Текст книги "Хо"

Автор книги: Raptor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 104 (всего у книги 109 страниц)

ГЛАВА XXVIII

РОКИРОВКА

Сейчас Ольга ощущала себя микроскопической бактерией, копошащейся в чашке Петри. Ноосфера начинала сжиматься вокруг неё своими причудливыми диапазонами. Девушка хорошо запомнила последние контакты с открытым информационным пространством, едва не закончившиеся для неё плачевно. Но, не смотря на это, страха в её душе не было. Она словно чувствовала маршрут, по которому двигалась, и понимала, что он правильный. Это всё равно что держать в руке верёвку, за которую тебя вытягивают из глубины.

Кроме того, что-то отчётливо подсказывало Оле, что она способна самостоятельно выбирать направление своего пути. Отсюда возникает соблазн свернуть куда-нибудь в сторону – в первый попавшийся портал, за которым скрыт чей-то неведомый мир. Такой же удивительный и неповторимый, как у Кирилла… Стоп. Как вообще она может думать сейчас о подобной авантюре? Нет-нет. Об этом даже и мысли быть не может. Она должна возвращаться в реальность.

С мыслей её постоянно сбивало громыхание информационного мусора. Казалось, что она сидит в тесном помещении с шумной компанией, к которой всё добавляются и добавляются новые участники. Но не смотря на умственную перегрузку, избавиться от прилипчивой идеи было не так-то легко. «А ведь это последний мой визит сюда», – мелькнуло в сознании. – «Всё это я вижу в последний раз. И поскольку у меня осталось немного времени перед пробуждением, я должна им воспользоваться, чтобы заглянуть кое-куда напоследок».

Она недолго боролась с сомнениями. Решимость быстро взяла верх над осторожностью, и как только это произошло, перед ней мерцающим окном раскрылся нужный портал. Уроки Евгения не пропали даром.

Ругая себя за легкомысленность, Вершинина прошла сквозь врата, и тут же уткнулась носом во что-то мягкое и холодное. От слишком длительного пребывания в ноосфере, у неё уже начинала болеть голова, и этот неожиданный холод оказал благотворное воздействие, разом отрезвив, и избавив её от большинства лишних мыслей, разрывающих память. Для того, чтобы прийти в себя ей потребовалось относительно недолгое время, но дожидаться окончательного восстановления работы сознания Ольга не стала. Время было слишком дорого. Пошатываясь как пьяная на непослушных ногах, она неуверенно поднялась из этой холодной и сырой перины. Зрение прояснилось. То, что она увидела, заставило её испытать сначала глубокое разочарование, а затем неподдельный страх. Неужели ошиблась? Неужели промахнулась? Она крутила головой по сторонам, и только лишь когда увидела знакомые ворота, смогла издать вздох облегчения. Нет, не ошиблась.

Хоть мир этот успел сильно измениться с момента её последнего визита, без всякого сомнения, это был он. Кучерявые облака сменились тяжёлыми свинцовыми тучами, между которыми, вместо радужных мостиков, была натянута какая-то чёрная слизь. Там, где когда-то высились живописные башенки замков, теперь темнели уродливые развалины. Весь мир стал чёрно-белым.

– Кирилл, – позвала хозяина Ольга.

В ближайшей башне что-то зашуршало. Послышались пронзительные звуки, похожие на скрежет, и через огромную дыру в крыше вылетела стая непонятных птиц, которая, поднявшись в воздух, стала безумно кружить над руинами, истошно вереща и рассыпая перья.

– Недобрый знак, – пробормотала девушка. – Пожалуй, надо отсюда убираться по добру, по здорову.

Уперев пальцы в виски, она постаралась абстрагироваться, для прыжка обратно в ноосферу. Но не успела.

– Даже чаю не попьёшь? – остановил её насмешливый голос Кирилла.

Она подняла голову, и увидела над собой ещё одну тучу, на краю которой задумчиво сидел хозяин этого мира. Махнув рукой, он спрыгнул вниз, и медленно, точно паук, спустился к ней на упругих подрагивающих верёвках чёрной слизи, которые удерживали его как марионетку. Когда его ноги коснулись твёрдой поверхности, слизистые канаты лопнули, и, будто резиновые жгуты, отлетели обратно.

– Привет, Оля.

