Текст книги "Сила двух начал (СИ)"

Автор книги: Pelagea Sneake Marine

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 85 страниц)

Северус в ответ пожал плечами.

– А что, это нормально?

– Мне тоже было непривычно – вначале. Позже я просто перестала обращать на этот факт много внимания. Обычно глаза Мэгги такие, когда она только просыпается или капризничает, требуя какую-нибудь вещь, что ей вдруг понадобилась.

Голос Кэт был полон такой нежностью и любовью, словно переменчивый цвет глаз ее дочери позволял ей еще больше любить Мэгги. Теперь малышка играла с небольшим, с ноготь большого пальца, агатом, вправленным в оправу из серебристо-белого металла, что искрился так, словно являлся кусочком луны – агат этот был амулетом Мэгги.

– Не опасно носить Мэгги так рано подобную вещь?– кивнул на амулет Северус с недоумением.

Кэт, усмехнувшись, покачала головой.

– Этот амулет – не угроза для нее, а наоборот – залог крепкого здоровья. Мэгги болела, когда младенцем была, и выжить ей помог именно этот амулет. И носит она его лишь из-за того, чтобы та болезнь вновь не вернулась.

Северус хотел было спросить что-то еще о столь странной болезни, но промолчал, видя, что Кэт сейчас не до него – вперив невидящий взгляд в пространство перед собой, она вновь переживала тот день, когда ее малышка чуть не умерла и Мэри встретила свою смерть вместе с дочерью – Марго.

...– Похоже, та лихорадка вновь вернулась,– озабоченно говорила Джейн, осматривая плачущую, горящую в жару Мэгги,– вашей малышке нужна срочная помощь...

Не договорив, Джейн скрылась в своем кабинете, унося с собой Мэгги – а Мейнджены остались в коридоре, молясь, чтобы целительница вылечила их дочь. Минуты текли необычайно медленно, Кэт уже хотела без разрешения зайти в кабинет Джейн, но ее отвлекло появление Мэри, что держала на руках Марго.

– У нее приступ,– произнесла Мэри тихо, не дожидаясь соответствующего вопроса от Кэт и Джека,– я должна остановить его.

И, не добавляя ничего больше, Мэри скрылась за дверьми кабинета Джейн.

Прошло немало долгих минут, пока Джейн не появилась вновь в коридоре – с Мэгги на руках, радостно улыбаясь. Кэт тут же с возгласом радости кинулась к своей дочери, что как раз в эту минуту улыбалась ей. Но счастье не затмило мгновенно возникшую тревогу:

– А Марго? Что с ней?

Достаточно ясным ответом Кэт стало мгновенно помрачневшее лицо целительницы.

– Она...

Волшебница просто не смогла дослушать Джейн – она вбежала в кабинет целительницы и остановилась посреди него, глядя расширенным от ужаса взглядом на стоящую у окна Мэри. Лицо ее – совершенно белое, серьезное как никогда, без следов слез, сказало Кэт, что...

– Марго спасти не удалось,– произнесла Мэри неожиданно громким, сильным голосом, прижимая безжизненное тельце дочери к своей груди,– приступ не оставил Марго шанса выжить, убив за мгновения... Я не смогла ее уберечь от той болезни, что с минуты на минуту убьет и меня.

Кэт хотела что-то сказать, но не успела – за дверью послышался шум борьбы, вопль боли, затем в кабинет вбежал Джек.

– Пожиратели смерти знают, что ты здесь!– крикнул он Мэри, что смотрела в пространство ничего не видящим взглядом,– скорее, уходим!

Реакция Мэри на эти слова потрясла не только самого Джека, но и Кэт с Джейн: волшебница лишь рассмеялась каким-то сухим, безнадежным смехом.

– Мне уже нет смысла спасаться, а вот вам...

Ее речь оборвалась – кабинет содрогнулся от заклинания, что попыталось пробить дверь. К счастью, дверь этот натиск выдержала, Мэри же, не теряя времени даром, и не обращая внимания на протесты друзей, перенесла подальше от больницы, в рощицу леса, сначала Джейн, а затем и Кэт с Джеком. После же, едва попрощалась с ними, вновь отправилась в больницу – навстречу верной смерти.

