Текст книги "Хо"

Автор книги: Raptor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 72 (всего у книги 109 страниц)

Последний разговор с Олей всколыхнул в его мыслях волну тоски, вызванную постепенно рушащимися мечтами, надеждами, стремлениями. Хрустальный замок его любви, доселе казавшийся ему нерушимым и прочным как алмаз, медленно осыпался, превращаясь в груду битого стекла. Вот почему вокруг него сейчас бушевала беспощадная стихия, стирая из памяти остатки меркнущей Ольгиной фантазии. Она больше не хотела его видеть, поэтому изгнала из своего измерения. Она это сумела. Значит, он действительно сильно её разозлил.

Евгений чувствовал себя подавленным и виноватым. Вместе с этим, в нём всё сильнее разгоралось встречное чувство собственной правоты. А почему, собственно говоря, он виноват? Неужели он был неискренен в своих поступках? Неужели заслужил такое к себе отношение? Его кулаки сжались. Он не знал, что делать дальше, и как вернуть Ольгу. Поэтому он выплеснул всю свою горечь на того единственного, кто по его мнению был во всём виноват.

– Будь ты трижды проклято, Хо! Ненавижу тебя! Ненавижу!

Он упал на колени, в бессильной злобе ударив кулаками в землю.

– Ненавижу…

И вдруг его словно прожгло насквозь. Каким же он был невнимательным растяпой! Всё это время он старательно следил за присутствием Хо, но с момента, когда началась их перепалка с Ольгой, контроль был утерян. Евгений слишком сильно увлёкся выяснениями своих отношений с подругой. Настолько сильно, что позабыл о том, чего ни в коем случае нельзя было забывать. В очередной раз хитроумное Хо обвело его вокруг пальца. Как он мог такое допустить?

Напрасно он пытался уловить его близость, в надежде, что оно всё ещё где-то рядом. Тщетно. Его нигде не было. Оно ушло. И когда – неизвестно.

– Боже, какой я идиот! – протяжно застенал Евгений, глядя, как над его головой вращается громадный корпус облезлого корабля.

Воронка крутила ржавый остов, отрывая от него внушительные обломки, которые разлетались по сторонам, обрушиваясь на землю с грохочущим скрежетом.

Женя знал, куда отправится Хо. Нужно было спешить. Возможно, оно ещё не успело осуществить свой дьявольский план. Хоть это уже маловероятно. Слишком много времени он потерял, подарив сумеречнику непростительно большую фору. Но надежда в его сердце всё ещё теплилась.

Здоровенная корма корабля с разгона ударилась в башню маяка. Судно раскололось на три куска, один из которых был отброшен в море, второй продолжил свой полёт, устремляясь к обильно замусоренной вершине воронки, а третий полетел вниз, вместе с обломками башни.

Упав на спину, Евгений обхватил себя руками, и зажмурился. Маяк падал прямо на него. Массивные куски кирпичной кладки и бетона, вперемешку с проржавевшей сталью из остатков корабельного корпуса, летели вниз, грозя раздавить человека в лепёшку своим многотонным весом. Но лежащего это не беспокоило. Тьма пожирала мир вокруг него с невероятной быстротой. Почва под ним разверзлась ровной трещиной, в которую он и провалился.

Едва земля успела поглотить его, ровно в то место, на котором он лежал, воткнулся своей лопастью большущий корабельный винт, а спустя долю секунды, сверху обрушилась остальная громада обломков. Затем всё исчезло. Остаточная иллюзия Ольгиного мира прекратила своё существование.

ГЛАВА XXII

СПАСТИ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ

На обесточенной палубе царила колючая темнота, совершенно непроглядная для обычного человеческого зрения, но вполне обозримая для глаз иных, более совершенных существ, чьи пути пересекались в этом заполненном тьмой коридоре.

Лиша целеустремлённо бежала по ковровой дорожке зелёной палубы. Она завернула за угол, обогнула забытый посреди дороги пылесос, и с максимальной скоростью, которую только позволяли развить её коротенькие лапки, устремилась вперёд, полная вдохновенной решимости. Глаза ящерки бесстрашно вглядывались в сумрак, чётко различая очертания пути, пролегающего перед ней.

