Текст книги "Хо"

Автор книги: Raptor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 107 (всего у книги 109 страниц)

Стараясь не задерживаться на месте, Осипов, не поднимая глаз, подбежал к винтовой лестнице, и одним махом взметнулся по ней до красной палубы. Всё также ни на что не отвлекаясь, он торопливо направился в сторону кают экипажа, и остановился лишь перед дверью каюты старшего помощника.

Заскочив в опустошённое помещение, Гена быстренько захлопнул дверь, и только теперь смог как следует отдышаться. Кровь лупила по вискам. В груди, казалось, работал часовой механизм. Но отдыхать было некогда, и парень тут же приступил к поискам.

– Ну же, Федька, куда ты её запрятал? – бормотал он, шаря по разграбленному помещению. – Признавайся, старик. Намекни хотя бы, ну…

Покопавшись ещё пару минут, Геннадий уже начал было сомневаться, что маслёнка спрятана именно здесь. Но исступлённо продолжал перекладывать с места на место какие-то пыльные тряпки, разбитые коробки и прочий хлам. За дверью что-то подозрительно скрипнуло, заставив сердце капитана судорожно ёкнуть.

– Где же эта сраная маслёнка?! – он упал на четвереньки, и полез под койку.

Пыль тут же наполнила его ноздри, заставив расчихаться. Протиснувшись как можно глубже, капитан на ощупь хватал скопившиеся под койкой клубки пыли. Наконец, в самом дальнем углу, ему удалось что-то нащупать. Подцепив предмет кончиками пальцев, он стал подтягивать его к себе. И тут, словно какое-то дуновение едва ощутимо обдало его вспотевший затылок. Осипов замер, затаив дыхание.

– Не спеши, – произнёс чей-то вкрадчивый голос, то ли наяву, то ли в его сознании.

И чья-то сухая тонкая рука, похожая на птичью лапу, мягко легла на его запястье. Выдернув из пыльной темноты какой-то плоский тюбик, Гена с воем и проклятьями отполз назад, поцарапав плечо обо что-то острое, торчащее из панцирной сетки. Быстро вскочив на ноги, он кинулся к двери, и незамедлительно выскочил в коридор.

Пока он бежал, его спина явственно ощущала на себе чей-то пристальный взгляд. Домчавшись до лестницы, Геннадий бросился вниз, но впопыхах споткнулся на крутых ступеньках, и, подвернув ногу, кубарем прокатился до жёлтой палубы. Воя от боли и страха, он несколько секунд извивался на полу, не в силах подняться. Когда боль стала терпимой, капитан первым делом поднял оброненный предмет, и с радостью распознал в нём маслёнку. «Значит не зря жизнью рисковал», – не без облегчения подумал он.

Поднимаясь, Гена опрометчиво наступил на подвёрнутую ногу, и новый болевой удар отправил его обратно на пол.

– У-у-у-у! Ч-чёрт! – корчился Осипов, держась за лодыжку. – Вот угораздило! У-у-у! Только бы не перелом.

Боль отпускала не сразу. К счастью, перелома ему удалось избежать, но полученный сильный вывих был не намного приятнее. Опираясь на лестничный поручень, капитан поднялся, и начал поспешно обдумывать свои дальнейшие действия, параллельно пробуя наступать на больную ногу. Ситуация выглядела хуже некуда. Оглядываясь по сторонам, в поисках какой-нибудь жерди, которую можно было использовать в качестве костыля, Гена заметил неестественную выпуклость на противоположной стене, и совершил непростительную ошибку, задержав на ней взгляд.

Из стены медленно выступало Хо. Его руки, ноги, и нижняя часть туловища были погружены в переборку, а торс и голова торчали наружу, словно какое-то безобразное чучело. При этом, от всей поверхности его тела в разные стороны отлетало что-то вроде пепла, или пыли.

– Что ты задумал, ничтожный куклёныш? – прошипел сумеречник, сверкнув глазами.

Гена вовремя отвёл взгляд, переведя его чуть ниже смертельных десниц.

– В глаза смотри! – взвизгнуло Хо.

– Иди в жопу! – выкрикнул в ответ Гена, не столько от злобы, сколько от страха.

– Ты взял на себя поистине геройскую ношу, и при этом ругаешься как малолетний сопляк. Что за глупая натура, замахиваться на то, с чем не в силах справиться? Признай это, Геннадий. И отдай мне всё, что тебе не принадлежит.

