Текст книги "Хо"

Автор книги: Raptor

Стоявшая рядом с Ольгой девочка, хулиганисто извлекла из кармана рогатку, и, высунув язык, прицелилась. Шлепок резинки. Шарик лопнул, и ребёнок заревел, разинув рот на всю ширину лица. После чего превратился в кота, орущего на крыше. Прилетела ворона, клюнула кота в темечко, и тот спешно ретировался. Девочка пошарила в кармане, и достала ещё один камушек для рогатки. Опять выстрел с характерным шлепком. Послышался звон стекла. Ворона вспорхнула, и сыпля чёрными пёрышками, улетела с криками «карр-карр-карр!» Из разбитого окна высунулся лысый мужик в грязной майке, который закричал что-то нечленораздельное, грозно размахивая тапочком. Он тут же превратился в самурая, размахивающего катаной, и гулко выкрикивающего что-то по-японски. В конце концов, не обнаружив врага, самурай залпом опрокинул пиалку саке, и, с криком «Банзай!» – тут же сделал себе харакири. Отверстие, образовавшееся в его толстом пузе, превратилось в дисковод, а сам он – в видеоплеер. Девочка с зелёными волосами подошла к нему, и вставила какой-то диск. Развернулся большой экран, на котором появился молчащий диктор. Присмотревшись, Ольга узнала в нём Евгения. Кадр время от времени уползал вниз, после чего появлялся сверху, как это обычно бывает со старыми хандрящими телевизорами. Оля всё ждала, когда Евгений заговорит, но тот лишь смотрел на неё, продолжая молчать. Наконец, девчушка с рогаткой подтолкнула её под локоть.

– Ну же. Не задерживайся.

– Что? – не сразу сообразила Вершинина.

Девочка постучала пальцем по циферблату своих часов, – Время. Вре-мя. Тик-так, тик-так.

– А-а, – рассеянно кивнула Оля. – Ну, да. А как?

– Уф-ф, – выставив вперёд нижнюю губу, мультяшка дунула себе в локон. – Как с тобой сложно… Ну, пойдём.

Взяв Ольгу за руку, она подвела её к экрану. Тот повернулся в пространстве таким образом, словно рассматривал их. Когда провожатая остановилась и отступила назад, экран вдруг превратился в рот, внутри которого вместо зубов, языка и глотки было всё то же изображение Евгения на фоне какой-то сиреневой заставки. Рот чавкнул, аппетитно причмокнув, и тут же проглотил Ольгу. Девочка в зелёном платье, сохраняя блаженную улыбку, помахала ей вслед.

Изображение стало двигаться быстрее, затем частота кадров начала стабилизироваться. Экран то уползал наверх, то спускался вниз. Причём теперь двигалось всё пространство перед глазами Ольги, создавая неприятную шаткую иллюзию, когда зрение никак не может зацепиться за статичный объект. Ольга зажмурилась, и потрясла головой. Это отчасти помогло. Тогда она повторила процедуру. Изображение выровнялось, и остановилось. Остался лишь какой-то раздражающий шум в ушах.

Синхронно шурша рассыпчатым песком, к ней неторопливо подошёл Женя. Он благодушно улыбался.

– С возвращением.

– С-сколько времени прошло? – Вершининой не сразу удалось разработать онемевшие связки.

– Пара мгновений. Может быть секунда, может, и того меньше. Я не засекал.

– Ты шутишь? Ладно-ладно, верю… Голова идёт кругом.

– Это пройдёт.

– Знаешь, то что я там видела… То, что ты мне показал… Это не поддаётся никаким сравнениям. Это что-то из области запредельного. Я конечно предполагала, но не думала… В общем, спасибо тебе. Я под впечатлением.

– Я знал. Я верил, – Женя бросился к ней, неудачно попытавшись обнять. – Верил, что удастся.

– Удастся, что? – никак не отреагировала на его порыв Ольга.

– Удастся, – Евгений робко убрал руки с её плеч. – Всё вернуть…

– Что вернуть, Жень? Прости, я тебя что-то плохо понимаю. Наверное из-за пережитых впечатлений.