– Привет. Ты не откликнулся, поэтому я подумала…

– Подумала, что меня нет, – сверкнул улыбкой Кирилл. – А я, как видишь, есть.

– Да. Теперь вижу. А что стало с твоим миром? Он какой-то странный. Удручающий какой-то.

– Я – человек настроения. Человек эмоций. И мой мир подстраивается под меня. Сейчас у меня чёрно-белое настроение. Поэтому и мир чёрно-белый.

– Чёрно-белое настроение? Это как?

– Это невозможно объяснить. Это либо ощущаешь, либо нет.

– А может быть это связано с проблемами, возникшими у тебя?

– Проблемы? Какие ещё проблемы? У меня нет проблем.

– Значит, никто на тебя не нападал? Никто не вторгался в твой размеренный быт?

– А кому это надо? Я ни с кем не связываюсь, и никого не боюсь. Я сам по себе. И всё, что происходит в моём мире – напрямую зависит от моей воли.

– Именно поэтому ты башни разрушил?

– Они давно нуждались в доработке.

– В доработке? Хочешь сказать, что вот это – доработка? Кирилл! Ты можешь сколько угодно пытаться пудрить мне мозги, но ситуация от этого не улучшится. Рано или поздно тебе придётся признать, что в покое тебя не оставят. Твой мир штурмуют. И как бы ты не сопротивлялся, Хо одолеет тебя. Только что оно разделалось с Женей. Мне удалось вырваться, но наверняка оно уже идёт за мной по пятам. Мой долг тебя предупредить, раз уж я накликала на тебя беду. Видит бог, я не хотела тебя подставлять, Кирилл. В любом случае, сейчас поздно раскаиваться. Надо спасать свои жизни.

– Что ты предлагаешь?

– Бежать. Прятаться, пока не поздно!

– Дорогая моя, бегать и прятаться – не в моих правилах. Я уже говорил тебе, что являюсь хроническим домоседом. Такова моя жизнь. Но… – Кирилл как-то странно улыбнулся. – Пожалуй, я готов поступиться своими принципами, и броситься во все тяжкие. Ради тебя.

– Ради меня? По-моему ты до сих пор не осознал всего масштаба катастрофы!

– Да всё я прекрасно осознал. Это ты меня не поняла, милая Ольга. Ты чувствуешь свою вину передо мной, полагая, что именно ты навела на меня Хо. Пусть так оно и есть. Я не собираюсь тебя в этом обвинять. Что случилось – то случилось. Для меня главным остаётся другое, а именно, наше с тобой знакомство. Это событие перевернуло мою жизнь. Заставило меня многое переосмыслить. Взглянуть на бытие сызнова, под другим углом. С той поры я сам не свой. Всё время думаю о тебе. Если ты желаешь, мы убежим с тобой далеко-далеко. Вместе!

– Постой-постой, я ничего не говорила про нас с тобой. Я только хотела предупредить тебя.

– Если ты вернулась, значит тоже не равнодушна ко мне.

– О чём ты вообще говоришь? Нашёл время. А как же твоя ненаглядная Анна?

– Анна была моим заблуждением. Она бросила меня, и ей наплевать на мою жизнь. Пусть катится ко всем чёртям. Я больше не желаю её знать. Другое дело – ты. Такая смелая, решительная, желанная…

Он потянулся к ней, пытаясь обнять и поцеловать, но Ольга грубо оттолкнула его, и отпрыгнула назад.

– Хватит, Кирилл! Прекрати! Да что с тобой, в самом деле?!

– Это любовь. Я без ума от тебя. Ну же, не противься этой страсти! Тебе ведь тоже хочется любви? Почему бы не подчиниться этому захватывающему желанию? Иди ко мне, птичка моя!

– Нет, Кирилл! Я сказала – нет! Ты с ума сошёл? Не знаю, что на тебя нашло, но я не давала тебе ни малейшего повода, и не собираюсь делать этого впредь. Лучше подумай, что тебя ожидает, если не придёшь в себя!

– Ты очень взволнована. Именно этим и обусловлен твой необдуманный отказ. Я всё прекрасно понимаю, любовь моя. И я дам тебе время подумать над моим предложением. Ответишь, когда успокоишься, и соберёшься с мыслями. Пойми, со мной ты будешь счастлива. Нельзя отказываться от таких перспектив.

