Текст книги "Сила двух начал (СИ)"

Автор книги: Pelagea Sneake Marine

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 85 страниц)

– Итак, ты,– начал Тэдди, указывая на Мэри,– сочла предательством со стороны Брэдли то, что он сообщил о своем назначении старостой только мне.

– По-другому и не скажешь!– воскликнула Мэри, прищурив глаза.

– Но, думаю, такой «подлый» поступок меркнет перед поистине предательским с твоей стороны, Мэри, совершенным этим летом, примерно месяц назад,– заявил Тэдди обличающе,– хотя, это не только твоя вина – я поддержал тебя тогда....

Разоблаченная, девушка жарко покраснела, опуская взгляд в пол. Зато у Брэдли вид был победный.

– Это уж точно. Сбежать из моего дома посреди ночи, ничего не сказав мне, не попрощавшись – после этого слова о дружбе, сказанные тобой только что – ложь и фальшь от начала до конца.

Разгневанная столь грубым обращением, Мэри тут же вскинулась:

– Можно подумать, если бы я предупредила тебя о том, что уезжаю, ты бы отпустил меня!

– Конечно, отпустил бы. Я уважаю твою волю, Мэри. Уважал…

Брэдли пронзил девушку взглядом, ясно говорившем о глубоком разочаровании и презрении. Тэдди, видя, как далеко зашло выяснение отношений, попытался вмешаться, но Мэри остановила его движением руки.

– Значит, после моего ужасного поступка ты не хочешь знать меня?– спросила она тихо, пристально глядя в глаза Брэдли,– я бы поверила в это, если бы ты не сказал, что у тебя нет никого дороже нас двоих.

На лице Брэдли отразилось мучение, он словно разрывался на две части.

– Я солгал,– сказал он, не глядя на Мэри.

Она в ответ лишь покачала головой, снова опуская взгляд.

– Это сейчас ты лжешь, Брэдли. Лжешь потому, что не хочешь снова подпускать меня слишком близко к себе. Ведь если я предала тебя один раз, значит, это может повториться снова.

Брэдли снова поднял взгляд на девушку, его лицо тоже раскраснелось.

– Так ты говоришь это, потому, что…

– Я лишь высказала твои мысли, Брэдли. Выбор за тобой.

Голос Мэри звучал спокойно, но было видно, что ей сейчас не все равно, что именно ей скажет Брэдли. А Брэдли молчал, пытаясь разобраться в себе, в своих чувствах к Мэри.

Тишина, как натянутая струна, была напряженной; взгляды Тэдди и Мэри прикованы к Брэдли.

– Хорошо. Ты можешь поклясться мне, Мэри, что подобного никогда больше не случится?– заговорил Брэдли, наконец,– если нет, нам придется просто…

– Я согласна,– сказала Мэри чересчур поспешно, вызвав недоумение на лицах друзей,– я клянусь всем дорогим, что у меня есть, что никогда больше не поступлю подобным образом.

Брэдли больше минуты сверлил Мэри пристальным взглядом, который девушка выдержала, не мигая.

– Хорошо,– сказал он снова,– я верю и принимаю твою клятву. И помни, чем ты поклялась.

Тэдди, наконец, убрал щитовые чары, видя, что перемирие достигнуто.

– Теперь, когда ссора улажена, мне бы хотелось поговорить о том, что ты до сих пор скрывала от нас, Мэри. Брэдли был прав – ты не рассказала нам, куда пропадала до экзаменов, и почему твоя хандра прекратилась столь внезапно.

Мэри перевела взгляд от Тэдди к Брэдли – лица обоих выражали сильнейшее любопытство.

Мгновенно решившись, она сняла медальон с шеи и показала его друзьям, положив на раскрытую ладонь. Тонкий узор засверкал в лучах света, заставив юношей восхищенно вздохнуть.

– Какая красота!– восхитились они в один голос, как только дар речи вернулся к ним,– откуда эта изящная вещь у тебя?

Поставшись ничего не упустить и в как можно точнее передать свои чувства в ту памятную ночь, Мэри рассказала друзьям, лица которых приобретали все более и более удивленное выражение, где и как она нашла медальон.