– О чём ты, Хо? Может быть, об этом? – Осипов протянул ему маслёнку.

– Дай. Дай сюда.

– А зачем тебе? Что смазывать собралось?

– Отдай, – с трудом выдернув руку из стены, Хо потянулось за маслёнкой.

– Перебьёшься! – Гена убрал тюбик в карман.

Хищно рявкнув, сумеречник рванулся вперёд, разметая клубы отлетающей от него шелухи.

Безнаказанно дёргать тигра за хвост нельзя, и капитан это прекрасно понимал. Когда чудовище бросилось на него, кипящая волна адреналина захлестнула чувства, утопив боль в ноге. Сорвавшись с места, Осипов, прихрамывая, бросился к двери, в то время как Хо, едва его не зацепив, обрушилось на лестничные перилла.

– Зачем я его отпустила? Зачем я его отпустила? – кусая ногти, бормотала Вершинина, бродившая по каюте из угла в угол.

Время от времени она замирала, и прислушивалась к тишине, но никаких посторонних звуков расслышать не могла.

– Почему я не пошла с ним? Почему?

– А-то сама не знаешь.

– Лиша? – Ольга остановилась, и заглянула в карман.

Ящерка смотрела на неё глазками-бисеринками, как ни в чём не бывало.

– Я думала, что ты потерялась.

– Меня можно выбросить. Но потерять нельзя.

– Я тебя не выбрасывала. Ты сама куда-то пропадала.

– Я всё время была здесь. Нужно было всего лишь заглянуть в кармашек.

– Мне было не до этого.

– Правильно. Ты спасала свою жизнь. За счёт чужой. Не так ли?

– О чём ты говоришь? Как это понимать?

– Он не должен был уходить. Это твоя прерогатива. Не его.

– Но он сам ушёл.

– Ты не оставила ему выбора. Ты подписала ему приговор. Теперь он погибнет. Из-за тебя.

– Почему ты меня обвиняешь?!

– Вовсе не обвиняю. Обвинять себя будешь ты сама, когда поймёшь, что натворила. А пока, ты пытаешься спасти свою жизнь любыми доступными способами. Дело не в выборе. Дело в результате. Можно выбраться из адского пекла по костям тех, кто отдали за тебя свои жизни. Но сможешь ли ты спокойно жить после этого?

– Я н-не понимаю. Правда, не понимаю.

– Те, кто тебя любят – вынуждены страдать. Ты позволяешь им тебя любить, и этим губишь их. Неосознанно. Непреднамеренно. Потому что желаешь иметь под боком запасного ферзя, для возможной рокировки.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты добрая, но внутри тебя живёт зло. Оно спрятано так глубоко, что, возможно, ты сама этого не подозреваешь. Но в критических ситуациях оно берёт контроль над тобой. И помогает сделать трудный, но необходимый выбор. Человеческий разум готов бросить тебя в пекло ради спасения другого человека, но кукла, сидящая внутри, очень, очень хочет жить. Отсюда и твои метания, и сомнения, и угрызения совести.

– Почему ты считаешь меня такой?

– А чем ты объяснишь столь спонтанное соблазнение капитана? Вы что, не могли с ним заняться этим в другое время?

– Я… Я не знаю, что со мной произошло. Это получилось неожиданно. Просто случилось, и всё.

– Нет, не просто. Ты знала, что Хо, впитав чувства Евгения, переняло его любовь к тебе. Ты знала, что оно от тебя не отстанет, и специально заставила его ревновать, чтобы переключить внимание на соперника. Таким образом, ты сумела сбить Хо с толку, и временно отвлечь его от себя. Теперь оно не успокоится, пока не поквитается с конкурентом. Видишь ли, Хо впервые столкнулось с такими щепетильными понятиями, как «любовь» и «ревность». По привычке оно продолжает реагировать прямолинейно и стандартно, делая свои поступки предсказуемыми. Ему пока ещё не хватает человеческой незаурядности, поэтому подвоха оно не почувствовало. Пока что.

– Я вовсе этого не хотела! Не надо говорить за меня!

– Это говорит твоё слепое сознание. Ты не ведаешь, что творится в глубине твоей души. И не хочешь туда заглянуть, потому что боишься. Но подсознательно руководствуешься исходящими оттуда посылами. Ведь твой разум знает – в них кроется твоё спасение.