– Нет, ты действительно оглох. Всё, наш разговор окончен. Я ухожу.

– Возвращайся поскорее, любимая! Я буду ждать тебя! – Кирилл одарил её воздушным поцелуем.

– Я не вернусь. И не надейся! – в сердцах закричала Ольга, пятясь назад. – Оставайся здесь сколько заблагорассудится, если тебе наплевать на свою жизнь! Только вот Хо не будет с тобой церемониться! Хо и не с такими справлялось! Сметёт тебя одним махом, вместе с твоим жалким миром, и даже не заметит!

– Милая, ты никак не можешь понять простой истины, – скрестив руки на груди, ответил ощерившийся хозяин. – Хо никогда не причинит мне вреда.

– Почему?!

– Потому что я и есть Хо!

– Так я и знала, – сказала, словно сплюнула Ольга. – Могла же догадаться, наивная дура.

Истерично захохотав, Кирилл сделал круговое движение указательным пальцем в воздухе, и повинуясь этому движению, стая пронзительно верещащих птиц устремилась к их туче. Каким-то бесформенным роем птицы заходили на них по большой дуге, словно выбирая оптимальный сектор для атаки.

– Право, я весьма благодарен тебе за то, что отважилась заскочить ко мне, предупредить, – произнёс Кирилл. – Я это ценю. Но вот чего я точно не принимаю, так это отказов.

– Чего ты от меня хочешь? Только не говори, что влюбилось – не поверю.

– Напрасно. Знаешь, Ольга, я раньше тоже не знало, что такое настоящая любовь. Имело теоретические представления, но не более того. А теперь знаю. Это весьма любопытное чувство. Весьма! Окрыляющее, тонизирующее, вдохновляющее, – он сотряс воздух сжатыми кулаками. – Теперь я понимаю, почему люди так дуреют. Тут есть с чего одуреть.

– Чего тебе надо, Хо? Неужели действительно думаешь, что я отвечу тебе взаимностью?

– А что тебе мешает? Могу облегчить задачу, – ответил сумеречник, и превратился в Пита. – Здравствуй, Оля. Узнаёшь меня?

– Петя? – вздрогнула Вершинина. – Это… Это же не ты.

– Как это, не я? А кто же?

– Ты не Пит, и никогда им не будешь. Прекрати меня дурачить, Хо!

– Странно, – Хо вновь обернулось Кириллом. – А на Женьке срабатывало безупречно.

– Я – не Женька.

– Да уж вижу. Ну что мне с тобой делать? Не хочешь по-хорошему, заставлю по-плохому, – Кирилл сделал знак птицам, и те мгновенно устремились к Ольге.

Девушка видела, как стая приближается к ней, пугающе увеличиваясь в размерах. Слышала душераздирающий визг зловещих бесформенных птиц, похожих на трепыхающиеся рваные тряпки. Но страха почему-то не испытывала. Его место занял гнев, распространяющийся по всему телу, вкупе с адреналином. Появилось странное тепло, словно к её животу приложили горячую грелку. Она опустила взор, и увидела на себе шевелящееся пятно зелёной слякоти, которую выблевал Евгений. Это были не обычные рвотные массы, а какая-то живая субстанция, постепенно соединяющаяся с Ольгиным телом, и расползающаяся по нему тончайшей плёнкой. В любой другой момент девушку бы, наверное, вывернуло наизнанку от омерзения, но сейчас эта отталкивающая картина не вызывала у неё ни малейшей брезгливости. Зелёная пузырящаяся гадость каким-то неподвластным пониманию образом подчинялась её кипящей ненависти. Вершинина уже испытывала подобное чувство, и теперь с предвкушением ожидала завершения своего облачения. Зелень деликатно обтекала её фигуру, после чего быстро твердела, превращаясь в чёрный хитиновый панцирь.

Когда стая безумных птиц приблизилась, Ольга была уже целиком облачена в свои колючие доспехи. Визжащая орда ударилась в сплошную стену шипастого щита, и начала клоками разлетаться в разные стороны, разбрасывая осыпающиеся вниз перья и ошмётки тел. Когда последняя птица гулко срикошетила от этой непреодолимой преграды, Вершинина отставила щит в сторону, стряхнув с него налипшие остатки мочалоподобной птичьей плоти, и пренебрежительно взглянула на Кирилла, сквозь прорези в забрале. Тот медленно хлопал в ладоши.