Едва Мэри ушла, рощицу огласил громкий плач – чудом спасенная Мэгги словно была солидарна со своей матерью и хотела вновь видеть свою крестную. Кэт, баюкая дочь в попытке успокоить, внезапно заметила, что на шее Мэгги висит на тонкой, но прочной цепочке из белого металла небольшой, с ноготь большого пальца, агат, черный, как ночь.

– Зачем он Мэгги?– спросила Кэт у Джейн,– это с его помощью моя дочь поправилась?

Целительница, переведя взгляд на Кэт, кивнула.

– Да, отчасти. И он же будет защищать ее, если болезнь вновь проявится. Шанс мал, но все же безопасность должна быть стопроцентной.

Кэт понимающе кивнула, и, оглянувшись на приобнявшего ее за талию Джека, сказала:

– Глупо и дальше так стоять – нам пора возвращаться домой.

И Мейнджены, попрощавшись с Джейн, трансгрессировали к своему, тогда еще безопасному, дому...

Кэт прерывисто вздохнула, возвращаясь в настоящее, и слегка удивилась тому, что увидела: Северуса больше в гостиной не было, Мэгги же вновь крепко спала. Да и ей пора поспать – прежде чем переезжать, нужно набраться сил для переезда...

Проснувшись на следующее утро, как всегда – с рассветом, волшебница сразу же взялась за решение неотложных дел. И первым из них было перемещение ее питомцев в новые дома. На это ушло полдня – одно лишь прощание с ними далось Кэт очень нелегко. Но вот все те помещения и загоны, что были еще вчера полны ее любимцами, опустели, и волшебница, боясь, что потеряет так необходимую ей сейчас твердость духа вновь, поспешно вернулась в дом. Он должен был перейти к ее двоюродной сестре, что появилась как раз к вечеру – и пообещала, что будет содержать дом Кэт в порядке. Только после этого волшебница, собрав самые необходимые вещи, взяв на руки Мэгги, отправилась к маме – она жила на окраине Шотландии, в небольшой деревеньке неподалеку от моря. Она очень обрадовалась, увидев дочь и внучку, и тут же принялась ворковать над Мэгги, что с улыбкой начала что-то лопотать. Кэт же сразу уснула – она вымоталась за день, и сейчас ей необходимо было отдохнуть...

Проходило время, то замедляя, то убыстряя свой бег – два года прошло с тех пор, как Кэт, унося вместе с дочерью свою скорбь, бежала из Англии в попытке скрыться от слуг Волан-де-Морта. Тревоги волшебницы были не напрасны – Пожиратели смерти два раза после побега Кэт навестили ее дом, и, не добившись от ее сестры ничего, ушли ни с чем. А через год после этого по всем городам и деревням прокатилась благостная весть об уничтожении Волан-де-Морта при попытке убить годовалого малыша, сына Джеймса и Лили Поттеров. Чета Поттеров погибла, не выстояв против Волан-де-Морта, а Гарри выжил, обретя лишь шрам на лбу в виде молнии. Весь волшебный мир праздновал это радостное событие, положившее конец долгим годам террора Волан-де-Морта и Пожирателей смерти, волшебники появлялись среди маглов, не заботясь о статуте Секретности...

Теперь Кэт, более не опасаясь за свою жизнь и жизнь Мэгги, могла вернуться в свой старый дом. Но возможность эта была лишь иллюзией, немощным призраком былого счастья – волшебнице больше не хотелось даже издали смотреть на тот дом, что был свидетелем смерти ее любимого, жить в нем, зная, что, если бы не роковая случайность, Джек был бы вновь рядом с ней и Мэгги... Так что Кэт даже не думала о возможности вернуться туда, куда не было возврата, и по-прежнему жила вместе с мамой, но уже спокойнее, чем раньше. Но не могла забыть о том, что спокойствие это было достигнуто гибелью двух людей, что едва-едва вступили во взрослую жизнь – Лили и Джеймс, когда-то – ее ученики, стали последними жертвами Волан-де-Морта. Они боролись, зная, что надежды нет, пожертвовали собой ради сына, как когда-то Мэри, еще подчиняясь Волан-де-Морту, спасла их, не думая, что ждет ее за это. Если бы Мэри тогда не поступила так, кто знает, что было бы? Пророчества, что так и не получил Волан-де-Морт, не было бы, как и того, о ком говорилось в этом пророчестве. И Джек бы не погиб... а может, и погиб, но уже по другой причине – ведь террор Пожирателей смерти длился бы и дальше, и привел бы к страшным последствиям...