– Ты сошла с ума. Сумасшедшая ящерица. Я больше не хочу тебя слушать. Замолчи. Лучше бы ты оставалась обычной брошкой.

– Время пришло. Уходи отсюда. Сейчас же.

– Я никуда не пойду!

– Не будь дурой. Лезь в окно, беги к лодке, и уплывай. Ты ведь хочешь этого? Ты чувствуешь, что это необходимо.

– Я не уйду без Гены!

– Он уже идёт сюда. И тащит Хо за собой. Беги же, глупая девчонка!

Ольга выхватила Лишу из кармана, и поднесла к лицу:

– Я сказала, что дождусь его! И мне плевать на твои советы! Плевать на тебя! Я уйду только вместе с Генкой!

– Нет, не уйдёшь, – гневно прошипела ящерица. – Ему уже не помочь. Ты сама обрекла его, так доведи дело до ума, чтобы эта жертва не оказалась бессмысленной.

– Я им не жертвовала!!!

– Внемли здравому смыслу.

– Замолчи-и!!! – завизжала Ольга, едва не стряхнув Лишу с ладони.

И в этот самый момент в каюту влетел переполошенный Геннадий. Увидев кричащую подругу, он тут же подбежал к ней, от волнения забыв про боль в ноге. Выхватив у Ольги ящерицу, капитан с содроганием поднял её за хвост, желая рассмотреть поближе.

– Нет-нет, только не за хвостик!!! – истошно запищала Лиша, извиваясь так яростно, что вконец перепуганный Гена бросил её на пол, и тут же раздавил ботинком.

– Зачем? – только и смогла прошептать Оля.

– Ты как? – схватив девушку в охапку, Осипов тут же принялся осматривать её трясущиеся руки. – Укусила? Где?

– Нет.

– Слава богу. Как же ты меня напугала. Откуда здесь взялась эта саламандра?

– Зачем? – всхлипнула Вершинина. – Зачем ты?

– Я думал, что ты в опасности.

– Она не собиралась меня кусать. Господи, Генка, какой же ты непутёвый, – Оля склонилась над раздавленной брошкой.

От удара, у броши отломилась заколка. Кроме этого, из ящеркиной спинки выпала пара камешков.

– Лиша, – подняв её с пола, позвала Ольга. – Лиша.

– Что тут произошло? – раздражённо спросил капитан.

– Ты убил её. Зачем? Зачем надо было убивать?

– Я не знал. Я думал, что она напала. Ты кричала, и тут она…

– Это моя вина. Не бери в голову, – хлюпнув носом, Оля положила сломанную брошь в карман. – Как ты сходил? Удачно?

Гена вытащил из кармана маслёнку.

– Молодец. Тебе удалось достать её без проблем? Хо не пыталось тебе помешать?

– Ну, вообще-то, пыталось. Но, как видишь, я цел и невредим. Ногу вот только подвернул.

– Сильно?

– Фигня. Когда драпал от Хо, даже почти не хромал. Сейчас, правда, опять наступать больно. Наверное, шок проходит. Да чёрт с ней, с ногой, головы бы уберечь. Похоже, что тварь сильно на нас разозлилась. Не знаю как ты, а я уже досыта наобщался с этим отродьем. Лезь в окно. Я за тобой.

Ольга коротко кивнула, и полезла на столик. Протиснувшись через раму, она выбралась на сырую палубу. Захватив фонарик Сергея, Гена вылез следом за ней.

– Идём, – поманив её рукой, капитан поспешил в сторону оборванного заграждения.

Девушка побежала за ним, но вместо бега у неё получалось лишь вялое ковыляние. Она не понимала, почему ноги подкашиваются, мышцы наполняются тяжёлой усталостью, глаза слипаются, а рассудок упрямо заставляет её вернуться назад в каюту. Необъяснимая лень вновь опутала её, и теперь уже стало понятно, что вызвано это отнюдь не обычной усталостью. Что-то пыталось её удержать любой ценой. Ольга прекрасно понимала это, и боролась с мучительной вялостью как могла.

– Ну что ты там ползёшь еле-еле?! – махал ей убежавший вперёд Осипов.

– Иду, иду! – прохныкала Оля, изо всех сил преодолевая ватную расторможенность.

Под сильно потяжелевшим телом, суставы её ног ломило так, что хотелось присесть, и двигаться в присяде. Но она терпела, и продолжала ковылять вперёд, словно парализованная.