– Брав-о! Ты овладела энергией ненависти. Будь осторожна с ней. Ненависть трудно удержать под контролем.

– Умолкни! – прорычала Вершинина, поднимая меч.

– А что ты сделаешь? Убьёшь меня? Думаешь, получится?

– Я сказала, умолкни!

– Брось. У тебя же нет навыка. В этом деле необходима практика…

– Сдохни, тварь! – девушка бросилась на него, бряцая своими тяжёлыми латами.

Ненависть и озлобленность толкали её вперёд неудержимым напором, стократно увеличивая силы. Казалось, ничто не могло её остановить. Но тут вдруг прямо перед ней выросла пара уродливых существ, похожих на ожившие коряги, с кривыми руками-ветками. Монстры раскорячились, загородив собой Кирилла. Один из них попытался вырвать щит из руки Вершининой, второй замахнулся дубиной, и едва не расплющил шлем девушки вместе с головой. К счастью, та успела вовремя парировать удар своим мечом, отведя его в сторону. Дубина ощутимо прошлась по наплечнику, сломав на нём несколько шипов, и уткнулась в клубящуюся поверхность облачной тверди.

Ярость вспыхнула в душе Ольги всепожирающим пламенем, и она окончательно сорвалась с ограничителей. Всё вокруг стало предельно чётким и детальным, а движения врагов – неловкими и медлительными. Слишком медлительными для них.

Ловко поставив свой бронированный сапог на дубинку, Оля прижала оружие к клубящейся земле, заставив существо нагнуться. Первый удар меча отсёк ему руку-ветвь чуть выше локтя, а когда монстр машинально разогнулся, лезвие уже поджидало его выше, резким ударом наискосок отделив неотёсанную косматую голову от туловища.

Не успел поверженный тролль завалиться на спину, как Ольга уже приступила к его коллеге, вцепившемуся в её щит с какой-то маниакальной одержимостью. Сначала девушка выпустила щит из руки, и когда чудище повернулось, желая, видимо, отшвырнуть его в сторону, рубанула мечом наотмашь. Щит тяжело грохнулся наземь, вместе с парой отсечённых конечностей, так и оставшихся висеть на нём. Монстр трубно заорал, взмахнув культями. Пригнувшись, Оля подрубила ему левую ногу-корневище, и когда он повалился на бок, добила уродливую тварь рубящим ударом сверху.

Тем временем Кирилл, с каким-то иступлённым упоением таращился на то, как она разделывается с чудовищами, выпучив зенки, и скалясь кровожадной улыбкой. Дьявольский восторг сверкал в полоумных глазах даже после того, как Ольга обеими руками, со всего размаха рассекла ему голову мечом.

Клинок разрубил его череп пополам, прошёл через шею, и застрял в грудной клетке. Вершинина попыталась выдернуть его, но меч не поддавался. Тогда она рванула сильнее. Вслед за рукояткой дёрнулось не только мёртвое тело Кирилла, оцепеневшее в вертикальном положении с безобразно развалившейся надвое головой, но и пространство позади него. Ещё рывок. И опять колыхание пространства. В разные стороны разошлись волновые колебания, и изуродованный мертвец тяжко завалился назад, утягивая за собой Ольгу, не желающую выпускать свой верный меч. Вместе они провалились в какую-то невероятную бездну.

Я просыпаюсь, – с облегчением подумала Ольга, летя через галлюцинирующее пространство. – Слава богу, я просыпаюсь.

Люди вымирают. На смену им приходят куклы потребляющие. Поэтому наш мир меняется на глазах. Новая фракция подстраивает его под себя, оптимизируя под новую глобальную культуру – потребление. Даже типично кукольная заповедь о трёх делах, которые должен выполнить в жизни настоящий мужчина: посадить дерево, построить дом, воспитать сына, – и та не соблюдается. Хотя, что там соблюдать? Одно дерево – это ничто в сравнении с тем, сколько их спиливают ежегодно. На тот же Новый год. Если каждый будет строить себе по одному отдельному дому, то весьма быстро этим самым посаженным деревьям попросту негде будет расти, при том что большинство построенных домов будет пустовать, так как их хозяева умерли, а новые поколения строят себе новые дома. Что касается обязательного воспитания сына, то эта заповедь единственная, которая соблюдается чаще всего. Но как? Сын воспитывается таким же потребителем, как и его отец. Более того, родители стремятся приложить все усилия, чтобы их чадо смогло потребить больше, чем они сами. Таким образом, потребители воспитывают потребителей.