– При этом у меня было довольно странное ощущение,– сказала она в конце,– будто этот медальон ждал именно меня и выбрал такой момент, когда мне больше всего требовалась его помощь.

Тэдди и Брэдли обменялись удивленными взглядами, словно спрашивая друг друга, верить или нет рассказу Мэри.

– А почему ты не рассказала о своей находке раньше?– спросил Брэдли, недоумевая.

– Я была уверена, что вы просто поднимете меня на смех,– ответила Мэри таким тоном, словно это было само собой разумеющимся,– скажете, что я стянула медальон у кого-то или что мой рассказ – выдумка от начала до конца.

– Чтобы выдумать такое, нужна поистине богатая фантазия, граничащая с сумасшествием. Но ты, Мэри, вовсе не помешанная, к тому же медальон доказывает правдивость твоего рассказа.

После этих слов, сказанных Тэдди, Мэри ощутила, как легко ей стало. Все трое некоторое время сидели в молчании, любуясь ярчайшими красками, вспыхивающими на гранях камней медальона. Затем Брэдли снова заговорил, обращаясь к Мэри, с заметной неохотой отводя взгляд от медальона:

– А ты не пробовала открыть его? Мне кажется, что он может хранить в себе что-то ценное.

– Я пыталась, но не смогла сделать это. Наверное, он просто…

– Не хочет, чтобы его открывали?– продолжил Брэдли чуть презрительно,– если так, то откуда ты, Мэри, можешь знать, что он хочет быть у тебя? Может, у него просто нет другого выхода? Ведь, не имея рук, ног, и рта, нельзя выразить свое несогласие.

Мгновенно вспыхнув, Мэри спрятала медальон, зажав его в кулаке.

– Я была права, когда не хотела говорить о медальоне,– прошипела она, еле сдерживая злобу, снова поднимающуюся в ней,– я знала, что ты, Брэдли, сочтешь меня воровкой. К твоему сведению, этот медальон сообщает мне свои желания так, как может сделать это только он – посредством чувств.

– Наверное, это увлекательно – разговаривать с медальоном, а, Мэри?

Ослепительная вспышка света осветила купе; Брэдли со всей силой вжала в стену невиданная сила, стремясь уничтожить.

– Мэри!– раздался крик ужаса, одновременно купе содрогнулось так, что все трое попадали на пол. Тэдди, тут же вскочив, кинулся к Брэдли, который мог только сдавленно хрипеть от пережитого испуга. Мэри наблюдала за попытками Тэдди привести в чувство друга со странным чувством нереальности происходящего. Потом она поймала себя на мысли, что страдания Брэдли не приносят ей угрызения совести и что, пожалуй, она наслаждается ими.

– Он же просто пошутил, а ты… чуть не убила его! С каких это пор ты начала решать споры с помощью силы?

Укор в голосе Тэдди, его непонимающий взгляд мгновенно привел Мэри в чувство, но злость не прошла.

– Зато теперь он знает, когда и на какие темы со мной шутить не следует,– сказала она довольно жестко,– и к чему в противном случае это может привести.

Тэдди посмотрел на нее так, что Мэри стало не по себе от этого его нового взгляда. Такой взгляд появляется у человека, который, приручая львенка, привык видеть перед собой маленького, пушистого котенка. Но, когда, в конце из миленького зверька вырастает дикий, опасный зверь, то, наконец, понимает, кого он приручил себе на беду.

– Я ошибался, когда думал, что знаю тебя, Мэри. Ну что ж, по крайней мере, теперь мы оба знаем, кто ты на самом деле.

Мэри вдруг показалось, что с ней сейчас разговаривает кто-то совершенно чужой ей; взгляд девушки стал непонимающе – растерянным, кающимся. Осторожно присев на сиденье, где полулежал Брэдли, постепенно приходящий в себя, она спросила дрожащим голосом:

– Ну, как он, Тэдди?