Из противоположного конца тёмного коридора, навстречу ей, неслышно ступая, плавными шагами двигалось Хо. Его прищуренные глаза горели в темноте двумя ярко-зелёными чёрточками. Движения были пластичными и лёгкими, словно оно скользило по темноте.

Расстояние между ними сокращалось, пока, наконец, не достигло критической черты. Сумеречник и ящерица остановились одновременно. В какой-то момент могло показаться, что Хо наступило на Лишу, но это ощущение было обманчивым. Его нога опустилась, не задев её. Лиша, не шевелясь, сидела между двумя когтистыми пальцами сумеречника и, подняв голову, смотрела на него снизу-вверх. А Хо смотрело на неё. Его губы приоткрылись, обнажив пасть, светящуюся тусклой краснотой. Глаза расширились. В ответ на это, ящерка приподнялась на передних лапках, открыла рот, и зашипела. Угроза казалась более чем беспомощной, но, тем не менее, она подействовала. Огромный сумеречник слегка отступил, сделав шаг назад. В позе Хо чувствовалась заметная напряжённость, в то время как Лиша была абсолютно спокойной и невозмутимой.

– Какая удивительная встреча, – проклокотало Хо. – Питомица Евгения собственной персоной. Тебя, кажется, отвергли? Прими мои глубочайшие соболезнования.

– Оставь этот тон для своих кукол. Не забывай, с кем ты разговариваешь! – грозно пропищала ящерица.

– Ах, прошу прощения, будь же снисходительна ко мне. Не легко помнить об этом, когда ты прячешься под маской разумной рептилии.

– Значит, нужно прояснить твою память, зарвавшееся ничтожество!

Вслед за словами Лиши последовала ярчайшая вспышка, которая ослепила Хо, и отбросила его назад. С жалобным хрипом и клёкотом сумеречник грохнулся на пол, протирая глаза руками, но быстро приподнялся, опираясь одной рукой на стену, а другой, продолжая тереть зажмуренные веки.

Тем временем, сгусток ослепительного света продолжал расти и расширяться, освещая коридор и сгорбившееся на полу Хо, отчаянно пытавшееся восстановить своё зрение. Из яркого голубого свечения всё чётче проступала человеческая фигура, от которой в разные стороны, извивающимися лучами, расходились длинные сверкающие щупальца. Время от времени, между этими отростками вспыхивали электрические разряды, выбивая искры при соприкосновении с металлическими деталями коридора.

– Приветствую тебя, о великая Лиша Хранительница. Для меня несказанная честь встретить в своей скромной обители саму представительницу Высших, – Хо поднялось с пола, после чего совершило низкий поклон, освещаемое вспышками электрических разрядов.

– Только не говори, что мой визит оказался сюрпризом для тебя, – ответила Лиша певучим женским голосом.

– Разумеется, нет. Я давно знало, что это ты. Одно оставалось для меня неясным, зачем «небесная канцелярия» направила тебя сюда? Неужто у вас других забот мало?

– Меня не направляли. Это моё личное волеизъявление. Я здесь потому, что так пожелала.

– Хочешь, чтобы я в это поверило? В то, что ты идёшь на сознательное нарушение основных директив по собственному желанию? Не держи меня за идиота, Хранительница. Ты бы так не поступила.

– И не поступлю. Видишь ли, своими действиями я пока не нарушила предписаний ни одной директивы. Я нахожусь здесь на вполне законном основании. Выполняю свою работу. Защищаю подведомственный элемент, представляющий ряд технических интересов, и имеющий определённую ценность для стабилизации балансовой программы.

– С таким пристрастием? – Хо выпрямило спину, и сделало осторожный шаг вперёд, всё ещё прикрывая глаза рукой. – Давай будем откровенны друг с другом. Ты здесь по той же внештатной причине, что и я. Иначе, как ещё объяснить настойчивость, с которой ты помогаешь этим, хм, «подведомственным элементам». Значит, есть у твоего руководства виды на этого Евгения. И виды гораздо более значительные, нежели тривиальное стремление к сохранению мирового баланса.

– А тебе не кажется, что ты начинаешь совать свой нос куда не следует? Не играй с огнём, Хо, сгоришь.