Кэт, поначалу думавшая целыми днями только об этом, в конце концов, оставила бесполезные раздумья, и обратила все свое внимание на настоящее, проблемы которого были намного существеннее. Долгое время – около двух лет, она никак не могла найти работу и жила за счет мамы, что ее чрезвычайно смущало, как бы Мелинда не уговаривала ее не обращать на такую мелочь много внимания. Но как-то раз Кэт повезло – одной из ее соседок понадобилась парочка клаббертов, и волшебница, недолго думая, выполнила просьбу соседки, попутно дав пару советов по содержанию клаббертов. Она выразила Кэт свою благодарность, рассказала об оказанной ею услуге всем своим знакомым... Весть о том, что в деревне появилась волшебница, знающая все о магических созданиях, быстро облетела деревню и уже на следующий день Кэт с удивлением видела, как десятки волшебников идут к ней за советами, с просьбами... Довольные стараниями и умениями Кэт, они благодарили ее, как могли – деньгами, необходимой хозяйственно-домашней утварью, а иногда и игрушками для Мэгги. Кэт была рада этому – теперь у нее была работа, хоть и непостоянная. И давала она Кэт не только пропитание, но и осознание своей нужности и полезности. Но волшебница была вынуждена на время бросить эту работу – из-за болезни, что внезапно поразила Мэгги.

В один из летних дней Мэгги вдруг упала на пол и начала биться в припадке, стремясь раскроить себе голову о предметы мебели. И делала это с такой силой, что ни Кэт, ни Мелинда, ни даже заклинания не могли ее остановить. Целители больницы, в которую волшебница доставила дочь в спешном порядке, обследовав малышку, дружно развели руками – симптомы неизвестной болезни не попадали ни в какие рамки известных им недугов. Но когда Кэт, заливаясь слезами отчаяния, умоляла целителей сделать все возможное, лишь бы Мэгги перестала самоистязать себя, припадок неожиданно прекратился, дав обессиленной малышке шанс на отдых. Целители смогли вновь, уже в спокойной обстановке, обследовать Мэгги, но это ровным счетом ничего не дало – впечатление складывалось такое, словно припадка, столь ужасающего недавно и Кэт, и целителей, не было вовсе – девочка была здоровее, чем это только было возможно вообще. Волшебница заподозрила, что припадок мог быть как-то связан с той болезнью, от которой Мэгги чуть не умерла два года назад, но проверить свою догадку никак не смогла – поиски Джейн Келленберг ни к чему не привели. Видимо, целительница еще до падения Волан-де-Морта скрылась в какой-нибудь глуши, и вновь появляться в больнице святого Мунго не собиралась.

Так что Кэт лишь оставалось надеяться, что припадок не повторится. Две недели она беспрестанно находилась возле дочери, что почти все время спала, пыталась различить в ее поведении, выражении лица тревожные знаки... и не находила, чему очень радовалась. В один из дней волшебнице вдруг стало ясно, что повода для беспокойства больше нет, и она смогла, наконец, вздохнуть с облегчением. Вот только облегчение это было временным и частичным – Мэгги со дня припадка не сказала ни слова, хоть раньше и говорила с увлечением.

Спустя три недели Мэгги, наконец, заговорила – но Кэт уже была не рада этому – ведь в то, что говорила ее дочь, было сложно поверить. Она спросила у матери: «Угадай, кого я видела, когда болела?», и Кэт сразу же поняла, что Мэгги вряд ли видела ее или бабушку – и угадала:

– Я видела папу,– с расстановкой произнесла ее дочь, глядя на Кэт абсолютно черными глазами. Эти три простых слова поразили волшебницу хуже внезапного удара молнии, но это было еще не все – рассказ Мэгги лишь начинался:

– Я видела его, говорящего с какими-то людьми. Они хотели, чтобы папа помог им чем-то, он отказался, один из них убеждал его подумать о нас с тобой... Папа сказал, что он останется верен нам, и ни одно заклинание его не сломит. Тогда те волшебники пустили в ход волшебные палочки – и один из лучей, зеленый, поразил папу прежде, чем он смог отразить его. Он упал на пол и больше не поднялся...