Юноша ничего не сказал в ответ, ограничившись коротким жестом, говорившим: «мол, сама видишь». Еще несколько минут он приводил Брэдли в сознание, пока тот, наконец, не очнулся. Его ошеломленный взгляд блуждал по купе, пока не остановился на Мэри, при этом зрачки юноши мгновенно расширились. Девушка ясно ощутила волну страха, подобную цунами, которая прокатилась мимо, исчезнув без возврата.

– Брэдли, ты в порядке?– спросила она взволнованно.

– Да,– едва прохрипел несчастный, по-прежнему не сводя ошеломленного взгляда с Мэри.

– Я думаю, что тебе, Мэри, лучше выйти ненадолго, дать прийти ему в себя,– сказал Тэдди командным тоном,– заодно и свою горячую голову остудишь.

Девушка мгновенно подчинилась, прекрасно понимая, что Тэдди прав. Выходя из купе, Мэри как можно тише притворила дверь за собой, и остановилась у открытого окна. Так она и стояла минут 10-15, вдыхая прохладный вечерний воздух, и чувствуя, что злость уходит без возврата. Наконец, покалывание в ладони возвестило ее, что медальон все еще зажат в кулаке, судорожно сжатом. Раскрыв ладонь, Мэри внимательно всмотрелась в тонкий узор, стараясь разобраться в себе. Стоило ли так реагировать на безобидную шутку Брэдли, стремящегося как можно сильнее досадить ей?

В общем-то, его можно понять – он так и не простил ее за тайный побег из его дома. Но мстить так мерзко, называя ее сумасшедшей, к тому же упоминать при этом медальон…

Неужели ее лучший друг так сильно изменился за такое короткое время? Его алчный взгляд, которым он сверлил медальон – неужели он попытается отобрать медальон у нее?

Мэри гневно встряхнула головой, отгоняя снова подкатывающую злость. Затем решительным движением надела медальон на шею, надеясь, что он принесет ей спокойствие.

Дверь за ее спиной шумно открылась, заставив Мэри стремительно обернуться. В дверях купе стоял Тэдди, жестом разрешая ей снова войти. Брэдли уже не лежал, а сидел, но лицо его было по-прежнему бледное, как мел. И выражение ужаса, появившееся несколько минут назад, тоже не уходило, придавая Брэдли вид загнанного в угол человека.

Мэри села на сиденье напротив него и сказала, придав своему голосу максимальную мягкость:

– Знаешь, Брэдли, ни один из нас не был искренен, когда говорил о дружбе. Видимо, она сохраняется только до серьезных неприятностей, после чего идет испытание на верность. Мы с тобой его не прошли. Мы знаем о дружбе только на словах, которыми и привыкли заменять свои собственные чувства, и которыми прикрываем свои поступки, какими бы они ни были. Мы с тобой знакомы уже пять лет, но только сегодня узнали, да и то, далеко не до конца, что собой представляет каждый из нас. Мы могли убить друг друга только из-за оскорбленного чувства собственного достоинства, в тщетной попытке доказать собственную правоту. И то, что Тэдди остановил нас, не позволив совершить ужасную ошибку, показывает, что он-то, как раз, настоящий друг нам обоим. Нам с тобой стоит поучиться у него, ведь я ни разу не слышала от него ни одного грубого слова.

Мэри с величайшей теплотой и нежностью посмотрела на Тэдди, что был несколько смущен ее словами, но одновременно и тронут.

– Так что давай мы с тобой, Брэдли, не будем держать друг на друга зла, иначе… станем злейшими врагами, а мне бы этого не хотелось, поверь,– закончила Мэри, снова оставляя право выбора за Брэдли. Кивок юноши ощутимо снял царившее в купе напряжение. Все трое обменялись неуверенными улыбками и, неожиданно для себя рассмеялись в голос. Они смеялись до тех пор, пока могли, пока покалывание в боку не возвестило, что смех – хорошо, но только понемногу. Лишь тогда они, вытирая выступившие на глазах слезы, смогли принять более серьезные выражения лиц, позволяя себе, то и дело, мимолетную, тут же гаснущую, улыбку.

Теперь, когда каждый из сидящих в этом купе снова испытывал симпатию к остальным, все сразу пришло в норму. Сразу стало тепло и легко на душе, и разговор, ставший снова непринужденным, не прекращался до приезда поезда на конечную станцию.