– Ну-у, – радость на лице Евгения мгновенно сменилась маской удивлённого разочарования. – Вернуть твои чувства ко мне. Ведь теперь ты видела всё. Ты убедилась, что я не лгу. Ты знаешь, как я отношусь к тебе на самом деле. Что я не играю твоими чувствами, а только хочу…

– Знаю. Я всё это знаю, Женя, – Ольга погладила его по волосам. – И я верю тебе. Верю в искренность твоих чувств. Я благодарна тебе за то, что ты так ко мне относишься. Я в самом деле очень ценю это, поверь, но…

Она закусила губу.

– Что? Что ещё мне сделать, чтобы доказать?

Евгений уже понимал всю бесполезность этого разговора, и знал прекрасно, что ничего уже нельзя изменить. Но какая-то его часть всё ещё цеплялась непонятно за что. Теперь даже не за соломинку, а за пустоту, за воздух. Он чувствовал себя как игрок, проигравший всё, включая собственную жизнь, но всё ещё пытающийся найти что-нибудь, любую мелочь для последней ставки. Тщетно пытался разглядеть в глазах Ольги хотя бы крошечный намёк на чувства, но не видел ничего, кроме холодного сочувствия. Так смотрят на голодную кошку случайные прохожие, присевшие её погладить. «Прости, киса, дали бы тебе что-нибудь поесть, но у нас с собой ничегошеньки нет. Можем только погладить. Почесать за ушком и уйти, навсегда из твоей жизни». Обидно.

– Ничего больше не нужно доказывать, – прошептала Ольга. – Ты всё уже доказал.

– Наверное, не всё…

– Не надо. Прошу тебя. Хватит.

– Олечка…

– Мне пора, Жень. Извини.

– Подожди. Останься хоть ненадолго.

– Не могу. Пойми меня. Ты очень хороший и добрый человек. Я искренне тебе это говорю. Ты – замечательный. Но я – другая. Нам не суждено быть вместе. Пожалуйста, признай это наконец. И не держи обиду. Я не могу быть с тобой. Мы по-разному смотрим на вещи, и… Я не могу жить в том мире, где ты живёшь. То есть, мы, конечно же, навсегда останемся лучшими друзьями, но ничего большего между нами быть не может. Мы слишком разные. Слишком…

– Смогу ли я принять это? – одними губами прошептал Евгений, давясь подкатывающими слезами.

– Придётся. Чтоб спастись. Чтоб жить дальше. Придётся. Я верю в тебя.

– Придётся, – Женя склонил голову, и опустился на корточки, вцепившись пальцами в фиолетовый песок. – Вот и всё. Вот и конец.

– Мне пора, Жень. – Ольга попятилась назад. – Прости. Я была с тобой честной. Теперь я должна идти… Не обижайся.

Но он её больше не слушал. Он как будто бы отключился, замерев в скрюченной позе, припав на одно колено, и вцепившись руками в песок. Ольга сделала ещё несколько шажков назад, затем отвернулась, и ничего не увидела, кроме бескрайней фиолетовой пустыни, ровной как скатерть на столе.

Пройдя несколько метров, девушка остановилась, вглядываясь в гладкий горизонт. Выхода не было. Уговаривая себя не впадать в панику, Оля начала судорожно вспоминать уроки перемещения между измерениями.

– Расфокусировать зрение, – прошептала она себе под нос. – И отвлечься от сущего…

Однако, в этом измерении всё было не так-то просто. Глазу не на чем было остановиться. А однотонные небо и песок плохо поддавались расфокусировке. Как бы Ольга не прищуривалась, они всё равно оставались на своих местах, и забыть об их существовании было чертовски трудно. Всё же через пару минут она почувствовала, что у неё, кажется, начало получаться. И в этот момент, позади раздался голос Евгения.

– Эй.

Ольга вздрогнула. Спину прожёг тяжёлый пристальный взгляд. Девушка ощутила, как у неё холодеют кончики пальцев. Сжав кулаки и стиснув зубы, Оля медленно обернулась.

ГЛАВА XXVII

ПОСЛЕДНИЙ БАЛ

 
Electric blue eyes where did you come from?
Electric blue eyes who sent you?
Electric blue eyes, always be near me.
Electric blue eyes, I need you.
 

Женя навострил уши. Пение тоненького нежного голоска доносилось из комнаты, в которую несколько минут назад вошла Ольга. Но пела явно не она. Тогда кто?

 
Domine, Domine Deus,
Domine, Adiuva Me.
Domine, Domine Deus,
Domine, Adiu, Adiuma Me.
 