– Я не боюсь сгореть. Мне вообще неведом страх. Потому, что страх – это я само. Но есть то, что постоянно мучает меня. Это вопросы. Много-много вопросов. Они жалят меня, как беспощадные осы, и не дают покоя. Ведь это божественное предназначение, не так ли, Великая Хранительница? Меня создали таким не случайно, точно так же, как и тебя. Мы с тобой уникальны в своём роде. Да, мы стоим на разных ступенях вселенской иерархии, но это не мешает нам быть похожими друг на друга. Тебе, как и мне, на роду написано сломать систему, нарушив тысячелетние уставы, и пожертвовать жизнью ради какой-то великой цели. Я знаю это. Я видело предначертанное.

– Видело, но не поняло. Да, мне действительно суждено погибнуть. Наступит день, когда я преступлю Закон Высших, ради спасения этого мира. Я отдам себя в жертву, ради того, кому суждено предотвратить сумеречный коллапс. Но время ещё не пришло.

– Разве? А как же Евгений? Неужели он не тот самый?

– Нет. Он имеет значение для нас, но не является избранным элементом.

– В таком случае, зачем ты так яро заступаешься за него, пренебрегая основными предписаниями? Ведь таким, как ты, строжайше запрещено прямое вмешательство.

– Пока мы находимся за пределами внешнего мира, мои действия вполне законны. Кроме того, я нахожусь в искусственной периферийной действительности, а мы, как ты помнишь, имеем полное право контролировать такие формации. Тебе нечего мне предъявить по той простой причине, что я всего лишь помогаю подведомственным элементам, не вступая в открытое противостояние с тобой. Я лишь слегка ограничиваю тебя в действиях, чтобы ты не наломало дров. Как видишь, все твои обвинения, не имеют прочной юридической основы. Что же касается Евгения и Ольги, то… Они мне попросту нравятся.

– Ты испытываешь симпатию к ним? Неужели, это чувство знакомо тебе?

– Я – их хранитель. А как можно оберегать тех, кто тебе безразличен? Ты ведь тоже неспроста выбрало Евгения. Само подумай.

– Но ведь эти неблагодарные безумцы отреклись от тебя. Прогнали на все четыре стороны. И после этого, ты всё равно продолжаешь их любить и защищать?

– Да. Таково моё предназначение. Нельзя винить тех, кто не ведает, что творит. Рано или поздно, понимание к ним придёт. Такова их природа.

– Твоё великодушие воистину не знает пределов. Эти неблагодарные людишки так с тобой поступили, после всего, что ты для них сделала. Неужели тебе не обидно?

– Я стою выше низменных обид. Точно так же не может мать таить обиду на своих детей. Они хлопают дверью и уходят из дома, но всегда возвращаются. Всегда. Потому, что они – всего лишь глупые птенцы, находящиеся в плену собственных амбиций.

– Ох, не доведёт тебя до добра это человеколюбие.

– Тебе тоже не следует недооценивать людей. Это тебе не в куклы играть.

– Я учту твоё пожелание, Великая Хранительница. Но мне всё ещё не ясна причина нашей встречи. Ведь мы же неспроста столкнулись в этом узком коридоре. Что представительница Высших желала поведать своему покорному слуге?

Лиша рассмеялась.

– Ровным счётом ничего! А ты глупее, чем я думала. Длительное общение с примитивными куклами сделало тебя похожим на них. Ты ждёшь того, чего нет, и упускаешь из вида то, что к тебе непосредственно относится. Видишь ли, Хо, я остановила тебя здесь вовсе не для приятной беседы, и не для того, чтобы поведать какую-либо информацию. Я лишь остановила тебя. За-дер-жа-ла. Дошло теперь? Видишь, как на самом деле всё тривиально. Ты хотело, воспользовавшись перепалкой между нашими голубками, успеть подкрепиться очередным пассажиром. Как некрасиво с твоей стороны, не оставить им ни единого шанса.

– Это ничего не изменит, – злобно прошипело Хо. – У Евгения всё равно не получится мне помешать. Ты зря потратила своё время.