Кэт, потрясенно глядя на дочь, силилась сказать что-то, но Мэгги еще не закончила:

– Те волшебники перевернули весь дом в поисках чего-то важного им, даже в нашу комнату зашли. Один из них хотел убить и меня, но тот, кто убеждал папу подумать о нас с тобой, сказал, что в этом нет нужды и им вовсе не нужна месть потерявшей всех родных волшебницы.

– Мэгги, можешь описать того, про кого ты говорила только что?– спросила Кэт, затаив дыхание.

Девочка в согласии кивнула.

– Похожее на маску змеиное лицо, красные, горящие глаза, жестокий холодный голос...

Она замолчала, взглянув на мать, чье лицо было белее мела, а глаза сузились в злобном прищуре.

– Волан-де-Морт,– еле слышно прошипела она, сжав кулаки – жажда мщения подобно всепоглощающему огню завладела ее душой. Но одна мысль – о невозможности мести из-за отсутствия объекта мщения, охладила горячую голову Кэт. Нет, она и раньше думала, что Волан-де-Морт мог быть в ее доме в тот вечер – об этом же говорил и Северус Снегг, но она не знала, он ли или кто-то из его слуг оборвал жизнь ее любимого. Если бы она знала это раньше, до отъезда, бросила бы она все, следуя за слепым чувством мести, в попытке найти и покарать убийцу Джека и других, неизвестных ей волшебников? Возможно. Но для этого нужно было бы оставить Мэгги, а для Кэт, как, впрочем, и для любой матери, разлука с дочерью даже на день была хуже пытки.

Вспомнив о дочери, Кэт перевела взгляд на нее, и спросила уже ровным голосом:

– Больше ты ничего не видела?

– Видела, но те образы были смутными и расплывчатыми, и я их не запомнила.

– А как ты видела то, что рассказала мне только что?

– Как сейчас вижу тебя,– последовал лаконичный ответ, что привел Кэт вновь в изумление – как Мэгги могла видеть происходящее в гостиной, если сама в это время была в спальне? Может, она все это лишь слышала? Но тогда откуда она знает, какого цвета был луч, унесший жизнь Джека? У волшебницы голова шла кругом от этих вопросов, что, казалось бы, совершенно не имели ответов. В надежде получить логичное объяснение словам Мэгги, она рассказала матери об этом, но Мелинда, в отличие от Кэт, не сильно удивилась этому.

– Не забывай – Мэгги видела это во время припадка,– многозначительно заметила Мелинда,– стало быть, даже не видя того, что происходило тогда, сейчас она могла увидеть это так же четко, как видит нас с тобой. А потом, с уходом Пожирателей смерти, ее видения просто оборвались?

– Нет,– покачала головой Кэт в отрицании, вспоминая сосредоточенное личико дочери, когда она пыталась припомнить то, что видела после сцены о смерти отца,– были еще какие-то, но слишком расплывчатые. Может, оттого, что припадок начал набирать силу?

– Он может повториться,– произнесла Мелинда со значением,– и тогда, возможно, мы узнаем, что именно он дает Мэгги в большей степени – страдания или давние воспоминания.

– Ты, что, хочешь, чтобы Мэгги вновь страдала, лишь бы выяснить, что еще она может помнить?– воскликнула Кэт в ужасе,– неужели она для тебя как подопытный клабберт?

– Конечно, нет, Кэт, Мэгги мне очень дорога как внучка. Но мы ведь все равно ничем не сможем ей помочь...

– Тогда остается надеяться, что припадок больше не повторится, иначе...

Голос Кэт пресекся, а взгляд, что лучился отчаянием и горечью, она устремила в пространство.