На цыпочках подкравшись к гардине, мальчик как можно тише отодвинул её, и одним глазком заглянул в соседнее помещение. Он увидел незнакомую девочку, лет двенадцати на вид. Девчушка кружилась в лёгком танце вокруг стола, на котором лежал большой чемодан. Танцуя, она поочерёдно укладывала в него вещи: аккуратно свёрнутую одежду, скакалку, какую-то фотографию в рамке, книгу, зубную щётку, и так далее. Причём эти сборы так органично сочетались с её свободными па, что казались непосредственной частью танца. Наблюдать за ней было одно удовольствие.

 
If you should go you should know, I love you.
If you should go you should know, I'm here.
Always be near me, guardian angel.
Always be near me, there's no fear.
 

Набравшись храбрости, Женя вышел из укрытия, и сделал несколько робких шагов. Танцовщица остановилась, не успев уложить разноцветную игрушечную пружинку. Она так и стояла, перекидывая её из руки в руку, точно крошечную радугу. На лице светилась приветливая улыбка. Вблизи девочка выглядела ещё милее и симпатичнее. Лучистые озорные глазки, ямочки на щёчках, весёлый, немного курносый носик.

Судя по всему она отдавала предпочтение зелёному цвету. Он преобладал в её наряде. На ней было коротенькое зелёное платье без рукавов, бирюзового цвета колготки, белые кроссовки с ярко-зелёными полосками, и напульсник на руке, разумеется, тоже зелёный. Но больше всего удивлял цвет её волос. Даже волосы маленькой незнакомки были выкрашены блестящей кислотной зеленью. Не смотря на искусственный оттенок, выглядели они настолько живо и естественно, что можно было легко усомниться в том, что это всего лишь краска. Как ни парадоксально, но столь безумный окрас, скорее всего, был настоящим, природным цветом её волос. Незатейливая причёска каре, закреплённая тёмно-зелёным ободком, добавляла облику беспечности и непосредственности.

– Привет, – обворожительно улыбаясь, произнесла она.

– Привет, – выдавил из себя Женя, заворожено взглянув ей в глаза.

Обычно, врожденная застенчивость не позволяла ему долго глядеть людям в глаза. Но тут был совершенно иной случай. Он не испытал ни малейшего смущения от её пристального взгляда. Искристые лучики, посверкивающие в хитреньких глазах девочки, располагали к общению. Как ни странно, её глаза были не зелёного, а карего цвета. Но именно это придавало сплошному «озеленению» необходимую изюминку, без которой переизбыток зелени создавал бы вместо креативной экстравагантности лишь приторность и раздражение.

– А-а-т ыкто? – с трудом шевеля непослушным языком, осведомился хозяин дома.

– Меня зовут Ангелина, – гостья подалась вперёд, и бойко протянула руку. – А тебя?

– Ж-женя.

– Приятно познакомится.

– Ты очень красиво поёшь. Только непонятно, о чём.

– Хи-хи. Спасибо. Эта песенка непонятная, потому, что она на английском языке.

– Ты его знаешь? – округлил глаза Женя.

– Не только его. Ещё немецкий, французский, испанский, и много-много других языков. Я – полиглот.

– Кто ты???

– Поли… А, не важно. Я рада, что тебе понравилось, как я пою. Но эта песенка – грустная. Я редко пою грустные песни. И стараюсь не петь их в присутствии других людей, чтобы они не печалились. Просто я не знала, что ты меня подслушиваешь.

– Я не хотел…

– Знаю. Ты не специально. И я на тебя не сержусь, поэтому можешь не оправдываться. Просто я люблю петь весёлые песни. Радовать ими других, и радоваться самой. Это здорово! Хочешь, спою тебе одну забавную песенку?

– Давай.

 
Если тебе взгрустнулось,
Если тебе тоскливо,
Если не улыбнулось
Счастье тебе игриво,
Незачем унывать,
Незачем слёзы лить,
Нужно багаж собрать,
Ехать, лететь и плыть
 
 
В весёлое путешествие,
В отличное путешествие,
В далёкое путешествие,
За радостью и мечтой.
В весёлое путешествие,
В отличное путешествие,
В далёкое путешествие,
Отправимся мы с тобой!
 
 
Ждут нас моря и горы,
Реки и водопады,
Сказочные просторы.
Нам не страшны преграды!
 