Мэри как всегда шутила по поводу загадочных лошадей, которых она одна из них троих могла видеть; все трое с жадностью набросились на праздничный ужин после сортировки, а, позже, разомлев, устало дошли до своих спален.

На следующий день, как всегда, начались обычные заботы, связанные с началом нового учебного года. После завтрака всем шестикурсникам очень долго раздавали индивидуальные расписания, в связи с тем, что сначала профессор Макгоногалл должна была убедиться, что каждый из ее подопечных получил достаточно высокие оценки, чтобы продолжать обучение выбранным предметам. Брэдли, так же как и Мэри, решивший пойти в Министерство Магии, все-таки получил разрешение изучать предметы, знание которых требовалось министерским работникам в отделе « Международного сотрудничества», после чего они пошли на первую пару истории магии.

Желающих изучать этот предмет в этом семестре было не так уж и много – около двух дюжин человек, со всех четырех факультетов. Сидя в непривычно пустом классе и слушая, как всегда, монотонную речь профессора Биннса, Мэри снова, уже не в первый раз, усомнилась, правильный ли выбор она сделала. Брэдли, сидящий рядом с ней, похоже, вкладывал все свои силы для того, чтобы не заснуть. Тэдди было гораздо легче – он единственный, порой, сохранял бодрствующий вид, ухитряясь записывать все.

В этот день у них было еще две пары – трансфигурация и магловедение, после обеда. После ужина все трое – Брэдли, Тэдди и Мэри расположились в уютных креслах общей гостиной, обсуждая прошедший день. Мэри и Брэдли общались друг с другом так же, как и всегда, даже, возможно, еще лучше. Разумеется, они не забыли происшедшего в поезде, но сильно на этом не зацикливались, и усиленно делали вид, что вчерашнего инцидента не было.

Лежа ночью в своей постели, Мэри впервые подумала о том, что найденный ею медальон может принести не только счастье, но и горе. Разумеется, снова ссориться с Брэдли ей вовсе не хотелось, поэтому ей нужно будет постараться, чтобы медальон, по возможности, не мозолил глаза Брэдли. Хотя тот, увидев медальон, и не предпринял попытки отобрать его у Мэри, она прекрасно помнила выражение лица юноши – смесь алчности и зависти, так удивившие ее.

На следующий день, сразу после занятий, Мэри, как всегда, отправилась к Слизнорту за очередной порцией зелья. Профессор встретил ее не очень радушно, но, тем не менее, противоядие было приготовлено, и он отдал его Мэри.

– Столько хлопот с этим зельем,– сетовал Слизнорт,– вы могли бы научиться варить его сами, ведь не думаете же, что я буду готовить его вам вечно?

– Сейчас же начну практиковаться, профессор,– клятвенно заверила Слизнорта Мэри,– но представляю, сколько ингредиентов зря переведу, прежде чем добьюсь успеха.

Профессор Слизнорт покачал головой, не найдя достойного ответа – да и что тут скажешь? А Мэри, улыбнувшись, удалилась, зажав в кулаке столь ценное для нее зелье.

Следующие несколько недель, что были очень похожи друг на друга, прошли очень быстро для Мэри. Ей худо-бедно удавалось справляться с тем количеством домашних заданий, что задавали учителя. Теперь она не спрашивала совета у Тэдди – справлялась сама, и еще помогала Брэдли, у которого были еще, к тому же, тренировки по квиддичу – он был загонщиком в команде Гриффиндора.