– Мы будем молиться, чтобы беда обошла нашу Мэгги стороной,– сказала Мелинда, крепко сжимая руку дочери.

Кэт, очнувшись, кивнула, прекрасно зная, что ничего другого им просто не остается...

С этого дня каждая минута стала для Кэт медленной пыткой – волшебница беспрестанно находилась рядом с дочерью, с тревогой и то уменьшающейся, то начинающей набирать силу паникой ожидала повторения припадка. То, что Мэгги вела себя, как ни в чем, ни бывало, теперь казалось Кэт плохим знаком. Она была как на иголках и, как ни старалась вести себя, как ни в чем, ни бывало, у нее это плохо получалось. Все чаще и чаще происходили нервные срывы, Мелинде казалось даже порой, что Кэт сходит с ума... Она уже было хотела настоять на немедленном лечении, но именно тогда Кэт словно пришла, наконец, в себя – перестала смотреть на Мэгги с болью во взгляде, думая, что ее вот-вот поразит припадок... Сама волшебница не могла объяснить, почему так произошло – просто она почувствовала, что никакой угрозы для Мэгги нет, и не было. Так прошел целый год со дня припадка, многочисленные шрамы, свидетели припадка, постепенно совсем исчезли вопреки страхам Кэт. Она больше не спрашивала у дочери, что еще она видела во время припадка, боясь услышать нечто страшное, да и Мэгги словно бы забыла о том дне, стерев его из памяти. Девочка так же совсем не упоминала о Джеке, словно у нее никогда не было отца. До припадка Мэгги знала о нем лишь то, что он умер, едва ей исполнился год, ну и, разумеется, видела карточки с его ликом – мягко улыбающийся невидимому собеседнику мужчина с коричневыми глазами и черными волосами, что теперь были и у Мэгги... Узнав же всю правду во время припадка, девочка не задала матери ни единого вопроса о том, почему ее отца убили, словно знала это и так. Кэт же была этому лишь рада – те раны ее сердца, что кровоточили так долго после смерти ее любимого, постоянно открывались вновь, стоило ей вспомнить те времена, когда ее любимый был с ней и дочерью... Кэт замечала, что грусть ее не укрывается от Мэгги и в такие моменты девочка забиралась к матери на колени, и, обнимая, заглядывала в глаза своими черными, как агат, глазами – словно пыталась бессознательно разделить с Кэт эту боль. И, что самое странное, ей это удавалось – волшебница чувствовала, что боль, прочно засевшая в ее сердце, поспешно отступает, словно изгнанная неведомой силой, и измученная душа Кэт получала долгожданный покой. Со временем воспоминания о Джеке приносили волшебнице только грусть и неизбывную нежность, и эти же чувства оставались в ее сердце как бы в напоминание о том, сколько счастливых мгновений она провела с любимым.

Шло время, перетекая из будущего в прошлое; наступил 85 год, что принес в семью Мейндженов большие перемены. Ранней весной, в середине марта, в то время, когда снег только-только растаял, и показалась молоденькая травка, Мэгги наконец-то нашла себе компанию, которой была лишена до этого – в их небольшой деревеньке совсем не было ее ровесников, все дети уже учились в магических школах. Соседний дом, до сих пор пустовавший, в один из весенних дней оказался заселен – новым семейством. И по счастливой случайности у семейства Джейсонов была шестилетняя дочь – ровесница Мэгги. Ее звали Элис, и, так как у нее не было ни братьев, ни сестер, она быстро сошлась с Мэгги – уже на второй день девочки везде ходили вместе и проводили долгие часы за всевозможными играми в ближайшей рощице. Правда, случались и ссоры, и тогда Мэгги и Элис могли враждовать месяц и больше, даже если причина ссоры была пустяковой. Частенько Мэгги, в общем-то, добрая и отходчивая, приходила мириться первой, но иногда, когда речь шла о чем-то важном ей, о чувстве оскорбленного достоинства, к примеру, Мэгги не прощала Элис даже тогда, когда она сама приходила к ней с извинениями.

