заросший клевером луг тянется как будто бы до самого горизонта. Самое время сбросить промокшую и так и не высохшую до конца в домике шамана куртку. Прищурив глаза, смотрю вдаль, и улыбка сама собой возникает на губах. Хороший подарок дал мне шаман, пропуск в красивый мир, где я прежде не был.

Чтобы отблагодарить, я снова вытаскиваю варган и играю так долго, так самозабвенно, как только получается в этом чудном краю. Мелодия обязательно достигнет ушей шамана, так уж устроены наши пути.

Позже я иду на восток, солнце светит в спину, окончательно согревая, высушивая излишнюю лесную сырость. Впереди меня ждёт поселение, где, я уже знаю, снова придётся пройти по грани миров. Но пока что я могу оставаться здесь, и это большое счастье. Путешествовать – это всегда великое счастье.

Но вот клевер сменяется плотной дорожкой, посыпанной округлыми сизыми камнями, и я прикрываю глаза, чтобы оказаться где-то ещё.

И снова стою над морем.

Так получается, что именно здесь я оказываюсь чаще всего. Быть может, именно этот мир и стоит считать своим? И эти скалы, и пологие зелёные холмы, и странно щебечущие реки… Эти места почти что были мной. Нигде больше я не чувствовал подобного.

Но, конечно, моё обиталище совсем не здесь. Я вспоминаю уютную комнату, мягкий свет, знакомые предметы. Как бы ни любил я седое море, как бы ни обожал эти скалы, а всё равно, нагулявшись по мирам, приду туда – пить чай, смотреть на опускающуюся на город ночь.

Так причудливы наши пути.

Вот только каким же миром хочет пройти давешний знакомец-шаман, чтобы я приютил его? Этим? Или же взойдёт на крыльцо моего дома, прежде чем отправляться в город, шумящий и дымящий в небеса?..

Удивительный вопрос. Но когда-нибудь я и с ним разберусь.

Не торопясь, я иду по тропе мимо гряды холмов, с другой стороны, очень и очень близко обрыв, внизу беснуются волны – сегодня у здешнего моря настроение не слишком хорошее, да и с севера ползут тяжёлые и сумрачные тучи. Похоже, и тут хочет догнать меня дождь.

Я почти готов ему уступить. Открыться стихии, остаться среди остовов скал, даже выйти на захлёстываемый волнами пляж, чтобы влага наверняка промочила меня целиком. Но мне кажется, что всё же не время.

И очень скоро ветер вдруг тянет меня в следующий мирок.

На этот раз я оказываюсь почти дома, в одном перекрёстке от своего вечернего чаепития. На ветру шелестит ковыль, уже разливается закат, а дождевыми облаками и не пахнет. Значит, я всё-таки опередил этот ливень, оторвался от него.

Решаю сначала подняться на холм, окинуть здешнюю степь взглядом, и когда уже выхожу на самую вершину – оголённую ветрами, отполированную, почти блестящую – вижу, что далеко на севере всё же клубятся тучи. Как это странно – убегать от дождя по мирам!

Но я продолжаю эту игру, шагаю прямо с вершины вперёд и… стою на крыльце дома, настойчиво сражаясь с ключами, запутавшимися в кармане. На порожек падают несколько хвоинок, шишка и даже уже немного увядший клевер. Когда я открываю дверь, по козырьку над крыльцом начинают барабанить первые капли.

Всё же в этой гонке я выиграл, наверное, в этом мне тоже помог знакомый шаман. И, улыбнувшись, я прохожу на кухню, ставлю пузатый чайник на огонь. Скоро ко мне будут гости, и в такой дождь они наверняка захотят выпить горячего брусничного чая. Даже не одну и не две чашки. Так оно всегда и случается у путешественников по мирам.

========== 009. Я – Лес ==========

Я – Лес. И Лес – я.

Существовало ли что-то до того, как встал здесь Лес?

Шорохи и шелесты, звук мягко накатывающей на пологий и заболоченный берег воды пруда, похрустывание лесной подстилки под ногами зашедшего напиться оленя… Крики птиц, суета зайцев, довольное похрюкивание изрывших мягкую почву кабанов… Все эти звуки и звучки, все эти проявления жизни составляют часть моего существа, часть существа Леса. Они в каком-то смысле – я. И олень – тоже я. И кабан. И каждый куст, каждое дерево.