Довольно быстро наступил ноябрь, который принес легкие морозы и победу гриффиндорцам в первом матче с когтевранцами. Победители праздновали так бурно, долго и весело, словно уже выиграли кубок. Даже профессор Макгоногалл, попытавшаяся угомонить празднующих, потерпела поражение – заставить всех уйти спать она смогла только после часа уговоров и угроз. Всем гриффиндорцам тогда показалось, что вычет 100 очков у Гриффиндора – простой блеф, но утром, перед завтраком, они имели несчастье убедиться, что их декан не бросает слов на ветер. Вернуть так глупо потерянные очки удалось только спустя неделю, в результате множества усилий, потраченных гриффиндорцами со всех семи курсов. Брэдли и Тэдди же, к своему собственному изумлению, стали свидетелями серьезной перемены в Мэри – она мало того, что трудилась больше всех остальных на занятиях, что было совсем ей не свойственно, но и оставила свои шалости и проказы в адрес преподавателей и других, не слишком любимых ею учеников. За довольно короткое время она превратилась из бесшабашной сорвиголовы в одну из самых примерных учениц, став серьезной и целеустремленной. Теперь большую часть времени Мэри проводила за книгами, к которым раньше даже не притрагивалась, словно говоря всем, что и она тоже может быть способна не только на проказы, но и на впитывание всего заданного им материала. И это самое «впитывание» получалось у нее неплохо. Теперь все преподаватели без исключения не могли нахвалиться на Мэри – им такая перемена в ней была, разумеется, только на руку. Так она подала пример и своим друзьям – глядя на нее, и Брэдли начал учится намного старательней, а Тэдди просто продолжал держать марку.

После рождественских каникул всех шестикурсников обрадовало объявление, говорящее о начале уроков трансгрессии, которое они обсуждали днями напролет. Мэри с нетерпением ожидала этих уроков – научиться трансгрессировать было ее мечтой, так же, как и у Брэдли. А вот Тэдди отнесся к этому совершенно равнодушно – он не принимал участие в таких разговорах, считая, что трансгрессия ему ни к чему. Но, тем не менее, он, соблазненный рассказами тех, у кого родственники никак не могли обойтись без трансгрессии, тоже записался на курсы.

В самый первый урок трансгрессии Мэри, так же, как и ее однокурсники, была поражена тем, что смогла трансгрессировать при первой же попытке. Инструктор, наблюдавший эту сцену, пришел в полный восторг от способностей Мэри и незамедлительно поинтересовался, пробовала ли она трансгрессировать ранее, и не было ли в ее роду таких же талантов, как она. Услышав категорическое «нет» он не огорчился, а, напротив, еще больше обрадовался. Под конец урока, после того, как Мэри раз за разом идеально трансгрессировала, инструктор весь лучился восторгом, говоря, что редко встречал подобный талант. По его мнению, Мэри даже экзамен не был нужен – ведь она трансгрессировала как мастер своего дела. В конце концов, инструктор пришел к выводу, что в качестве исключения Мэри сможет пройти экзамен по трансгрессии на следующей неделе, и если сдаст его с успехом, то будет трансгрессировать уже свободно.

И она его сдала – без особых усилий, играючи, словно была старше своих однокурсников года на два. После этого по всему Хогвартсу до конца семестра ходили разнообразные слухи об удивительных способностях Мэри к трансгрессии – все удивлялись, каким образом и с помощью чего волшебница сдала экзамен раньше срока. Впрочем, Мэри особо на подобные разговоры внимания не обращала – для нее было важнее то, что ее друзья хуже к ней после этого относиться не стали. Наверное, только они трое – Мэри, Брэдли, и Тэдди догадывались, что без медальона здесь не обошлось.

Проходили дни, пролетали месяцы – наступил конец еще одного учебного года, для Мэри и ее однокурсников – шестого. Он ознаменовался сразу несколькими событиями: Гриффиндор наконец-то победил остальные факультеты, прежде всего, Слизерин, в квиддич; Мэри и ее друзья благополучно сдали все экзамены для перехода на седьмой курс, и произошло самое главное для Мэри, то, к чему она стремилась весь год – медальон, найденный ею в Выручай-комнате, наконец, открылся. Правда, к большому разочарованию Мэри, внутри него не нашлось ничего интересного – только сложенный в несколько раз лист пергамента. О своем открытии она предпочла умолчать, справедливо рассудив, что в этом нет ничего сенсационного. Разумеется, она проверила найденный пергамент на наличие секретных записей, но тщетно: ни одно из известных ей заклинаний не подействовало, и пергамент оставался по-прежнему идеально чистым. Как-то в порыве раздражения Мэри чуть не порвала пергамент, столь стойко хранивший свои тайны, но вовремя остыла, представив, что там написано нечто ценное, что, возможно, ей прочитать до времени, нельзя. Впрочем, сильно она из-за этого не огорчалась – медальон и так очень сильно помогал ей, частенько поднимая настроение.