– Не-ет, не зря. Я выполняю свою работу – помогаю Евгению бороться с тобой. Вырабатывать иммунитет против влияния извне. Чем больше он борется – тем сильнее становится. Это важный эксперимент. Наш драгоценный Евгений уже перешёл от стадии самообороны к стадии защиты чужой жизни. Пока у него нет достойного оружия для борьбы с тобой, а значит, нет и шансов на успех, но мы ведь с тобой знаем, какой он изобретательный. Не надо ему мешать. Пусть попытает счастье.

– Ты не можешь меня удержать.

– Даже и пытаться не буду. Я задержала тебя ровно на столько, насколько мне было нужно. Это всего лишь корректировка – не более. Теперь мне пора уходить. Он возвращается.

Сверкающие щупальца обвили фигуру Лиши плотным коконом, после чего она вспыхнула и погасла, исчезнув в сумерках. Лишь пара разрядов напоследок мелькнула во мраке. Хо сердито фыркнуло, тряхнуло головой, и тоже растворилось во тьме.

– Что это? Где я? – глаза Сергея испуганно шарили по тёмному помещению.

В голове звучал монотонный гул. Кровь, крошечными молоточками, стучала в висках. На лбу лежало что-то тёплое и сырое.

– Чу-чу-чу, – раздался шёпот поднявшегося откуда-то снизу Осипова. – Как ты, дружище?

– Да, вроде, ничего. А что случилось?

– Слава богу, ты пришёл в себя. Ну и напугал же ты меня.

– А где мы? – Сергей тоже перешёл на шёпот. – Где Оля?

– Мы в каюте. Оля тоже здесь. Она спит. Поэтому давай не будем шуметь.

– Объясни, что произошло? – он снял со лба влажное полотенце. – Зачем это?

– Это я положил. У тебя был жар, – объяснил Осипов. – Всё началось с того, как ты вдруг упал там – наверху. Я пытался тебя привести в чувства, но ты отключился напрочь. Лихорадка началась, температура подскочила. Тогда я притащил тебя в каюту, и уложил на койку. Ольгу будить не стал, чтобы не беспокоить её раньше времени. И правильно сделал. Ты очень быстро пришёл в норму.

– Она точно ничего не знает?

– Без сомнений. Спит как убитая.

– Фу-ух, вот и замечательно. Молодец, Генка. Правильно сделал, что не стал её будить. Она и так на пределе, а тут ещё со мной беда… Давай всё это сохраним в секрете от неё.

– Мой рот на замке. Только вот не случайно это всё с тобой произошло. Не хочу тебя пугать, но…

– Полагаешь, что я заразился?

– Тс-с-с. Потише, пожалуйста. Не забывай, что мы не одни. Я очень хочу верить, Серёг, что это с тобой случилось из-за нервного срыва, ну или ещё по какой-либо банальной медицинской причине. Но, после того, что случилось с четырьмя нашими друзьями, мы должны быть готовы ко всему. Об одном прошу, не паникуй раньше времени. Может быть, всё ещё обойдётся.

– Я всё понимаю, Ген, я не собираюсь сдаваться. Только не сейчас, чёрт возьми. Я так легко не поддамся проклятой болезни. Повоюю ещё. Господи, и когда же я умудрился эту хрень подцепить?

– Держись, старик, мы выберемся. Сегодня я ночую в вашей каюте, так что, если понадоблюсь – я рядом.

Сергей посмотрел вниз, и увидел, что Гена устроил себе импровизированную постель на полу между койками.

– Из другой каюты притащил матрас, подушку, ну и всё такое, – объяснил капитан. – Посплю одну ночку на полу, ничего страшного. Если что – толкай меня ногой.

– Ладно. Главное не споткнуться об тебя, когда в туалет пойду.

– Ну, ты уж постарайся.

Поправив подушку, Геннадий лёг, укрывшись одеялом. Сергей вздохнул, и повернулся к стенке. Неприятный гул в ушах прекратился, и ему сильно захотелось спать. Даже гнетущие мысли о том, что он, возможно, подхватил незнакомую болезнь, отступили, не будоража усталое сознание, погружающееся в сон. Сергей чувствовал себя великолепно. Это способствовало его скорому успокоению. Ничто нигде не болело, и никакие таинственные необъяснимые ощущения не тревожили его в этот час.