– Быстрее, Оля, быстрее! – Гена вернулся к ней и, подхватив под руку, потащил за собой.

– Тебе плохо? Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – сонно ответила Вершинина.

– Спуститься сможешь?

– Угу.

– Давай я тебя верёвкой обвяжу, от греха, – Геннадий принялся обвязывать девушку заранее приготовленной верёвкой. – Я тебя страхую, но ты всё равно спускайся аккуратно, хорошо?

– Угу.

– Ну же, не раскисай!

– Угу.

– Всё, Готово. Давай вниз.

Ольга повернулась спиной к краю палубы, присела, с трудом сгибая негнущиеся суставы, и начала спуск. Спустившись до уровня шеи, она вдруг остановилась, и с тревогой посмотрела на возвышавшегося над ней капитана.

– Ген.

– Что?

– Ты ведь сразу следом за мной спустишься, да?

– Спущусь-спущусь. Но не сразу. Мы ведь должны этот хренов корабль взорвать.

– Да чёрт с ним, с этим кораблём. Давай попробуем уплыть, не уничтожая его.

– Ну, уж нет. Дудки. У меня с этим корытом особые счёты. Нет, Оль, я не уйду, не поквитавшись. Давай, спускайся, и жди меня в лодке. Вернусь ровно через пятнадцать минут. Обещаю.

– А как я узнаю? У меня часы сломались.

– Блин… Вот, на, возьми, – Гена протянул ей свои увесистые часы. – Засекай время.

– А может, всё-таки, не пойдёшь?

– Со мной всё будет в порядке. Лезь вниз, кому сказал! Это приказ.

– Угу, – Ольга продолжила спуск, но преодолев несколько леерных ячеек, вновь остановилась. – Гена…

– Что ещё? – начал психовать капитан.

– Я только сейчас об этом задумалась… А этот взрыв, ну, когда вентиль маслом смазываешь, с какой задержкой происходит?

– Откуда я знаю? Сразу, наверное. Как откроешь вентиль, так и ё…, -он вовремя осёкся. – Ну ты поняла.

– А как же тогда? Как же ты тогда убежишь? Ты же не успеешь.

– Ох-х, – Гена утёр пот со лба, – Ты, это самое, совсем меня за дурака держишь? Думаешь, что я в смертники записался?

– Ну а как же тогда?

– Каком кверху! Этот способ, ну, с маслом, во-первых, не факт что сработает, а во-вторых, я держу его как план «Б». Ну, на крайний случай. Если совсем уж туго будет. Надеюсь, что до этого не дойдёт. Самому не хочется.

– А какой же тогда план «А»?

– Всё гениально и просто. Я сейчас иду в трюм, открываю все газовые вентили на баллонах, и бодренько делаю ноги. Потом прыгаю к тебе в шлюпку, и мы взрываем посудину к чертям собачьим.

– А как мы её взорвём снаружи?

– Для этой цели, я предварительно стравлю из иллюминатора промасленную верёвку. Используем её в качестве бикфордова шнура. Именно поэтому ты должна находиться там – внизу. Чтобы, если что, подпалить верёвку.

– Я дождусь тебя!

– Не майся дурью. Я вернусь через пятнадцать минут. Если задержусь хотя бы на секунду, заводи мотор, и уплывай как можно дальше от корабля. Рвануть должно знатно.

– Гена!

– Не возвращайся за мной! Не вздумай медлить! Делай всё, как я сказал. Обещаешь?

– Я…

– Обещаешь?!

– Да. Обещаю.

– Всё. А теперь пожелай мне удачи. Время пошло.

– Удачи, – всхлипнув, Ольга продолжила спуск, ощупью переставляя руки и ноги, при этом не сводя глаз с удаляющегося лица Гены.

Капитан возвышался над бортом, словно каменное изваяние. Постепенно его фигура застилалась туманной пеленой. Первыми стёрлись черты его лица. Оно превратилось в сплошное серое пятно. Потом начал расплываться его силуэт, словно капитан таял, смешиваясь с седым туманом.

Измученная девушка спускалась всё ниже и ниже, пока её нога не сорвалась в пустоту. Растерявшись, она зашаталась на леерах, но верёвка, обмотанная вокруг её талии, тут же удержала её от возможного падения. Осипов по-прежнему контролировал ситуацию.