Седьмой курс пролетел, как одно мгновение. В памяти Мэри осталась только долгая и упорная подготовка к «ЖАБА». Теперь Мэри точно определилась, кем же ей работать в дальнейшем. Так как трансгрессировать у нее получалось непревзойденно, она решила сдавать те предметы, что нужны были для работы в отделе Магических Происшествий и Катастроф, то есть почти те же, что она сдавала на пятом курсе. Брэдли все так же хотел пойти работать в Министерство, в отдел Международного сотрудничества. А Тэдди решил устроиться в больницу святого Мунго – он с самого детства мечтал стать целителем.

И все их замыслы не остались мечтами – по крайней мере, полученные ими на экзамене оценки не препятствовали претворению их стремлений в жизнь. Мэри без особых хлопот устроилась в тот отдел Министерства, в который хотела. В это время Тэдди с Брэдли ушли в кругосветное путешествие, которое было традиционным для юных волшебников, только что закончивших обучение в какой-либо школе чародейства. Разумеется, они звали с собой и Мэри, но той помешала отправиться с ними ее болезнь.

====== Глава 2. Начало нелегкого пути. ======

Прошло четыре долгих года со дня выпуска Мэри и ее однокурсников из Хогвартса, первые года взрослой жизни, в которую вступила Мэри по окончании Хогвартса. За все это время Мэри так ничего и не узнала о своих друзьях, Тэдди и Брэдли – те, судя по всему, все еще были в своем путешествии, не имея возможности сообщить Мэри что-нибудь из своей теперешней жизни.

В первый год работы в Министерстве Мэри была очень даже довольна тем, какой выбор сделала в свое время – работа была ей по душе и совсем не тяготила, каждый день было что-то новое. Близких друзей среди сотрудников у Мэри не было, они все были для нее всего лишь коллегами и их отношения никогда не выходили за рамки официальных. Так что по выходным и в праздники Мэри, как повелось у нее еще с детства, сидела в полнейшей тишине у жарко натопленного камина и наслаждалась каким-нибудь лакомством в сочетании с любимой книгой. И ни разу ее одиночество не было нарушено. Пожалуй, она сама не хотела нарушать его, поэтому и не заводила друзей. Мужчины тоже интересовали Мэри не больше, чем квиддич в свое время, хотя некоторые из ее сотрудников весьма недвусмысленно поглядывали на Мэри, приглашали ее куда-нибудь сходить, но, натолкнувшись на полнейшее безразличие со стороны Мэри, находили себе более сговорчивых женщин. Те говорили о Мэри с осуждением, считая ее довольно странной волшебницей. Кто-то даже поговаривал о том, что она увлекается Темными искусствами и как-то связана с Пожирателями смерти, но это были только слухи, распространяемые, как правило, отвергнутыми поклонниками Мэри. Сама же Мэри, хоть и прекрасно знала о том, что именно говорят о ней в ее отделе, никак на это не реагировала, и одинаково относилась ко всем своим сотрудникам без исключения – приветливо, но отчужденно.

Весной 66-го года жизнь Мэри, до этого текшая медленно и размеренно, без особых перемен, стала немного иной. Все началось в один из теплых майских дней, когда она в одиночестве сидела в своем кабинете (ее к тому времени, повысили до заведующего отделом, в котором она работала). Все сотрудники отдела были на вызовах, и только Мэри присутствовала, заполняя необходимые бумаги. От этого чрезвычайно важного дела ее отвлекли трое волшебников, что появились в ее кабинете бесшумно и довольно неожиданно. Мэри лишь на миг оторвала взгляд от бумаг, чтобы рассмотреть вошедших. Одного из них она знала – рябое лицо, изрытое оспой, обрамленное жирными волосами – Август Руквуд, работник Отдела тайн. Он, так же, как и Мэри, довольно успешно продвигался по карьерной лестнице, и про то, как же ему это удается, ходило немало слухов вдобавок к тем, что были распространены о самом Отделе тайн. Никто не знал, чем занимаются работники этого отдела; было известно только то, что в залах этого отдела хранится много уникальных вещей, и проводятся разнообразные исследования.