Так произошло в конце сентября – Мэгги, что обычно возвращалась домой к ужину, пришла в один из дней незадолго до обеда, который всегда пропускала. Кэт, увидев дочь, сразу поняла, что что-то не так – девочка буквально летела к дому, ее глаза были непроницаемо-черными, и зло блестели на бледном лице, тонкие губы словно призывали некую кару на голову невидимому обидчику... Мэгги хотела было пролететь мимо матери, но Кэт остановила дочь, перехватив за локоть.

– Мэгги! Что произошло?

Секунды две Кэт казалось, что Мэгги сейчас кинется на нее – такое безумное лицо у девочки стало вмиг. Но уже через пару мгновений оно кардинально преобразилось, стало просто серьезным. Глаза стали более мягкими, не черными, а серыми, и смотрели с непониманием и затаенной болью.

– Я думала, Элис поймет меня, когда рассказывала про свой припадок,– сказала Мэгги с горечью в голосе,– но она лишь рассмеялась мне в лицо, посоветовала меньше фантазировать... Неверие Элис не сделало ее моим врагом, но подругой ее я больше считать не могу.

Кэт ответила Мэгги лишь растерянным взглядом – подходящие слова для утешения и ободрения дочери почему-то не шли на ум.

– Но ты же не пыталась отстоять свою правоту силой?– спросила Кэт у дочери с затаенным страхом в голосе – обычно способности к волшебству появляются лет в семь, а Мэгги было пока что лишь шесть.

Страхи Кэт не были оправданы – девочка со странной, кривой улыбкой покачала головой в ответ:

– Конечно, нет, так я ничего бы не добилась.

Кэт перевела дух, но не смогла удержаться еще от одного вопроса, который задала словно бы по инерции:

– А как бы добилась?

– Только если бы смогла показать Элис, каково на самом деле пережить подобное,– ответила Мэгги с расстановкой, глядя в пространство остановившимся взглядом.

Волшебница, глядя на дочь, невольно ощутила тревогу – сейчас Мэгги выглядела намного старше своих лет, да и рассуждала совсем не по-детски. Но тревога эта, едва появившись, ушла – девочка, переведя взгляд на мать, мягко улыбнулась ей:

– Не беспокойся за меня, мам, ссора эта – пустяк. Давай лучше посмотрим на твоих любимцев.

Кэт, улыбнувшись дочери в ответ, подхватила Мэгги на руки, и, зайдя в гостиную, уселась вместе с ней на диване, обложившись старыми фотокарточками с изображением различных волшебных существ. Такое времяпрепровождение – за фотокарточками с любимцами Кэт, уже стало традицией для Мэгги – тогда, когда она была расстроена, вид волшебных созданий словно бы успокаивал девочку. Вот и теперь Мэгги уже через десять минут безмятежно улыбалась, разглядывая то единорога, то гиппогрифа. Кэт попробовала было объяснить дочери, что даже лучшие друзья могут порой недопонять друг друга, но девочка, едва услышав об этом, пронзила ее таким взглядом, словно на месте нее была Элис, и поспешно выбежала на улицу, уже не слыша несущихся вслед увещеваний матери. Кэт не стала догонять Мэгги – раз она хотела уединения, лучше было не навязывать ненужную помощь, а оставить дочь в одиночестве. Мэгги вернулась часа через три, но с матерью говорить уже не хотела – заперлась в своей комнате.

Кэт стало ясно, что ее дочь была сильно задета насмешками Элис – так сильно, что больше даже слышать о подруге не хотела. И волшебнице пришлось с этим смириться – Мэгги совершенно не желала говорить с ней на эту тему. Тогда Кэт поговорила с Элис – девочка твердила, что невиновата ни в чем, а что виновата Мэгги – и все дело в ее чрезмерной уязвимости и в любви к выдумкам. Кэт, выйдя из себя, сообщила, что ее дочь никогда не лгала и для пущей убедительности в красках описала припадок Мэгги. Элис это необычайно смутило, но раскаяться не заставило – из-за чистого упрямства.