По-человечески же, дерево не обязательно сажать. Обязательно не рубить его. С бережным отношением, экосистема быстро восстановится сама. Табличка «Берегите природу!» должна торчать не в кустах, среди мусорных куч, оставленных отдыхающими, а в умах самих отдыхающих, которые и без всяких напоминаний должны эту природу беречь.

Не обязательно строить новый дом, если у тебя уже есть один. А вот если кто-то нуждается в доме, то имеет смысл приложить силы, чтобы помочь ему обрести жильё. В таком случае не будет единиц, владеющих несколькими хоромами, и тысяч бездомных. Очевидная польза для развития твоего вида.

Ну и, конечно же, воспитание детей. Воспитать потребителя проще всего. Фактически, человек стремящийся к потреблению развивается самостоятельно. Сперва на «Хочу» и «Дай», потом на «Пригодится» и «Надо». Но при этом, у человека атрофируется чувство естественной отдачи. Он чувствует, что ему все должны, но сам он при этом никому ничего не должен. В результате наблюдается зацикленный процесс кукольного воспроизводства, где в каждом новом элементе воспитывается не стремление жить в обществе, а стремление жить за счёт общества. Отсюда и пресловутый синдром «детей индиго», являющийся обычным эволюционным этапом в развитии нового поколения агрессивных потребителей, рождённых для того, чтобы взять от жизни всё, и при этом не оставить после себя ничего.

– Доброе утро, – произнёс Гена, отвлекшись от разложенной на столе карты.

– Угу, – кивнула Ольга, отрывая ухо от подушки. – Сколько времени?

– Одиннадцать. Пятнадцать минут двенадцатого, – взглянув на часы, поправился Осипов.

– Сколько?!

– Ну, а что? Я сам проснулся только в половине одиннадцатого. Снотворное было просто атомное. Спал без задних ног. Не помню даже как отрубился. Помутнение какое-то, и всё.

– Ты вовремя заснул, – кивнула Ольга, выбираясь из-под тёплого одеяла. – Можно сказать, удачно.

– Слушай, а эти страхилатины вчерашние на самом деле были? Я уж грешным делом подумываю, что мне это тоже приснилось.

– Нет, Ген, к сожалению, не приснилось. Я вчера тоже от них едва ускользнула.

– Вот ведь… Это ж надо. Я утром когда проснулся, вспомнил об этом – аж в пот бросило. Прислушался, тихо вроде. В коридор выглянул – там всё как обычно.

– Ты лодку проверял?

– Н-нет… Я, в общем, это самое, не хотел тебя тут одну оставлять.

Капитан явно не умел врать. Ольга сразу догадалась, почему он не ходил проверять мотобот. Ему было страшно. И хоть он всё так же старался казаться непоколебимым, глубокий животный страх явственно ощущался в его жестах, в его голосе.

– А почему не разбудил?

– Ага, как же. Откуда мне было знать, что ты спишь, а не это самое, не бродишь там где-то в иных мирах. Сама же говорила, что лунатиков будить нельзя.

– Не лунатиков, а сноходцев. Ладно, ты всё правильно сделал. Это я так, не проснулась ещё добром.

– Выяснила что-нибудь новое?

– К сожалению, ничего утешительного. Евгения больше нет. Хо уничтожило его.

– Печально. Но нам-то что делать? Когда появится возможность вырваться отсюда?

– Этого мне выяснить не удалось. Знаю одно. Мы ещё не опоздали. Боюсь, что теперь придётся действовать по обстоятельствам.

– Да чего тут думать? Отправляемся прямо сейчас!

– Нет. Дёргаться не будем. Время, слава богу, есть.

– Ну, как скажешь. Только я сразу говорю, сидеть здесь до темноты я не согласен.