Мэри не сильно заинтересовалась тем, что этим волшебникам из других отделов понадобилось от нее – нынешней ночью она не выспалась из-за серии вызовов и сейчас мечтала попасть домой и отдохнуть. Может, стоит подумать об отпуске… Похоже, мужчины рассчитывали на иной прием – удивленно переглянувшись, они с комфортом расположились на стульях и выжидательно уставились на Мэри.

– Вы что-то хотели?– спросила волшебница скучным голосом, не отрывая взгляда от бумаг.

– Да, мы пришли к вам с одним предложением, деловым, так сказать…. Разумеется, оно будет касаться вас, только если вы – Мэри Моран, заведующая этим отделом.

– Ну, допустим, это я, и что дальше?

– Сейчас мы объясним вам цель нашего прихода. Нам нужно только немного вашего внимания.

Казалось, последние слова Руквуда несколько заинтересовали Мэри – снова оторвавшись от бумаг, она прошлась по лицам волшебников испытывающим взглядом.

– Я вся во внимании, говорите,– произнесла она несколько сонным голосом.

– Видите ли, миссис Моран, мы являемся…

В дверь влетела почтовая сова, прервавшая речь Руквуда. Она сбросила несколько пергаментных свитков, после чего улетела.

– Продолжайте, я слушаю,– сказала Мэри приглушенно, просматривая пришедшие бумаги.

Руквуд, посмотрев на своих спутников, снова начал:

– Мы являемся представителями небольшой группы людей, разумеется, пока небольшой, потому что со временем она станет более многочисленной, чем сейчас, и хотим, чтобы вы тоже были среди нас.

Мэри несколько рассеянно кивнула, заставив волшебников в очередной раз переглянуться.

– А что нужно для того, чтобы присоединиться к вам?

– Только ваше согласие, ничего больше. И еще необходима одна магическая процедура. Отвлекитесь на секунду, пожалуйста.

Мэри подняла на Руквуда взгляд, полный скуки. На мгновение тот подумал, понимает ли она, на что соглашается? Впрочем, это только облегчит его задачу. Удовлетворенно хмыкнув, уже поздравляя себя с победой, тот вынул свою палочку и очень тихо произнес заклинание, чтобы ни в коем случае жертва не разобрала, что именно он сказал. Через несколько секунд, он, чтобы проверить, подействовало ли заклятье на волшебницу, он произнес:

– Посмотрите на меня, миссис Моран.

Но волшебница не обратила внимания на его слова – она сгорбилась над бумагами, лицо ее было закрыто длинными темно-каштановыми волосами. Руквуд еще три раза повторил свою просьбу – безрезультатно. У него сложилось впечатление, что она заснула, и он оглянулся на двух других волшебников, что пришли с ним. Те откровенно издевались над ним, превратив свой беззвучный смех в гогот. Руквуда это привело в ярость и он, мгновенно поднявшись на ноги, взревел, сметая бумаги со стола Мэри:

– Да оторвитесь вы, наконец, от этих бумаг, будь они трижды прокляты!

Неизвестно, чего хотел добиться этим Руквуд, но не того, что произошло: волшебница мгновенно вскочила на ноги, ловко выйдя из-за стола, словно до этого и не засыпала вовсе. Лицо ее было сосредоточением презрения и ярости, а волшебная палочка – продолжением руки. Одна секунда – и все трое, пришедшие к Мэри, лежали на полу, пытаясь понять, как это случилось.

– Что, думали, что я – легкая добыча?– презрительно спросила Мэри, наблюдая за тем, как волшебники неуклюже встают,– так вот, знайте, что просто так я ни на что не соглашаюсь, тем более на то, чтобы сотрудничать с такими волшебниками, как вы.

Руквуд смог, наконец, взять себя в руки, и коротко произнес:

– Ясно. Так вы хотите выдвинуть свои условия?