Свесив обе ноги с края заграждения, Оля принялась осторожно перебирать руками, продолжая сползать дальше. Взглянув вниз, она с облегчением вздохнула, увидев прямо под собой широкую лохань поджидавшего её мотобота, до которого оставалось не более полутора метров. Отцепившись, она спрыгнула в лодку, и тут же, потеряв равновесие, упала на мягкие брезентовые мешки, уложенные на дне. Страховочная верёвка ослабла.

– Добралась? – послышался сверху голос Гены.

– Да, – ответила Вершинина. – Порядок!

– Там под лавкой, на носу, лежит нож. Перережешь им верёвки. Лучше займись этим прямо сейчас. Движок знаешь как запускать?

– Разберусь! – кивнула она, и добавила тихо. – Сам запустишь, когда вернёшься.

– Всё, засекай время. Я пошёл, – Гена скрылся за бортом, но тут же появился вновь. – Вот. Лови.

И он бросил ей какой-то маленький предмет. У Ольги не получилось поймать его налету. Когда она подобрала вещицу со дна, то сразу узнала ту самую табличку с «Гортензии». Сердце у неё сжалось. Подняв голову, она окинула взглядом тёмный борт корабля, но знакомого силуэта там уже не было. Гена ушёл.

– Зашибись, блин, – себе под нос бормотал Осипов, резвой трусцой направляясь по палубе в сторону корабельной кормы. – Вот же, блин, угораздило, а. Вот нахрена мне эта забота? Галимая затея.

Мимоходом, он обдумывал свой дальнейший маршрут. Проще всего попасть в трюм можно было через дежурную дверь на зелёной палубе. Но теперь, когда там царит кромешная тьма, лезть туда хотелось меньше всего.

– Нет, – помотал головой Гена, проходя мимо парадных дверей. – Это вообще не вариант. Нужно воспользоваться другой лазейкой. Знать бы только где она – эта лазейка.

Тут он вспомнил о раскуроченном машинном отделении. Дверь в него вела прямо с прогулочной палубы. Вот только проход в трюм был серьёзно забаррикадирован последствиями взрыва. Быстро скумекав, что лучше покорячиться в машинном отделении, чем петлять по тёмным коридорам нижней палубы, Геннадий тут же определился с выбором пути. Дойдя до двери, ведущей в машинное отделение, он распахнул её настежь, и спустился по крутой лесенке на грязную, замусоренную площадку, перед которой красовалась уродливая, горелая баррикада.

Прикинув на глазок площадь самого крупного промежутка между перекосившейся дверью и какими-то трубами, деформированными до неузнаваемости, он понял, что протиснуться в эту щель не сможет при всём желании. На его счастье, среди горелого хлама валялся пожарный багор. Матерясь и проклиная всё на свете, капитан принялся ломать преграду, налегая на тяжёлую жердь, и с кряхтением выламывая обломки, перекрывающие вход. Часов у него с собой не было, но и без них он прекрасно понимал, что возится слишком долго.

«Сейчас я бы уже давно был внизу, у двери», – с досадой подумал он, и тут же добавил вслух. – Ну уж нет, на хрен. Лучше здесь проковыряться, чем там, в темноте…

Пот лил с него в три ручья. Весь исцарапанный и перепачкавшийся, он, в конце концов, сумел отогнуть центральную трубу, перекрывшую большую часть прохода, и теперь можно было попробовать протиснуться в образовавшуюся прореху. Отбросив багор, Гена встал на карачки, и полез в щель. Голова прошла спокойно, плечи застряли, но после бодрых шевелений протиснулись тоже.

– Порядок, – пыхтел Осипов. – Значит пролезу.

Проползая под завалом, он очень торопился, в результате чего, то и дело зацеплялся за какие-то острые выступы, разрывая одежду и глубоко царапая кожу. Не смотря на боль и страх, он продолжал ползти вперёд, время от времени, проламывая себе путь в каких-то металлических нагромождениях, и выпутываясь из цепких проводов.

Сгущающаяся темнота подгоняла Гену. Вскоре свет совсем перестал проникать в его лаз, и он включил фонарик, подобранный в каюте. Посветив перед собой, капитан облегчённо вздохнул. Впереди виднелся знакомый барьер, который он уже видел с противоположной стороны, когда бродил по трюму. Осталось лишь пробраться через него, и он на месте.

Прикинув расстояние от пола до препятствия, Геннадий покачал головой, и утёр пот со лба.

– Только бы не застрять.