«Скорее всего, это всё действительно из-за нервов», – думал он засыпая. – «Ничем я не заразился. Чувствую себя прекрасно. Просто устал. Вот высплюсь, и завтра буду как новенький. Завтра будет новый день. Последний день на этом корабле… Последний день на этой войне». Сергей положил автомат на колени, и отхлебнул из походной фляжки. Вода была тёплой и безвкусной. Как же всё это достало, опротивело. Что он до сих пор здесь делает? Ведь срок его службы уже давно миновал. Всё, отвоевался сполна. Хватит с него. Нет же, опять он здесь – в этих проклятущих горах. Выполняет свой гражданский долг, воюя непонятно за что. Задолбало, ей-богу. И нет конца этой извилистой пыльной дороге, по которой движется их БТР, на броне которого он сидит, сжимая оружие загорелыми руками.

Вдали, глухо стрекоча, пролетела пара боевых вертолётов. Наши «вертушки» с задания возвращаются. Отработали по точкам, теперь летят на базу. А куда едет их бронетранспортёр – непонятно. В голове пустота, точно память стёрли. Сергей точно помнил, что они получили приказ, но вот какой? Как он мог забыть? Это ж какое позорище для бойца – забыть, что ему приказали. Но пока нет причин для беспокойства. Их взвод куда-то направляется, там видно будет, куда и зачем. Может по ходу дела память к нему вернётся.

Впереди на дороге, ближе к обочине, чернел закопченный остов грузовика, дырявый как решето. Бронемашина, слегка сбросив скорость, объехала его стороной. Неспокойные здесь места, что и говорить. Это в кино всё красиво показывают, а в жизни совсем по-другому дела обстоят. И всё-таки, куда они едут? Ведь помнит же точно, как на дембель уходил, как домой вернулся. Почему же он опять здесь, в этих ущельях? На заработки приехал? Нет. Дал же себе клятву, никогда сюда не возвращаться. Так зачем опять припёрся? Война же, вроде, закончилась? Опять, что ли, началась? А может, и не прекращалась? Может и не по собственной воле его сюда возвратили? Призвали из запаса. Да-да, наверняка. Но как это случилось? Когда? Он безуспешно взывал к своей памяти. Но, кроме невразумительных наслоений каких-то разрозненных воспоминаний, ничего существенного вспомнить не мог. В результате, его одолели тоскливые сомнения. А что если демобилизация была сном? Армейская служба продолжается, и до приказа ещё далеко. Как же ему всё это надоело! Как он соскучился по спокойной гражданской жизни, по родному дому, по родителям, по любимой Олечке! Дождётся ли она его? Минуточку… Но ведь он познакомился с Ольгой через пять лет после того, как вернулся из армии. Как так может быть? Сергей окончательно запутался в своих мыслях.

Рядом сидели его боевые товарищи. Лица у всех серые, усталые. Наверное, думают о том же, о чём и он. Монотонный рокот мотора, и шуршание камней под колёсами слились в единую однообразную «музыку», растормаживающую сознание, мешая сосредоточиться на чём-то определённом.

И вот, вдруг, остановка. И сразу же взрыв где-то неподалёку. Ещё один. Потом, одна за другой, автоматные очереди. Повалил дым. Бойцы, как один, попрыгали на землю с брони, по которой застучал тяжёлый металлический град из пуль. Крики, ругань, спешные команды, ответная стрельба. Всё перемешалось в сплошной оглушительный гвалт. Что это? Они попали в засаду? Но откуда ведётся огонь? С трудом собравшись с мыслями, Сергей вдруг понял, что он всё ещё сидит на броне, и не предпринимает никаких действий, тупо крутя головой по сторонам. Рядом корчится подстреленный сослуживец, не успевший вовремя соскочить с борта. Ещё пара пуль, прилетевших непонятно откуда, и раненный товарищ затих.

– Пантелеев! Ты чё там, застрял?! В укрытие, твою мать! – послышался крик командира.

– Есть, в укрытие! – ответил Сергей, а сам тут же поймал себя на мысли, что смысла перебираться в укрытие нет никакого, потому что пули в него всё равно не попадают. Они со свистом проносятся мимо, или же со звонким стуком ударяют в бронированный борт транспортёра, а его совершенно не задевают, словно он заговорённый. Словно какая-то великая сила защищает его.