Больше двух месяцев Мэгги и Элис были в глухой ссоре, и Кэт уже казалось, что слова ее дочери о глубокой обиде и ненависти правильны – но тут, под Рождество, Мэгги, наконец-то, помирилась с Элис. Кэт не видела, как именно это произошло – в один из вечеров декабря ее дочь пришла домой не одна, а с Элис. Они обе что-то бурно обсуждали, улыбаясь во весь рот, но почему помирились так и не сказали толком – Кэт услышала от дочери только, что ей сильно не хватало общества подруги, и ни слова больше. Кэт вздохнула с облегчением, но все же не смогла не заметить одну странность – теперь Мэгги не звала Элис в гости, а сама пропадала у нее часами. Волшебница списала эту странность на нежелание Элис сталкиваться с ней. Но было еще кое-что, что тревожило Кэт – раньше всегда рассказывающая чем занималась вместе с Элис, теперь Мэгги говорила одно и то же краткое «играли», и расспросы матери оставляла без ответов, закрываясь у себя к комнате или же убегая из дому – к Элис. Побеги эти становились все чаще, Кэт запретила Мэгги выходить из дому, обвиняя в изменениях характера дочери Элис, она запретила Мэгги общаться с Элис – и теперь девочка ссорилась с матерью постоянно, вновь и вновь убегала к Элис, затем – возвращалась домой, под домашний арест, вновь орала на мать... Так продолжалось до тех пор, пока очередная ссора Кэт и Мэгги не закончилась плачевно для девочки – волшебница, секунду назад в гневе орущая на дочь, мгновение спустя с ужасом наблюдала, как Мэгги, упав на пол, забилась в судорогах боли, исступленно крича и плача... Кэт взяла ее, неистово бившуюся, на руки, осознавая, что вновь может лишь смотреть на мучения дочери, и по щекам ее, так же как и по щекам Мэгги, текли ручьи слез. Ей оставалось лишь надеяться, молиться всем святым, чтобы припадок прекратился как можно скорее... А сердце волшебницы разрывалось на куски от звучащего в ушах исступленного крика Мэгги...

Мелинда, что еще с улицы услышала надрывные крики внучки, ворвавшись в гостиную, обнаружила стоящую неподвижно Кэт, что сжимала в объятиях находящуюся без сознания Мэгги. Кэт тоже была на грани обморока и Мелинда еле-еле смогла уговорить ее присесть и положить Мэгги на кровать – Кэт все казалось, что стоит ей отпустить дочь, и припадок вновь вернется, и тогда уж точно унесет с собой девочку... Так она сидела у кровати дочери всю ночь и все утро, и сердце ее в испуге замирало при малейшем движении Мэгги. Не выдержав постоянного напряжения, Кэт уснула, вновь сжимая в объятиях дочь. Мелинда сидела возле Мэгги до тех пор, пока Кэт не проснулась. Но и тогда волшебница не согласилась отойти от дочери и поспать, сказав, что будет сидеть возле кровати Мэгги целыми днями подряд. Но ей не пришлось ждать так долго – уже на второй день девочка очнулась и рассказала матери все, что было до припадка и то, что она видела, пока билась в судорогах боли.

Как оказалось, слова о перемирии и извинениях Элис были всего лишь отговоркой – на самом деле одними извинениями дело не обошлось. Элис, осознав свою неправоту, больше недели пыталась помириться с Мэгги, но та ее не слушала и избегала. Наконец Элис подкараулила Мэгги, когда та гуляла в небольшом лесочке возле деревни, и, появившись перед ней, начала умолять ее о том, чтобы Мэгги хотя бы выслушала ее. Девочка, сраженная упорством Элис, согласилась, и, выслушав ее извинения, собралась уйти, но тут ее догнал отчаянный голос:

– Ну что же я сделать должна, чтобы твое прощение заслужить?

Мэгги, обернувшись, покачала головой:

– Тебе такое будет не под силу. К тому же, добровольно ты не согласишься.

– На что?

– Почувствовать страдания, что причиняет припадок.