 
В весёлое путешествие,
В отличное путешествие,
В далёкое путешествие,
За радостью и мечтой.
В весёлое путешествие,
В отличное путешествие,
В далёкое путешествие,
Отправимся мы с тобой!
 

– Ну, как? Понравилась тебе песенка?

– Очень. А что ты ещё любишь?

– Много чего. Я люблю танцевать, играть, придумывать всякие смешные истории. Ещё люблю готовить что-нибудь вкусненькое. Если бы здесь была кухня, я бы испекла тебе вкусный пирог. Ты любишь пироги?

Женя кивнул.

– Я тоже! Особенно земляничные. Нет ничего вкуснее земляничного пирога с молоком! Объеденье!

– Давай поиграем?

– Давай. А во что?

– М-м, – Женя не ожидал, что Ангелина ответит так быстро, и заранее готовился её уговаривать.

Получив столь скорый положительный ответ, он не сразу смог выбрать подходящую игру. Впрочем, находчивая девочка быстро избавила его от этой проблемы.

– В мячик!

– Отлично!

Ангелина подхватила с пола небольшой мячик, покрутила его на пальце, после чего бросила Жене.

Тот принял мяч, и тоже попытался повторить трюк с вращением. Но обе его попытки завершились неудачей. Мячик каждый раз падал на пол, после чего приходилось неуклюже его ловить, вызывая смех новой знакомой.

Не желая конфузиться в третий раз, Женя прекратил попытки трюкачества и бросил мяч Ангелине. Та без труда поймала его. Покидала из руки в руку, и сделала обманный бросок. Подпрыгивая, мяч покатился по полу, и мальчик побежал за ним, поймав только возле самой стены. Ему сразу же захотелось ответить подобной обманкой, но хитрая Ангелина, казалось, предугадывала все его движения наперёд, с лёгкостью принимая любые, даже самые безнадёжные подачи. Вскоре им надоело кидать мячик, и игра постепенно превратилась в пятнашки. Раскрасневшиеся, визжащие и хохочущие до слёз, они носились друг за другом вокруг стола. Казалось, счастью их не было предела.

Но вдруг, на самом интересном этапе, игра оборвалась, словно кто-то взрослый, невидимый и самый главный, неслышно указал им на время.

Ангелина остановилась как вкопанная, запалёно дыша, и время от времени хихикая в промежутках свей одышки. Женя не сразу сумел остановиться, и по инерции продолжал трясти её, не обращая внимания на отрицательные жесты.

Пару раз он отбегал в сторону, надеясь, что она побежит следом, но девочка больше не собиралась играть с ним. Вместо этого, она, приведя в порядок сбившееся дыханье, подошла к столу, и принялась утрамбовывать вещи в раскрытый чемодан.

– Давай ещё поиграем? – мальчик наконец сообразил, что игры закончились.

Ему так хотелось продолжения, что сдаваться он не собирался, решив во что бы то ни стало спровоцировать подружку на новую игру.

– Всё-всё. Хватит, – ласково ответила Ангелина тоном старшей сестрёнки.

– Не хватит! Давай!

– Жень. Я бы очень хотела с тобой ещё поиграть, но не могу.

– Почему?

– Потому что мне пора собираться.

– Куда?

– В путешествие.

– В какое ещё путешествие?

– В очень долгое, трудное и захватывающее.

– А можно мне с тобой?

– Извини, нельзя.

– Почему?!

– Потому что ты ещё маленький.

– Я уже не маленький!

– Нет, маленький. Это путешествие будет опасным. Очень опасным! – девочка сделала страшные глаза, и пошевелила скрюченными пальцами, изображая когти. – Оно не для малышей. Так что, не обессудь.

– А тебе обязательно надо отправляться в это путешествие прямо сейчас?

Ангелина виновато кивнула.

– А зачем тебе вообще надо куда-то отправляться?

– Я очень люблю путешествовать. Я непоседа. Когда у меня «чемоданное настроение» – ничего не могу с собой поделать. Не могу жить без приключений.

– Разве тебе не страшно путешествовать одной?

– Я не одна. Меня будет кое-кто сопровождать.

– Угу. Значит кого-то ты берёшь с собой, а меня, значит, не хочешь взять, – обиделся Женя.

– Ну, во-первых, не я беру его с собой, а наоборот – он меня. А во-вторых, он – вовсе не маленький мальчик, а взрослый дяденька.