Мэри смерила его высокомерным взглядом.

– Хоть ты один из Пожирателей смерти, ты не сможешь согласовать мои условия с вашей работой,– пренебрежительно заметила она,– я абсолютно уверена в том, что на это способен лишь Волан-де-Морт.

Послышался судорожный вздох, что издали все трое мужчин, поражая своей синхронностью. Мэри усмехнулась, пробежав взглядом по их вытянувшимся лицам.

– Ах, да, вы же не произносите имя вашего хозяина. Так вот, повторю, что могу всерьез задуматься над вашим предложением только тогда, когда услышу его еще раз непосредственно от Волан-де-Морта.

– Слишком много чести,– прошипел один из молчавших волшебников – его землистого цвета лицо, в обрамлении коротких светлых волос показалось Мэри смутно знакомым,– скажи еще, что сам Темный Лорд должен умолять тебя присоединиться к нему.

– Было бы неплохо,– хмыкнула она,– но, это уже из разряда фантастики.

– Довольно!– взревел Руквуд, поднимая волшебную палочку,– Круцио!

Мэри была готова к этому: резво отскочив сторону, она ответила своим заклятьем, от которого Руквуд, как только что Мэри, уклонился. Следующим словом Пожирателя стало Подчиняющее проклятье. Избежать и его Мэри не смогла – параллельно соратники Руквуда пальнули в нее своими заклятьями с таким расчетом, чтобы уж одно-то попало в волшебницу точно. И Мэри выбрала из трех зол меньшее зло, позволив Подчиняющему проклятью настигнуть ее. Но оно не подчинило её – у Мэри достало сил отринуть чужую волю. Едва она это сделала, как тут же произнесла одно из своих любимых заклинаний – взорвавшись над изумленными волшебниками, оно в один миг обрушило на них груду булыжников. Хорошенько приложив гостей Мэри по голове, камни исчезли, а Мэри, призвав в свою руку волшебные палочки всех троих, нацелила свою собственную палочку на Руквуда, произнося слова смертельного проклятья.

– Нет!! Пожалуйста, я вас умоляю, пощадите!– взмолился волшебник с выражением крайнего ужаса на покрытом оспинами лице,– мы больше не пересечемся, обещаю, если вы сейчас просто отпустите нас! Пожалуйста…

Мэри на минуту застыла, обдумывая слова Руквуда, и решив, что она не убийца, отвела свою палочку, швырнув в Пожирателей смерти их собственные волшебные палочки.

– Тогда уходите, но не забудьте о том, что второй раз я вас не пощажу.

Торопливо поднявшись с пола, волшебники закивали, и краски тут же вернулись обратно на их лица. Все трое, пятясь и кланяясь Мэри с благодарностью и страхом, в быстром темпе ретировались за дверь. А волшебница, вздохнув, стала устранять последствия визита Пожирателей смерти. Параллельно она думала о том, что вряд ли может полностью верить словам волшебника, находившегося на волосок от смерти. Это сейчас Пожиратели смерти напуганы, но вскоре они могут снова преисполниться решимости, и явятся к ней уже в гораздо большем количестве. В таком случае Мэри окажется в ловушке и будет вынуждена выбирать одно из двух: либо стать такой же, как трое волшебников, что сейчас с позором покинули ее кабинет, либо стать жертвой Пожирателей смерти. Ни один из этих вариантов не воодушевлял Мэри, но она понимала, что сделать выбор придется. Это надолго выбило ее из колеи, и сил прибавляло только одно воспоминание произошедшего недавно радостного события – после многочисленных попыток Мэри как-то увидеть написанное на пергаменте, который, по ее мнению, просто обязан был содержать в себе нечто важное, на старом листе наконец-то проявились некие письмена. Язык был Мэри абсолютно незнаком, и она так и не смогла определить его, просмотрев все книги, что у нее были, посвященные древним языкам. Даже специалисты, которым показывала Мэри слова с того пергамента, переписанные ею на всякий случай, отрицательно качали головами, ясно показывая, что они никогда не видели подобного языка.