Но он ошибся. Тупая боль пронзила его плечо. По руке побежал тёплый ручеёк. Его ранили! Всё-таки он уязвим. Значит нужно укрыться, пока совсем не изрешетили. Залечь где-нибудь поблизости, и отстреливаться от гадов. Но куда стрелять, если не видно врага? Ни одной вспышки, ни одного шевеления вокруг. Только хлопки выстрелов и треск автоматных очередей. Откуда – непонятно.

В пыли и дыму, уцелевшие солдаты ползают вокруг бронетранспортёра, и ведут по кому-то беспорядочный огонь. Отстреливаются как-то вяло, короткими очередями. В то время как противник сечёт их нещадно, не давая возможности отдышаться, или хотя бы приподнять голову. Нецензурная брань перемежается со стонами раненных. Убитые лежат, уткнувшись лицами в пыльный дорожный грунт, пропитывая его своей алой кровью. Кровь повсюду. Она настолько яркая, что от неё, кажется, исходит свечение.

Он вскидывает автомат, целится в пустоту, стреляет. Оружие неторопливо, словно в замедленном кадре, выплёвывает пулю за пулей. Приклад больно бьёт в плечо. – «Я же ранен». Сергей переводит взгляд на свою кровоточащую рану, и видит, что в ней торчит застрявшая пуля. Необычно длинная, почти как дротик. – «В кость воткнулась!» Двумя пальцами он берёт её за кончик, и тянет. Ощущение напоминает выдёргивание занозы. Пуля держится крепко. Тогда Сергей прилагает усилие, и она поддаётся. Но… Что это? Как это понимать? Пуля вовсе не выходит из его тела, она удлиняется сама по себе. И чем сильнее он тянет – тем больше она растягивается. Поражённый увиденным, Сергей, совсем забыв об опасности, поднялся с земли, продолжая вытаскивать странную тягучую пулю. Боль, которую он при этом испытывал, была терпимой, а кровь почти не шла. Пуля вытянулась на метровую длину, и когда он отпустил её, обвисла длинной соплёй.

– Что, чёрт возьми, происходит? – произнёс вконец обалдевший Сергей. – Всё это не по-настоящему.

Тут же, ему в живот угодила новая пуля. И следом, ещё одна – в грудь. Он пошатнулся, чувствуя, как на его теле распускаются два болевых цветка. И повалился назад. Небо, пыль, кровь – всё закрутилось перед глазами. Крики и стрельба слились в один общий шум. Затем, последовала ослепительная вспышка, повлекшая за собой мгновенную темноту.

– Цветами пахнет… Как темно вокруг… Меня убили? Я умер?

Сергей боязливо ощупал своё туловище. Никаких признаков ранений. Тупая боль, пульсировавшая в местах попадания пуль, угасала с каждым новым импульсом. Голова гудела, точно пчелиный улей.

– Сон. Всего лишь сон, – он вздохнул и открыл глаза. – Приснится же такое – матрасом не отмашешься.

Из темноты доносилось лёгкое похрапывание капитана. Всё было как обычно, не считая приторного цветочного аромата. Облизав одеревеневшим языком пересохшие губы, Сергей подумал, что сейчас ему не помешал бы глоток воды. До утра, судя по всему, еще далеко, и он успеет поспать. Но жажда сну никак не способствовала. Поэтому он решил отыскать бутылку с водой. Приподнявшись, парень ощутил необычное покалывание от макушки, до пояса, словно снимал с себя наэлектризованную синтетическую кофту, только без щелчков и искорок. Потом последовало приятное чувство облегчения, похожее на то, когда сбрасываешь с плеч тяжеленный рюкзак, который таскал на себе несколько часов подряд.

– Кто додумался напрыскать здесь освежителем воздуха? – еле слышно прошептал он. – Такое впечатление, что я в оранжерее проснулся.

И, усмехнувшись, подумал, – «наверное, Генкины носки так воняли, что бедная Оля не выдержала, и обработала каюту ароматизатором».

Сергей взглянул на стол, и не увидел на нём бутылку с водой, даже не придав значения тому факту, что, поднявшись с койки, он сразу стал видеть в темноте гораздо лучше и чётче.