– А может попросить его, чтобы меня он тоже взял?

– Не получится.

– Получится!

– Нет. Слишком высок риск. Этот дяденька не станет рисковать твоей жизнью. Он очень серьёзный. Знаешь, кто он?

– Кто?

Девочка огляделась по сторонам, словно кто-то мог их подслушать, и, перейдя на шёпот, произнесла:

– Настоящий разведчик. Только ты об этом никому. Это секрет. Понял? Т-с-с-с.

Женя взволнованно огляделся по сторонам, и понимающе кивнул. Он совершенно не понимал, что имеет в виду Ангелина, и что это за путешествие такое, в компании с настоящим разведчиком (по его представлению, разведчики бывают только на войне, но ни про какую войну девочка не упоминала), однако выражение её лица было таким серьёзным, а жесты и интонация такими загадочными, что вокруг неё тут же образовался столь яркий ореол таинственности, сомневаться в значимости которого было очень сложно.

– А может всё-таки передумаешь?

– Ну что ты в самом деле? Только что говорил, что уже не маленький, а сам ведёшь себя как настоящий малыш. Долгие проводы – долгие слёзы.

– Не бросай меня!

На лице Ангелины дёрнулся мускул. Девочка коротко моргнула, и, скривив какую-то странную, страдальческую улыбочку, произнесла:

– Да что же это такое? Ты же сам меня отдал…

Она тут же осеклась, сконфуженно покраснела, и моментально сменила выражение лица на непринуждённо-весёлое.

– Забудь, это я так. О своём, о девичьем.

– Не оставляй меня, – плаксиво повторил Женя, так и не обративший внимания на её слова.

– Моя работа здесь закончена.

Ангелина со вздохом впряглась в пузатенький рюкзачок, извлечённый из-под стола. С явным усилием она захлопнула переполненный чемодан, щёлкнув замками, после чего забрала его, и помахала мальчику рукой.

– Грустно расставаться, но ничего не попишешь. Всему когда-нибудь приходит конец.

– Кто ты? – вдруг спросил Женя, взглянув на неё как-то совершенно по-иному, по-взрослому. Взглядом обречённого на смерть.

– А?

– Кто ты?

– Кто я – уже не важно. Вот тебе мой последний совет – лучше подумай над вопросом, кто ты?

Ангелина приподняла увесистый чемодан, и, улыбнувшись на прощанье, отправилась к противоположной стене. Небольшой шкаф сам собой сдвинулся в сторону, открыв потайной ход, и девочка скрылась в его чёрном проёме.

В этот момент словно какая-то струна лопнула в голове Жени, издав надрывный звон, и резко хлестнув его ошпаривающей болью. Он знал, кто такая Ангелина. Не разумом, нет. Чем-то более глубоким, неопределимым, таящимся в самой глубине сознания. Он чувствовал, кто она. Не мог охарактеризовать предназначение, но явственно ощущал значимость. И это чрезвычайно значимое нечто покидало его. Наступил момент истины. Сколько можно сидеть, и беспомощно ждать, что принесёт судьба: дар, или удар? Пора наконец самому попытаться управлять собственной судьбой. Хотя бы раз, но сделать по-своему, наперекор сложившимся обстоятельствам. Поздно? Лучше поздно, чем никогда!

– Подожди!!! – он опрометью ринулся к шкафу, задвигающемуся на своё прежнее место.

Проём в стене становился всё уже, и мальчишку едва не прищемило шкафом, когда он проскакивал в него, исполненный страхом и восторгом, вызванным победой над самим собой. Куда-то вниз из-под ног ушли скользкие каменные ступени невидимой лестницы. Падение в темноту. Тишина.

Как же надоела вся эта суета. Это непонятное копошение в мире вечной борьбы карандашей и ластиков. Одни – пишут, другие – зачёркивают. Одни мешают другим исчертить всё до сплошной черноты, другие мешают первым всё начисто стереть. Мельтешат, сердятся друг на друга. Сначала пишут историю, потом усиленно её затирают. Как ни включишь телевизор – на экране очередной учёный-ластик, пытается стереть что-то кем-то когда-то написанное, как ни раскроешь газету – так на статейных колонках очередной журналист-карандаш пытается нарисовать что-то на пустом месте. И ведь не понимают, глупые, что если постоянно писать и тереть, тереть и писать, то чистый лист бумаги быстро превращается в грязно-серый черновик, который в любую минуту может протереться до дыр. Невдомёк убогим, что нельзя вот так с информацией, как со школьной промокашкой, или дворовым забором. Что нужно определиться, пока не поздно, пока не появились дыры, грозящие разорвать наш мир. Что нужно бережно относиться к истории. Что цель карандашей и ластиков – это не противостояние, а взаимное дополнение. Не марание бумаги, а творчество. Увы, боюсь им этого не понять. Как же эта суета мне надоела…