Но только моё дерево – я…

Сливаясь с Лесом, можно бесконечно долго дремать, но то не бессмысленное и безыдейное существование. Жизнь, что таится в нас – во мне – в Лесу – намного любопытнее, чем кажется на первый взгляд. Хищник и жертва ведут тут постоянный диалог, и кто станет кем – вопрос не из лёгких.

И я слышу, как несётся от волка олень, как замирает мышь, за которой пришла лиса, как мотылёк прикидывается листком, чтобы не изловила его птица… Но то повседневность, интересная, но не влекущая. Это жизнь в довольстве, которая нравится всем нам, но не бередит нашу кровь, нашу древесную древнюю кровь.

Лишь одному бесконечно рады мы все, мы – Лес.

Лишь одно заставляет нас по-настоящему трепетать от восторга.

Неосторожный путник.

Он приходит нам чуждый, чужой, странный. С ним так и хочется поиграть. Он мнит себя охотником, расставляет силки и капканы, тревожит тетиву лука, точит кинжал, наивно веря, что каждое орудие сумеет сделать его выше, чем Лес.

Он радуется, когда ему удаётся изловить трепещущее от страха живое существо, но тщетно надеется, что это существо – Лес. Хоть ещё пару секунд назад оно и было Лесом, в тот миг, когда неосторожная, даже грубая рука прерывает его жизнь, существо становится пустышкой, в которой от Леса ничего вовсе нет. Это позже, когда останки будут брошены под кустом, там опять зародится нечто… совершенно лесное.

***

Я слежу тысячью глаз, тяну сотни рук, я шепчу колыбельные и пугаю вскриками птиц. Спи и не спи, волнуйся и тревожься, успокаивайся у моих ступней, которые ты принимаешь за корни. В конце концов тебя охватит дремотой, а когда ты смежишь веки так плотно, будто и не Лес вокруг, он – я – мы как раз и проникнем в тебя.

Чтобы ты тоже пустил корни.

Стал нами.

Стал Лесом.

***

Новый охотник прошёл сегодня под сень нашего общего дома. Вступил внутрь нас, внутрь меня. Расположился на берегу ручья, развёл костёр.

Этот был не из пугливых, ухом не повёл, когда треснули ветки, наставил силков на зайцев, долго играл на дудочке.

Я следил.

Мне не нравился он. Мне чудилось в нём что-то слишком знакомое. Но не потому вовсе, что он походил на тысячи тысяч охотников, некогда сгинувших в этих местах, чтобы встать рядом со мной плечом к плечу, вместе со мной впитывать плоть земли, вместе со мной читать язык облаков. В нём было что-то ещё, и чем дольше я вглядывался в него, тем сильнее понимал, что и до Леса бывает что-то ещё.

Странно, быть может, не рассуждать о том, что видишь. Но зачем рассуждать нам? Мы – Лес. Все знания умножены, все мысли едины. Мы течём друг в друге и шепчем друг другу всё новые истории. И вскоре становимся неделимы. Но всё же я выделяю себя и в порыве ветра, и во вскрике птицы, и в звоне капли, упавшей с листа того самого дерева, которое, по сути, является моим телом.

Или… стало моим телом?

Мысль нравится мне, но я слежу за охотником у костра.

Не спится ему, встал, прохаживается. Чует, что скоро обратится жертвой, и это мы будем охотиться за ним. Тот, кто первый вбросит ему семян, первый пронзит ростком, тот и станет его отцом и матерью, примет в Лес. Сладкое чувство предвкушения.

Лес умеет ждать своего, умеет исподволь завлекать, подавлять, пеленать корнями, баюкать, чтобы в итоге оказаться победителем.

И я жду, завлекаю, подавляю, пеленаю.

Но охотник беспокоит меня, и сладостного азарта, что заставляет сок наш струиться быстрее, не приходит, лишь душная, как перед грозой, тревога.

Что же ты за человек, зачем пришёл сюда, что ищешь?

Вкушу твоё тело и узнаю обо всём!

***

Подступает ночь, силки пусты, плещет вода в ручье. Охотник стоит на границе круга, вычерченного костром, лицо его бледно, отчётливо видны старые шрамы, следы усталости и печали, но глаза смотрят зорко. Красивое лицо, но у Леса тысячи ещё красивее.

Я вглядываюсь в его глаза, тянусь и склоняюсь. Я так близко, что даже на мгновение забываю, что близость – всего лишь игра, ведь охотник буквально стоит внутри меня. В Лесу, в моём чреве, в чреве Леса.