Он вспомнил, как в детстве лазил в школьный двор, пробираясь под воротами, чтобы учителя не заметили. Зазор там был примерно таким же. Но тогда он был щупленьким мальчишкой, а теперь… А куда деваться? Вздохнув, Гена взял фонарик в зубы и, вжавшись в грязный пол, пополз ужом, соскабливая застарелую сажу.

Баррикада грозила зажать его стальными тисками, и в какой-то момент капитан почувствовал, что фактически застрял. Это так его напугало, что он, превозмогая силы, рванулся вперёд, и уверенно преодолел сложный участок. При этом, гвоздь, торчавший из барьера, пропахал ему спину от шеи – до поясницы, но Геннадий не обратил на это внимания. Карабкаясь изо всех сил, он выполз из-под завала, и оказался на знакомой площадке, среди газовых баллонов и сварочного оборудования. Площадка освещалась светом иллюминаторов, поэтому капитан выключил фонарик, дабы попусту не сажать батарейки.

Оглядевшись, он заприметил баллон белого цвета, и, вынув маслёнку, принялся обмазывать маслом его вентиль. Ему вовсе не хотелось взрываться вместе с кораблём, но что-то подсказывало ему, что эта предосторожность была необходимой. Перестраховка не раз выручала капитана. Не должна была подвести и в этот раз.

Закончив промасливать вентиль, Гена отправился на поиски верёвки. К счастью, долго искать её не пришлось. Подходящий моток висел рядом, на стене. Осталось найти горючее, чтобы пропитать им верёвку. Осипов вспомнил, что видел какие-то канистры в хозяйственном помещении. Наверняка в них можно было обнаружить что-то подходящее.

Но не успел он сделать и шага в сторону каптёрки, как его спину словно обдуло ледяным сквозняком. В глубине трюма послышался скрип открываемой двери. Той самой, что вела на зелёную палубу. «Опоздал», – пронеслось в голове капитана. – «Всё, приехал». По металлическим ступенькам кто-то мягко ступал. Топ-топ-топ. Не торопясь. Торопиться было некуда. Жертва уже в западне.

– Оля? – почти шёпотом спросил Геннадий, всё ещё цепляясь за остатки растворяющейся в темноте надежды.

– Хо, – ответило короткое уханье. – Хо, хо.

– Сука, – Осипов сплюнул под ноги, и закрыл глаза.

Шаги приближались, но он продолжал стоять не оборачиваясь, держась из последних сил за остатки самообладания, и усиленно пытаясь прикинуть расстояние до смазанного баллона.

Оно остановилось позади него, и более ничем себя не выдавало. Простояв пару долгих минут, Гена уже начал было сомневаться, стоит ли кто-то у него за спиной. Он вновь перевёл взгляд на ржавую дверь каптёрки, и сразу почувствовал тёплое дуновение. Гнилостно-сладковатое. Как из подвала.

– Обернись, – прошептало Хо. – Не сопротивляйся. Другие сопротивлялись, и сделали только хуже себе. Позволь мне муками лёгкими избавить тебя от мук тяжёлых. И я закрою твои глаза.

Геннадий начал медленно оборачиваться, но на половине оборота замешкался. Последние крупицы выдержки продолжали сдерживать его. На плечо ему мягко легла худая чёрная рука с длинными когтистыми пальцами.

– Смирись. У тебя нет другого выбора.

– Выбор есть всегда, – ответил Осипов. – Думаешь, я боюсь тебя? Думаешь, напугался до усрачки? А вот хрен тебе. Не дождёшься, сволочь.

– Уже дождалось, – рука соскользнула с плеча. – Видишь ли, Геннадий, по моим расчетам, последним остаться должен был ты. Но обстоятельства изменились. Ты повёл себя неправильно, и тем самым очень меня разозлил. Я знаю, что ты сделал это неосознанно. И это единственная причина, по которой я до сих пор тебя не растерзало. Причина моей злости не в тебе, а в ней – в Ольге. И я намерено как можно скорее положить конец всему этому недоразумению. Помоги мне, Геннадий, и я обещаю, что для тебя всё закончится без лишних мук.

– Хочешь, чтобы я помог тебе расправиться с Ольгой?

– Просто не мешай мне. А я всё сделаю само.

– Знаешь, что? Иди ты на… – Осипов обернулся к Хо, взглянул на него, и хлёсткая фраза захлебнулась.