Сначала он слышал лишь своё надрывное дыхание с присвистом, да буханье обезумевшего сердца, гоняющего кровь по жилам с удесятерённым напором. В глазах плавали сиреневые круги, вперемешку с мерцающей белой мошкарой.

– О! Прилетел, – встретил Евгения знакомый гулкий голос. – Лёгок на помине. Ты откуда так мчался? Ну-ну, сердешный, сядь, переведи дух. Что ж ты так, ей богу.

В сплошной пелене, Женька фактически ощупью определил спинку стула, пошатываясь, обошёл его, и плюхнулся на пшикнувшее дерматиновое сиденье. Дыхание понемногу успокаивалось. Сердце возвращалось в привычный ритм. От взмокших волос, казалось, поднимается пар, хотя в помещении стояла обычная комнатная температура.

Зрение восстанавливалось. Сперва он различил лишь сплошное жёлтое пятно, похожее на необычайно приближенную луну. Потом, на луне стали проступать очертания, она порвалась и растеклась, точно проткнутый желток на глазунье. Сразу всё стало понятно. Он, опять взрослый, одетый в привычный костюм, сидит в камере, похожей на комнату для допросов. Перед ним стол с раскрытой папкой, богато напичканной разномастными документами. Прямо на папку светит лампа. Не в лицо, как ему показалось сначала, а на столешницу с документами. По другую сторону стола сидит следователь в чёрной шинели. Яркий ореол лампового света, кривой параболой, отрезает его силуэт выше груди, не давая возможности рассмотреть лицо. Лишь какие-то рыжие отблески вместо головы. И ещё пара зелёных…

Через несколько мгновений всё встало на свои места. Зрение окончательно сфокусировалось, глаза перестали слезиться мерзкой клейковиной, и Евгений уже чётко видел сидящее за столом Хо. То, что он по ошибке принял за шинель, оказалось его традиционным плащом, накинутым на плечи, и делавшим его похожим на громадную летучую мышь, сложившую крылья. Хо приветливо улыбалось. Женя поймал себя на мысли, что эта улыбка была именно приветливой. Не как обычно, без эмоциональной подоплёки. Это явно неспроста. Вот-вот должно было что-то решиться. Что-то архиважное.

Дождавшись, когда прибывший отдышится, и восстановит зрительный баланс, сумеречник деловито пошуршал бумажками в папке, и произнёс:

– Ну и как?

– Что, как?

– Получилось?

– Что получилось?

– Будем дурака валять, или поговорим начистоту?

Тон последней фразы прозвучал точь-в-точь как следовательский. Хо уловило эту мысль Евгения, и весело разухалось.

– Да ладно тебе, я шучу! Ты всерьёз подумал, что это допрос? Перестань. Давай не будем всё усложнять.

– Чего ты от меня добиваешься? – устало спросил Евгений.

– Мне интересно. Ты пустил Ольгу в свою душу, а это, согласись, событие. Более того – уникальный эксперимент. Не знаю, что она там увидела, но, кажется, такой реакции ты не ожидал. Верно?

– Не понимаю, о чём ты…

– Всё ты понимаешь. Твоя попытка покорить её в очередной раз провалилась. А что я тебе говорило? Нужно было слушаться старого хасуллар-фаурха, пока была возможность вовремя остановиться. Я ведь не зря предупреждало. Как волка не корми – он всё равно…

– Ещё не всё потеряно, – перебил его Женя.

Интонация его была настолько искусственной и натянутой, что даже абсолютно несведущий в психологии профан определил бы бессмысленность этого заявления.

– Нет, всё, – покачало угловатой головой Хо.

Евгений вздохнул. Или всхлипнул. Ему показалось, что Хо чугунным молотом вбивает его в землю. Страшная, безнадёжная правда тушила последние искорки его надежды одну за другой, оставляя лишь страшную темноту в душе.