Кэт, услышав такое, почувствовала, как по спине пробежал холодок ужаса – точно так же ей тогда ответила Мэгги на ее вопрос об отстаивании правоты. А девочка, словно не заметив реакцию матери на свои слова, продолжала тем же размеренным, ничего не выражающим голосом:

– Я была абсолютно уверена в том, что Элис лишь посмеется над таким заявлением, но она согласилась – видимо, думала, что я шучу. И я, остро чувствуя ее вину, что окружала Элис подобно зловонному облаку, просто не смогла не выполнить ее просьбу – и своей волей заставила ее почувствовать те страдания, что достались мне три года назад. Она билась в судорогах у моих ног, крича и плача, а я даже не пыталась прекратить ее мучения. До тех пор, пока чувство вины, испытываемое Элис, не стало меньше тех страданий, что она выносила в тот момент по моей воле. И в тот же момент все прекратилось – и уже я, испытывая отвращение к себе, извинялась перед Элис, находящейся на грани обморока.

Мэгги замолчала, взглянув на полное ужаса и страха лицо матери. Кэт даже слова не могла сказать, от потрясения потеряв дар речи.

– Так же на меня Элис смотрела, когда в себя пришла,– произнесла девочка с горечью в голосе, и по щекам ее побежали ручейки слез.

Кэт, словно очнувшись, заключила дочь в объятия, и уже тогда спросила:

– Значит, ты просто захотела, чтобы Элис страдала, и твое желание сбылось?

– Нет, одно мое желание здесь ничего не смогло бы сделать,– ответила Мэгги, стирая слезы и отстраняясь от Кэт,– это желание у меня было и раньше, в тот день, когда мы с Элис поссорились. Решающую роль сыграло чувство вины Элис. Оно же и послужило мне разрешением на то, что я бы не сделала ранее, став дополнением к ее согласию.

Кэт слушала сбивчивую речь Мэгги, и ощущала себя так, словно не видела дочь с рождения, а теперь вернулась и поняла, что это уже не та малышка. Появление способностей к колдовству – ерунда по сравнению с рассуждениями Мэгги. Кэт казалось теперь, что она словно бы не знала настоящую Мэгги, которую до этого времени затмевала прежняя – спокойная и добрая, никогда не знающая о чувстве мести.

– Неужели Элис не рассказала о происшедшем родителям?– спросила Кэт недоумевающе,– и захотела общаться с тобой после такого?

– Даже если бы она рассказала о происшедшем, ей все равно никто бы не поверил – ну как шестилетняя девочка может сотворить такое? Поэтому-то мы с Элис условились никому ничего не говорить,– ответила Мэгги и тут же добавила,– прости, мама, но я не хотела причинять тебе боль, и думала, что будет лучше, если ни ты, ни бабушка об этом не узнаете. К тому же, я тоже, как и Элис, сомневалась в том, поверите ли вы мне. И боялась...

– Наказания?– закончила Кэт за нее,– конечно, оправдывать тебя, Мэгги, будет не очень-то правильно, но подобные случаи бывают частенько, когда ребенок только открывает в себе талант волшебника. Многие дети, пробующие колдовать, еще не умеют управлять своей силой и могут натворить больших бед под властью чувств. Элис ведь простила тебя?

– Да. К тому же, она сама согласилась на это искупление, и та боль, что она испытала, не смогла заставить ее забыть об этом. Зато после тех пыток Элис смогла понять меня и больше шуток о припадке не отпускала.

Казалось, Мэгги волнует только это, во всяком случае, последнюю фразу девочка сказала таким тоном, словно была рада подобному стечению обстоятельств.

Все тело Кэт пробрала дрожь ужаса – только что ее дочь каялась в своем проступке, теперь же – была довольна им.

– То, что кроме тебя никто не испытывал той боли, что несет припадок, не дает тебе право причинять боль за одно только неверие,– отчеканила Кэт, глядя на Мэгги с холодом отчуждения,– если бы Волан-де-Морта не уничтожили, он бы порадовался, услышав такое от маленькой девочки. И точно бы сделал тебя своей последовательницей.

Мэгги мгновенно переменилась в лице, и, прежде чем Кэт осознала, что перегнула палку, девочка прокричала:

– Только что ты говорила, что не винишь меня, а теперь сравниваешь с прислужниками Волан-де-Морта?

– Они рассуждают именно так, как рассуждала ты только что,– сказала Кэт с болью в голосе,– Пожиратели смерти крайне жестоки по любому поводу и без, они не могут просто простить – как не смогла и ты.