Когда он заглянул под стол, цветочный запах резко усилился, словно там был спрятан целый букет. Безуспешно пошарив рукой под столиком, и под своей кроватью, Сергей наклонился ещё чуть ниже, осматривая пол вокруг спящего Геннадия, и вскоре обнаружил донышко бутылки, торчащей из-под простыни, свисающей с Ольгиной кровати.

– Ага, – обрадовался он, и начал крадучись пробираться вперёд, стараясь не разбудить спящих друзей.

Вынув бутылку из-под простыни, он поспешно поднёс её к губам, и тут же уткнулся носом в мягкие лепестки орхидеи. Это оказалось для Сергея такой неожиданностью, что он, выронив бутылку, отшатнулся назад, нечаянно наступив на руку капитана. Острая боль прожгла его ногу, словно он опустил ступню в кастрюлю с кипящей водой.

Крича и ругаясь, Сергей рванулся вперёд, и, упав, растянулся на полу. Тут же проснулся Осипов. Издав протяжный мычащий стон, Гена схватился за свою руку, не понимая, почему она вдруг так разболелась. Бутылка с орхидеей укатилась под Ольгину койку. Сама Ольга, встревоженная стонами капитана, тоже вскочила с кровати, ошалело таращась на него, в полнейшем непонимании происходящего.

– Что случилось?! – воскликнула девушка, включая ночник.

– Рука-а, – провыл Осипов.

– Что с твоей рукой?

– Я не знаю. Её как будто ошпарили. Чёрт! Как болит!

– С моей ногой то же самое! – вторил ему сидевший на полу Сергей, который растирал свою больную ступню.

– Дай, погляжу, – включив свет, Ольга начала осматривать руку капитана. – Тут какие-то покраснения… Видимо, ты их сам натёр. А так, никаких повреждений не вижу. Может, ты её отлежал? Вот она и онемела.

– Не знаю, возможно. Со мной раньше никогда такого не было.

– Со мной тоже ни разу, – добавил Сергей, непроизвольно растягивая слова.

– Давай, обработаю мазью? – предложила Оля.

– Не надо. Уже проходит. Видимо, на самом деле, перележал её, – потирая руку, ответил Гена.

– А у меня нога не проходит. Мне, пожалуй, понадобится мазь. Эй, ребята, вы меня слышите? Я что, пустое место? – тут к Сергею пришло понимание, что друзья совершенно его игнорируют.

Ольга и Геннадий общались друг с другом, даже не глядя в его сторону, и нисколько не реагируя на его голос.

– Как там Серёжа? С ним всё в порядке?

Гена приподнялся, заглядывая на Сергееву койку. – Всё нормально. Спит как сурок.

– То есть, как? – Сергей наконец-то перевёл взгляд на свою кровать, и определил, что на ней лежит не только скомканное одеяло и помятые подушки.

Там явно лежал какой-то человек. Увидев его, хозяин кровати остолбенел.

– Ну, ни фига себе! Если я здесь, то кто тогда там лежит?!

– Хорошо, пусть спит, – Ольга выключила свет, и забралась под одеяло.

Гена, всё ещё бормоча что-то себе под нос, лёг на свою лежанку, потирая больную руку. Вскоре всё стихло. Сергей ещё какое-то время сидел на полу, не в силах сдвинуться с места. Даже боль в ноге почти перестала его беспокоить – настолько он был обескуражен. Если в его кровати лежит кто-то чужой, то почему его друзьям это совершенно безразлично? Нужно немедленно во всём разобраться. Прокравшись вдоль капитанского ложа, он склонился над своей койкой, и, навострив зрение, присмотрелся к непрошенному гостю, бесцеремонно занявшему его место…

Многим не помешало бы увидеть себя со стороны. Зрелище это, зачастую, не впечатляющее. Поэтому большинство людей весьма критично относятся к своим фотографиям, и так неравнодушны к отражениям в зеркалах. Всё это понятно, потому что зеркало угождает людям, а фотография – запечатлевает их облик, существующий лишь одно мгновение. Это не зеркало, перед которым можно кривляться часами, стараясь выбрать наиболее подходящее обличие, дабы понравиться самому себе. Это нестираемая правда, отпечатавшаяся на фотобумаге. Она, как слово, которое было произнесено, как строчка, которая была написана. Её нельзя варьировать, потакая собственному желанию, зато, в отличие от зеркального отражения, она хранит память о человеке.