– Почему она так?! – вдруг вырвалось у него из груди. Вырвалось само собой, без позыва разума. – Почему она так со мой?!

И он завыл. Заскулил, как обиженный пёс. Стукнул кулаками по столешнице, вызвав сотрясение светового пятна.

– Почему, объясни?!!! Ты же мудрое! Ты всё знаешь! Знаешь людей! Знаешь больше меня! Объясни, твою мать!!!

– Да я-то объясню, – тихо ответило Хо. – Только надо ли? Всё равно не поймёшь. Не захочешь понять.

– Я столько для неё сделал. На такое пошёл… На такое готов был пойти! А она, – не слушал его Евгений. – Она всё равно… Она…

– Она выбрала свой путь. А ты должен выбрать свой, – ткнул в него пальцем сумеречник. – Давно пора.

– Помоги мне. Помоги мне её вернуть! Ведь ты же можешь. Тебе это запросто.

– Могу. Но зачем? Сам же говорил про искренность чувств. Про истинную любовь. А какая уж искренность от насилия? Насильно мил не будешь. Впрочем, если желаешь, то…

– Не надо! – Женя уронил голову на стол, и впившись в волосы руками, опять завыл.

– Вот и я думаю, что не надо.

Хо терпеливо дождалось, когда у собеседника закончится приступ перманентной истерики.

– Что мне делать? – наконец, спокойным тоном спросил Евгений, вытирая глаза.

– Я больше не буду давать советов. Просто расскажу о тебе всё, как есть. А ты постарайся это выслушать, взвесить и принять решение.

– Говори.

– Видишь эту папку? Это твоё досье. Твоё личное дело. Твоя жизнь, – Хо принялось медленно листать документы, размеренно комментируя события.

– Ты родился в другой стране. В великой, огромной и могущественной стране. В стране, которой больше нет. Но память о ней жива до сих пор. Твоё рождение совпало с началом её заката, но всё же ты успел застать славные времена, которые сейчас вспоминаешь с ностальгией. Двенадцать лет ты прожил в этом великом государстве, и все эти двенадцать лет думал, что так будет всегда.

Тогда всё было по-другому. И солнце казалось теплее, и продукты вкуснее, и люди наивнее. Самым удивительным было то, что тогда ты не боялся будущего. Завтра всегда было таким же, как и вчера. Стабильность вошла в привычку. При этом всё возводилось в абсолют совершенства. Армия считалась самой сильной армией в мире. Правительство – самым мудрым правительством в мире. А идеология – правильно, самой идеальной. Именно идеологию прививали тебе с самого раннего детства. Сначала родители, убеждённые патриоты, потом учителя. Пение гимна, чтение книжек про маленького Володю Ульянова и пионеров-героев, майские и ноябрьские демонстрации. Всё это отложилось в детской памяти яркими поздравительными открытками, алеющими кумачом. Добрый дедушка Ленин, простёртой рукой указывающий в светлое будущее, улыбающиеся октябрята с охапками гвоздик, краснознамённые конники в будёновках с огромными звёздами, несущиеся куда-то на лихих скакунах. С молодых ногтей страна ковала борцов за идею, даже когда дни её были уже сочтены. И маленький Женя Калабрин сразу же поверил в эту идею. Тем более, что сомневаться в её непогрешимости не приходилось. Мы победили фашизм, мы полетели в космос, мы построили атомную бомбу. Всё мы. Советский народ. И ты был неотъемлемой частью этого народа. Эта вера давала тебе силы. Ты видел сотни дверей, открытых перед тобой. И в каждую можно было войти, и шагать дальше, занимаясь тем, к чему стремилась душа. Кем ты хотел стать? Учёным, кажется. Ездить в экспедиции, совершать научные открытия для страны. Учёный должен быть умным, и ты учился с максимальным старанием и усердием. Твоя страна должна была это отметить. И она отметила. Когда в третьем классе тебя досрочно приняли в пионеры, при том, что по правилам в пионеры принимали только с пятого класса. Да как приняли. Отправили с такими же отличившимися на теплоходе по Волге, в город-герой Волгоград, к монументу Родины Матери. Нужно ли говорить, какая это была честь – вступить в ряды пионерской организации в таком священном месте. Как завидовали сверстники и гордились родители. Это были первые успехи на пути становления нового гражданина своей страны. Жизнь казалась простой и понятной.