Тяну ветвь-ладонь-руку… И на мгновение отражаюсь в зрачках охотника. Знаю, что он всё равно не увидит меня ни за что. Да только это мне не важно! Важно то, что вижу именно я.

Вцепляюсь в него прежде братьев и сестёр, что растут со мной из одного корня, прорываю его тело, раскрываю чудовищным цветком рёбра, но только для того, чтобы смотреть в диковинно расширившиеся глаза, ради того, чтобы обнять и сжать его трепещущее сердце. И видеть…

***

Трепетал и почти погас костерок, и сгущалась тьма. Не шумел ручей, только пруд зацвёл, да пахла тиной мгла. На коленях у самой воды стоял, боль не пережив. Голос тонкий от крика дрожал, дрожал, будто перелив.

Распевался в старых кустах тогда соловей во тьме, прорастал Лес в меня, прорастал насквозь, прорастал во мне. Раскрывался внутри, затмевал собой весь мой прошлый мир, и в ночи, в той ночи глухой, кем тогда я был?..

***

Последний раз с хрипом вдохнул охотник, сплюнув кровь. Глаза его погасли, и больше в них было не увидеть никакого прошлого. Тело тут же дало жизнь новым росткам, и в тот миг, когда его соки влились в наши изголодавшиеся тела, я услышал одно-единственное имя и уже знал, что оно – моё. Брат мой принёс мне его, брат, что ушёл за мной на поиски. Тот, с кем не ладили мы никогда, но теперь-то… теперь-то поладим. Теперь братские узы в сотни раз крепче, в тысячи раз прочней, теперь он накормил меня, я дал ему вторую жизнь. Теперь все прошлые обиды забыты, а новых никогда не будет…

Ведь мы – одно.

Ведь мы – Лес. Я – Лес.

Тот, кто некогда имел иное тело и лицо, ставил силки на зайцев, бродил от дома к дому, от деревни к деревне…

Я – Тик.

Комментарий к 009. Я – Лес

Прямая отсылка к работе “Пустить корни”.

Прочесть можно здесь: https://ficbook.net/readfic/2727020

========== 010. Ключи ==========

В руках моих – ключ, но замка поблизости никакого нет. Здесь вообще не может быть никаких замков, ведь вокруг лишь степь, степь, насколько хватает глаз. Ковыль ходит волнами, нестерпимо пахнет полынью, гудят тяжёлые насекомые, а солнце клонится к западу, но ещё достаточно высоко.

Можно выбрать любое направление, но ближе к замку не станешь. Он потерялся где-то в других мирах, никак не найти никакой ниточки, что могла бы привести, куда следует. И я сжимаю ключ крепче, а затем валюсь в объятия травы. Ну и пусть. Значит, не время ещё.

Время. Застывает капелькой мёда и солнца, не торопясь скатиться. Чуть горьковато, как будто полынный привкус… И, закрыв глаза, я наслаждаюсь медленно, как медовая патока, текущими моментами, мгновениями, капельками времени, которые здесь, в мире степей, настолько осязаемы, что в других начинаешь скучать по этому ощущению.

***

…Наверное, я погрузился в сон, но будит меня невероятная тишь.

Когда открываю глаза, надо мной звёздным пологом висят небеса. Тысячи тысяч глаз смотрят сверху, и тишина, которую сохраняет степь, кажется осторожной и внимательной. Будто они все, оно всё, всё это пространство, ожидает, что же я скажу.

Но голос мне не подвластен, и я молчу, только ключ, что всё сжимаю в руке так крепко, пропорол кожу, и теперь капли крови медленно текут по запястью, чтобы наконец-то добраться до земли.

В миг, когда это произойдёт, мир степей примет или отвергнет жертву, и…

Примет или отвергнет?

Небосвод всё так же взирает на меня, и хочется спрятаться от этого пронзительного взгляда, но я не отвожу глаз. Капля крови добирается до примятого ковыля и течёт по стеблю. Ещё секунда, другая…

И вот степь вздыхает проснувшимся ветром, а звёзды начинают дрожать, звенит небо, гудит земля – мою кровь, в которой намешаны ароматы разных миров, принял и этот. Ковыль подаётся в стороны, расступается, как море, и пространство передо мной прорезает блестящая в звёздном свете дорога.

Прежде чем встать на этот новый и почти бесконечный путь, я замечаю у самой обочины причудливо свитую раковину. Поднимаю и рассматриваю. Она небольшая, легко помещается в моей окровавленной ладони. И даже не нужно подносить её к уху, и так слышно, что внутри неё заперт голос океана.