– Тебе не придётся. Сегодня мы отсюда уплывём. Это без вариантов, – решительно произнесла Ольга, просовывая руку в рукав рубашки. – А что ты там чертишь? Можно взглянуть?

– Э-э-э, да, конечно, – Гена отодвинулся от карты. – Я, пока ты спала, решил одну идейку обмозговать. Мне тут кое-что приснилось, и я, как проснулся, сразу же схемку набросал.

– Приснилось?

– Смотри, – Гена повернул к ней карту черноморского побережья, на которой виднелись крестики, помеченные надписями, и соединённые прямыми линиями. – Дело в том, что «Эвридика» – далеко не первое судно, погибшее в этой зоне при довольно сомнительных обстоятельствах. Я вспомнил все катастрофы, произошедшие здесь за последние полсотни лет, и меня буквально озарило! Почему же я раньше об этом не задумывался?

– Все эти крестики – погибшие корабли, а надписи – их названия, и годы крушений? Я правильно поняла?

– Совершенно верно. Гляди, вот здесь, в 1968 году погиб французский нефтеналивной танкер «Руссильон». Это произошло задолго до моего рождения. Ещё когда мой батя был пацаном. Он рассказывал, что шумихи было много вокруг этого события. Только что отремонтированный корабль, без груза, во время шторма сорвался с якорей, и вылетел на берег. Его можно было легко увести в море, но двигатель вдруг отказал. В результате чего посудину прибило к берегу, и намертво посадило на камни, вот прямо тут, неподалёку от Вольного. Отец говорил, что несколько раз его пытались стащить с мели, но всё безуспешно. Французы обвинили во всём капитана, и бросили танкер на берегу, где он простоял больше сорока лет. Я-то его хорошо знал. Я же родом из Туапсе, из Вельяминовки. Оттуда до «Руссильона» рукой подать. Он как раз напротив пансионата стоял, ржавый весь, страшный такой. Боялся я его в детстве. А сейчас от него почти ничего не осталось, насквозь проржавевший кусок кормы, блок цилиндров, да винт. Остальное растащили на металлолом.

Теперь смотрим дальше. Следующая жертва – югославский сухогруз «Колашин». В 1970 году едва не уткнулся в железнодорожную насыпь на берегу, вот здесь, между Чемитокводже и Глубокой Щелью. Говорят, что причиной трагедии послужил какой-то странный туман. Сходства не замечаешь? Этот корабль тоже знаком мне с детства. Удалось вдоволь полазить по нему, когда отдыхал в пионерлагере «Мечта». Нам запрещали на него лазить, но мы всё равно лазили. Лежал он там тоже очень долго. Весь проржавел и развалился. Несколько лет назад его в конце концов пустили на металлолом. От него тоже практически ничего не осталось. А ведь был внушительный кораблик.

– Лет десять назад мы с мамой ездили отдыхать в Сочи, на поезде. И я помню, как мы проезжали мимо каких-то кораблей. Наверное, это они и были.

– Не наверное, а точно. Они стояли возле самой железной дороги. Невозможно было не заметить. За столько лет они успели стать местными достопримечательностями. Даже Пугачёва приезжала петь на фоне «Колашина», представляешь?

– А вот здесь, что за корабль?

– Турецкий балкер «Трансбора». Третья жертва странных обстоятельств. Сел на мель в бухте Инал, неподалёку от Новороссийска, относительно недавно, в 2006 году. Была плохая погода, корабль неожиданно сбился с курса, и прямиком наскочил на отмель. По непонятным причинам, судно упрямо не выходило на связь с берегом. Даже когда крушение произошло, связаться с балкером никто не мог. Вроде бы капитан его был неадекватен. Заперся в каюте, и сидел там в полном одиночестве. Предположительно, он был пьян.

– Любопытная история.

– Это точно. Видела бы ты ту «Трансбору». Здоровенная была дура, я тебе скажу. Мы с покойным Вовчиком в первый раз ходили её смотреть на «Гортензии», когда там ещё турки жили.

– Что значит, жили?

– Да там почти год команда жила в полнейшей изоляции от внешнего мира. Если бы не местные, которые их подкармливали чем бог послал, они бы там давно с голоду передохли, или бы друг дружку сожрали.

– И что, даже на берег не спускались?