Зелёное пламя прожгло его сетчатку, опалив разум. Капитан был готов увидеть всё что угодно, любую самую страшную образину. Но что личина может быть настолько кошмарной, даже не мог предположить. Огромные выпученные шары беспощадных глаз заглянули ему в самую душу, пронзив её насквозь. Чудовищная гипнотическая сила Хо не знала преград.

Сначала Гена ощутил, что его словно что-то подбросило, а затем швырнуло обратно оземь. Он едва не задохнулся от нахлынувшего ужаса, который быстро сменился полубессознательным шоком. Сознание всё ещё пыталось сопротивляться воздействию извне. Неизвестно сколько длилась эта прострация. Сердце колотилось, пытаясь пробудить его волнами адреналина, но мозг словно онемел.

Удар, ещё удар, ещё. Казалось, что все внутренности подпрыгивают от этих сотрясений. Открыв глаза и проморгавшись, Гена увидел, что сидит в катере, несущемся по штормовому морю. Катер подпрыгивал на волнах, шатаясь и раскачиваясь. Холодные брызги хлестали в лицо, и мотор рычал как сумасшедший. Каждый раз, опрокидываясь с очередного вала, казалось, что посудинка зароется носом в воду, но вместо этого катер выныривал из сырой солёной черноты, вышибая тучи принизывающих брызг.

Впереди виднелись две мокрые дёргающиеся фигуры, без устали гомонящие, и разражающиеся пьяным смехом. Человека, управлявшего катером, Гена узнал сразу, не смотря на то, что тот к нему ни разу не обернулся. Дядя Слава, папин брат. Его сверкающую лысину не спутаешь ни с какой другой. А рядом с ним, крепко вцепившись рукой в борт, сидит отец. Он что-то поёт, кажется «А волны и стонут и плачут», и размахивает огромным кулаком.

Опять напились, и поехали кататься, не взирая на шторм. И взяли его с собой. Что за безрассудство? Рисковать своими жизнями, и жизнью десятилетнего ребёнка… Но ведь он сам напросился. Украдкой, пока мать не увидела. А почему? А потому, что двоюродный брат с ними поехал. Если ему можно, то почему мне нельзя?

Брат Лёвка сидел напротив Гены. Он был старше на три года, и всячески демонстрировал своё превосходство. Было видно, что он тоже боится, но не признаёт этого, показушно хихикая, визжа, и пытаясь подпевать пьяному отцу.

– Полезли вперёд! – толкнув ногой Гену, предложил он. – Там класснее!

– Да давай останемся!

– Да чё ты как баба?! Полезли! – толкнув его ещё раз, Лёва стал пробираться в переднюю часть.

Очередная волна подбросила катерок так сильно, что пацан едва из него не вылетел, вовремя ухватившись за поручень.

– Осторожнее! – воскликнул Гена.

– Не боись! Давай за мной! – подавив дрогнувший голос, ответил брат, и продолжил ползти вперёд.

– Эй, – заметил его отец. – Ты чё сюда припёрся, охламон?! Кому было сказано, не лазь?! Не дай бог вывалишься.

– Не вывалюсь! – бравировал Лёвка.

– Не вы-ывалюсь! – передразнил отец. – Э-эх, разгильдяй!

Гена с тревогой посмотрел на горбатые водяные холмы, вздымающиеся выше бортов. Ему было холодно и страшно.

– Ну ты долго там сидеть будешь? – окликнул его Лёва, и призывно замахал рукой.

Нет, уступать старшему брату он никак не мог. Не в этот раз.

Оторвавшись от промокшего сиденья, Гена полез вперёд, пригнувшись так низко, как только мог. Днище прыгало под его ногами, ходило ходуном. Ещё немного и он дотянется до спинки кресла, на котором сидел дядя Слава, вцепившийся в штурвал, похожий на половинку автомобильной баранки. Тут катер подскочил в самый неожиданный момент, словно резвый бык на родео, и подбросил его в воздух, как тряпичную куклу. Слабые мальчишечьи пальцы соскользнули с мокрого поручня, ноги подлетели к небу, и лодка вырвалась из-под него, словно только этого и ждала. Последнее, что он услышал перед тем, как вывалиться за борт, это восторженный визг Лёвки, перебивающийся басовитым матерком отца и дядьки. Они не смотрели в его сторону…

Всплеск! И тут же густая холодная тишина, мокрыми пробками заткнула его уши. Барахтанье в глухой пузырящейся кутерьме, и тут же рывок наверх. Дышать! Дышать! Едва успев хватануть воздух, он вновь погрузился под воду. И снова спасательный жилет выдернул его на поверхность. Теперь он уже смог крикнуть, прежде чем новая волна накрыла его, перекувыркнув кверх-тормашками. Отчаянно работая беспомощными руками, Гена в очередной раз выскочил из холодных морских объятий, прыгая как поплавок, и отплёвываясь.