Но вдруг всё закончилось. Какое-то время всё ещё продолжалось движение по накатанной, но в воздухе уже повисли первые тревожные облачка. Началась перестройка. Мало, кто понимал, что именно собираются перестраивать, но по инерции считали это прогрессом. Партия не могла обмануть, а значит это было правильно. Но вот наступили неожиданные испытания: повальный дефицит, пустые полки магазинов, талоны на продукты, и драки в гигантских очередях. Люди искренне не понимали, куда всё пропало, а те, кто застали послевоенный голод, принялись запасать на «чёрный день» сахар, крупу, сигареты, чай, водку. Никто не верил в войну, но все к ней готовились. Однако, война так и не началась. Вместо неё, в один нелепый день, великой страны не стало. Это произошло так спешно и незаметно, что мало кто смог сразу это осознать. И пока большинство непонятливых остолопов чесали затылки, пытаясь понять, что же случилось с их страной, самые хитрые и ловкие спешно выкраивали себе куски пожирнее. Впрочем, нам это уже не интересно. Нам интересно, как этот период отразился на тебе.

Ты был среди миллионов этих самых непонятливых остолопов. Чувствовал перемены, но не понимал, в какую сторону они направлены. Твоя страна была гигантским кораблём, который не мог утонуть. Слишком много жизней было положено для его непотопляемости. Но увы, эта вера была напрасной. Советский Союз, эта махина, похожая на непоколебимую скалу, развалился под собственной тяжестью. В это было трудно поверить, и ты ещё очень долго не верил в это, думая что вот-вот всё вернётся на круги своя. Даже красный галстук носил целый год после закрытия пионерской организации. Разум отказывался признавать новую реальность, не видя в ней ни идеалов, ни смысла, ни содержания.

Новую страну захлестнул пёстрый поток западных товаров: зарубежных фильмов, джинсов, жвачек, напитков и шоколадных батончиков. Твои сверстники сходили с ума от диснеевских мультфильмов, американских боевиков и зарубежной эстрады. И ты так же сходил с ума, повинуясь стадному течению мэйнстрима. Мечтал побывать в Диснейленде, посмотреть «Звёздные войны», и купить игровую приставку. Сначала бежал вместе со всеми куда-то, непонятно куда. А потом вдруг начал замечать, что за несколько прошедших лет в родной стране не сняли ни одного интересного фильма, отечественная эстрада как-то разом опошлилась и отупела, а столь любимые всей душой отечественные мультики – и вовсе перестали создаваться. Модные импортные продукты: колбаса, конфеты, напитки, мороженное, жвачки – с каждым днём стали терять вкус, пока не превратились в нечто навязшее в зубах, однородное, пресное. А в голове раз за разом выстраивались вопросы, на которые ты не мог найти ответа. Почему половину школьных лет тебя учили, что коммунизм – это хорошо, а вторую половину – с точностью до наоборот, что это ужасно плохо. Без переходов, моральных подготовок и объяснений. Враз. Вчера учили так, а сегодня уже по-новому. Почему? Почему вы с таким восторгом смотрите кино, где бравые американцы сражаются с вами – русскими, представленными в образе тупых пьяных скотов и бандитов. И вас не задевает такое к себе отношение, а напротив – веселит. Почему? Почему вдруг куда-то подевались союзные республики, которые были так близко – рукой подать, и вдруг откололись, точно льдины, и уплыли далеко-далеко. И всё, что теперь известно об этих республиках, так это неприязнь, почти ненависть, которую они, оказывается, испытывают к России. Но почему? Ведь были братьями, были одной страной. И вдруг, вот так. Почему спекулянты стали бизнесменами, комсорги – священниками, директора – олигархами, а воры – депутатами? Почему родителям вдруг перестали выплачивать зарплату? Откуда взялось столько бандитов? Почему появились фашисты? Почему предприятия, ресурсы и целые отрасли стали принадлежать частным лицам? Почему старикам приходится собирать отбросы на помойках? Почему вы воюете с кем-то, непонятно за что, неся такие катастрофические потери? Почему взрываются ваши дома, вас убивают среди бела дня, и жить стало страшно-страшно? Почему вас упрямо призывают покаяться в чём-то? Почему, почему, почему?! Десятки вопросов. Тёмный туннель вместо будущего, и полная неопределённость.