– Может, иногда спускались. А может, вообще сидели безвылазно. Не знаю. Но выглядели они как дикари. Ей богу. Верёвку бросают – им что-нибудь к ней привяжут, еду там, воду. Они подтягивают. Когда тяжбы с турецкой стороной завершились, моряки покинули корабль. После этого какие-то дельцы разобрали «Трансбору» за считанные месяцы.

Последней жертвой стала «Эвридика». Вот она. Теперь гляди, что у нас получилось. Если посмотреть на места гибели кораблей, то прослеживается какая-то закономерность. Я пока не могу уловить её, но она чувствуется. Здесь явно присутствует некая аномалия. Вот тут – в районе Туапсе. Если соединить места трагедий линиями, то можно примерно определить её местоположение. Корабли располагаются на приблизительно равном удалении друг от друга. Вот в таком порядке: «Колашин», «Руссильон», «Эвридика», «Трансбора».

– Но ведь турецкий корабль находится чуть дальше остальных.

– Это не мешало ему пройти через аномальную зону, прежде чем сесть на мель в Инале. Понимаешь, в районе Туапсе были и другие аварии. Свидетелем одной из них я стал, когда учился в школе. В 1992 году возле порта переломился пополам болгарский сухогруз «Вихрен». А в 2003 году, в том же порту внезапно сгорел итальянский танкер «Марио». И он был не первым погорельцем. Ещё в 1964 году, в результате страшного пожара, в туапсинском порту сгорели аж два танкера: советский «Лиски» и финский «Сигни».

– В основном гибли танкеры и сухогрузы. Грузовые суда. «Эвридика» – единственное пассажирское судно.

– Не единственное. Был ещё «Адмирал Нахимов», но тот слишком явно отличается характером катастрофы. Да и утонул он вот здесь – совсем в другой стороне. В общем, я его отсеял. А что касается типа судов, ты абсолютно права. Я тоже отметил этот факт.

– Сначала Хо нападало на грузовые корабли. Почему?

– На них меньше народу. Экипаж занимает минимум места. Остальное занято грузом.

– Всё правильно. Вот и разгадка. На грузовых судах оно тренировалось. Отрабатывало свои навыки, подготавливаясь к главной цели – захвату пассажирского теплохода. Оно не хотело рисковать, и заранее, детально проработало каждый элемент, – Ольга постучала пальцем по карте. – На «Руссильоне» оно опробовало экстериоризацию, на «Колашине» – сумеречный туман. А на «Трансборе» отработало технику «взаимодействия с экипажем».

– Вот поэтому она смогла так далеко уйти.

– И исчезнуть быстрее первых двух кораблей.

– Как и «Эвридика».

– Именно!

– Осталось выяснить, где находится аномальная точка, через которую проходили все эти корабли. Эх, знать бы маршруты их курсов. Тогда бы я сразу определил наши координаты. А так приходится только догадки строить, – Гена отодвинулся от стола, и сел на койку, привалившись спиной к стенке.

– Боюсь, что этого мы уже никогда не узнаем, – вздохнула Оля.

Печально опустив глаза, девушка вдруг увидела какие-то белесые клочки, валяющиеся на полу. Заглянув под столик, она сразу же поняла откуда они взялись. Это были съёжившиеся и обесцветившиеся лепестки практически полностью осыпавшейся орхидеи. Цветок торчал из горлышка упавшей пустой бутылки. На стебельке едва держались два последних скрюченных лепестка.

Ольга вытащила бутылку с увядшим цветком, и молча поставила её на стол. В процессе подъёма, от орхидеи отвалился предпоследний лепесток. Задумавшийся о чём-то Гена, перевёл на неё взгляд, и неожиданно произнёс, – Мать моя, женщина. Это он? Твой цветок? Так вот, что это было. А я всё голову ломал, откуда этот странный запах…

– Ты что, – опешила Вершинина, едва не уронив бутыль. – Видишь её? Орхидею?

– Теперь вижу, – кивнул капитан. – Чтоб меня…

Бутыль с орхидеей, подпрыгнув, свалилась со стола. Гулкий удар, раздавшийся в этот момент, сотряс корпус «Эвридики» одним мощным толчком. Ольгу отбросило в сторону, и она упала на свою койку. Гена, сидевший напротив, ударился затылком об стену с такой силой, что едва не разбил себе череп.