– Па-а-а, – закричал он, тут же получив полный рот горько-солёной воды с терпким привкусом йода.

Волны швыряли его друг на друга, точно здоровые хулиганы в тёмной подворотне. И он ничего не мог предпринять. Когда очередная волна приподняла его над бушующей поверхностью, он увидел удаляющийся катер, сквозь затихающий рёв которого отрывисто пробивалось пьяное пение: «Растаял в далёком тумане Рыбачий – родимая наша земля!» Его пропажи никто не заметил. Они уплывали прочь, оставив его барахтаться посреди жестокой стихии. Они не слышали его слабых криков. Им не было до него никакого дела.

Весь ужас этой глухой безнадёжности обрушился на несчастного малыша. В один страшный миг он понял, насколько его жизнь ничтожна. Почувствовал себя букашкой, барахтающейся в луже. Захлёбываясь горчащей водой. Выбиваясь из сил. И чем отчётливее он понимал безнадёжность своего положения, тем меньше оставалось желания сопротивляться.

Его голова всё реже показывалась над волнами. Пучина жадно облизывала свою маленькую жертву, пытаясь проглотить. Если бы не спасательный жилет, мальчишка давно бы уже лежал на дне. Наверное, это было бы лучше, нежели тяжёлая продолжительная пытка среди бесконечно накрывающих его волн, не дающих как следует отдышаться, и вырывающих из него последние силы. Смерть играла с ним, как кошка с мышкой, не оставляя в покое, и не спеша окончательно придушить. В определённый момент его отчаянье стало таким нестерпимым, что он решил потратить свой последний глоток воздуха на бесполезный крик.

– Помогите!!!

Вода хлынула ему в рот. И беспощадный водоворот, открывшийся под ним, поволок его бьющееся в конвульсиях тельце в чёрную бездну.

Геннадий вздрогнул и очнулся, обнаружив, что стоит посреди трюма, слегка наклонившись влево, с опущенной головой. Под ногами валяется фонарик, высвечивающий жёлтый треугольник пола. Хо нигде не было. Ушло. Неужели ушло? Капитан осмотрелся. Действительно, в трюме он был один.

Подняв фонарь, Гена, пошатываясь, побрёл обратно к каптёрке. Но, сделав несколько шагов, почувствовал, как всё опять поплыло перед глазами. Сознание на секунду отключилось, затем вспыхнуло вновь. Сначала, он увидел огромную чёрную трубу, мрачно возвышающуюся над ним. С трубы на него бесстрастно взирал белый ромбовидный глаз. Страшное око равномерно пульсировало, и иногда моргало, следя за передвижениями Гены. Куда бы он не шёл, глаз пристально следил за ним. Пытаясь удалиться от прожигающего взгляда, Геннадий пятился и пятился от него, пока вдруг не провалился в какую-то яму, наполненную густой тёмной жижей. Раздался чавкающий всплеск, хлюпанье пузырей и… Его вдруг озарили вспышки памяти.

Он почему-то вспомнил свою бабушку, как она гуляла с ним по берегу моря и рассказывала сказки. Следом, нахлынуло прозрение, что бабушки уже давно нет в живых, от чего Геннадий почувствовал острую душевную тоску и боль. Ностальгия по детству, по тому беззаботному времени, когда он умел радоваться любой мелочи, никогда раньше не одолевала его, а теперь, ужалила в самое сердце.

В памяти пронеслась вереница каких-то мимолётных воспоминаний. Потом мысли упорядочились, и Осипов попытался отбросить их, взяв себя в руки. Это оказалось не так-то просто. Он чувствовал, что его голова вот-вот разорвётся от переизбытка каких-то посторонних дум. Словно ему открылся доступ к чьей-то чужой памяти. Её бессвязные фрагменты зачастую были тяжёлыми и непонятными. А то, что ему удавалось разобрать, пугало и отталкивало, вызывая беспросветную панику.