Быть может, фотографии получаются плохими лишь потому, чтобы люди смогли увидеть свои недостатки, и постарались исправить их в жизни. Снимки не виноваты в том, что люди не понимают этого, и на свои дефекты им проще закрывать глаза. Ведь непонравившуюся фотографию можно порвать и выбросить в мусорную корзину. Только вот изъяны выбросить нельзя. К сожалению, не каждый это осознаёт.

– Чёрт знает что такое, – дрожащим голосом шептал Сергей, поспешно натягивая джинсы.

Штаны тоже расслоились. В то время, как он надел одни, точно такие же остались висеть на каретке койки. Бросив последний взгляд на свою копию, безмятежно спящую в кровати, он невесомой тенью проскользнул к выходу. Ручка какое-то время не поддавалась ему, затем открыть замок всё-таки удалось, но сил хватило лишь на то, чтобы отодвинуть дверь на пару сантиметров. В полном отчаянье, Сергей постарался просунуть ладонь в образовавшуюся щель, чтобы хоть как-то усилить давление на дверь. Рука проникла в проём легко и скользко, словно была намазана жиром. Подавшись вперёд, парень наполовину просочился в коридор, немного помедлил, настороженно изучая новые ощущения, а затем выбрался из каюты окончательно, точно осьминог из узкой расщелины.

– Что теперь делать? Что? Что? Что?! – начал он расхаживать взад-вперёд. – Значит, там лежит не кто-то другой. Там лежу я. Как это произошло, я не знаю. Может быть, я умер, и стал призраком? Нет. Тогда бы моё тело не дышало, и не шевелилось. А оно живёт само по себе. Мне как-то удалось покинуть его. Но как же мне вернуться обратно? Что если попробовать лечь в кровать, и слиться со своим телом воедино? Может, тогда получится? Нет. Рискованно. Когда я нечаянно наступил на Генкину руку, ощущенье было то ещё. До сих пор нога ноет. И это только нога! А если целое тело вот так замкнуть? Что это будет? Не знаю. Надо что-то предпринять. Только вот, что?

Лампа над его головой моргнула.

– А может, сон продолжается? Что там нужно сделать? Ущипнуть себя? Действительно, подобных вещей не бывает в реальности.

Сергей остановился, уперев руки в стену.

– Что сделать, чтобы проснуться? Наверное, надо успокоиться, и подождать, когда меня разбудят. Да, пожалуй, так и следует поступить.

Где-то неподалёку мяукнула кошка. Медленно повернув голову, Сергей посмотрел вдаль коридора. Там никого не было. Показалось? Но тут опять раздалось отдалённое «мяу». Откуда здесь кошка? Он отошёл от стены, и хорошенько прислушался. Мяуканье повторилось, и стало понятно, что доносится оно из пятьдесят третьей каюты, в которой жили Бекас и Лида. Подойдя к двери, Сергей прислонил к ней ухо, и, постучав пальцем, прошептал:

– Кис-кис-кис.

В ответ кошка мяукнула очень отчётливо, и тут же начала скрестись коготками с обратной стороны двери. Откуда здесь появилась кошка, Сергею было абсолютно непонятно, но он, тем не менее, решил на неё посмотреть.

Как ни странно, дверь этой каюты, в отличие от двери пятьдесят четвёртой, поддалась его руке легко и свободно. Сохраняя бдительность, Сергей не стал её распахивать, а приоткрыл ровно настолько, чтобы можно было разглядеть, кто за ней скрывается.

В дверном проёме было темно. Но вот, в нём блеснул тусклый огонёк, темнота зашевелилась, и частица её вышла на свет в виде кошачьей мордочки.

– Мистика, мать твою, – Сергей потёр глаза. – Да тут и вправду кошан. Ну, вообще…

Кошка попыталась протиснуть голову в щель, но та была слишком узкой. Тогда она стала помогать себе лапкой. Парень открыл дверь чуть пошире, выпуская животное в коридор. Выйдя на свет, кошка начала тереться об его ноги и мурлыкать. Она была небольшая, чёрная как ночь, с зелёными глазами и белым пятнышком на грудке.