– Что это было?! – воскликнула перепуганная девушка. – Что-то взорвалось?!

Но капитан лишь промычал что-то в ответ, скорчившись на койке, и держась за голову.

– Гена! Ты как?! – Вершинина подскочила к нему, на всякий случай придерживаясь за край столика. Она опасалась новых толчков.

– Чёрт! Как больно! – выл Осипов. – Аж искры из глаз… У-у-у-у…

– Это был взрыв? Да?!

– Чёрт, не знаю я! М-м-м-м! Голова-а!

Оля бегло осмотрела его затылок. Крови не было. И только явственно увеличивалась в размерах внушительно надувающаяся шишка.

– Что там?!

– Жить будешь.

– М-м-м! Вот это долбануло. Я думал, что черепок расколется.

– Что взорвалось?! Наша лодка?!

– Нет. Удар был снизу. Это где-то в трюме, или на нижней палубе. Да и не факт, что взрыв. Скорее, натолкнулись на что-то.

– На что?!

– Откуда же мне знать? На мель сели. Или другой корабль в нас врезался. Сейчас посмотрим. Дай только прийти в себя. Перед глазами всё плывёт.

– Думаю, самое время уходить! Вдруг мы тонем?

– Сей-час. У-у-у! Ну и боль. Вот это приложило, – капитан попытался подняться, но тщетно. Вместо этого он низко опустил голову, обхватив её руками.

– Может у тебя сотрясение?

– Не знаю.

– Не тошнит?

– Не знаю. Нет, кажется. Только в глазах рябит.

– Ну же. Быстрей приходи в себя. Нам нужно спасаться.

Кряхтя, Гена поднялся с койки, и неуверенными шагами направился к выходу, продолжая держаться рукой за затылок. Нервно подёргиваясь, Ольга проследовала за ним. Коридор встретил их неприветливой темнотой.

– Генератор крякнулся, – объяснил Осипов. – Или горючка закончилась. Её оставалось всего ничего.

– А что там светится? – Оля указала в дальний конец коридора, тускло освещённый красным свечением.

– Это аварийные лампы. Включаются, когда основной генератор глохнет. Они полностью автономные. Пока выключены – находятся на автоматической подзарядке. Видимо, пока работал дизель, они успели подзарядиться.

– Вот и хорошо. Хоть видно, куда идти.

– Давай за мной.

Слегка пошатываясь, Гена побрёл по коридору, время от времени приостанавливаясь, и вслушиваясь в глухую тишину. Ольга терпеливо трусила за ним, пока они наконец не оказались в центральном вестибюле.

– Так. Теперь давай вот как поступим. Ты – иди наверх, и жди меня у лодки. А я тут кое-что проверю, – распорядился капитан.

– Что ты проверять собрался? Я без тебя не пойду. Идём вместе. Нечего там проверять, – накинулась на него переполошённая девушка.

– Да погоди ты! Удар был какой-то странный. Если это взрыв, то где пожар, где запах гари? Если пробоина – то где шум воды, где крен? Тишина кругом гробовая. Как будто бы ничего не произошло. Не-ет, это не взрыв, и не столкновение. Это что-то другое.

– Что?

– Надо разобраться.

– Не надо!

– Самому не хочется, но только подозреваю, что именно от этого зависит наше с тобой спасение. Предчувствия меня редко обманывают.

– Тогда я пойду с тобой. И не пытайся меня отговаривать!

– Ладно. Только держись на дистанции. Мало ли чего там.

Ольга спешно кивнула. Набрав побольше воздуха в грудь, точно приготовившись нырять, Гена шагнул вниз по лестнице. Его шаги гулко отзывались в тишине. Ухватившись за перила, Вершинина с замиранием сердца смотрела, как он медленно спускается вниз, всё ниже и ниже.

Спустившись с лестницы, он остановился, постоял немного, и пошёл дальше, скрывшись из виду. Оля поспешила следом, скользя по гладким лестничным ступенькам. На нижней палубе она увидела капитана, пристально вглядывающегося в темноту коридора. Заметив, что она спустилась, Гена поманил её рукой.

– Смотри, – указал он куда-то во тьму. – Видишь? Вон, в самом конце.

– Светится что-то, – пригляделась Ольга. – Ты это имеешь в виду?